Текст книги "Смерть куртизанки"

Автор книги: Данила Комастри Монтанари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Дверь в дом была заперта сегодня ночью? – пожелал узнать сенатор.

– Нет, дядя никогда не запирал её, и ключ оставался в замочной скважине, – ответила Ариадна.

– Кто нашёл его? – продолжал допытываться сенатор.

– Я нашёл, – с явной неохотой ответил Ничо. – Я всегда встаю с восходом солнца, и сегодня утром, прежде чем отправиться на работу, я вспомнил, что забыл у учителя свою кожаную сумку. Вошёл, чтобы забрать её, и увидел…

От дома Кризофора до большой виллы примерно полчаса ходу, подсчитал патриций. Поскольку Кастор налил ему вина, когда пробило полночь, то, если Ничо говорит правду, у убийцы было целых шесть часов, чтобы действовать без помех, хотя состояние трупа говорило о том, что убийство было совершено позднее, под утро.

– Хочу поговорить с каждым из вас отдельно. Начну с Фемисты, – заявил Аврелий, усаживаясь за стол под портиком, где ужинал накануне вечером. Девушка прикрыла паллой[76]76
  Palla (лат.) – палла, женская одежда, которая надевалась поверх туники и служила верхней одеждой, то есть как тога для мужчин. В плохую погоду или при жертвоприношениях римлянки закутывались в паллу с головой.


[Закрыть] волосы и села на край скамьи, опустив голову.

– Ты занимаешь комнату этажом выше. Как раз над комнатой учителя, и всё же утверждаешь, что ничего не слышала…

– Я крепко сплю и вчера вечером, как только вернулась, сразу легла спать.

– Одна?

– Конечно! – ответила она, не поднимая взгляда.

Сенатор потерял терпение:

– Девушка, когда я с кем-то разговариваю, то люблю смотреть человеку в глаза!

Фемиста медленно подняла на него взгляд. В её карих с золотой искоркой глазах читался упрёк.

– Давно встречаешься с Векониями? – бесцеремонно спросил сенатор.

– Я встретила Флория Векония вчера у фонтана Нептуна, – глазом не моргнув призналась ученица философа.

– Он хотел предложить тебе работу, чтобы ты танцевала для него?

Фемиста выпрямилась.

– Я больше не танцую. Я счастлива, что изменила свою жизнь, даже если для этого мне пришлось отказаться от роскоши и богатых подарков. Все мои потребности теперь сведены к минимуму.

– Так уж и все? – с сарказмом спросил Аврелий. – А зачем же тогда ожидала Флория у фонтана?

– Я вовсе не ожидала его! – ответила она, стараясь сохранить спокойствие. – Это долгая история. Нас познакомил его брат…

– Веконий Кварто, твой давний любовник… – заключил патриций.

Девушка сдалась: бесполезно молчать, когда всем известна эта история, так что лучше уж самой рассказать без злонамеренных искажений сплетников.

– Флорий влюбился в меня. Хотел жениться, но его отец оказался против, – равнодушно объяснила она, словно повторяла это уже тысячу раз.

– И нельзя отказать ему в правоте, – возразил патриций. – По закону твоего мужа стали бы считать сутенёром.

– Однажды во время семейной ссоры Флория сильно оскорбили, и он ушёл из дому. Отец, у которого было слабое сердце, не выдержал этого и скончался. Кварто заявил, что виновата во всём я, и так ославил меня, что разорил. И тогда добрый учитель пустил меня к себе в дом…

– А также в свою постель? – ехидно уточнил патриций.

Фемиста вскочила с места.

– Кризофор был для меня как отец. Он вернул мне покой, примирив меня с самой собой. Теперь я перестала думать о том, как бы заработать побольше денег, перестала бояться старости и ломать голову над тем, как во что бы то ни стало сохранить красоту.

– Но это тебе всё равно прекрасно удаётся, – не удержался Аврелий.

– Теперь я свободна, – продолжала девушка. – Не знаю ни соперниц, которых нужно побеждать, ни мужчин, которых нужно ублажать, ни ревнивых жён, которых нужно остерегаться. – Она ненадолго умолкла, потом, тяжело вздохнув, продолжала: – Но как же я глупа, что говорю с тобой как с гостем, вместе с которым мы ещё вчера ели чечевичную похлёбку. У римского сенатора наверняка есть дела поважнее, чем трудности простой женщины…

– Этот сенатор желает знать, кто убил твоего учителя, и он узнает, даже если для этого ему придётся опросить всех мужчин и женщин Геркуланума! – пообещал Аврелий с обезоруживающей улыбкой.

