Текст книги "Обещаю, больно не будет (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Тихо, но зловеще шипит фитиль...
Давай, продолжай меня взрывать, девочка. Мне не больно. Мне нравится!
– Я не спал с Андрияновой, Вероника. А вот ты...
Хваткая ослабевает. Спускаюсь ладонями на её шею. Дрожу, предвкушая, как сладко это будет. И почти захлёбываюсь своим раем, но тут же изумлённо трезвею.
Меня резко отталкивают, и звонкая, хлесткая пощёчина прилетает по лицу.
Бам! А у комарика тяжелая рука, однако.
– Да, пошёл ты к чёрту, Басов! – кричит она.
Да, вот такие эмоции мне нравятся. Теперь отыгрываем до конца...
Ярослав
Хватаю её за шею, дёргаю на себя. Воздух тут же начинает опасно трещать вокруг нас, потому что мы снова соприкоснулись губами и нас закоротило. Вышибло одним махом все предохранители разом.
– Куда идти, Вероника? – шепчу я ей, чуть прикрывая веки и накачивая себя её запахом. Таким чужим. Таким родным.
Таким до боли нужным, чёрт возьми!
– Я не хочу никуда уходить. Моё место здесь. С тобой! Я так чувствую, – мажу губами по её губам, чуть прихватываю нижнюю, облизываю.
Теряю контроль над ситуацией! Меня кроет. И всё только потому, что она дышит именно так, как мне надо. И не отталкивает, а смиренно ждёт, что же я сделаю с ней дальше.
Я сделаю всё! У нас просто нет другого выбора.
Медленно веду языком по её губам, чуть прикусываю верхнюю. Слышу тихий всхлип. Оба жрём друг друга глазами в это мгновение. Сейчас я засуну язык в её рот, и она умрёт, так же, как и я – от кайфа.
– Что тебе нужно от меня, Басов? – у её голоса адреналиновая ломка. У меня тоже – потому я не могу больше ждать. Не хочу. И не собираюсь.
– Мне нужно всё!
Медленно, так чтобы меня нельзя было обвинить в принуждении, я накрываю её рот своим. Сразу же толкаюсь внутрь. Жаркой вспышкой ловлю удар молнии в низ живота. Телу не хочется больше медлить, но мне жизненно необходимо растягивать эти мгновения бесконечно.
Я ждал этого годы.
Я имею право утопиться в своей персональной эйфории медленно. Со вкусом. Захлёбываться ею и просить ещё. А потом камнем опускаться на дно, разрываясь на куски от кайфа.
Наши языки переплетаются. На периферии растерзанного сознания я слышу свой стон и её тихий всхлип. Эти звуки – катализаторы. Температура между нами тут же прыгает на несколько градусов. Кровь вскипает. Лёгкие работают на износ. В черепной коробке гремят термоядерные взрывы. Сердце глохнет, но почти тут же словно срывается с цепи, пытаясь проломить рёбра своими сокрушительными ударами.
Но это просто ничтожные препятствия на пути к тому, чего я ждал долгие три с половиной года!
Не в состоянии более выдерживать этот томительный, неторопливый темп, я наконец-то в полную силу врезаюсь в девчонку. Толкаюсь в её рот, вылизываю, с рыком прикусываю губы. Руки тоже уже не остановить.
Я сорвался с цепи. Дорвался!
Пуговицы её блузки всего за несколько коротких, но жарких мгновений выскальзывают из петель. Что-то с терском рвётся. Но я не обращаю на это внимание, устремляя быстрый, но жадный взгляд на её белоснежный кружевной лиф.
Крыша окончательно отъезжает.
Сколько раз я фантазировал, представляя Истомину вот в таком виде перед собой? Не счесть! Но реальность превосходит все мои ожидания. И меня окончательно взрывает!
Бам! Бам! Бам!
Нет больше Ярослава Басова. Есть какой-то дикий зверь, который дрожит от нетерпения, чтобы разорвать свою долгожданную жертву на куски!
Наш поцелуй уже сложно назвать таковым: я просто беру то, что принадлежит мне. Только мне одному! Заваливаю Истомину на столешницу, задираю юбку. На минуту впадаю в кому от небывалого наслаждения просто прикасаться к шелковистой коже её бёдер. И между ними. Руками разрываю на ней трусики...
