Текст книги "Игроки Господа"
Автор книги: Дэмиен Бродерик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Девятнадцать
Марчмэйн
Полностью обнаженный, если не считать белого мясницкого фартука, загорелый под светом ультрафиолетовых ламп, упруго подпрыгивающий в легкой гравитации этой далекой-предалекой параллели – мира динозавров, не потревоженного назойливыми людьми с их извращенным разумом – Марчмэйн Зайбэк готовил своих родителей к операции.
– Теперь в любую минуту! – промурлыкал он. Женщина, называвшая себя Мириам, уставилась на него с непередаваемым ужасом, ее рот закрывала анастезирующая маска, дрожащие конечности были пристегнуты к столу ремнями. На соседнем столе муж женщины Ицхак бешено вращал глазами, его грудь бурно вздымалась, из-под маски вырывалось приглушенное рычание. Марчмэйн старался не обращать внимания на эти звуки, разглядывая виды далекого космоса.
За фальшивым окном не сияли светила мира динозавров – только межзвездная темнота. Которая соответствовала реальности – яркое освещение станции заставляло зрачки сокращаться. Однако, в полумиллионе километров виднелось искрящееся кольцо фиолетовых огней, вращающихся вокруг конденсированного объекта. Звезда Ксон излучала потоки электронов, нейтрино – и, особенно, фотино. В реальности – во всех реальностях – эта штуковина была умопомрачительно огромной, состояла из семейства Икс-частиц, таких плотных, что каждый Ксон равнялся примерно ста квадриллионам протонов, и балансировала на самом краю падения в черную дыру.
Мерзкая штуковина, сжавшаяся в сферу диаметром двадцать сантиметров и крутящаяся с умопомрачительной скоростью, превращала целую звезду в скопление элементарной материи, которой не существовало ни в одном из космосов с тех самых пор, как они разошлись в первые мгновения после Большого взрыва. Фыркнув, Марчмэйн покачал головой. И которой больше никогда не будет существовать в этой – или любой другой – вселенной, обладающей ощутимой силой расширения, отрывающей все, что угодно, от всего остального… разве только, каким-то чудесным образом, она возникнет прямо здесь, в этом средоточии, пронизывающем все вселенные Тегмарка данной параллели, где местные ограничительные законы физики запрещают эволюцию и существование разумной жизни. Марчмэйн поднял руку, сжимавшую яркий титановый скальпель, и посмотрел на серебристые иероглифы Ксон-вещества в своей ладони. Симпатично. Каждая крошечная, напряженная, вибрирующая Икс-частица была массивней десятка кровяных клеток и живее их, она удерживалась от катастрофического схлопывания только благодаря собственной уловленной лямбда-экспазионной поверхности.
А вот на фальшивых мониторах, замеченных Джан, разворачивалась совсем иная история. Увеличенная, раскрашенная в кричащие цвета, звезда Ксон кипела, точно выпячивание Гилбертова пространства, каковым она, собственно говоря, и являлась.
Это было великолепное, зловещее, яростное зрелище. «Пусть Деций сколько влезет таращится на рождение новой точки Омега, – удовлетворенно подумал Марчмэйн, – мне же достанется сей чудесный артефакт, ужасный конструкт, придуманный проклятыми Строителями Состязания, чтобы искалечить нас, заглушить наш голос, выколоть нам глаза, поставленный на тот случай, если мы вырвемся вперед и захотим перевернуть стол и переиграть Состязание в угоду собственным чаяниям».
За его спиной открылся Schwelle. Если бы Марчмэйн действительно находился глубоко в космосе, как утверждали фальшивые окна, подобное оказалось бы невозможным. Звезду Ксон создали именно с целью подавлять и запрещать такие действия.
– Заходи, Тэнзи, – сказал Марчмэйн, поворачиваясь.
– Доброе… что это, утро? Вечер? Прошло столько времени, мой мальчик, – она не торопилась обнять его.
Немного уязвленный, Марчмэйн откинул голову назад и рассмеялся.
– Не уверен, что здесь имеет смысл считать время, – ответил он. – О, я вижу, ты притащила собачонку!
Дугальд О’Брайен зарычал. На редкость идиотское имя для животного – однако Тэнзи всегда отличалась причудами и эксцентричностью.
– Полагаю, если вы просто ляжете на этот стол, мы сможем начать. Да-да, монсеньер Лабрадор, сюда, рядом с очаровательным джентльменом в ремнях.
