Текст книги "Обещаю, больно не будет (СИ)"

Автор книги: Даша Коэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Вводное слово

Предрассветное небо. Кривой провинциальный горизонт. И птички, что мило чирикают на ветках.

Ах, да!

Еще тут есть девушка в красивой атласно-кружевной пижаме, которая со всей дури колошматит битой по припаркованному у дома и ни в чем не повинному спортивному авто. А вот как она до этого докатилась? Это мы и узнаем на страницах этой книги.

Гоу!

Глава 1 – Шрамы

Ярослав

Сентябрь. Наше время…

Музыка нещадно насилует мои барабанные перепонки. Глаза слезятся от дыма кальяна. Нервная система в раздражении верезжит от беспрерывного мелькания стробоскопов и лазеров. И я вроде бы понимаю, зачем мы пришли в это место, но оттого оно бесит меня не меньше.

Цель одна – спонсоры должны быть довольны, остальное побоку. Это лучшее место в городе. Напитки рекой. Девочки на любой, даже самый взыскательный вкус. VIP-места.

Мне бы тоже не помешало расслабиться и отпустить себя хоть на минуту, но я не могу. Я сейчас так близко к прошлому, что становится почти невыносимо держать себя в узде и продолжать корчить невозмутимый вид. Что всё нормально. Что меня всё устраивает. Что я не хочу ничего менять.

Кто-то бы сказал: «с жиру бесится». Ну да, ну да...

– Яр, пошли потанцуем, а? Музыка ведь так и шепчет покрутить бёдрами.

– Не отказывай ей, – киваю я своей сегодняшней спутнице, – иди, а я посмотрю.

Девица уходит, а я вздыхаю и сканирую глазами разношёрстную толпу на танцполе. Внезапно вздрагиваю и даже выпрямляюсь, вытягиваясь, как сурикат. Показалось? Наверное...

Сердце за рёбрами пропускает пару ударов, а затем падает куда-то в пятки и замирает там полудохлым куском мяса.

– Ты чего такой дёрганный, Яр? – наклоняется ко мне мой наставник и лучший друг отца Олег Караев. Смотрю на него и, пытаясь сделать непринуждённый вид, отмахиваюсь.

– Норм всё.

– Да я и вижу. Как прилетели в Краснодар, так тебя словно подменили. Вместо лица – недовольная жопа макаки.

– Я тебя умоляю, – закатываю я глаза и складываю на груди руки.

– Ты мне это кончай, Яр, – хмурится Олег и отпивает добрую половину пойла из своего бокала.

– Всё путём. Инвесторы в восторге. Глянь, – киваю я на визжащих от эйфории китайцев. Они буквально кипятком ссутся от вида наших девчонок, готовые выпрыгнуть из последних трусов, только бы их сейчас продолжали радовать.

Я когда-то тоже был таким лёгким на подъём. Вот только, кажется, это было в прошлой жизни. Теперь же, если я и выбираю любовь, то только напрокат.

– Я не об этом тебе сейчас толкую, – дожимает свою линию Караев, но дальше, знаю, уже не попрёт. Даже тогда, три с половиной года назад, когда я приполз к нему в Москву полудохлым овощем, он не задавал лишних вопросов. Просто вытаскивал, как мог и как умел – заставлял меня пахать как не в себя.

Тяжело подобрать слова, чтобы описать, насколько я ему благодарен.

Сложно называть его просто по имени, потому что за всё это время он сделал для меня больше, чем кто бы то ни был из моей семьи. У меня не было отца. У него не было детей. Мы с Олегом сложились как два пазла.

– Виолетта красивая, я не жалуюсь, – киваю я на извивающуюся на танцполе блондинку.

Темноволосые под запретом. Принципиально.

– А разве она не Лилиана?

– А разве мне не плевать? – дёргаю я уголком рта, имитируя улыбку.

– Завязывай с этим детским лепетом, Яр. Иначе ты уже завтра улетишь в Москву.

– Я адекватен, – с давлением в голосе цежу я, наклоняясь к собеседнику почти вплотную.

– Тогда улыбайся, чёрт тебя дери. Это всех раздражает больше, чем твоя кислая рожа.

– Иди в зад! – оба смеёмся.

– Я тоже тебя люблю, – шутливо бьёт меня кулаком в плечо, а затем по-отечески лохматит голову. Я фыркаю.

