Текст книги "Обещаю, больно не будет (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Видеть Истомину с другим мужиком почему-то до сих пор адски тяжело. Нет, это, конечно же, не ревность, а лишь банальные афтершоки прошлых чувств и пережитого предательства. Но, чёрт возьми! Как она могла…?
Дверной звонок наконец-то смолкает, но вместо него начинает возиться на бесшумном режиме телефон на столике. Перевожу незаинтересованный взгляд на экран.
Олег.
Да в топку его.
Но Караев умеет быть настырным. Он набирает меня снова и снова, пока я всё-таки на психе не принимаю от него вызов.
– Ну чё тебе надо-то, а?
– Дверь мне открой, Яр.
– Не хочу.
– Тогда до утра будешь слушать, как я насилую звонок.
Скидываю. Снова делаю пару глотков из горла, а затем тяжело, словно дряхлый старец, встаю на ноги, кряхтя и постанывая. Шоркаю до прихожей и всё-таки проворачиваю завёртки замка, но дверь открыть себя не утруждаю. Просто разворачиваюсь и телепаюсь обратно, шлёпаясь на насиженное место и присасываясь к бутылке. Пока меня не перекашивает от назидательного мужского голоса:
– Ну я так и думал.
– Иди в жопу, Олег, – рычу я себе под нос.
Караев ничего мне на этот выпад не отвечает. Только шурудит что-то на кухне, а спустя пару минут появляется в зоне моей видимости с коробкой ароматной пиццы, непочатой бутылкой виски и двумя роксами со льдом.
– Наливай. Квасишь тут в одного как конченный алкаш.
Молча подчиняюсь. А затем снова ныряю в собственные мысли, практически забивая на то, что мне вещает Олег. Что-то о том, как я внезапно слился со встречи с Либерманом и Левандовским. Что выгляжу дерьмово. Что он переживает за моё душевное здоровье. И вообще, пора бы мне сваливать в Москву.
– Этот город плохо на тебя влияет, Яр.
– Свалю, когда надо будет.
– Уже надо. Поверь мне на слово, со стороны это прям видно.
– Нет, – рычу я и ловлю почти невыносимый ментальный удар в солнечное сплетение. Задыхаюсь от боли, сгибаясь в кресле. Дышу носом, но легче не становится.
Долбанная чёрная мамба. Опять покусала. Отравила...
– Не воспринимай меня как врага, Яр.
– Тогда перестань давить на меня. Я терпеть этого не могу.
– Я просто переживаю за тебя, парень. Ты был стабильным, работоспособным и живым, а потом мы прилетели сюда, и всё пошло по... одному месту.
– Мне нужно отыграться, – сам не зная зачем, произношу я. Просто рот открылся и выдал эту несусветную чушь.
– С кем?
– С прошлым.
– Ты сам не задолбался всё это носить внутри себя?
Я же только зло усмехаюсь и приговариваю очередную порцию забористого алкоголя, чувствуя, как наконец-то отпускаю от себя действительность. Сердце немеет в груди, а я блаженно выдыхаю.
Да, вот так хорошо.
Лёгкие работают как часы. Мозг в отключке, но я этому несказанно рад. Яд, весь вечер отравлявший меня изнутри, почти вывелся из крови. Я снова живой. Пьяный. Счастливый...
– Кто она, Яр? – спустя вечность молчания, тихо и ненавязчиво спрашивает Олег. Обманный тактический ход, а я ведусь на него как сраный дебил.
– Моя бывшая.
– Ты её любил?
– Любил.
– А сейчас?
– Ненавижу больше всего на свете.
– Значит, не остыл, – шёпотом сам себе что-то объясняет Караев, замахивая очередную порцию виски.
– Да я сама вечная мерзлота во плоти, – зачем-то оправдываюсь я, хотя и сам понимаю, насколько жалко выглядят со стороны подобные оправдания.
– Допустим, – примирительно поднимает руки вверх Олег и рубит следующий вопрос. – Ну и что она сделала?
– Да, сущие пустяки, по сути. Она продала нас. И продалась сама.
– Как это было?
Не знаю как и почему, но неожиданно, меня прорывает. Гнойник, нарывающий три с половиной года, вскрылся. И всё говно, что там варилось за это время, вдруг попёрло наружу. Я принялся говорить, сбивчиво и путанно, начиная с самого начала. И основной посыл был понятен: отношения, которые начались, как забавная игра и попытка приструнить зарвавшуюся учительницу, переросли в нечто большее, чем я вообще мог себе представить.
