Текст книги "Обещаю, больно не будет (СИ)"

Автор книги: Даша Коэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

С протестующим стоном, но я всё-таки заставила себя встать с кровати, а затем поплелась в душ. После на кухню, где планировала хотя бы что-то затолкать себе в рот, но так и не смогла. Просто застыла посреди кухни и поняла, что задыхаюсь! Что, как Алиса, падаю в глубокую кроличью нору и не могу остановиться.

Крутанулась на месте, кинулась в спальню, наобум надевая на себя какие-то тряпки без разбора. А затем ломанулась на выход. Мне нужен был воздух. Мне было необходимо прочистить мозги, потому что слишком много в них скопилось противоречивых желаний. Таких, которые ни к чему хорошему не приводят.

Например, позвонить ЕМУ и сказать, что его я ненавижу. За боль эту дикую, что до сих пор живет в сердце. За ломку без него. За чувства, которые расплодились во мне как тараканы, и их уже не вытравишь ни одним, даже самым термоядерным дихлофосом.

– Ник? – услышала я за собой хриплый, лишённый эмоций голос лучшей подруги. – Ты куда?

– Не знаю.

– Не бросай меня одну, ладно?

– Не брошу, – мотнула я головой.

Спустя минут десять мы обе сидели в какой-то безымянной кофейне и давились свежей выпечкой, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. И молчали. Сказать было нечего. Тотальный эмоциональный ахтунг давил на нас со всех сторон. Сплющивал и насиловал сознание. Пока кофе всё-таки не был выпит и стало совсем невмоготу.

– Я думаю, сегодня позвонить отцу. Он мне сразу предлагал поступать в Москву или Питер, да и жильё у нас там есть. Поедешь со мной?

– А учёба?

– Переведёмся. Ты ведь отличница, а у меня папа богатый, – пожала Марта плечами.

– Только не в Москву. Там... ОН.

– Мест на карте много, так что найдём куда сбежать.

– Невыносимо? – участливо сжала я ладонь Марты, и та всё-таки скуксилась, а солёная слеза скатилась по ее щеке.

– Я не могу, Ник. Всё, запас прочности кончился. Я с ума сойду жить в этом городе, зная, что Стафеев с другой. Дарит ей свою любовь, пока я подыхаю от безответных чувств. И я совершенно не понимаю, как с ними бороться, учитывая, что он ещё столько месяцев будет мелькать перед моими глазами на учёбе. У меня просто поедет крыша или я позорно приползу к нему сама, умоляя дать мне хоть что-то, хоть что-нибудь, чтобы остаться на плаву. Я же потом сама себя за это сожру с потрохами...

– Нам нужен мир без мужиков, – криво улыбнулась я и покачала головой.

– Только вот где такой взять, а?

Мы ещё какое-то время просидели в кофейне, поскоблили ложками остатки пены на донышке чашек, погрустили о каждая своём, о вечном, а потом встали и снова пошли домой, в свой маленький мир, ограниченный бетонными стенами, из-за которых неслышно наших слёз.

Да только стоило нам подняться на наш этаж, как мы обе стремительно выпали в глубокий астрал. Потому что на ступенях рядом с входной дверью сидел не кто иной, как Стафеев. Сидел и смотрел на Марту так проникновенно, что даже у меня сердце защемило, настолько весь его образ сквозил капитуляцией.

– Что ты опять притащился сюда? – прошипела Максимовская, а сама руку к груди прижала, туда, где за рёбрами всё скулило и выло от тоски.

Пару секунд молчания растянулись в вечность. Воздух раскалился и начал потрескивать от напряжения. А затем славно гром среди ясного неба прозвучали слова Фёдора, в которых заключалось всё, о чём просила моя подруга. И на что надеялась.

– Я пришёл, Марта.

– Ч-что? – охнула она, а я явственно увидела, как дрожит её подбородок.

– Я пришёл, – повторил Стафеев. – К тебе. Насовсем.

– А как же Аня?

– Она в прошлом. Веришь?

Невыносимое мгновение. Колючее, но прекрасное. Такое, когда два любящих сердца наконец-то врезаются друг в друга на бешеной скорости, но не разбиваются на тысячи кровавых осколков, а становятся единым целым.

Марте повезло. И я на её месте не посмела бы больше судьбе воровать время наедине с тем, кто был для меня целым миром.