Оба чуток остываем от темы, но я всё-таки считаю своим долгом успокоить мужчину, который так много вложил в наше общее дело и в меня, в частности.

– Я в лепёшку разобьюсь, но мы своего добьёмся, Олег. Это уже не просто бизнес для меня. Это дело принципа. Особенно сейчас, когда дед из своего шикарного кожаного кресла вставляет нам палки в колёса. Я его всё равно поимею.

– А вот это по-нашему, – хлопнул меня по плечу Караев и переключился на рабочие моменты, тут же врубая на полную мощность режим балагура и своего парня в любой компании. Чёртов хамелеон.

Я же приклеиваю к лицу дежурную улыбку и потягиваю из стакана минералку, поглядывая на то, как моя очередная Виолетта призывно крутит бёдрами и шлёт мне воздушные поцелуи. Так мило, что даже тошнит. Но я всё равно приказываю себе безотрывно смотреть на девушку. И наслаждаться вечером.

Наслаждаться, я сказал!

В грудь неожиданно снова со всей дури влетает петарда и взрывается до шума в ушах. Я в непонимании кручу головой, забывая про всё на свете. Виолетта обижается, что я её снова игнорирую, возвращается на зону и присаживается ко мне, чуть ли не с ногами забираясь на колени. Трётся кошкой, что-то жарко выпрашивает на ухо, цепляя языком мочку.

Меня передёргивает, но я только шикаю на неё и продолжаю искать источник своего раздражения.

И наконец-то нахожу.

На полной скорости я врезаюсь взглядом в наглые, абсолютно беспринципные глаза некогда лучшего друга.

– Аммо, – шепчу я, а он, будто бы услышав свою фамилию на расстоянии сквозь громкий бит, улыбается мне фирменной улыбкой городского сумасшедшего и салютует бокалом, наполненным до краёв.

Кивает, будто бы не мы три с половиной года назад чуть не поубивали друг друга из-за девушки. Отпивает. Поигрывает бровями, в одной из которых поблёскивает пирсинг. Подмигивает мне.

Оскаливаюсь, фыркаю и отворачиваюсь, хотя за рёбрами у меня прямо здесь и сейчас творится настоящий ад. Кулаки фантомно чешутся. По венам бежит уже даже не кровь, а чистый адреналин.

Я пытаюсь успокоиться, но ничего не выходит. Картинки уродливого прошлого одна краше другой всплывают у меня в голове, оставляя новые ожоги поверх затянувшихся шрамов. Меня взрывает.

Я помню, что именно сделал Он.

Я помню, что именно сделала Она...

– Олег? – хриплю я, скидывая с себя вопящую от недовольства Виолетту.

– Что? – смотрит на меня Караев и в момент меняется в лице.

– Я поеду.

– Осади!

– Да не могу я! – рычу и встаю с дивана, молясь, только чтобы не пошатываться от дикого внутреннего шторма, который выбивает мои предохранители.

– Ок, но тихо, ладно.

– Не маленький. Сам знаю, – цежу я.

Жму руки всем присутствующим за столом. Бегло извиняюсь за свой побег. А затем рву к выходу.

Вижу, как Аммо встаёт со своего насеста и пытается меня перехватить.

Сейчас прикину ему на воротник. Ага...

Перегораживает мне проход, но я, не сбавляя скорости, только сношу его со своего пути. Плечом к плечу, и он отшатывается.

Ржёт.

Урод.

Хочется вернуться и ещё раз пересчитать ему зубы.

Но я себя тушу и сажу на цепь.

Хватит. Всё в прошлом.

Навсегда!

Глава 2 – Крючок

Ярослав

Утром просыпаюсь от молота, который яростно долбит по моей башке, словно по наковальне. Застонал. Перекатился с одного бока на другой, но легче не стало. Накрылся подушкой с головой и приказал себе уснуть. Но где я, а где самовнушение?

Чертыхнулся, отскоблил бренное тело с постели и пополз в душ, словно мне было не двадцать один, а все девяносто три. Знаю, всё это результат бессонной ночи. Но, что поделать? Так бывает, когда на полной скорости врезаешься в своё уродливое прошлое, которое даже спустя три с половиной года способно знатно прокомпостировать мои мозги вместе с уже устоявшимся внутренним миром.

Тихим. Спокойным. Размеренным.

А теперь вот – всколыхнулась осевшая вонючая тина, показав никому не нужные очертания похороненных воспоминаний. Их было слишком много. Целое кладбище истлевших костей. А за рёбрами от одного только украдкой брошенного взгляда тянет. И снова хочется вернуться назад.