– Разыскивать убийц не дело философа и тем более танцовщицы, – возразила Фемиста, прежде чем уйти. – Да ты и сам убедишься в этом, сенатор!

Спустя некоторое время перед Аврелием предстала Ариадна.

– Мой дядя был щедрым человеком, даже слишком… Да, он всегда позволял этим подонкам, своим ученикам, пользоваться своей добротой. Представь, за своё гостеприимство он спрашивал с них всего один сестерций в день, столько платят самому последнему рабу. Он считал, что так постановил Эпикур. Но скажи-ка мне, откуда этот грек, живший сто лет тому назад, мог знать сегодняшние цены на побережье?

– У Кризофора было какое-то имущество? – пожелал знать патриций.

– Да совсем немного, – ответила Ариадна. – Дом, небольшое поместье и пара лавочек у главной дороги, которые он сдавал за бесценок…

«Не так уж мало, как племянница и наследница хочет меня заверить», – подумал Аврелий.

– И всё же бронзовая чаша, которой его убили, ценная вещь… – вкрадчиво заметил он.

– Это подарок Фемисты, которая года два назад жила очень даже неплохо, – вставила Ариадна, сверкнув глазами. – Никогда бы не поверила, что она сможет ходить в простой одежде и набирать воду в колодце. Трудно поменять привычки после определённого образа жизни… Мой дядя клялся, что между ними ничего не было, но, известное дело, старики тоже влюбляются. А она хитрая: опустив глаза и прикрыв голову, привлекала внимания даже больше, чем когда ходила полуголой. Потому что, надобно тебе знать, что прежде чем стать философом… – И Ариадна принялась пересказывать бесконечные сплетни, одна страшнее другой. – Вот так, сенатор, Фемиста погубила и Флория Векония. Эх, мужчины, чем они порядочнее, тем быстрее попадаются на уловки разных потаскух!

– А Ничо?

– Фемиста нисколько не нравится ему! – несколько поспешно пояснила Ариадна. – Он считает, что женщины должны выходить замуж и рожать детей, а не заниматься философией. Мне ничего другого и не надо бы в жизни, но этот несчастный, за кого меня хотели выдать, бросил меня, потому что я осталась без приданого, когда моя семья разорилась. Я не жалею о нём… Мои деньги нужны были ему только для шлюх!

– А ты давно здесь живёшь?

– С прошлого года, когда умер мой отец. Дяде как раз нужен был кто-то, кто вёл бы хозяйство. Но скажи мне, неужели ты и вправду сенатор? – спросила она, словно сомневаясь, что такой знатный римлянин угощался её чечевичной похлёбкой. – Даже Кварто Веконий, а он тут, в Геркулануме, считается важной фигурой, никогда в жизни не видел близко ни одного члена сената!

– Ты знакома с ним? – тут же спросил Аврелий.

– К моему несчастью, мы были обручены! – с огорчением воскликнула Ариадна и, уходя, угодливо поклонилась патрицию, полагая, что именно так в Риме принято обращаться с важными господами.

Ничо подошёл к столу осторожно, с опаской поглядывая на Аврелия, словно показывая тем самым, насколько не доверяет ученикам философа, которые внезапно превращаются в магистратов.

– Сколько ты украл у своего господина? – прямо спросил Публий Аврелий, не тратя время на ненужные вступления.

– Две тысячи пятьсот сестерциев, – признался Ничо, даже не пытаясь отрицать. – И Кварто Веконий хочет, чтобы я вернул их ещё и с процентами!

«Опять Веконий! – подумал Аврелий. – Купец так постарался, что в этом доме его ненавидят все. И если бы убитым оказался он, то оставалось бы лишь выбрать, кому это выгоднее всего».

– Горбачусь, как мул, за два сестерция вдень, – продолжал Ничо, – и половину оставляю ему в счёт долга… Таким путём мне и до конца жизни не выплатить его!

