Текст книги "Принцип каратэ (сборник)"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)

ЗОЛОТОВ

– Штука в том, что понимать под словом «любовь», – он картинно взмахнул рукой. – Если определить содержание термина, все сразу станет на свои места и никаких вопросов не возникнет.

– Это уже пытались сделать и классики художественной литературы, и отпетые циники. Вы же не надеетесь дать какое-то качественно новое объяснение?

– Представьте, надеюсь. И очень простое. Вы, конечно, считаете меня циником и ожидаете услышать нечто непотребное. Напрасно. Я не собираюсь затрагивать физиологическую сторону, нет, будем рассуждать с позиций обычной человеческой психологии. – Золотев сел посвободнее и даже положил руку на край стола. – Есть люди замкнутые, есть общительные, одни быстро сходятся с окружающими, другие – нет. Стеснительные мужчины не уверены в себе, оттого держатся скованно, боятся даже спросить что-нибудь у незнакомки, не то что заговорить или в кино позвать.

Им нравятся красивые, стройные, веселые и независимые женщины, но они их панически боятся и не рассматривают как реальную для себя пару.

Но вот попадется такому какая-то замухрышка – случайно, то ли работали вместе, или ехали куда-то в одном купе… Познакомились, гулять стали. Это уже синица в руках, реальная спутница! И вот наш скромник жизни без нее не представляет! В любви объяснился, замуж зовет! Пошла – верный муж. Не пошла – драма, неудачная любовь. Может даже утопиться! – Золотов чуть заметно улыбнулся. – Вижу ваше разочарование. Действительно, до сих пор я не сказал ничего нового и открытия не совершил. Но не торопитесь с выводами. Давайте препарировать дальше тончайшую трепетную материю чувства. Итак, с робкими все ясно, но парадоксальный факт – то же самое, хотя и в несколько другой форме, мы наблюдаем и у вполне нормальных, развитых, смелых людей!

Да, да, да! Смотрите: он и она. Познакомились. Первый поцелуй. Признание в любви. Близкие отношения. Все хорошо, все нормально. Но вдруг разрыв – и для нашего героя он оборачивается трагедией! Помилуйте, почему? Ты же мужественный парень, с сильным характером, уверенный в своих силах, достаточно контактный, хорош собой! А вокруг столько женщин и девушек – брюнеток, блондинок, худых и полных, темпераментных и холодных! Среди них так легко найти замену отвергнувшей подруге. Они не хуже ее, многие даже лучше!

А он отвечает: «Я ее люблю, других мне не надо!» Что же такое любовь? Вонзаем грубый скальпель исследователя еще глубже, в святая святых…

И что окажется? Влюбленный находится в плену иллюзий! Коль он объяснился своей избраннице, стал близок ей, так сказать, раскрылся, то этим связал себя по рукам и ногам. И теперь его помыслы только о той, с которой достигнуто единство душ.

Искать замену для него оказывается труднее: надо начинать все сначала, заново устанавливать контакт, вновь открывать душу. Человек натыкается на психологический барьер и, сам того не подозревая, приобретает комплекс, низводящий его до уровня того самого стыдливого неудачника! Как вам нравится такой подход к проблеме?

В голосе его чувствовалась скрытая гордость.

– По-вашему, любовь сродни комплексу неполноценности?

– Безусловно. Человек без предрассудков никогда не застрелится из-за несчастной любви! Да у него и не может такого быть, у него всегда любовь удачная – не с той, так с этой!

– Вот вы и свели все к физиологии.

– Вовсе нет! – Золотов вошел в азарт и говорил быстро и самозабвенно, как токующий глухарь. – Знаете поговорку: «Ни одна женщина, даже самая красивая, не может дать больше того, что у нее есть»? А есть у всех одно и то же. Нимб необыкновенности, исключительности, чистоты и Бог знает чего еще каждый влюбленный остолоп сам навешивает на свой идеал. И идеалов этих получается ровно столько, сколько самих остолопов. Они совершенно непохожи друг на друга, и все – идеалы! Все – лучшие в мире, все – единственные! Это что, по-вашему, не ограниченность? Вот и получается, что любовь – это привычка, этакое самоограничение, искусственное, а потому противоестественное!

Он сделал паузу.

– Но вернемся к нашим баранам. Простите за неудачный каламбур. Федор привязался к Зойке, и в этом была его беда. Когда она дала ему отставку, надо было найти другую – и дело с концом! Но ему проще идти протоптанной дорожкой. Переживал, конечно, здорово. Я когда на это посмотрел, сразу понял: девка, в которую он влюбится, сможет из него веревки вить.

