Текст книги "Обещаю, больно не будет (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Что ты несёшь, Ника? – поражённо уставилась на меня глазами-блюдцами Марта, но меня уже бомбануло.
– Это ты приди в себя, подруга, – вся ощетинилась я. – Давно ли ты такой страстью к Басову воспылала? Или за псевдоромантическим флёром тебе вся ситуация с Ярославом, который один раз уже предал самым жестоким образом, вдруг показалась чертовски красивой?
– Ну уж точно не такой уродливой как с Янковским.
– А в чём принципиальная разница, Марта? Оба нагло домогаются. Оба сталкерят. И оба хотят лишь одного – трахнуть меня и свалить в закат.
– Ник...
– Скажешь, я не права? – горько простонала я, и на глаза снова навернулись слёзы.
Но Марта лишь озабоченно смотрела на меня, но больше не пыталась продавить там, где я всё забетонировала. Затем помогла встать мне на ноги и затолкала в уборную, где приказала мне раздеться и полезать в ванную, которую она уже принялась набирать для меня, да ещё и с пеной.
Спустя минут пять я уже расслабленно выдохнула в горячей воде, измождённо прикрывая глаза и пытаясь забыть о позорном столкновении с Янковским, его руки, его прикосновения, его смрад, которым, кажется, пропиталась каждая клетка моего тела.
Но Максимовская и на этом не остановилась, а припёрла ко мне на подносе два бокала вина, виноград и сыр. Какое-то время мы молча цедили свой напиток, но вскоре Марту прорвало.
– Сердцу больно, – два слова, двенадцать букв, но сколько в них было мучительной обречённости.
И только человек, прошедший через эмоциональное чистилище, способен понять, что это даже не констатация факта, а крик души, которая плачет навзрыд.
– Молчит?
– Даже не смотрит в мою сторону, будто бы я пустое место или предмет мебели, – я вижу, как дрожит подбородок девушки. Мне так её жаль, я чувствую её эмоции как свои, пропускаю их через себя. Вспоминаю собственную любовь без ответа – это страшно. Это то, что убивает в тебе всё живое, остаётся лишь физическая оболочка, за которой ничего нет, только зияющая пустота, трещины и пепел.
– У меня есть кое-какие сбережения. Давай бросим всё и на неделю уедем на море. Хочешь? – я не знаю, что ещё предложить. В такой ситуации обычные слова утешения бесполезны, никто не может помочь, когда твои внутренности накручивают на ржавую вилку и без анестезии выдёргивают их из груди.
– Я хочу не любить его больше, Ника, – шепчет Марта сбито и сипло от шкалящих эмоций. – Ничего не помогает. Ни море, ни горы, ни другие парни. Годы идут, а я всё чувствую, а теперь ещё и знаю, как со Стафеевым может быть хорошо. Так как не было ни с кем и никогда. Понимаешь?
– Да, – выдыхаю я и всё-таки роняю первые слёзы. Мы так похожи с ней в своем горе, в своей любви без ответа и даже без надежды на то, что эта прошивающая насквозь боль не напрасна.
– Что... чтобы ты сделала, если бы узнала, что нужна Басову по-настоящему, что там, в его душе, отражение твоих собственных чувств?
Секунды тянутся между нами и разбиваются на мелкие осколки, пока я думаю над вопросом Марты, хотя уже точно знаю на него ответ.
– Я бы простила ему всё...
– Я бы тоже, – всхлипнула подруга и мы обе потонули в своих мыслях, как в зыбучих песках.
Но главное, что я для себя решила, так это, что не буду слушать Марту, а всё-таки рискну заявить на Янковского за преследования и домогательства. Да, я пошла в полицию, а там честно рассказала всё как есть. И о том, что вчера меня чуть не изнасиловали в подъезде собственного дома.
Вот только следователь, внимательно слушавший мой рассказ почти полчаса, под конец пожал плечами и улыбнулся так деланно снисходительно, что мне в секунду стало не по себе. А потом и вовсе поплохело.
– С утра уже был запрос по данному инциденту, гражданка Истомина. Мы проверили информацию, а также камеры видеонаблюдения по вашему адресу.
– И?