– Как управляющий ты хорошо зарабатывал. Что же заставило тебя пойти на воровство? – поинтересовался сенатор, но ответа не получил. – По правде говоря, ты и у учителя устроился очень неплохо: крыша над головой, еды предостаточно, две славные девушки…

– Да какие они славные, ты что! – возмутился последователь Эпикура. – Все женщины – проститутки!

– Все, кроме твоей матери и сестры, не так ли? – уточнил Аврелий.

– Я – сирота и единственный сын, – ответил Ничо, не уловив иронии. – Так или иначе, а Фемиста хуже всех!

– Это почему же?

– Ты ведь хорошо знаешь, что Эпикур возражал не против плотских отношений, а только против любовных страданий, которые могли возникнуть, если девушка с подобным прошлым изменит одному брату с другим, – объяснил ученик.

– И ты хочешь сказать, что она не поддалась искушению? – удивился сенатор.

– Можно и так сказать, – ответил Ничо. – Но главное, эта женщина приносит неудачу, и даже Ариадна её терпеть не может!

Аврелий огорчился. Дом Кризофора, показавшийся ему поначалу оазисом спокойствия, теперь представлялся змеиным гнездом, где давно копившиеся разногласия и вражда взорвались наконец самым страшным образом – убийством.

– Если племяннице учителя невмоготу жить под одной крышей с бывшей танцовщицей, она могла бы попробовать выйти замуж, – заметил Аврелий не без некоторого недовольства. – Она миловидна и к тому же хорошая хозяйка.

Ничо поджал губы.

– О ней тоже болтали всякое, когда была обручена…

– Спорим, что, как только она станет владелицей нескольких доходных лавок у главной дороги, все об этом тотчас забудут, – цинично заметил сенатор.

– Да, в том числе и Кварто Веконий, – согласился Ничо. – Для этого человека нет ничего святого, и он всегда думает лишь о собственной выгоде. Возьми хоть мой случай. Кто угодно другой, обворованный доверенным управляющим, посадил бы его на цепь. А он вместо наказания заставляет меня бесплатно работать на него. И в этом похож на отца…

– На старика, который умер от разрыва сердца? – уточнил Аврелий.

– Не подозревал даже, что у него есть сердце, ещё та акула была! Но на самом деле он очень любил младшего сына, и его уход из дому действительно потряс старика. Конечно же, Флорий действовал по наущению Фемисты: когда мужчина совершает какое-нибудь безумство, за ним непременно стоит женщина! – с горечью заключил Ничо.

– Ты присутствовал при их ссоре?

– Орали как сумасшедшие, все трое. Вдруг Флорий сказал, что готов отказаться от Фемисты, лишь бы перебраться жить в Рим. Старик готов был уступить, но Кварто оказался неумолим…

Выходит, молодой Веконий охотно променял бы большую любовь на квартирку в Риме, понял Аврелий.

– Посыпались оскорбления, Флорий хлопнул дверью и ушёл. Старик, обидевшись, сразу же переписал завещание в пользу старшего сына. Наверное, он передумал бы, если бы Флорий попросил прощения. Но когда он наконец вернулся, то застал отца уже в гробу. По правде говоря, Кварто ни в чём не обвинял его, а предпочёл свалить всю вину на Фемисту.

Ничего странного, заключил сенатор, отпуская Ничо. Переносить ответственность за собственные ошибки на других – обычное дело, и Кварто нашёл под рукой неверную любовницу, которая предпочла ему брата…

В тот же день, прогуливаясь по крытой галерее на вилле, Аврелий обсудил ситуацию со своим секретарём.

– Присядем, патрон, а то у этой галереи не видно конца, – сказал Кастор, опускаясь на мраморную скамью возле большого бассейна.

Аврелий с подозрением осмотрелся. В огромном перистиле ни души. Рабы должны оставаться невидимыми, но обязаны появляться в любую минуту при малейшем знаке господина, в то же время приучены и подслушивать.

– Итак, – заключил секретарь, – оба Векония как-то связаны с женщинами в доме Кризофора и без всяких сожалений готовы поработить Ничо из-за его старого воровства. Кто знает, что толкнуло его на это…

– Нет смысла снова спрашивать, – заметил патриций. – Теперь, когда всем известно, кто я, уже не приходится рассчитывать на откровенные разговоры, поэтому мне нужен шпион. Кастор… что скажешь, если попрошу тебя поухаживать за одной девушкой?

