Текст книги "Игроки Господа"

Автор книги: Дэмиен Бродерик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Из моей ладони хлынул свет. Господи ты боже мой, я каким-то образом активировал солнечное пламя! Тэнзи хотела этого? Погребальный викингский костер для старого товарища? Но ведь она ничего не знала о моем икс-калиберном оружии, а я, потеряв над ним контроль, мог разнести всю параллель к чертовой матери! Я попытался отдернуть ладонь, однако та словно приклеилась к голове собаки, и рука дрожала, вибрировала какой-то силой, исходящей, казалось, из моего солнечного сплетения и пульсом отдававшейся во всем теле. Свет пронизал коченеющего пса и меня вместе с ним. Что-то струилось и искрилось – информация, водоворот данных. Фрактальные формы изменялись и перестраивались. Я ничего не мог поделать. Рука и ладонь пылали, будто в них вживили сварочный аппарат. Я видел мышцы, сухожилия и кости, а в середине – светящийся клубок Ксон-материи-энергии, накрывший другой клубок, тоже мерцающий, вживленный в голову пса прямо между глазами.

Внезапно свет погас. Я почти ослеп. Моя рука соскользнула. Добрый Ду закашлялся, тряхнул головой и вскочил на ноги. Двумя ясными темно-карими глазами взглянул на коленопреклоненного меня. Его раны исчезли без следа.

– Спасибо, Август, – сказал пес. – Прости за недавнее нападение.

Я снова осел на пол, рыдая и смеясь одновременно, и Дугальд снисходительно позволил мне обнять его за шею.

– Просто делаю свою работу, приятель, – выговорил я и закашлялся. – И, кстати, когда мы убедимся, что тетушка в порядке, я бы очень хотел узнать, в чем же именно заключается эта работа.

– Дорогое дитя, я уже в полном порядке, – отозвалась старая леди бодрым голосом. Она попробовала подняться с койки, но Лун мягко удержала ее. – Ну что ж, суетитесь, если хотите. Иногда, это полезно. Август, иди сюда, я хочу поблагодарить тебя за то, что спас мне жизнь.

На тетушкиных волосах осела известка; я добавил еще пыли, когда нагнулся, чтобы подставить свою щеку под сухой поцелуй и клюнуть Тэнзи в ответ.

– Тэнзи, мне очень жаль, но твоя подруга Сэди Эбботт… – я в смятении замолчал.

– Мертва, бедняжка. Я почувствовала ее уход, – да уж, внучатая тетушка Тэнзи, старейшая телефонистка-экстрасенс, не могла пропустить подобное событие. – Кто-то напал на нас, Август, – продолжила она, тщательно подбирая слова, но с явным удивлением. – Это не было несчастным случаем.

– Я знаю. И не думаю, что они остановятся только потому, что мы сбежали в… сюда, – я обвел рукой темный минималистский приют, по-прежнему не уверенный, что же из себя представляет Матрешечный мозг Джулса. Очевидно, какой-то конструкт. Я поймал взгляд брата. Он недовольно созерцал меня, поджав губы. – Джулс, извини, если мы привели их за собой.

– Это не проблема, – отозвался братец. – Ты соришь.

– Что, прости? – я похлопал по своей одежде, и в воздух поднялось маленькое облачко цементной пыли.

– И все – прямо на чистый компьютрониум! Прекрати. Ты грязный, и тебе чертовски не повредит хорошая головомойка.

– О боже, – устало вздохнул я. – Десятое мытье и перемена одежды за два дня. – Конечно, он был прав, моя голова зудела, а глаза слезились. – Хорошо, Макдуфф, веди меня к воде!

– Нет времени на эту чепуху, – Джулс открыл окно, позвал: – Джуни?

Сестричка шагнула за порог с бокалом шампанского в одной руке и цыплячьей ножкой в другой.

– Позаботься об этом чучеле и почисть его, идет? И быстро, бегом назад.

– Мне больше нравилась борода, – сообщила Джуни, всучивая Джулсу шампанское и кусок мертвой плоти, которые он принял с явным отвращением. – Она придавала тебе вид святоши, а так – ни то ни се. Что ж, идем, молодой человек!

