Текст книги "Обещаю, больно не будет (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
А я только беспомощно опустила руки вдоль туловища и закрыла глаза.
– За что мне это всё?
Глава 28 – Инвалиды
Вероника
– Ну, узнала парня, Вероника? – интересуется Валентина Ивановна, и я перевожу на неё усталый взгляд.
– Да.
– Что-то не так? – хмурится женщина и поджимает тонкие губы. – Ты только скажи, и я тут же сверну лавочку. Ты мне как дочь, и я не позволю...
– Всё нормально, – хватаю я её за руку и натягиваю на лицо пластмассовую улыбку, изо всех сил давая понять, что меня ничего не напрягает. Наоборот, я цвету и пахну в компании человека, который однажды хладнокровно расстрелял в упор сердце, что бесконечно и преданно его любило.
– Уверена?
– Да, я просто устала на учёбе. Сейчас немного прогуляюсь с собаками и мне сразу станет легче, вот увидите.
– Тогда и спонсора с собой прихвати, – подмигнула мне сердобольная женщина и умилительно сложила руки на груди.
– Хорошо, – выдохнула я раздражение через нос, а сама продолжала беззаветно растягивать губы в псевдосчастливом оскале.
Когда же всё это закончится? Когда я смогу просто жить, без оглядки на уродливое прошлое, которое с маниакальной одержимостью не перестаёт преследовать меня и испытывать на прочность. И мы снова, на пару с истрёпанным сердцем, смотрим в глаза своему персональному мучителю и с ужасом понимаем, что ещё ни один человек в этом мире, ни до него, ни после, не заставлял каждый волосок на моём теле вставать дыбом в его присутствии.
Один взгляд – и нервы гудят от напряжения, словно высоковольтные провода.
Прикосновения под запретом – от них может быть короткое замыкание. А дальше яркая вспышка. И долгая, мучительная смерть...
Валентина Ивановна ведёт меня к Басову и болтающему с упоением Савелию, а затем заполняет эфир какой-то бесполезной, но нужной болтовнёй, которую я совершенно не слышу. Я смотрю Ярославу прямо в глаза и чувствую, как начинают дрожать мои руки, и ком размером с целую вселенную забивает мне глотку.
– Привет, Вероника, – пожимает парень плечами, будто бы таким образом извиняется за своё очередное беспардонное появление в моей жизни.
– Привет, Ярослав, – выдаю я апатично, понимая, всем в этом мире плевать на мои желания.
Что ты там хочешь, Истомина? Свободы? Глоток свежего воздуха? Ха-ха, перетопишься! Это не индийское кино, где все в эйфории бегают по поляне, любят друг друга и горлопанят песни. Это долбаная жизнь, детка, и она полна дерьма.
– Савелий сказал, что сейчас как раз начинается время прогулки. Составишь мне компанию, Ника?
Будто бы у меня есть выбор. Мои желания не принадлежат мне. Поэтому отвечать приходится совсем противоположное тому, что я на самом деле думаю.
– Конечно. Возьмём Потапку и Жужу. Они очень милые.
– Я помогу вам собраться, – хлопает в ладоши Савелий и бросается снаряжать в дорогу одних из самых сложных подопечных нашего приюта.
Приехал помогать? Что ж, пусть тогда действительно этим занимается. Заодно и посмотрит, что реальность некоторых живых существ на этой безумной планете наполнена не только праздным времяпрепровождением и прочей сибаритской мишурой.
Спустя минут двадцать пять мы с Басовым всё-таки выходим за ворота приюта. Он держит поводок милого мопса по кличке Потапка. Мне же досталась добрая лабрадориха Жужа. Обе собаки в памперсах и в инвалидных колясках. Обе безгранично рады, что им позволено целых сорок минут, а то и больше бегать по лесу, нюхать кусты и возможно даже встретить позднюю бабочку, которая усядется на их любопытный мокрый нос и взмахнёт своими потрясающими прекрасными крылышками.
Но они не будут по-чёрному завидовать ей. Они будут от всего сердца рады за чудесное насекомое и его способность летать. И совсем неважно, что жестокий человек отнял у них ноги. Они забыли. Они простили. Они научились жить заново.
– Что? – спрашиваю я, видя, как затравлено, подрагивающей ладонью проводит по своему лицу Ярослав. – Неприятно смотреть на изнанку этого мира?