– Гм… – не сразу ответил грек. – Речь, разумеется, не о Фемисте, потому что ты сам уже положил на неё глаз. Выходит, это Ариадна… Чтобы произвести впечатление на эту ворчунью, нужно, конечно, немало смелости и усилий, а значит, потребуются и соответствующие средства. Двадцать сестерциев на подарки, а также твоя чёрная туника и несколько драгоценностей, чтобы я предстал щедрым учеником её бедного дяди, – заключил секретарь.

– Прошу тебя, поосторожней с подарками! – крикнул ему вслед патриций, когда секретарь отправился в гардеробную.

Аврелий прошёл к бельведеру, откуда открывался вид на море, голубоватый силуэт Везувия и берег вдали.

Кроны деревьев, слегка волновавшиеся на лёгком ветру, напомнили ему волосы Фемисты, и сенатор вдруг представил себе, как они выглядели бы на этом ветру распущенными…

Однако тревожная мысль сразу же стёрла эту приятную фантазию: Фемиста могла быть убийцей.

На другой день Публий Аврелий отправился в центральные термы в поисках Флория. Отдав одежду служителю, сенатор прищурился, чтобы свыкнуться с приятным полумраком – свет проникал сюда лишь из отверстия в потолке. В глубине зала какие-то два клиента у мраморного фонтана обсуждали кандидатов на выборах.

– В них будет участвовать и Кварто Веконий, – произнёс один из них. – Пожалуй, я стал бы голосовать за него. Он большой молодец, в отличие от своего брата-лентяя.

– Говори тише. Он как раз сейчас вошёл во фригидариум[77]77
  Frigidarium (лат.) – фригидариум, зал с бассейном для купания в холодной воде.


[Закрыть], – предупредил собеседник.

Аврелий поспешил пройти в небольшую круглую комнату, скромное убранство которой венчал красивый голубой купол с фресками, изображающими осьминогов и тритонов, так что у купальщиков создавалось впечатление, будто они находятся на дне моря.

Стоя на ступеньке бассейна, патриций попробовал ногой холодную воду. И тут из неё вынырнул, отфыркиваясь, молодой человек, не слишком высокий, с покатыми плечами и толстым из-за чрезмерных возлияний животом. Приятную наружность немного портил скошенный подбородок, говоривший о некоторой слабости характера, о чём свидетельствовали и томные движения, неумело скопированные с богатых римлян, представлявших собой образцы свободы нравов.

– Брр!.. Как холодно! – произнёс он, обращаясь к другим купальщикам во фригидариуме.

– Тогда вернёмся в кальдариум[78]78
  Calidarium (лат.) – кальдариум, зал с бассейном для купания в горячей воде.


[Закрыть], – предложил ему Аврелий, и вскоре они уже беседовали, сидя на бортике бассейна с горячей водой.

Он родом из семьи торговцев, рассказал Флорий. Брат занимается торговлей овощами, а он сам – оливковым маслом, гораздо более качественным, чем масло из Иберии[79]79
  В наши дни Испания.


[Закрыть], которое так дёшево продаётся в столице за холмом Тестаччо…

– Расскажи мне о Риме. Знаешь, мне так хотелось бы жить там! К сожалению, мой брат не любит раскошеливаться. Для него муниципальная должность – самое высшее достижение, о каком можно мечтать. Мне же, наоборот, в провинции очень тесно, а в Риме столько праздников, развлечений, какие там женщины, какие…

– Кстати о женщинах, – прервал его Аврелий, переводя разговор на то, что его интересовало.

Да, объяснил юноша, в Геркулануме можно найти утончённых девушек, не только тех, что работают в жалких борделях-лупанариях. Нет, он не может порекомендовать ему никого из танцовщиц. Конечно, он знал одну великолепную девушку, но… теперь она больше не танцует – ударилась в философию и живёт со скучными стариками.

– А жаль! – с печалью в голосе добавил Флорий.

Аврелий уже готов был ответить, что старики, возможно, не такие уж скучные, но быстро сообразил, что лучше промолчать.

