Текст книги "Свадьба"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)
Глава 19
Но Кэтрин и Джон Уитмен отнюдь не пришли в восторг от решения Сэм и не желали признавать, что Аллегра и Джефф будут идеальными родителями для будущего ребенка. Сказать, что они пришли в ярость, значит ничего не сказать. На сей раз они не желали прислушиваться ни к каким логическим доводам. Сьюзен Перлман пыталась их образумить, объясняла, что, пока контракт не подписан, Сэм не имеет перед ними никаких обязательств, но они не желали ничего слышать. Уитмены считали, что жизнь перед ними в долгу, судьба дважды сыграла с ними жестокую шутку, когда матери потребовали своих младенцев обратно, и терпеть в третий раз не собирались. Полагая, что с ними обошлись несправедливо, они стали искать, на ком бы выместить обиду и боль – все равно на ком, до кого удастся добраться. Сама Сэм, ее родители, Аллегра, Джефф – все, кому они могли навредить, должны были заплатить за их страдания. Уитмены готовы были на любые средства, коль скоро их нельзя было привлечь к уголовной ответственности. Особую неприязнь у них вызвала Саманта.
Сведения о ее жизни, которые они узнали от Сьюзен Перлман и услышали от самой Сэм, они продали таблоидам* за сто пятьдесят тысяч долларов, еше семьдесят пять тысяч получили за ту же самую информацию от редакции журнала «Что новенького?», три телестудии заплатили им за интервью по двадцать пять тысяч долларов каждая. В общем, довольно неплохая плата за испорченную репутацию молоденькой девушки и нарушенный мир в семье. Словно в качестве «подарка» к восемнадцатилетию Сэм, ее имя появилось на первых полосах всех бульварных газет, и ни в одной не было сказано о ней ни одного доброго слова. Статьи были полны грязных намеков: говорилось, что она переспала чуть ли не с половиной Голливуда, что она даже не знает, кто отец ребенка. Не утаив от репортеров ни одной мелочи, Уитмены еще добавили от себя. По их словам, Сэм принимала наркотики, пила, занималась сексом чуть ли не со всеми подряд и, даже будучи на восьмом месяце беременности, пыталась соблазнить Джона Уитмена.
Если для любой знаменитости это было бы воплощением кошмарных снов в реальности, то для молоденькой девушки вроде Сэм последствия могли быть еще более страшными. Причем Стейнберги даже не могли рассчитывать на поддержку со стороны закона: если бы Сэм подала в суд на журналистов, их защитники могли выдвинуть аргумент, что поскольку родители Сэм – люди известные, из-за них она всегда на виду. Журналисты желтой прессы играют наверняка, а то, что в погоне за прибылью и тиражами будут уничтожены одна-две жизни, для них не имеет значения.
Однако, к удивлению родных, Сэм держалась с достоинством и мужественно переносила шумиху, поднявшуюся вокруг ее имени. После всех переживаний статьи в газетах ее почти не волновали. Она стала реже появляться в общественных местах, перестала подходить к телефону, но казалась до странного умиротворенной. Как всегда в трудной ситуации, семья сплотилась еще теснее, чтобы поддержать и защитить одного из своих членов. Джимми тоже не оставил Сэм. Он почти не отходил от нее ни днем ни ночыо, они подолгу гуляли вдвоем, иногда ездили куда-нибудь на его машине. Они стали еще более неразлучны, чем раньше, и Джимми оказался таким же сильным, как Сэм. Разгоревшийся скандал не замалчивали. Уязвленная Сэм чувствовала себя униженной, ее чувства были задеты, журналисты старались раздуть донельзя любую мелочь, но она-то знала правду о себе, своей жизни и своем ребенке, и это было для нее главным. Она сама прекрасно понимала, что совершила глупость с Жан-Люком, но никогда не вытворяла всего того, что приписывали ей таблоиды. И какую бы грязную ложь ни продавали о ней Уитмены, это не поможет им получить ребенка. В отместку за свое разочарование они как могли ранили и унижали Сэм, однако у нее по-прежнему оставались ее жизнь, ее душа, ее порядочность, ее ребенок, наконец. Ей было жаль бездетную пару, но теперь она была рада, что не отдала ребенка людям, оказавшимся на поверку злобными, мстительными, непорядочными.