– Нет, – поднимает на меня покрасневшие глаза парень и я явственно вижу в них боль. Это не сыграешь – ему действительно жаль этих ни в чём не повинных существ. – Просто... когда я ехал сюда, ожидал увидеть несчастных, уставших от неполноценного существования покалеченных животных, а теперь смотрю и глазам своим поверить не могу. Они улыбаются, а мне больно.
– Ничего удивительного, Ярослав, – пожимаю я плечами. – Просто ещё одна вопиющая несправедливость, существующая в этом мире. Люди не заслужили таких верных и преданных существ, как собаки. Они, в отличие от нас, не врут, когда признаются в любви.
Пару минут идём молча. Затем Басов принимается тискать Жужу и смеяться, когда она на пике положительных эмоций кидается вылизывать его заросшее щетиной лицо. Он хохочет, открыто так, искренне. А затем обнимает собаку и тихонечко треплет её за ухо.
И поднимает на меня покрасневшие глаза.
– Расскажешь, что с ними случилось?
– С ними случился человек, Ярослав, – тихо выдыхаю я и в который раз ощущаю резкую, почти невыносимую боль за рёбрами.
Сглатываю вязкую, горькую слюну и незаметно стираю слезинку с щеки. Пару раз судорожно вздыхаю, пытаясь вернуть голосу отстранённость и только тогда начинаю говорить, стараясь не погружаться в рассказ эмоционально. Иначе, у меня просто случится истерика. От жалости. От обиды. От ужаса, что такое вообще возможно.
– Жужа жила в любящей её семье. Росла, познавала мир, но однажды случилось так, что её вывел на прогулку не взрослый, а ребёнок. На её беду, она увидела кошку и погналась за ней. Детские руки не удержали поводок с тридцати килограммовым лабрадором. А Жужа всё бежала и бежала за своей кошкой, пока с ужасом не поняла, что потерялась. Она искала дом и целый день скиталась по улицам, с надеждой заглядывая в равнодушные лица людей. А ночью встретила тех, кто искал развлечения. Её расстреляли из пневматического оружия забавы ради, безвозвратно повредив позвоночник, а затем оставили умирать на пустыре. Наутро Жужу нашли и привезли сюда. По чипу вышли на хозяев, но они тут же отказались от собаки. Покалеченная, она оказалась не нужна тем, кто когда-то приручил её. Позже, по камерам нашли тех личностей, кто издевались над Жужей более часа. Час ада для бедной собаки на кон во имя визгливого восторга отмороженных на всю голову тварей. Их даже не привлекли к ответственности. Дело тупо замяли. На этом всё.
– А Потапка? – кивнул Ярослав на мопса, у которого и вовсе были ампутированы задние конечности.
– Его хозяин обожрался некулинарными солями и решил, что безобидный пёс вдруг превратился в исчадие ада. Он гонялся за ним с мясницким тесаком, а затем с особой жестокостью сделал то, результат чего ты видишь прямо сейчас.
– Грёбаные наркоманы, – со злостью выплюнул Басов и скривился. – Когда же они уже все передохнут?
– Дураки, жадные до кайфа, в этом мире не переведутся никогда, – пожала я плечами.
– Знаешь? – повернулся ко мне Ярослав, и прикоснулся кончиками пальцев к пуговицам на моей блузке, и кожу тут же даже от такой близости прошило током. Сильно. До мурашек.
– Что? – отступила я от него на шаг и отвернулась. Мне было невыносимо смотреть на парня. Слишком сильно билось сердце, при виде его глаз, которые, кажется, заглядывали мне прямо в душу.
– Это не Потапка и Жужа инвалиды. Посмотри на них – они при всём ужасе, что с ними сотворили, нашли в себе силы радоваться новому дню. А вот те, кто сделал их такими – настоящие калеки. Бездушные выродки, лишённые сострадания и какого-либо раскаяния, за то, что они наделали.
Я ничего не смогла на это ответить, лишь молча шла дальше, переваривая его слова, которые совершенно точно не ожидала от него услышать. А спустя ещё минут десять Басов добил меня окончательно.
– И я один из них, Вероника.
– Что? – нахмурилась я.
А Ярослав неожиданно подался ближе и схватил меня за руку, переплетая наши пальцы и запуская термоядерную реакцию в моей крови, которая незамедлительно начала бурлить в венах.