– Пойду, пожалуй, – кивнула я, но, кажется, меня никто не слышал.

Достала ключ и открыла дверь, а затем закрыла её за своей спиной, где Фёдор и Марта стояли и всё ещё жрали друг друга голодным взглядом. В это мгновение в их вселенной не существовало более никого, кроме них самих.

– Почему? – услышала я через дверь голос подруги.

– Потому что я люблю тебя, Максимовская.

Жалобный всхлип.

– По-настоящему, понимаешь?

– Федь, не надо так шутить...

– А ты меня любишь, Марта?

– Люблю... о боже...

Дальше подслушивать за чужим счастьем я не посмела. Ушла к себе в комнату. Легла на кровать, накрылась подушкой с головой.

И заплакала.

От зависти!

И тоски!

Потому что мне тоже хотелось, чтобы ко мне пришли. Насовсем!

Вот только, кажется, Вероника Истомина родилась на этот свет с каким-то внутренним дефектом, таким ужасным и противоестественным, что даже родная мать не смогла проникнуться к ней хоть сколько-нибудь тёплым чувством. И теперь она была одна, совершенно одна. Никому не нужная. Никому, кроме себя самой в этом огромном мире, где каждый хочет любви, но, увы, по-настоящему умеет лишь ненавидеть.

Вздрогнула. Отёрла с пылающих щёк солёную влагу и посмотрела на телефон, который вдруг завопил на моём рабочем столе. Глянула – номер незнакомый. Брать не стала. А вдруг это опять Янковские или Мирзоевы мне денег хотят всучить?

Вот только аноним всё никак не успокаивался и продолжал снова и снова маниакально набирать мой номер.

«А вдруг это он?» – промелькнуло у меня в голове шальной пулей. И я тут же приняла вызов, считая себя беспросветной идиоткой.

– Алло?

– Вера? – я едва ли узнала этот голос. Низкий, осипший, сухой и покрытый толстым слоем пепла. А ещё пьяный. В умат.

Я не слышала его три с половиной года и искренне верила, что так и будет по меньшей мире навсегда.

– Говори.

– Бабушка умерла.

– М-м, – прислушиваюсь к себе, но внутри у меня вакуум. Ничего не дрогнуло. Был человек, нет его – какая мне разница, если он мне совершенно чужой?

– Три месяца тому назад.

– Спасибо, что наконец-то сообщила.

– Не за что.

Молчание длиною в тысячи световых лет режет меня по давно затянувшимся ранам. Перед мысленным взором пролетают товарняком болезненные воспоминания моего прошлого, где я была обузой и девочкой для битья. Я всё помню. Я ничего не забыла. Я научилась отвечать взаимностью.

– Ну, как жизнь твоя, дочка? – мать успевает спросить это, прежде чем я положила трубку.

– Хорошо.

– Вот как? А что же ты тогда не звонишь маме, не благодаришь её за ту хорошую жизнь, что она тебе подарила, Вера? Ты должна...

На этом моменте меня взрывает. Просто разносит в щепки! Бам – и всё – в мясо! А вокруг полыхают пожары…

– Должна? – рычу я.

– Да, я твоя мать, я пожертвовала ради тебя всем! И ты теперь должна мне! Мне нужны деньги, Вера! Ты обязана помогать мне!

– Заткнись! – рубанула я.

– Что?

– Что слышала! Я ничего тебе не должна. И уж тем более ни к чему не обязана. Это ты трахалась без защиты с женатыми мужиками! Это ты меня зачала, а потом решила не избавляться и позволить мне родиться. Это только твоя ошибка! Твоё решение! Твоя вина, что ты просрала собственную жизнь! И я не появилась на этот свет, чтобы ты меня ненавидела. Ясно тебе? Я не для того родилась, чтобы исполнять твои желания и прислуживать тебе. Я не твоя собственность!

– Да как ты смеешь? Я твоя мать!

– Ты лишь биоматериал. Мамы любят, а не используют.

– Бесстыжая! Неблагодарная!

– Что посеешь, то и пожнёшь. Ты сеяла только ненависть, вот и собирай урожай.

– Я подам на алименты!

– Удачи!

– Тварь...

Я не дослушала эту словесную диарею. Скинула звонок. И заблокировала номер. Выдохнула.

Тело запоздало затрясло. Слёзы вновь покатились из глаз. Так обидно стало.