Шумиха, поднятая газетами, не утихала уже три недели. Дата родов приближалась. Тем временем Уитмены дали еще одно интервью, но Сэм по-прежнему казалась спокойной и все так же была неразлучна с Джимми. За все время скандала она не сделала ни одного заявления для прессы; Саймон убедил ее, что молчание – самая мудрая тактика в данном случае, хотя и самая трудная.
В начале августа Алан вернулся из Швейцарии. По возвращении домой он сразу же позвонил Аллегре и накинулся на нее с упреками, что она не рассказала ему о Сэм раньше. О ее беременности он узнал от Кармен, которая позвонила ему после появления статей в газетах.
– Боже правый, что у вас тут происходило? Я сто раз разговаривал с тобой по телефону, но ты ни словом не обмолвилась обо всей этой истории.
– Я не хотела говорить, потому что сама не знала, как Сэм поступит. У нас тут была непростая ситуация, и я вообще никому ничего не говорила. Но сейчас другое дело, все и так все знают. – Сказать «все знают» означало ничего не сказать. Через газеты и телепередачи история Сэм – вернее, версия Уитменов – стала известна миллионам людей.
– И что твоя сестра намерена делать? – Алану было жаль Сэм, он привык считать ее очаровательным ребенком, которому, конечно, слишком рано становиться матерью.
– Мы с Джеффом решили усыновить ее ребенка, – гордо сообщила Аллегра.
– Ничего себе! Вы же еще не поженились. Кстати, когда должен родиться ребенок?
– Дня через три.
Аллегра радостно рассмеялась. Они с Джеффом в последние дни бегали по магазинам, покупая детские вещи – пеленки, распашонки, подгузники, бутылочки, одеяла. Оказалось, что маленькому ребенку требуется страшно много всяких вещей, и подготовиться к его появлению куда сложнее, чем к свадьбе, но в каком-то смысле и гораздо интереснее.
Одновременно Джефф продолжал снимать фильм, а Аллегра каждый день ходила на работу, улаживала вопросы с наследством и недвижимостью Брэма, вела дела других клиентов. Она уже подыскивала няню для ребенка на время свадьбы и медового месяца, а после свадьбы собиралась взять отпуск, если удастся.
К рождению ребенка предстояло устроить еще очень многое. Колыбельку пока поставили прямо посреди спальни, Джефф уже приладил на ней музыкальную игрушку-мобиль с кудрявыми овечками и такими же кудрявыми облаками. Они накупили крошечных башмачков, кофточек, целую гору всякого оборудования, ребенок еще не родился, а у него, кажется, было все, о чем только можно мечтать. Слушая их разговоры о подготовке к встрече ребенка, Алан усмехнулся и признался, что Кармен снова беременна, но они собираются держать это в секрете как можно дольше на случай, если она снова потеряет ребенка. Кроме всего прочего, Кармен предстояло еще целый месяц сниматься. Словом, у обоих было дел по горло.
Этот разговор состоялся в первый вечер после возвращения Алана домой. И у Джеффа, и у Аллегры день был особенно трудный, оба легли спать поздно, когда уже еле держались на ногах. Но в два часа ночи зазвонил телефон. Джефф, конечно, тут же предположил, что Кармен опять взялась за свое – наверное, поссорилась с Аланом и, как всегда в таких случаях, звонит Аллегре.
– Не бери трубку! – простонал он, и у Аллегры даже возникло искушение на этот раз послушаться Джеффа.
– А вдруг это Сэм?
– Не может быть, – не слишком убежденно возразил Джефф. – Я слишком устал, чтобы становиться отцом прямо сейчас.
Некоторое время в душе Аллегры усталость и жалость к Джеффу боролись с чувством долга. В конце концов она все– таки сняла трубку. Звонила Блэр. Оказалось, у Сэм час назад отошли воды, какое-то время больше ничего не происходило, но сейчас начались регулярные сильные схватки.
– Ты уверена, что схватки не ложные? – спросила Аллегра, нервничая.
Джефф снова застонал:
– Господи, как же я устал! Ни о чем не хочу слышать!