Старый пес подпрыгнул, но соскользнул на пол, тяжело дыша.
– Опусти чертов стол, Марчмэйн!
– Конечно-конечно! Как невежливо с моей стороны!
Показатели кровяного давления и кортизола мужчины по имени Ицхак резко ухудшились. Марчмэйн подкрутил несколько нейротрансмиттерных источников питания, и связанный снова впал в апатию.
– Вы точно уверены, что хотите, чтобы я это сделал? Прямо сейчас?
– Кончай трепать языком, сынок, – буркнула собака.
Марчмэйн пожал плечами, привязал Тэнзи и Лабрадора, а когда мониторы сообщили, что все четыре пациента находятся в оптимальном состоянии, быстро обошел столы, снимая скальпы и высвобождая обнаженную кость. Потом взял лазерный нож и сделал тонкое аккуратное отверстие в черепе женщины по имени Мириам, после чего с одобрением посмотрел на ее мозг, заключенный в блестящую твердую оболочку.
Погруженный в работу, Марчмэйн не услышал, как за его спиной распахнулся Schwelle.
Двадцать
Август
Пол ушел у меня из-под ног, как будто я снова очутился на лестнице в Театре Аделаиды. Я покачнулся – и тут же чуть не упал в другую сторону. Все понятно, я оказался на планете с меньшей, чем на Земле, силой тяжести. Точнее, в анатомическом театре на капитанском мостике проклятого звездолета, прямо за спиной у доктора Франкенштейна, склонившегося над своими трупами, сверкая голой загорелой задницей и зажатым в руке окровавленным скальпелем. Датчики моргнули и запищали; на огромном то ли экране, то ли кварцевом оконном стекле царила темнота, а чокнутый мясник, нахмурившись, поворачивался ко мне – и я поднял руку и произнес слово, в результате чего мой надутый братец Марчмэйн пролетел через всю кабину и врезался в большой гладкий бак, в то время как мой пес Добрый Ду отчаянно дергал четырьмя лапами, заставляя раскачиваться кошмарный мохнатый скальп, и издавал какие-то непонятные звуки, что-то среднее между человеческой речью и лаем собаки, потревоженной во сне. Марчмэйн в непристойно сбившемся на бок фартуке поднялся-таки на ноги, махая рукой – в блестящем скальпеле отражались лампы дневного света – и голося что было мочи:
– Тоби, твою мать, немедленно иди сюда!
Мое сердце сжалось и едва не перестало биться вообще. Все смешалось. Внучатая тетушка Тэнзи с мертвенно бледным лицом лежала на одном из хирургических столов, ее голова тоже была изуродована, тонкие белые волосы свисали по сторонам, а на другом столе покоилась женщина помоложе, в кислородной маске, зато без куска черепа, и огромные то ли вены, то ли артерии, свитые в красно-голубые кольца, пульсировали на обнаженном мозге. Я понял, что меня сейчас вырвет, но не мог себе этого позволить. О, чертов Гитлер из ада, это же моя тетя Мириам, а изувеченный мужчина на соседнем с извивающимся Добрым Ду столе – блистательный скрипач, дядя Ицхак! Кошмар из самого кошмарного из кошмарных фильмов! В воздухе распахнулся Schwelle, и в помещение шагнул Тоби. Он с любопытством оглянулся и сразу же направился к голому Марчмэйну, скорчившемуся за панелью управления.
– Куда ты нас притащил, Марч? – грубо спросил Тоби, тем не менее, помогая брату подняться.
– Он убьет нас всех! – взвизгнул мясник. – Уберите отсюда этого малолетнего идиота! Ты что, хочешь, чтобы все наши труды пошли прахом?!
Глаза Тоби заметались.
– Где?.. А, на «Повешенном», – сказал он совершенно другим тоном. – Я хочу поговорить с операционной системой корабля.
Из ниоткуда раздался бесполо-мужской голос:
– КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ НАХОДИТСЯ НА ОРБИТЕ В ЦИССОЛЯРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ. ДАННАЯ ЯЧЕЙКА ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ ОГРАНИЧЕННОЙ ЕМКОСТИ НА ПОЛЯРНОЙ ОРБИТЕ ВОКРУГ ЗВЕЗДЫ КСОН. ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПРЕВЫШАЙТЕ РЕГУЛЯТОРНЫЕ БИОСИСТЕМНЫЕ ПАРАМЕТРЫ.
