Текст книги "Свадьба"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Кажется, мы прожили в том отеле несколько дней, и отец нас не нашел. Но потом мама взяла меня с собой и пошла к нему на работу, чтобы с ним поговорить. В Гарвардской медицинской школе он считался светилом, на работе к нему относились чуть ли не как к Господу Богу, никому и в голову не могло прийти, что он избивает жену. Коллеги знали только, что он потерял сына, и очень ему сочувствовали.

Мама сказала, что хочет с ним развестись. А он заявил, что если она уйдет, то он больше не желает нас видеть, я для него больше не дочь и мы обе для него все равно что умерли.

У нее снова выступили слезы. Джефф все так же держал ее за руку, но молчал.

– Он так прямо и сказал: «Ты мне больше не дочь». Но мама ответила, что все равно уйдет. Тогда он сказал, что как только мы выйдем из его кабинета, он будет считать, что мы умерли. Знаешь, когда мы ушли, я первое время все ждала, что вот-вот умру. Он меня не поцеловал на прощание, даже «до свидания» не сказал, вел себя так, как будто ненавидит нас обеих лютой ненавистью. Думаю, тогда он действительно ненавидел маму, а меня он просто не отделял от нее в своем сознании. Я была подавлена, очень переживала. Мама говорила, что он просто очень расстроен из-за смерти Пэдди и не сознает, что говорит, но со временем одумается, однако в это верилось с трудом. Мы с ней переехали в Калифорнию, добирались на трейлере. Время от времени мама ему звонила, но он не желал с ней разговаривать и просто вешал трубку.

Мы поселились в Лос-Анджелесе. Мама сразу же устроилась на работу – стала писать сценарии для телевидения. Наверное, у нее началась полоса удач, ее работа понравилась, ей стали давать новые заказы, дела пошли успешно. Однажды, когда я была с ней на студии, она рассказала одному человеку свою историю, так тот даже прослезился, пока слушал. А примерно через полгода она встретила Саймона. Мне тогда было шесть с половиной лет. Мы уехали из Бостона в тот самый день, когда мне исполнилось шесть. День своего рождения я встретила в холодной комнате отеля, не было ни именинного пирога, ни подарков. Папочка даже не позвонил, чтобы меня поздравить. Но после всего, что случилось с нами за прошедший год, я чувствовала, что не заслужила поздравления и подарков. Я винила во всем себя, только сама не понимала почему, просто решила, что я виновата, и все.

С тех пор прошло много лет. За эти годы я несколько раз писала отцу, просила его нас простить. Но он не отвечал на мои письма. Только один раз он прислал мне письмо, в котором писал, что моя мать совершила отвратительный, непростительный поступок, что ей не следовало бросать мужа. «Она повела себя как последняя шлюха – бросила мужа и укатила в Голливуд» – так, кажется, он писал. А еще он написал, что я живу в Калифорнии, обители греха и разврата, и он не желает меня знать. Помню, я порвала то письмо и выбросила, а потом долго плакала. Но к тому времени Саймон почти заменил мне отца, и в конце концов я перестала думать о Чарлзе Стэнтоне и даже мысленно не называла его своим отцом.

Однажды – мне тогда было пятнадцать – он приехал со мной повидаться. А может, не приехал, а просто оказался по делам в Калифорнии и зачем-то позвонил мне. Я захотела с ним встретиться, он согласился. Мне было любопытно посмотреть, каким он стал. Но он почти не изменился и вел себя примерно так же, как раньше. Мы договорились встретиться с ним в кафе, мама меня подвезла. Все время, пока мы пили чай, он только и делал, что говорил всякие гадости о маме. Он даже не спросил, как у меня дела, не пожалел, что не видел меня десять лет и не писал писем. Он лишь со злостью сказал, что я копия своей матери. По его словам, мы с мамой поступили по отношению к нему непорядочно и когда-нибудь должны за это поплатиться. Это был ужасный день. Я ушла от него, даже не дожидаясь, когда мама за мной заедет, и бежала всю дорогу до дома. Мне хотелось поскорее оказаться от него как можно дальше. С тех пор я ничего о нем не слышала вплоть до того дня, когда имела глупость пригласить его на церемонию вручения дипломов в университете. Представь себе, он таки приехал в Йель и снова начал ругать нас с мамой. Но к тому времени я стала взрослой и мне все это порядком надоело. Я ему сказана, что больше не желаю его видеть.

