Текст книги "Обещаю, больно не будет (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Как бабочка, севшая на плечо...
Я же отвернулась от этих очевидно искрящихся чувств и, охая, пошагала туда, где ещё удерживал коленом нервные брыкания второго подонка Басов. Доковыляла до проулка, в котором скрылся Янковский и сглотнула. И пока Ярослав пытался вызвать полицию, лежащий под ним мерзавец бесконечно цедил свой яд.
– Вы чего, пацаны, попутали тут? Вы вообще в курсах на кого рыпнулись? Тёлка сама к нам пришла, никто её не принуждал. Сказала, что любит пожёстче. Мы её тут в два лба драли, а она радовалась и орала, что ей мало. Какие теперь к нам вопросы?
Удар. Глухой стон.
И рёв двигателя...
Я вздрогнула и подняла глаза, а затем, переполняемая ужасом, впала в ступор, смотря на то, как на меня несётся автомобиль с выключенными фарами. И мне бы бежать, но ноги вросли в асфальт. Лишь покорно ждала очередного удара судьбы, который обещал стать последним.
Но за секунду до неминуемого меня кто-то оттолкнул в сторону. А я только жёстко приземлилась на задницу, ощутимо приложившись боком о бордюр, а затем подняла глаза и в ужасе закричала...
Глава 33 – Руины
Вероника
Автомобиль, что сбил Ярослава, неожиданно остановился в проулке, заполняя его дымом от жжёной резины. Я видела, как Стафеев было просился наперерез, но был остановлен истошным криком Марты. И где-то тут, картинки замелькали с невероятной скоростью.
Реальность перестала быть одним замедленным кадром, а закрутилась, словно центрифуга, вызывая паническую тошноту и головокружение.
Остановите эту планету! Я хочу сойти...
Автомобиль, который должен был сбить меня, но сбил Басова, вновь тронулся. Но на этот раз поехал не вперёд, а сдал назад.
Марта закричала во всю глотку:
– Ника! Ника, господи! – и меня её отчаяние приводит в чувства.
Наполненная адреналином и не чувствуя более боли, я словно горная коза подскочила с асфальта и бросилась в сторону. Машина, визжа покрышками, пролетела буквально в жалких сантиметрах от моего тела, но прежде я успела вжаться в холодный кирпич здания и остаться невредимой. Секунды в ожидании того, что же будет дальше разбились вдребезги, а сумасшедший маньяк всё-таки скрылся из виду. Я же, умирая от беспокойства, кинулась к Ярославу, который ничком лежал в нескольких метрах от меня.
И в этот самый момент проулок заполнился людьми. Охранниками. Зеваками. И полицейскими сиренами, которые, очевидно, были вызваны на звуки стрельбы. Но я ничего из этого всего не видела и не слышала. Я лишь вцепилась ледяными дрожащими пальцами в некогда белоснежную рубашку Ярослава и молила всех известных мне богов не забирать его у этого мира.
И у меня тоже.
Пусть он предатель, невозможный тип и манипулятор, но я любила его. И я всем сердцем желала, чтобы он дышал полной грудью, улыбался и радовался новому дню. Пусть не со мной. Пусть с другой. Хоть как, но только пусть делает это, чёрт его раздери!
– Яр, – я увидела, как моя слезинка сорвалась и разбилась мокрой кляксой на его щеке. А за ней и вторая. – Пожалуйста, открой глаза.
Но парень не слышал, и мне осталось только прижаться к его груди и слушать, как сильно и уверенно стучит его сердце. И выдыхать, что из-за моей дурости и самоуверенности, а ещё желания досадить ему же, Ярослав вляпался во всё это эпическое дерьмо.
Я во всём виновата. Только я одна!
Где-то на периферии сознания я услышала, как неожиданно громко завопил подельник Янковского:
– Помогите! На меня напали! Я Иса Мирзоев, я сын депутата Мирзоева. Меня хотели убить! Скорее же, освободите меня!
Он орал так громко, что стало почти невыносимо слушать эти визгливые потуги. А был таким смелым, грозился над девчонкой надругаться на пару со своим дружком. Мужик прям! С яйцами, глядите-ка.
Тварь убогая.