Аллегра рассмеялась и легонько ткнула его локтем в бок:
– Нет, ты не устал, у нас скоро появится ребенок.
Когда-нибудь она вот так же разбудит Джеффа, чтобы сказать, что их первый собственный ребенок собирается появиться на свет, но сейчас пока ребенок родится у Сэм – их будущий ребенок, – и это почти такое же волнующее событие.
– Если не хочешь пропустить рождение малыша, тебе лучше поторопиться, – сказала Блэр. Сэм была уже в больнице, в родовой палате, и, по словам врачей, ждать осталось недолго.
– Как Сэм себя чувствует? – взволнованно спросила Аллегра.
– Не так уж плохо. – Блэр все еще держала в руке часы, по которым засекала интервалы между схватками. И добавила, повергнув Аллегру в изумление: – Мы только что позвонили Джимми. – В голосе Блэр послышалась нежность.
– Ты уверена, что это стоило делать?
– Так хочет Сэм, Джимми тоже ходил с ней на занятия.
Блэр не добавила, что, по ее мнению, Сэм имеет полное
право позвать того, кого считает нужным. Она с самого начала не хотела, чтобы при родах присутствовал Джон Уитмен, и это понятно, но почему она хочет видеть рядом Джимми?
Перед тем как ехать с Джеффом в больницу, Аллегра ненадолго остановилась перед колыбелькой с подвешенным над ней мобилем. Завтра в этой колыбельке будет лежать маленький человек. От этой мысли Аллегра улыбнулась. Она никогда раньше не сознавала, что ей так хочется иметь ребенка. Пожалуй, материнство – самое удивительное, что когда-либо с ней случалось.
– Ну как, волнуешься? И рада небось? – спросил Джефф, думая о том же самом. Он обнял Аллегру за плечи. – Я рад, что мы это делаем. – Решение взять ребенка значило для обоих очень много, хотя момент был не самый подходящий.
– Я тоже рада.
Оба в джинсах, футболках и кроссовках, они поспешили к машине. Аллегра, как и Блэр, собиралась находиться в родовой палате, но когда они приехали в больницу, Блэр сидела в коридоре вместе с Саймоном.
– В чем дело? Почему ты тут сидишь? – Вопрос Аллегры прозвучал так, словно она спрашивала у матери, почему та еще не в самолете, который вот-вот должен взлететь. В каком– то смысле она оказалась менее подготовленной к тому, что происходит, чем Сэм.
Джефф зевнул и сел рядом с Саймоном. Оба засыпали на ходу, и обоим отводилась пассивная роль. От них требовалось только одно: когда все кончится, не забыть говорить всем, какую огромную работу они проделали.
– Сэм осматривает врач, – пояснила Блэр. – У нее все идет хорошо, акушерка сказала, что, если схватки будут продолжаться и дальше в таком темпе, ребенок скоро родится.
– А разве нам не полагается быть с ней? – встревожилась Аллегра. Она не хотела, чтобы сестра чувствовала себя одинокой, и боялась пропустить появление на свет малыша.
– По-моему, Сэм нужно немного побыть наедине с Джимми. Они хорошо справляются вместе, Джимми ей помогает, как учили на занятиях. Мне кажется, слишком большая толпа вокруг только заставит ее волноваться еще сильнее.
Посидев некоторое время в коридоре, Аллегра и Блэр в конце концов не выдержали, тихо приоткрыли дверь палаты и заглянули внутрь. Сэм с испуганным видом сидела на кровати, пытаясь дышать во время схватки, как ее учили, а Джимми стоял рядом и что-то говорил ей. Для восемнадцатилетнего паренька он держался на удивление спокойно. Когда схватка кончилась и Сэм откинулась на подушки, Джимми дал ей кубик льда и обтер влажной салфеткой лоб.
– Как дела, Сэм? – осторожно поинтересовалась Аллегра.
– Не знаю. – Сэм испуганно цеплялась за руку Джимми.
Монитор показал, что начинается очередная схватка, и все
повторилось сначала. Аллегра, в душе содрогаясь от ужаса, стояла в сторонке, но Блэр считала, что Сэм отлично справляется. То же самое сказал и врач, когда подошел к ней через несколько минут. Он похвалил Сэм за усердие и похлопал ее по коленке.