– Я никогда не зависал на девчонках, Олег. А тут неожиданно понял, что боюсь её потерять. Мой лучший друг отправил её придурочной мамаше откровенные фотографии Вероники со скабрёзными комментариями, а у меня руки тряслись, когда я поспешно сносил их в мессенджере. Боялся ей звонить, боялся услышать, что я кусок дерьма. Но когда вернулся с соревнований, то сразу же сорвался к ней. Элементарно до утра не мог дотерпеть. По балкону к ней полез, лишь быстрее увидеть, прижать к себе и услышать, что между нами всё по-прежнему хорошо. Что непоправимого не случилось, что те сообщения никто так и не увидел, и не прочитал.
– Но ты хоть про травлю, организованную тобой, ей признался?
– Чтобы она тут же меня кинула? Я что на идиота похож? – фыркнул я.
– Погоди, то есть, ты знал, что девчонка подвергается издевательствам со стороны собственной матери и при этом решил ещё сверху ей накинуть?
– Я тогда об этом не знал!
– Ах, ну да, это в корне меняет дело.
– Да, меняет! Потому что, как только я увидел побои на её теле, то тут же решил забрать Веронику жить к себе. Я, наивный олень, думал, что ей будет этого достаточно. Но по факту...
– Что?
– Я, когда узнал от друга, что Вероника взяла у деда деньги, то не поверил ни единому слову. Но и не проверить информацию не мог. Я тут же набрал сраному вершителю судеб, Тимофею Романовичу, и задал вопрос в лоб, а тот и отпираться не стал. Он сказал, что дал бабла не только моей девушке, но и её матери, за понятную услугу – навсегда для меня потеряться. И они обе согласились на это. А потом открылись и дополнительные обстоятельства, доказывающие то, что дед не врал. Мать Вероники заранее успела уволиться из гимназии и забрать оттуда документы своей дочери.
– Ну, хорошо, Яр. Мама, как человек – дерьмо. Это даже не обсуждается. Но с чего ты решил, что и девчонка брала у твоего деда деньги?
– Рафаэль был там, Олег. Он лично видел, как она приняла конверт и как затем стыдливо прятала его за поясом. А потом с этим дерьмом ознакомился и я, когда мне Аммо прислал фотографии, в том числе и того, как быстро Вероника переключилась с одного друга на другого.
Караев от моих слов вздыхает и сосредоточенно трёт лоб, а затем рубит:
– Дичь какая-то. Ты мне всё это время рассказывал душещипательную историю про милую девчонку, которая натерпелась зла от школьных абьюзеров и собственной матери-сектантки. А потом скатился к какой-то мутной истории, где она за здрасти отдаётся твоему другу прямо в салоне его авто.
– Я видел это всё собственными глазами, Олег! На тех фотографиях он трогал её самым похабным образом, а она ему отвечала.
– И он подтвердил, что у них всё было?
– Думаешь, мне это было в тот момент нужно? – сорвался я на рык, не в силах обсасывать то, что и так понятно.
– Ладно, что было дальше?
– А дальше они благополучно свалили из города, а я принялся зализывать раны старым дедовским способом: пошёл по бабам.
Перед мысленным взором тут же восстали картинки давно минувшего прошлого: полуголая Андриянова, развратно потирающаяся об меня сиськами, и я, который просто не мог взять то, что мне предлагали. Меня тогда вытошнило от гадливости к Истоминой и самому себе. А потом я просто вышвырнул Стеф из своей квартиры и нажрался в дугу, стараясь не выть в голос.
Именно с того дня до меня наконец-то начало доходить, насколько сильно меня засосало болото по имени Вероника Истомина. Я думал, что это были лёгкие отношения, где я рулю, а она следует за мной. А оказалось, что я один расхерачился о бетонную стену, влетев в неё на бешеной скорости.
– Хорошо, что она тогда пришла ко мне. Воспоминание её глаз, отражающих весь спектр отрицательных эмоций, до сих пор служат мне своеобразной анестезией.
– Так, стоп! Куда она пришла? – нахмурился Караев.