Смотрю на неё и меня прибивает ликованием. Вероника выгибается в моих руках. Веки подрагивают. И она лежит вся передо мной готовая. Ко всему!
Пока достаю из кармана пакетик с защитой, целую её бесконечно. Везде! Ласкаю. Поджигаю. И сам не могу дождаться, когда же мы вновь упадём в рай. Накручиваю на свой кулак её волосы, приподнимаю к себе.
Снова ненасытно целую, красноречиво толкаясь ей между ног. Ловлю несколько невыносимо сладких судорог по телу. И хочу ещё! Мне мало!
– Истома! – рычу, разрывая пакетик зубами. Сердце за рёбрами отбило своё и теперь лишь поскуливает где-то в углу, умоляя меня не останавливаться и убивать его полностью. Пока оно окончательно не остановится от кайфа.
Контрольным выстрелом звучит звук расстёгиваемой ширинки в тишине комнаты. Руки дрожат от нетерпения. И я весь в огне.
Но в одном шаге от мечты я вдруг притормаживаю.
Да, чуть не дохну, но со всех сил жму на тормоз, чёрт меня раздери!
И её тоже!
– Истома? – глухо выдыхаю я и практически насилую своё тело, чтобы не сложиться пополам от бессилия.
Ведь она плачет в этот момент.
Я вижу, как скатываются крупные слёзы из уголков её глаз...
Какого чёрта, Ника? Какого, мать твою, чёрта?!
– Ну, чего же ты остановился, Басов? Давай же, продолжай начатое. Ведь ты же именно для этого меня сюда притащил, не так ли?
– Ник..., – я с пробуксовкой торможу и упираюсь ладонью в край столешницы. Задыхаюсь. Эмоции кроют, и я не понимаю, что со мной. С ней. С нами.
– Давай! – приподнимается она и с шёпота переходит на крик. – Ну же, используй меня! Ведь я всего лишь кукла, да? Поиграл – выбросил. И плевать, что у меня за рёбрами бьётся сердце. Что я живая. Что я тоже чувствую! Что мне больно!
Отшатываюсь от неё. Почти схожу с ума, видя, как она затравленным движением поправляет на себе подол своей юбки. Отворачиваюсь.
– Чего же ты притормозил, Басов? Ну же, трахни меня и разбежимся. Если это та цена, чтобы больше никогда тебя не видеть в моей жизни, то я согласна её заплатить!
Горло пересыхает. Его забивает огромный, прогорклый ком. И всего меня трясёт, как побитого жизнью подзаборного пса. Потому что я чувствую вину, слыша её слова. Потому что нельзя так играть, хотя я не верю тому, что она пытается мне донести. Не верю, но все равно дальше идти уже не могу. Тело отказывается идти дальше и напролом. Ему надо, чтобы она тоже этого хотела.
Иррациональное дерьмо!
В мыслях бурлит адовый котёл, но желания разворачивает на сто восемьдесят градусов. Меня тянет к ней, как магнитом. Я просто неспособен быть вдали от этой девчонки. Рывком к ней, чтобы укутать её в свои объятия. И мне сейчас всё равно, кто она на самом деле: продажная сука или святая великомученица. Я не хочу, чтобы она плакала.
Точка!
– Прости, – вытираю её слезы, которые бегут одним сплошным потоком. Целую мокрые щёки. Что-то шепчу, чтобы хоть как-то её успокоить, но Истомина только по-детски шмыгает носом. Но недолго, уже через минуту она вновь ловит безусловный дзен и отталкивает меня от себя.
– Где ванна? – киваю в сторону нужной двери и смотрю ей вслед, пока она окончательно не скрывается из поля моего зрения.
Неиспользованный пакетик защиты выкидываю в мусорное ведро. Порванные ажурные трусики Истоминой убираю в карман. И не надо спрашивать меня зачем. Просто надо и всё.
Сажусь за стол. Разливаю вино. Пытаюсь упорядочить то, что произошло между нами, и переварить то, что она мне сказала. И прихожу к неутешительным выводам именно тогда, когда Истомина наконец-то вновь появляется передо мной.
– Отпусти меня, Ярослав, – тихо шепчет она, избегая смотреть мне прямо в глаза.
– Нет, – рублю я.
– И что тебе от меня надо? – кидает злой взгляд на столешницу, где мы только что чуть не утонули друг в друге.