Я взглянул на Лун; девушка кивнула, не двигаясь с места, держа Тэнзи за руку. Джуни открыла Schwelle, и мы оказались в помещении, заполненном мерцающими пузырьками света и крохотными неуловимыми радугами, напомнившими мне о снах Максфилда Пэрриша  [32]32
  Пэрриш, Максфилд (Maxfield Parrish) (1870—1966) – американский художник и иллюстратор.


[Закрыть].

– Почистите его, – кинула сестра в пространство. Ветерок взъерошил мои волосы, потревожил одежду,

словно крошечные пальчики тысяч шаловливых фей. Щеки начали гореть и, подняв чистый палец, я коснулся гладкой, как у младенца, кожи. Судя по всему, невидимые пескоструйные аппараты напрочь содрали верхний слой эпидермиса. Глаза на секунду заслезились, в них защипало – и все стало немного четче, чем прежде. Я снова осмотрел собственные ладони. Исчезла не только кровь – исчезли и порезы, из которых она вытекла.

– Вот это да! – восхитился я. – Да у тебя тут настоящий хозяйственный полтергейст!

– Наноэффектуаторы, – гордо сообщила Джуни. На ее пальцах не осталось ни следа куриного жира. Взяв мою обновленную руку в свою, она открыла портал и потянула меня за собой. Затем остановилась и довольно оглянулась. Я вспомнил старую шутку про богатого генерального директора, который как-то раз столкнулся со своим подчиненным у входа в огромный небоскреб компании. Стоял весенний день, теплый, но не жаркий, легчайший ветерок доносил аромат цветов из ближайшего парка. «Прекрасный день!» – сказал подчиненный. Директор удовлетворенно улыбнулся, кивнул и ответил: «Спасибо». Ну прямо вылитая Джуни!

– Эти чертовы штуковины рассеяны в воздухе? – внезапно я чуть не задохнулся, отчасти от надменного взгляда сестрицы, отчасти представив, как проглатываю миллионы нанороботов. Наверняка они трудились не покладая рук, вычищали холестерин из моих артерий и освежали дыхание. Однако, как бы там ни было, зловоние взорвавшегося дома исчезло. Я провел рукой по чистым волосам. Гладкие и шелковистые.

– Я называю их туманцем. Их предки съели все в этой параллели, разнесли на молекулы флору и фауну, разрушили здания, а потом, видимо, решили переключиться на добрые дела. Я их перепрограммировала, с некоторой помощью М-мозга Джулса, – Джуни повернулась к Schwelle. Я удержал ее за руку.

– Какого именно? Я успел там побывать, и мне это напомнило самую большую виртуальную реальность в мире.

Джуни отрывисто усмехнулась.

– Ну да, можно и так сказать.

– Что смешного, Джуни?

Для объяснения она выбрала долгий окольный путь, но я не собирался ее прерывать. Хвала небесам, наконец хоть какие-то ответы!

– Система Мозга матрешки, судя по всему, была сконструирована около двух тысячелетий назад культурой, произошедшей от слияния строителей египетских пирамид и индийских математиков. Очевидно, название не их – они называли свое детище Яйцом Ра. «Матрешка» – это такая русская кукла, ну, знаешь, открываешь ее – а там внутри еще одна, поменьше, а у нее внутри – еще одна, и так далее.

– Ах вот оно что. Звездная куколка.

– Да, это дейксис Джулса. Солнце спрятано внутри и светит, как обычно. Видишь ли, они разрушили все планеты и превратили их вещество в концентрические орбитальные оболочки, каждая следующая – больше и холоднее предыдущей. Это инвертированный закон излучения четвертой степени, поэтому на горячих внутренних оболочках и сосредоточена вся работа, хотя внешние намного обширней, – загадочно добавила сестрица.

Я не стал пытаться вникнуть в подробности, однако общую идею уловил – видел такое в «Звездном пути».

– Сферы Дайсона, верно? Но ведь они проявляют гравитационную нестабильность, или что-то вроде этого? И должны со временем упасть на Солнце?

