Текст книги "Свадьба"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Пять больших чашек черного кофе помогли Аллегре продержаться до утра. Она то сидела в кресле, листая журналы, то бродила по залу, думая о Брэндоне. Сначала хотела написать ему письмо, в котором выскажет все, что думает и чувствует, но потом решила, что не стоит этого делать. Она не знала, как поступить. Можно было бы вернуться в отель «Фэрмаунт» или позвонить туда прямо сейчас. Она многое могла бы сделать, но больше всего ей хотелось поскорее вернуться домой и хорошенько все обдумать.

Аллегра опять села в кресло и стала наблюдать рассвет. Думая о Брэндоне, она снова заплакала. В шесть утра, когда она наконец заняла место в самолете, в голове у нее был туман, ноги подкашивались. Кроме Аллегры, первым рейсом летели две семьи да еще несколько человек – судя по виду, бизнесмены. В субботу утром в аэропорту вообще было очень мало народу.

Стюардесса палила Аллегре еще чашку кофе и принесла поднос с завтраком, к которому она, обессиленная, даже не притронулась. Она провела в дороге почти двадцать часов и выглядела соответствующим образом. В десять минут восьмого она снова взяла такси в аэропорту – на этот раз в аэропорту Лос-Анджелеса. Это был уже третий аэропорт, где она побывала меньше чем за два дня.

Сказав таксисту адрес, Аллегра устало откинулась на спинку сиденья и положила голову на подголовник. Когда она открыла входную дверь и вошла в свой дом, часы показывали восемь. Меньше чем за неделю, пока ее не было дома, она успела влюбиться в человека, который живет в трех тысячах миль от нее, и обнаружить, что другой мужчина – тот, которому она хранила верность два года, ее обманывает. Это была тяжелая неделя, особенно нелегко далась ей прошлая ночь в Сан– Франциско.

Аллегра поставила чемодан на пол и огляделась. На письменном столе лежала стопка писем, которые сложила туда приходящая домработница. Кассета автоответчика была израсходована почти полностью. Аллегра нажала кнопку прослушивания. Сообщения были обычные: из химчистки – о том, что там не смогут отремонтировать пиджак; из прачечной – о том, что потерялась наволочка; из оздоровительного клуба – с предложением записаться на занятия; и из гаража, где она обычно покупала покрышки. Накануне звонила мать, чтобы узнать, придет ли она в субботу к ним на обед. Кармен оставила сообщение, что временно живет у друзей. Номер телефона, который она назвала, показался Аллегре знакомым, но она не могла вспомнить, чей он, к тому же Кармен произнесла его скороговоркой. Самым последним шло сообщение от Брэндона. Он передал, что улетает в Сан-Франциско повидаться с дочерьми. Процесс закончился раньше, чем они рассчитывали, и девочки очень просили их навестить. «Ты, наверное, устала в Нью-Йорке, и дома за неделю накопилось много дел, увидимся в воскресенье вечером, когда я вернусь».

Интересно, соизволит ли он позвонить еще раз или сочтет, что и этого достаточно? А может, рассчитывает на ее звонок?

Прямо сейчас она никому не собиралась звонить, тем более Брэндону. Ей хотелось побыть одной, зализать раны и решить, что делать дальше. Она пока еще не придумала, что и как скажет Брэндону, но его измена не вызывала ни малейших сомнений, и Аллегра не допускала мысли, что после всего этого их отношения могут продолжаться.

Она распаковала вещи, развесила одежду по шкафам. Затем заварила себе чай и поджарила пару тостов. Приняла душ, вымыла голову и постаралась привести себя в более или менее нормальное состояние. Но все это время ее не отпускала почти физическая боль в сердце. Как будто, когда она увидела бюстгальтер и прозрачную ночную рубашку подружки Брэндона, где-то глубоко внутри у нее что-то сломалось и теперь она испытывала от этого непроходящую боль.

В десять часов утра она позвонила родителям, но когда услышала от Саманты, что их нет дома, то испытала странное облегчение. Родители ушли в клуб играть в теннис. Аллегра сказала сестре, что у нее все в порядке, что она только недавно вернулась из Нью-Йорка и что у нее накопилось слишком много дел, поэтому она не сможет прийти в субботу на обед.

– Сэм, ты все передашь маме?