– Девушка, – ещё один громкий окрик прозвучал над головой, но мне было плевать, – так, кто-нибудь, отлепите её от пострадавшего.
– Нет, – зашептала я, но голос мой критически сел. Видимо, я в конец сорвала его.
– Увидите её в сторонку кто-нибудь, чтобы не мешалась, – это были медики, которые уже пытались на месте оказать Басову первую помощь.
Спустя ещё несколько бесконечно резиновых минут я увидела, что Ярослава осторожно перекладывают на носилки и грузят в скорую. Я тут же вырвалась из рук, которые меня удерживали и кинулась к нему. Но меня тут же осекли.
– Кем приходитесь?
– Никем, – прошептала я и скуксилась, понимая, что меня сейчас со стопроцентной гарантией прогонят.
Так и случилось.
– Тогда не мешайте нам делать свою работу, девушка.
И вытурили меня прочь. А потом затолкали уже в другую карету скорой помощи, где принялись обрабатывать мои ссадины. И наконец-то удалили скотч, который до сих пор связывал руки за спиной. Марта сидела рядом, на её скуле тоже был приличный такой кровоподтёк.
Подле неё – Стафеев и он, словно коршун, ревностно следил за каждым движением медицинского сотрудника, который обрабатывал рану Максимовской. А она смотрела на него. И только тот, кто по-настоящему любил однажды, мог бы понять, что в этот самый момент между молодыми людьми шёл самый важный разговор в их жизни. Беззвучный и напряжённый.
– Федя? – наверное, мы все вздрогнули от звука этого голоса. Растерянного и испуганного.
– Анюта? – повернулся Стафеев к девушке, что стояла на улице и с сомнением смотрела, как парень кончиками пальцев невесомо касается бедра Марты. Такой нежный жест, полный заботы и щемящей тоски.
– Я потеряла тебя, ребята искали, но тоже не могли найти, – затравленно переводила она глаза с Фёдора на Марту и обратно. – А ты тут...
– Да, я помогал.
– Кому? – девушка немного скуксилась и выдохнула с таким отчаянием, что мне в моменте стало её жаль, да так сильно, что я даже рот зажала от этой зашкаливающей эмоции.
Но Стафеев проигнорировал вопрос своей подруги, а затем вдруг встряхнулся и снова нацепил на себя максу равнодушного, совершенно не обременённого эмоциями человека. Сухо глянул на Марту и жёстко рубанул.
– Я должен идти.
А дальше мы обе в шоке уставили на то, как Стафеев нежно обнял свою девушку и прошептал ей на ухо:
– Всё хорошо, малышка. Я с тобой...
Марта отвернулась. Я только покачала головой, но тут же забыла об этой драматичной сценке, когда в поле моего зрения появился полицейский, давая указания всех участников драки везти в отдел. Спустя ещё полчаса нас уже всех допрашивали в участке.
На меня нещадно давили и вообще вели себя в высшей степени грубо, объясняя это тем, что я зарвавшаяся лгунья. И вообще, у них есть свидетель, который дал показания, что я знала, куда и к кому шла, а именно к Исе. И сделала это добровольно. А ещё, что я не один месяц состояла в интимной связи с Янковским и Мирзоевым одновременно, причём делала это за деньги.
Это был тот самый тип, который направил меня прочь из клуба, уверяя в том, что Марта его стремительно и внезапно покинула.
А позже нашёлся и второй человек, который подтвердил, что на встречу с парнем я шла сознательно и чуть ли не в припрыжку. Про присутствие Янковского не было сказано ни слова. Меня на этот счёт вообще слушать не собирались, мотивируя это тем, что у парня было железобетонное алиби и его вообще не было в городе.
И всё это форменное безобразие творилось на фоне того, что Ису Мирзоева отпустили почти сразу же, да ещё и извинились, пообещав разобраться с нарушителями правопорядка, и привлечь к ответственности тех, кто посмел поднять на бедняжку руку и оклеветать его. О, я слышала, как в участок явился его отец и орал так громко, что стёкла на окнах дрожали.
Меня, Марту и Фёдора же мучили в участке до самого утра. А затем отпустили, пообещав нам огромные проблемы, если мы не придём в себя и не начнём давать «правдивые» показания.