– Нет-нет, глупый, это только в том случае, если сфера сплошная. А Строители соображали, что делают, они собрали свои сферы из коорбитальных пластинок и пузырей, соединенных лазерными лучами. Начали с эклиптической поверхности, по аналогии с теми разрушенными планетами, а потом переставили их таким образом, что Солнце оказалось в окружении массы гудящих планетоидов, оптимизированных высасывать всю солнечную энергию, до которой смогут дотянуться. Максимально экономично и безопасно – ни один инопланетный захватчик не вычислит тебя снаружи, ведь в космос попадают лишь остатки излучения в дальней инфракрасной области. Ну, конечно, их можно детектировать, но отличить от шума чертовски тяжело.

Мой мозг еще не пришел в себя от сумасшедшего турне по уровням Тегмарка, однако подобная грандиозность все-таки произвела на него впечатление. Я отпрянул от Джуни, словно получив пощечину.

– Но зачем? Зачем кому-то разрывать планеты на кусочки? И Землю тоже? – сестра кивнула, пожав плечами. Я безуспешно попытался придать своим словам спасительное легкомыслие. – Как, наверное, взбесились защитники окружающей среды.

– – Другие культуры, другие ценности, – отозвалась Джуни. – По крайней мере, их не сожрали миллиарды экофагов-нанорепликаторов, как в этой параллели, – она снова повернулась к Schwelle, и я снова удержал ее, пытаясь переварить нарисованную сестрицей отвратительную картину.

– Нет, подожди, объясни-ка. Ты хочешь сказать, что они измельчили Землю в кашицу и превратили в… – я замолчал.

– Компьютрониум, – закончила за меня Джуни. – Вычислительные платформы различных типов, каждый слой сконструирован таким образом, чтобы экстрагировать максимум полезной энергии Солнца и передавать избыточное тепло на следующий уровень во вне, и так далее, до самой орбиты Нептуна, а то и еще дальше. По крайней мере, именно там Джулс свил свое вращающееся уютное гнездышко, сотворив для него подходящую центробежную гравитацию Big.

– Так это компьютер? Размером с Солнечную систему?

– Ха, я вижу, на тебя все еще легко произвести впечатление, мальчик! Не впадай в заблуждение, что это самый большой из возможных компьютеров! Подожди, пока побываешь у Деция на станции Иггдрасиль. Местные лунатики превращают целый сжимающийся космос в одну-единственную компьютронную платформу!

Я благоговейно внимал. Затем посмотрел вниз, тряхнул головой.

– И этим занимается мой брат Деций? Так кто же такие Зайбэки? Семейство, захватившее власть после отставки Зевса?

Очередной загадочный смешок.

– Восхитительная ирония! Да, можно и так сказать, младший братец. Однако нет, Деций и его команда не строят космос точки Омега, они всего лишь наблюдают со своей платформы. А строительство ведут Ангелы. Боготвари, – мне показалось, Джуни непроизвольно поежилась. – Точнее, они станут ими, когда родятся. Давай, хватит разговоров. Нас ждут плохие ребята, которых следует найти и обезвредить.

Джуни забрала с собой Лун для краткого нано-освежения, а я присел рядом с тетушкой, возлежавшей на диване в окружении огромных подушек.

– Почему ты никогда не рассказывала мне об этом, Тэнзи?

– Но, дорогой, я понятия не имела, что происходит! Ты знаешь, где мы находимся? – она начала хлюпать носом. У меня чуть сердце не разорвалось. Я взял тетушку за руку. Добрый Ду поднялся с пола, положил лапу ей на колени.

– Мадам?

Тетушка выглядела совершенно потерянной.

– Я понимаю, что сплю, дорогой, – сказала она. – И мне снится, что собака разговаривает с нами!

Добрый Ду отрывисто пролаял два слова:

– Мадам, просыпайтесь!

Внучатая тетушка Тэнзи распрямилась, улыбнулась мне и величественно кивнула псу:

– Спасибо, Дугальд.

– К вашим услугам, мадам, – он снова улегся, положил голову на передние лапы и, кажется, задремал.

– Я инцистировалась, когда… когда твои родители исчезли, Август, – сказала мне Тэнзи. – Прости, милый, но это было необходимо ради твоей безопасности.

В течение секунды я пытался понять, что именно она сделала, потом сообразил.

Рядом со мной сидела совершенно другая женщина – однако я любил и уважал ее. Это было сверхъестественное, мгновенное преображение. Я заставил себя собраться с мыслями.