– У гражданина Янковского Андрея Александровича есть железобетонное алиби на вчерашний вечер. А камеры в вашем жилом комплексе оказались неисправны, они пишут, но, увы и ах, не сохраняют данные. Так что, заявление от вас мы, конечно же, примем, но обвинять невиновного человека не станем. Займёмся поимкой настоящего плохого парня, – и подмигнул мне, словно малому ребёнку.
Гадко!
На душе, в сердце. Везде!
Твари продажные!
Я скривилась, встала с казённого стула, кивнула и побрела домой, несолоно хлебавши. А там уж и Марта выстрелила вопросом в лоб.
– Ну как?
– Никак. Ты была права насчёт Янковского, а я, Фома Неверующая, зря тебя не послушала...
Глава 31 – Абсцесс
Вероника
– Ник, – с ноткой ощутимого беспокойства тянет Марта, и я поворачиваюсь в ту сторону, куда она смотрит.
Помимо своей воли вздрагиваю и покрываюсь противными, липкими мурашками с ног до головы. Прикрываю глаза и медленно выпускаю через нос напряжение. Нервы от одного только вида этой гадкой персоны разносит в хлам.
Официально заявляю: я ненавижу Андрея Янковского всеми фибрами своего существования. Его развязную походку, его мимику, его запах, его пронизывающий взгляд исподлобья, который придавливает похуже железобетонной плиты.
Он впервые в истории притащил свою важную задницу в институтскую столовую в компании таких же отбитых на голову дружков и развалился за столом неподалёку. Зачем? Наверное, привлечь к себе всеобщее внимание: покривляться и громко похохотать над собственными же шутками.
Но главное для меня было одно – в мою сторону этот персонаж больше не смотрел. Вообще и от слова «совсем». И слава богу!
– Просто игнорируй его, Марта, – произношу я и зябко потираю предплечья, зачем-то снова воскрешая в памяти то, что случилось со мной в подъезде несколько дней назад.
Фу, ну как же мерзко!
– Не могу. Эта тварь заслуживает кое-чего покруче простого игнора, подруга. Например, смачного удара кувалдой по его мажористым шарам. Знаешь, так чтобы сразу в мясо – пуф и всё!
– Если убить убийцу, количество убийц не изменится, – флегматично пожимаю я плечами.
– Ты правда веришь в этот псевдофилософский бред? – кривится Максимовская.
– Нет, – жёстко рублю я, – я за справедливость, зуб за зуб и всё такое. Но этот мир диктует свои правила, они, безусловно, безобразные и не защищают слабых. Но какой у нас есть выбор?
– Да, да, – кивает подруга, а затем фыркает. – Посмотрите, дети, вот это – плохо. Но если немного заплатить, то будет уже – терпимо. А если много заплатить, то и вовсе – хорошо.
– Почти всё продаётся и покупается. Торгово-рыночные отношения, – фыркнула я и вновь вздрогнула от очередной порции смеха из-за того столика, где вовсю куражился Янковский.
– И всё-таки это странно, что он отстал от тебя, Ник.
– Почему? А по мне так, всё закономерно. Я сходила в полицию и ему сообщили, что девочка не будет сидеть сложа руки, а устроит этому засранцу широкомасштабные проблемы. Возможно, и папа подтянулся и настучал дитятку по рогам в качестве превентивных мер. Вот и остыл мальчик.
– Я бы всё-таки предпочла, чтобы с ним разобрался Басов, тогда бы меня не скребли в районе затылка смутные сомнения, – вздохнула тягостно Марта.
– Во-первых, Басов с понедельника более не отсвечивает в моей жизни. А, во-вторых, всё и так устаканилось, так что зачем козе баян?
Конечно, насчёт первого я нагло соврала лучшей подруге, потому что Ярослав продолжал писать мне и упорно искать встреч. Интересовался, как у меня дела, не донимает ли меня Янковский, не скучаю ли я по нему и не надумала ли всё-таки сходить с ним в гончарную мастерскую.
Я же на всю эту писанину отвечала железобетонным молчанием, хотя внутри меня беспрерывно творилась сущая сумятица. Я форменно словила раздвоение личности, где хорошая Ника твердила мне, что я поступаю правильно. Тогда как Ника плохая умоляла меня дать один-единственный чёртов шанс тому, кто однажды уже превратил меня в пепел.
Из всего этого напрашивался только один вывод – я сходила с ума!