– После того как Истомина взяла бабло у моего деда и покувыркалась с Аммо, приползла ко мне. Змея.
– Ничего не понимаю. А зачем она пришла, если, как ты говоришь, дед сказал больше не отсвечивать в твоей жизни от слова «совсем»?
– Ну, наверное, попрощаться, – пожал я плечами, – образно заколотить последний ржавый гвоздь в крышку гроба нашей общей истории.
– Яр?
– Что?
– А ты уверен, что она реально взяла те деньги?
– Уверен, – жёстко рубанул я.
– Тогда какого чёрта она не пожинает плоды той сделки? И почему живёт не одна в собственной квартире, а делит квадратные метры с той, кто травила её по твоей указке? Ведь та Максимовская и эта – одно лицо, верно?
– И что?
– И то, что ты реально не видишь дальше собственного носа, Яр!
– Не ори на меня! – зло и пьяно вспылил я.
– Разуй глаза, идиот ты стоеросовый! Ты до сих пор её любишь, как одержимый, а иначе бы уже давным-давно свёл очевидное с невероятным и узрел наконец-то все причинно-следственные связи.
– Сам ты, идиот, Олег, – устало потёр я воспалённые глаза. – Перестань видеть белое там, где грязно-коричневое и воняет. Потому что, поверь мне – я тысячи раз искал ей оправдания, но все доводы утыкаются в те фотографии, где Вероника позволяла себя лапать, как последняя дрянь.
– Как об стенку горох, – вздохнул Караев, отставил в сторону недопитый бокал, а затем, не говоря более ни слова, встал и покинул мою квартиру.
Громко хлопнув дверью.
– Умный тоже мне тут нашёлся, – пробурчал я и снова занырнул в бутылку, пока окончательно не утопился в воспоминаниях, сомнениях и непонятной, иррациональной боли, которая клокотала у меня внутри.
Устал...
Глава 20 – Истеричка
Ярослав
– Доброе утро, Ярослав, – пожимает мне руку начальник службы безопасности нашей фирмы Иван Чагин и красноречиво косится на бутылку холодной минералки, что я с кислой рожей прижимаю ко лбу.
– Недоброе оно, Саныч, – отвечаю я на рукопожатие и вновь шлёпаюсь в кресло.
– Что, малой, синька – зло?
– Сам ты малой, – беззлобно огрызаюсь я.
– На отца, капец как, похож, – прикусив нижнюю губу, утвердительно двигает подбородком.
– Отец нарком был, Иван Александрович. Хорош нас сравнивать.
– Я запомнил его другим, – улыбается мужчина, но я лишь пожимаю плечами. Мне нечего ответить на это утверждение. – Да и ты уже с перегаром второй день к ряду мне попадаешься.
Я от последнего очевидного факта отмахиваюсь. Да – грешен. Сначала пил, потом похмелялся, нажираясь ещё больше, чем накануне. Но у меня была уважительная причина – я снова занырнул в мутное, протухшее болото, заполненное уродливыми образами и прокисшими воспоминаниями.
Но теперь я всё это дерьмо переварил и понял, что куда-то меня не туда занесло. Подумаешь, не упала переспелой сливой по щелчку пальцев в мои объятия. А ведь я собирался делать всё красиво, по уму и без скользких телодвижений. Но теперь решил, что хватит с меня доброго самаритянина.
Я в игре. А это значит, что у Истоминой нет шансов.
– Ты узнал, что я просил?
– Обижаешь, – развёл руками Чагин и протянул мне пару папок. – Могу в двух словам описать, если тебе пока тяжко впитывать информацию самостоятельно.
– Будь добр, – откинулся я на спинку кресла и блаженно закрыл глаза.
– Короче, Янковский. Не имею понятия, зачем ты его пробиваешь, но там такое тело позорное, что даже говорить о нём желания нет. Папаня его владеет местным заводом силикатного кирпича, видит касатика своим приемником. Но касатик только пьёт, гуляет, да девок трахает. Ну и ещё периодически попадает в поле зрения правоохранительных органов: то с лёгкими наркотиками залетит, то пьяным за рулём, то в ночном клубе морду бить кому-то кинется. Короче – ничтожество, паразитирующее на добром имени своих предков.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – приоткрыл я один глаз и хмуро посмотрел на Чагина.
– Что именно?