– Ты знала о сборном нексусе.

– Знала. Но не знала, что именно он из себя представляет. Мне очень жаль, что я подвергла тебя опасности.

Почему она так поступила, почему ничего мне не сказала? Из соображений безопасности? Я ведь был только ребенком.

– Они могут читать наши мысли, эти деформеры?

– Возможно, нет, но я не хотела рисковать, – тетушка одобрительно осмотрела меня с ног до головы. – Ты прекрасно выглядишь.

– Да, подвергся тщательному отскребанию, – я с трудом выдавил из себя улыбку. Какая-то часть меня хотела схватить ее и посильнее встряхнуть, но она действовала искренне и желала нам обоим добра.

– Она прекрасная женщина, – шепнула мне Тэнзи. – Не упусти ее.

– Я-то думал, ты будешь против. В конце концов, вероятно, она… я не знаю… на сотни лет старше меня.

– Время относительно, мой мальчик. Когда перед тобой лежит целая вечность, несколько веков не имеют значения.

Я откашлялся, посмотрел в сторону.

– Тетушка, ты действительно…

– Действительно ли я старая свихнувшаяся курица? – Тэнзи ласково похлопала меня по руке. – Когда мне это нужно. Делаю себе поблажки. Господь свидетель, я очень часто действительно себя ею ощущаю, – в уголках тетушкиных глаз заблестели слезинки. – Я любила тот старый дом.

– Я тоже, – вздохнул я. – И очень хочу разобраться с этими…

Раздался треск, и появилась Лун – глаза сияют, волосы забраны в хвост, одежда чистая и свежая, будто новая. Мое сердце подпрыгнуло, я поднялся ей навстречу. Внезапно из ниоткуда возникла древняя цыганка с ярко размалеванным морщинистым лицом. Из-под пурпурного тюрбана на ее голове торчали в разные стороны ярко-рыжие космы, на руках сверкали дешевые браслеты и кольца. Установив на шаткий карточный столик, обитый зеленым сукном, свой хрустальный шар, она извлекла сигарету «Собрание».

– Нет, только не здесь! – взревел Джулс Сардонически подмигнув преподобному, цыганка закурила. Поплывший по комнате дымок заставил мои ноздри трепетать, однако старуха мне понравилась. Хрустальный шар был грязным и заляпанным, на нем виднелись отпечатки жирных пальцев.

– Добро пожаловать, Август Зайбэк, – произнесла цыганка сквозь густые клубы дыма.

– Полагаю, вы – М-мозг, – отозвался я, встревожено закрывая собой Лун.

– Мы – мадам Ольга. Видим все, говорим кое-что.

– Это доктор Лун Ката Сарит Сагара, мадам Ольга. И позвольте представить вам мою внучатую тетушку Тэнзи. Она телефонный медиум. Полагаю, вы коллеги.

Ольга оскорблено отпрянула.

– Мы с Тэнзи – старые подруги. Ее знания, направляемые восхождением звезды Ксон, пользуются заслуженным уважением. Мы же, с другой стороны, занимаемся полным шарлатанством.

Снова звезда Ксон? Все только и твердят о треклятой штуковине, что бы это ни было и где бы ни находилось. Я начал жалеть, что не остался послушать отчет Джан, ведь она туда летала. Но если бы я так поступил, Тэнзи и Добрый Ду вполне могли бы разделить печальную участь миссис Эбботт. Если, конечно, атаку на наш дом в Норскоте вызвало не мое появление. Бывший дом. Черт побери!

– Ты сомневаешься, не твоя ли это вина, – сообщила цыганка, сплевывая кусочек табака.

– Вы читаете мысли, – такая идея меня совершенно не обрадовала. Правда, эта колдунья хотя бы казалась доброй.

– Да, мы, естественно, можем делать это путем сканирования, анализа и репликации каждого движения в твоем мозгу, вплоть до квантовых неопределенностей.

Но, естественно, воздерживаемся, из соображений морали. Нет, мы всего лишь грубо вычислили предположительное состояние твоего сознания.

– Да уж, никаких проблем, ведь вы такая мозговитая моральная дама!