– Ну не знаю..., – потянула подруга, а меня бомбануло.
– Тебе как будто три года, Марта. Нашла кого возводить в абсолют. Басов приехал в Краснодар, но не сегодня, так завтра свалит отсюда в свою расчудесную резиновую Москву, а там и поминай как звали.
– Ну так пусть бы и сделал хоть что-то полезное в своей грешной жизни перед тем как окончательно самоустраниться.
– Ты забываешь о том, что я-то тут останусь. Басов Янковского только бы ещё сильнее разъярил, а мне плоды пожинай. А полиция – это действенно. Да и у меня всегда с собой перцовка и тот шокер, что ты мне подарила на прошлый Новый год.
– Ты... просто чокнутая, Истомина! – простонала Максимовская, а я лишь затравленно улыбнулась, не понимая, чем ещё утешить девушку. Да и себя тоже.
Но договорить мы так и не успели. За столик к нам подсела парочка одногруппниц Марты: Диана и Дарина, которые без приветствия втянули нас в обсуждение сегодняшнего мероприятия. Всех нас пригласили в ночной клуб «Лова-Лова», где собиралась отмечать свой день рождения Аня Вохмина, тоже девочка из группы Марты, которую я очень хорошо знала лично. Мы уже ей и на подарок скинулись и договорились одеться в одну цветовую гамму, самую любимую у именинницы – розовую.
Но даже теперь, когда Андрей Янковский больше не донимал меня, я всё равно суеверно боялась показать нос из дома. Я и так, целую неделю не ходила на работу и ездила на учёбу только вместе с Мартой. А тут клуб, да ещё и ночной.
Я не могла так рисковать.
– Я, наверное, пас, девочки, – потирая виски, произнесла я.
Но что тут началось! Конечно, все были против такого расклада, вот только страхи мои оказались всё-таки сильнее. И они, словно огромный, гнойный абсцесс нарывали во мне, грозясь вылиться во что-то совершенно недопустимое.
Лучше дома посижу.
И пока Марта уже вечером наводила марафет, завивала волосы и пританцовывала под какие-то попсовые песенки, льющиеся из динамика портативной колонки, я сама завалилась на кровать в своей комнате и зачем-то полезла в мессенджер, бездумно перелистывая всё то, что за последние дни мне настрочил Ярослав.
Глаза впились в последние слова, что он прислал мне сегодня утром. А я их, как и прежде, оставила без какой-либо реакции.
«Я так скучаю по тебе, Истома. Чёрт с ними, с ответными чувствами, давай хотя бы кофе вместе попьём, а? Мне бы тобой последний раз надышаться...»
Слёзы крупными прозрачными бусинами закапали из глаз, сердце скукожилось и завизжало от резкой боли. Всё тело скрутило в какой-то невообразимый морской узел, который перекрывал доступ кислорода в лёгкие. Убивал!
Надышаться...
Разве можно это сделать, когда человек будто бы часть тебя? Рука, нога или целая половина твоей души... Вот не было его, жила же я как-то, да? Смирилась. Успокоилась. А потом он вновь ворвался в мою жизнь, и я поняла, что всё это время была абсолютно неполноценна.
И так хочется всё повернуть вспять. Кажется, что я готова за это отдать всё. Вот только есть одна поправка во всей этой душещипательной истории: то, что я сама себе отрубила, уже назад не пришьёшь.
– Ник, – послышался печальный голос Марты от входа в мою комнату, и я тут же вытерла с лица слёзы, улыбаясь широко и беззаботно. Да только подруга не поверила в этот наскоро примеренный маскарад. – Не плачь, пожалуйста.
– Не получается. Сердце любит, понимаешь? И я так устала твердить ему, что оно старается не для того человека. Что выбор его неправильный. Что кроме боли и тоски он нам ничего более не принесёт. Но эта глупая мышца меня не слушает и продолжает стучать для своего неправильного кумира.
Марта же кинулась ко мне, забралась с ногами на кровать и крепко меня обняла.
– Однажды замолчит. Ничто не вечно...
Так мы и лежали в тишине, слушая приглушённый шум улицы за окном и тихую музыку из колонки, пока Максимовская вновь не заговорила.
– В нашем общем чатике девочки отписались, что сегодняшние выходные точно будут безопасными.
