Текст книги "Неизвестный сталкер (ЛП)"

Автор книги: Далия Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Это уже на одну заботу меньше. Я частично расслабляюсь.

Двери последнего вагона с грохотом открываются перед ней. Я натягиваю воротник повыше на нос и опускаю капюшон ниже, прежде чем последовать за ней внутрь, руки зарыв в карманы свитшота. Локоть случайно задевает впадину между её лопатками, когда я подхожу к её уровню, и она вздрагивает, почувствовав меня за спиной. Я уже отступил на несколько шагов, когда она резко разворачивается. Я ощущаю её взгляд на себе, задержавшийся на несколько секунд слишком долго, чтобы быть простой любопытством. Но я продолжаю путь к концу пустого вагона, делая вид, что не обращаю на неё внимания.

Я небрежно сажусь на место в ряду слева, спиной к ней, глаза устремлены на стекло, за которым виднеются рельсы, теряющиеся в туннеле.

Но я смотрю не на это, а на её отражение.

Сидя напротив, возле дверей вагона, она демонстрирует спину, иногда оборачиваясь, чтобы украдкой бросить на меня взгляды.

Я её интригую, и её недоверие возвращается.

Звуковой сигнал закрытия дверей звучит, и её внимание резко отрывается от меня, когда отправление прерывается внезапным появлением мужчины с растрёпанной одеждой. Он запыхался и цепляется за поручни, пока поезд снова трогается, затем занимает первое доступное место в ряду справа: напротив неё.

Раздражение заставляет меня скрипеть зубами, но напряжение в плечах возвращается, когда я замечаю его взгляд на ней. Сначала равнодушный, затем всё более настойчивый. Заинтересованный.

Чёрт.

Я щёлкаю пальцами по очереди, пытаясь направить фрустрацию и заставляю себя сохранять безразличный вид.

Поезд делает первую остановку, и никто не садится и не выходит из этого вагона.

Его глаза всё ещё на ней, внимательные. Её взгляд перестал искать меня. Пока она необычно неподвижно сидит, теперь её настороженность направлена на него.

Моё волнение удваивается. Мышцы ног напрягаются, стопы крепко стоят на полу, готовые прыгнуть при малейшей возможности, чтобы отстранить его от неё.

Поезд снова трогается с металлическим скрипом, и толчки заставляют мигать огни вагона.

Движение мужчины в отражении окна привлекает моё внимание. Его рука, похоже, оторвалась от бедра и положилась на ширинку.

Я дергаюсь.

Она тоже, кажется, это заметила, потому что резко выпрямляет плечи. Она рискует не следить за ним и снова поворачивается к концу вагона.

Ко мне.

Её взгляд уже не настороженный. Он испуганный.

Сердце сжимается, и меня буквально тянет вскочить на ноги. Но я заставляю себя оставаться сидеть, потому что если я встану, я его убью.

Когда объявляют следующую станцию, она находит в себе смелость встать.

Но это ещё не наша остановка.

Её отражение смотрит мне в лицо. Она собирается пройти к концу вагона – ко мне – когда тот тип хватает её за запястье, чтобы удержать. Она вздрагивает.

Сволочь.

Всё во мне взрывается, и я вскакиваю на ноги, рванув в их сторону. Она пытается вырваться, но застывает, услышав, что я подбегаю. Я обхожу её. Внимание полностью на нём.

Я терять время не собираюсь: хватаю его за капюшон свитшота, швыряю на пол и оттаскиваю подальше от неё. Он, вынужденный отпустить, жалко разваливается на грязный пол вагона.

Бросаю быстрый взгляд – она в порядке?

Она тяжело дышит и с сумасшедшим взглядом наблюдает за происходящим.

Стиснув зубы, я снова обращаю внимание на этого подонка и кидаюсь на него, когда он пытается подняться. Его глаза расширяются, когда я поднимаю кулак.