– Время обещало, что с ним больно не будет. Обмануло. Как и все...

Глава 39 – Ожоги

Вероника

«Я останусь у Феди. Не теряй меня».

«Ок».

«Я люблю тебя, Вероника».

«И я тоже люблю тебя, Марта».

Сюр.

Если бы кто-то сказал мне три с половиной года назад, что я полюблю своего злейшего врага, как родную сестру, то ужаснулась бы и покрутила пальцем у виска. А теперь вот. Максимовская – единственный человек на этой планете, которая отвечает взаимностью на мои чувства.

Вот только сейчас она перешла на новый уровень, тогда как я сама осталась позади. В мире одиночек, которые никому не нужны. Мне было грустно, но в то же время я невероятно была счастлива за подругу и то, что жестокая судьба нажралась её горем и решила наконец-то оставить в покое. Подарить шанс на счастье.

По квартире слонялась тенью. Давно уж ночь на дворе. В окнах горела бессонница кипящего города, а я с ним на одной волне. Пила очередную чашку пустого чая на кухне без света, наблюдая бездумно за игрой теней на стене. И грустила бесконечно, не зная, куда себя деть в этой стылой, пустой жизни, бегущей в никуда.

Басов уехал, а меня будто бы поставили на паузу. И в этой безумной точке невозврата мне оставалось лишь бесконечно барахтаться и задыхаться, не в силах что-либо изменить.

Заснула только в лучах рассветного солнца и то лишь под тихое бормотание телевизора. С ним меня не глушило осознание своей ненужности, не размазывало одиночество, не скручивало в морские узлы от воспоминаний прошлого, такого прогорклого и уродливого, что вновь захотелось расклеиться и поплакать.

А толку-то?

Этот мир не любил плакс. Жесть – вот его короткий девиз. Я это понимала ещё с того времени, как мать впервые потащила меня в её якобы чудо-творящую церковь, где каждую молитву слышит сам всесильный господь и помогает, если ты достаточно слёзно попросишь и прославишь его. Так вот – ни хрена! Даже если Бог и существует, то помогает лишь тем, кто что-то делает, а не просто бездумно набалтывает языком над свечкой, призывая к условной справедливости. Ибо не он куёт твоё будущее, а ты сам.

Именно поэтому, как бы не тяжело мне было, утром я соскоблила себя с дивана и заставила выполнить привычный ритуал: помыться, одеться, затолкать в свой бунтующий желудок какую-то еду и выйти из квартиры, чтобы пойти на пары. А дальше дни, как под копирку похожие на предыдущие, замелькали у меня перед глазами. Пустые и стылые. И лишь работа в собачьем приюте и прогулки с покалеченными подопечными приносили мне краткое облегчение.

Но невыносимее всего становилось тогда, когда после учёбы в квартиру забегала Марта, чтобы переодеться да прихватить с собой что-то из вещей, а дальше вновь бежать к Фёдору. В эти минуты, наедине с лучшей подругой мне приходилось корчить из себя беззаботную девчонку, которой всё нипочём. Улыбаться через слёзы. Искренне радоваться за счастье подруги, а потом вновь умирать в одиночестве, коря себя хоть за белую, но зависть.

А когда наступила суббота, я поняла, что не в силах идти домой и вновь вариться в своих тухлых мыслях, переливая из пустого в порожнее свои печали, ругая себя и разбирая на молекулы, пытаясь понять, что же во мне не так.

Я пешком от института дошла до набережной, села в какое-то первое попавшееся кафе с видом на реку и заказала то, что порекомендовал официант. Но не прошло и пары минут, как мне принесли мой чай и кусок ягодного пирога, а за мой столик без разрешения сел представительный мужчина неопределённого возраста, в дорогом костюме, с золотыми часами на запястье, и цепко уставился на меня хищным взглядом.

Я тут же запоздало вспомнила об адвокате Мирзоевых, который обещал мне проблемы, если я не заберу заявление из полиции. И тут же по позвоночнику поползли противные мурашки, ладони вспотели, а грудь будто бы стиснула колючая проволока страха.

– Чем обязана? – спросила я предательски хриплым шёпотом, а сама уже суматошно искала в сумке перцовку.

– Здравствуйте, Вероника.