– О чём ты? – приподнялась я на локтях и выжидательно заглянула в её тёмные глаза.
– О том, что Янковский пару часов назад улетел из города. Его кто-то из ребят приглашал на какую-то там вписку, а он похвастался билетом и сказал, что все выходные будет в Москве сорить папкиными деньгами и зажигать по клубам. Сплетня быстро разлетелась.
– Оу, – встрепенулась я.
– Да, – улыбнулась мне Марта. – Так что отрывай свой симпатичный орех от кроватки и беги собираться. Мы сегодня отжигаем.
– Бегу, – кивнула я и, заплетаясь в собственных ногах, поспешила в душ.
Пусть будет клуб. Всё лучше, чем дома слёзы лить по тому, кто никогда не станет моим будущим…
Глава 32 – Где лучшие тусовки?
Вероника
– Вау, детка! Ты просто космос, – хлопает в ладоши Марта, а я ей подмигиваю через своё отражение в зеркале. – Решила закадрить сегодня вечером всех парней в клубе, м-м?
Я фыркаю и качаю головой. За рёбрами глухо, но жалобно скулит сердце. Ему не нужны все, ему жизненно необходим только один.
Тот, что под строжайшим запретом.
– Знаешь, я не удивлюсь, если через пару лет обзаведусь целым выводком кошек и, возможно, даже одним джунгариком.
– Пригласишь меня в свой клуб? – смеётся подруга звонко, а я лишь киваю.
– Идёт.
В последний раз перед выходом из квартиры критически рассматриваю свой внешний вид. Сносно. Сшитые собственноручно брюки-палаццо насыщенного цвета Барби сидят на мне как влитые. Кроп-топ такого же оттенка идеально облегает грудь и лишь слегка приоткрывает прокачанный животик. Сверху топа чуть переливается стразами-капельками футболка в мелкую сеточку. Густые волосы я оставила распущенными, но на макушке закрутила две кокетливые гульки. На лицо нанесла нюдовый макияж, лишь слегка подчеркнув веки стрелками, а губы малиновым тинтом. И последний штрих – немного любимых духов на запястья.
– Каблуки наденешь? – с сомнением потрясла в руках пару босоножек на головокружительной шпильке Марта, но я тут же отрицательно качнула головой.
– Доставай платформу, подруга. Пора нам оттанцевать всю свою боль.
– Пора, – хмыкнула Максимовская, и мы обе рассмеялись, а затем наконец-то покинули квартиру и спустились к уже давно ожидавшему нас такси.
Пока ехали, смотрели на нарезанные видеосообщения из общего чата, где девчонки уже делились началом праздника. Кто-то из знакомых нам ребят был прилично так навеселе, а кто-то ещё твёрдо стоял на ногах. Точнее, вытанцовывал на них странные танцы.
– Круто как, – чуть ли не пискнула от предвкушения грядущего веселья Марта и улыбнулась мне во все свои тридцать два зуба.
– Так, подруга, – прищурилась я, – а ну-ка, колись.
– О чём ты? – не моргнув и глазом состряпала непринуждённое выражение лица Марта, но я не собиралась покупаться на эти дешёвые трюки.
– Стафеев там? Поэтому ты и светишься словно лампочка Ильича, так? – и окинула её чересчур вызывающий наряд, на который до этого не обращала особого внимания: мини-юбка света фуксии, прозрачная шифоновая блузка цвета фламинго и просвечивающий через неё ярко-розовый лиф, который смог бы свести с ума даже разложившийся труп, не говоря уже про живого, полного сил парня.
– Так, – отвернулась от меня девушка, но я тут же обняла её за плечи, чувствуя, что она даже не дрожит – её форменно колотит перед перспективой встречи со своей неразделённой любовью. – Он с командой отмечает сегодня победу над «медиками».
– Ну хорошо. А если он там будет не один, а с Анечкой?
И вот тут Максимовская окончательно скисла. Уверенная в себе девушка растаяла на глазах, а вместо неё передо мной появилось уязвимая и раненая птичка, которая затравленно глядела на меня абсолютно потухшими глазами.
– Ну что мне теперь, топиться пойти, Ник? Жизнь ведь продолжается. А я просто докажу себе, что это не падение, а очередная взятая мной высота.