– Ладно, передам, – небрежно бросила сестра, и Аллегра забеспокоилась, узнает ли мать о ее звонке. Порой голова у Саманты бывала занята куда более важными вещами с ее точки зрения, например, предстоящей вечеринкой, мальчиками, походом по магазинам с подружками или еще чем-нибудь в этом роде.

– Так передашь? Не забудешь? Мама должна знать, почему я ей не перезвонила.

– Ба-а, послушайте, кто говорит – Мисс Важная Персона! Слушай, Элли, по-моему, ты ничего такого важного

не сказала.

– Может, для мамы это важно – в отличие от тебя.

– Ладно, сестренка, успокойся, передам я, что ты звонила. Кстати, как съездила? Купила что-нибудь в Нью-Йорке?

«Ну да, купила – книгу, написанную человеком, с которым я каталась на коньках», – подумала Аллегра.

– У меня не было времени ходить по магазинам.

– То-оска, так неинтересно.

– Кстати, это была не увеселительная поездка, я работала. – Но не только! – Как мама себя чувствует?

– Нормально, а что?

Саманта, кажется, удивилась вопросу Аллегры. Разве может быть что-то не в порядке? В семнадцать лег весь мир для нее был ограничен рамками ее собственных интересов, а родители пока стояли на последнем месте.

– Она не слишком расстраивается, что не получила премию?

– Да нет. – Сэм пожала плечами. – Она ничего такого не говорила, по-моему, ей все равно.

К сожалению, Саманта плохо знала свою мать. Блэр очень взыскательна к себе и другим, она во всем стремится к совершенству и, занимаясь каким-либо делом, не упускает из виду ни одной даже самой незначительной детали. Аллегра не сомневалась, что мать очень переживает из-за «Золотого глобуса», но гордость не позволяет ей сказать об этом вслух, а семнадцатилетняя Сэм, конечно, не догадывается о чувствах матери. Она учится в выпускном классе, и больше всего ее занимают магазины, первый опыт работы фотомоделью и предстоящее поступление в колледж.

– Скажи маме, что я позвоню, когда будет время, и папе передай привет. Я их обоих люблю.

– Может, записать все это дословно?

– Заткнись.

– Похоже, ты не в духе.

– Я всю ночь просидела в аэропорту. – Не говоря уже о том, что этой ночи предшествовало. Конечно, она не в настроении выслушивать всякую ерунду от семнадцатилетней девчонки.

– Ой, прости-и-и…

Аллегра решила, что с нее хватит.

– Всего хорошего, Сэм.

Повесив трубку, она немного подумала и позвонила Алану. Но у него дома к телефону никто не подошел. Жаль, ей так хотелось поговорить с ним. Алан никогда не жаловал Брэндона, но был справедлив. Кроме того, ей хотелось рассказать ему о Джеффе, узнать, не решит ли он, что она совсем рехнулась – влюбилась в полузнакомого мужчину.

К полудню Аллегра так вымоталась, что даже мысли стали путаться. Тогда она сдалась, отложила все дела и легла. Никто к ней не приходил, и телефон молчал. Брэндон так и не позвонил, даже не поинтересовался, как она долетела. Аллегра без помех проспала шесть часов и проснулась, когда на улице снова стемнело. Она открыла глаза с ощущением, будто ей на грудь давит груз весом в десять тысяч фунтов, а в желудке лежит булыжник. Она долго лежала на спине, глядя в потолок, и думала о произошедшем. Из глаз медленно потекли слезы, стекая по щекам на подушку. Предыдущая ночь была самой ужасной в ее жизни, а сейчас она не в силах придумать, что делать дальше. Не хотелось начинать все сначала, она больше никогда не сможет никому доверять. Даже Джефф – и тот, наверное, всего лишь один из многих, все они одинаковы. Она всегда выбирала и продолжает выбирать только таких мужчин, которые не способны дать ей счастье, которые избегают ее, причиняют ей страдания, а в конце концов и вовсе исчезают из ее жизни. Единственный мужчина, который никогда не заставит ее страдать и который никогда от нее не сбежит, – Саймон Стейнберг. Только ему она может доверять, только его можно любить. Аллегра была абсолютно уверена, что отец ее никогда не предаст.

Но сейчас ей предстояло иметь дело с Брэндоном. Все это было неимоверно тяжело. Если она посмотрит ему в глаза, когда он станет ей лгать, то возненавидит его еще сильнее.