– Чувак… пожалуйста… – умоляет он.

Я нахмуриваюсь.

Нет.

Никто не вправе к ней прикасаться. Я не могу это выдержать.

Она – моя.

Мне положено заставлять её дрожать и трепетать. Мне положено подходить к ней так, чтобы она вздрагивала. Мне положено прикасаться до тех пор, пока она не запыхается.

Мне и никому больше.

Я сажусь верхом на него и колошматю его по грязной морде кулаками. Они бьют по носу, скулам и челюсти. Я избиваю его до тех пор, пока не поливается кровь, брызги не попадают на мой свитер и не покрывают мои перчатки. Мои удары чёткие, несмотря на толчки поезда, когда он приближается к следующей станции.

Я не отрываю глаз от своей цели.

Оглушённый жестокостью, я едва слышу ее крики за спиной.

ГЛАВА 9

Скайлар

Можно подумать, что я притягиваю неприятности.

Я знала, что это он, в глубине вагона. Но тогда он не обращал на меня никакого внимания и даже не пытался подойти, хотя мы какое-то время оставались одни.

И я усомнилась.

Мой взгляд оставался прикован к нему, в то время как настоящая опасность уже ворвалась.

На самом деле у меня всегда было его внимание. У меня оно всегда было.

Иначе откуда бы ему знать, что творилось у меня за спиной? Он появился внезапно, выше моего обидчика примерно на две головы. Он оттолкнул его от меня, а затем начал избивать.

Я позволила ему это сделать, не понимая, что происходит: он оттеснил меня от опасности, хотя сам вроде бы был угрозой. Но когда хруст костей стал невыносим и отвратителен, я попыталась их разнять – держась при этом на расстоянии:

– Всё в порядке, всё хорошо.

Увидев, что он не реагирует, я запаниковала и закричала:

– Прекрати!

Парень в итоге оказался едва узнаваем. У меня остановилось на секунду сердце.

Тогда я схватила его за руку, чтобы оттащить назад. Он был напряжённый и твёрдый под моими пальцами.

Это было страшно.

И в то же время приятно.

Я закрыла глаза, чтобы избавиться от мыслей, которым не место. И когда мои пальцы коснулись его, он вдруг остановился и повернулся ко мне. Он тяжело дышал, дрожал. Я заметила, что пальцами всё ещё сжимаю его руку, и отпрянула.

Поезд остановился, двери открылись. И чувство, которое охватило меня, когда я увидела, как он тащит без сознания тело по платформе, врезалось в меня: благодарность.

***

Прошло несколько дней с тех пор, как случилось это ужасное событие, и, как и раньше, я просыпаюсь посреди ночи. Сейчас около трёх часов утра. Сон, который я обычно вижу, больше не такой, как раньше. Он больше не просто неподвижен. На этот раз он утешает. Он берёт меня в свои объятия и прикасается ко мне. Ласкает там, где мне нравится. И я отвечаю тем же. Я всё ещё ощущаю, как влажнеет моя промежность. Опускаю туда руку.

Я промокла.

И мне ужасно.

Я этого не хочу.

Я не хочу видеть в нём что-то кроме насильника. Но он должен был сыграть героя в тот вечер. Притвориться тем, кем не был изначально. Он должен был позаботиться обо мне, когда я поранилась. Он подарил мне тарталетку с малиной.

Я стону, и отвращение к самой себе сжимает грудь. Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы заглушить нависшую тошноту.

Мне страшно от того, что он пробуждает во мне, в моём теле и разуме. Он вторгается в мою новую повседневность, в мою голову, и заключает меня в тюрьму там. Я ничего не контролирую. Даже свои сны. Я не знаю, кто он. Что он из себя представляет. Его лицо, имя, голос, история.

Меня всё ещё потрясает этот непристойный сон, в котором я испытываю удовольствие в руках моего насильника-защитника.

Снова заснуть мне не хочется. Мне нужно расслабиться. Подумать о чём-то другом.