Вот только очутившись на свободе, я первым делом поехала не домой, а туда, куда увезли Басова. Адрес больницы мне сообщил следователь, который несколько часов кряду мурыжил меня с сальной улыбкой на губах, считая той, кто торгует собственным телом направо и налево.
– Ник, давай хоть переодеться заедешь домой, а? – скептически оглядела меня Марта с ног до головы, но я тут же отмахнулась от этой бредовой идеи.
Плевать на внешний вид, мне важно было знать, что с Ярославом всё в порядке.
Остальное побоку...
Вероника
– Ладно, – тяжело вздохнула Марта, – но все твои вещи остались в клубе, Ника. Ты без денег, без телефона. Включи мозги!
– Но...
– Ничего с твоим Басовым не случится за тот час, в который ты заберёшь свои вещи и дома переоденешься во что-то, что не испачкано грязью подворотни и кровью.
Я же нахмурилась и нерешительно кивнула, а там в максимально сжатые сроки умудрились снова разжиться телефоном, средствами на проезд и чистой одеждой. Наскоро же принятый душ немного сбил с меня чувство внутренней гадливости от произошедшего, а также наконец-то помог расставить в голове всё по своим местам. И главное тут было то, что Ярик, не задумываясь, пожертвовал собой, чтобы спасти меня из-под колёс обезумевшего от ярости Янковского.
Просто взял и сделал, напрочь игнорируя то, что именно я заварила эту кашу. И неважно, что я хотела досадить лишь Ярославу. Причины – это уже дело десятое. А результат есть и от него, увы, никуда не деться.
По выданному мне адресу больницы я была уже спустя минут пятнадцать. Но оказалось, что торопилась я зря, ибо увидеться с Басовым сегодня мне никто не разрешил бы, ибо свидания с больными, как оказалось, проводятся исключительно в рабочие дни и в регламентированные для этого часы.
Я сникла. И почти расплакалась, но все же умоляла бесконечно сказать мне, всё ли в порядке с парнем, что спас мне жизнь. Но от меня вновь отмахнулись и назидательно поведали о том, что я никто и звать меня никак, чтобы они отчитывались о состоянии здоровья своего пациента.
На этой минорной ноте разговор со мной был окончен.
А я, превратившаяся в руины, побрела домой, где остаток дня вообще не знала, чем себя занять, чтобы дожить до понедельника. Беспокойство съедало меня изнутри. Переживания за Ярослава глушили. Нервная система была напрочь подорвана неизвестностью и страхом.
Марта же, хоть и сама была похожа на разбитую в дребезги вазу, смотрела на меня с сочувствием и пыталась утешить, да только получалось у неё это из рук вон плохо. Мы обе были разрушены до основания.
А уже поздним вечером на мой мобильный поступил звонок с неизвестного номера. Я, молясь, чтобы это была весточка от Ярослава, схватила трубку и с замиранием сердца приняла вызов.
– Алло.
– Вероника Истомина? – послышался на том проводе мужской голос с чуть восточным акцентом.
– Да, это я.
– Очень хорошо. Тогда слушай сюда внимательно, Вероника. Слушай и не перебивай. Меня зовут Сурен Вахабов, я адвокат очень уважаемого человека в этом городе – Талгата Мирзоева. Того самого, на чьего сына Ису ты сегодня написала заявление, обвинив парня в попытке твоего изнасилования.
– И что вы хотите? – совершенно безучастным тоном произнесла я, уже наперёд зная, что сейчас меня будут запугивать или пытаться купить.
– Чтобы ты прекратила валять дурака и забрала своё заявление, девочка. Если сделаешь это, то господин Мирзоев будет тебе очень благодарен. Ты же понимаешь, о чём я?
– Допустим, понимаю.
– Отлично. Я рад, что ты оказалась умненькой девочкой. Но, Вероника, если ты не поступишь мудро, то нам придётся выдвинуть против тебя встречные обвинения, а там уж привлечь по всей строгости закона за ложный донос, вымогательство и проституцию. И уж поверь, мы найдём способы, чтобы доказать каждый из перечисленных мною пунктов.
– Я вас услышала, – выдохнула я в трубку, а затем со всей дури прикусила кулак, чтобы не орать в голос от гадливости и отчаяния.