– Осталось недолго, – сказал он, подбадривая Сэм. Он собирался принять ребенка прямо здесь, в этой кровати, когда Сэм будет готова. – Полдела уже сделано – добавил он радостно, а Сэм, услышав это, застонала:
– Половина? Я больше не выдержу! – Она со слезами на глазах посмотрела на Джимми.
– Ты молодчина, Сэм, – прошептал он. Сейчас Джимми выглядел не мальчиком, а мужчиной. Он спокойно стоял рядом, держал Сэм за руку и вместе с ней ждал следующей схватки. Блэр и Аллегра почувствовали себя совершенно лишними и потихоньку вышли из палаты в коридор. Мужчины представляли собой довольно занятное зрелище. Джефф безмятежно похрапывал в кресле. Саймон клевал носом над газетой, которую тщетно пытался читать.
Аллегра с матерью прошлись по коридору и остановились у окна детской палаты, чтобы посмотреть на младенцев. Некоторые спали, но большинство плакали. Одни из них родились совсем недавно, не больше часа назад, другие с одинаковым нетерпением ждали своих мамочек.
– Что ты думаешь о Джимми? – спросила Аллегра мать.
Блэр пожала плечами:
– Поживем– увидим.
Аллегра снова заглянула в палату к Сэм. Сестра сидела на краю кровати, Джимми сидел у нее за спиной и растирал ей поясницу. Следуя указаниям акушерки, Джимми даже помог Сэм походить по комнате. Но тут началась новая схватка, и Сэм закричала. Тогда Джимми осторожно приподнял ее и снова уложил на кровать, однако боль усиливалась и Сэм продолжала кричать. Аллегра была глубоко тронута тем, как Джимми заботится о ее сестре, парень проявлял чудеса терпения и выдержки. Схватки продолжались всю ночь, встало солнце, а ребенок, казалось, все еще не собирался появляться на свет. Врач и акушерка говорили, что все идет как положено, хвалили Сэм, но она жаловалась, что больше не выдержит. С каждой схваткой она вцеплялась в руку Джимми и кричала. Аллегра уже думала, что больше этого не вынесет и ей придется уйти, но тут врач наконец разрешил Сэм тужиться. Теперь начиналась настоящая работа, однако Сэм только смотрела на своих родных, на Джимми, на врача и кричала. У нее не осталось сил.
– Я не могу, – все время повторяла она.
– Можешь, Сэм, можешь, – твердо сказал Джимми. – Ну давай же, прошу тебя, ты должна это сделать.
Со стороны они были похожи на двух подростков, поощряющих один другого, но, наблюдая за ними, Блэр видела то, чего не замечала Аллегра: эти двое больше не были детьми, за одну ночь они повзрослели. Теперь это были уже не мальчик и девочка, а мужчина и женщина. Блэр помнила, как рождались ее собственные дети – Пэдди, Аллегра, Скотт, Сэм. С рождением ребенка жизнь женщины необратимо меняется, меняются и отношения с его отцом, между женщиной и мужчиной как бы образуется новая связь. Джимми вел себя так, как будто был отцом ребенка. Он неотлучно находился рядом, поддерживал Саманту как мог. А она не замечала вбкруг никого, кроме Джимми, только он один был ей нужен в эти трудные часы.
Роженице приподняли ноги, она испытывала страшную боль, умоляла не трогать ее и все время хваталась за Джимми. Акушерка велела ей тужиться, но Сэм ее не слушалась. Джимми помог приподнять ей голову и плечи, и тогда Сэм наконец начала делать то, что от нее требовалось. Опять же с помощью Джимми акушерке и врачу удалось уговорить Сэм, и ребенок начал медленно продвигаться. Блэр и Аллегра время от времени выходили из палаты, когда им становилось уж совсем невмоготу видеть страдания Сэм, но Джимми не покидал ее всю ночь. Около девяти утра – Блэр тогда только что в очередной раз вернулась в комнату – все засуетились. В палату вкатили кроватку для новорожденного. Пришли еще две акушерки, врач помогал Сэм, держа ее ноги в приподнятом положении, а Джимми обнимал ее за плечи, помогая вытолкнуть ребенка. Вдруг Сэм издала звук, похожий на хрюканье, и, совершенно обессиленная, повисла на руках у Джимми, но туг же завизжала – началась новая схватка. На этот раз ей не дали увильнуть, акушерки помогали тужиться, и вдруг в комнате раздался совершенно новый звук. Это была музыка жизни – тоненький писк новорожденного, потом громкий крик. Сэм засмеялась со слезами на глазах, Джимми вел себя точно так же.