Попрощавшись с разговорчивым Флорием, Публий Аврелий прошёл к дому Кризофора, где только что с выражением соболезнования Ариадне представился один александриец, весьма приятной наружности и, судя по всему, человек богатый.

Неотразимый в длинной чёрной тунике, расшитой серебром, Кастор принял приглашение отужинать и предвкушал нежную курочку, которую, несмотря на строгую вегетарианскую диету, приготовит ему Ариадна.

И, конечно же, будет хорошее вино, а не обычная бурда, пообещала племянница Кризофора, вытирая руки о передник и улыбаясь, чего, похоже, давно уже не делала.

Чтобы не помешать ухаживаниям секретаря, Аврелий незаметно прошёл дальше, к новым кварталам в поисках склада Кварто Векония. У последнего перекрёстка он увидел фонтан, украшенный барельефом с изображением бога Нептуна.

Это определённо тот самый фонтан, где Фемиста встречалась с Флорием, подумал патриций, входя в соседний термополиум[80]80
  Thermopolium (лат.) – термополиум, своего рода столовая самообслуживания, где на прилавки выставляли большие глиняные чаши с горячими супами. Подобных заведений было много как в Риме, так и в других крупных городах.


[Закрыть], чтобы расспросить кое о чём.

– Не знаете ли что-нибудь о женщине с длинными рыжими волосами, которая приходила сюда на днях за водой? – спросил он.

Владелец термополиума, оказавшийся женоненавистником, коротко ответил:

– Женщинам сюда вход запрещён! – и привлёк к себе курчавого мальчика-слугу. – Но если ты из наших, могу познакомить тебя с интересными людьми.

– Ис Векониями тоже? – наугад спросил патриций, стараясь уйти от назойливого внимания мальчика, которого, похоже, привлёк богатый вид нового посетителя.

– С ними? Ну что ты! – скривил нос трактирщик, и по его лицу стало ясно, как низко он расценивает традиционный вкус братьев-купцов.

Вскоре по подсказке трактирщика Аврелий вышел в северную часть города, где старинные частные дома уступили место огромной инсуле, современной и претенциозной.

Нижний этаж здания, за которым находилась обсаженная деревьями просторная спортивная площадка, занимало множество ремесленных лавок, между ними виднелись проходы и лестницы, ведущие на верхние этажи.

Над одним из таких проходов висела ярко раскрашенная вывеска, указывавшая, что дальше находится склад овощей. Этот проход между двумя лавочками позволял Кварто Веконию обеспечить приток покупателей прямо к своему складу на заднем дворе, где он получал немалый доход, продавая товар и оптом, и в розницу. Здесь, во внутреннем помещении, имелись мраморный прилавок и две скамьи с пышными подушками для покупателей.

Руководил продавцами человек лет тридцати пяти, у которого было, видимо, очень хорошее зрение, потому что, мгновенно оценив стоимость льняной туники и пряжек сенатора, он поспешил лично обслужить его, как только тот переступил порог.

– Я – Кварто Веконий, – представился он. – Что могу сделать для тебя, господин? Если хочешь запастись чем-то для обеда, то у нас есть свежее мясо, которое мы храним в леднике. Ох, да ты же ведь магистрат, который расследует дело об убийстве Кризофора! – с уважением произнёс он, указывая на рубиновый перстень на указательном пальце Аврелия. – Садись, прошу тебя. Моя скромная лавка в твоём распоряжении! – он хлопнул в ладоши и велел принести прохладительный напиток. Аврелий тем временем расположился на небольшом диване для почётных гостей, что стоял напротив стены, украшенной фресками.

– Это вино из моих угодий. Скромное и, конечно, не такое, к какому ты привык в Риме, многоуважаемый сенатор! – с ложной скромностью произнёс Веконий.

Публия Аврелия позабавило, как широко использовали провинциалы Геркуланума почётные титулы, в то время как в Байях, где летом отдыхала по меньшей мере половина римских сенаторов, все называли друг друга просто по имени.

– Скажи мне, благородный Публий Аврелий, что привело тебя ко мне?

– Расследование убийства Кризофора. Мне сказали, ты хорошо знаешь Ариадну.

– Два года назад я готов был жениться на ней, но потом передумал.

– Отчего же? – заинтересовался патриций.