Что бы что?

Чтобы сделать ещё больнее. Потому что сейчас кажется, что пожалел. Надо было добить. Надо было растереть в порошок. Тогда мне было хотя бы легче дышать.

Встаю под холодные капли и облегчённо выдыхаю. Тело просыпается, но мозг по-прежнему взбит в кровавый гоголь-моголь. Вытираюсь, надеваю халат и телепаюсь до кухни, где, с тихим стоном и великим прискорбием, прихожу к выводу, что кофе закончился.

– За что? – вскидываю я голову к потолку и понимаю, что без чашки ароматного ристретто сейчас просто не смогу окончательно вернуться к жизни. Так и буду ходить зомбак зомбаком.

Покряхтел обречённо, но всё-таки потопал в гардеробную, где висели немногочисленные мои вещи, прихваченные из столичной квартиры. Схватил какую-то первую попавшуюся белую футболку и голубые бермуды, натянул всё на себя и водрузил на нос солнцезащитные очки, скрывая синяки под глазами от бессонной ночи, а затем припустил на выход.

По пути принял звонок от Олега. Китайцы все подписали. Котлованы начинают рыть на следующей неделе, но Басов-старший тоже не сидит сложа руки и землю роет, но уже носом. Под нас, хотя вся эта эпопея на девяносто процентов заслуга Караева, но деду плевать. Ему в этом мире априори все должны и обязаны

– Позвони старику, поговори с ним, Яр. Ну это уже не смешно.

– Олег, ему не разговоры со мной нужны. Он хочет получить наши активны, и минимум половину. Скажи, ты пойдёшь на это?

– Нет.

– Вот и я нет. Мне хватило прошлогоднего инцидента.

– И того, что он сделал три с половиной года назад? – осторожно прощупывает мужчина тонкий лёд, но я уже пришёл в себя и снова оброс стальной бронёй.

– На это мне давно плевать.

– Ладно.

– Ладно...

– В офисе сегодня тебя ждать?

– Честно? Пока не готов.

Отбиваю звонок и на ходу до пункта назначения гуглю последние сводки по дорогому родственнику. Мэром нашего города он так и не стал, зато каким-то невообразимым образом пролез в команду губернатора края и сейчас сидел в кресле его первого заместителя. Мы работали красиво и чисто, но старый пройдоха всё равно разнюхал, откуда ветер дует и теперь из кожи вон лез, чтобы задним числом аннулировать все наши разрешения и договорённости по масштабной стройке. Или и вовсе выставить нас злостными нарушителями.

К примеру, сейчас Тимофей Романович ратовал за то, что землю под будущий Дворец спорта, парк и многоуровневую парковку мы выбили незаконно, в обход мнениям граждан, видите ли. А сейчас втихую проплачивает широкомасштабные акции, где абсолютно точно купленные люди скандируют «нет» нашему проекту.

– Жадный идиот, – буркнул я, заблокировал телефон и зашёл в тихое, уютное кафе, которое располагалось в притирку к квартире, которую я снял на время пребывания в этих краях. Здесь, по моему мнению, и на моё счастье, варили лучший кофе в городе.

Сел за столик у окна. Озвучил свой заказ подошедшей ко мне молоденькой официантке, на вид ещё школьнице. Молодец, подрабатывает, а не тупые тиктоки снимает, демонстрируя на потеху отмороженным бакланам собственный зад.

Вяло улыбнулся и накинул на чай – это всё, на что меня хватило, а спустя три минуты, словно умирающий от жажды присосался к своему свежесваренному кофе. И зачем-то снова завис в воспоминаниях. Затем на кой-то полез в карты, прикидывая, сколько уйдёт времени добраться до города из моего прошлого. Шесть, максимум семь часов. Если выехать прямо сейчас, то к вечеру я уже успею вернуться.

Зачем?

Ну, может, проверить свою однушку, которую я так и не смог продать. И маяк, который забросил, да так и не довёл до ума.

Или убедиться, что у меня за рёбрами уже ничего не осталось и я наконец-то стал свободным от своих демонов.

– Да к чёрту, – бормочу под нос и отшвыриваю от себя телефон, – я и так это знаю.