– Рад этому, Вероника. Время пошло – срок тебе до конца следующей недели.
И отключился, а я упала на свою кровать и слепо уставилась в потолок. Не плакала, уже было нечем. На сердце лишь тяжёлой, каменной плитой давил груз вины за содеянное. И за самонадеянность. За тупую веру в сказку, что в этом мире есть человечность, справедливость и доброта. Всё тлен. Сильные имеют слабых – это факт!
И если ты слаб, то никто тебе ничего не должен. Просто смирись с тем, что тебе не повезло, копошись с своём дерьме и не суйся на свет, где пируют небожители. А если тебе что-то не нравится, то это лишь твои трудности и никто не обязан их решать.
Плыви по течению и больно не будет.
Ночь прошла как в бреду. Мне снился Янковский, который грязно лапал меня, разъярённый Иса, избитый Басов, плачущая Марта. Зачем-то дед Ярослава, который с пеной у рта журил меня за то, что я всё-таки испортила жизнь его внуку. И моя мать, безудержно твердящая мне: «помолись, бог всё видит, бог всё знает, он поможет, только помолись ему!».
И, наверное, не надо говорить, что утром я проснулась разбитая и опустошённая, а затем собралась и поехала целенаправленно, но не на учёбу, а в ту самую больницу, где должен был быть Басов. Правда, спустя пару часов бесплодных попыток разведать о нём хотя бы крохи информации, я всё-таки узнала, что его почти сразу перевезли в частную клинику, где он был до сих пор.
Туда я и отправилась. А там уж просидела в холле до самого вечера, ожидая хоть какой-то весточки о парне. От меня же лишь отмахивались пустыми фразами:
– С ним всё хорошо, жить будет. Не волнуйтесь, девушка, и езжайте домой, за ним присматривают лучшие врачи этого города.
Но я не сдавалась. Мне, кажется, было жизненно необходимо собственными глазами убедиться в том, что Ярослав дышит, что его сердце бьётся, а на щеках горит румянец. Разве многого я просила? Всего лишь взгляд украдкой, чтобы выдохнуть. Чтобы мысленно отправить ему благодарность за то, что он сделал.
И прошептать «люблю...»
– Девушка, – я, скрюченная на неудобном стуле, вдруг увидела перед собой аккуратные белые парусинки и зелёный сестринский халат. Тут же вскинула глаза и с мольбой уставилась на девушку, которая мило мне улыбалась.
– Да?
– Вы же к Басову?
– Да, я к нему, – и сама не заметила, как в умоляющем жесте сложила руки на своей груди.
– Тогда подождите пересменки, она будет через полчаса. А там уж я вас провожу к нему, но только ненадолго. Минут на пять, не более.
– Спасибо! – подскочила я на ноги и только было бросилась обнять в порыве благодарности девушку, как тут же осеклась и повернулась на резкий шум.
Это в холл клиники с апломбом и целой свитой зашёл пожилой мужчина, с трудом опираясь на трость и хмуря свои кустистые брови. Затем хромая, но чрезвычайно гордо, прошёл мимо и остановился у стойки администрации. А у меня сердце рухнуло в пятки, потому что я с первого же мгновения его узнала.
Это был он – Басов Тимофей Романович. Тот самый человек, кто так же, как и Мирзоев, пытался купить меня.
– Ярослав Басов – мой внук. Попал сюда вчера по скорой. Я должен немедленно его увидеть. Сейчас же! – прогромыхал он на весь холл клиники, и сотрудники тут же раболепно засуетились.
И пока вокруг него кипела мышиная возня, сам старик повернул голову и хмуро принялся выспрашивать у кого-то из своих приближённых:
– Как он вообще здесь оказался, чёрт вас всех раздери?
– Подрался, потом попал под колёса автомобиля.
– Он что обдолбанный был?
– Никак нет, Тимофей Романович. По нашим данным, Ярослав решил заступиться за девушку, а та оказалась девкой лёгкого поведения. В полиции эту информацию тоже подтвердили.
– Развелись шалавы, – брезгливо выплюнул старик и передёрнул плечами. – Кто такая вообще?