– Я тебя приручил, а затем отказался, стоило только возникнуть первому недопонимаю в наших отношениях. Я даже не поговорил с тобой. Не выслушал. Но самое страшное – не поверил в тебя.
– И кто открыл тебе глаза на мир? Уж точно не я, – рванула я руку, но Ярослав только ещё сильнее дёрнул меня на себя, а затем приложил её туда, где за рёбрами, как сумасшедшее колотилось его сердце.
– Я был у твоей матери.
Стыд резанул по незаживающим, гноящимся душевным ранам. Я вырвалась и резко рубанула.
– Не продолжай.
– Но я должен!
– А я не должна слушать всё это, Ярослав, – прошипела я. – Предателям второго шанса не дают. Ясно? Меня переломали все кому не лень: ты, твой дед, твой лучший друг и моя родная мать. А затем просто выкинули на помойку умирать. Но я выжила! И уж точно не для того, чтобы вы надо мной заново глумились.
– Я не буду оправдывать. Я поступил, как конченый мудак.
– Верно. Поступил один раз, поступишь снова. Люди не меняются.
– Клянусь, я докажу тебе обратное!
– Пф-ф-ф...
– Мне бы только знать, что я всё ещё тебе нужен, – шаг ближе, глаза в глаза и внутри меня начинает бушевать ураган. Потому что сегодняшний Басов другой. Не тот рубаха-парень, который обманом заставил меня переночевать с ним в одном периметре.
Он другой. И взгляд его убивает меня сегодня иначе.
В нём столько честности. Столько мольбы. Столько обещания, что уж в этот раз точно всё будет по-другому.
Верю ли я ему?
Нет!
Но это не мешает мне до сих пор его любить. И мне стыдно за это всеобъемлющее чувство, потому что я понимаю, что Басов не достоин моих чувств. А его идеальная внешность – слишком примитивная причина, чтобы даже пару раз томно вздохнуть и очароваться.
– Твой дед силой всучил мне тогда конверт с деньгами, – зачем-то произнесла я. – А я его выбросила в мусорку.
– Я знаю.
– И с твоим другом я не спала.
– Я верю тебе.
– Хотя могла бы, конечно, – хмыкнула я, – учитывая то, что ты тут же побежал украшать мою голову ветвистыми рогами. Ну так, чисто из вредности, понимаешь? Типа как – мы квиты, Ярик.
Яд лился из меня рекой. Но я уже не могла остановиться. Понесло...
– Со Стеф ничего не было, Ник. Я клянусь тебе!
– Точно так же, как у меня с Рафиком. Вот только этот факт почему-то не спас меня от приговора. Да уж...
– Я впервые в жизни приревновал. Я не знал, что любовь может настолько снести крышу, Ник.
– Это не любовь, Ярослав, – неожиданно потухла я и устало потёрла глаза. – Так не любят.
Он ничего мне не отвечает, а затем сам меняет тему, начиная выяснять, какие именно нужды сейчас максимально остро стоят в приюте. Я выдыхаю и последовательно перечисляю, что именно требовалось собакам. Ярик внимательно слушал и делал для себя какие-то пометки в телефон.
– Всё будет. Я обещаю, – грустно улыбнулся он мне и нервно передёрнул плечами, понимая, что прогулка подошла к концу.
– Спасибо, – кивнула я и забрала поводок Потапки.
– Ник...
– М-м?
– Я буду лучшим для тебя.
Я же подавилась приторно сладкой надеждой, а затем прописала себе ментальную, отрезвляющую пощёчину и приговорила:
– Ты уже пытался. Не получилось.
Глава 29 – Сталкер
Вероника
– Ник?
– Ну что ещё, Ярослав? – я срываюсь в псих не из-за него, а из-за себя. Мне плохо от тех мыслей, что начинают с адской скоростью плодиться в моей голове.
Там столько «ах, если бы...», что хочется от души втащить себе по лицу и наконец-то уже проснуться от этого дичайшего наваждения!
– Можно...
– Нельзя! – рублю я, так и недослушав его вопрос, а затем, не прощаясь, срываюсь с места и ухожу с собаками вглубь приюта, к вольерам, чтобы больше не мучить себя близостью с этим парнем.