– Чушь собачья! – заявил Тоби. – Это фальшивка. Где мы, Марч?
– Тоби, во имя всего святого! – крикнул я. – Посмотри, чем занимался этот псих! Несчастных необходимо срочно доставить в больницу!
– Август, утихомирься. Полагаю, Тэнзи Зайбэк и собака, – задумчиво произнес Тоби. Он стоял между мной и безумцем, как будто случайно прикрывая его от меня. – Понимаю. Кажется весьма очевидным, однако работало неплохо, по крайней мере, до недавнего времени. Ты их разделил.
– Мне дадут закончить работу? – теперь Марчмэйн выглядел скорее возмущенным, нежели напуганным, и бросал на меня ядовитые взгляды. Я в смятении нацелил ладонь на них обоих. Неожиданно Тэнзи застонала и с трудом подняла голову, словно ожившая мумия. Успокаивающе помахала мне одной рукой и упала обратно на окровавленные простыни. Я кинулся к ней и склонился над столом – в моих глазах стояли слезы – отчаянно, по-детски желая протянуть руку и вернуть ужасный кусок скальпа на место.
Тетушка прошептала:
– Ты хороший мальчик, Август, хороший сын, но все в порядке, все так и должно быть. Это наша идея, наш план. Позволь Марчмэйну продолжать – и ты увидишь…
Что? Что?! Я отпрянул от тетушки, но еще крепче вцепился в ее руку.
– Жестокая, примитивная технология, – с отвращением заметил Тоби, поджав губы. – Неужели Джуни или Рут не могли придумать чего-нибудь более изящного? Нанотехнологии…
– Не будь наивным. Возвращайся к своей охоте и рыбалке, а мне предоставь черепа! – братец Марчмэйн с ухмылкой посмотрел на бесчувственного Ицхака, помещая костяную крышку его черепа в стальной контейнер. Мне ужасно, до боли захотелось посильнее врезать Марчу, но вместо этого я, не выпуская иссохшей руки Тэнзи, отвернулся, пока он лазером резал ее череп, чтобы высвободить мозг. Пожатие дряхлой руки оставалось таким же крепким – полагаю, обезболивающие технологии Марчмэйна были гуманнее, чем его ужасная трепанация. Я сам делал подобное на занятиях анатомией всего лишь год назад, однако тогда мне приходилось иметь дело с закоченевшим покойником, воняющим формалином. Тэнзи дышала, закрыв глаза; прикоснувшись к ее запястью, я нащупал ровный пульс. Переместившись к соседнему столу, Марчмэйн вскрыл голову собаки. Добрый Ду заворчал, словно видел сон о кроликах в глубоких норах. Мониторы пискнули и мигнули. Не вполне понимая, что говорю, я произнес:
– Это семафор.
– Метафора, – изумленно-презрительно поправил меня Марчмэйн.
– Я так и сказал. То, что здесь происходит – это закодированное послание, это… конструкт.
Братец вытер свои окровавленные руки об окровавленный фартук и уважительно кивнул.
– А паренек вовсе не так глуп, как я думал. Откуда ты узнал? – он начал втыкать в живую мозговую ткань стеклянные электроды. Вспыхнувшие лучи синего лазера связали все четыре мозга одной журчащей электронной сетью.
Я посмотрел на Тоби, махнул рукой в сторону мониторов.
– Это какая-то… установка, верно? – затем взглянул на пульсирующее кольцо фиолетовых огней в глубокой черноте и понял, что оно из себя представляет. Мои имплантаты испустили сочувствующее покалывание. – Это запись звезды Ксон?
– Да. Он играет в звездолеты. Всегда любил театр, наш Марчмэйн.
– Звезду Ксон открыла Тэнзи, – заявил я, сопоставив все факты. – Святые небеса, это была удивительная женщина! – и в ужасе замолчал – я говорил так, словно моя любимая внучатая тетушка уже скончалась. Хотя так оно и было, в самом главном смысле. – В любом случае, звезда – это машина, предназначенная для выключения наших стрижающих имплантатов. Это… временной замок на внутренней двери мультиленной.