– Поэтому вы и познакомили его с Вершиковой, на которую имели влияние?

Золотев поперхнулся и остро глянул на меня.

– Что вы хотите этим сказать? Во-первых, ни с кем я его не знакомил, во-вторых, с Вершиковой у меня нет никаких отношений… С чего вы взяли про влияние?

– Мне известно, что у вас были какие-то дела с Петренко. Расскажите о них подробнее.

– Дела? – вначале он удивился. – Ах да… Ну, «дела» это слишком громко сказано.

Федор надумал наконец в училище поступать. Блеск шевронов, фуражка с «крабом» и прочая мишура. Ну хочет – его дело. А я обещал помочь немножко – программу достать, учебники, про конкурс там узнать или проходной балл… Успокаивал его, одним словом.

– А что хотели получить взамен?

Вопросы у меня сами собой получались короткие, напористые и злые. Обычно я не прибегаю к такой манере допроса. Видно, рассуждения Золотова, хотя и небезынтересные с точки зрения характеристики его личности, но довольно противные, вывели меня из обычного равновесия.

Он опять удивился.

– О чем вы просили Петренко? Даже уговаривали его?

– Ну, знаете, – Золотов изобразил полнейшее недоумение. – Своими догадками вы ставите меня в тупик.

Недоумение выглядело убедительно. Артист! Видно, сказываются долгие годы репетиций. Начал он тринадцать лет назад: позвонил в соседнюю школу, представился инструктором райкома комсомола и объявил, что надо собрать с учеников по тридцать копеек на защиту зеленых насаждений. Ему поверили, и деньги были собраны даже раньше намеченного срока. Это обстоятельство и погубило тщательно продуманную операцию: из школы позвонили в райком, и обман раскрылся.

Когда в условленный день Золотов пришел за добычей, его ждала милиция.

Наверное, мои мысли как-то отразились на лице, потому что Золотов вдруг умолк и тут же широко и дружелюбно улыбнулся.

– Впрочем, что это я? Задача следователя и состоит в том, чтобы выдвигать догадки. У вас они называются версиями, правда?

– Догадка отличается от версии так же, как содержимое вашего бара от этикеток на бутылках.

Открытая улыбка исчезла в мгновение ока.

– А задача следователя – доказывать определенные явления, события, факты.

Выдвижение версий – только способ достижения этой цели. Хотя, признаться, я не способен придумать ни одной версии, объясняющей все ваши фокусы.

Есть люди, которых невозможно смутить самыми очевидными, убийственными фактами, так же, как невозможно уложить на лопатки куклу-неваляшку. Золотев относился к их числу. Минутная растерянность прошла, и он вновь улыбался как ни в чем не бывало.

– Что делать – грешен! Но это не моя вина. Я сам – жертва экономических и психологических противоречий. Судите сами: люблю, чтобы все было красиво.

Сигареты – фирменные, спиртное – из известных подвалов. Словом, определенный уровень. Но сталкиваешься с суровой действительностью: всего этого так просто не купишь, а на толкучке – дорого! Получаются своего рода «ножницы».

Он растопырил средний и указательный пальцы.

– Говоря по-простому, возможности не соответствуют желаниям. А если придерживаться психологической терминологии, у меня повышенный уровень притязаний. Что же делать?

Дверь приоткрылась. Валек бесшумно прошел в угол, сел возле стены, утвердительно зажмурился: дескать, встретил, проводил, ждет в соседнем кабинете.

Золотев покосился настороженно, чуть не сбился с мысли, но взял себя в руки.

– Что же мне остается? – Золотов наставил на меня указательный палец, можно было бы сказать, «как пистолет», но толстый, с обгрызенным ногтем, он больше напоминал сардельку. – Приходится прибегать к компенсации. В красивую заграничную бутылку наливаю дешевого, имеющегося в изобилии вина… И волки сыты, и овцы целы. Конечно, испытываешь некоторое недовольство, этакий дискомфорт. Но что делать… Как-то успокаиваешь сам себя: дескать, «это в последний раз» или там «ничего, наступят лучшие времена».

– А вы не думали, что компенсация подобного рода перейдет в привычку? И с каждым разом неприятных ощущений будет все меньше и меньше, а когда появится возможность купить настоящий «Камю», вы предпочтете налить в испытанную бутылку все тот же суррогат? Ложь рождает только ложь, и потомство ее плодится в геометрической прогрессии. И вполне закономерно, что от фальсификации спиртного совсем недалеко до фальсификации чувств, принципов, идей, отношений между людьми.