Он чересчур плохо влияет на моё благоразумие. И память. Я что-то слишком часто начала позволять себе забывать о том, что именно он сделал с нами. Со мной. Чёрт с ними, с волосами – Басов всегда упорно шёл к цели. Что ему довести пару раз до слёз убогую Вешалку?
Но всё остальное...
Я помню откровенные рассказы про его семью: мать, отца, брата и деда в конце-то концов. Как он мог играть в любовь и бездушно издеваться надо мной, когда сам был не раз бит жестокими играми в чувства? Как после всего этого я могу поверить, что он вновь не врёт мне?
Присела на лавку и усмехнулась, сглатывая слёзы и призывая себя не раскисать. А затем покачала головой и потрепала Потапку за ухом.
– Вот, как говорят: не по-людски, не по-человечески... А разве это правильно? Ведь только люди врут. Только они предают. Мстят. Воруют. Завидуют. Наживаются на чужом горе. Сожительствуют по нужде. Рожают вынужденно. И обижают всех вокруг себя: других людей, близких, родных, но всегда тех, кто не может дать сдачи. А потом смеют поднимать глаза к небу и спрашивать «за что?».
Горячая, солёная капля сорвалась с моих ресниц и упала, разбиваясь о запястье. Потапка тут же слизнул своим шершавым языком влагу и посмотрел на меня с такой грустью, будто бы и вправду понимал каждое моё слово.
– Вот и думай теперь, то ли этот мир жесток, то ли чертовски справедлив.
Остаток смены я погрязла в мелких хлопотах: помогала Савелию в вольерах, вместе с Валентиной Ивановной провела учёт корма и медикаментов на складских остатках, затем разобрала почту и принялась собираться домой.
– Я могу подкинуть тебя до города, если хочешь. Мне только нужно закончить кое-какие срочные дела, но это много времени не займёт, – пожала плечами начальница, а я тут же отрицательно качнула головой.
– На автобусе доберусь, чай несахарная, не растаю.
А затем выдвинулась в сторону выхода. Но стоило мне только выйти за калитку, как я тут же захотела рвануть обратно и ждать Валентину Ивановну хоть до китайской пасхи.
– Басов! – насупилась я, смотря на парня, который при моём появлении сразу же выпрыгнул из своей машины, улыбаясь так широко и лучезарно, что мне стало плохо.
– Ник, ну, пожалуйста, – приглашающе открывает он передо мной дверцу пассажирского сидения.
– Я на автобусе доберусь, – осторожно и максимально миролюбиво отвечаю я, чтобы не вступать в ненужную мне полемику, но Ярослав уже врубил режим «танк» и не планировал сворачивать с выбранного курса.
Я видела это по его упрямому выражению лица. Я знала его слишком хорошо. Он проще выпьет мне всю твою кровь, как пресловутый вампир, чем позволит сделать иначе, чем он это спланировал в своей голове.
– Хорошо, – кивает он и криво улыбается, – автобус так автобус.
– Спасибо, – делаю я пару шагов вперёд, но почти тут же спотыкаюсь.
– Я с тобой.
Устало тру лицо ладонями, а затем поднимаю на парня умоляющий взгляд.
– Я чувствую себя зайцем, которого собираются загнать, пристрелить, освежевать и подать к ужину с яблоком в заднице.
Басов поднимает руки вверх и чуть прикрывает веки:
– Клянусь, никаких яблок.
– О боже, за что мне это всё? – закатываю я глаза к небу и почти впадаю в тихую истерику, а этому персонажу всё нипочём. У него по бесконечному кругу жуёт одну и ту же пластинку.
Хочу. Надо. Дай!
– Ник, ну не могу я просто взять и опустить руки. Не получается, – шаг ко мне, но я не отступаю, только слепо таращусь в его упрямые глаза и слушаю, как на запредельных скоростях тарахтит в груди моё обезумевшее сердце.
– Это не причина, Ярик, чтобы отравлять мне жизнь.
– Это не так! Я всё помню, Ника. Мне не привиделся твой отклик тогда, в моей квартире. Ты и я – мы не потухли. Даже углей нет, там всё, как и прежде, полыхает.
– О чём ты, Яр?
– О чувствах, Ника! Давай, скажи мне, что их нет. Ну же... убей меня!
– Мне они счастья не принесли. Они – раковая опухоль. Кажется, что вылечился, но они пускают корни, показывая, какой самонадеянной дурой я когда-то была.