В собственном загрузе не особо обращаю внимание на то, что дверь в кофейню открывается, а вместе с ней по помещению разносится перезвон колокольчика, предупреждающий персонал о новом посетителе. От кассы слышу тихое бормотание и бодрый голос девушки-баристы. Громкий смех. Жеманное пожелание доброго дня.

‍А затем кожаная обивка дивана напротив меня жалобно поскрипывает под чьим-то весом.

Лениво поднимаю глаза и замираю.

– Ну привет, что ли.

– Угу, – киваю я и хмыкаю, хотя внутри меня в секунду всё вскипает и дрожит от едва сдерживаемой ярости, – я надеюсь, ты не решил сделать меня предметом своего сталкерства?

– Губу закатай, Басов, – смеётся Аммо, – это моя кофейня.

Твою мать!

Ярослав

– А ты совсем не изменился, – после минутного и неудобного молчания выдаёт бывший друг и прищуривается на один глаз, крутит пирсинг в правой брови и перманентно мне улыбается.

Да, жаль. Очень жаль, что я тогда, три года назад не вынес ему парочку передних зубов. Сейчас бы потешился.

– Я польщён, Рафик, – хмыкаю я.

– Неужели? – прикладывается он подбородком к ладони и так замирает, изображая бурный интерес к моим словам.

– Столько времени прошло, а ты помнишь все мои трещинки, – допиваю одним глотком кофе, а затем собираюсь встать и уйти, но Аммо не даёт мне такой возможности.

– Лена, ещё один ристретто за наш столик. И пончик с сахарной пудрой.

– Будет сделано, босс.

Я тут же оседаю, чтобы не выглядеть истеричкой. Принимаю максимально расслабленную позу и отзеркаливаю улыбку мудака, что сидит напротив.

Молчим, пока мне не приносят новую порцию кофеина. Я к ней уже не притрагиваюсь. Просто сижу и сверлю бывшего лучшего друга взглядом, дожидаясь очередного хода с его стороны.

– И как Москва?

– Стоит.

– Как банально, – фыркает Аммо.

– Извини, что не смог тебя порадовать, – пожимаю плечами.

– Ну, ты тоже меня извини, раз пошла такая пьянка, – в момент меняется лицо парня. Он облизывается и устремляет бесконечно пустой взгляд куда-то вдаль. Вздыхает. Сосредоточенно трёт переносицу указательным и большим пальцем.

– Ты же не планируешь расплакаться? – уточняю я.

– Нет, – поджимает он губы, – определённо нет.

Срывается в смех, и я на секунду жалею, что у нас с этим придурком закончилось всё так паршиво.

– Бас, знаешь, мне чертовски тебя не хватало, – неожиданно вверчивается в меня взглядом Аммо, и мы зависаем так на несколько бесконечных секунд.

– Прости, Раф, но мне было некогда скучать, – даю я знак девушке за стойкой подать мне воды и складываю предплечья на столешнице, понимая, что сбегать от прошлого уже не комильфо.

– И что заканчивал?

– Караев засунул меня в какую-то пафосную частную московскую школу.

– Завидую, – хмыкнул Аммо.

– Завидуй, – отзеркалил я его реакцию.

– А дальше?

– Да всё банально, Раф. Спорт почти забросил, вышка, параллельно дрессировка в офисе, выспаться из разряда мечты.

– Ну на клуб с блондинкой ты вчера всё-таки нашёл время?

– Рабочая встреча.

– Да я уж смотрю новости, Бас. Круто вы в регион зашли, ничего не скажешь. С размахом. Зачёт.

– Ну а ты?

– А что я? Жалкий студент третьего курса. Закончу вышку, сменю мать на посту. Ты же сам знаешь, за меня биографию ещё до моего рождения написали.

– Ты жаловаться, что ли, собрался?

– Нет, что ты? Я хвастаюсь, вообще-то. Это ты пашешь как не в себя, а я ещё и жить успеваю. Но смотри, только не сдохни от зависти.

– Ха-ха...

Какое-то время молчим, каждый думает о своём, перевариваем эту встречу. Я буксую в снежной каше из прошлого и настоящего. Мне и горько, и тошно, и наконец-то легко оттого, что я вскрыл этот абсцесс на собственной подкорке и выпустил из него весь шлак, который копил годами.

– Басов?

– М-м?

– Мне правда жаль.

– Раф, осади, я давно уже перегорел к этой теме.

Я отчаянно вру. Не перегорел. Я просто так думал, потому что так было легче ходить, дышать и жить. Но до сих пор где-то глубоко внутри меня свербит и хочется вытворить какую-то дикую дичь, чтобы уже наконец-то полегчало.