Как-то раз он прислал мне открытку на Рождество – уж не знаю, почему он это сделал. Я ему ответила и написала, что поступила в юридическую школу. Больше я о нем ничего не слышала. Он просто забыл о моем существовании. Не знаю, как он мог вычеркнуть меня из жизни – пусть мама его бросила, но я-то от этого не перестала быть его дочерью. У меня была своего рода навязчивая идея, что мне необходимо его видеть, получать от него какие-то известия, чуть ли не бегать за ним. Но теперь я от этого излечилась, он меня больше не интересует. Все кончено, он мне не отец, он для меня не существует. Просто не верится, что мама хочет напечатать его имя на свадебных приглашениях. Вот что я тебе скажу: мое имя не будет стоять на одной странице с его! Чарлз Стэнтон мне не отец. Думаю, ему это тоже не нужно. В конце концов, он мог бы поступить порядочно – отказаться от меня официально и дать Саймону возможность меня удочерить. Но когда я напрямую попросила об этом – на той самой встрече в Бель– Эйр, в пятнадцать лет, – он заявил, что я унизила его своей грубой просьбой. Он всего лишь эгоистичный мерзавец, пусть его кто-то уважает и считает хорошим врачом – мне плевать, для меня он просто ничтожество. И он мне больше не отец.

Чарлз Стэнтон фактически отказался от дочери, хотя формально жена сама ушла от него вместе с Аллегрой – и за это пришлось расплачиваться почти двадцать пять лет. Даже сейчас Аллегра не могла его простить и вряд ли когда-нибудь сможет.

– Я понимаю твои чувства, Элли. Зачем приглашать его на свадьбу? По-моему, ты совершенно не обязана это делать.

Слушая историю Аллегры, Джефф от всего сердца жалел ту девочку, лишенную отцовского внимания, которой она была когда-то. Конечно, в доме Саймона Стейнберга ей жилось лучше, чем с родным отцом, в этом Джефф ни минуты не сомневался. Однако потерять брата и быть отвергнутой родным отцом – очень тяжело для ребенка, и рана в душе Аллегры не затянулась по сей день. Подсознательно она стремилась продолжить прежнюю жизнь и выбирала мужчин, которые отвергали ее, как когда-то отец. К счастью, через много лет и благодаря помощи доктора Грин порочный круг наконец был разорван.

– Мама считает, что мы должны указать его имя в приглашениях, представляешь? По-моему, это просто бред. Мама пытается переложить свой старый груз вины, которую чувствовала когда-то перед отцом, на меня и ожидает, что я безропотно его понесу. А я не собираюсь. Пусть даже этот мерзавец умрет на моем пороге, мне все равно. Я не хочу видеть его на нашей свадьбе.

– Так не приглашай его, – согласился Джефф.

– Попробуй сказать это маме. Она и слышать ничего не хочет! Каждый день спрашивает, позвонила я ему или нет. А я говорю, что не позвонила и не собираюсь.

– А что думает по этому поводу Саймон?

– Я его еще не спрашивала, но он всегда ратует за справедливость. Кстати, именно по его инициативе я пригласила Чарлза Стэнтона на вручение диплома. Папа тогда говорил, что было бы несправедливо не пригласить его на такое важное событие и что Стэнтон будет мной гордиться. Но ему было плевать на меня, он приехал и был груб со всеми, даже с Сэм, которой тогда было десять лет. Скотт возненавидел его с первого взгляда. Он тогда не знал, кто это такой, я просила маму и Саймона ничего не говорить Сэм и Скотту. Они сказали, что Стэнтон – друг семьи. Теперь-то все знают

правду, но тогда я очень боялась признаться. Мне казалось, что если брат и сестра узнают, – что Саймон не мой родной отец, я стану для них как бы человеком второго сорта, они перестанут меня любить. Но правду сказать, Саймон никогда не делал различия между мной и своими родными детьми. Если его отношение ко мне когда-то и отличалось, то только в лучшую сторону.