Я ожидал увидеть прежнюю бесшабашную улыбку, но реакция Золотова неожиданно была другой.

– Представьте, думал. – Он стал печальным и, по-моему, на этот раз не притворялся. – Такие игры засасывают, как омут. И есть риск превратиться в дешевого фраера, скаредного, ничтожного и жалкого. Я знаю много подобных людишек. Но мне такое не грозит.

– Так думает каждый. Упомянутые дешевые людишки тоже были уверены – уж кого-кого, а их в омут не затянет!

– Я понимаю. Человеку свойственно примерять на себя только успех, славу, ордена, почет и уважение. Болезни, слабости и неудачи всегда проецируются на других. И все же! – Он опять взбодрился. – Я рассчитываю на выигрыш. И эти проделки с портвейном – для меня дело временное. Настанет момент, и я смогу угощать своих гостей самым лучшим, качественным и дорогим. Только что это изменит? Для них – ничего, они и сейчас с удовольствием жрут «чернила» да еще нахваливают. Свинье все одно – желуди или кетовая икра, лишь бы брюхо набить. Для меня – да! Другая самооценка, другое ощущение жизни.

– Вы считаете себя на голову выше окружающих?

– К сожалению… Не знаю, как вас, а меня окружают далеко не лучшие представители человеческого рода. Можно сказать – отбросы!

Я несказанно удивился.

– Но вы же их сами выбираете!

– Ошибка. Распространенное заблуждение. Вопервых, настоящих людей вообще мало, гораздо меньше, чем подонков. Во-вторых, окружение обусловлено привычками, образом жизни, кругом повседневного общения.

Да и мне удобнее со всякой швалью – не надо церемониться, можно вести себя как захочется, к тому же они послушны. Правда, иногда бывает противно.

– И что же тогда?

– А ничего. Противно, но привычно. Дашь по морде кому-нибудь для разрядки – и все. А тот еще боится, как бы я зла не затаил. У них ни ума, ни фантазии, поэтому со мной и интересно.

В кабинет зашел Петр, чуть заметно кивнул. Значит, второй свидетель тоже на месте. События развиваются по плану.

– Можно закурить?

Золотов совсем освоился, протянул пачку мне, предложил ребятам. После первой затяжки с силой выпустил тонкую струю дыма и тут же разогнал его рукой.

– Честно говоря, надоело мне все. У человека очень узкий диапазон удовольствий.

Еда, выпивка, женщины… Все уже было, все приелось. Есть фармазоны, щеголяющие присказкой: «Воровать – так миллионы, спать – так с королевами!» А сами сшибают копейки и мятые рубли, таскаются с грязными шлюхами. Да и где их взять, королев?

Утонченность, внутренняя культура, изыск – этого не купишь, как платье, дубленку или туфли. Ну, положим, – он доверительно наклонился ко мне, – буду иметь возможность искупать какую-нибудь в шампанском. Так надо еще, чтобы она это поняла и оценила! А то, может статься, скажет: «Вот хорошо, можно еще неделю в баню не ходить!»

– У вас болезненная ненависть к женщинам. И давно?

Золотов хмыкнул.

– С тех пор, как первый раз посмотрел порнографический журнал.

Теперь он выпустил целое облако дыма.

– Там в уголке – личико: юная девушка, хорошенькая, скромная, глаза чистые, честные. А на развороте… Эффект контраста!

Лицо стало злым и ожесточенным.

– Да и в жизни сколько хочешь таких примеров: гуляет она с трепетным юношей, в кино с ним ходит, ручки позволяет целовать… А с другим – в кабаки и в постель ложится! Знаю, насмотрелся!

Я опустил левую руку в приоткрытый ящик стола.

– Скажите, Золотов, о каком выигрыше вы говорили? После чего жизнь другая настанет и портвейн в прошлое уйдет?

Он опять остро взглянул мне в глаза.

– Да это же абстракция! Аллегория! Может, на скачках выиграю.

Золотов снова стал самим собой – веселым и добродушным рубахой-парнем, улыбнулся, приглашая к ответной улыбке.

Я вытащил сшитый Марочниковой чехол.

– Что это такое?

Он плохо владел собой. В глазах метнулся испуг, и лицо исказила гримаса, которой он придал видимость удивления.