– Опыт?
– Верно.
Наконец-то такси тормозит у клуба и на нас обрушивается гомон человеческой толпы и неприятные запахи курительных смол. Меня чуть мутит от этого сомнительного аромата, и я стараюсь дышать ртом, чтобы хоть немного привыкнуть к этому смраду.
Ещё на крыльце цепляем знакомых девочек из нашей компании – все, как по заказу, тоже в розовом. Смеёмся, обнимаемся. Кто-то курит, кто-то стоит, дышит за компанию. Маринка Рядинская уже вовсю целуется с каким-то высоким, жилистым парнем, позабыв напрочь, что у неё в тонких пальцах тлеет сигарета.
– Мурашка! Кончай косить под пиявку, – окрикивает её Марта, и все покатываются со смеху. Но та только отрывается на краткий миг от своего нечаянного воздыхателя и со знанием дела цедит.
– Это молодость, девочки. Не мешайте мне наслаждаться ею! – а затем снова тонет в глубоком французском поцелует.
– Отставить зависть, – командует Максимовская, и мы все дружно смеёмся, а затем маршируем на вход в клуб. Покупаем билеты, поднимаемся на танцпол, где уже гудит подвыпившая толпа. Стробоскопы ослепляют, громкий бит качает так сильно, что в кровь мгновенно впрыскивается забористая доза адреналина.
Тревога и нескончаемая сердечная тоска чуть отпускает. Я улыбаюсь искренне. Мне почти хорошо.
И мы следуем дальше, где уже с вип-зон нам машет руками именинница. Поднимаемся, затискиваем друг друга до невозможности, поздравляем взахлёб, смеёмся, пропускаем по штрафному бокалу шампанского. И только здесь я вижу, как неестественно, словно кукла движется Марта.
Её улыбка перестаёт быть жизнерадостной и светлой, она полна боли, отчаяния и горечи. Её руки дрожат. А на прекрасных глазах, набухая, блестят слёзы.
– Марта.
– Фёдор с Анечкой, – пожимает плечами девушка, а я вижу, как она задыхается, пытаясь произнесли хотя бы слово.
Я знаю это состояние. Оно хуже зубной боли. Оно ломает тебя изнутри, когда до тебя с кристальной ясностью доходит, что ты не нужна. И твоя любовь тоже никуда и никому не упиралась. Ты в пролёте. На тебя плевать. Абсолютно, чёрт возьми!
– Уедем?
– Да хрен ему! – выплёвывает Марта, закидывается ещё одним фужером шампанского и отправляется танцевать со стайкой девчонок. А я только улыбаюсь, смотря на то, как плавно и артистично движется её стройное тело и незаметно перевожу взгляд на Фёдора. Хмуро курит кальян, беспрерывно кивая на то, что тараторит ему на ухо рядом сидящая девушка. В нашу сторону даже не смотрит, он весь сосредоточен на своей подруге.
Руки сжимаются в кулаки. Обида за Марту взрывает меня изнутри, но я остаюсь непоколебимой. Жалкий трус. Ещё один из тысячи, которым мы обманулись. Поигрался, разбил куклу и дальше пошёл, не заботясь о том, что сделал ей невыносимо больно.
Но что это…?
Оглядываюсь резко, потирая затылок. Всматриваюсь в бесконечные незнакомые лица и не могу понять, кто именно царапнул меня пристальным взглядом. Хмурюсь, но продолжаю сканировать толпу – ничего.
Достаю из маленькой сумочки телефон и проверяю его на наличие уведомлений с колотящимся где-то в горле сердцем. Выдыхаю, ни то разочарование, ни то успокоение. Но на экране ничего.
Пытаюсь стряхнуть нервозность и убедить себя в том, что мне всё причудилось, но не могу. Пока мы веселимся с девчонками, пьём и танцуем, я неотступно чувствую чей-то неумолимый взгляд. От него ползут мурашки по коже. От него мелко трясёт тело. От него конкретно так ведёт. И я уже было решаю, что окончательно спятила и потонула в паранойе, но нет.
К нашему столику подходит официант и выставляет передо мной бутылку самого дорогого шампанского, что есть в местном ассортименте.
– Что это? – недоумённо таращусь я на неожиданный презент.