– Что она в нём нашла?
– Кто? Та, кого я до этого пробивал?
Я только скривился и свинтил крышку с минералки, присасываясь к горлышку как к живительному источнику.
– Давай дальше, Иван Саныч.
– Ладно. Храмова Алевтина Петровна, в настоящий момент проживает в полутора часов езды от города, в посёлке Кутаис. До недавнего времени работала учителем литературы в местной школе, но в июне написала заявление по собственному желанию. Тогда же выставила дом на продажу. И ещё сдала мать-инвалида в дом престарелых.
– А чего это она уволилась? Она ж ещё молодая.
– Да, в этом году только сорок стукнуло.
– Так, погоди. А ты ничего не перепутал, Саныч? Эта Храмова типа верующая на всю голову. У них вообще же не по понятиям стариков своих куда-то там сдавать. Крест, долг и всё такое...
– Никаких ошибок быть не может, Ярослав.
– Ладно, спасибо тебе большое.
– Да вообще не за что – дело пяти минут.
– Всё равно.
– Все адреса я, если что, подбил.
– Понял. Спасибо.
За Чагиным закрылась дверь, а я откинул от себя папки и совершенно слепо уставился в монитор, где был открыт отчёт по сбыту за прошлый квартал. Вглядывался в бесконечные строчки, но ничего не видел. В голове, словно набатом, бомбили слова Олега:
«Тогда какого чёрта она не пожинает плоды той сделки? И почему живёт не одна в собственной квартире, а делит квадратные метры с той, кто травила её по твоей указке? Ведь та Максимовская и эта – одно лицо, верно?»
Это единственное, что не билось в моей голове. Потому что всё можно было бы объяснить, то вот этот контакт между затюканной Вероникой и отбитой на всю голову Мартой, у меня отчаянно не складывался. Ну правда, каким образом они оказались на одной территории и спелись?
Что могла сделать Максимовская, чтобы затащить Истомину к себе в квартиру? Приставила дуло пистолета к виску? И я бы мог даже подумать, что она держит Веронику в рабстве, если бы лично не слышал, как они мило чирикали друг с другом по телефону. Доверительно. Реально, как настоящие лучшие подруги.
Устав насиловать свои мозги, я всё-таки с горем пополам углубился в работу, буквально на буксире заставлял себя двигаться, соображать и вникать в суть дел. Затем Караев в качестве ценного прицепа свозил меня на две деловые встречи. И где-то тут я не выдержал. Открыл мессенджер и написал Аммо сообщение:
«Как так вышло, что Истомина переехала жить к Максимовской?»
Почти тут же получил ответ:
«На первом курсе сгорела женская общага».
Я: «И? Это ничего не объясняет».
Аммо: «А дальше ты сам, Яр».
Я: «В смысле?»
Аммо: «В прямом».
Я аж зарычал, а сидящие за столом деловые партнёры и Олег посмотрели на меня, как на душевнобольного.
– Простите, дурные новости с полей.
Остаток времени досидел как на иголках, практически не участвуя в разговоре и только бесконечно кивая, надеясь, что по делу. А дальше, когда все пожали друг другу руки, я прыгнул в тачку и поехал, куда глаза глядят. И только спустя минут сорок понял, что мчу в сторону города из своего прошлого.
Гнал, как сумасшедший и через семь часов, уже в ночи был на месте.
Прошёл в холл, приветственно кивнул консьержу, а затем поднялся на двадцатый этаж и зашёл в квартиру, в которой не был долгие три с половиной года. Стоило только перешагнуть за порог, как меня настигла какая-то лютая паническая атака. Привалился к косяку и принялся медленно дышать через нос, но меня всё ещё не отпускало.
Вот он я – стою в одних домашних штанах и смотрю на уже не мою Истому. За рёбрами всё разбито. По венам – кипяток. Орать хочется. Её трясти до потери сознания и кричать во всю глотку:
– Какого хрена ты наделала?
Я не знаю, каким образом тогда мог состряпать равнодушный, праздный вид. Как не растерял последние остатки рассудка, когда услышал от Истоминой о том, что она теперь действительно всё знает. О травле, о том, что все начиналось с бессовестной лжи. Я понимал, что уже потерял её навсегда, но в глубине души ещё надеялся на то, что прилетит волшебник на голубом вертолёте и скажет, что вся эта грязь – лишь дурной сон.