– Я задала вам вопрос, – наконец-то отыскала я защиту и стиснула баллончик в кулаке, намереваясь применить его по назначению в случае очередных угроз.

– А я с вами поздоровался, тогда как вы, дорогая моя, очевидно, задумали нечто недоброе на мой счёт, – и кивнул на мою руку, которую я скрывала в глубине своей сумки.

– Что вы хотите от меня?

– Всего лишь побеседовать с вами, Вероника. И кое-что передать.

– Я вас не знаю.

– Меня зовут Альберт Михайлович Маркин, и я представляю интересы Басова Тимофея Романовича.

– Кого? – охнула я и мой голос дрогнул.

– Знаете такого?

– Увы, но да.

– Даже так?

– Знаете, мне уже что-то не нравится этот разговор, – решительно отодвинула я от себя чашку с чаем и уж было вознамерилась встать, но меня жёстко пресекли.

– Успокойтесь, Вероника. Я пришёл по делу, – а затем, уже не глядя на меня, принялся вытаскивать из своего кожаного портфеля какие-то бумаги и раскладывать их передо мной на столе. – Подпишите, пожалуйста, здесь, здесь и во здесь.

– Что это?

– Дарственная на двухкомнатную квартиру в самом центре Краснодара, площадью восемьдесят четыре квадратных метра с двумя балконами, видом на Свято-Троицкий собор и реку Кубань на двадцать третьем этаже респектабельного жилого дома. Если подпишете эти бумаги, то она станет вашей. Налог за дарение также выплатит за вас Тимофей Романович.

– Какое счастье, – откинулась я на спинку своего диванчика и усмехнулась, – а Тимофей Романович не уточнил, за какие такие заслуги мне причитаются столь щедрые дары, м-м?

– Конечно же, уточнил, – усмехнулся мужчина, – это компенсация за содеянное им три с половиной года тому назад. Преподносится вам вместе с глубочайшими извинениями, Вероника.

И улыбается. Мерзко так, что хочется ударить его наотмашь.

– Передайте господину Басову, что мне не нужны его извинения, тем более переданные через третьих лиц. А компенсации пусть он засунет в свой старый, обвисший, зажравшийся зад и хорошенечко их там утрамбует.

– Вероника...

– Всего вам хорошего, – торопливо кинула я на стол несколько банкнот за свой заказ, затем порывисто поднялась и пошагала прочь, полностью игнорируя окрики мужчины.

Нет уж спасибо. Жрите сами такие подарки и не обляпайтесь. А мне и с первого раза было понятно, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. И называет он так – откуп. Только зачем, если Ярослав уже давно улетел в свою Белокаменную и до сих пор ни разу не вспомнил о моем существовании?

Этот вопрос, словно смертоносный шершень, жалил меня весь оставшийся вечер и ночь. Накачивал кровь ядом и насиловал сознание. И заставлял вновь вспоминать парня с глазами цвета топлёного шоколада, который умел смотреть ими на меня так, что я снова и снова начинала верить в его ложь.

В несуществующую любовь, что он испытывал ко мне.

В то, что я нужна. Важна. Дорога. В то, что мы две половины одного целого.

В то, что я могу на него положиться. Однажды я сделала это...

И горько об этом пожалела.

А теперь снова с головой в это болото. Надеяться. Верить. Любить до безумия. Умолять невидимого бога, просить его и увещевать, выдать мне хотя бы раз малюсенький шанс на счастье с тем, к кому отчаянно рвалось моё глупое сердце. Я знала, что это бесполезно. Но всё равно возносила в равнодушное небо мольбу за мольбой.

Плакала всю ночь. Воскрешала в памяти образ Ярослава. До утра перематывала в голове всё наше совместное прошлое. А затем, когда, казалось бы, окончательно сошла с ума, с головой провалилась в его сообщения, что он целыми пачками писал мне перед тем, как снова оставить меня одну.

Его слова вновь разорвали меня на куски. Выпотрошили подчистую. В клочья разодрали оставшиеся в живых нервные окончания. И в который раз заставили пожалеть о том, что тогда, когда он лежал в больнице, сбитый из-за меня Янковским, я так и не попала к нему в палату.

И не сказала элементарное «спасибо».

Трусиха!

А теперь вот – Басов на расстоянии тысячи километров от меня. Думает, что я продажная потаскуха. Тогда как его дед готов завалить меня несметными дарами, только чтобы я вновь не сунулась в жизнь его драгоценного внука.