Марчмэйн защелкал переключателями на мониторах; огни в кабине начали тускнеть. За огромным окном, в черной пустоте, разгорелись воображаемые звезды. Голубое излучение пульсировало между воткнутыми в мозги электродами – но не только оно. Туман окутал четыре тела – двух женщин, одного мужчину и одно говорящее животное. Они замерцали, словно испаряясь из нашего привычно измерения, ужасная пародия на трансляцию человеческой или животной плоти на один из высших уровней Тегмарка, где пространство и время поменялись местами или мультиплицировались в невыносимую мешанину с неправильным числом измерений. Нет, их тела не сплавились в одно целое и не поплыли в каком-то направлении под прямым углом ко всем остальным – но творилось нечто ужасное, и с каждым мгновением становилось все хуже.
Марчмэйн отошел назад, с удовлетворением разглядывая дело своих рук.
– Индивидуальность – моя сильная сторона, крошка. Я – мастер альтернатив. Я заставляю души литься, словно вода, из одного тела в другое. Долой неизменное и постоянное! Все течет!
Кто-то пронзительно вскрикнул. Мою руку словно заперли в туманной световой глобуле, в которую превратились Тэнзи и все остальные. Я высвободил пальцы и оглянулся. Стрижающие имплантаты отчаянно жгли кожу. Женский голос завизжал от боли. К нему присоединился мужской. Я видел, что Тоби удерживает Schwelle открытым; он стоял на пороге, готовый в любую секунду то ли сбежать, то ли позвать на помощь. Шар из рассеянного света погас. Обнаженные мужчина и женщина – совсем подростки – спотыкаясь, вскочили со столов, на которых лежали Мириам и ее супруг, и бросились друг к другу, обнимаясь, целуясь, рыдая, ощупывая, точно внезапно прозревшие слепцы, пытающиеся соотнести новый дар с привычными ощущениями. Исполненный смущенной скорби, я отвернулся от них и увидел два неподвижных иссохших трупа на других столах. Наклонился над изнуренным восковым лицом Тэнзи, всмотрелся в ее закрытые глаза. Затем поцеловал тонкие мертвые губы. Умерла. И – в то же время – осталась жить.
– Август?
Молодая женщина повернулась ко мне с влажно сияющими глазами, протянула руки. – Август. Мое любимейшее дитя.
Я недоверчиво уставился на нее, глубоко внутри понимая, почему ушли Тэнзи и мой старый говорящий пес – которых я никогда не встречал до исчезновения родителей – присматривавшие за мной после смерти Анжелины и Дрэмена. Однако мои бессмертные родители, конечно же, и не думали умирать, само собой, не погибали в авиакатастрофе над Таиландом или от нападения эмоционально нестабильных К-машин, зачищающих вселенные – и, естественно, не выбывали из Состязания. Они просто спрятались, затаились у всех на виду, стали выдуманными сущностями, понятия не имевшими, кто они такие на самом деле.
– Мама, – прошептал я, смущенно вступая в ее прекрасные обнаженные объятия. Мой отец – по виду моложе, чем я сам – горделиво и прямо стоял чуть поодаль, одобрительно кивая.
Она сказала:
– Зови меня Анжелина, дорогой. А это, конечно же, Дрэмен. Боже, как ты вырос!
– С возвращением, старые пройдохи! – раздраженно сказал Марчмэйн. – Кстати, если вы не заметили, именно я сделал всю грязную работу. Эй, Тоби, что ты стоишь на месте? Давай созывай совет! И осторожней там со Schwelle, не прищеми себе задницу!
Тоби не шелохнулся, только отвел взгляд от возрожденной пары:
– Что ты имел в виду под семафором?
– Вселенная есть вычисление, – ответил я, – разве не в это вы 1зсе верите? Разве, как утверждает ваш Онтологический институт, не это лежит в основе основ истины реальности?
– О господи, теперь он заделался в философы! – закатил глаза Марчмэйн. – Да парень прямо-таки настоящий эрудит! В свободное от работы время. Кстати, вы двое, наверное, страшно голодны, так почему бы нам…
– Тэнзи могла производить свои психические чтения только в определенное время дня или ночи, которое смещалось на четыре минуты каждые двадцать четыре часа.
– Местное звездное время! – мгновенно сообразил Тоби. – А вовсе не солнечное. Следовательно, нечто относительно стабильное на фоне фиксированных звезд включало ее дар. Если, конечно, полагать, что у нее действительно был какой-то дар, – он бросил равнодушный взгляд на мертвую пожилую леди. – Учитывая, что она сама являлась артефактом нашего любимого братца Марчмэйна…
– Нет! – воскликнул я. – Господи, ведь это очевидно, все это время факты были прямо у меня под носом! И Джан даже сказала мне об этом, только сама не заметила главного. Она назвала это… – я порылся в воспоминаниях, – онтологическим источником доступа в полях вероятности. И что-то выключало его, а вовсе не наоборот!