И отпустило.

Но как признаться бывшему другу, что я всё ещё оголённый нерв? Что он был прав? Что я был дураком? Никак. Лучше сразу застрелиться.

– Я рад. Все эти годы, знаешь, крутил в голове, что может перегнул. Переживал.

– Забей, – равнодушно бросаю я, хотя внутри шипят фитили на заложенной под мою выдержку тонну взрывчатки.

– Вчера в клубе ты думал иначе, – наглядно потирает своё плечо Аммо, и я улыбаюсь.

– Ты же не обиделся?

– Нет, – кивает он, – всё по делу.

Снова погружаемся в молчание. Меня чуть отпускает, и я успокаиваюсь. Хотя на языке крутится желание задать вопрос про Неё. Хочется узнать, сразу ли она уехала или всё-таки доучилась в гимназии, раз я сам свалил.

Но снова себя осекаю. Не, ни фига. Не хочется. И точка.

– Надолго вообще к нам?

– Постараюсь побыстрее всё закончить с подготовкой к строительству и свалить.

– А что так? – вопросительно приподнимает брови Аммо.

– Провинция. Скучно. Пресно. Клубы. Доступные тёлки. Голимая муть..., – осекаю я бывшего друга, давая понять, что вся эта жизнь уже не про меня.

– Ты просто не всех перебрал, Бас. Есть тут одна Снежная Королева. За три года на потоке никто склеить не смог.

– Даже ты? – усмехаюсь я, на полном серьёзе считая, что для Рафаэля Аммо нет преград, когда он чётко ставит перед собой цель.

– Даже я, – огорошивает Раф меня этим признанием.

– Красивая? – дёргаю уголком рта и чувствуя в себе, казалось бы, давно умерший азарт охотника.

– Крем де Ля Крем. У нас даже ставки денежные ставили, кто уведёт главный приз и сорвёт вишню, но воз и ныне там.

– И много на кону?

– Прилично. Но суть дела не меняет. Тут уже скорее спортивный интерес.

Я на мгновение зависаю, вспоминая, чем закончились последние подобные жестокие игры. Но говорят же, клин клином вышибаюсь. Может это именно то, что надо для того, чтобы окончательно выполоскать из своих мозгов картинки минувшего прошлого?

Не знаю.

Мы ведь уже не дети.

А с другой стороны, пора бы наконец-то переключить себя с режима «умер» на режим «жив».

– Ну, допустим, заинтересовал, – вяло выдаю я, но Аммо будто бы чувствует мой слабый энтузиазм и смыкает свои крокодильи челюсти на моей шее.

– Вангую – провалишься, – отмахивается он от меня, словно от навозной мухи. – Так же, как и всё.

– Спорим, что нет? – на азарте выпаливаю я неосознанно. Никогда не умел проигрывать.

– Давай. Но просто так неинтересно харизмой и причинными местами мериться. Согласен? У меня тут на облаке твои ню-фото хранятся со вписки у Серяка. Если проиграешь – солью журналюгам.

Он ржёт. Я тоже начинаю по дикому хохотать. Аммо, как был сутулой собакой, так ей и остался.

– Я надеюсь, ты тоже помнишь, что моё облако полно компромата?

– Да, – кивает Раф и хлопает в ладоши, – весело и сердито, Бас. Всё как я люблю.

– Идёт, – киваю я и допиваю свой остывший кофе.

– Я рад, – подаёт мне руку Аммо, и я её всё-таки пожимаю, принимая ставки.

– Ладно, мне пора, – наконец-то отрываю я пятую точку от диванчика и встаю на ноги.

– Приятно было поболтать, Бас, – затем вытаскивает телефон из моих рук и делает себе прозвон, – в понедельник подбери меня. Адрес я скину.

– Надеюсь, ты не зря потратишь моё время.

– Обижаешь, – расплывётся в улыбке Чеширского Кота Раф и отдаёт мне под козырёк.

Прощаемся. А через два дня встречаемся у его дома, где я подбираю эту небритую тушку и везу его в институт. На парковке долго ждём объект нашего спора. Я чуть проседаю в своём азарте, и вся идея уже не кажется мне такой соблазнительной, как при первом впечатлении.

Но всё меняется, когда буквально в нескольких метров от нас с визгом тормозит такси.