– Комплимент от почитателя вашей красоты, – улыбается парень и ловким движением рук откупоривает бутылку. – Меня попросили передать, что вы самая потрясающая на планете и равных вам нет.
– Вау! – голосят девчонки и тянутся со своими фужерами, пытаясь урвать порцию шипучего напитка, вот только я в ступоре хмурюсь.
– И кто же он? – спрашиваю я, но получаю отказ.
– Джентльмен пожелал остаться неизвестным, дабы не портить вам настроение. Всего доброго и отличного вечера, – кивнул мне официант, а затем растворился в толпе и тумане.
– Хэй, Ника, ты чего такая сморщенная? – ржут девочки и не понимают моего заторможенного состояния, а я лишь только отмахиваюсь от них и тяну на себя Марту.
– Послушай, а вдруг это от Янковского?
– Осади, Ник! Он в давно в Москве спит пьяной рожей в чьих-то силиконовых сиськах. Так что расслабь булки, дорогая. Всё путем!
– Не знаю, – тяну я и снова верчу головой по сторонам в бесплодных попытках углядеть того, кто наблюдал за мной прямо сейчас. – У меня что-то плохое предчувствие, Марта.
– Пойдём, попудрим носик, подруга. Заодно проветримся, – тащит меня за собой Максимовская, и я не смею возражать.
Спускаемся с вип-зон, резко поворачиваем за угол и охаем, так как Марта на полном ходу врезается в Стафеева. Я же от чего-то слежу только за его руками, за тем, как чересчур сильно они стиснули талию девушки и насколько тесно прижали к своему телу.
– Смотри, куда прёшь Стафеев, – рявкнула Марта.
Но Фёдор только просканировал с ног до головы девушку пуленепробиваемым взглядом исподлобья, чуть задрал подбородок выше и дальше себе пошёл, чеканя каждый шаг. Тогда как сама Максимовская схватилась за сердце и дышала до такой степени тяжело, как будто планировала прямо здесь и сейчас приказать долго жить.
– Тише, – скомандовала я и повела подругу дальше, пока мы наконец-то не добрались до туалетов.
А там уж Максимовскую было не остановить. Она дала волю слезам, забившись в самую дальнюю кабинку, и плакала так горько, что у меня тоже навернулась солёная влага на глаза. Спустя минут двадцать у девушки и вовсе началась истерика, она уже не способна была ничего говорить, только заикалась бесконечно и всхлипывала, вытирая слёзы с покрасневших и опухших век.
– Я сбегаю за водой, ладно? Сиди здесь и жди меня, – наказала я, а затем стремглав бросилась к ближайшему бару, где заказала две бутылки минералки и стакан свежевыжатого лимонного сока. А затем со всем этим добром двинула обратно к уборным.
Вот только на полпути меня тормознул какой-то смутно знакомый парень из нашего института и сказал, что Максимовская вся в слезах выбежала прочь из клуба. Я тут же, не думая более ни о чём и переживая за лучшую подругу как никогда, кинулась на помощь, оставив минералку и сок на ближайшем столике.
И уже спустя минуту стояла на улице и озиралась по сторонам, пытаясь разглядеть в толпе курящих ребят ярко-розовую юбку. Но ничего. Пока кто-то услужливо не указал мне за угол здания ночного клуба.
– Она, кажется, вон туда побежала.
– Точно? – прикусила я нижнюю губу.
– Абсолютно.
И я целенаправленно пошагала куда было сказано, ибо не могла бросить свою пьяную, влюблённую до одури и с разбитым сердцем подругу один на один со этим горем...
Я осторожно вышагивала по тёмному проулку между двух близко стоящих друг к другу зданий, который не был освещён даже куцым светом фонаря, и уж было хотела повернуть обратно, но в ту же секунду услышала, как кто-то тихо всхлипывает.
– Марта? – бросилась я вперёд, но резко остановилась, так как за очередным поворотом вдруг увидела одиноко стоящий автомобиль.
Неожиданно фары ярко вспыхнули, как огромные прожекторы, на несколько секунд полностью ослепив меня. Я зажмурилась, прикрывая глаза руками, но уже в следующее мгновение испуганно охнула...