– Окно доступа Тэнзи открывалось, когда созвездие Сагиттариус стояло на горизонте, – кивнула моя мать. – На вид ей было не больше шестнадцати.
Сагитт… Мой мозг пискнул. Быть того не может. Название К-машинной Библии?! Я коснулся тоненькой книжицы в нагрудном кармане. Это что, радиоастрономический жаргон – «SgrA*»? Святые небеса, а почему бы и нет? Они не могли не знать об этом! Я испытывал смущение и возбуждение одновременно и хотел кусать ногти от досады.
– Полагаю, звезда Ксон находится там же, где Сагиттариус?
– В пяти парсеках от Земли, – сказала Анжелина, – если наблюдать с Земли – как раз в том созвездии. Мы долгое время считали, что радиоактивным источником является Сагиттариус А. – Увидев, что я нахмурился, она добавила: – Черная дыра в центре галактики. Она поглотила миллионы солнц, но стрижающая окклюзия – не ее рук дело.
– О! – Марчмэйн выглядел сокрушенным, явно подавленный, что не он до этого додумался. – Что ж, очень хорошо, это объясняет возрастание подавления стрижающего доступа на протяжении звездного дня, через… Который час? – он смерил меня пренебрежительным взглядом.
– Около двух часов дня, полагаю, по местному звездному времени.
– Рассвет магии! – самодовольно ухмыльнулся братец.
В моем мозгу молниеносно выстроилось логическое видение. Начнем с начала: человеческий мозг сформировался во флуктуирующей, беспокойной окружающей среде. Большинство дневных, месячных, сезонных ритмов, давно игнорируемых медициной и психологией, управляются солнечными циклами. Но в основе своего функционирования человеческая нервная система может модулироваться и широкомасштабными, слабыми потоками, приходящими извне Солнечной системы. Вращающаяся масса Земли блокирует фотиновое излучение звезды Ксон. А медленное физиологическое восстановление приходит к оптимуму как раз к местному звездному времени следующего восхода Ксон-артефакта.
Господи, это напоминало астрологические бредни Аврил, против которых меня так предостерегали! А ведь она могла оказаться права – в конце концов, что я знал? Я потряс головой. Нет, я ведь знал, что звезда Ксон находится где-то здесь, в космосе – возможно, даже именно в этом космосе. Я еще раз обдумал свою аргументацию. Предположим, она действует на меня и на других Игроков, подавляя стрижающую активность имплантатов в те часы, когда ее фотиновое излучение биологически детектируемо, не экранировано массой Земли. Такое подавление должно возрастать на несколько часов после восхода по звездному времени, достигая своего пика четыре или пять часов спустя, за которые нервная система нащупает-таки путь к установлению равновесия. Быть может, подавление спадает более полого, чем возрастает, достигая нижнего порога к тому времени, как звезда Ксон – и, по вводящему в заблуждение совпадению, Сагиттариус – снова поднимутся над горизонтом. И в эти короткие звездные рассветные часы творятся чудеса – а кроме того, в ванной Тэнзи появляются трупы, пока она безмятежно погружена в свои паранормальные труды. Затем биологическое подавление опять начинает расти, повинуясь Ксон-потокам – и цикл повторяется, снова и снова. Хуже того, возможно, изначальный всплеск восстановления стрижающей активности настолько исказил вероятностное пространство, что когда звезда Ксон висит прямо над головой, вероятностные деформации релаксируют до компенсирующего отката, после чего снова переходят на случайный уровень, в то время как излучатель-Сагиттариус опускается за горизонт. Неудивительно, что медиумам было так сложно воспроизводить свои паранормальные ритуалы!
А как же бедняжка Джан на своем «Повешенном» – на космическом корабле в глубинах космоса, находившаяся под прямым воздействием мерзкой штуковины все двадцать четыре часа в сутки? Ей пришлось бы лететь обратно. В открытом космосе от злобных эманации звезды Ксон ничто не защищает.
– Так кто же повесил сюда эту проклятую звезду? яростно прорычал я, тыкая пальцем в картинки на фальшивых экранах. – Творец Состязания? Если мы в какой-то просчитанной игре, то я не верю, что это простое совпадение!