– То же, что и раньше, – рублю я. – Садись. Будем разговаривать.
Наши взгляды на ножах, но мне плевать. Только что, держа её в руках, я кое-что понял для себя. И назад разворачиваться уже не собираюсь.
Ярослав
На моё удивление, Истомина даже бровью не ведёт. Снова замуровалась в свой непробиваемый ледяной кокон Снежной Королевы. Просто подошла и опустилась на стул передо мной, молча наблюдая за тем, как я раскладываю по нашим тарелкам рыбу и салат, как разливаю по бокалам вино и ввинчиваюсь в неё своим пылающим взглядом.
С чего начать? С чистосердечной правды?
О том, что я невыносимо по ней скучал. О том, что ненавидел её всё это время, но отчаянно желал оказаться рядом. Хотя бы ещё раз. Последний, чтобы сожрать её и сдохнуть.
Или со лжи?
Поведать ей о том, что я всё забыл. Её. Нас. То, как она предала меня. То, как мне было с ней хорошо. То, как я её любил. А еще о том, что всё осталось в прошлом...
– Видишь, как в жизни несправедливо получается, Ярослав, – чуть ведёт она плечом, а затем всё же берёт бокал с вином и делает осторожный глоток, – я тогда, три с половиной года назад, шла к тебе точно с таким же желанием. Поговорить. Но ты лишь посмеялся надо мной и сунул мне под нос свою новую игрушку.
– Я не спал со Стеф.
– Целовал?
– Да.
– Трогал? Ласкал?
– Да.
– Позволял ей прикасаться к себе?
– Да.
– Тогда с чего ты взял, что отсутствие между вами полового акта, как-то скрасит общую уродливую картинку?
Не выдерживаю её прямого взгляда и отворачиваюсь. Потому что она права, чёрт возьми. Какая разница по какой причине я предатель: по зову сердца, призванию или просто так газанул ненароком, если по факту итог один? И он неутешительный.
Мы квиты?
Чёрт, я даже говорить об этом не могу. Потому что в груди до сих пор клокочет невероятных масштабов ярость. И страх. А что, если она только подтвердит то, что у них с Аммо всё было? Что тогда?
– И о же чем ты хотела поговорить? – произношу слова медленно, уговаривая себя не срываться в псих. И хоть что-то постараться понять в этой патовой ситуации.
– Уже неважно, Яр. Жаль только, что тогда лишь я хотела говорить об этом. Хотя должно было бы быть совсем наоборот.
– О чём, Ника? – давлю я и сам себя закапываю этим вопросом, но и сделать иначе уже не могу.
– Например, о тебе.
В грудную клетку шарахнула раскалённая булава, ломая кости своими шипами и выдирая жизненно важные органы. Задохнулся. Сжал вилку так сильно, что она погнулась в моих руках. Но Истоминой было мало произведённого эффекта, она продолжала бить в одно и то же место, с лёгкой улыбкой на устах.
– О твоих жестоких играх с живым человеком. Со мной, Яр.
– Послушай…, – рот заполняет вязкая, горькая слюна.
– А я всё помню, как будто это было ещё вчера. Как в совсем неприметную девчонку в очках кинул мокрым полотенцем самый популярный парень в школе. Ты знал, что меня после того случая прозвали Вешалкой? А после такого, как ты сшиб меня с ног, элементарно не заметив на своём пути – Кочкой.
– Нет, – честно ответил я.
– Конечно, нет, – пожала Истомина плечами, – ведь ты узнал о моём существовании только тогда, когда тебе рассказали о том, что я дочка Храмовой. Ведь так?
– Так, – говорю, а за рёбрами двенадцатибальный шторм бушует.
А у неё от моих слов ни один мускул на лице не дёрнулся. Будто бы равнодушная скала сидит передо мной, а не живая девчонка.
– А я верила тебе, – говорит тихо. – Представляешь? Каждому твоему слову.
– Я не все время врал, Вероника.
– Конечно, нет. Например, моей матери ты всё выложил как на духу: что я тебе никуда не упиралась и ты трахнешь меня, а потом выбросишь на помойку, ежели она продолжит тебя прессовать, – улыбается и снова отпивает вина, что-то сама себе хмыкает, делая какие-то выводы. – Оказывается, что вы тогда оба не лгали. Я для вас обоих была лишь разменной монетой в ваших личных счетах.