Я вскакиваю с кровати и направляюсь в ванную. Полностью раздеваюсь и погружаюсь под горячую воду. Она жжёт и одновременно утешает, но дыхание остаётся дрожащим. Я заставляю себя успокоиться.

Я не знаю, что думать обо всём этом. Но я не слепа. Даже если никогда не видела его лица, я представляю его приятным на вид.

И на ощупь.

Я поняла это в ту ночь, когда позволила ему обработать мои порезы. И в тот вечер, когда он вытащил меня из той ситуации. Он… неплох.

Он высокий. Он сильный. Он… Я перестаю оценивать его мысленно, когда чувствую, как напрягается живот. То, что у него хорошее телосложение, не значит, что он плохой человек. Так что нет ничего плохого в том, чтобы посмотреть…

Не так ли?

Я морщусь и начинаю умываться, чтобы думать о чём-то другом, а не о нём. Мой клитор всё ещё чувствителен под прикосновением, но я ограничиваюсь тем, чтобы стереть все следы, оставленные этим сном.

Когда выхожу из ванной, сон окончательно исчез. Четыре часа утра, но я не могу вернуться в кровать и заснуть снова. Я решаю заняться групповым проектом. Беру ноутбук и устраиваюсь за центральным островом на высокой табуретке. Продолжаю наши исследования и чтение научных статей по теме.

Через полтора часа концентрация ослабевает. Я всё время поглядываю на пустое пространство между журнальным столиком и диваном, где несколько дней назад я лежала, обездвиженная, между его массивными бёдрами.

Я вспоминаю его ласки и сопровождавшие их ощущения. Живот напрягается.

Затем ударяет воспоминание о сне. Моя промежность пульсирует, когда волна наслаждения прокатывается по телу. Я ощущаю раскрытие – готовность, что можно оставить след на стуле.

Сжимаю зубы, глаза затуманиваются от желания.

Я этого не хочу.

Я с трудом глотаю слюну и пытаюсь прогнать эти воспоминания, разжигающие моё возбуждение. На время оставляю работу и наливаю себе кофе. Кофеварка шумит, будто разбудила мёртвых. Когда она заканчивает наливать в мой стакан, хлопает дверь.

Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь, держа полотенце прижатым к груди. Экран моего компьютера ослепляет меня и не позволяет увидеть, что происходит с другой стороны островка. Я поспешно его закрываю, и пока глаза привыкают к темноте, я вижу его.

Он стоит у входной двери, весь в чёрном и мускулистый. Огромный.

Мгновенно мои соски выпирают из укрытия, и я сжимаю бёдра, ощущая, как напрягается тело. Казалось, что сердце переселилось в живот, чтобы биться там ниже.

Он не мог прийти в худший момент. Судя по моему нынешнему состоянию, его присутствие одновременно раздражает меня… и облегчает.

Когда он начинает продвигаться вперёд, мне трудно проглотить слюну. У меня есть всё пространство, чтобы убежать и закрыться в своей комнате. Но я не двигаюсь. Я остаюсь неподвижной. Не из страха, а из предчувствия. Болезненно-любопытного, что толкает меня оставаться здесь.

Чтобы увидеть, что он намерен сделать со мной на этот раз, и на что он, возможно – наверное – способен.

Когда он, наконец, оказывается передо мной, он выше меня почти на три головы. Он достаточно широк, чтобы полностью заслонить мой взгляд и погрузить меня во тьму. Тем не менее, я замечаю, что он не носит привычный шлем. Капюшон его толстовки опущен на голову, а лицо скрывает простая белая маска, такая, как продают в магазинах костюмов на Хэллоуин. Одна из самых обычных. Без выражения. Только чтобы видеть и дышать.

Он сознательно скрывается от меня.

Это пугает. И я не понимаю, почему нахожу это… притягательным.

Кто он? Чего он хочет? Что ему от меня нужно?