– Заткнись хотя бы на секунду! – Марчмэйн убирал медицинские приспособления, откатывал в сторону столы с жалкими останками. – Я не доверяю этому чертовому месту! Ни капельки! Вы же знаете, что за нами охотятся К-машины. И для них не составит труда…
– Марчмэйн, ведь ты сам нас сюда притащил!
– Ну должен же я был где-то это сделать! Да, этот мир отдален от центрального ствола, но, черт бы вас побрал, чем дольше мы здесь остаемся, тем уязвимее становимся! – он раздраженно замолк, равнодушно запихивая трупы Тэнзи и Доброго Ду в черные мешки. Страшный удар сотряс помещение, пол у нас под ногами выгнулся.
– Вот дерьмо!
– Они снова нас нашли! – молодая женщина – моя невероятным образом воскрешенная мать – в отчаянии схватила мужа за руку.
Остальные члены семьи подняли шум и гам. Я увидел, как Тоби исчез за своим порогом, а его Schwelle закрылся. Секунду спустя он открылся вновь, и мой брат шагнул к нам, окруженный искрами голубого электричества. Рядом с ним шла Лун, вооруженная каким-то пугающим приспособлением. При виде ее мое сердце пропустило удар.
– Лун! – завопил я. – Немедленно уходи отсюда!
– На тебя напали! – яростно огрызнулась она, хищно рыская глазами в поисках жертвы. – Так где же еще мне быть?!
Из-под пола доносились оглушительные взрывы. Я огляделся. Воняло горящим металлом и расплавленным пластиком.
Очередной удар.
– Корабль деформеров, – сказала Лун. У меня внутри все сжалось. К-машины.
– Дерево Иггдрасиль! – мое богохульство – а я знал, что это именно богохульство – шло из самого сердца. Я сделал сложный жест, родившийся где-то в недрах имплантированной грамматики Икс-калибра. В то же мгновение фальшивый пузырь исчез.
И благодаря этому переписыванию, этому перекодированию, осуществленному моими ведомыми интеллектом и волей, мы оказались в реальном локальном мире, в высокой сочной траве под сияющими радужными рассветными небесами. Я осмотрелся. Через все небо тянулись кольца, похожие на кольца Сатурна – сверкающие, великолепные. А Луны не было. Я изумленно подумал, что, скорее всего, кольца – это не что иное, как остатки Луны, которую уничтожила гравитация.
– Что это за место? – спросил Дрэмен.
Я ничего не ответил, только крепко обнял Лун и замер в ожидании понимания, готовый к опасностям.
– Земная параллель, расположенная чертовски далеко от главного ствола, – ответил Марчмэйн, глядя по сторонам побелевшими глазами. – Меньше, легче и не заселена.
Где-то вдали, на травяных просторах, взревел ящер, а другой поднялся на могучие задние лапы, чтобы принять вызов.
– То есть, я хотел сказать, здесь нет людей, – Марчмэйн поежился, – зато куча динозавров. Парень, как, черт побери, тебе это удалось? Не сомневаюсь, ты легко защитишь нас от диких животных.
Огонь вспыхнул в моей ноге и в правой ладони. Сначала я подумал, что меня что-то укусило, однако это завывали стрижающие имплантаты. Моя нервная система работала в умопомрачительном темпе.
– Уходим отсюда! – крикнул я. – Они нас выследили! Ослепительно яркая вспышка расколола небо и в
полной тишине вонзилась в землю. Ударил яркий луч, напоминающий оружие летающей тарелки Флогкаалик. Лун выстрелила вверх. Прямо над нашими головами расцвел пурпурный огненный цветок, затем еще один, на горизонте. В наступившем зловещем затишье я успел только бросить Лун на землю и упасть сверху, прикрыв ее собственным телом, когда сметающая все на своем пути убийственная волна жара обрушилась на нас (звук удара пришел позже), обугливая и испаряя плоть – и я умер, испытывая отчаяние и гнев из-за того, что мне придется потерять Лун и своих только что обретенных родителей. Последней моей мыслью было: «Вот черт, они снова истребили динозавров!»
Но даже когда я умер, глубинные стрижающие силы сохранили какую-то часть меня, заново сотворили мое тело и сознание – иллюзорные, как и прежде. Нет, нет, нет! Это неправильно, это упрощение и принижение значимости! В то время, как алгоритм локального мира выполнялся на глубоком онтологическом субстрате ансамбля Т-мультиленной, ее выход, ее производительность были такими же реальными, как и все остальное во всех космосах бесконечность.
И я шагнул в кодовое пространство.