– Поверь мне. Десять в двадцать шестой степени ватт циркулируют в мозгу, чья кортикальная поверхность составляет десять в двадцать второй степени квадратных километров. Мы разъясним тебе масштабы. Надеемся, ты умнее червя? Одной из этих крошечных нематод?

– Хотелось бы думать.

– Да. Скажем, в миллиард раз умнее, на основании подсчета мозговых клеток. А мы в десять миллионов миллиардов раз умнее, Август.

– Чем червяк?

– Чем ты, хотя разница крайне незначительна.

– Червяк, c’est moi, – уязвлено пробормотал я, вспоминая обрывки жизни, не прожитой мною в далекой-далекой вселенной на другом уровне Тегмарка.

– Приносим свои извинения. Да, мы можем вычислить тебя значительно быстрее, чем ты сам себя в реальной жизни. Очевидно, что мы не делаем этого полностью, так как это аморально.

Осознав, на что она намекает, я почувствовал головокружение.

– То есть вы можете сделать идентичную копию меня? Использовать ее, а потом выбросить за ненадобностью?

– Именно так. Совершенная копия, конечно же, тоже является личностью, поэтому это будет отвратительнейшее убийство.

Затуманенный шар цыганки прояснился, в нем возник фрактальный узор, напоминающий мой Икс-калиберный имплантат.

– Я не цифра, мадам Ольга, и не вычисление, – слабым голосом произнес я. – Я – свободный человек.

– Неужели? Но, видишь ли, к сожалению ты – именно вычисление.

Я посмотрел сначала на Тэнзи, потом на Лун. Они спокойно встретили мой взгляд, явно не испытывая никакого ужаса от слов цыганки. Лун склонила голову на бок, кивнула.

– Значит, это все-таки симуляция.

– Конечно, нет, мой милый, – отозвалась тетушка. – Не симуляция, а вычисление. Между этими понятиями – огромная разница.

– Ты хочешь сказать, что мир – это вычисление? Мир М-мозга? Или все миры?

– Все многообразие четырех уровней Тегмарка, – ответила Лун. – Это онтология. А мультиленная – результат простейшей калькуляции создания миров в платоновом пространстве. Дополнительный бонус.

– Вот дерьмо, – жалобно выдохнул я. Ну почему никто не мог сказать мне ничего ясного и прямого? Я оглянулся в поисках Джулса. Мой брат вышагивал в полумраке, точно Гамлет, ведущий свой мрачный монолог. Я позвал:

– У тебя найдется что-нибудь выпить?

– Думаю, это то, что доктор прописал, – сообщил возникший за моим плечом дворецкий в старомодной одежде, протягивая бокал с золотистым дымом. Я не раздумывая проглотил «Glenlivet», кашлянул, когда пламя опалило мои горло и нос. Мгновение спустя жизнь немного улучшилась. Какой жалкой иногда кажется человеческая душа, искусный танец нейротрансмиттеров и химикалий! Или байтов, байтов, байтов. Я улегся на подушки рядом с Добрым Ду, закрыл глаза, вздохнул:

– Так кто я, ошибка в программе или ее особенность?

– О, ты особенная особенность, – сказала Лун, усаживаясь рядом со мной. Я почти слышал, как она улыбается. От нее чудесно пахло. Во всем мире после смерти Анжелины я любил только двух женщин, и теперь они находились рядом со мной в вычислительной сфере Дайсона в неправильной вселенной. Дерьмо!

– И даже более того, – откликнулась цыганка, пряча свой хрустальный шар и наклоняясь ближе, обдавая меня парами виски. – Август, ты – модернизация.

В параллели Тоби стояло позднее утро – и, слава богу, пока не наблюдалось ни одного злобного роя. Брат встретил нас на бровке холма.

– Так и думал, что вы вернетесь. Ну что, начинается интересная игра?

– Что?

– Древний разум поведал Аврил, что события приближаются к апогею. К поворотной точке, Август, если не к развязке. И твое появление, обретение заблудшей овечки, отнюдь не является случайным совпадением – ты по уши увяз во всем этом, мой мальчик.

– Может, войдем в дом, Тоби? Нам с Лун необходимо присесть и побеседовать. Я очень хочу убить мерзавцев, а она пытается меня отговорить.

Лун улыбнулась – ослепительная белизна в молочном шоколаде.