Там, где я могла бы хотя бы узнать цвет его глаз, темнота мешает мне. Его тяжёлое, глубокое дыхание резонирует в маске, и я понимаю, что моё дыхание короткое и быстрое. Я пытаюсь успокоить его, подстроив своё дыхание под его.

Затем шепчу:

– Зачем ты снова здесь? Чего ты от меня хочешь?

Как и ожидалось, он молчит. Я догадываюсь, что он меня изучает, и мне хотелось бы знать его мысли.

Одна из его перчаточных рук поднимается. Я отступаю, но спотыкание о край рабочей поверхности останавливает движение. Я чувствую, как он снимает полотенце с моих волос. Ещё влажные пряди падают на плечи, щекочут спину, и несколько капель стекают вдоль позвоночника: я дрожу.

Он аккуратно отводит некоторые с моей щеки за ухо, с такой мягкостью, что на первый взгляд кажется непривычной.

Я вздрагиваю, смущённая. Живот сжимается от этих прикосновений, и я сильнее сжимаю бёдра. Я не отстраняюсь, как в прошлый раз. У меня нет возможности – сил – сопротивляться. Поэтому я позволяю ему прикасаться и раскрывать меня.

Его большой палец скользит по челюсти до подбородка и мягко её касается. Я не отводила глаз от его лица – от его искусственных губ – ни на секунду.

В этот момент его палец поднимается на мои губы. Он обводит их контур, изгиб и выпуклость, затем вставляет между губами и упирается в зубы, заставляя меня раздвинуть их. Что я и делаю.

Меня управляет растущее возбуждение. Теперь я живу лишь им и хочу только удовлетворить его. И какие бы ни были последствия, мне всё равно, – говорю я себе.

Моё тело желает его, и он здесь. Стыд, который я чувствовала раньше, рассеялся; я веду себя иррационально и необдуманно, я это осознаю. Но когда тёплая кожа его перчатки касается моего языка, мне плевать на всю эту иррациональность. Я смыкаю губы вокруг него и сосу.

Его палец глубоко входит в рот и обводит контуры моего языка. Сердце пропускает удар, и я стону. Одним толчком он вынуждает меня открыть рот, чтобы вытянуть палец. Я закрываю рот и сглатываю, видя, как его палец размазывает мою слюну по маске там, где у него должен быть рот.

Это одновременно странно и эротично; я вздрагиваю.

Я больше не сжимаю бёдра, чтобы сдержать огонь, что горит во мне. Я позволяю ему затопить меня. Мысли исчезают. Его движения ведут меня, и я поддаюсь, ослеплённая желанием.

Когда он делает ещё шаг, тяжёлый стук его ботинка звучит угрожающе. Я пытаюсь отступить, чтобы хоть как-то вдохнуть, и прижимаюсь сильнее к рабочей поверхности. Край врезается в мои бёдра; я наполовину сижу на столешнице.

Он подходит ближе, и его бёдра прижимаются к моим. Я чувствую выступ в его штанах, упирающийся в мой живот, и моё дыхание учащается. Мне страшно и в то же время я ожидаю продолжения.

Он поднимает руку и, когда палец тянет за полотенце, чтобы снять его, я его задерживаю. Я ещё в здравом уме, чтобы помешать.

Не это. Не с маской между нами. Не когда я не знаю ни его имени, ни его лица.

Тем не менее, когда он хватает меня за бёдра и поднимает на столешницу, я позволяю. Полотенце зажато высоко на моих бёдрах и почти ничего не скрывало бы при дневном свете. Он раздвигает ноги, и я даю ему занять пространство.

Что со мной происходит…

Его большие руки сжимают мои бёдра. Они жмут, гладят; его пальцы рисуют маленькие круги внутри них, и я следим за их подъёмом к моей промежности. Каждый вдох становится смешно коротким, пока волны удовольствия захлёстывают меня. Когда один из его больших пальцев оказывается у моей складки, в нескольких сантиметрах от моего входа, я затаиваю дыхание… Ох. Мышцы бёдер дрожат – ясно, что это не я командую.