Аллегра улыбнулась, потом вздохнула и снова потыкала вилкой кусочек рыбы. Затем опять посмотрела на Джеффа.

– Мне очень повезло с отцом, если не считать первых пяти лет.

Джефф кивнул, думая о том, как сильно травмировали ее эти первые годы, и понадобилось много времени, чтобы затянулись душевные раны.

– Ну как ты думаешь, что мне делать?

– Что хочешь, – ответил Джефф. – Это наша свадьба, и ты не должна идти на поводу у своей матери.

– Мне кажется, она до сих пор чувствует себя виноватой в том, что когда-то ушла от него, и хочет как-то компенсировать ему потерю, сделать для него хоть что-то, бросить ему своего рода подачку. Но я не считаю себя в долгу перед ним, Джефф. Он никогда, понимаешь, никогда не был мне настоящим отцом.

– Ты ему ничего не должна, – твердо сказал Джефф. – Знаешь, я попрошу твою мать не упоминать его в приглашениях.

Аллегра испытала облегчение оттого, что Джефф по крайней мере ее понял.

– Я с тобой согласна. И мне все равно, как полагается поступать в таких случаях. Он-то последние двадцать четыре года не обращался со мной, как полагается отцу.

– Он не женился во второй раз?

Джефф подумал, что эта история по-своему трагична для каждого из ее участников. Вероятно, все трое так и не смогли до конца оправиться от потрясения после смерти Пэдди.

– Нет, он больше не женился. Да и кому он нужен?

– Элли, а может быть, он не всегда был таким неуравновешенным и смерть твоего брата его сломила?

– Мое раннее детство тоже было для меня тяжелым потрясением. – Аллегра откинулась на спинку стула и вздохнула с облегчением. Дело сделано, она все рассказала Джеффу. – Ну вот, теперь ты знаешь все мои страшные тайны. Мое настоящее имя – Аллегра Шарлотта Стэнтон, но предупреждаю: если ты когда-нибудь назовешь меня так, я тебя убью. Меня вполне устраивает фамилия Стейнберг.

– Меня тоже, – произнес Джефф немного рассеянно, все еще раздумывая над услышанным. Он встал, обошел вокруг стола и поцеловал Аллегру.

В тот вечер ни один из них не закончил ужин, они вышли на пляж, долго гуляли и снова говорили о Чарлзе Стэнтоне. Аллегра была рада, что рассказала Джеффу о своем детстве. Как будто с плеч ее свалилась стопудовая гиря. И сейчас, говоря о своем биологическом отце, она, хотя и злилась на него по-прежнему, стала как-то меньше переживать из-за случившегося. У нее был Джефф и своя собственная жизнь. Наконец она начала выздоравливать.

Прогулявшись по пляжу, они долго сидели на террасе, любовались звездами, потягивали вино. Умиротворенная Аллегра прильнула к Джеффу, ночь была прекрасная. Но вскоре после полуночи зазвонил телефон.

– Ради Бога, не отвечай, – взмолился Джефф. – Опять у кого-то что-то стряслось или кто-то попал в тюрьму. Так или иначе, на тебя хотят взвалить чьи-то проблемы.

– Ничего не поделаешь, такая уж у меня работа. А вдруг кому-то действительно нужна помощь?

Но звонил не один из клиентов, а Саманта. Она хотела договориться со старшей сестрой о встрече. Звонок Аллегру несколько удивил. Сэм время от времени обращалась к ней за помощью, особенно когда нужно было в чем-то убедить родителей.

– У тебя опять конфликт с мамой? – с улыбкой предположила Аллегра.

– Нет, у нее сейчас и без меня хватает забот в саду и на кухне, она все время на кого-нибудь орет. Просто удивительно, как у нее не случился сердечный приступ. – Сзм говорила без тени юмора: с Блэр в последнее время действительно стало очень трудно.

– А тут еще моя свадьба, – вставила Аллегра.

– Да, я об этом слышала. Где мы можем встретиться?

– По какому поводу? Насчет контракта на съемку или что– нибудь в этом роде? – полюбопытствовала Аллегра.

– Ну… вроде того, – загадочно ответила Сэм.