Молчу. Не потому, что не хочу говорить правду, просто пытаюсь судорожно подобрать нужные слова. А меж тем Истомина продолжает топить меня в грязной луже, заполненной прогорклыми воспоминаниями.
– Вот только на кой, спрашивается, Яр, ты продолжил меня добивать, если получил своё? Или действительно всё так, как ты и сказал – забавы ради?
– Потому что меня к тебе тянуло, Вероника! Я не мог сопротивляться. А потом уже и не хотел. Увидел тебя в клубе, и что-то в голове щёлкнуло. На маяке узнал тебя ближе, и всё совсем полетело в пропасть, я ведь всё свободное время с тобой проводил. На друзей забил. На семью. Ну же, вспоминай как это было!
Я не врал. Именно тогда я и словил себя на том, что тону в этой девчонке. А она смотрела на меня так, что мне казалось, будто бы я центр её вселенной. Летел к ней, как дурной. Нет, не считал эти отношения чем-то серьёзным, но и отказываться не собирался. Это было не в моём стиле. Меня прёт – значит настрой верный.
Я не вникал в суть своих чувств. Не анализировал их. Просто вдруг понял, что хочу видеть мою Истому рядом с собой, и всё. На остальное было плевать с высокой горы. На её мать. На мои игры. Я думал, что всё вывезу, натешусь и потом как-то разведу эту ситуацию на изи.
Пока между нами впервые не случилась близость. Пока она не сказала мне «люблю».
Наутро после нашей первой ночи я испугался тех мыслей, что вдруг на пмж поселились в моей голове, потому что я больше не желал только играть с ней. Я неожиданно понял, что хочу большего.
На соревнования тогда уехал, ничего ей не сказав. Потому что ещё сам себя до конца не понимал. Злился. Пребывал в растерянности и непонимании того, что со мной творится. А меня как вставило, так и не отпускало. И чувства эти дикие забомбили за рёбрами, не давая дышать. Я их не хотел и хотел одновременно. Бежал от них и к ним. Сходил с ума!
А дальше Аммо поставил меня в ситуацию, когда я по-настоящему испугался из-за того, что могу потерять Истомину. Вот тогда-то меня окончательно прижало. По жести так, до трясущихся рук. Меня вывернуло наизнанку, когда я увидел, что именно сделал Раф: он отправил фотки Истоминой её матери со скабрёзными приписками. А я их судорожно удалял, ловя сердечный приступ от облегчения, что это дерьмо так и не дошло до адресата.
И наконец-то понял, что всё. Хватит бегать от правды. Вероника мне нужна, остальное вторично. Приехал и к ней, на второй этаж по балконам. Лишь бы только быстрее с ней оказаться.
– А потом что было, поведаешь? – подцепила салатный лист вилкой Истомина и сунула его в рот.
И я было хотел честно ей во всём признаться, как она меня перебила и вывалила свои соображения на этот счёт. Уродливые. И смехотворные.
– А я знаю, что было дальше, Яр. Ты окончательно меня прогнул под себя. Но тебе мало было меня просто трахать и лить в уши всё это дерьмо о великих чувствах. О да! Ты пошёл дальше и предложил мне беспрецедентное: жить вместе, хотя на самом деле даже не планировал это делать. Никогда! Стоило мне только отправиться собирать вещи, как ты тут же отыграл последний акт и подослал ко мне Аммо «раскрыть мои глаза». Андриянова была лишь вишенкой на торте.
– Как чудесно ты всё обставила, дабы оправдать тот факт, что взяла бабки у моего деда за наше расставание.
Но в ответ на это обвинение, Истомина только откинула голову и громко рассмеялась. А потом вдруг в момент стала серьёзной и выпалила:
– Если бы ты только знал, сколько раз я корила себя за то, что не взяла те деньги, Ярослав. Во-первых, это была бы чисто моральная компенсация за всё то дерьмо, что ты со мной провернул. Ну а, во-вторых, я бы с ними хотя бы не оказалась на улице без средства к существованию. Так что, плевать! Думай, что хочешь. Взяла? Да, взяла! Но жаль, что выбросила их в горящий мусорный контейнер. Дура!
Я всё это съел, но верить не стал. Затем лишь вытащил телефон и открыл на нём те самые фотографии, на которых Истомина была с Аммо.
Она лишь глянула на них украдкой. Скривилась и подняла на меня усталые глаза, выпуская мне пулю в лоб.