Но ничего. По нулям.
Всё как было, так и осталось. И никому не нужен хороший Ярик. А мне, так и подавно.
Она ушла, а мне отчаянно хотелось орать ей вслед миллионы не связанных между собой слов.
Вернись!
Я ненавижу тебя!
Ты нужна мне!
Как же ты могла?
Обратно в гостиную плёлся на автопилоте. Как зомби, не иначе. Миллионы невыносимых секунд пытался забыться в объятиях девчонки, которая была мне и даром не нужна. А потом всё как во сне: вот уже и Андриянова со своими немногочисленными манатками летит вон из моей квартиры, а потом, на вздохе отчаяния пальцы бегают по экранной клавиатуре смартфона, а затем жмут на «отправить». Там были полуголые фотографии Истоминой и тонна грязной лжи о том, что мне было с ней паршиво.
Никогда.
С ней я был, как в грёбаном раю. Каждый раз. Каждый чёртов раз, когда она позволяла мне брать себя, я давился счастьем и топился в эйфории. Я помню, как меня накрыло, а потом всё никак не отпускало. И я смотрел в бездонные серо-зелёные омуты её глаз и совершенно не понимал, что в них такого, отчего меня так повело.
А потом вот – всё спустил в унитаз в угоду жалкой мести за то, что она меня предала. Когда я понял, что именно сделал, то меня в буквальном смысле вывернуло наизнанку. Хотел причинить боль ей, а в итоге сам же себе пустил пулю в лоб.
Сколько раз за эти годы я корил себя за то, что поступил так низко? Сотни, если не тысячи. Потом вспоминал всё по новой, мариновал себя в этом дерьме и пытался хоть как-то оправдаться перед самим же собой, но не получалось.
Я до сих пор считал себя махровой истеричкой. Я ничего не добился своим поступком, кроме, как доказал всем и каждому, что мне больно оттого, что меня поимели.
Другое дело сейчас...
Со вкусом. С расстановкой. Отжать своё возмездие любой ценой и несмотря ни на что.
Отвис. Всё-таки нашёл в себе силы пройти дальше в квартиру и хапнуть энергетики, которая, кажется, до сих пор была насквозь пропитана Истоминой. Оглядел мебель под белоснежными чехлами и всё-таки прошёл туда, где был обманчиво любим.
Где на стене до сих пор была изображена ОНА.
Сел на кровать и весь растворился в её образе. Тело загудело, как трансформаторная будка.
Опять кома. Глубокая. Из такой уже не возвращаются, но я торчал этот болезненный во всех смыслах квест сам себе. Спустя вечность достал телефон и набрал номер.
– Ярослав? Ты время видел? Ночь на дворе!
– Саныч, скажи, а ты мне глушилку для телефона сможешь достать к выходным?
– Что? Ты обкурился, что ли?
– Нет, я трезв как стекло, – а сам смотрю безотрывно на изображение Истоминой и не могу оторваться.
Какая же она красивая. Была – вау, а стала ещё лучше...
– Смогу. Это всё?
– Да, это всё.
– Мало отец тебя по заднице драл, – буркнул в трубку Чагин и отключился.
А я меж тем улыбнулся и заговорил с той, кто занозой сидела где-то за рёбрами.
– Не хочешь по-хорошему на свидание идти, значит, будет по-плохому. Но будет. И точка…
Ярослав
В ночь решил обратно не ехать. Завалился в отель, но там тоже долго не смог заснуть. Руки потянулись во Всемирную паутину, где всё-таки отыскали страничку той, которая вымораживала до зубовного скрежета.
Повсюду профиль закрыт. Стучаться не стал. А смысл? Всё равно же не пустит. Только полюбовался на аватар с одними лишь губами и всё. Её – сто процентов. Я их знал. Я помнил, какие они были на вкус. Я всё ещё не мог забыть, как это ощущалось, когда они касались моей кожи в районе колотящегося сердца.
И снова накрывает лавиной кипятка. Мочит прямо в низ живота. И мне бы орать в голос, потому что я не хотел её хотеть. Грёбаный парадокс – столько доступных, на всё готовых баб, а у меня бурлит кровь на ту, которая мне больше не нужна.