– Ну, порядочная девушка не станет запросто позволять себе близость…

– Ты обнаружил, что она изменяла тебе? – удивился Аврелий, не в силах представить себе холодную племянницу учителя обуреваемой пылкой страстью.

– Я сам подверг её испытанию, и она уступила мне. Значит, она женщина не строгих нравов, – объяснил купец, совершенно уверенный в своей правоте.

– Или, может, слишком наивна, – сухо заметил сенатор. – И конечно же, финансовый крах её отца никак не связан с твоим отказом жениться на ней…

– Я легко смирился бы с отсутствием приданого, но пренебречь честью семьи не мог, – оправдался Кварто.

– Но ты, однако, постоянно встречался с другой женщиной из дома Кризофора, с Фемистой, которую называют философом.

– Философом? – переспросил купец. – Хитрая потаскушка она, а не философ! Я был самым важным её клиентом, а она в конце концов сошлась с моим братом. Я – человек широких взглядов и не возражал ещё и потому, что выходило дешевле. Но потом она так окрутила легкомысленного Флория, что он захотел сделать её своей сожительницей, а потом и жениться на ней… Наш отец скончался из-за интриг этой дешёвой проститутки!

– И ты заставил её заплатить за это…

– Я – всего лишь купец, но у меня есть кое-какие связи в городе, – разъяснил Кварто Веконий с плохо скрываемой гордостью. – Вскоре эта злодейка потеряла всю клиентуру и оказалась на улице. Потом встретила этого остолопа-философа… Спорю, что это она отправила его на тот свет!

– И всё же Фемиста… – попробовал возразить Публий Аврелий.

– Она не называла себя Фемистой, когда танцевала на званых ужинах в одежде только из распущенных волос! – воскликнул Кварто, и взгляд его скользнул по фреске, украшавшей стену.

На фоне небольшого покосившегося храма красовалась полуобнажённая Церера с рогом изобилия, из которого сыпались не золотые монеты, как обычно, а лился дождь из бобов, гороха и люпина – всего того, чем торговал Веконий. Не без некоторого труда Публий Аврелий узнал профиль прекрасной Фемисты, изображённой весьма недостойным образом.

Выходит, чувство Кварто к девушке было достаточно сильным, если он велел запечатлеть её черты в этой ужасной мазне.

– Ты знаком с Кризофором?

– Упрямый человек, – ответил купец, – у нас были деловые отношения. Я попросил его уступить мне лавки у главной дороги, но он не смог из-за глупого стеснения перед своими арендаторами, которым пришлось бы отказать в найме.

– Кажется, Кризофор и его брат, отец Ариадны, были из хорошей семьи… Но каким образом они потеряли своё богатство?

– Они вложили всё состояние в несколько судов, которые потерпели кораблекрушение, и вместо того, чтобы найти более выгодное решение, распродали всё оставшееся имущество, лишь бы расплатиться с долгами. Они были щедрыми людьми, не способными отказать, когда у них просили в долг или милостыню…

– Некоторые считают их честными, – возразил патриций, но эти слова были оставлены без внимания.

– Мой отец почти даром приобрёл их большой дом, – продолжал Веконий. – Это последний дом в конце дороги с прекрасным видом на море… Очень надеюсь, благородный сенатор, увидеть тебя моим гостем! – высказал пожелание купец, который уже рассчитывал, что этот замечательный визит поможет ему в избирательной кампании.

– По поводу твоего отца, – Публий Аврелий быстро перевёл разговор на другое. – Я слышал, будто Ничо был его поверенным в делах.

– Да, скверная это история! Не обошлось без женщины. Некая Сестилла, тоже порядочная дрянь, уговорила Ничо взять деньги из кассы, а когда недостача вскрылась, бросила его в беде и укатила со своим сутенёром в Неаполь, – рассмеялся Кварто Веконий, как бы желая сказать тем самым, что уж с ним-то подобные фокусы не пройдут, потому что в мире, поделённом на хитрых и дураков, он выбрал правильную сторону.

Публию Аврелию надоело слушать всё это, и он быстро распрощался.

– Жду твоего визита! – напомнил ему купец на пороге. – Приглашу весь Геркуланум – всех самых нужных людей!

На обратном пути Публий Аврелий заглянул в местный храм, где надеялся посмотреть на завещание старого Кризофора.