Снова тихонько расплакалась. Снова погрузилась в своё персональное горе, которому не было конца и края, всхлипывая и на репите скользя взглядом по экрану, на котором всё ещё светились сообщения от Ярослава.

А затем мой чёрно-белый мир дрогнул.

Пошёл трещинами. И осыпался.

А я в полнейшем ступоре таращилась на телефон и не могла поверить в том, что вижу – входящий от Ярослава.

Может, ошибся? Нечаянно набрал? Сеть заглючила? Галлюцинация? Обман поплывшего от безответной любви сознания?

Сердце в ауте упало и разбилось. Кровь в моменте вскипела. Пальцы дрогнули, но приняли вызов.

А в ответ – тишина...

– Алло?

– Истома?

О боже...

Глава 40 – Мечта

Ярослав

– Алло? – трясу головой, не веря в ту картинку, что транслирует мне эта странная реальность.

Семь утра. Воскресный день, а на том проводе со мной захотели говорить? Действительно приняли входящий вызов? Или меня всё-таки накрыла шиза от тоски и нерастраченной любви, окончательно и бесповоротно погружая с головой в причудливые фантазии? В такие, где я для Вероники не пустое место. Не предатель. Не жестокий кукловод, который своими играми просрал единственный шанс на счастье.

Изнутри меня разносит ядерный гриб невероятной и запредельной радости.

Боже!

– Истома? – тяну я хрипло и прикрываю глаза. Бред воспалённого сознания или нет, но я не намерен выныривать на поверхность тухлой и потерявшей краски действительности. Я собираюсь топиться в этом раю до бесконечности. Или пока не проснусь.

Плевать! Только пусть ОНА не молчит. Пусть отвечает на мои вопросы, ругает, посылает в дальние дали. Всё равно – лишь бы не оказаться снова один на один со своим отчаянием, где день за днём меня изнутри и снаружи кутает удушающая сердечная боль.

И любовь, которая никому не нужна.

– Привет, – голос гаснет до шёпота от страха, что она мне не ответит. За секунду в ожидании хотя бы звука от Вероники мне кажется, что я переживаю маленькую смерть.

И снова воскресаю.

– Привет, – также тихо шепчет она.

Боже, что сказать? Мозг в отключке. Может сразу выпалить, что до безумия люблю её, что загибаюсь от тоски, что не могу без неё жить, а только позорно существовать, день за днём мечтая увидеть её улыбку, подаренную мне одному?

Не поверит. Ведь я всегда был для неё жалким балаболом.

– Как... как твои дела? – прижимаю ладонь к груди и мысленно пытаюсь усмирить сердце, что шарашит о рёбра как одержимое.

– Нормально. А у тебя?

– Ненормально, – рублю я и ловлю почти невыносимую судорогу, скрутившую меня с головы до ног.

– М-м...

Молчим. Я слышу, как она дышит в трубку. Мне так хорошо и так невыносимо мучительно ловить эти тихие звуки. Почти рядом. Почти не чужая.

– Ладно...

– Вероника, – голос мой рвётся.

– Да?

– А можно...?

Господи, как не налажать-то?

– Что?

– Можно пригласить тебя куда-нибудь?

Бам. Бам. Бам!!!

Кажется, за последние несколько секунд у меня пару раз случился сердечный приступ, а я и не заметил. Не до того было, ведь на проводе мечта!

– Куда-нибудь? – она будто бы теряется, и её голос зависает на недосказанности, на том конце провода.

– Да. Может быть, в кино сходим или в парке прогуляемся. Что скажешь?

– В парке?

– Не хочешь? – в моменте впадает в кому моя потрёпанная надежда.

– Когда?

Я не ослышался?

Хватаюсь за горло. Почти ору в трубку: «Сейчас!». Но тут же осекаюсь. Подскакиваю с кровати, снова падаю, ненавижу себя за то, что уехал от неё так далеко. Проклинаю за то, что фоню перегаром за три километра. Дебил!

– Сегодня? – торопливо, путаясь в собственных пальцах, я хватаю с прикроватного столика лэптоп и ввожу в поисковик запрос по поиску авиабилета, который мог бы меня доставить к любимой девушке в максимально сжатые сроки.