Сворачиваю к чертям собачьим все окна и блокирую телефон, но, проворочавшись с одного бока на другой минут десять, крякнул и снова полез на просторы необъятного интернета. Нашёл Максимовскую – вот у кого душа была нараспашку. Тут нашлась и Истомина. Скролю страницу с фотками вниз, отматывая время на три с половиной года назад.
Вот она!
Почти такая, какой я её заполнил, но уже за минусом в несколько килограмм. Зачем она их скинула вообще? Её они совсем не портили. Не спорю, сейчас её фигура была мечтой любой девчонки, но и тогда Истомина могла с полпинка зажечь мою кровь одним лишь видом своей шикарной задницы.
Вот она с собаками в приюте и на выгуле: хохочет, тискается. Счастливая... Будто бы не расстреляла живого человека в упор совсем недавно. А я, дебил, ради неё пошёл ва-банк: против семьи, против деда, от его наследства отказался, от претензий на семейные плюшки. Всё в топку бросил, лишь бы она рядом была, а не со своей чокнутой мамашей в котле варилась.
А ей мало было. Всегда!
Смотрю дальше. Не могу остановиться.
Конец первого курса: поездка на море. Рядом с Истоминой трутся какие-то мудаки. Интересно, сколько у неё их было после меня?
Фак!
Вот зачем я в это болото полез вообще?
Второй курс: день рождения Марты, рядом Вероника в обнимку с каким-то очкариком. Ну что за муть? И почему мне от этих фотографий хочется, как минимум, с кого-нибудь снять скальп? Например, как раз с вот этого вот очкарика. Медленно...смакуя каждый его вопль боли.
Третий курс: девичник в стриптиз-клубе у какой-то их совместной подруги. По очереди каждая из присутствующих становится жертвой приватного танца. И Истомина тоже – суёт пятихатку в трусы какого-то перекачанного орангутанга.
– Вот же стерва!
Сорвался с места. Умылся ледяной водой, но легче не стало. Окончательно словил псих и понял, что не смогу сейчас уснуть или усидеть на месте ровно.
Какой итог? Сдал номер и помчал в сторону Краснодара, матеря себя и Истомину трёхэтажно и заковыристо. Её – за то, что до сих пор занозой сидела, кажется, в каждом моём внутреннем органе. Себя – за то, что до сих пор слабак. Из-за неё...
К утру был на месте, где меня наконец-то вырубило. Но ещё в дороге успел найти контакт той самой богадельни, что заприметил на многих снимкам, на которых Истомина выгуливала собак. Оказывается, её можно было тупо купить для своего песика-масика. На заправке успел зарегистрироваться на сайте и нанять именно Веронику для прогулки со мифическим лион-бишоном, по причине того, что выгул конкретно этой породы стоил дороже всего. Вбил свой адрес, обозначил время и почти расслабился, будучи уверенным, что рыба уже не соскочит с крючка.
И лишь тогда смог выдохнуть, а по приезду домой завалиться спать без сновидений. Только голову опустил на подушку и всё – ушёл на дно, зная, что уже к вечеру здесь, в этом самом периметре будет Она.
Моя Истома...
И никуда уже от меня не денется.
Проснулся сильно после обеда. Заказал клининг. Принял контрастный душ и, немного ожив, понял, что не могу доверить покупку продуктов абы кому. Собрался и лично поехал шерстить местные супермаркеты в поисках подходящих ингредиентов.
Готовить я умел, но не любил тратить на это драгоценное время. Но для Истоминой решил сделать исключение. Долго курсировал между бесконечных полок и наконец-то остановился в рыбном отделе, где выбрал пару стейков охлажденной форели, затем зарулил за овощами и погнал обратно.
Надо было подготовиться.
Чагин тоже не оплошал и припёр мне глушилку для мобильного сигнала, за что я ему был невероятно благодарен.
А дальше дело осталось за малым: приготовить ужин, салат, печёные овощи и охладить бутылку превосходного розового вина. Ну и дать указание женщине, которая отвечала за уборку, встретить девушку и аккуратно прикрыть за собой входную дверь, которую я удалённо закрыл бы на замок.
И всё – птичка в клетке.
Последние штрихи – и вот уже я готов. Помылся, побрился, надушился, приоделся с иголочки. А сам конкретно в хлам: по венам не кровь бежит, а лава. За рёбрами чёртов армагеддон. Лёгкие категорически не справляются с нагрузкой. А в черепной коробке бомбит праздничный салют и всё это потому, что я услышал звонок в дверь.