Вероника
Холодные, пропахшие табаком, пальцы плотно зажали мне рот и нос, так что дышать стало практически невозможным. От шока и страха кровь на максимум забилась адреналином, но силы он мне не дал. Наоборот – тело затряслось, скуриваемое судорогой панической атаки. И все правильные мысли со скоростью света вылетели у меня из головы. Остался только он – концентрированный ужас!
Но самый страшный удар по размазанной в хлам психике, я получила тогда, когда услышала голос своего самого злейшего врага.
– Ну привет, Вероничка. Скучала по мне, м-м? – мерзкие, ледяные пальцы Янковского скользнули под футболку и до боли впились в мой бок.
Я же могла только мычать и безрезультатно пытаться отбиться. Это было заранее обречено на провал, так как нападающий был всё равно что каменная скала, против моего роста и веса.
– Дюха, кидай эту щелину в тачку и погнали. Чего ты там размусоливаешь? На хате поорём, – я не видела второго отморозка из-за плотной завесы из слёз, что навернулись на мои глаза, и света фар.
Но я загривком чувствовала, что он мне не помощник. Наоборот – ещё один палач.
– Жди, Иса, – шикнул Янковский и гадко рассмеялся, – она уже попалась. И бежать ей не куда, не ссы. А мне важно посмаковать каждую минутку этого феерического падения. Ты же не против, Вероничка?
Заржал, как конченая мразь, и прокаркал.
– Хэй, Иса, она не против.
– Жду тебя в тачке, – пробубнил подельник Янковского и скрылся внутри машины, а меня грубо подтолкнули в спину, а потом ещё и ещё, пока я не упёрлась бёдрами в капот.
Новый толчок и меня до звона в ушах прикладывают головой о тёплый металл работающего автомобиля. Я чувствую, как слёзы всё-таки выливаются из глаз. Мычу, изо всех сил рвусь прочь и брыкаюсь, но, кажется, делаю только хуже, ибо хватка Янковского становится всё крепче и жёстче.
– Высокомерная сука, – шепчет он, навалившись на меня сверху так сильно, что почти перекрывает доступ кислорода в лёгкие. Перед глазами уже начинают свой страшный танец чёрные мушки, но я всем чертям назло пытаюсь оставаться в сознании.
Иначе всё, мне крышка!
А значит, я обязана не позволить двум моральным уродам надругаться над моим телом и нагадить в душу. Я лучше сдохну, но не стану мириться с такими жестокими реалиями. А если судьба решила вновь повеселиться за мой счёт, то пусть идёт на хрен!
Я Вероника Истомина и только я решаю, какой будет моя жизнь. Я не девочка для битья!
Попытки высвободиться становятся ещё ожесточённее, я бьюсь, как рыба, выброшенная на берег, как животное, попавшее в силки. Чувствую, как ладонь Янковского грязно лапает меня за задницу и грудь, между ног, а затем больно шлёпает по ягодице, и я окончательно зверею.
Дёргаю головой вверх-вниз и чуть высвобождаю рот от сдавливания, а затем открываю его и со всей дури прикусываю пальцы своего врага. Сильно! Сжимаю челюсти остервенело, пока с удовольствием не ощущаю во рту металлический привкус крови.
И ликую!
– Тварь! – шипит это животное и чуть ослабевает хватку, ревностно переживая за свою укушенную конечность. Но мне хватает этой секундной заминки, чтобы вывернуться и хорошенько пнуть его так, что парень теряет равновесие и заваливается на капот.
А дальше бежать.
И орать во всю глотку!
– Помогите! Помогите мне!!! Пожалуйста…
Сзади слышу громкий матерный вопль и звук открывающейся двери, а затем и быстрый топот ног по асфальту. Это неизвестный мне Иса бежит вслед за мной.
Волосы на голове встают дыбом от паники!
Отчаяние почти выносит мою нервную систему за скобки этой катастрофической ситуации. Я бегу, ору, зову на помощь, но понимаю, что до угла здания добраться не успею. Да и у самого клуба слишком шумно: долбит музыка, смеются люди, десятками подъезжают и уезжают такси.
Шанс, что меня услышат из этой подворотни практически равен нулю, но я не сбавляю оборотов и в последний раз надрываю голосовые связки:
– Помогите!
А затем падаю навзничь и громко вскрикиваю. Это меня ощутимым толчком в спину уложили мордой в асфальт, а затем ещё и пнули в живот.
