Текст книги "Принцип каратэ (сборник)"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)

Мощный, смелый, стремительный, опьяненный победной гонкой механический кентавр вдруг оценил жизнь совсем не так, как полчаса назад в бывшем «штате Техас» раздвоенный и растерянный Колпаков.

Сердце билось ровно и размеренно, как бензонасос, щемящая тоска исчезла бесследно – ей нет места в идеально работающем механизме, и маршрутный компьютер освободился от нелогичных, нерациональных мыслей.

«А ведь все не так плохо, как кажется! Главное, не принимать поспешных решений… Кто это собрался сложить руки?! Черта с два, мы еще повоюем!»

Вираж, заскрипела резина, оранжевый «Москвич» испуганно прижался к бордюру, газ – позади осталась щегольски разукрашенная «двойка».

«Кто сможет меня обогнать? Этот лихой таксист? Посмотрим…»

Маневр, ускорение, разгон… Вот и все! Если бы не светофоры…

Их словно заколдовали: все перекрестки встречали красными огнями. Стоп, стоп, стоп…

«Кажется, Витька схалтурил с тормозами. – Мысль, как кинотитры, проплывала на заднем плане компьютерного мышления. – Значит, уважение пропадает… Надо постоянно поддерживать, находиться в центре внимания. Иначе крышка…»

В момент переключения светофора Колпаков вдруг задумался: если удастся попасть в «зеленую волну», он добьется своей цели во что бы то ни стало. Всех своих целей.

Чет – нечет, орел – решка, шестерка – туз, красный – зеленый – для игры с судьбой годятся любые символы. Но сегодня ему не везло.

Несколько раз менял режим движения, даже протащился квартал черепашьим шагом – и все равно натыкался на запрещающий сигнал.

Оказавшись на ведущей в микрорайон магистрали, Колпаков разогнал машину так, что ветер со свистом влетал в приоткрытую форточку. Он оторвал левую руку от рулевого колеса и щелкнул задвижкой. Стало уютней, но он почувствовал, что продрог, и включил отопление. На пути оставался один светофор.

Когда он вылетел к началу крутого спуска, внизу горел зеленый.

Последний шанс! Акселератор до упора, успеть! Любой ценой!

Любой?

Азарт губит игрока, особенно при высоких ставках. Когда играешь с судьбой, на кону нередко оказывается жизнь.

Желтый, красный… Передние машины пыхнули стоп-сигналами.

Колпаков чертыхнулся и нажал педаль.

В большом мире ничего особенного не происходило, разве что подул холодный ноябрьский ветер, продувающий прохожих до костей, срывающий шляпы, бросающий в лицо жесткие сморщенные листья и засыпающий пылью глаза. Да внизу тяжело выкатывался на перекресток мощный «КамАЗ», с натугой влекущий длинную раму, к которой прилепились железобетонные панели фасадной стены сборного дома. С одной стороны два окна, с другой – окно и балконная дверь, грубо торчат прутья арматуры, и издали все это напоминает самоделку из детского конструктора. «КамАЗ» с первого раза не вписался в разворот, раздраженно выглядывающий через открытую дверь высоко поднятой кабины водитель сдавал назад, но зажимающие воротники пальто, плащей, удерживающие шляпы пешеходы не смотрели в ту сторону, их взгляды с некоторой долей зависти обращались к сверкающим «Волгам», «Москвичам», «Жигулям», гарантирующим своим владельцам надежную защиту от пронизывающего ветра.

В комфортабельном салоне колпаковской «шестерки» действительно было тепло и уютно, но в его маленьком мире в мгновение ока все вдруг до не правдоподобия страшно изменилось: педаль тормоза провалилась, не оказав привычного сопротивления. Еще ничего не поняв, он рефлекторно повторил движение, сердце забилось болезненными рывками, выйдя из ритма идеально работающего бензонасоса.