– При чём тут ты? Это я всё испортил, мне и исправлять. Просто позволь мне сделать это. Я же болен тобой! Неужели ты не видишь этого? Я чёртов калека! Все эти годы были никчёмные, пустые, на подсосе и с постоянными мыслями о тебе.
– Никчёмные и пустые лишь твои слова, Ярослав! Что тогда, что сейчас...
– Зачем ты так? Не всё было ложью. Далеко не всё, Ника!
– Хватит! – отворачиваюсь я и смолкаю, до чёрных мушек перед глазами прикусывая щеку изнутри.
А затем молча, на шоках, позволяю Басову усадить меня в салон своей тачки и захлопнуть дверь, отрезая все пути отхода. Двигатель оживает и урчит. Колёса, радостно шурша по гальке, уносят нас прочь от приюта, плутают по узким улочкам и наконец-то выруливают на скоростное шоссе.
– Я думал, куда могу тебя пригласить, чтобы ты не сильно парилась в моём обществе, – спустя минут пять разорвал тишину хриплый голос Ярослава, но я даже не дёрнулась, хотя моментально натянулась, словно струна, – ресторан и кино сразу отвалились, да и банально уже всё это. И я подумал, что, может быть, ты согласишься сходить со мной в гончарную мастерскую как-нибудь вечером?
– Как-нибудь вечером я работаю, – произнесла я, только чтобы потушить пыл Басова, но он, очевидно, расценил мои слова иначе.
– Тогда, может быть, на выходных?
– Суббота у меня занята, я приглашена на день рождения, – я не обманываю, все действительно так и есть.
– Тогда, возможно, в воскресенье?
– Ярослав, – вздыхаю я, но ничего ответить не успеваю, так как сбоку нас неожиданно жёстко подрезает спортивный, разрисованный аэрографией автомобиль.
– Придурок, – шипит Басов, а я вся покрываюсь коркой льда, потому что узнала эту тачку.
Это Янковский.
Минут двадцать в круг тонированный спорткар, то сбавляя скорость, отставал от нас, то снова обгонял, явственно пытаясь создать аварийную ситуацию. Но Ярослав уверенно маневрировал и не вступал с агрессором в дорожные баталии. А лишь спокойно рулил, поджимая губы и хмурясь.
– Конченый дегенерат...
Спорить я не стала, а уже минуты через три выдохнула, так как машина Янковского ускорилась и фактически пулей помчалась по шоссе, напрочь игнорируя все ограничения. А вскоре и вовсе скрылась из виду, так что остаток пути мы проехали без безумного сопровождения.
И наконец-то уже в сумерках мы добрались до моего дома. Да только Басов не дал мне тут же выпорхнуть из салона и скрыться в подъезде. Он ухватил меня за руку и вновь переплёл наши пальцы, запуская бродить по коже миллиарды электрических мурашек.
– Да или нет, Ника?
– Честно?
– Я знаю. Ты не хочешь никуда со мной идти, потому что боишься. Так?
– Просто не хочу. Остальное лишь ненужная мишура, – рвано выдавливаю я из себя, явственно понимая, что концентрация Басова в моём периметре достигла апогея и скоро будет передоз.
А дальше мне просто крышка!
– В этот раз я не облажаюсь. Обещаю, Ник. Я буду лучшим для тебя. Пожалуйста, скажи мне «да». Всего лишь раз..., – и на себя меня тянет, полируя тяжёлым, жарким взглядом мои губы. Меня затрясло. Тело вспыхнуло как спичка!
Пуф!!!
– Нет, нет, – сглатывает громко и дышит, как загнанная лошадь, – я больше не буду целовать тебя без разрешения. Я теперь хороший мальчик. Видишь, как ты меня в бараний рог скрутила, Ника? Видишь...?
А сам почти губами по моим губам мажет. Между нами искрит чёртово электричество. Воздух, словно кисель, стопорит лёгкие. Сознание уплывает, остаётся лишь розовая дымка, наполненная лживой надеждой.
– Ты всё видишь. А я чувствую твои мурашки, Истома, – его голос окончательно ломается и рвётся.
Наши лбы соприкасаются, веки захлопываются сами собой. Чувства глушат логику. Напрочь!
Это так сладко и так невыносимо больно – дышать друг другом. Снова…
– Пожалуйста, возвращайся ко мне. Мне без тебя никак.