– Это она, – стряхивает с себя расслабленность Аммо и приподнимается на переднем сидении.

А я с восторгом смотрю, как из машины торопливо выходит королевишна. Да нет, куда там? Царица египетская. Ноги от ушей. Фигура – умереть, не встать – всё при ней. Вау! Задница, сиськи, талия. В солнцезащитных очках на половину лица, но губы красивые и пухлые. Один минус – шатенка. Я их последние три с половиной года на дух не перевариваю.

Ну ладно. Не страшно.

Стартуем. Я в игре.

Глава 3 – Пыль

Вероника

Декабрь. Три с половиной года назад…

Моё настоящее – это словно кадры кинохроники. Чёрно-белое немое кино и только бродяги Чарли не хватает на заднем плане, выплясывающего чечётку, чтобы эффектно оттенить весь ужас происходящего, в котором я увязла по собственной же глупости по самые гланды.

Топкое, гнилое болото – вот что ждало меня впереди.

Первоначальная истерика от столкновения с жестокой правдой прошла. Я перестала плакать, но впала в совершеннейший ступор, и какое-то время могла лишь сидеть с расширившимися от ужаса глазами и смотреть прямо перед собой. Всё!

Тело крупно трясло в непрекращающемся ознобе. Сознание блёклыми вспышками отмечало какие-то злые слова матери, бабкины причитания и изменения в моей комнате, которые я совершенно не заметила, когда вернулась домой после своего идиотского побега за мечтой. Я была в такой эйфории, что не видела ничего дальше собственного носа, повизгивая от восторга.

Ну надо же, сам Ярослав Басов предложил мне поддержку, опору и ключ от собственной квартиры. Чума? Чума!

А теперь я наконец-то прозрела.

Полки пустые. На столе нет моих тетрадей и стакана с цветными карандашами. Со стены пропали все грамоты, подаренные мне за успехи в учёбе ещё в прошлой школе. Шифоньер тоже оказался пуст, лишь голые вешалки отчаянно поскрипывали на металлической штанге.

Как это всё прошло мимо меня? Наспех схватила со стула висящую там сменную одежду и на том успокоилась? А теперь, что получается?

– Мои вещи в тех коробках, да? – прохрипела я и кивнула в сторону гостиной.

– Нет, – рубанула мать.

– Специально их спрятала, чтобы меня не отпускать, что ли? – горько усмехнулась я и покачала головой.

В ответ на эти слова мать только зло зыркнула на меня, а я от неё отвернулась, снова окунаясь в густой протухший кисель из воспоминаний. И всё плавала в нём, казалось бы, бесконечно прокручивая в голове всё то, во что я так эпично вляпалась.

Как красиво, чёрт возьми! Как красиво каждый из этих монстров меня развёл. И я бы, если бы внутри меня не кипела серная кислота, даже поаплодировала стоя всем своим обидчикам за каждый их чётко-выверенный ход на доске этих жестоких жизненных шахмат. Ведь я всё верила, верила, верила, что на шаг впереди... Боже, нельзя быть такой хронической дурой!

Нельзя!

– На вот, переоденься, Вера. И быстро! Нас уже машина ждёт.

Не сдвигаюсь с места ни на миллиметр. Не могу. Не хочу. Не буду!

– И кончай реветь! – с удивлением прикасаюсь к щекам и чувствую солёную влагу. – Уже всё, наделала делов. А я тебе говорила! Говорила, Вера! Но кто бы слушал умную, наученную жизни маму, когда задница требует собственных приключений, правда? Ну что, весело было тебе, скажи? Отвела душу? Довольна? По балконам налазилась, пока этот гад насмехался над тобой? Господи, даже я в своё время не была такой тупицей!

– Алечка, там бесполезно стучать. Закрыто.

– Вся гимназия теперь будет в курсе того, что ты позволила себя использовать. Вся, ты меня слышишь? Каждого просветят, уж поверь мне, да ещё и красок добавят. И фотографии эти, что ты увидела в моём телефоне, станут твоей визитной карточкой, милая доченька. А Басов, на пару со своей компанией шакалят, примется облизывать каждую мельчайшую подробность своего героического поступка. Пока ты окончательно не опустишься в глазах окружающих ниже плинтуса.

– Аля, ты бесполезно сотрясаешь воздух.

– Ай, – отмахивается мать, – помоги её лучше переодеться. Опоздаем же.

Куда опоздаем? Зачем? Почему?