– О Господи… Господи… Он такой красивый! С ним все в порядке? – От волнения у Сэм прерывалось дыхание.
– Отличный малыш, – сказал врач.
Джимми не мог говорить, но за него все сказал взгляд, обращенный к Сэм. Он постоял рядом, потом поднес к губам руку Сэм и тихо прошептал:
– Я люблю тебя. Ты молодчина.
– Без тебя я бы не справилась.
Сэм устало откинулась на подушки, Джимми склонился над ней и положил младенца рядом с матерью. Сэм подняла глаза на Аллегру, потом посмотрела на Джимми, и они обменялись какими-то странными взглядами. Аллегра и Блэр находились в палате, и Сэм повернула голову так, чтобы видеть обеих одновременно. Саймон и Джефф тоже были в палате и с радостью взирали на здорового мальчугана, который в это время орал во всю мощь своих маленьких легких. Никто не мог смотреть на малыша без улыбки, но Сэм вдруг загрустила. Она с сожалением взглянула на Аллегру и Джеффа. Ей не хотелось причинять им боль, но как бы она ни любила обоих, у нее не было выбора.
– Эл, Джефф, мы с Джимми должны вам что-то сказать. – Она набрала в грудь побольше воздуха и сжала руку Джимми. – На прошлой неделе мы поженились. Нам обоим уже исполнилось восемнадцать, и даже если нам придется самим содержать ребенка, мы хотим оставить его у себя. Аллегра, мне жаль и заплакала. Она разочаровала многих, сначала родителей, потом Уитменов, которые хотели усыновить ее ребенка, теперь вот Аллегру и Джеффа. Однако ни Аллегра, ни Джефф, похоже, не обиделись, оба смотрели на нее с удивлением.
– Вы хотите оставить ребенка? – переспросил Джефф свою будущую свояченицу. – Сэм только кивнула. – Ну что ж, это правильно, вы здорово потрудились, чтобы он появился на свет. – Джефф ласково похлопал Сэм по руке, в его глазах блеснули слезы. – Мы хотели его усыновить, чтобы он остался в семье, но ты его мать, ему с тобой будет лучше.
Джефф повернулся к Джимми и улыбнулся ему, как мужчина мужчине:
– Мои поздравления.
Потом обнял Аллегру за плечи.
– Ты как, Эл, не возражаешь?
Сэм с тревогой посмотрела на старшую сестру, ожидая ее ответа.
– Все нормально, – немного грустно сказала Аллегра. – Кажется, я слегка ошеломлена всем этим и еще не пришла в себя. – Роды подействовали на нее гораздо сильнее, чем она могла предположить. – Я рада за тебя. Конечно, я хотела ребенка, но, правду сказать, немножко и побаивалась. Наверное, мы еще не готовы быть родителями.
Но они все равно хотели ребенка, и ей требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к мысли, что Сэм оставляет его себе. Однако Джефф прав: малышу лучше быть с матерью, если есть такая возможность.
– Мы перевезем к вам вещи, которые накупили для малыша, они вам пригодятся. – Аллегра улыбнулась сестре и Джимми. Все вдруг прослезились. Как и Джефф, она пришла в замешательство. Они оба старались поступить так, как было бы лучше для всех.
Блэр посмотрела на дочерей, все еще пытаясь осмыслить происшедшее.
– Вот это да, кухня не готова, свадьбы не было, зато есть
младенец! – шутливо возмутилась она. – Да еще и зять. – Она улыбнулась Джимми. – Судя по всему, в ближайшее время у нас дома дел всем хватит. – Блэр и Саймон никогда бы не отвернулись от собственной дочери и внука, да и Джимми оказался настоящим парнем.