Аллегра не помнила, когда ела в последний раз. Вернувшись домой, она не позавтракала – или не поужинала – и легла в постель, то засыпая, то просыпаясь в слезах, то снова засыпая. Так продолжалось долго. Только в воскресенье, проснувшись утром, Аллегра наконец поднялась с постели. Ощущение было такое, будто накануне ее сильно избили. Все тело у нее болело с головы до ног, и она даже не понимала почему. Нестерпимая душевная боль превратилась почти в физическую, к тому же сердце не переставая ныло. Разговаривать ни с кем не хотелось, она включила автоответчик и даже не стала снимать трубку, когда позвонила Кармен. Судя по тому, как Кармен хихикала и как радостно звучал ее голос, у нее все было в порядке.

Вплоть до четырех часов, когда наконец позвонил Брэндон, Аллегра ни разу не подошла к телефону.

Услышав голос Брэндона, она сразу сняла трубку – ей хотелось побыстрее покончить с неприятным делом, а Брэндон обещал заехать вечером, как только прилетит из Сан-Франциско.

– Здравствуй, Брэндон, – спокойно сказала Аллегра. Рука у нее сильно дрожала, буквально ходила ходуном, но голос не дрогнул.

– Привет, детка, как ты там? Как долетела из Нью-Йорка?

– Спасибо, хорошо. – Она говорила с холодком, но без недовольства, и Брэндон решил, что ее мысли заняты работой. С ним тоже такое часто бывало, и он не увидел в ее холодности ничего странного.

– Я звонил тебе в пятницу днем, но не застал, – спокойно сообщил он, ни о чем не подозревая.

– Я прослушала твое сообщение. Откуда ты звонишь? Ее напряжение постепенно росло.

– Все еще из Сан-Франциско, мы с девочками прекрасно провели выходные вместе, – разглагольствовал Брэндон как ни в чем не бывало. – Теперь, когда процесс закончился, у меня словно гора с плеч свалилась. Просто потрясающе.

Очевидно, уик-энд тоже прошел «потрясающе».

– Что ж, рада слышать. Когда ты возвращаешься в Лос– Анджелес?

– Собираюсь вылететь шестичасовым рейсом, могу заехать к тебе около восьми.

– Это было бы замечательно. – Аллегра сама почувствовала, что голос прозвучал механически, как голос робота, и Брэндон на сей раз это заметил.

– Что-нибудь не так, дорогая? – В его голосе не слышалось тревоги или сочувствия, только удивление, ведь обычно она была такой сердечной. – Все еще не отошла от перелета? Трудная была поездка?

– Да, пожалуй. – Это была самая трудная поездка за всю ее жизнь. – Значит, увидимся в восемь.

– Отлично. – Брэндон поколебался, словно чувствуя, что от него требуется нечто большее, чем обычно, и в кои-то веки решил добавить: – Аллегра… я очень по тебе соскучился. – Он был большим мастером заметать следы.

– Я тоже, – прошептала она, чувствуя, как глаза снова наполняются слезами. – Я тоже по тебе скучала.

Всего хорошего, до вечера. – Аллегра попыталась закончить разговор.

– А ты не хочешь пойти куда-нибудь пообедать?

Аллегра могла только удивляться, как у него еще остались

силы после уик-энда с Мисс Прозрачное Неглиже. Впрочем, может, они знакомы уже давно, страсти поутихли и от Брэндона не требовалось такого пыла, как ей представлялось.

– Честно говоря, я бы лучше осталась дома. – То, что она собиралась, нельзя было сказать в ресторане или где-нибудь еще, разговор не для чужих ушей. И ради собственного блага ей нужно покончить с этим разговором как можно скорее.

Аллегра вышла прогуляться, потом еще раз позвонила родителям. Матери соврала, что собирается допоздна работать в офисе.

– В воскресенье? – Блэр забеспокоилась: дочь слишком много работает, да и голос звучит устало. – Ну куда это годится!

– Мама, не забывай, я отсутствовала целую неделю. Заеду к вам как-нибудь в будни.

– Береги себя, – заботливо сказала Блэр. Аллегра была благодарна матери за то, что та на этот раз даже не спросила о Брэндоне.