– Вы два моральных урода, Ярослав. Всё-таки верна поговорка: скажи мне кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты.
– Объяснись! – поднялся я из-за стола, нависая над ней и призывая к ответу. Но спичка уже чиркнула. Фитиль зашипел. Осталось только дождаться, когда всё взлетит на воздух. К чертям собачьим!
– А чего тут объяснять, Ярослав? Я продажная тварь – прыгнула из одной койки в другую легко и непринуждённо. Пф-ф-ф, дерьмо-вопрос – это вообще ведь моя тема: тебе дала, ему дала. Слушай, а деду твоему я, случайно, не давала? Что-то я запамятовала...
– Ника! – гаркнул я.
– Да пошёл ты на хрен, Басов! Я не собираюсь перед тобой оправдываться. Время, когда я хотела тебе что-то объяснять, давно прошло. Тоже мне святой нашёлся.
Отмахнулась от меня и направилась вглубь квартиры. Притормозила. Развернулась. Уточнила так спокойно, будто бы мы обсуждали погоду.
– Ты выпустишь меня отсюда?
– Нет! – вконец психанул я.
– Ну, ок, – зашла в мою спальню и закрыла дверь. На замок.
Охрененно поговорили. Вообще атас!
Глава 22 – Ближе!
Ярослав
Бесит!
Девчонка эта несговорчивая. Колючая. Ситуация тоже нереально взрывает. Чувствую внутри себя какую-то адовую воронку, которая грозится засосать меня со всеми потрохами и перекрутить в фарш.
И ничего не понятно, кроме того, что Истомина готова умереть с голоду только бы не видеть мою исключительную персону. Даю ей и себе минут пятнадцать на остыть. Получается, правда, из рук вон плохо, ведь она рядом и совсем недавно я чуть не умер вместе с ней от наслаждения.
Сажусь за стол и прикрываю глаза. Сглатываю. И ещё раз на репите прокручиваю воспоминания того, как прикасался к ней на чёртовой столешнице. Как она тихо стонала в моих руках. Как глубоко и рвано дышала. Как горела её гладкая, совершенная кожа. Как она вся покрывалась мурашками нетерпения и предвкушения.
Мне не могло всё это привидеться. Вероника была со мной на одной волне. Была, чёрт возьми!
Тру лицо ладонями и делаю несколько быстрых, но глубоких вдохов. Не отпускает – я будто пьяный в дугу. Руки до сих пор неудовлетворённо трясутся, пребывая в бешенстве оттого, что у них забрали вожделенную игрушку.
Они хотели играть дальше.
Я хотел!
Встаю со стула и целенаправленно иду к двери, за которой скрылась Истомина. Стою перед ней, как заправской дебил, минут пять, если не больше. Поднимаю голову к потолку и жду, когда же на меня снизойдёт озарение, что же делать дальше.
И ни хрена!
Ладно, добро пожаловать на шоу «Импровизация», мать её ети!
Стучу два раза в дверь и открываю рот.
– Вероника! Выйди..., – хмыкаю про себя и добавляю, – пожалуйста.
Тишина. С минуту жду от неё ответ и собираюсь уже стучать вновь, как слышу её тихий голос.
– Что-то как-то нет желания, Ярослав. Не обессудь.
– Но ты ведь голодная! Руку даю на отсечение, что ты весь день ничего не ела. Ведь так? – и да, это не просто удобоваримая причина выкурить её из комнаты. Мне реально невыносимо от одной мысли, что она до самого утра будет мучиться от без маковой росинки во рту.
Да, я выкрутил ей руки, заперев рядом с собой в одном периметре, но чудовищем быть не хотел.
– Бывают в жизни огорчения.
Вздыхаю, закатываю глаза и тихо матерюсь заковыристо, но всё-таки пытаюсь вновь штурмовать её неприступные стены.
– Я буду молчать. Слово даю, Вероника. Поешь, пожалуйста. Я старался, готовил для тебя.
И я уж было приготовился к долгой осаде и длинным речам, как неожиданно в полнейшем шоке услышал звук проворачиваемой завёртки замка. Дверь открылась и передо мной предстала равнодушная и безмятежная Истомина.
Вот так – меня колошматит от её близости и желания вновь прикоснуться. Хотя бы кончиками пальцев. А у неё покерфейс.