Плевать. Я ждать не могу. Под ужасающей дозой адреналина алкоголь ещё пару минут назад совершенно выветрился из моей крови. Мозг наконец-то включился и начал пахать на полную мощность, игнорируя доводы разума и логики. Первично было только одно – в ближайшие часы добраться до Истомы, а там пусть весь мир подождёт.

– Сегодня..., – бормочет она, а меня дрожь прошивает.

Все утренние рейсы я уже успешно просрал.

А-а-а!

За рёбрами немеет. Руки трясутся, а глаза выхватывают нужные данные. Вот – есть места на послеобеденный самолёт. Как раз успею привести себя в порядок и с букетом в зубах встать перед её дверью, в надежде на грёбаное чудо.

Летим?

Вообще, не обсуждается!

– Как насчёт шести вечера? – продавливаю я, особо уже ни во что не веря.

– Ладно...

Так, стоп!

Что???

Сглатываю. Зажмуриваюсь. Щипаю себя на руку – не сплю! Или я опять что-то не так понял?

– Ладно – это...?

– Ладно, Ярослав.

– Ага... так... понял.

Заявляю официально – я сдурел! Ошалел! Сошёл с ума от счастья, вашу ж маму!

И снова молчим. Я так не хочу класть трубку.

«Нет! Пожалуйста, давай будем на связи бесконечно, пока я не увижу тебя и не умру от радости просто смотреть в твои глаза, Истома!» – я ору всё это в своей голове, но губы шепчут совсем другое.

– Тогда до встречи, да?

– Да.

Да! Да! Да!!!

– Пока...

– Ника, – срываюсь я в последний момент, когда она уже почти отключила нас друг от друга.

– М-м?

– Это же не шутка, правда? – мой голос скулит, но что я могу с собой поделать. Я обречён! Я болен этой девчонкой! Я навсегда ей отравлен.

Она – мой яд. И мой антидот. Моё всё...

– Нет, – и наконец-то короткие гудки рвут барабанные перепонки.

Со стоном вздыхаю, а затем завершаю покупку билета в один конец и как угорелый несусь в душ. В ледяной, мать его так! Вот только найти себе места не могу, прохожу в, оборудованный дома, спортзал и два часа гоняю себя на тренажёрах и у боксёрской груши, выпуская скопившееся напряжение и алкогольные пары. Затем снова в душ и спустя полчаса, я наконец-то, наполовину чувствуя себя человеком, принимаюсь, не разбирая, что, зачем и почему, паковать ручную кладь.

А дальше в аэропорт на пятой космической, умоляя время не тащиться безобразной разломанной колымагой, а полететь реактивной ракетой, пока я не окажусь там, где всегда хотел быть – рядом со своей Истомой.

– Басов? – слышу окрик из глубины салона самолёта, когда поспешно пытаюсь впихнуть ручную кладь на верхнюю полку.

Хмурюсь, кручу головой и наконец-то натыкаюсь на улыбающегося Стафеева, что машет мне рукой. Киваю ему, а затем, меняясь с одним из парней, из его команды, сажусь рядом с Фёдором. Улыбаемся друг другу как два дегенерата.

– Ну ладно я, – ржёт парень, – а ты-то чего вдруг расцвёл как майский цвет?

Я лишь пожимаю плечами, боясь что-либо сказать и себя сглазить, а сам аж задыхаюсь. Меня к чёртовой бабушке распирают эмоции!

– Снизошла, да?

– Не знаю, – скрещиваю я пальцы на обеих руках, а Стафеев критически меня осматривает и качает головой.

– Честно? Выглядишь дерьмово, Басов. Глаза, как у вурдалака, который не жрал пару сотен лет.

– Всё так плохо? – парень кивает, а я кривлюсь и лохмачу отросшую шевелюру, реально переживая за свой внешний вид, который совсем не оценит Истома.

Блин...

– Ты хоть спал сегодня?

– Нет, – отрицательно дёргаю головой. Раньше спать было страшно – там во снах Ника снова и снова бросала меня, оставляя гнить в одиночестве. А теперь стало некогда. Реальность вдруг вновь вспыхнула красками и забрезжила надеждой.

– А надо бы, Яр. Ты ведь на вид – всё равно что дерьмо на палочке.

– Похер. Лишь бы нужен был, – отмахнулся я, откинулся на спинку кресла и в изнеможении прикрыл веки.