– Лучше воскрешать из мертвых, чем убивать, дорогой. Если есть такая возможность.

Глаза Тоби расширились:

– Он обладает даром исцеления и воскрешения?! Дьявол меня забери!

Я испытал внезапный приступ ужасного смущения, накатившего, словно несварение желудка, пережитое мной один раз в жизни и оставившее по себе незабываемые впечатления. Никогда больше не буду есть зеленую картошку. Нет, то, что я испытывал сейчас, больше напоминало неподдельное отчаяние. Меня угнетали мои непрошеные дары. Будущее неожиданно устремилось в темный туннель, ведущий к принудительной жизни святого, перебирающегося от одной больницы со смертельно больными к другой, а стоит разнестись слухам – то и от морга к моргу, от кладбища к кладбищу. Кто знает, на что еще способен это кошмарный побочный дар? Я его не просил, я даже не знал, смогу ли снова им воспользоваться. Быть может, он одноразовый. Насколько я понимал, он воздействовал на стрижающий имплантат Доброго Ду. А может, между псом, его хозяйкой и мной, припозднившейся овечкой, образовалась какая-то загадочная связь, когда мы жили в том старом доме? Теперь разрушенном и превратившемся в груду кирпичей.

– Я не мать Тереза, Тоби. И определенно не… – я замолчал. Всякое высокомерие имеет границы. По крайней мере, мое имеет.

– Ну, этого мы пока не знаем, верно? – мой братец подмигнул Лун. Потом довольно взъерошил волосы. – Можно бросить его в пруд и посмотреть, умеет ли он ходить по воде.

Сначала Аврил со своими водяными обрядами, затем Джулс в фальшивой сутане – а теперь это!

– Дерьмо! – раздраженно бросил я. – Хотя бы от распятия воздержитесь!

Обмениваясь подобными любезностями, мы спустились с холма, вошли в уютный домик Тоби и расположились на диване в гостиной, заставленной книгами. Не обращая внимания на своих спутников, нервный и по-прежнему злой, я снова вскочил с места, распахнул стеклянную дверцу, вытащил одно из изданий «SgrA*» и открыл страницу в начале:

Вселенная – это заговор против меня. Дерево – жизнь и спасение.

Я мечусь здесь, словно мышь в стакане, словно целое семейство мышей – «писк! писк! писк!». О боже, это ужасно. Я не могла такого даже предположить. Я ведь всегда была сильной. Я умею завязывать шнурки, умею ездить на велосипеде и не падать, могу подтереть задницу и знаю алфавит. Бедный маленький придурок. Ну хорошо, иногда я даю ему подзатыльники. Когда он того заслуживает. Когда разорвал мое лучшее платье. И вымазал мои волосы дерьмом, а я… Пятна. Эхо гудит, будто сотни людей нестройным хором произносят одни и те же слова. Так уже было – ведь было? – когда они выдрали мне ноздри. Отец сказал, что он им не позволит, а сам остался снаружи, лжец, лжец, а они везли меня на каталке по серо-зеленому коридору, и я дрожала, прижимаясь голым задом к холодному столу, а доктор надел мне на лицо вонючую резиновую маску – и все стало ужасно далеко-близким, слова гудели, и звенели, и прыгали, и кружились в сером водовороте. Я Дженни. Я Дженни. Я Дженни. Ты не можешь заставить меня уйти. Пожалуйста, не заставляй меня уходить…

Что-то зловещее есть в этом квантовом парне. Скрючился над своим компьютером с его причудливыми огоньками. Никогда не доверяла бородатым мужчинам. А вот доктор – то, что надо. Опрятный и надежный. Далеко пойдет. И его жена и детишки мне тоже нравятся. Хорошая школа. Она с телевидения, так что, думаю, если все получится, нас покажут в новостях. Интересно, а меня покажут? Может, на заднем плане. Чистая униформа. Надо бы покрасить волосы. Мамашу удар хватит, если увидит меня по ящику. Насчет братцев и папаши не уверена, они по-прежнему считают, что мне стоит остепениться и обзавестись малышней. Но я свою работу не брошу.