Механический кентавр перестал существовать, распавшись на составные части. Бешено крутились колеса, подрагивала стрелка спидометра, вентилятор уверенно нагнетал горячий воздух, исправно работали все узлы и агрегаты. Только надежнейшая двухконтурная гидравлическая с вакуумным усилителем тормозная система не действовала.

Бесчувственную железную коробку это не волновало, она бездумно неслась под уклон, наращивая и без того катастрофическую скорость и равнодушно увлекая к гибели Геннадия Колпакова – инструктора карате, кандидата в мастера спорта, председателя городской федерации, впрочем, сейчас это не имело никакого значения: внутри холодного металла находились восемьдесят килограммов мягкой человеческой плоти, не имеющей запасных частей, не восстанавливаемой капитальным ремонтом и неспособной, несмотря на тренированность и хорошую форму, выдержать столкновения на скорости сто километров в час.

Опытный автогонщик, бывалый шофер-профессионал, возможно, не оценили бы положение нашего героя как совершенно безнадежное. Можно тормозить двигателем, использовать ручной тормоз, сманеврировать и, обойдя передние автомобили, погасить скорость на подъеме. Если умело сочетать перечисленные способы, вероятность благоприятного исхода значительно повысится.

Все это теоретически правильно, но на практике может выглядеть совсем по-другому. Усилий «ручника» явно недостаточно, низшая передача может не включиться на большой скорости, а успех маневра определяется конкретной обстановкой, и если перекресток загружен транспортом…

Плюс стрессовое состояние и жесточайший лимит времени…

Словом, есть доводы «за», есть – «против», последние перевешивают… Однако легко подсчитать шансы Колпакова за письменным столом или в удобном кресле у торшера. Приходилось ли вам, читатель, попадать в аналогичную ситуацию? Уверен, что нет. Так вот, для того, чтобы прочесть описание аварии, вам потребовалось почти полторы минуты. В распоряжении Колпакова имелось не более пятидесяти секунд.

На принятие решения и действия по приведению его в исполнение. На все.

Устроив последнюю развилку на его жизненном пути, судьба не оставила времени на размышление, словно желая испытать волю, хладнокровие, быстроту реакции и отработанность рефлексов перед лицом смерти – как в поединке на высший дан.

Как раз в это время подобие такого поединка проходило в квартире Габаева. По силе противники были равны, Гришка превосходил техникой, Кулаков – жестокостью. Пропустив два удара, один из которых сломал ему ребро, он взревел и нацелил в низ живота противника сокрушительный выпад ногой, способный порвать кишечник и разорвать мочевой пузырь, но Габаев каменным блоком расплющил ему щиколотку, при этом вывихнув себе кисть.

Окончательно озверев от боли и ярости, бывшие учитель и ученик, хрипло рыча, бросались друг на друга, в пустой комнате гулко отдавались удары, то глухие, то хлесткие – в зависимости от того, куда они приходились. Лица превратились в кровавые маски, из перекошенных ненавистью ртов вперемешку со сгустками кровавой слюны и ужасающими ругательствами вылетали обломки зубов.

С сухим треском сталкивались кулаки, хрустели, ломаясь, пальцы. Кулаков понес большой урон: уже хрястнула ключица, и он почти перестал владеть левой рукой, удар «железный молот», частично блокированный, от которого лопнула барабанная перепонка, послал в нокдаун, он с трудом держался на ногах и начал понимать, что через несколько минут Гришка его добьет.

На глаза попались увесистые гетинаксовые палочки на короткой, в два кольца, цепочке, с которыми хозяин квартиры по утрам отрабатывал боевые упражнения. Кулаков почувствовал прилив сил и, уклоняясь от очередного удара, прыгнул в сторону, чуть не потерял равновесие, но все же дотянулся, и изуродованные пальцы намертво обхватили коричневую полированную поверхность.