– Да, мама, боюсь, что так. – Сэм улыбнулась и посмотрела на своего малыша, думая, что он красавчик и она немало потрудилась, чтобы произвести его на свет.
– Вы можете жить у нас, – сказал Саймон молодой паре.
С осени и Сэм, и Джимми собирались учиться в университете. Сэм подумывала о том, чтобы взять малыша с собой хотя бы на первые несколько месяцев: тогда она смогла бы кормить его грудью. В последнее время они с Джимми много говорили о том, как устроить свою совместную жизнь.
– Означает ли это, что я могу наконец идти спать? – спросил Джефф, зевая. Вся семья расхохоталась. Он посмотрел на часы и понял, что их рассмешило. – Ясно, время сна я пропустил, сейчас уже пора на работу.
– Какой же ты глупенький, – с нежностью сказала Аллегра, – но я тебя все равно люблю.
Пора было уходить. Блэр и Саймон поцеловали дочь и малыша, у которого пока не было имени. Имя они еще только обсуждали; Сэм считала, что с фамилией Маццолери хорошо сочетается имя Мэттью. Теперь, когда родные узнали, что Сэм и Джимми поженились, Блэр решила встретиться и поговорить с матерью Джимми. Молодые люди проявили недюжинную храбрость, заодно успели натворить и глупостей, но может, у них получится что-нибудь путное. С людьми порой случаются самые удивительные вещи, например, ее бабушка вышла замуж в пятнадцать лет и прожила с одним мужем семьдесят два года. Может, Сэм так же повезет.
По дороге на студию Джефф и Аллегра делились друг с другом своими чувствами по поводу того, что приемного ребенка у них в конце концов не будет.
– Ты очень разочарована? – спросил Джефф. Сам он все еще пытался разобраться в собственных чувствах. Прошедшая ночь была нелегкой, и он беспокоился за Аллегру.
– Да, немного, – призналась она, – но, кажется, какая– то часть меня испытывает облегчение. Сама не пойму до конца, что я чувствую, но я уважаю решение Сэм. – Оба понимали, что сестра Аллегры приняла правильное решение.
– Я тоже не понимаю, – смущенно признался Джефф. – То есть я не сомневаюсь, что мы бы любили этого младенца, стань он нашим, но, честно говоря, я бы предпочел начать с нашего собственного, родного ребенка. Хотя ради Сэм я готов был усыновить ее малыша: мне с самого начала было не по душе, что она отдаст своего ребенка совершенно посторонним людям. Мне казалось, что это было бы жестоко и по отношению к ней, и по отношению к малышу. – Он действительно согласился на усыновление ради Аллегры и ее сестры.
Аллегра молча кивнула. Неожиданно на лице Джеффа появилась широкая улыбка.
– Теперь нам придется сделать ребенка самим. Думаю, это будет интересное занятие.
Аллегра улыбнулась в ответ. Пожалуй, все обернулось к лучшему для них. В последнее время жизнь делала странные повороты.
Тем временем в Бель-Эйр Саймон и Блэр только что вошли в дом и прошли на недавно разгромленную в результате ремонта кухню. Кое-чем из кухонного оборудования еще можно было пользоваться, и они приготовили себе по чашке кофе и сели за кухонный стол. Прошедшая ночь оказалась долгой и напряженной. Оба пребывали в радостно-приподнятом настроении и одновременно чувствовали некоторую опустошенность. В больнице Блэр было тяжело видеть, как Сэм мучается от боли, а ребенок вызывал у них двойственные чувства. И все же когда Блэр и Саймон увидели Сэм с младенцем, они поняли:– так и должно быть. А сейчас они не знали, грустить им или радоваться, считать ли случившееся трагедией или благословением Божьим.
– И что ты обо всем этом думаешь? – спросил Саймон со вздохом. – Пусть это останется между нами, но давай начистоту, мы одобряем этот брак или нет? – Они уже обещали поддержать Сэм и Джимми во всех их начинаниях, но Саймон хотел знать, как Блэр в душе относится ко всему этому.