В Геркулануме у коррупции имелся свой, провинциальный тариф, так что решение этой задачи обошлось ему в тридцать сестерциев.

Племянница Ариадна получила в наследство имение и лавки, а Ничо – некую сумму, правда незначительную, но вполне достаточную, чтобы освободиться от рабства.

Домик в переулке отходил ученице Фемисте с тем, чтобы там продолжало работать философское собрание.

«В общем, вполне справедливое распределение», – решил патриций, проходя перекрёсток, посреди которого знакомый верзила – тот, что хотел арестовать его, – управлял движением повозок.

Здесь главная дорога расширялась, образуя просторный островок, который служил крестьянам рынком. Большие навесы тянулись от домов к столбам на середине дороги и создавали нечто вроде тенистой галереи, где покупатели могли спокойно осмотреть с одной стороны товары, выставленные на складах, а с другой – на прилавках.

На середине брусчатой мостовой смешно кувыркался какой-то горбун, а его напарник, старик с уродливыми ногами и повязкой на глазах, протягивал шапку за подаянием, впрочем, не особенно на него надеясь.

«Балаганные шуты – всегда самые осведомлённые люди в том, что касается событий, происходящих в городе», – подумал сенатор и решил прощупать почву.

Быстро проходя мимо слепого, он как бы случайно уронил в его шапку не медный асе, а серебряную монету. Приподняв повязку, несчастный инвалид оценил подаяние и, благодаря за чудо благодушных богов, тут же вскочил, готовый следовать за щедрым благодетелем.

– Господин, господин! Моту принести тебе складную скамейку, проложить дорогу в толпе и отогнать попрошаек, – с готовностью предложил он свои услуги. – А хочешь, найду тебе женщину? Я знаю всех красивых девушек в Геркулануме!

– И танцовщицу Гликерию тоже? – пожелал узнать сенатор, не замедляя шага.

– Это кривляка, господин, и потом, она уже занята…

– Как так? – удивился Публий Аврелий.

– Притворяется строгим философом, но при этом не стесняется принимать по ночам своего прекрас…

– Продолжай! – потребовал патриций, позвенев кошельком.

– Его видел мой приятель, но, к сожалению, у приятеля очень странная болезнь, от которой так сильно пересыхает во рту, что он и слова вымолвить не может…

– Ну так давайте промочим горло! – предложил Публий Аврелий и вскоре, усадив горбуна и его приятеля на скамью в термополиуме, приказал принести полную амфору вина, которое восхваляла вывеска.

– Эта Фемиста, или Гликерия, как тебе больше нравится, водит бедного Флория за нос. Когда старик умер, двух дней не прошло, как она опять стала изображать из себя недотрогу. Так что теперь Флорий обивает у неё пороги, проклиная брата, который не позволяет взять её к себе…

– Но ты уверен, что он принял бы её как сожительницу?

– Трудно сказать. Непонятно, к чему клонит эта хитрюга, но в конце концов она победит, вот увидишь. Флорий торчал под её окном даже в ночь убийства…

Публий Аврелий насторожился и знаком велел продолжать.

– Таверна «Венера» едва закрылась, и я искал удобное местечко, где бы переночевать. Только пристроился в углу на тротуаре, как увидел, что Флорий бросает ей в окно камушки. Фемиста выглянула на мгновение и тут же закрыла ставни… Эх, умеет же она сводить мужиков с ума…

– Предлагаю работу: сможете последить за Флорием, но так, чтобы он не заметил? – спросил сенатор.

– Слежка – наша специальность, господин, мы умеем быть практически невидимыми! – заверили нищие, радуясь, что получили возможность разжиться парой сестерциев.

– Эта коварная Фемиста опять обманула меня! – возмутился Публий Аврелий. – Привести мне её сюда немедленно! Кастор!

– Пусть лучше её доставят вигилы, патрон, – посоветовал вольноотпущенник. – Я рискую потерять моё прикрытие, если отправлюсь в дом философа от твоего имени, что будет довольно печально, потому что я уже заполучил кое-какие интересные сведения. Конечно, я мог бы добиться и большего, если бы не этот отвратительный ученик философа с чёрной бородой, который всё время путается под ногами…

– Очень возможно, Ничо намерен ухаживать за Ариадной и видит в тебе опасного соперника, который хочет завладеть лавками.