Работать с нунчаками по-настоящему он не умел, махнул, как кистенем, и достал: тошнотворный звук, словно палкой по тыкве, Габаев уже без сознания всплеснул руками и с грохотом рухнул во весь рост, зацепившись виском о подоконник.

Но это никакого значения не имело, потому что Кулаков с остервенением молотил его напоминающим цепь орудием, не выбирая куда, стараясь только, чтобы получилось сильнее: эксперты насчитают на трупе сто четырнадцать повреждений, из которых двадцать шесть являлись безусловно смертельными…

Но вернемся к Колпакову, вцепившемуся побелевшими пальцами в руль вышедшего из повиновения автомобиля. Он не знал, что Гришка Габаев убит в схватке, которые сам так любил живописать, хотя происходила она не в темной фанзе, а в его собственной комнате, стилизованной под келью буддийского монастыря.

Он не знал, что убийство всколыхнет общественное мнение, породит очередную волну возмущения жестокостью и неприемлемыми у нас принципами карате.

И уж, конечно, он не знал, что спустя неполных три года Спорткомитет СССР упразднит чужеземный, не прижившийся на нашей земле вид единоборства.

Все это Колпакова сейчас не интересовало. Самыми важными для него стали будничные и прозаические детали, которым обычно уделяется минимальное внимание: сколько машин впереди, освободится ли перекресток, нет ли встречного транспорта на левой полосе.

На все у него оставалось пятьдесят секунд, даже уже чуть меньше.

Быстро приближалась россыпь тревожных сигналов, предостерегающих, уговаривающих, заклинающих: стоп, стоп, стоп…

Внизу, на перекрестке, неуклюже разворачивался панелевоз.

СВОЙ КРУГ

БАРКЕНТИНА «КЕЙФ»

Некоторое время я смотрел в окно на проплывающие мимо лесные пейзажи, включенные непостижимой логикой административно-территориального деления в «условную» городскую черту. Сквозь толстое запыленное стекло окружающий мир казался блеклым и однотонным, и я вдруг это остро почувствовал. Устал?

Откинувшись на жесткую спинку, достал из портфеля принесенную наконец Вальком пухлую, карманного формата, зачитанную книжку.

«… Сон этот преследует меня уже много лет: маленький леданец в грубом кожаном жилете и смешной островерхой шапке – не под прозрачной крышкой холодильной камеры, а в природных условиях, среди прекрасного ландшафта, под ярким рыжим солнцем, вышедший из-за голубого холма нам навстречу; устремившийся к нему обреченный Горик и я – ничего не подозревающий, благодушный, с вяло висящими руками, не успевший…»

Обожаю фантастику, только книги достать удается редко, да и некогда, так бы и читал целый день, еще бы лечь и вытянуться… Но на следующей станции надо выходить. Людей в вагоне было немного, понятно – будний день, и я расслышал, что сидящие через проход Валек с Петром толкуют о разных республиках и населенных пунктах, окладах и перспективах на жилье, упоминают названия учреждений нашей и смежных систем и горячо обсуждают, стоит ли «надевать погоны», если да, то какие. Дело понятное – после преддипломной практики неминуемо последует распределение.

Я пересел к ним.

– Определяйтесь в адвокаты. Лица свободной профессии, а заработки – дай Бог каждому!

Валентин скривился.

– Штаны протирать да с каждой мразью за ручку здороваться! Не в деньгах счастье…

В своем максимализме он был последователен. Суждения – на крайностях, условности – в сторону. Знакомясь, удивил: Валек. Обычно пятикурсники подчеркивают свою зрелость, рекомендуясь по имени-отчеству. Вот Петр – попробуй назови его Петрушей!

– А ты, Петр, не определился еще?

– Заработок тоже не последнее дело. А как с подзащитными здороваться – каждый сам выбирает. Но следствие интересней…

Здравый, рассудительный ответ. Они одногодки, но заметно отличаются уже сейчас.