Всхлипываю. И через силу себя ломаю – невыносимо настолько, что хочется сдохнуть. Но я всё равно рвусь из его рук и всё-таки вываливаюсь из салона, а затем поспешно уношу ноги, хапая живительный кислород и прочищая свои мозги от смертельного яда под названием «Ярослав Басов».
Влетаю в подъезд. Прижимаюсь спиной к закрывшейся за мной двери и медленно выдыхаю.
Но уже в следующий момент вздрагиваю, потому что вокруг меня неожиданно гаснет свет...
Вероника
Чертыхаюсь.
Подсознание внезапно, но мощно атакуют тревожные стрелы интуиции, которая испуганным шёпотом твердит мне не делать лишних движений, а лучше и вовсе развернуться, а там уж и максимально оперативно сделать ноги. Но я лишь передёргиваю плечом и корю себя за излишнюю трусливость. Подумаешь, свет отключили. Как будто бы первый раз такое, пф-ф-ф...
Стаскиваю сумку с плеча и принимаюсь в ней рыться, отыскивая в её недрах мобильный. Нахожу гаджет и включаю фонарик. Кривлюсь – зарядки осталось катастрофически мало, но хватить должно, чтобы добраться до тринадцатого этажа. Сглатываю нервный ком, представляя, что нужно будет выйти на неприветливую эвакуационную лестницу. Но делать нечего, и я всё-таки начинаю двигаться вперёд.
Но не успеваю я пройти и нескольких ступеней, как неожиданно вскрикиваю, а затем и роняю телефон из моментально вспотевших от ужаса рук. Трубка с глухим стуком падает на пол и гаснет.
А меня в полнейшей темноте и с зажатым ртом утаскивают куда-то вглубь подъезда. Припирают к стенке и многозначительно толкаются пахом вниз моего живота.
Боже!
По телу тут же проходит судорога омерзения. На глаза, против воли и желания оставаться смелой, наворачиваются слёзы паники и отчаяния. Но когда я слышу голос того, кто, как крыса, напал на меня в кромешной темноте, то мне и вовсе становится тошно.
Чёртов больной на всю голову псих!
– Ну привет, Вероничка, – гадкий, довольный смех вспарывает мои и без того потрёпанные нервы.
Скотина!
Мычу, пытаюсь вырваться, но меня только ещё сильнее втрамбовывают в стену, а затем я с отвращением ощущаю, как под мою рубашку скользит чужая, холодная рука. Больно сжимает и ядовитой змеёй ползёт к груди.
Меня ведёт от брезгливости.
Но я и сделать ничего не могу. Что я против этого парня? Во мне росту всего метр и пятьдесят пять сантиметров, да и вес всего сорок шесть килограмм. Всё равно что слон и Моська.
Протестующий вопль рвётся из меня, но его глушит ладонь, которая слишком плотно зажимает рот. Исступлённо тяну носом воздух, но он смердит тлетворной и ненавистной вонью Янковского: забористый коктейль зажравшегося мажора – дорогой парфюм, пот, алкоголь и курево. Но даже не это пронимает до самого нутра, а то, что его язык скользит по мочке моего уха, щеке, и следует ниже на скулу. Чуть прикусывает её и продолжает глумливо шептать мне свой параноидальный бред.
– Ох, ты меня так расстроила, девочка. Очень сильно, знаешь? Кто это был сегодня с тобой, м-м? Кому ты позволила катать свою царскую задницу? Уже дала ему, да? Ох, Вероничка, если так, то я сделаю тебе больно. Поверь мне, я это умею...
Пытаюсь взбрыкнуть, но меня придавили настолько сильно, что даже дышать становится невыносимо. Сумка со спасительным перцовым баллончиком давно упала на пол. И я не знала, как теперь выбраться из этой западни.
– Но мне вот, что интересно – ты ради этого чувака из меня сделала дебила, да? Все эти неожиданные «я согласна, Андрюша», походы в ресторан с барского плеча, м-м?
Пуговица на моих джинсах расстёгивается почти одновременно с тем, как я изворачиваюсь и всё-таки кусаю Янковского за пальцы. Тот с шипением отдёргивает от лица руки, но тут же сжимает ею мою шею.
Хриплю. Крик застревает в горле. Больно бьюсь затылком о бетонную стену.