На обед Аллегра ограничилась йогуртом, попыталась смотреть по телевизору новости, но поймала себя на мысли, что не понимает ни слова. Наконец она просто легла на диван и стала ждать вечера. В пятнадцать минут девятого с улицы донесся гул мотора. Услышав, что Брэндон вставляет ключ в замок – она примерно год назад дала ему ключи от дома, – Аллегра села. Брэндон вошел с довольным видом, заулыбался и подошел к дивану, где сидела Аллегра, намереваясь обнять ее. Но его ждал сюрприз – она встала с дивана и отошла в сторону, пристально глядя на него. В его глазах она не находила ответа ни на один из мучивших ее вопросов.

Брэндон этого не ожидал. Обычно Аллегра бывала приветливой, нежной, и сейчас он опешил. Довольно долго она не издавала ни звука, они стояли и молча смотрели друг на друга. Наконец Брэндон прервал молчание:

– Что-нибудь случилось?

– По-моему, да, а по-твоему, Брэндон?

Больше она ничего не добавила. Брэндон насторожился, лицо стало каменным.

– Что все это значит?

– Может, ты сам мне объяснишь, Брэндон? Кажется, уже давно происходит нечто такое, о чем я не знала. Некие события, о которых тебе следовало бы упомянуть.

– Какие, например? – Брэндон посмотрел ей в глаза. Аллегра чувствовала, что он начинает сердиться, но знала, что это своего рода защитная реакция. Его поймали с поличным, и Брэндон понял это сразу. – Не понимаю, о чем это ты толкуешь.

Он подошел к Аллегре. Не сводя с него глаз, она снова села.

– Понимаешь, понимаешь. Ты прекрасно понял, что я имею в виду, только пока не знаешь, как много мне известно. Кстати, я тоже не знаю. Именно это я и хотела бы выяснить. Сколько времени это происходит? Как часто? Со сколькими женщинами ты переспал за время, пока мы встречаемся? Ты обманывал меня все два года или это началось только недавно? Когда это началось, Брэндон? Я вдруг вспомнила все случаи, когда ты летал в Сан-Франциско без меня, заявляя, что хочешь побыть с девочками один или что вам с Джоанной нужно обсудить финансовые вопросы. И это не считая твоих поездок в Чикаго и дела, которое ты якобы ведешь в Детройте. Что это было? – Аллегра холодно смотрела ему в глаза. Внезапно боль, которую она испытывала последние два дня, исчезла, внутри у нее все как будто заледенело. – Когда это началось?

– Совершенно не представляю, о чем ты говоришь. – Брэндон попытался все отрицать и выставить ее дурочкой, но побледнел и тяжело опустился в кресло. Пока он доставал сигарету, Аллегра заметила, что руки у него дрожат.

– Все правильно, Брэндон, ты и должен нервничать. На твоем месте я бы заволновалась, – заметила она, наблюдая за ним. – Какой смысл в твоей лжи? Мы ведь даже не женаты, зачем утруждать себя обманом? Почему нельзя было просто сказать, что между нами все кончено, не дожидаясь, пока дело зайдет так далеко?

– Далеко? Как это? – Брэндон попытался изобразить растерянность. Он был бы рад намекнуть, что она просто свихнулась, но ему не хватало наглости. Он ясно видел, что Аллегра вне себя от ярости.

– Так далеко, как в этот уик-энд, в «Фэрмаунте». Неужели я должна произнести все по слогам?

Длинные светлые волосы Аллегры разметались но плечам, и она даже не догадывалась, как привлекательно выглядит в облегающих джинсах и старенькой голубой футболке.

– Да что все это значит?

Видимо, Брэндон решил держаться до последнего. Аллегра взглянула на него с нескрываемым презрением.

– Ну хорошо, ты хочешь, чтобы я все объяснила – я готова, хотя на твоем месте не стала бы настаивать. В пятницу вечером я позвонила тебе в офис, и секретарша сказала, что ты улетел в Сан-Франциско навестить девочек. И я по наивности решила сделать тебе сюрприз. Сдала билет до Лос-Анжелеса и купила другой, до Сан-Франциско.

По мере того как Аллегра говорила, Брэндон все больше бледнел, но пытался сохранять внешнее спокойствие, закурил и посмотрел на Аллегру прищурившись.