– Не знаю! Можно посмотреть?

Даже руку протянул – плохой актер всегда переигрывает.

Я кивнул Петру, он вышел из кабинета, провожаемый настороженным взглядом Золотова. Через минуту Петр вернулся вместе с квартирной хозяйкой Федора Петренко.

– Проводится очная ставка, – объявил я. – Клавдия Дмитриевна, при каких обстоятельствах в ваш дом попал этот мешочек?

– Та я же говорила! – удивленно взглянула она. – Валерий принес Федору!

– Вы что-то путаете, – холодно сказал Золотов. – Я ничего не приносил.

– Как же не приносил? – Клавдия Дмитриевна обернулась к практикантам, будто за поддержкой. – Я вот этими глазами видела: развернул газетку, достал и Феде показывал!

– Вы подтверждаете показания свидетельницы? – обратился я к Золотову.

– Нет, не подтверждаю! – официальным тоном отрезал он.

Клавдия Дмитриевна растерянно пожала плечами.

Когда Валек пригласил Марочникову, Золотов покрылся красными пятнами.

– Таких чехольчиков я пошила два из материала, принесенного Золотовым и по его просьбе, – с расстановкой, обстоятельно ответила она на вопрос, злорадно, в упор рассматривая бывшего «друга».

– Подтверждаете показания?

Золотов подавленно молчал.

– Да или нет?

Он кивнул головой, но севшим, сиплым голосом сказал:

– Нет. – Прокашлялся и добавил:

– Она вообще неуравновешенная особа… На почве алкоголизма и аморального поведения. Доверять ее бредням нельзя – любой психиатр подтвердит.

Говорил он с угрожающим подтекстом, но на Марочникову это не произвело ни малейшего впечатления.

Подписав протокол, Золотов попытался оставить за собой последнее слово.

– Не понимаю, чем вы занимаетесь, товарищ Зайцев? У меня на даче такая неприятность, и меня же терзаете, ерунду всякую выясняете: кто пошил, кто принес?! Или это запрещено? Засады на даче устраиваете, слежки, наблюдения всякие! – Он покосился на Валька. – Я буду жаловаться!

– Пожалуйста, это ваше право. – Не удержавшись, я доброжелательно посоветовал:

– Только не анонимным звонком. И не от имени людей, не подозревающих о вашем существовании. – Выдержав короткую паузу, жестко добавил:

– И не думайте, что следствие так легко ввести в заблуждение, подставив мнимого преступника вместо настоящего!

Последняя фраза была лишней: Золотов хотя и хорохорился, но находился в крайней степени растерянности и испуга.

Когда он затарахтел вниз по лестнице. Валек пружинисто вскочил:

– Давайте я прослежу, куда он пойдет!

– Зачем? У нас же не частное сыскное бюро.

– И чего следить за свидетелем, – развеселился Петр. – Или больше делать нечего?

Валек снисходительно посмотрел на приятеля, потом испытующе глянул на меня.

– Вы же подозреваете Золотова?

Я сделал вид, что занят протоколом.

– С чего ты взял? – продолжал веселиться Петр. – Если у человека неприятное тебе лицо, значит, его надо подозревать?

– Если ничего не понимаешь, сиди и помалкивай! – раздраженно огрызнулся Валек и снова обратился ко мне:

– Сейчас вы вывели его из равновесия, подтолкнули к активным действиям. Не случайно же! Значит, надо пронаблюдать, куда он пойдет, что будет делать. Разве не так?

– Надо иметь терпение, – философски ответил я. – Рано или поздно все становится на свои места.

Мне хотелось похвалить Валька: он уловил, как следствие свернуло на новые рельсы, разгадал мой замысел, и первое побуждение у него было верным. Но сейчас не время хвалить паренька и объяснять, что ожидающий на улице Саша Крылов и несколько его коллег сделают все необходимое грамотнее и профессиональнее, чем пятикурсник юрфака, пусть даже сообразительный и с задатками хорошего оперативника.

Бывшего завуча Золотова я допрашивал у нее дома, чтобы не беспокоить вызовом в прокуратуру. Маленькая сухонькая старушка с белыми волосами пытливо рассматривала меня внимательными глазами.

Мария Петровна Алехина уже пять лет на пенсии, воспитывает внуков, и, наверное, мой приход должен был показаться ей странным и неожиданным, но она восприняла его как должное. Жизнь каждого ученика как бы вошла составляющей частью в ее собственную, поэтому интерес к кому-нибудь из них казался ей вполне естественным.