– Сука ты, Вероничка. Думала, что самая умная, да? В себя поверила? Решила, что выставишь Андрея Янковского влюблённым в тебя идиотом, вытрешь об него ноги и дальше пойдёшь? Ни хрена! Ты вообще в курсе, сколько я из-за тебя бабла проспорил пацанам? Нет? Так вот – много! И теперь их нужно отработать, милая.
На этом моменте его ладонь расстёгивает мою ширинку, и я окончательно срываюсь в истерическую панику. Выдираю руки, пытаюсь отбиться, но ему мои потуги, всё равно что слону дробина.
И я не знаю, что ещё сделать. Я наполнена ужасом под завязку, кровь кипит от унижения, тело сотрясает нервная дрожь, а мозги плавятся, перебирая в голове пути к отступлению, ни один из которых мне не поможет.
Я в тупике. А передо мной голодное чудовище.
Спятивший сталкер.
Конченая мразь!
– Я же тебя всё равно трахну, Вероничка. Тут вообще без вариантов, понимаешь? Во все, мать твою, щели. Но вот вопрос – как это будет? По-хорошему, где тебя иметь буду только я или же по-плохому, где твоё сочное молодое тело пустят по кругу? Выбирай...
От этих слов на голове начинают шевелиться волосы. Меня словно бы окатывает ледяной волной и сковывает от потрясения. Это чистый шок. Я задыхаюсь. Но сдаваться перед этой падалью не собираюсь.
Голос хрипит и ломается, но я всё-таки выдавливаю из себя самые важные слова. Потому что я больше не хочу быть терпилой и тряпкой.
– Нет! А если не отвалишь, то я пойду в полицию. Ясно тебе?
– Куда ты пойдёшь? – переспрашивает этот безумец и начинает хохотать, как одержимый. Затем в момент стихает и цедит сквозь зубы. – Только попробуй, деточка. Меня-то отец всё равно отмажет, как уже бывало и не раз, а вот тебя, никому не нужную девку без рода и племени, просто пошлют куда подальше. Ну это помимо того, что я разозлюсь ещё сильнее. А оно тебе надо?
– Да пошёл ты! – проскрипела я, почти теряя сознание от той силы, с которой он сжимал моё горло, а затем чуть не зарыдала от счастья, так как дверь в подъезд наконец-то открылась.
И теперь я была не одна лицом к лицу со своим персональным адом.
– Помогите, – прошептала я, но катастрофически тихо. Но когда услышала знакомый окрик, то крупная слеза облегчения всё-таки сорвалась с моих ресниц.
– Вероника?
Янковский тут же вздрогнул и резко отпустил меня. А затем стремительно ломанулся прочь, пока я кулем оседала на пол, слыша короткую возню в тамбуре: глухой удар, чей-то стон…отборная нецензурная брань.
– Стой! – хлопок двери.
Быстрые шаги ко мне.
– Истома? Ты цела?
– Я тут... всё...нормально...
– Фак! – заорал Басов, а затем рванул прочь из подъезда.
Но уже спустя минут пять вернулся, подсвечивая себе путь фонариком на телефоне.
– Успел смыться, тварь позорная.
Сразу же кинулся ко мне. Поднял меня с пола, быстро и придирчиво оглядел с ног до головы. Скривился, когда увидел красноту на шее и мой разнузданный вид. Хорошо, хоть застегнуть ширинку я уже успела. Забрал мою сумку, разбитый телефон, и только тогда без лишних слов подхватил меня на руки.
– Не нужно, – прохрипела я.
– Осади.
И понёс дальше, не обращая никакого внимания на мои протесты. На втором этаже, на моё счастье, включилось аварийное освещение, и мы всё-таки пересели на лифт, а затем и добрались до тринадцатого этажа. Уже стоя у моей квартиры, Басов всё-таки нарушил молчание.
– Кто это был, Ника? Тот урод, с которым ты пошла в ресторан вместо меня?
– Откуда ты знаешь? – голос просто катастрофически осел, и я буквально насиловала связки, чтобы выдавать хоть какие-то членораздельные звуки.
– Отвечай, Ник, – нервно разрезал Ярослав воздух ладонью, а я вздрогнула.
– Зачем?
– Что значит зачем? Я хочу помочь! Тебя преследует какой-то конченый отморозок, а ты просто молчишь? – срывался парень в злые ноты.