Один – живой, непосредственный, отвечает не задумываясь, не боится обнаружить свое мнение; одет спортивно-небрежно, как большинство сверстников. Другой – степенный, основательный, высказываться не торопится, взвешивает слова, прикидывает – придутся ли к месту, понравятся ли; учитывает, что по одежке встречают: туфли, брюки, рубашка – все официально-делового стиля, чуть похолодает – обязательно наденет пиджак и галстук.

Настрой перед распределением у них вроде бы одинаковый, но я мог с уверенностью сказать – Валек станет следователем или скорее всего сыщиком. Петр наверняка займется правовой работой в народном хозяйстве: начнет юрисконсультом, со временем возглавит юротдел, а может, поднакопив опыта, переберется в арбитраж или пробьется в коллегию адвокатов. Мало ли где интересней!

– Собирайтесь, следопыты, не то пропустим остановку!

Валек пружинисто вскочил, резко откатил дверь в тамбур, первым выпрыгнул на перрон. Следом и мы спустились на чистую бетонную платформу.

Пахло свежестью, станция была пуста, только возле кассы девушка в белом передничке продавала мороженое. Через секунду возле нее маячила рыжая шевелюра, выгоревшая ковбойка и линялые джинсы Валька. Когда мы перебрались через рельсы, он уже шел навстречу с тремя эскимо.

– Угощайтесь. Оказывается, здесь все знают дачу Золотовых. Нам вот по этой тропинке.

Валек разведал дорогу правильно, через полчаса мы были у цели. Дача стояла на возвышенности в центре большой поляны и чем-то действительно напоминала стремительный старинный корабль.

– На что она похожа, ребята?

– На дачу и похожа, – резонно ответил Валек. – На что же еще?

– Заметим, на классную дачу, – добавил Петр.

Мои впечатления могут объясняться тем, что я уже знал, как называли этот загородный особняк Валерий Золотов и его друзья, хотя все же в линиях полутораэтажного дома было что-то неуловимое от очертаний гордых парусников времен адмирала Дрейка. А расположение, приподнятость над окружающей местностью, отчего строение как бы плыло в косых солнечных лучах, пронизывающих кроны толстых мачтовых сосен, усиливало эффект. И конечно, за всем этим стояла не удача случайного совпадения ряда обстоятельств, а утонченный расчет архитектора.

Доски двухметрового забора плотно, без щелей, прилегали одна к другой и по прочности, наверное, не уступали частоколу, из-за которого отстреливались от пиратов герои «Острова сокровищ». Я усмехнулся наглядности примера ассоциативного мышления.

Калитка должна была быть незапертой, и точно – бронзовая ручка легко поддалась, и замок открылся.

Просторный участок оказался изрядно запущенным, хотя видно было, что он знал и лучшие времена. Асфальтовая лента соединяла ворота с гаражом, выложенные кирпичом дорожки вились между пропаханными грядками и мертвыми клумбами, огибали здание и обрывались у деревянной баньки, сложенной над маленьким, но на удивление чистым прудом.

– Нехудо люди живут, крепко, – проговорил Валек. – Отдыхай на природе, парься в баньке, в пруду купайся – красота!

– Адмиральская дача, что ты думаешь, – снисходительно ответил Петр, и по тону его следовало понимать, что он повидал немало подобных дач и удивляться тут особенно нечему. Как я успел заметить, Петр любил подать себя бывалым человеком.

Зеркальная поверхность пруда притягивала взгляд, и я опустился на корточки у самой воды. Теперь стало видно, как солнечные лучи, преломляясь в прозрачном и оттого невидимом жидком стекле, высвечивают бугристое, усыпанное камешками дно.

Мягко спланировал сухой лист и завис, чуть поморщив солнечную прозрачность над этой неровной пестрой равниной.

– У берега – сантиметров двадцать, а в центре – метра полтора, – прикинул я глубину.

В одном месте, там, где край водоема захватывала полукруглая тень кроны дерева, образовалась непроглядная чернота, будто скрывающая бездонный омут.