– Я заеду за тобой в двенадцать. У Джеффа ленч с сопродюсером Тони Якобсоном, а мы можем пойти в какое– нибудь занятное местечко вроде «Айви» или «У Нэйта и Эла».

– Давай пойдем туда, где можно спокойно поговорить, – тихо сказала Сэм.

Аллегра улыбнулась:

– Так-так, звучит очень серьезно. Наверное, это любовь.

– Можно и так сказать, – мрачно произнесла Сэм.

– Ну что ж, по этой части я в последнее время делаю успехи, но мне, наверное, просто повезло. Помогу всем, чем сумею.

– Спасибо, Эл.

Аллегра повторила свое обещание, что заедет за ней в воскресенье в полдень. Она была тронута тем, что Сэм обратилась за помощью к ней. Когда она рассказала о звонке Джеффу, тот пробурчал:

– Интересно, почему люди не могут звонить в нормальное время?

– По-моему, Сэм чем-то расстроена. Наверное, у нее новый мальчик.

– Ладно, она по крайней мере член семьи. – В глазах Джеффа это давало ей куда больше прав звонить по ночам, чем, к примеру, Мэлу О'Доновану звонить из каталажки, куда он угодил, будучи навеселе.

– Ты не против, если я завтра днем пообедаю вместе с Сэм? – спросила Аллегра чуть позже, когда они собирались ложиться спать. Первоначально она хотела присоединиться к нему и Тони. Тони очень понравился Аллегре – такой аккуратный, толковый, настоящий джентльмен с восточного побережья. Он был родом из Нью-Йорка, а его отец управлял одним из самых крупных инвестиционных банков на Уолл-стрит. Он помог Тони и Джеффу найти спонсоров, а также дал несколько дельных советов. Тони был совсем не похож на Джеффа, но Аллегра относилась к нему с искренней симпатией.

– Конечно, нет. Встретимся с тобой позже, может, все вместе поиграем в теннис. Я все понимаю, да и Тони тоже поймет. Уверен, Сэм ему понравится, – пошутил Джефф.

Невеста смерила его неодобрительным взглядом.

– Папе это понравится!

Метнув на Джеффа еще один свирепый взгляд, Аллегра издала смешок. Все складывалось наилучшим образом. И Джефф прав, ей незачем приглашать на свадьбу Чарлза Стэнтона, оставалось только сказать об этом матери. Можно будет сделать это на следующий день, после разговора с Самантой. Аллегра улыбнулась своим мыслям. Интересно, что за совет понадобился Сэм от старшей сестры? Может, впрямь что-нибудь насчет нового кавалера? Аллегра никак не могла считать себя экспертом по мужчинам, но ей польстило, что младшая сестра обратилась за советом именно к ней. Дружба сестер много значила для обеих, правда, Сэм иногда бывала очень несносной, но Аллегра любила ее даже такой.

Глава 14

В воскресенье Аллегра, как и обещала, заехала за сестрой в полдень. Перекусить в «Айви» казалось ей удачной мыслью, после ленча они могли бы не спеша пройтись по магазинчикам на Норт-Робертсон, торгующим подержанной одеждой, немного прогуляться, освоиться друг с другом. В последнее время Сэм частенько вела себя как избалованный ребенок, и Аллегру немного тревожила перспектива провести полдня наедине с сестрой.

Но сегодня в поведении Сэм не было ничего от избалованного ребенка, скорее наоборот. К удивлению Аллегры, в машине сестра отмалчивалась. Аллегра встревожилась. Но Сэм была неразговорчива и за ленчем. Старшей сестре оставалось только гадать, зачем младшая попросила ее о встрече. Наконец Аллегра не выдержала и сама спросила:

– Так в чем дело? У тебя трудности с новым мальчиком?

В последние два года Сэм все время с кем-то встречалась,

но постоянного приятеля у нее не было – в отличие от Аллегры, которая в возрасте Сэм постоянно пребывала в состоянии пылкой влюбленности в очередного мальчика.

– Вроде того. – Сэм пожала плечами, и вдруг у нее в глазах заблестели слезы. – Но не совсем так.