– Да кто бы её знал? Очередная шелупонь без рода и племени, – пожал плечами мужчина и на этом обмен новостями подошёл к концу, так как Басова старшего пригласили пройти в палату его внука.
Я же только сглотнула горький ком, что напрочь забил мне горло, и подняла глаза на медсестру, что всё ещё стояла рядом со мной.
– Не надо встреч, – хрипло выдавила я из себя, – и вообще, если спросят, не говорите, что я приходила. Хорошо?
– Хорошо...
Развернулась и понуро побрела на выход. В глазах стояли слёзы, но я больше не плакала. Только поняла, что слишком высоко замахнулась. Шелупони не место рядом с таким, как Ярослав. Увы, но это хоть и горькая, но правда...
Глава 34 – Тёмные времена
Вероника
– Марта? – тихо постучалась я в комнату к лучшей подруге.
– Я не голодна, – услышала приглушенный голос девушки. Грустный. Надтреснутый. Пустой, лишённый какой-либо эмоциональной окраски.
– Впусти меня, – стукнула я ещё раз в дверь.
– Снова будем реветь. Я устала от слёз.
– Ну и что? Зато вместе, Марта.
– Потом, Ник...
Я от досады закусила губу, но всё-таки развернулась и с тяжёлым сердцем побрела на кухню, где села за обеденный стол и уставилась в его деревянную, покрытую матовым лаком, крышку. Чуть поскоблила прожилки ноготком и вновь обречённо вздохнула, понуро слушая, как стонет за рёбрами избитая ногами душа.
С событий в клубе прошла неделя. Ровно семь бесконечных дней, где кроме тоски и бессильной злобы, я не чувствовала ничего. И если с моим разбитым уже в который раз сердцем было всё понятно, то из-за страданий лучшей подруги хотелось рвать на голове волосы, а ещё плюнуть в равнодушную морду Стафееву. Он ходил по институту с отсутствующим выражением на лице – полный штиль и никакого раскаяния. Тогда как Марта умирала от неразделённой любви, не в силах даже встать с постели и отправиться на занятия.
Взяла больничный и слабо прошептала мне:
– Не могу.
Ещё утром в воскресенье она вроде бы с верой смотрела в завтрашний день, а к вечеру понедельника потухла и перегорела. Рядом с ней лежал телефон, его экран транслировал личную страницу социальной сети той самой Ани, которая пестрела милыми фотографиями в обнимку с Фёдором, сделанные в ночном клубе. На подписи – сплошные сердечки. В комментариях отметился и сам Стафеев с ответными признаниями.
– Мудло, – покрепче обняла я Марту. А та расплакалась и на целую неделю выпала из жизни, страдая по тому, кому она была не нужна.
– Зачем он тогда смотрел на меня так, Ника? – глотая свою безграничную боль, шептала подруга и задавала мне вопросы, на которые я не знала ответа. – Зачем прикасался, будто бы я была важна ему? Зачем помог? Зачем кинулся за мной по щелчку пальцев? Зачем...
– Не знаю, – честно ответила я.
Но у меня и самой было целый воз неотвеченных вопросов, ведь Янковский так и не появился на учёбе. Да и вообще институт, всегда гудящий сплетнями как улей, сейчас странно притих. Никто не смотрел криво в мою сторону, никто не шептался за спиной. И это казалось затишьем перед бурей.
Но мне она была не нужна. Я и так знала, чем кончится это грязное дело, потому что однажды уже прошла по горящим углям через нечто подобное. Сильные мира сего вываляли меня в грязи, а любимый парень поверил в то, что я переспала с его лучшим другом.
Почти зеркальная ситуация...
Вот только я не хотела более проходить через подобное унижение. Мне и одного раза хватило, чтобы понять – Басов никогда не играл в моей команде и всегда готов был верить кому угодно, но только не мне. Так и сейчас: ему расскажут уродливую сказку, где я за деньги продавала двум прожжённым мажорам своё тело, а он и поверит.
Ведь люди не меняются, не так ли?
От этого понимания было почти невыносимо дышать, двигаться и продолжать жить. Но я делала это и каждый божий день приказывала себе забыть парня, без которого я, казалось бы, чувствовала себя мёртвой. Вот только сердце моё глупое меня не слушало, а слёзы сами лились из глаз в тоске по несбыточным мечтам. И душа ждала его звонка, где бы он сказал мне, что со мной. Что любит. Что никогда не поверит ни одной чудовищной выдумке обо мне.