Еще когда я увидел дачу издали, то подумал, что она напоминает материализацию мечты об уединенном, тихом и спокойном месте, где время не расписано по минутам, не втиснуто во всевозможные планы и графики, не имеет обыкновения скручиваться в тугую пружину, спрессовываясь и убыстряя свой бег, когда не ощутимо проскакивает час за часом, день за днем, неделя за неделей, а течет размеренно и неторопливо, как и полагается времени… Где нет неотложных мероприятий, срочных вызовов, нервных, не различающих дня и ночи телефонных звонков, не поддающихся планированию и оттого выбивающих из заранее намеченного ритма происшествий, нет массы важных, ответственных и подлежащих немедленному разрешению вопросов и сотни других дел, делающих каждодневную жизнь бегом в беличьем колесе.

А сейчас на берегу пруда я убедился, что это и есть то самое место. Здесь в покойной и умиротворяющей тишине можно отключиться от невидимого кабеля связи со своей и областной прокуратурами, дежурной частью милиции, следственным изолятором и другими учреждениями, которым ты можешь вдруг срочно понадобиться в любое время суток.

Здесь можно забыть про сроки следствия и содержания под стражей, выпустить из памяти показания многочисленных обвиняемых, подозреваемых, свидетелей, не раздумывать над квалификацией и судебной перспективой дел, не прорабатывать десятки вариантов направлений расследования, не перебирать арсенал тактических приемов для предстоящих допросов… Можно, наконец, перевоплотиться и из следователя – важного звена сложного государственного механизма стать просто гражданином Зайцевым Ю. В. И целыми днями сидеть в этом уютном местечке и смотреть на зеркальную гладь воды, просто так, бездумно, чтобы освободиться постепенно от миллионов бит самой различной информации: мешанины фактов, событий, фамилий, кличек, номеров телефонов и тому подобной белиберды, чтобы этот уголок вытянул полученные за все эти годы отрицательные эмоции, последствия нервотрепки и пережитых стрессовых ситуаций. Чтобы отдохнул мозг, восстановились запасы нервной энергии… И чтобы при этом высоко в синем небе плыли легкие перистые облака…

Смотрю в небо. Облака на месте. Именно такие, как представлялось.

Я вновь собрался, для этого пришлось сделать усилие – сказывается, что уже год не был в отпуске и весь этот год работал по большим тяжелым делам.

– Вперед, гвардейцы! – играя роль этакого неунывающего бодрячка, окликаю задумавшихся ребят. – Осмотр продолжается!

За банькой стоял огромный ящик, доверху наполненный бутылками из-под портвейна.

В гараже тоже обнаружились три набитых бутылками мешка. А в общем осмотр двора ничего не дал.

Когда мы подошли к входной двери, дача уже не показалась мне местом, где хочется отрешиться от повседневной суеты. Может, оттого, что сургучная печать, придававшая двери казенный вид, предвещала что-то недоброе, а может, просто включился подсознательный механизм, перестраивающий мозг с благодушных отвлеченных размышлений на предстоящую конкретную работу.

Я без труда нашел в связке нужный ключ и, сорвав печать, толкнул дверь. На первом этаже располагаются службы, кухня, кабинет и зал, а наверху – спальни и зимняя веранда. Но, переступив порог, мы вначале оказались в небольшом холле перед двустворчатой дверью с табличкой «Кают-компания».

В «кают-компании» стоял спертый плотный воздух, в котором смешивались запахи винного перегара, табачного дыма и перестоявшей еды. Не знаю, как мои спутники, а я уловил в этой сложной смеси еще один компонент. Раньше, до того, как я стал работать на следствии, я думал, что выражение «запах смерти» не более чем красочная метафора, но потом убедился в, обратном. Смерть имеет даже два вида запахов: реально ощутимый обонянием и психологический, воспринимаемый сознанием, создающий особое отношение к месту, которое она посетила. И если первый может отсутствовать, то второй – ее непременный спутник.