– Тогда что случилось? – Аллегра решила немного подтолкнуть сестру к разговору. Официант принес капуччино. Еда была восхитительная, но Сэм к ней почти не притронулась. – Ну же, Сэм, выкладывай все начистоту. Тебе наверняка станет легче, если ты со мной поделишься. Может, все еще не так страшно, как тебе кажется.

Но Сэм вдруг уронила голову на руки и тихо заплакала.

Аллегра погладила младшую сестру по плечу.

– Ну-ну, малышка, не плачь, расскажи, что случилось, – сказала она тихо. Но когда Сэм подняла голову, Аллегра прочла в ее взгляде беспросветное отчаяние. – Сэм, пожалуйста…

– Я беременна, – сдавленно прошептала Саманта. – У меня будет ребенок.

Аллегра молча смотрела на плачущую сестру, не зная, что сказать, обняла ее.

– Ох, дорогая… Господи… как же это получилось? Кто же это?.. – Аллегра спросила так, будто кто-то сделал ее сестру беременной, а она сама в этом не участвовала. Аллегра не слышала, чтобы у Саманты появился постоянный парень, во всяком случае, его имя не упоминалось.

– Это сделала я. – Сэм приняла всю вину за случившееся на себя. Она подняла голову и отбросила блестящие платиновые волосы назад. Вид у нее был какой-то потерянный, даже жалкий.

– Но ты же была не одна, – возразила Аллегра, – если только это не было непорочным зачатием. Кто отец ребенка?

«Не просто мальчик, а отец ребенка. Мать. Господи, и это говорится о семнадцатилетней девочке! – мелькнула у нее мысль. – Неужели у Сэм будет ребенок, живое существо, маленький человечек?»

– Это не имеет значения, – буркнула Сэм.

– Еще как имеет! Это кто-нибудь из школы?

Еще не зная отца ребенка, Аллегра уже готова была оторвать ему голову, но ради Сэм ей нужно было сохранять хотя бы видимость спокойствия, как ни трудно это было. Сердце ее колотилось, мысли путались.

Сэм вместо ответа только покачала головой.

– Ну ладно, Сэм, не молчи, кто он?

– Если я тебе скажу, пообещай, что не станешь ничего предпринимать по этому поводу.

– Он тебя изнасиловал? – спросила Аллегра свистящим шепотом.

Сэм снова замотала головой:

– Нет, я сама во всем виновата. Я пошла на это добровольно, он меня так поразил… он был такой… я думала… в общем, не знаю. – Из глаз Сэм снова хлынули слезы. – Наверное, мне просто льстило его внимание. Ему тридцать лет, он такой взрослый, такой искушенный…

Семнадцатилетняя девчонка и тридцатилетний мужчина? Уж он-то должен был соображать, что к чему! Судя по всему, ему даже не хватило порядочности подумать о предохранении. Аллегру переполняли сочувствие к сестре и злость на незнакомого ей безответственного мерзавца.

– Ты была девственницей?

Сэм отрицательно покачала головой, не вдаваясь в подробности. Саманте почти восемнадцать, и, очевидно, у нее уже были с кем-то серьезные отношения. Аллегра не стала углубляться, ее куда больше волновало настоящее, чем прошлое.

– Где ты с ним познакомилась?

– Я участвовала в съемках, а он был фотографом, – сокрушенно проговорила Сэм. – Он француз, из самого Парижа, мне показалось, что это очень круто. Он был очень красивый и обращался со мной как со взрослой женщиной…

– Ты ему еще не сказала?

У Аллегры уже чесались руки от желания задушить этого подонка. Если его не депортируют из страны, пусть считает, что легко отделался, он вполне мог бы угодить в тюрьму за совращение малолетних. Можно себе представить, как разъярится отец! Но Сэм – в который раз за последние полчаса – снова покачала головой:

– Я не хочу ему сообщать, но на всякий случай позвонила в агентство, через которое он приезжал, и мне сказали, что он, кажется, в Японии, а может, еще где-то. Он работал у них совсем недолго. Они его даже не знают толком, ему просто нужно было собрать портфолио перед поездкой в Токио. Никто не знает, как с ним связаться. Но это и не важно, потому что я не хочу больше с ним встречаться. Он нормальный парень, но под конец повел себя как идиот, стал мне предлагать наркотики; я, конечно, отказалась, тогда он назвал меня малявкой. – А в результате у нее у самой скоро будет малявка. – Его зовут Жан-Люк, а фамилию никто не знает.