Насильно умывают холодной водой. Затем крутят как куклу, меняя мокрые тряпки на сухие, но мне плевать. Я – овощ. Фактически! Да и толку нет. Как было холодно и мерзко, так и осталось. Что внутри, что снаружи. Так бывает, когда гадят в душу. Особенно самые близкие. И любимые...

Наконец-то выходим из квартиры. Мать выкатывает в подъезд два больших чемодана и закрывает за собой дверь. Я хмуро и непонимающе смотрю на них.

– Мам? – подбородок начинает жалобно дрожать.

– Мне не нужны проблемы, Вера. А ты к ним ещё и прилично прибавила. Семью в грязи вываляла, да и сама изгваздалась с ног до головы. Теперь уже не отмыться!

Отвожу взгляд, грудь начинает судорожно вздыматься, запуская во мне новый приступ истерики.

– Или отыграем, доченька? Давай вернёмся, и завтра ты в развесёлую припрыжку поскачешь в гимназию, где каждый будет тыкать в тебя пальцем и называть подстилкой Басова. И это в лучшем случае. Ну, об этом ты так безудержно мечтаешь?

– Нет, – хриплю я, начиная задыхаться от иррациональной внутренней паники.

– То-то же, – кивает она, – значит, не все ещё мозги растеряла со своими любовными любовями.

Поспешно выходим из дома и садимся в машину, что уже услужливо ждёт нас у подъезда. Хотя меня, скорее силой туда трамбуют, потому что я вновь превращаюсь в изломанную куклу. Проживая очередную катастрофу в своём умирающем мире, я не замечаю того, что автомобиль, в который мы сели слишком шикарный, а водитель и вовсе одет в чёрный костюм-тройку.

Я отмахиваюсь от всех этих нестоящих для меня деталей. Снова ударяюсь в тихие слёзы, жалея себя, потому что больше некому. И на две недели мысленно прощаюсь с городом, с которым теперь у меня ассоциируется самая большая в жизни боль и самое огромное счастье, пусть и искусственно раздутое.

Пусть! Зато я была всегда честна, в отличие от всех этих беспринципных гороховых шутов.

Правильно мать меня увозит. За две недели у меня всё отболит, затянется и покроется пуленепробиваемой коркой новой брони. А дальше я вернусь и с высоко поднятой головой пройду мимо того, кто вытер об меня ноги.

Я пройду, да! А он увидит, что не сломил меня. Не превратил в пыль. Да, возможно, я вышла из этой партии проигравшей, но зато стала сильнее и умнее. Ведь теперь я назубок выучила тот урок, что мне так усердно вкладывали в голову.

Монстры любить не умеют. Лишь загоняют и рвут на части, забавы ради.

Всхлипнула судорожно и стиснула дрожащие пальцы, а затем постаралась выдохнуть своё отчаяние, когда машина остановилась у железнодорожного вокзала. Водитель помог выгрузить чемоданы из багажника и угрюмо кивнул моей матери.

А дальше перрон, вагон и женское купе, где кроме нас никого.

– И в какой монастырь едем? – неузнаваемым, изуродованным душевной болью голосом прервала я затянувшееся молчание, когда состав тронулся, а проводник принёс нам постельное бельё.

Мать с бабкой переглянулись, но на вопрос мой не ответили.

– Спи, Вера, – только и услышала я глухой приказ, а затем легла на верхнюю полку и попыталась уснуть.

Но увы. Сердце, разорванное в клочья, корчилось в невыносимой предсмертной агонии. Суставы выкручивало, а кости ломало – это тело рвалось туда, где по нему уже раз и абсолютно хладнокровно проехались танком. Спустя пару часов стало и вовсе невыносимо. Я скрутила пододеяльник жгутом и вставила его между зубов, а затем накрылась подушкой с головой, принимаясь беззвучно орать в никуда.

И только мелькающие в окне фонари были свидетелями моих сердечных мук. Мать и бабка тихо посапывали на нижних полках. Им не было дела до того, что я изнутри вся сгораю.

Через шесть часов и сорок две минуты поезд остановился на неприметном полустанке, а мы, кутаясь в свои ветровки, вышли в промозглую ночь. Молча добрались до куцей вокзальной площади. Поймали сонного бомбилу, который без особого желания довёз нас до нужного адреса.

Только остановился он не перед воротами древнего храма, а возле двухэтажного жилого дома с белой и потрескавшейся штукатуркой на стенах.