– Назло трамваю пешком ходить не собираюсь. Но на слове тебя поймала, Басов.
Высказалась и горделиво побрела к столу, за который тут же уселась и принялась есть. Ну а я к ней припустил. Вина подлил, малодушно надеясь, что она чуть подобреет от выпитого. Наивный лапоть, ни дать ни взять.
А у самого миллионы вопросов в голове крутится. Конечно, на многие из них я уже знал ответы: где и на кого она учится, подрабатывает, что делает в свободное время. Но мне отчего-то было нужно знать намного больше. Например, всё. И не раскалёнными щипцами из неё информацию выковыривать, а чтобы она сама мне всё рассказала, как тогда на маяке.
А я бы лежал, смотрел на неё, слушал тихое повествование и пёрся оттого, что она рядом.
Ментальную отрезвляющую оплеуху я втащил себе сразу же после этой финальной мысли. Ужаснулся! На минуту до чёрных мушек перед глазами захотел выкинуть отсюда эту девчонку, которая в кратчайшие сроки смешала мои мозги в крутую пену, как в блендере. И куда меня вообще понесло?
Но время шло, а я, как сидел, таращась на Веронику во все глаза, так и остался. А она просто ела, без жеманства и кокетства, технично орудуя приборами, а я весь вскипал. Везде!
Ибо Истомина превратилась в ходячий секс, чёрт бы её побрал.
Доедает рыбу, кивает в знак того, что вкус она оценила по достоинству. Допивает бокал вина. Откидывается на спинку стула и смотрит в бесконечные сумерки. Думает о чём-то, едва хмурясь. Красивая настолько, что глаза слепнут.
Психую. Встаю и принимаюсь убирать со стола. Складываю тарелки в посудомойку, доливаю вина и когда уже достаю из морозилки мороженое, вижу, что Вероника вновь спешит укрыться с моих глаз.
– Останься, – кидаю я ей уже в спину, чувствуя, как у меня самого тарахтит в груди.
Не хочу, чтобы она уходила. Категорически!
– Зачем? – чуть поворачивается в мою сторону, но на меня не смотрит. Закрыта полностью, руки прячет в карманах своей юбки. И губы по-прежнему поджимает недовольно.
– Можем посидеть на террасе. Допьём вино, поговорим на нейтральные темы.
– Прости, но я не хочу говорить с тобой ни на какие темы, Ярослав, – чуть ведёт плечом, и я с защемлением всех нервов в организме понимаю, что она не лукавит. Все так и есть.
Внутри меня вспыхивает иррациональная паника. Та самая, которую я уже испытывал дважды в своей жизни: первый – когда умер отец, второй – когда умерла мать. И я остался совсем один, никому не нужный пацан, которого футболили все кому не лень.
Это потом я внушил себе, что мне на всё и всех насрать. А тогда мне было тупо больно.
Вот и сейчас я чувствовал то же самое и сам себя за это ненавидел. Потому что Истомина была моим прошлым уже давным-давно, и я не планировал что-либо менять на этот счёт.
– Кино? – зачем-то бросаю я новое предложение особо уже и не рассчитывая на положительный ответ. Но она и здесь умудряется меня удивить.
– Кино давай. Но молча, Яр.
– Ладно.
Она возвращается и усаживается на диван. Спустя минут пять я передаю ей на подносе мороженое со свежими ягодами и ещё бокал охлаждённого вина.
– Есть пожелания? – уточняю я.
– Не про любовь.
Врубаю ужасы. Махровые такие, зубодробительные. С прицелом на то, что Истомина изойдёт на измену и всё-таки кинется искать защиты у меня. Но я ошибся. Все два часа Вероника с незамутнённым спокойствием взирала на то, как демон из зазеркалья пытался свести с ума простого охранника сгоревшего супермаркета.
Помнится, мы ещё в школе впервые смотрели этот фильм на пару с Аммо и реально так понервничали. А Серяк и Тимофеев так вообще месяц от зеркал шарахались как прокажённые. И это парни, здоровые лбы.
А тут сидела девчонка – жалкий камышик, полтора метра ростом и даже не дрогнула. И тут я вспомнил, как увидел на её теле синяки, которые ей понаставила мать, и понял – в её жизни хватало демонов и похуже, чем эти экранные пугалки.