– Господи Иисусе! – Аллегра была в такой ярости, что готова была ругаться последними словами. – Как они только там работают, в этом своем агентстве! Принимают человека на работу и не знают его фамилии! Да их тоже всех надо упрятать за решетку за совращение несовершеннолетних!

– Эл, мне почти восемнадцать, я снимаюсь для журналов, уж наверное, меня не надо держать за ручку.

– Выходит, что надо, – строго заметила Аллегра, но потом напомнила себе, что с сестрой следует быть помягче. У Сэм и без того хватает бед, ей сейчас нужны не нотации, а помощь. Слава Богу, что Саманте хватило духу прийти со своими бедами к старшей сестре. – Насколько я понимаю, маме ты еще ничего не сказала.

– Честно говоря, мне совсем не хочется ей рассказывать.

Аллегра понимающе кивнула. В ее возрасте ей бы тоже

этого не хотелось, хотя Блэр так хорошо все понимала, что даже некоторые подруги Аллегры шли со своими проблемами к ней, а не к собственным матерям. Однако в последнее время Блэр из-за ремонта и подготовки к свадьбе постоянно была не в духе, и Сэм побоялась рассказать ей о своей беде.

– И что же мы будем делать? – спросила Аллегра с замиранием сердца. Лично она считала, что в возрасте Сэм и при таких обстоятельствах есть только одно решение. Ей было страшно представить, что сестра испортит себе жизнь, связав себя внебрачным ребенком. – Завтра сходим с тобой к моему врачу, может, нам вообще не придется ничего рассказывать маме. Но сначала мне нужно хорошенько все обдумать.

– Ничего не получится, – упрямо пробормотала Сэм.

Аллегра растерялась:

– Что не получится?

– Я не могу пойти с тобой к врачу… во всяком случае, не могу избавиться от ребенка.

– Это еще почему? – Аллегра пришла в ужас. – Уж не хочешь ли ты оставить ребенка? Сэм, ты даже не знаешь его папашу! Не можешь же ты растить ребенка одна. По-моему, тут нечего разводить сантименты, это просто глупо.

Аллегра вдруг вспомнила, как вела себя Кармен. Еще не видев плод, она стала рассуждать так, словно малыш уже родился. Может, нечто подобное происходит и с Сэм, она чувствует пресловутую связь с младенцем?

– Эл, я не могу избавиться от ребенка, – повторила Саманта, – во всяком случае, не путем аборта.

– Но почему?

Аллегра ничего не понимала. В семье Стейнбергов придерживались моральных норм, но вполне разумно, без фанатизма, и они не католики.

– У меня срок пять месяцев.

– Что-о? – Услышав это, Аллегра чуть не упала со стула. – Какого черта ты молчала столько времени? Надо было рассказать мне раньше! Чем ты занималась все пять месяцев? Мечтала?

– Я не знала, – честно призналась Сэм. Она всхлипнула. Слезы закапали на стол. – Честное слово. У меня всегда были нерегулярные месячные, и в этот раз, когда произошла задержка, я решила, что это из-за диеты, или от избытка гимнастики, или из-за экзаменов, или из-за того, что я волновалась насчет колледжа… словом, не знаю. Мне как-то в голову не приходило, что я могу быть беременна.

– Но ты не могла ничего не замечать! Разве ребенок не должен шевелиться или еще что-нибудь в этом роде? Разве ты не видела, что живот увеличивается?

Аллегра присмотрелась к сестре, но та была худая, как доска, и просторная, бесформенная одежда ее беременность полностью скрывала.

– Ну… мне показалось, что я вроде начинаю толстеть, и еще появился волчий аппетит. – У Сэм стал еще более несчастный вид. – Ребенок зашевелился только на этой неделе, и я почувствовала. Правда, я сначала подумала, что у меня рак или просто какая-то опухоль растет в животе.