– Мам? – поёжилась я и покосилась на беспробудного спящего мужчину, вольготно развалившегося на ближайшей лавочке.

– Что, не нравится? – неожиданно зло огрызнулась мать и я тут же боязливо отступила шаг назад.

– Я не понимаю, – растёрла лицо ладонями, приказывая подбородку не дрожать.

– А что тут понимать, Вера? Это твой новый дом, – указала она выкрашенной синей краской балкон на втором этаже, – привыкай.

О боже...

Глава 4 – Святая женщина

Вероника

Квартира, в которую мы поднялись по деревянным, чуть поскрипывающим ступеням была небольшой, но трёхкомнатной. Её нам открыла заспанная соседка, которая оглянула мать с головы до ног заинтересованным взглядом, хмыкнула, буркнула: «сами там разберётесь» и захлопнула дверь.

Мы прошли в, пахнущее пылью и запустением, помещение и переглянулись. Я таращила глаза в панике, на меня же смотрели с нескрываемой злостью.

– Чемоданы утром разберём, а теперь спать.

Я возражать не стала. Прошла в комнату, на которую мне указали, а затем расстелила на кровати, сложенное стопкой, чистое постельное бельё. Но уснуть не могла. Я ещё не знала, но бессонница на долгие месяцы стала моей верной спутницей, нагоняя ужасы и в без того серое, засыпанное пеплом существование.

Дальше дни летели мимо меня монохромным калейдоскопом, не отличаясь друг от друга особо ничем, за исключением того, что градус моей агонии лишь повышался день ото дня. Усугубляло ситуацию то, что у меня совершенно не было никакой связи с внешним миром. Снова лишь кнопочный телефон с тарифом «родительский контроль», да зомбоящик, по которому больше врали, чем говорили правду.

Так и жила. Тупо уставлюсь в окно, картинка, за которым особо никогда не менялась и тихо плакала, чтобы не раздражать мать. Она вообще не считала, что у меня возникли какие-то проблемы. Наоборот, это я их создала сама, но не себе, а им расчудесным.

Неблагодарная тварь – это прозвище всё чаще с язвительными, наполненными ядом интонациями, вырывалось из уст дорогой родительницы тогда, когда она думала, что я ее не слышу.

В школу в этом году я уже не пошла, но мельком видела выбеленное штукатуркой большое трёхэтажное здание, когда меня отправляли в магазин за хлебом. Там-то я и узнала название места, в котором мы очутились.

Это был крохотный посёлок с населением всего чуть более трех тысяч человек. Но, увы, расположенный в горно-лесной местности, между двумя живописными речушками, он совсем не радовал меня своей первозданной красотой. Скорее наоборот, ещё больше угнетал, ибо казался ещё глуше того закрытого городка, в которым мы жили до трагических событий в нашей семье и переезда на берег Чёрного моря.

– Мам, пожалуйста, давай вернёмся, – в один из дней, когда стало почти невыносимо, тихо и с отчаянием произнесла я, сидя за столом в кухне.

– Вон дверь, – кивнула мать, – я тебя не держу. Бог даст, не пропадёшь.

– Ну почему? Это же только моя боль. Я с ней справлюсь!

– Боль твоя, а позор мой.

– Пожалуйста...

– Не заставляй меня произносить то, что я однажды тебе уже говорила, Вера. Тогда я о своих словах пожалела, но сейчас не уверена, что результат будет таким же.

Значит, она не забыла тот случай, ссылаясь на якобы пьяный лепет? Что ж, я не удивлена. Да и я тоже всё помнила до сих пор и в мельчайших подробностях. Интонации. Её злое рычание мне в лицо. Десять лет прошло с тех пор, но я никогда не смогу забыть, как родная мать говорила то, что ни один ребёнок на свете не должен услышать от своего самого любимого в мире человека.

«Ты! Это ты должна была сдохнуть в моём утробе, а не Игорь! Ты! Я столько молилась об этом. Мечтала, что однажды проснусь, а у меня случился выкидыш, но нет. Боже, ну почему я тогда не сделала аборт? Почему? Ты же мне теперь словно кость поперёк горла! Дышать мешаешь! Жить мешаешь! Никогда не смогу тебя полюбить. Слышишь? Никогда! Смотрю на тебя и вижу самодовольную рожу твоего папаши. Вы оба исковеркали мне жизнь! Ненавижу вас обоих!!!»