Как итог: вечер субботы клонился к своему логическому завершению. Я в одиночестве поужинала, слушая, как из комнаты Марты доносится жалобная, полная муки, фортепьянная мелодия, а затем вздрогнула, когда в нашу дверь позвонили.
Я тут же вспомнила звонок от адвоката Мирзоева, который настойчиво напомнил, чтобы я не забыла забрать заявление из полиции, ведь у меня осталось так мало времени. По позвоночнику прокатилась волна липкого страха. Но я всё же поднялась на ноги и побрела в сторону прихожей, не желая превращаться в забитого и запуганного зверька.
Не глядя в глазок, распахнула дверь, но тут же замерла и, кажется, рот открыла от изумления.
– Привет, – с ноги на ногу переступил парень и хмуро на меня глянул.
– Привет, – процедила я и выше подняла голову, давая понять, что ему тут не рады.
– Я к Марте.
– Да неужели? – удивлённо приподняла я брови.
– Её нет на парах с понедельника.
– И что?
– Я ведь староста, – развёл руками Стафеев и шумно сглотнул. – Пришёл узнать, может, чем нужно помочь по учёбе или...
– Или пойти на хрен, Федя, – прорычала я и почти захлопнула перед его носом дверь, но тот успел сунуть в створ носок своих кроссовок.
– Марта! – крикнул парень и словно табуретку отставил меня в сторону, разулся и прошёл внутрь. – Марта?
– Ну ты вообще красавчик, конечно, Стафеев, – выпала я в нерастворимый осадок.
– Где её комната? – игнорируя моё замечание, спросил нежданный гость, но тут же на звук его зычного голоса в коридор высунула нос Максимовская и поражённо воззрилась на парня.
Секунда и Фёдор Марту просто занёс обратно в комнату, а затем плотно закрыл за собой дверь. А я пошла на кухню, где попыталась доесть свой остывший ужин и не прислушиваться к разговорам двух молодых людей, да только не получилось.
– Ты чего припёрся, Стафеев?
– Я волновался.
– За всех в группе так волнуешься или только за ту, которую трахнул и послал в долгое пешее, м-м?
– Я звонил тебе, но ты не брала трубку.
– Я, представь себе, не имела желания с тобой говорить.
– А я имел!
– Уйди, пожалуйста...
– Может что-то в аптеке купить? Чем ты больна?
– Воспалением правой пятки, Стафеев!
– Марта!
– Уйди, твою мать! – разговор скатился в крик.
– Да не могу я уйти!
– Пф-ф-ф...
– И не хочу!
Пару секунд колючего, прошивающего насквозь болью молчания, а затем Марта ломается. И я на расстоянии ощущаю, насколько непоправимо её перемалывает эта мясорубка под названием «безответная любовь».
– У тебя совесть есть, Федь? – я слышала, как задрожал её голос. – Или тебе просто доставляет удовольствие вот так изощрённо пить мне кровь?
– Я скучал по тебе, – тихо, надломлено, едва слышно произнёс Стафеев. – Марта...
– Скучал?
– Да...
– Тогда прямо сейчас звони своей Анечке и, будь добр, поставить и её в известность, по кому именно ты скучаешь и что это точно не она! – снова отчаянный крик.
Громкое чертыханье. Мат!
Хлопок двери и быстрый, злой топот ног в сторону выхода из квартиры. Бросаюсь следом и слепо смотрю, как обувается Стафеев, как тянет на себя входную дверь. В последний момент оборачивается и смотрит так, будто бы хочет придушить меня. Или себя.
– Басов сегодня улетел в Москву. Насовсем, – рубит он, и каждое его слово словно разрывная пуля влетает в меня, и я разлетаюсь на куски.
В мясо, чёрт возьми!
Ну я же говорила... Ярослав даже не позвонил мне, просто бросил, не желая мараться о такую, как я.
Дверь за парнем захлопнулась, а я рухнула на пол, закрыла лицо руками и разрыдалась.
Не нужна…
Глава 35 – Бермудский треугольник
Фёдор
– Куда попёр? Халат надень! – ворчит моя тётка и хмурит кустистые, но бесцветные брови.