Бедняжка даже не догадывалась, как обстоит дело. И это в конце двадцатого века, в цивилизованной стране, в городе, где живут, вероятно, самые искушенные люди! Бедная Сэм решила, что у нее опухоль. Аллегре стало отчаянно жаль сестру, но положение было угрожающе серьезным.

– Думаю, тебе придется родить ребенка и отдать его на усыновление.

Сэм только молча смотрела на нее с отсутствующим видом. Она даже не знала, какого пола этот ребенок. Ей предложили опредёлить пол, когда делали ультразвук, но она отказалась. Она не хотела знать, мальчик это или девочка, вообще ничего не желала знать. Она просто не хотела, чтобы «оно» в ней было.

– Эл, что делать, что делать? Если я не расскажу родителям, мне придется вскоре сбежать из дома. – От одной мысли об этом Сэм бросало в дрожь.

– Ты не можешь сбежать из дома.

– А что еще делать? Просто ума не приложу. Всю прошлую неделю я только о том и думала, удрать или нет, но сначала решила поговорить с тобой.

– Нам придется рассказать маме. Если она очень рассердится или они выгонят тебя из дома, ты можешь пожить у меня, пока ребенок не родится. – Аллегра снова присмотрелась к худенькой фигурке Сэм. – Кстати, когда он должен родиться?

У нее все еще в голове не укладывалось, что перед ней беременная женщина. И это не Кармен, а ее младшая сестра семнадцати лет от роду!

– В августе. Эл… ты мне поможешь рассказать родителям?

Аллегра кивнула. Сестры протянули друг другу руки через стол. Через несколько минут Аллегра заметила, что две коротко стриженные женщины за соседним столиком смотрят на них с одобрительной улыбкой. Видимо, они приняли Аллегру и Сэм за лесбиянок. Аллегра улыбнулась и, расплачиваясь по чеку, поделилась своими наблюдениями с Сэм. За весь ленч это было единственное, что вызвало у нее улыбку, Аллегра всерьез опасалась, что после такого ленча у сестры будет несварение желудка.

– Когда ты собиралась сказать родителям?

– Никогда, – призналась Сэм. – Но наверное, лучше все-таки сказать, пока они сами не заметили. Мама и так уже пару раз как-то странно на меня посматривала, когда я слишком усердно налегала на еду за завтраком. Но скорее всего она всерьез об этом не задумывалась. У нее слишком много забот с сериалом, ремонтом и твоей свадьбой. Папа тоже ни о чем не подозревает, ему до сих пор кажется, что мне пять лет и я должна ходить с косичками.

В действительности, обеим сестрам нравилась в родителях эта черта. Несмотря на то что Саймон и Блэр во многих отношениях были многоопытными людьми, в них оставалась какая-то трогательная невинность. Отец видел в своих дочерях – да и не только в них, почти во всех, с кем общался, – лишь самое хорошее, он редко говорил о ком-то дурно. Сэм боялась, что ее новость разобьет ему сердце. Она готова была на все, лишь бы не говорить отцу о ребенке, и в то же время сознавала всю невозможность такого шага.

– Завтра я приеду, и мы поговорим с ними вместе, – пообещала Аллегра таким тоном, как будто речь шла о том, чтобы вместе отправиться на гильотину. Но что дальше? Что делать Саманте? Вот главный вопрос. – Сэм, что ты собираешься делать? Ты хочешь отдать ребенка в приют? Оставить у себя? – Им нужно вместе искать ответы на эти вопросы. Ребенок появится всего через четыре месяца, и хочешь не хочешь, придется что-то решать.

– Каждый раз, когда я об этом думаю, меня охватывает паника, и я ничего не могу придумать. Мне хочется только одного: пусть то, что во мне, куда-нибудь исчезнет, как будто его и не было.

– Сэм, не стоит рассчитывать на чудо, – наставительно сказала старшая сестра, а про себя подумала: «Судя по всему, Сэм не способна принять какое-то решение».

Выйдя из ресторана, сестры пошли прогуляться, но обе были не в настроении ходить по магазинам. Наконец Аллегра отвезла сестру домой, обняла ее на прощание и посоветовала сохранять спокойствие до следующего дня, когда она приедет и они вчетвером все решат.