Почему-то стало стыдно. И сидеть с ней рядом было невмоготу. Романтический настрой пропал совершенно. Только нервы гудели, как высоковольтные провода, да сердце как-то натужно качало кровь за рёбрами. Не выдержал этого разболтанного состояния. Встал и двинул в ванную, где ещё раз проверил, что у Истоминой всё есть: новая зубная щётка, фруктовый гель для душа, шампунь и кондиционер для её роскошных густых волос.
– Вот чёрт, – услышал я шум из гостиной и тут же кинулся туда, отчаянно переживая, что же произошло.
– Я вазочку с мороженым перевернула, – прошептала Вероника и через мгновение добавила, хмуря брови, – не вздумай меня стебать, я нечаянно.
– Даже в мыслях не было, – перевёл я взгляд на её испачканную футболку, кивнул и направился в гардеробную, где достал ей, во что переодеться. – На вот, это чистая. А я пока твою в машинку закину.
Несколько секунд длилась схватка двух упрямых взглядов, и всё-таки Истомина кивает, а затем скрывается в ванной комнате. Слышу, как шумит вода, как работает электрическая зубная щётка, как топают босые ноги по полу в мою сторону, где я уже постелил ей постель и прихватил для себя подушку с одеялом, чтобы разместиться в гостиной на диване.
– Зачем я здесь, Ярослав?
Поворачиваюсь к ней. Улыбаюсь, видя, что именно написано на той футболке, что я ей выдал. Вероника тоже переводит свой взгляд на буквы, читает надпись «Просто целуй меня. Поговорить мы можем позже», хмурится и закатывает глаза, кидая предупреждающе:
– Не смей!
– Ложись спать, Истома.
– Хватит называть меня так. И ты не ответил на мой вопрос.
– Ты здесь, потому что между нами ничего не умерло. И ты сама это знаешь, – отвечаю я и покидаю комнату, плотно притворяя за собой дверь и пытаясь доказать самому себе, что я сказал всё это лишь для красного словца, а не потому, что это чистая правда.
Ни хрена подобного!
Я давно к ней остыл! Я долбанный айсберг! А взорвало меня только потому, что я мужик, я молод и меня штырит на любую более или менее привлекательную тёлку. Именно так! И никак иначе!
Чёрт!
Вот только два часа прошло с тех пор, как свет в квартире погас и все звуки стихли, а я уснуть так и не смог. Тело конкретно вело. Отчаянно тянуло в сторону спальни, а мягкий диван казался набитым острыми камнями. Покрутился ещё с минут сорок, а потом не выдержал и всё-таки поднялся на ноги.
Осторожно шагнул в ту сторону, где давным-давно спала Истомина.
Открыл дверь.
Бесшумно шагнул за порог. Подошёл ближе и замер, рассматривая, как она свернулась в позу эмбриона, подложив обе ладошки под щеку. Жрал её образ ещё где-то четверть часа, а потом плюнул на все можно и нельзя. И лёг с ней рядом.
Не обнимал, нет.
Только прижался носом к её затылку, вздохнул полными лёгкими, ловя какой-то дикий, первобытный кайф. И тут же отрубился.
Проснулся как от толчка – это Вероника во сне перевернулась, и теперь её волосы разметались по моей груди, а маленькие пальчики чуть касались моего бока, прожигая меня до костей этим невинным прикосновением. И мне бы спать дальше, но не могу.
Весь дрожу, вдыхая её аромат и откровенно наслаждаясь этой украденной близостью. А самому дышать страшно – лишь бы и дальше так лежала. Рядом. Близко. Ещё ближе!
Не могу себя пересилить – веду носом, касаясь её виска, накачиваю всего себя ею, дотрагиваюсь подушечками пальцев до нижней губы и почти схожу с ума оттого, что мне сейчас так хорошо, как не было, наверное, никогда в жизни.
И это страшно. Потому что я привык думать о ней в уродливых, грязных фильтрах. Привык ненавидеть. Привык доказывать себе, что она не нужна мне. Что она в прошлом.
На часах половина шестого утра. А сна нет. И уже не будет.
А я наконец-то, таращась в полоток и конкретно отъезжая от эйфории просто лежать рядом с Истоминой, вдруг понимаю чётко и ясно – она ничего не пыталась мне доказать. Ей вообще было фиолетово, что я о ней думаю. И это не дешёвый спектакль в попытках набить себе цену.
Это суровая реальность.