А затем и бархатистый голос Истоминой, которая добровольно сунулась в собственную мышеловку.
Её тихие шаги, приближающие нашу встречу, рвут мои последние нервные волокна. Но мне так плевать на этот факт, потому что меня штырит от чувства собственной власти над этой девчонкой. Она свернула мне кровь, но я сделаю кое-что похуже.
– Добрый вечер, – её звонкий голосок словно шуруповёрт вворачивается мне прямо промеж глаз.
Слепит.
От радости.
От ненависти.
От непонятного и иррационального мандража, который гудит по телу, накачивая его опасным электричеством.
Ох, Истома, зря ты сюда пришла...
– Добрый, – отвечаю я, стоя у окна и замечая, как она в непонимании складывает губы в букву «о» и испуганно делает шаг назад.
А я к ней, полностью выходя из тени.
– Ты? – шепчет она одними губами и в испуге хватается за стену, полируя меня я-убью-тебя взглядом.
– Я...
Глава 21 – Fatality
Ярослав
– Ясно...
Смотрит на меня в упор. Пытается уничтожить взглядом и дать мне понять, что я как минимум ничтожество, а как максимум – пыль под её ногами и плевала она на все мои выкидоны с высокой горы.
Хмыкает и разворачивается, а затем целенаправленно движется к входной двери, чтобы там поцеловать замок и наконец-то понять, что мышеловку я давно уже захлопнул.
Сюрприз!
Чертыхается, дёргает за ручку снова и снова, даже пытается крутить завёртки. Пинает дверь и приглушённо что-то бубнит на непереводимом, но однозначно запрещенном цензурой.
Разворачивается. Зло топает обратно.
А я предвкушаю!
– Ну ты прям мегамозг, как я посмотрю, – поджимает губы и кривится, давая мне понять, до какой степени я ей неприятен в этот момент.
Такая равнодушная. Такая чужая. Вот только я в это не верю!
– Спасибо, что оценила, конечно. Но это я должен делать тебе комплименты, а не наоборот, – тихо и миролюбиво отвечаю я, принимая абсолютно непринуждённый вид. Хотя внутри меня нереально разматывает.
Я делаю шаг и присаживаюсь на спинку дивана, складывая руки на груди. И улыбаюсь, в ожидании того, что же будет дальше.
Что именно? Уже неважно. Главное, что будет.
Истомина хмыкает и принимается рыться в сумке, но я-то вижу, насколько выбил её из колеи. Как судорожно она принялась покусывать нижнюю губу. Я знаю – это нервы. И страх проиграть мне.
От этого понимания в кровь бешеной дозой впрыскивается адреналин. Меня ведёт не по-детски. За рёбрами бомбит праздничный салют, а всё тело гудит как под напряжением. Магия какая-то...
– Ну чего ты зразу за телефон-то схватилась, Вероника? Может, поболтаем чуток для приличия.
– Для приличия? – смеётся Истомина, качая головой, а сама уже принимается жать на кнопки.
– И кому звонишь?
– В полицию.
– А что случилось? – неторопливо поднимаюсь я со своего насеста и делаю пару шагов в её сторону, ощущая, как встают все волоски на моём теле. Меня прошивает током. И чем ближе к ней, тем сильнее.
– Да ничего, в общем-то, Ярослав, кроме того, что ты меня незаконно удерживаешь в этой квартире. Знаешь, сколько дают сейчас за подобное?
– Сколько? – ещё шаг навстречу. Да!
– Много!
– И даже поцелуй?
– Боже, ты идиот, – закатывает глаза и снова жмёт на кнопки. Хмурится.
– Я помню, какого это было – целовать тебя, Вероника. Жарко. Сладко. И сердце навынос...
– Заткнись! – отмахивается она от моих слов, словно от назойливой мухи. – Какого чёрта? Что со связью?
– Её нет. И не будет.
– Что?
– Зато есть я. И ты...
– Басов, прекращай! – неожиданно рявкнула Истомина и толкнула меня в грудь двумя руками, когда я приблизился к ней слишком близко, нарушая зону её комфорта.
Не хотел. Просто потянуло магнитом.
– Это уже не смешно!