– Блин, – кое-как протягиваю руки в рукава и морщусь, психуя, что одёжка не по размеру сковывает движения. – А без него никак?
– Никак, – углубляется в написание историй болезни женщина, а я только закатываю глаза, но подчиняюсь. Других вариантов у меня нет, уже пробовал, посторонних не пускают. – Тринадцатая палата.
– Помню, – киваю я и покидаю просторный кабинет, пропахший антисептиком.
Выхожу в коридор и быстрым шагом направляюсь почти в самый его конец, где сворачиваю в нужную дверь. Коротко стучусь, но, не дожидаясь ответа, толкаю створку и прохожу внутрь. Глаза пациента, на секунду вспыхнувшие бесконечной надеждой, резко тухнут.
– Здорово, чувак.
– И тебе не хворать, – откидывается на подушки парень, принимаясь бездумно переключать каналы на висящем перед ним телевизоре.
Подхожу. Жмём друг другу руки. Я сажусь в кресло рядом с его кроватью, и мы принимаемся молча рассматривать друг друга. У Ярослава не хило так пострадало лицо: губа рассечена, пару швов виднеется над левой бровью, гематома на виске, на правой щеке ссадина, будто бы ею протирали асфальт. А ещё перебинтована рука, и наложен гипс.
– Сломана? – киваю я на его пострадавшую конечность.
– Три пальца из пяти. В остальном так – отбивная, но кости целы.
– Повезло, – киваю я.
– Скорость была небольшая.
– Да, – соглашается Ярослав, но я вижу, что у него нет никакого интереса говорить со мной. Он весь будто бы варится в каких-то своих думах. Я замечаю, как тяжело он дышит, как потирает лоб и медленно выдыхает внутреннее напряжение. Его не парит то, что снаружи. Его жрёт то, что внутри.
– Долго ещё тут валяться собираешься?
– Врачи просят ещё хотя бы неделю, но у меня другие планы, – затем переводит на меня взгляд пустых глаз и коротко улыбается одними губами. – Если бы ты не подоспел, то они бы меня вдвоём точно запинали. Как крысы шокером мочить принялись, когда поняли, что я планирую открутить им все их сраные конечности.
– Гниды. Просто гниды.
– Спасибо тебе, Фёдор. Я перед тобой в долгу, – я только пожал плечами и улыбнулся. – Есть эффект?
– По нулям, – отрицательно дёрнул головой. – Янковского нет на парах. В деканате от знакомой разведал, что он ещё в воскресенье улетел в Эмираты.
– Даже так? – хмурится Ярослав, а я пожимаю плечами.
– Мирзоев тоже припух и не высовывается. Странно, обычно они вели себя более увереннее, если не сказать больше. Даже находили, чем похвастаться.
– Откуда вообще инфа?
– От верблюда, – хмыкаю я.
Молчим несколько секунд, а затем парня словно бы прорывает.
– А она?
– Вероника?
– Вероника, – кивает, а сам сверлит меня взглядом так, что даже мне становится не по себе.
– Да ничего, мелькает в институте, вроде бы бодрая, нос держит по ветру.
– Понял, – коротко кивнул Ярослав и вновь слепо уставился в экран телевизора, на котором мелькали новостные сводки.
– Что собираешься предпринять? – и я уж было думал, что парень мне не ответит, потому что, казалось, что он потонул в каких-то своих невесёлых мыслях.
– Не знаю. Мы тут, насколько могли, пробили касатиков, но упёрлись в глухую стену. Помимо всего прочего, менты плотно сидят на плюшках от Янковских и Мирзоевых, до самых верхушек все схвачено. Там до Истоминой, знаешь, сколько точно таких же историй похоронили? Просто овердофига! Наши люди пробовали сунуться к потерпевшим, но все настолько запуганы или капитально куплены, что копать в этом направлении просто нет смысла. Записей с камер видеонаблюдения нет, свидетелей нет, лепят нам убогое недопонимание, переросшее в драку между подвыпившими мажорами. А меня, представляешь, вообще сбил какой-то конченый наркоман, который угнал тачку Мирзоева, и решил на ней покататься с ветерком. От некого гражданина Патласова уже даже чистосердечное получено, а также просьба понять и простить. Ну и Вишенка на торте: мне сказали, что Истомина забрала своё заявление о нападении на неё.