Пришлось много лет учиться, чтобы достичь нынешней квалификации. И с деньгами все в порядке, особенно с теми, которые доктор приносит мне в коричневом конверте после каждого эксперимента на выходных. Н-да, может, по телику и не покажут, а то еще возникнут проблемы с налоговиками. Какой ужасный звук она издает. Словно заблудшая душа. Прямо мурашки по коже. И так и хочется приласкать беднягу. Нет, я имею в виду…

Они громоздкие и высокие, даже Дженни. Когда они говорят, я не всегда понимаю смысл. Идиот, аутичный придурок. Я боюсь их темных взглядов, даже если они произносят бессвязные, глупые слова. Я запомнил некоторые из них: мужчина, женщина, девочка, дядя, тетя, кузина, Роберт, Айрис, Дженни. Слова растут и падают, словно листья на дереве, осыпаются мертвыми, высохшими, безжизненными, лишь изредка зелеными. Длинными и тонкими, живыми в моей ладони. Их глаза. Дженни кривит уголки рта. Запускает руку в мои волосы и дергает, или бьет меня, тычет пальцем в красный зудящий глаз. Я сижу на дереве или лежу на спине.

Вот черт. Дженни или Лун? Дерево, Дерево. Что? Что?!

– Эй, да ты буквально с ног валишься, старина. Давай это сюда. Полная чушь, моя маленькая слабость. Я собирал их во всех параллелях, где мог найти. И, представляешь, они все оказались разными! Конечно, в этом нет ничего удивительного – но в то же время они очень похожи. Схожая нить повествования, словно Линколлью интуитивно знал об уровнях Тегмарка. Что-то странно приятное и… – Тоби закрыл стеклянную дверцу и повел меня обратно к дивану, – и, не побоюсь этого слова, жутковатое. И убедительное. Святые небеса, парень, да ты побелел, как полотно! Давай, садись. Я поставлю кофе.

Я сел рядом с Лун, дрожа всем телом, и прошептал в ее бархатистое ушко:

– Я знаю эту книгу.

Она нахмурилась, встревоженная моим беспокойством, однако готовая к чему-то более серьезному, нежели простая литературная дискуссия.

– Я слышала о ней, но никогда не читала. Одна из страстей Тоби. Август, – я встретил ее взгляд, отчаянно пытаясь сосредоточиться, – это ужасно нечестно по отношению к тебе, любимый, – сказала она. В ее кобальтовых глазах сквозило сострадание. – Все мы, твои родственники Зайбэки, моя Ассамблея, сотни других, участвующих в том, что мы решили называть Состязанием Миров…

– Братство метки зверя, – я попробовал улыбнуться.

– Да, именно. Стрижающая команда. Нас готовили медленно и тщательно, учили онтологиям. И времени на…

– Намек понял, – прервал я, привлекая Лун к себе, обнимая ее за плечи и зарываясь носом в душистые волосы. – Если на то пошло, думаю, вы все не менее растеряны, чем я сам. Пребываете в состоянии усталого отчаяния, ищите ответы. Ищите Творца Состязания, верно? – отодвинувшись, я снова посмотрел ей в глаза. – Это единственная игра, стоящая свеч, так? Надо забыть про плохих и хороших парней и террористов-деформеров.

«Все равно их всех не переубиваешь, – подумал я, – их там бесконечные запасы». Все ходы сделаны, все красные и черные карты розданы и сосчитаны, все белые и черные фишки совершили все возможные ходы на доске. Все уравнения доказаны, прослежены до самого нижнего уровня и вышиты на футболке вселенной.

– Скажи, если я не прав.

– Я люблю тебя, – с некоторым удивлением в голосе ответила Лун. – Действительно люблю. Август, я в тебя влюбилась. Это чудесно!

Лун откинула голову назад и мелодично рассмеялась, словно зазвенели хрустальные колокольчики. Вернулся Тоби с подносом, нагруженным кофейными кружками, маленькими шоколадками и сладостями. Он кинул лукавый, довольный взгляд на Лун.

– Ты пришел – и все стало как в первый раз, – сказала она мне. Затем вскочила на ноги, гибкая, будто кошка, потянула меня за собой. Моя дрожь прекратилась, или я перестал ее замечать. Меня переполняла радость.

– Забудь о кофе, Тоби, – велела Лун. – Давай сводим этого милого мальчика на его первую экскурсию в Институт онтологии!