С мясом отрываю себя от Вероники, но сделать это приходится. Во-первых, чтобы не напугать её, когда она проснётся. Во-вторых, я же ей обещал быть паинькой – надо соответствовать и продолжать втираться в доверие. Последний раз кинул на неё влажный взгляд и притворил за собой дверь.
А затем направился прямиком к телефону и набрал Чагина.
– Привет, Ярик.
– Привет, Саныч. Ты прости, что опять во внеурочное время звоню...
– Нормально всё, я уже не сплю. Что хотел?
– Адрес постоянного места жительства Храмовой Алевтины Петровной.
– Сейчас скину сообщением.
– Давай, – и отключился, сжимая трубку в кулаке и смотря в никуда.
Всё. Теперь остаётся надеяться лишь на то, что я не махровый дебил, а Истомина не актриса от бога.
Шансы? Пятьдесят на пятьдесят.
Глава 23 – Сложности восприятия
Вероника
Очень странное ощущение: просыпаюсь, но ещё плаваю в сонной дымке, лишь едва различая какофонию приглушённых звуков и запахов. Утыкаюсь в подушку, зажмуриваюсь, полными лёгкими вдыхаю в себя аромат, напитавший наволочку, и в моменте стопорюсь от шока.
Мыслительный процесс на паузе. А я сама до конца не верю в то, что чувствую.
Бергамот, апельсин, немного перца и дерева. Такой до боли знакомый запах, до чёрных мушек перед глазами, до тремора в конечностях и внезапной тахикардии.
– Какого…? – приподнимаюсь на локтях и суматошно оглядываю комнату, в которой оказалась не по своей воле, и себя в том числе, ведь я до сих пор без нижнего белья, чёрт возьми!
Воспоминания обрушиваются на меня разрушительной волной цунами.
Но сейчас я заботливо укрыта лёгким одеялом. И всё было бы прекрасно и в высшей степени невинно, если бы та самая подушка, в которую я так опрометчиво ткнулась носом, не была красноречива примята.
Он был здесь? Да, он был здесь!
Я думала, что моё терпение не сломить, что оно не просто железобетонное, а титановое. Но Басов всё-таки умудрился пробить в нём дыру размером с футбольное поле.
Прикрываю глаза, медленно выдыхаю ярость и иду в ванную комнату, где долго и упорно чищу зубы, умываюсь и пытаюсь расчесать длинные волосы пальцами. Ловлю своё отражение в зеркале и отшатываюсь.
– Вот же чёрт, – касаюсь кожи на подбородке. Там явная ссадина от соприкосновения с жёсткой щетиной Басова. Такое же повреждение обнаруживается и на шее.
Губы припухшие. Искусанные почти до крови.
Прикрываю глаза и упираюсь двумя ладонями в раковину. Дышу рвано и хрипло, лёгкие категорически не справляются с моей шоковой агонией. Ещё вчера я думала, что всё вывезла. Да, почти упала и разбилась, но в последний момент умудрилась влепить себе отрезвляющую пощёчину и спустить с небес разомлевшее тело.
А сегодня что? Смотрю на побочные эффекты от близости со своим уродливым прошлым, а меня лижут горячие языки пламени там, где они ни в коем случае не должны этого делать. От страха, что я скатываюсь куда-то не туда, сосёт под ложечкой. Ведь для Басова это ещё одна развесёлая игра, а для меня огромный риск потонуть в очередном гнилом болоте отчаяния.
Я больше не дура! И дважды наступать на одни и те же грабли не собираюсь. Желания нет категорически!
Покидаю ванную и целенаправленно иду искать причину всех моих бед, чтобы требовать выпустить меня отсюда. Если он откажется, то, клянусь, я выцарапаю ему глаза. Ох, надо была вчера попытаться это сделать. Глядишь, сегодня я бы не любовалась на свой разнузданный видок в зеркальном отражении.
Боже, как я вообще могла?
Выруливаю в коридор, а затем и в гостиную. Пальцы рук сжаты в кулаки. Грудная клетка ходуном ходит. По венам вместо крови курсирует чистый адреналин. И я не замечаю ровным счётом ничего: ни полуголого, одетого лишь в одни домашние брюки, парня с идеально вылепленным прессом; ни того, что он приготовил завтрак; ни очередной букет проклятых пионов, который стоит в подарочной коробке на столе.