В «кают-компании» запах смерти исходил от грубо начерченного мелом на ковре силуэта, повторяющего контуры распростертого человеческого тела.

Поскольку я читал протокол, то очень отчетливо представил позу, в которой лежал убитый. Собственно, первичный осмотр места происшествия проведен толково и грамотно, но он в основном концентрировался на трупе, окружающей обстановке уделено мало внимания, что вполне объяснимо дефицитом времени дежурного следователя, которому наступало на пятки очередное происшествие: в большом городе за ночь случается много всякого…

И все-таки протокол составлен достаточно подробно и полно, в принципе можно было им и ограничиться, но я привык детально изучать места преступлений. Вид помещения, количество и расположение комнат, подсобных служб, предметы обстановки – все это имело линейные размеры, вес и тому подобные количественные показатели, но, кроме того, существуют качественные характеристики, которые не измеряются рулеткой, не взвешиваются и не найдут отражения ни в одном самом точном протоколе…

– Начинаем осмотр, – обратился я к своим спутникам. – Поскольку понятыми могут быть приглашены любые незаинтересованные в деле граждане, я предлагаю вам выступить в этом качестве. Вы ведь не заинтересованы в деле?

– Ни в малейшей степени! – заверил Петр.

– Отлично. Права и обязанности понятых вам известны?

– Конечно, – ответил Валек, Петр согласно кивнул.

– А раз так, приступаем. Только вначале откройте окна, отбор запахов мы все равно делать не будем – случай не тот, проветрить здесь не помешает.

Легкий сквозняк быстро выдавил на улицу спертый воздух, дышать сразу стало легче. С запахами разделаться просто, нетрудно навести порядок в комнате, убрать тарелки с закисшей пищей, стаканы с остатками спиртного и даже стереть мокрой тряпкой зловещий меловой силуэт.

Но самая тщательная уборка не поможет избавиться от того, что превратило уютную загородную дачу в место происшествия. Теперь это не просто комфортабельное место отдыха, а Дом, имеющий Страшную Тайну, Дом с Привидением. Готов держать пари, что Золотовы продадут дачу, и очень скоро. Недаром на предложение поехать сюда вместе глава семейства ответил категорическим отказом: «Что вы, после того, что случилось… Уж вы, пожалуйста, сами…»

«Кают-компания» представляла собой просторную светлую комнату. Три мягких кресла, журнальный столик, декоративный электрокамин-бар, магнитофон. Справа у окна – сервированный на четверых стол.

– Ну-ка, следопыты, что скажете?

– Здесь были курящие женщины, – сделал вывод Петр.

Верно. В пепельнице двадцать два окурка «Мальборо», двенадцать – со следами помады, из них семь скурены до фильтра.

– А поглубже?

– Можно подумать, что пили одни люди, а закусывали другие!

– Точно! Молодец, Валек!

Бутылки могли служить украшением любого бара. «Камю», «Мартель» – на донышке еще осталось немного пахнущей спиртом жидкости. «Бордо» – здесь тоже что-то плещется. Красивая, под хрусталь, плоская бутылка с черной этикеткой – эта пустая. Две пустые из-под шампанского.

А вот закуска – другого рода: дешевые консервы, вареная колбаса, кабачковая икра, плавленые сырки. Странно.

– Хозяин – моряк?

Петр рассматривал большую гравюру – фрегат с туго надутыми парусами, накрененный в лихом галсе, орудийные порты окутаны клубами дыма. На журнальном столике искусно выполненная модель парусника, над ним – старинный штурвал. Вот и еще атрибут морской романтики, на стене – ножны от кортика. Того самого, что сейчас лежит у меня в сейфе.

– Хозяин – нет, но кто-то в семье – наверняка. Держи рулетку. Так, от двери – два метра шестьдесят…

Неожиданно раздался телефонный звонок.