– Я прилетела в Сан-Франциско, – продолжала Аллегра. – Полет был отвратительный, вылет задержали, но от подробностей я тебя, так и быть, избавлю. До «Фэрмаунта» я добралась к половине двенадцатого, дело было в пятницу, и я хотела сделать тебе сюрприз – раздеться и залезть в твою постель. У стойки я представилась как миссис Эдвардс, и мне выдали ключи.

Брэндон потушил сигарету, раздавив ее в пепельнице.

– Им не следовало так поступать, – буркнул он с раздражением.

– Возможно, – грустно сказала Аллегра. История была не из приятных, и она словно переживала все заново. – Как бы то ни было, я открыла дверь своим ключом и вошла в номер. Мне здорово повезло – тебя и твоей подружки не было в номере. Сначала я подумала, что мне дали не тот ключ, но потом узнала твой пиджак и кейс. Однако я не узнала множество других вещей. Было только ясно, что они принадлежат не мне, не Ники, не Стефани и даже не Джоанне. Так чьи это были вещи, Брэндон? Стоит мне тебя спрашивать или просто остановимся на этом, и дело с концом?

И она молча посмотрела на него в упор. Брэндон тоже молчал, пытаясь найти нужные слова, но слова не шли.

– Напрасно ты туда заявилась, Аллегра, – сказал он наконец.

Ответ был столь неожиданным, что Аллегра даже испугалась.

– Это еще почему?

– Тебя не приглашали. Видишь ли, ты получила именно то, чего заслуживала, – учитывая, что нагрянула незваной. Когда ты уезжаешь в командировку, я же не являюсь к тебе ни с того ни с сего. Я не твоя собственность, а ты не моя, мы не муж и жена, каждый из нас имеет право жить по-своему.

– Вот как? – Аллегра искренне изумилась тому. – Я думала, что мы более или менее… как эго в наше время называется… стабильная пара? Или это уже в прошлом? Тогда кто мы? Я считала, что мы оба существа моногамные, но, видно, я ошибалась.

Брэндон встал.

– Я не обязан тебе ничего объяснять, мы не женаты.

– Это верно, – согласилась Аллегра, наблюдая за ним. – Ты женат на другой женщине.

– Так вот что тебя больше всего гложет? То, что я берегу свою независимость? Я не принадлежу ни тебе, ни кому-то еще, я сам по себе. Ты мне не хозяйка – ни ты, ни твои родственнички. Я делаю то, что хочу.

Аллегра даже не догадывалась, что он затаил злобу, она и понятия не имела, что он способен на такое.

– Я вовсе не хотела сделать тебя своей собственностью, я хотела только любить тебя – ну может, еще когда-нибудь стать твоей женой.

– Меня это не интересует. Если бы я хотел на тебе жениться, я бы давным-давно развелся с Джоанной. Неужели ты сама не догадывалась?

Аллегре было не только больно. Она почувствовала себя идиоткой. Разгадка все это время лежала на поверхности, все было именно так, как говорила доктор Грин, только она ничего не видела или не хотела видеть. Ни тогда, ни сейчас она не хотела знать правду. И от этого было еще больнее.

– Ты меня просто использовал! – обрушилась Аллегра на Брэндона. – Ты меня обманывал, водил за нос! Кто дал тебе право так поступать со мной? Это нечестно, я ведь была тебе верна!

– Честность, справедливость, верность – все это чушь собачья, ты знаешь хоть одного честного человека в этом мире? Так что с меня довольно. Каждый сам о себе заботится как может.

– Например, говорить одной женщине, что отправился навестить детей, а сам в это время спит с другой? Так, что ли?

– Аллегра, это моя жизнь, моя работа, мои дети. А тебе

вечно хотелось во все сунуть свой нос, во всем поучаствовать. Знаешь, мне это никогда не нравилось.

– Нет, я не знала, – печально призналась Аллегра. – Этого я никогда не могла понять. Может, тебе нужно было мне объяснить, иначе мы не зашли бы так далеко и не потратили друг на друга два года жизни?

– Потратили? Я ничего не тратил. – Брэндон самодовольно ухмыльнулся. – Я делал только то, что сам хотел.