– Я уверен, что сумел бы весьма расположить к себе девушку, если бы ты постарался подольше задержать Фемисту.

– У тебя будет столько времени, сколько нужно, Кастор. Эта маленькая змея должна кое-что объяснить мне!

– Думаешь, она вместе со своим любовником убила Кризофора?

– Видели, как она разговаривала с ним после закрытия таверны «Венера».

– Значит, во втором часу ночи, а это никак не совпадает с предположением, будто убийство совершено незадолго до рассвета. Однако завещание порождает и некоторые сомнения относительно этой ученицы философа, не говоря уже о том, какое недовольство оно вызывало у Ариадны. И вообще просто чудо, как эти две женщины смогли целый год прожить вместе, особенно если учесть, что при этом ещё делили одного и того же мужчину.

– Ариадна как-то намекала на Кварто Векония?

– Нет, он для неё что бельмо на глазу, как и всякий другой человек мужского пола!

– В таком случае как же тебе удалось так быстро расположить её к себе?

– Просто, мой господин, – широко улыбаясь, ответил вольноотпущенник. – Она поверила, будто я – греческий любовник.

– Гениальная идея, Кастор! – безоговорочно одобрил патриций.

– Твоя новая одежда немало помогла мне в этом. Кто ещё, кроме женоподобного юноши, наденет на себя чёрную тунику с богатым серебряным шитьём? Больше того, патрон, между нами говоря, тебе стоило бы избавиться от этой неприличной туники, которой завидуют все педерасты на побережье. А я, напротив, мог бы использовать её для переодеваний… – посоветовал Кастор, вовсе не собираясь возвращать одежду, которую служанки в таверне «Венера» на самом деле нашли необычайно мужественной.

– Ладно, оставь её себе, – попался на крючок господин, – но сделай так, чтобы Фемиста появилась здесь ещё до вечера!

Публий Аврелий, как обычно, предавался размышлениям, лёжа в ванне, пока рабы-банщики омывали его.

Если, как намекала Ариадна, Кризофор страстно влюбился в Фемисту – а пункт в завещании позволял предположить такое, – то вполне возможно, что, обнаружив молодую ученицу вместе с Флорием, учитель дал выход своему гневу со всеми вытекающими из этого последствиями.

Но зачем было убивать его? Жалкий домишко в переулке не стоил того, чтобы пойти под суд за убийство…

– Осторожнее со скребницей, несчастные! Или вы думаете, будто расчёсываете барана? – сердито прикрикнул Публий Аврелий на рабов.

«Какие неловкие!» – подумал он и вдруг почувствовал, как не хватает ему его римских слуг – массажистки Нефер с её чудесными руками, Филлиды и Иберины, которые как никто умели самым красивым образом уложить складки на его тоге, раба-брадобрея Азеля, истинного ювелира в своём деле, носильщиков-нубийцев, дотошного управляющего Париса…

Разве смог бы он обойтись без них или жить вдали от своего дома, что в двух шагах от форума, этого пупа земли? А его библиотека, его огромные триклинии, просторная спальня, тёплые ванны, кабинет с гермой Эпикура… Так ли необходимо расставаться со всем этим, чтобы обрести мудрость?

В домике Кризофора нет водопровода, подумал сенатор, комнаты небольшие, тёмные, и всё же Фемиста, похоже, очень хорошо себя там чувствует.

Нужно приготовиться встретить её со всей помпой римского магистрата, решил он, выходя из бассейна, и, ещё мокрый, с накинутой на тело простынёй, стал рыться в дорожной сумке.

Вспомнив колкие замечания секретаря, он сразу же отверг все туники с разными блёстками, а выбрал строгий белый синтезис[81]81
  Synthesis (греч.) – синтезис, греческое мужское платье, которое надевали специально для торжественного ужина.


[Закрыть] с простым украшением на плечах в виде золотого меандра[82]82
  Геометрический орнамент в виде ломаной линии.


[Закрыть].

Облачившись в этот изысканный наряд, Аврелий посмотрелся в блестящее медное зеркало: тога ниспадает мягкими складками, сандалии зашнурованы как надо, и сверкающий перстень с рубиновой печатью хорошо смотрится на указательном пальце правой руки.