– Чего? – охнул я, не веря в то, что услышал.
Но в ответ мне было только молчание и хмурый взгляд исподлобья, который у меня не получилось прочесть. Там была сплошная растерянность и непонимание, как же так.
– Я с ней поговорю, – вспылил я и подскочил на ноги, но Ярослав тут же меня осадил.
– Не надо. Мы уже своё наговорили, – и снова замолчал, беспрерывно проматывая канал за каналом. Затем психанул и вовсе откинул от себя пульт.
– Может, её запугали?
– Может...
– Ну ты же любишь её? – резкий, болезненный взгляд на меня ответил лучше любых слов. Потому что слишком много в нём было тоски, такой волчьей, когда хочется выть и рычать на всех вокруг, лишь бы тебя хоть немного отпустило.
А оно только сильнее душит...
– Это уже неважно. Сегодня вечером я улетаю обратно в Москву.
Спустя пару минут тишины в дверь палаты постучали, а ещё через секунду в створе показалась голова молоденькой медсестры, которая, краснея и робея, влюблённо смотрела на больного во все свои голубые глаза.
– Здравствуйте. К вам посетитель.
– Кто? – безучастно спросил Ярослав.
– Снова ваш дед. На этот раз сказал, что никуда не уйдёт, пока вы с ним не поговорите. Пожалуйста, войдите в положение пожилого человека. Ему там уже плохо стало, плачет, давление подскочило и вообще...
– Да как же он меня задолбал! – скривился парень и с мольбой глянул на меня. Но я только пожал плечами, ещё раз пожал тому руку и вышел за дверь.
Фёдор
А затем отправился домой, попутно проверяя пропущенные от матери, своей девушки и ребят из баскетбольной команды, которые звали меня сходить вместе с ними в кино. Заманчиво, но я обещал этот вечер провести с Аней, причём клятвенно. Набрал номер, стоящий в избранном и буквально через мгновение услышал звонкий голосок:
– Привет, любимка моя.
– Привет, Анют.
– Освободился? Приедешь ко мне?
– Слушай, – неожиданно потянул я, а сам прислонился к холодной стене больницы и глаза прикрыл от досады, – мне тут парни позвонили.
– Да? – и я услышал бесконечную грусть и растерянность в голосе своей девушки, за что мне тут же захотелось вмазать себе по лицу пару раз. Хотелось да, вот только от задуманного я не отказался.
– Да, Анют, там у них форс-мажор, дело жизни и смерти. Понимаешь?
– Понимаю...
– Давай я с ними раскидаюсь и приеду. Хорошо?
– Обещаешь?
– Обещаю, Анют.
– Федь?
– М-м?
– Я люблю тебя!
– И я тебя, – рубанул коротко и отключился, коря себя за то, что в который раз не смог произнести то, что она хотела от меня услышать.
Остаток дня я просто убил на всякую дичь. Мы сходили с пацанами в кино на какой-то новый блокбастер, сюжет которого прошёл мимо меня. Затем поели в любимой пиццерии, где ребята ржали и обсуждали последние новости, а я себя чувствовал не в своей тарелке. И наконец мы решили завалиться в кальянную, где я и вовсе ушёл на дно своих мыслей.
А затем поймал себя на том, что всё время проверяю в сети ли ОНА. А когда понимал, что нет, то принимался листать фотографии её профиля. А меж тем моя заявка в друзья так и висела непринятой. И сообщения, что я строчил ей ещё со среды тоже.
Ни слова.
И телефон мой молчал. Ни на один пропущенный от меня Марта так и не ответила.
И я с ужасом понимал, что моё терпение на пределе. Ещё немного и меня просто разорвёт на куски или ещё хуже – я потеряю над собой контроль. Или я уже это сделал?
Спустя ещё минут двадцать я по-английски покинул парней, а затем сел в такси и погнал по выученному наизусть адресу. Это я понял только тогда, когда бомбила остановился под окнами Максимовской. Я знал, что творю дикую дичь, но желание увидеть Марту перебивала голос разума.