– Только послушай себя, Ярослав, – в изнеможении привалилась я к двери и откинула на неё свою голову, переваривая внутреннее перенапряжение и огромную дозу адреналина, что до сих пор бушевала в венах. – Просить помощи у одного сталкера, чтобы он защитил меня от другого? Очень умно, как считаешь?
– О чём ты?
– О чём я, Ярослав? Ну, например, о том, что ты следишь за мной, обманом запираешь меня в своей квартире на всю ночь, приезжаешь на мою работу и это всё на фоне того, что я уже не раз говорила тебе отстать от меня. Ну же, скажи скорее, ничего тебе это не напоминает?
– Нет!
– А мне да, уж прости за честность.
– Вероника, – подаётся он ко мне и пытается обнять, но я выставляю трясущиеся руки перед собой.
– Мне не нужна твоя помощь, Ярослав. Мне не нужен ты. А с Янковским я сама разберусь. Понял? Для этого даже служба специальная есть, полиция называется. Так что, спасибо, что выручил, но на этом всё.
Открыла дверь, затем закрылась от жестокого мира на все замки, сползла на пол и расплакалась.
Сама виновата. Сама...
Глава 30 – Неверующая Фома
Вероника
– Ник, это ты? – вылетает ко мне Марта в коридор и кидается в ноги, смотря так обеспокоенно, что я вымученно всхлипываю и прикрываю лицо ладонями, позволяя обнять себя и утешить.
Хотя, по сути, не за что. Всё, что происходит в моей жизни, я наворотила сама.
– Что случилось? Ты в лифте застряла, что ли? Свет же только что отключали. Да?
– Застряла, но не в лифте, – выдыхаю я и снова брезгливо вздрагиваю, вспоминая пачкающие меня прикосновения.
– Ник, ты не пугай меня, ладно.
– Я так вляпалась, – шепчу затравленно.
– Опять Басов? – зло ворчит Максимовская, но я фыркаю.
– Если бы...
– О, чёрт! Только не говори, что...
– Да. Янковский караулил меня на первом этаже. Думаю, что и свет тоже он вырубил.
– Больной ублюдок, – рычит подруга. – Он обидел тебя?
– Не успел, вслед за мной почти сразу в подъезд зашёл Басов и...
– Басов отмудохал эту гниду, да?
– Нет.
– Как нет? Ярик же в полтора раза мощнее этого мажористого чистоплюя.
– Видимо, в темноте отбился и сбежал, пока Басов проверял, что со мной всё в порядке.
– Ничего, он его ещё найдёт и вдарит по первое число, вот увидишь, – мстительно прошипела Максимовская, но я тут же отрицательно качнула головой.
– Не вдарит.
– Это как понимать? – насупилась Марта.
– Я не позволила помогать.
– Это ещё почему? Что за очередной образ великомученицы ты примерила, скажи-ка мне, Ника?
– Я лучше в полицию пойду.
– Лучше? Кому лучше, подруга? Але, гараж! Ты вообще в курсе, кто у Янковского папаша? Нет? Так вот, он бывший бандит, который в своё время отжал у честных людей пару кирпичных заводов, а сейчас святым бизнесменом прикинулся. Но за сына своего он жопу рвёт, дай боже. И его «приключения» прикрывает так, что комар и носа не подточит. Там все менты куплены, Ника. Если уж Андрею износы сошли с рук, то на заявления о домогательствах вообще глаза закроют, да ещё и тебя саму дурой выставят.
– Ну прям небожитель, как тебя послушать, – огрызнулась я. – Вот так и процветает в стране безнаказанность. Все ведь страшилками пугают, но никто даже не пробует сопротивляться.
– Ника, очнись! Вспомни второй курс и Наташу Лыкову. Дальше третий – Юля Беликова и Кира Лымарь. У них у всех были, так скажем, инциденты с Янковским. Но где они сейчас?
– Перевелись, – прошептала я, припоминая страшные сплетни, бродившие по институту в те времена.
– Также хочешь? Ладно, тогда иди в полицию, держать не стану. А вот Басов реально мог бы тебе помочь и найти управу на эту бесстрашную бешеную псину.
– И чего мне эта помощь будет стоить? – упорно гнула я свою линию, подводя обоих парней под общий знаменатель, хотя сама в глубине души понимала, что делаю это со зла. И не к Ярославу, а к самой себе, что всё ещё чувствую. Глубоко и безнадёжно.