– Откроешь рот ещё раз, сука, и я тебе голову сверну. Ты поняла? Будешь ноги раздвигать уже дохлая.
И снова меня скручивают, а затем и волокут к машине. Подбежавший через несколько секунд Янковский крепко-накрепко фиксирует мои запястья за спиной скотчем. Им же заклеивают рот, но прежде я ещё раз успеваю прокричать «спасите!», а дальше меня жёстко ударяют в висок.
Я услышала лишь свой тихий писк. А дальше перед глазами потемнело. Я завалилась на колени, а затем картинка и вовсе смазалась. Я лишь выхватывала какие-то чудовищные отрывки происходящего вокруг.
Истошный вопль Марты.
Окрик:
– Куда ты сунулась, дура! Уведи Нику отсюда. Живо!
И вот уже её нежные руки на моём лице. Она всхлипывает, видя, в каком плачевном я состоянии. Но это уже неважно. Главное, что она здесь. И Он тоже...
Глухие удары. Рычание. Стоны.
– Ах ты тварь, позорная! – заорал Янковский. – Вали его, Иса! Вали…
– Тише, Ника, тише! Ярик их всех размотает. Тише...
Резкая боль – это мне с губ сорвали скотч, но я даже не пискнула. Но запястья освободить Марта мне не успела. Замерла в напряжении, оглянувшись и присмотревшись туда, где два на одного продолжалась дикая драка.
А затем громко вскрикнула и бросилась куда-то бежать, лишь коротко наказав мне:
– Жди здесь.
Я истерически хмыкнула. Можно подумать, я в таком состоянии могу куда-то далеко уползти. В голове не хило так пульсировала адская боль. Рот наполнился кровавой слюной. Я медленно провела языком по нижней губе и поняла, что она разбита. Так, чуть покосившись, я и сидела несколько бесконечных секунд или целую вечность, я не знаю, пока в проулке не появился ещё один парень. И не врезался туда, где уже сразу двое зажимали в угол и планомерно избивали третьего.
– Яр, – простонала я, и всё это время едва сдерживаемая истерика вылилась наружу.
И как в туман шагнула, вслушиваясь в звуки непрекращающейся борьбы за спиной, потому что Марта уже пыталась меня увести из этого адского переулка. Вот мы встали. Вот сделали пару шагов. Вот до нас донеслись угрозы, произнесённые со взмыленным отчаянием зверя, которому уже нечего терять.
– Не подходи ко мне! – хрипит Янковский. – Назад, я сказал!
– У него травмат, – предупреждает Стафеев.
– Да и по херу! – рычит Басов.
Но два выстрела всё-таки разорвали тишину ночи, а я забыла, как дышать, и выдохнула только тогда, когда поняла, что никто не пострадал. Он не пострадал!
Звук закрывающейся автомобильной двери и истошный визг шин по асфальту, а через минуту наконец-то всё окончательно стихло...
Мы с Мартой замерли и повернулись, в ужасе уставившись на одного отморозка, валяющегося всего в крови возле мусорного бака. Басов держался за бок и, хромая, пошагал к нему в сторону и, выдёргивая ремень из шлица своих джинсов, жёстко зафиксировал руки подонка за спиной.
– Шокером жахнули тебя, что ли? – спросил у него Стафеев.
– Ага, – Басов хрипло засмеялся, – а так я их почти уделал. Но спасибо. Я – Ярослав.
И протянул руку.
– Фёдор, – Стафеев её тут же пожал. – Чего-то я в шоке. Мы тут шороху навели, а охраны до сих пор и нет?
– Да и хрен с ними, я сейчас ментов вызову...
Фёдор кивает и быстро подходит к нам, затем пристально вглядывается в лицо Марты и хмурит брови. Молча берёт её за запястье и ведёт ближе к свету, громко чертыхается.
– Перестань, – ворчит Максимовская, убирая от себя его руки.
– Больно? Кто из них это сделал?
Вижу, как тянет Марту на себя, как обнимает, как заправляет ей выбившуюся прядь волос за ухо. Как наклоняется и упирается лбом в её лоб. Замирают оба и даже в отдалении видно, как глубоко они вдыхают этот момент в себя. Напитываются им, боясь спугнуть то особенное, что лишь слегка коснулось их.