– И выкинь из головы всякую ерунду вроде побега из дома! От себя все равно не убежишь, будем держаться вместе.

Сэм поблагодарила старшую сестру. Когда она побрела к дому, Аллегре показалось, что у нее не только поникли плечи, но и все тело как-то обмякло. Хорошо, что хотя бы беременность пока не заметна. Но как воспримут новость родители, Аллегре было страшно даже представить. Завтра предстоит тяжелый разговор. Какими бы чуткими и понимающими ни были родители, беременность младшей дочери будет для них страшным ударом. К несчастью, здесь не может быть благополучного решения. Если Сэм откажется от ребенка, то вполне возможно, что впоследствии не раз пожалеет о своем поступке, во всяком случае, неизбежно будет вспоминать о нем с болью. А если сохранит, вся ее жизнь пойдет под откос. Положа руку на сердце, Аллегра не видела в беременности сестры абсолютно ничего хорошего. Для Саманты беременность – не что иное, как катастрофа.

Было странно думать, что Кармен узнала, что станет матерью, с огромной радостью; она, Аллегра, тоже хотела бы иметь детей, даже Джефф уже заводил разговоры о малыше, но то, что для одних – счастье, для другого человека оборачивается трагедией. Все так перепуталось…

Аллегра возвращалась в Малибу в подавленном настроении. Поставив машину, она не стала заходить в дом, а вышла посидеть на пляже. Там ее и застал Джефф через два часа, когда вернулся домой. Аллегра сидела на песке, обхватив колени руками. Ленч с Тони Якобсоном затянулся дольше, чем предполагал Джефф: оказалось, что им нужно обсудить очень много вопросов, касающихся фильма, и оба остались довольны друг другом. Но, ступив на деревянный настил, Джефф с первого взгляда на Аллегру почувствовал неладное. Вид у нее был совершенно отсутствующий, как будто она пребывала в своем отдельном мирке. Наверное, она все-таки позвонила родному отцу, предположил Джефф.

– Привет. – Он сел рядом с ней. Аллегра повернула к нему голову, но не ответила. Джефф нежно провел пальцами по ее длинным светлым волосам. – Ты что, с Сэм поссорилась?

– Нет. – Аллегра печально улыбнулась, Джефф всегда так добр к ней, в каком-то смысле он относится к ней, как Саймон. Как странно: ей столько лет приходилось бороться с демонами в своей душе, а теперь она победила их и вольна полюбить такого человека, как Джефф.

– Что-то у тебя невеселый вид. Плохие новости?

Аллегра кивнула и снова стала смотреть на океан.

– Я могу чем-нибудь помочь?

Аллегра понимала, что не должна все рассказывать Джеффу, но если ребенок родится в августе, значит, тайна в любом случае скоро перестанет быть тайной.

– Боюсь, помочь не может никто. – Аллегра посмотрела ему в глаза. – Сэм на шестом месяце беременности.

– Тьфу, черт! Кто отец? – Джефф даже не знал, что у Сэм есть парень.

– Отец – некий тридцатилетний француз, фамилии которого она не знает, пять месяцев назад он был здесь проездом, кажется, по пути в Токио. В агентстве, так же как и у Сэм, нет о нем информации. Он просто приехал в город, сделал несколько ее фотографий и уехал, оставив ей «подарок».

– Здорово. А аборт при ее сроке делать можно, и хочет ли она избавиться от ребенка?

– На оба вопроса ответ «нет». Пять месяцев – слишком большой срок для операции, и она все равно не хочет ее делать. Завтра мы собираемся рассказать родителям.

– Она хочет оставить ребенка?

– Не знаю. По-моему, она так потрясена, что не способна найти разумный выход. Но ей нельзя оставлять ребенка у себя. Она слишком юная, у нее будет испорчена вся жизнь. Однако я не имею права диктовать ей, как поступить, это очень важное решение, она должна принять его сама.

– Понимаю. – Серьезные глаза Джеффа были полны сочувствия. – Если я могу хоть чем-то помочь – только скажи. – Но он чувствовал себя бесполезным. Никто из них ничего не мог поделать, разве что поддержать Сэм в тяжелом испытании, которое ей предстояло.