«Телефон на даче – редкость», – мелькнула мысль, я прошел в кабинет и взял трубку.

– Все в порядке? – осведомился мужской голос.

– Да, – ответил я. Действительно, не спрашивать же, что он понимает под «порядком».

– О'кей. – Раздались гудки. Разговор был окончен.

Осмотр и составление протокола, планов и схем заняли часа полтора. Дело шло к концу. Я поднялся наверх, заглянул в две маленькие комнатки с кроватями, вышел на веранду. Отсюда открывался умиротворяющий вид на окрестный пейзаж, и надо сказать, с приподнятой точки обзора он выглядел еще живописней. А через поляну по направлению к даче шел человек.

Я отпрянул в глубину веранды, но тут же сообразил, что отсвечивающее на солнце стекло делает меня невидимым.

Кто же это? Скорее всего кто-то из хозяев, может быть, даже сам Золотов-старший.

Впрочем, нет. Хотя я беседовал с ним только по телефону и поэтому узнать не смог бы, этот человек гораздо моложе – подобранная фигура, резкая отмашка руками…

Лица рассмотреть не удавалось, вот подойдет…

Но когда незнакомец подошел ближе, забор скрыл его из поля зрения.

Я спустился вниз и вместе с практикантами вышел на крыльцо, чтобы встретить посетителя. Но прошла минута, другая, третья, а в калитку никто не входил.

– Ну-ка, ребята, посмотрите, куда он делся.

Оставшись один, я быстро вытащил книжку, плюхнулся в кресло, расслабленно вытянул ноги.

«… Мы высаживались на Леду последней сменой. Этот факт не был известен никому на Земле, за исключением узкой группы экспертов, получивших специальный допуск к отчетам, видеозаписям, образцам и другим материалам, собранным нами и двумя первыми экспедициями. Официально планета считалась необитаемой и непригодной для освоения из-за высокого уровня природного радиационного фона…»

Что-то отвлекало внимание, я прислушался. Тихий тупой скрежет то пропадал, то появлялся вновь. Жук-древоточец! Я подошел к стене и внимательно осмотрел ровную деревянную поверхность. И точно. Одна дырочка, другая, третья… А сколько ходов уже проделано там, внутри? Дача оказалась больной…

Вернулись Валек с Петром.

– Никого нет, мы все вокруг обегали. Наверное, он куда-то в другое место шел.

– Может быть, конечно, и в другое. Но тропинка ведет прямо к воротам, больше идти по ней некуда…

Я сфотографировал все помещения, снял со стены ножны от кортика. Подчиняясь внезапно пришедшей мысли, отлил в пронумерованные флаконы образцы спиртного из экзотических бутылок. Кажется, все, можно дописывать протокол.

Когда мы вышли на улицу, солнце уже скрылось за деревьями. Я сделал еще пару снимков – общий вид дачи и подходы к ней. Хотелось есть, а предстоял еще обратный путь до станции, потом ожидание электрички, потом…

– А почему вы не ездите на машине? – Мысль Петра работала в том же направлении.

– Потому что на ней ездит прокурор, – дал я исчерпывающий ответ и приготовился к следующему вопросу, но его не последовало. Чувствовалось, что ребята устали.

Из окна электрички я все время смотрел в левую сторону. Там, за деревьями, любили проводить время Валерий с друзьями, и, видно, отдых удавался на славу, недаром же они называли дачу "Баркентина «Кейф».

В названии чувствовалась фантазия, изобретательность, слово «кейф» произносилось правильно, без распространенной ошибки.

Грамотные, симпатичные, положительные молодые люди с развитым воображением… И тем не менее один из участников вчерашней вечеринки лежит сейчас на холодном каменном столе морга, а другая заперта в душной камере…

Лес расступился, и я увидел знакомое здание на холме. Оно напомнило мне парусник, идущий ко дну.