– Убирайся из моего дома! – Аллегра с ненавистью посмотрела на него. – Ты просто ничтожество, врун, прохиндей! Я попусту два года тратила на тебя душевные силы. Ты не способен на чувства, ты не можешь ничего дать ни мне, ни своим друзьям, ни знакомым, ни даже тем, кого ты якобы любишь. Ты даже собственным детям ничего не даешь. Больше всего на свете ты боишься, что кто-нибудь может вторгнуться в твое пространство, или, не дай Бог, заставит испытать хоть какие-то чувства, или, еще того страшнее, станет ждать от тебя каких-то обязательств. Да ты просто жалкая пародия на мужчину! Все, хватит, убирайся из моего дома!

Брэндон колебался лишь мгновение, мельком покосившись на дверь спальни. Аллегра встала с дивана, подошла ко входной двери и распахнула ее.

– Ты слышал? Уходи. Убирайся. Я не шучу.

– Кажется, у тебя в спальне осталась кое-какая моя одежда.

– Я пришлю ее тебе по почте. Прощай.

Она стояла у двери и ждала. Брэндон прошел мимо нее с таким видом, будто рад бы был ее задушить и нисколько не пожалел бы об этом. Он не извинился, не удостоил ее взглядом и не попрощался. Брэндон оказался совершенно бессердечным существом. Обидные слова, которые он бросал Аллегре, ранили ее в самое сердце. Она услышала все: и что он никогда не хранил ей верность, и что всегда поступал так, как считал нужным. Брэндон – холодный, бессердечный эгоист, и никакого терпения, никакого человеческого тепла не хватит, чтобы его изменить. Хуже всего было то, что Аллегра услышала и те слова, которые он не произнес вслух: она поняла, что он ее не любит и никогда не любил. Каждое сказанное им слово лишь подтверждало правоту доктора Грин. Сейчас, стоя у закрытой двери, Аллегра только удивлялась, как она могла не догадываться об этом.

Долго еще после ухода Брэндона она сидела и думала о том, что случилось, в конце концов снова заплакала. Он действительно такой, каким она его называла, – пустой, ничтожный, эгоистичный, бездушный, но ведь она два года его любила – или думала, что любит, – и верила, что он отвечает ей взаимностью. Больнее всего было сознавать свою жестокую ошибку. Аллегра даже не посмела обратиться за утешением к доктору Грин. Ей было бы невыносимо услышать, что она ни в чем не изменилась. Она не стала звонить и матери, догадываясь о мнении Блэр и не желая его слышать. Блэр наверняка сказала бы: оно и к лучшему. Аллегра сама понимала, что без Брэндона ей будет лучше, чем с ним, что он ее использовал и сознательно вводил в заблуждение. На самом деле ему было на нее плевать, в чем он и признался, сидя на ее диване, покуривая сигарету и безжалостно разрушая то немногое, что еще оставалось от ее чувства. Аллегре хотелось с кем-то поделиться, рассказать, что она обманута, что Брэндон оказался мерзавцем, но рассказать было некому. Она была совсем одна. Такой же она была до встречи с Брэндоном – одинокой, брошенной последним любовником. Тогда ей казалось, что горький урок пошел на пользу, но напрасно она так считала. Теперь от правды не скроешься, и это самое страшное.

Аллегра легла в постель и стала снова думать о Брэндоне. Он недостоин ее, без него ей будет только лучше. Она обнаружила женские вещи в его гостиничном номере. Однако не все в их прошлом было так плохо. Глядя на фотографию, сделанную в прошлом году в Санта-Барбаре, Аллегра не могла не вспоминать, как у них все было хорошо тогда, ведь она думала, что очень его любит. От этих мыслей становилось еще горше.

Интересно, позвонит ли он? Будет ли сожалеть о случившемся? Попросит ли прощения за то, что так несправедливо с ней обошелся? Впрочем, Аллегра уже дважды побывала в подобной ситуации, и ни один из ее «бывших» так и не позвонил. Разбив ее сердце, они просто исчезали, по-видимому, чтобы сделать то же самое с другой женщиной. Сегодня вместе с Брэндоном Эдвардсом от нее ушли два года ее жизни.

Позже, уже глубокой почыо, Аллегра встала с постели и зажгла свет. Ей пришлось собрать для этого все силы. Остановившись у окна и глядя в темноту, она снова задумалась о Брэндоне. Конечно, теперь можно позвонить Джеффу и сказать, что свободна, но она не хотела это делать. Ей нужно было время, чтобы оплакать свою потерю. Каким бы, Брэндон ни был мерзавцем, как бы плохо к нему ни относились все ее родные, все же она два года его любила.