Ну же! Давай! Быстрее! Лети!!!

Проходит предполётная подготовка, гудят турбины. Стафеев пихает меня в бок и щёлкает на фронтальную камеру своего смартфона. Снимок тут же улетает в социальную сеть с припиской:

«Пожелаем этому мальчику удачи. Ему наконец-то не сказали «нет».

Фак! Я реально на фотке, как натуральный зомби... Истома, прости!

Качаю головой.

– А ты, что ли, с Аммо, знаком? – спрашивает Фёдор как раз тогда, когда всех просят отключить электронные приборы или перевести их в авиарежим.

– Да, – морщусь я, – в школе учились в одном классе и были лучшими друзьями. А что?

– Прокомментировал наше фото.

– Что пишет? – приоткрыл я один глаз.

– Цитирую: «готовим красную дорожку...»

– Оу...

Глава 41 – Наедине

Ярослав

– Уважаемые пассажиры, наш самолёт совершил посадку в аэропорту города Краснодар. Температура за бортом отличная – двадцать два градуса по Цельсию со знаком плюс. Командир корабля, и экипаж прощаются с вами. Надеемся ещё раз увидеть вас на борту нашего самолёта. Благодарим вас за выбор нашей авиакомпании. Сейчас вам будет подан трап. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки воздушного судна.

Наконец-то!

Эти два часа в небе для меня тянулись словно два года, а нервы взвинтились до такого состояния, что я чувствовал себя эбонитовой палочкой, которую кто-то яростно натёр шерстью. Тело буквально гудело, и кончики пальцев покалывало от желания поскорее уже добраться до вожделенной цели и прикоснуться к ней. Хотя бы раз.

Закоротить. И сгореть дотла, счастливо улыбаясь.

– Стаф?

– М-м? – вопросительно поднял на меня глаза Фёдор.

– Подругу свою пока притуши, ладно?

– Так поздно ведь, она же ленту мою в сети видела, так что точно свела очевидное с невероятным.

– Это ладно, но надо бы сделать так, чтобы она на процессе кипения не примчалась с ведром льда.

– Не вопрос, – кивнул парень, а затем рассмеялся в голос и покачал головой. – Какой же ты самоуверенный засранец, Басов.

– В смысле?

– Ну, просто ты так безапелляционно уверен, что тебе дадут вскипеть? – и поиграл бровями.

Придурок.

– Мне и посмотреть хватит.

– Да, да, я тоже когда-то так думал, – усмехнулся Стафеев и тут же отвлёкся на входящий звонок от Максимовской. И таким мёдом полился его голос, что не только я, а все парни из его команды закатили глаза, слушая эти райские речи.

Сю-сю-сю...

Да ладно, отставить сарказм. Если мне дадут шанс, то я тоже стану таким. Если не хуже. Басов – подкаблучник? Мечта, чёрт возьми!

На выдаче багажа прощаемся со Стафеевым, обещаем друг другу держать связь и не теряться. А затем я выхожу из здания аэропорта и цепляю бомбилу, что в кратчайшие сроки доставляет меня на ту самую квартиру, которую я так поспешно покинул неделю назад. А теперь вернулся, чтобы попытаться забрать с собой то, что оставил. Её – мою Истому.

Быстрый душ. Чистая одежда. Час на то, чтобы заскочить в цветочный магазин и выбрать букет для неё: мудрил с наполнением, цветом и оформлением. Сомневался, но всё же остановился на белоснежном варианте, чтобы безмолвно попросить у Вероники тем самым переписать нашу историю с чистого листа.

А потом припустил в сторону её дома, потому что стрелка часов наконец-то устремилась к нужному мне значению. К той самой минуте, когда я увижу её и всё пойму – есть ли у меня шанс или это всё злая шутка, которую я заслужил.

Шесть вечера. На окраине города грянул гром, а я припарковался у её подъезда. Мои пальцы, дрожа и путаясь в буквах экранной клавиатуры, напечатали несуразное:

«Привет, Ника. Я внизу. Мне подняться? Или ты спустишься?».

Бам! Бам! Бам! – сердце на износ.

Четверть часа мимо, а ответа я так и не дождался. По телу прокатилась нервная дрожь, и каждый волосок встал дыбом, откликаясь на ужасное, отвратительное предчувствие надвигающейся катастрофы. А что, если это и есть «красная дорожка» от Аммо?