– Помню этого мальчика, впрочем, я всех помню, – задумчиво говорила она. – Неглупый, общительный, сообразительный, учился неплохо. И вел себя хорошо, со старшими вежлив. Дружил с Толей Вороновым. За девочкой ухаживал, она на два года старше была, уже закончила школу. В общем, все нормально. И вдруг эта история с деньгами… Как гром среди ясного неба! Скандал был страшный, из школы исключили, ушел в вечернюю. Как это могло получиться – ума не приложу.

Алехина скорбно покачала головой.

– А почему вы им интересуетесь? Если не секрет, конечно. Я вроде слышала, что у него все хорошо, даже начальником каким-то стал. Или опять натворил чего?

– Да нет. Просто в связи с расследованием проверяем ряд лиц. А Золотов входит в их число.

– Ну и замечательно. А то я уж подумала… Сейчас он, конечно, совсем другой стал. В нем хорошего много было, с годами-то еще больше становиться должно. А плохого – убавляться. Так ведь?

«Еще бы!» – подумал я.

Мария Петровна заметно повеселела.

– Валера одно время вообще был гордостью школы. Спортсмен! Грамоты получал!

– Спортсмен? – Я искренне удивился. – Вот уж непохоже! Чем же он занимался?

– Пятиборьем. Тренировался у Григорьева. Тот, кстати, тоже мой ученик. И надо сказать, – она понизила голос, – в школе звезд с неба не хватал и дисциплинку, бывало, нарушал. – Алехина опять помрачнела. – Нарушал, нарушал. И довольно крепко. А теперь – заслуженный тренер, известный в городе человек. – Она прислушалась к каким-то своим мыслям. – С первого класса мы внушаем детям: хорошая учеба и поведение – залог благополучного будущего… А в жизни всякое бывает.

Мария Петровна ожидала ответа, чувствовалось, что ей хочется поговорить.

Но времени у меня было в обрез, поэтому, закруглив разговор несколькими фразами, я стал прощаться.

– А с Фаиной Борисовной вы не беседовали? – уже в дверях спросила Алехина. – Она вела класс Валерия, и наши мнения о мальчишке сильно расходились… Да, очень сильно. – Старушка просветлела. – Хорошо, что жизнь показала, кто из нас прав!

Я представлял Фаину Борисовну похожей на Марию Петровну, но она оказалась миниатюрной хрупкой блондинкой, на вид моложе своих тридцати восьми.

– Знаете, хотя педагогу и стыдно в этом признаваться, но к Золотову я испытывала неприязнь…

Заходящее солнце, замерев напротив широкого окна химического кабинета, золотило легкие волосы учительницы, отражалось в стеклянных дверцах медицинского шкафчика, дробилось на многочисленных банках, флаконах с притертыми пробками, длинных рядах пробирок, яркие зайчики прыгали по строгому, с тонкими чертами лицу.

Она поморщилась и до половины задернула штору.

– Он отличался от других детей. Не по возрасту расчетлив, высокого самомнения при полной посредственности… И еще – была в нем какая-то затаенная угроза, хотя и спрятанная глубоко, да нетнет и проглянет. Одноклассники это чувствовали, дружить с ним никто не хотел.

В дверь заглянул крепкий мужчина в спортивном костюме с секундомером на шее.

– Мы закончили. Приму душ, и можем идти.

– Муж преподает физкультуру, – пояснила Фаина Борисовна, начиная собираться.

– А Воронов разве не был его другом? – спросил я.

– Воронов? – удивилась учительница. – Воронов задолжал Золотову деньги, уже не помню за что, и должен был месяц носить за ним портфель да рассказывать всем, как весело они проводят время. Если это называть дружбой…

Вообще у Золотова был специфический круг общения. Например, Хохлова – наша выпускница, девица не слишком примерного поведения. Мягко говоря! – Фаина Борисовна сделала выразительную паузу. – А уж после исключения увидела его на улице с явным уголовником! Даже на другую сторону перешла… – Она встала. – Так что ничего неожиданного в этой афере для меня не было. Хотя многие и удивлялись.

Двуличие, как и другие подобные свойства натуры, с годами не проходит, скорее разрастается. Если чему и можно удивляться, так это тому, что он избежал тюрьмы, выплыл и, по-моему, неплохо устроился под солнцем. Во всяком случае, несколько месяцев назад видела в «Лотосе» – непохоже, чтобы он был слишком удручен жизнью.