Блэр устало потерла глаза рукой, потом снова посмотрела на мужа.
– Конечно, они оба очень молоды, но я почему-то надеюсь, что у них все получится. Не важно, каким образом этот ребенок вошел в наши жизни, но он такой славный, он ни в чем не виноват. Да и Джимми мне нравится, он хороший мальчик и вел себя с Сэм просто замечательно. Конечно, не о таком муже для своей дочери я мечтала, но в конечном счете, может, все еще сложится хорошо.
Об этом молча мечтал каждый. Джимми действительно держался молодцом, постоянно поддерживал Сэм и во время беременности, и во время родов; даже будь он отцом ребенка, нельзя было бы желать большего. Если уж на то пошло, на месте Джимми большинство куда более зрелых мужчин не смогли бы оказать Сэм и половины той поддержки, какую оказывал он.
Саймон отпил из чашки и нахмурился.
– Конечно, это глупо и очень по-детски – пожениться тайком ото всех, но надо отдать им должное, они хотя бы попытались привести свои дела в порядок. Джимми – славный паренек, а малыш – просто прелесть, правда? – Взгляд Саймона затуманился: он вспомнил, какими малышами были когда-то их собственные дети.
– Да, он миленький, – согласилась Блэр с печальной улыбкой. – А ты помнишь, каким славным был Скотт, когда родился?
– И Сэм тоже, – растроганно произнес Саймон, вспоминая огромные темно-голубые глазищи и торчащие во все стороны светлые волосики. Он снова с нежностью посмотрел на жену. За этот год они очень далеко отошли от тех воспоминаний, и не по вине Блэр.
Их союз дал трещину, но сейчас оба уже осознали, что надорвана сама ткань, из которой соткан их брак. Саймон легкомысленно надеялся, что Блэр не заметит, если он возьмет себе небольшой отпуск от брака, ведь формально он по-прежнему оставался с ней, только сердце его уже несколько месяцев было далеко. И только сейчас Саймон понял, как дорого обошлась им обоим его ошибка.
– Прости меня, Блэр, я знаю, что этот год был для тебя очень тяжелым.
Блэр не ответила, она задумалась о не столь отдаленном прошлом. Когда она ходила по дому и ей на глаза попадались семейные фотографии, напоминающие о лучших временах, то от одного их вида у нее начинало болеть сердце. Она помнила времена, когда Саймон смотрел на нее с нежностью, когда их объятия были крепкими, когда в их взглядах еще горела страсть друг к другу. Теперь у нее в душе как будто все умерло. Блэр никак не ожидала, не могла себе даже представить, что он способен ранить ее так больно.
– Каким же я был глупцом, – прошептал Саймон со слезами на глазах. Он взял жену за руку. Сейчас он отчетливо сознавал, что он с ней сделал, и от этого чувствовал себя последним мерзавцем. Элизабет его возбуждала, она вдохнула в него новую жизнь, но он никогда не любил ее по-настоящему, так, как любил только Блэр. И он ни за что бы не хотел причинять жене боль, чтобы она узнала о его измене, но вышло иначе. А теперь слишком поздно. По поникшим плечам Блэр, по ее потухшему взгляду Саймон понял: то волшебное и прекрасное, что было когда-то между ними, ушло. Поначалу эго пугало Блэр, потом она злилась, чувствовала горечь, но сейчас она ощущала только грусть и невероятную усталость – Саймон это чувствовал, и для него это было гораздо страшнее, чем ее гнев.
– В жизни всякое бывает, – философски заметила Блэр. Ни один из них ни разу не упомянул имени Элизабет, но оба понимали, о ком идет речь. – Я только не ожидала, что такое может произойти с нами. Это было тяжелее всего. Поначалу я просто не верила, но со временем, кажется, поняла, что мы такие же, как все – надломленные, потрепанные жизнью, озлобленные. Это было все равно что потерять наше волшебство.
– Блэр, ты никогда не теряла свою магию.
– Нет, я ее потеряла… когда мы потеряли нашу.
– Может, мы ее еще не совсем потеряли и нам удастся найти ее снова, – с надеждой сказал Саймон.