Фак!

Вылетел из тачки, как пробка из бутылки, забывая о цветах и обо всём на свете, и вперёд. Подъездную дверь, скорее всего, выставил бы, если на моё счастье, из неё не вышли бы две милые старушки, заинтересованно поглядывая на меня. А я мимо них и буквально взлетел на нужный этаж, а затем привалился к косяку входной двери и смело нажал на звонок.

Тишина.

Сердце отказалось биться. Кажется, умерло. А спустя несколько секунд ожило и так вдарило по рёбрам, что у меня перед глазами потемнело, ведь там, внутри квартиры кто-то провернул завёртку замка.

А затем Вероника открыла дверь и уставилась на меня во все глаза.

А я на неё.

Слова и мысли отошли на второй план. Мы просто стояли и таращились друг на друга.

Так по кайфу!

Интересно, что мне будет, если я прямо сейчас её поцелую?

– Ты передумала? – прохрипел я, позабыв о приветствии, и чуть подался ближе, не в силах бороться с собственными порывами.

Потому что я любил эту девушку. Всем своим существом! И меня тянуло к ней, как магнитом.

– Что? – словно бы ото сна очнулась она и удивленно моргнула.

– Идти со мной на свидание – передумала? – сердце качало кровь натужно и уже где-то в горле.

– Свидание? – улыбнулась она и отвела взгляд, а я чуть не чокнулся.

– Ник!

– Я думала, мы просто в парк пойдём гулять. Или в кино. Ты так сказал, – а у самой на щеках цветёт такой милый румянец. Я его причина, да? Ну, пожалуйста, пусть это буду я!

– А ты как хочешь, чтобы было? – на чистом отчаянии пытаю я её.

– А ты, что имел в виду?

Она так смотрит на меня, что я решаюсь сыграть ва-банк. А что ещё мне остаётся?

– Свидание. Пойдёшь?

Молчит. Лишь улыбается, как Мона Лиза, чем поливает мои истерзанные нервы серной кислотой.

– Ты просто не ответила на моё сообщение, и я подумал..., – ещё ближе к ней. Чуть прикрываю глаза и тяну носом её аромат. Улетаю из этой реальности в рай и не планирую возвращаться. Никогда!

– Я потеряла телефон где-то в доме, а он разрядился, так что...

– Так что ты не динамишь меня, да?

Меня бьёт током, когда я вновь цепляю её взгляд. А затем нежно выцеловываю глазами каждую чёрточку её лица.

– Вроде бы нет, – кривит она губы в подобии улыбки, а я против воли выпаливаю:

– Ты такая красивая, Вероника.

Замираем и таем в этой секунде. Дышим друг другом. Сходим с ума. Я – так точно!

– Спасибо, – явно тушуется она и прикусывает нижнюю губу.

А меня взрывает от этой её реакции. И так некстати сейчас тело даёт знать, что конкретно эта девушка, как никто желанна им. Низ живота обваривает кипящим свинцом, а по венам вместо крови начинает течь бурлящая лава. И только тут я замечаю, насколько убийственно для меня одета Вероника. На ней алая юбка, которую я бы мог задрать до неприличия высоко. На ней белоснежная блузка, которую я бы мог разорвать руками и зубами. И больше ничего, чтобы могло помешать мне добраться до её тела. До неё.

И сожрать!

– Пожалуйста, – сиплю я.

– Тогда дай мне пару секунд, я только возьму сумочку. Ладно?

– Я тебя три с половиной года ждал, Истома, – мои лёгкие протестующе скрипят, качая наэлектризованный нами кислород. А я слежу за её реакцией – спина напрягается, а затем снова расслабляется. И я устало выдыхаю – не налажал.

И теперь мы идём в парк. В кино. Не на свидание или на него. По хрену куда, главное вместе.

В лифте спускаемся друг напротив друга. Я горю. Одним за другим срывает с резьбы предохранители, которые ещё позволяют мне держаться на плаву вменяемости и адекватности, не превращаясь в одержимого зверя, который только и норовит, что вцепиться в свою жертву зубами и утащить в своё логово.

Истома моего взгляда не выдерживает. Прячется. Краснеет. Планомерно добивает меня.

Наконец-то покидаем замкнутое пространство. Я горд собой неимоверно, что не завалил её прямо там и не обожрался ею до пуза.