– Не смешно было два дня назад, когда ты пыталась развести меня, как конченного лоха, Вероника, – фыркнул я, а затем развернулся и направился в сторону кухни, чтобы закончить с последними приготовлениями: заправить салат и откупорить вино.
– Алё, Ярослав! Я тебе ничего не обещала.
– Я пригласил тебя в ресторан, и ты согласилась.
– Единственное, на что я согласилась, так это пойти туда. Я не уточняла, с кем именно сделаю это.
– Вау! И ты после этого смеешь мне говорить мне, что это я мегамозг, да?
– Да пошёл ты, Басов. Открой чёртову дверь и дай мне уйти!
– Нет, – ответил я максимально спокойным тоном, таким, против которого бесполезно возражать, затем подхватил вино и салатник и двинулся к столу, который уже был накрыт на двоих.
– Нет?
– Извини, – пожимаю плечами.
– Пф-ф-ф...
– Я приготовил ужин, Вероника. Пожалуйста, сядь за этот стол, поешь и поговори со мной. И там уж мы решим, стоит ли тебе и дальше меня ненавидеть.
– Ненавидеть? – смеётся и смотрит на меня как на шута горохового. – Басов, ненависть – это чувство. Поверь мне, я не испытываю к тебе ровным счётом ничего. Хотя нет, вру. Брезгливость присутствует.
И сморщилась, как будто учуяла дурной запах.
Что ж... Хороший ход, конечно, но со мной не прокатит.
– А меня вот до сих пор от тебя штырит, – улыбнулся я ей и понял, что ни слова не соврал.
И если бы я мог, то прямо сейчас набросился на неё и сожрал. Всю!
А она неожиданно идёт ко мне. Решительно так, будто бы желает придушить голыми руками. Останавливается в паре шагов и зло рычит мне прямо в лицо:
– Я не ослышалась? Штырит, говоришь?
– Да, – смело встречаю я огонь её глаз. Сгораю в нём.
Прикрываю веки, потому что точно знаю, что именно она мне сейчас скажет. Чем упрекнёт. Натыкает, как котёнка в своё же дерьмо. Давай, я почти готов.
– Вот это новости, Ярослав. А я-то все эти годы думала, что не впечатлила тебя. Мучалась, страдала, на дополнительные занятия бегала и факультативы. Всё как ты советовал.
Ревность обжигает. Травит своим ядом. Подрывает к чертям собачьим всю мою хвалёную выдержку.
Рывком подаюсь ближе, хватаю её за шею и дёргаю на себя. Соприкасаемся телами. Прошивает волна жаркого электричества. Почти невыносимая, но такая отчаянно сладкая. Мне от неё и больно, и до одури хорошо.
– Ну и как, похвастаешься, чему научилась?
– Мечтай!
Я подаюсь ещё ближе. Мажу губами по её губам. Тело – сплошная раскалённая сталь. Но Истомина успевает отшатнуться от меня, пока я хватаю ртом лишь воздух. Но уже всё – переклинило!
Я хочу её!
– Фотки тоже не айс вышли, Басов, – змеёй шипит она, но высвободиться не пытается, лишь продолжает методично размазывать меня по асфальту. – Я там везде с нерабочей стороной лица.
– Я был зол.
– Оу, тогда это многое объясняет, конечно. Вопрос снят, – смеётся, но как-то грустно. Так, что мне хочется втащить самому себе.
Но, чья бы корова мычала?!
Резко наступаю, делая несколько широких шагов на неё и заставляя её пятиться назад, пока мы не упираемся в столешницу кухонного острова. А дальше я больше не могу медлить. Подхватываю её под задницу и усаживаю на стол, вклиниваясь между её бёдрами.
Да, вот где я должен был быть!
Ловлю её лицо и зажимаю между ладоней. Её попытки вырваться – смехотворны. Во мне почти девяносто килограмм тренированной мощи. И она – комарик.
Глаза в глаза и что-то внутри рвётся от паники, которую я успеваю словить от её образа. Страх. Боль. Гнев. Отчаяние.
Соприкасаюсь с ней лбами.
И губами.
Искрит. По жести!
Дышим одним воздухом на двоих. Пытаюсь растянуть эти невыносимо острые мгновения, нажраться ими до отвала. Но не получается! Градус моего «хочу» только повышается.