Блэр улыбнулась, но ей было трудно представить, что у них все опять может стать как раньше, слишком многое изменилось за последнее время. И ни одно из изменений не было чисто внешним, поверхностным. Внешне как раз все выглядело по-прежнему, окружающим они, как и раньше, казались интеллигентными, творческими, счастливыми людьми, у которых великолепная семья и жизнь, полная тепла и любви. Но внутри все изменилось. На протяжении последнего года Блэр была очень одинока, она во второй раз в жизни чувствовала себя брошенной.
– По-моему, это замечательно, что в доме появится ребенок, – мягко сказал Саймон.
Блэр снова поникла.
– Саймон, если тебе этого хочется, ты еще можешь иметь детей. Я не могу.
– Это для тебя так важно? – спросил Саймон, явно удивленный. Он даже не задумывался о детях, когда был с Элизабет Коулсон; брак, дети – все это оставалось за рамками их отношений, с его стороны было только сексуальное влечение, возбуждение. Но Блэр в ответ на его вопрос серьезно кивнула:
– Иногда это имеет значение, для меня всегда было важно, что я могу иметь детей, и сейчас, когда я лишилась этой способности, я чувствую себя очень старой.
В этом году она перешагнула определенный рубеж в жизни, и по иронии судьбы это случилось в тот же год, когда Саймон решил изменить ей с женщиной, почти вдвое моложе, чуть ли не с ровесницей старшей дочери. Мягко говоря, он выбрал не самое удачное время, но она ничего не могла изменить или предотвратить.
– Мне не нужны другие дети, – твердо сказал Саймон. – За всю жизнь мне никогда не хотелось быть женатым на ком– то другом, кроме тебя. Блэр, я и не думал от тебя уходить. Я знаю, то, что я сделал, – это непростительно, неправильно, недопустимо, просто мне нужна была небольшая передышка. Не знаю, что на меня нашло, наверное, я просто старый дурак. Она молода, мне льстило ее внимание, и, наверное, так совпало, что в это же время наша семейная жизнь стала казаться мне обыденной. Но я никогда ни о чем так сильно не жалел, как об этой своей ошибке. – За его развлечение они оба заплатили очень высокую цену. – Она не выдерживает никакого сравнения с тобой, Блэр, – тихо признался Саймон. Такая честность с женой давалась ему нелегко, но он знал, что пришло время быть честным. – Во всем мире с тобой никто не сравнится.
Саймон наклонился к жене и поцеловал ее. На какую-то долю секунды Блэр ощутила проблеск чувства, которого не испытывала целый год. Она неуверенно ответила на поцелуй, потом улыбнулась и скромно заметила:
– Я, знаешь ли, теперь бабушка.
Слышать это было так странно и непривычно, что оба рассмеялись.
– А я тогда кто? Я чувствую себя еще старше, чем есть на самом деле.
Элизабет Коулсон поначалу словно возродила его, он почувствовал себя вдвое моложе, но когда понял, что может потерять Блэр, будто разом постарел на тысячу лет. Саймон медленно встал и обнял жену за плечи.
– Пойдем, помоги дряхлому старику подняться на верх. Ночь была трудная, мне нужно лечь.
Но когда он посмотрел на жену, в глазах его заблестели совсем не стариковские огоньки. Ночь действительно была трудная, оба устали, но у Саймона на уме было кое-что, о чем он до сегодняшнего утра и помыслить не смел.
– Если ты когда-нибудь еще раз… – В глазах Блэр сверкнули искры, которых Саймон не видел в них почти год.
Блэр легкой походкой, соблазнительно покачивая бедрами, быстро поднялась по лестнице. Саймон смотрел на жену, любовался ею, и сердце его пело. На верхней площадке она обернулась и снова посмотрела на него. На этот раз ее взгляд метал громы и молнии.
– Вот что, Саймон Стейнберг: дважды тебе это с рук не сойдет! В этом доме старики, которые не умеют себя вести, милости не дождутся.
Саймон молчал, ему можно было ничего не говорить, Блэр и так читала в его глазах глубочайшее раскаяние и любовь. Несмотря ни на что, он все-таки к ней вернулся. Блэр до сих пор бросало в дрожь от мысли, что она его чуть было не потеряла.