Я впадаю в состояние транса. Разум исчезает; я живу лишь ощущениями, которые даёт его присутствие и прикосновения.

Мои ноги бессознательно подтягиваются кверху на стол, сильнее раздвигая их, чтобы облегчить ему доступ.

Мой внутренний голос в конце головы кричит, тревожится, беспомощен: «Беги!»

Моё желание торопится заставить его замолчать: «Дай этому случиться».

Его большой палец уже на лоне ускоряет моё дыхание. Он поднимает возбуждение, ломает остатки разума, затемняет поле зрения и покрывает кожу тонкой плёнкой пота. Ладони становятся влажными и оставляют отпечатки на столешнице; когда я подтягиваю пятку сильнее, она соскальзывает и бьётся о ручку ящика. В груди сжимается вдох. Резкая боль накатывает.

Мои швы.

Реальность врезается в меня, и возбуждение тает до исчезновения. Как будто вуаль желания снята – я осознаю происходящее. Испускаемая мной жидкость вызывает во мне отвращение прямо сейчас.

Я позволила нападавшему меня трогать.

Сжимаю зубы, чтобы не завопить. От ярости? От боли? Возможно, и от того, и от другого – они идут рука об руку. Я издаю больше рычание, чем стон.

Я зла.

Зла на себя за то, что допустила это.

Срываю его руки с себя и ногой, здоровой ногой, отталкиваю его в грудь. Он крепок – мой «удар» едва сдвинул его на шаг.

Я больше не слышу гул возбуждения. Желание сделало меня слепой и глухой к происходящему.

Его дыхание дрожит в этой тупой маске; он тоже кажется рассерженным.

Боль оглушает. Я сжимаю пальцы, чтобы унять острую жгучую боль в пятке, и прячу лицо, красное от стыда, прикладывая лоб к колену. Но мои движения вызывают кровотечение. Капли брызгают на пол. Я чувствую, как его перчатые пальцы сжали мою лодыжку. Я резко освобождаюсь и поднимаю на него голову.

– Не трогай меня!

Тем не менее в этот раз я считаю, что это моя вина, что я страдаю и ранена. Не его. Но, чтобы сохранить чистую совесть этой ночью, я обвиняю его во всём.

Я снова отталкиваю его, и глаза наполняются слезами – от боли, злости и отчаяния.

– Просто… оставь меня.

Я говорю по-французски, слишком отчаявшись, чтобы стараться. Но я уверена, что он понял. Я хочу плакать и иметь приватность, чтобы сделать это. Но когда его руки хватают меня, чтобы спустить со столешницы, я ломаюсь. Теперь он держит меня прижатой к себе. Мои крики приглушены кожей его перчатки, и я плачу. Мне страшно из-за того, что он может сделать теперь.

В каком-то смысле, позволив ему меня потрогать ранее, я думала, что смогу манипулировать им, чтобы он оставил меня в покое. Но я сама себя обманула.

Когда он укладывает меня на стол и прижимает ко столешнице, чтобы держать неподвижной, я в ужасе.

Нет, нет, нет, нет, не это.

Я вижу, как он шарит в карманах. Достаёт карандаш и маленький блокнот.

Что за…

Он включает маленький светодиод на вытяжке, затем пишет – всё одной рукой. Грифель быстро стучит по бумаге, словно бьёт по ней:

«Позволь мне помочь тебе».

Я начинаю плакать сильнее. Бормочу, хватаясь за его руку:

– Нет, это не то, чего ты хочешь.

Он убирает руку и смотрит на меня. Должно быть, я выгляжу ужасно – лицо мокрое от слёз, щеки и глаза покрасневшие… И всё же я продолжаю умолять:

– Оставь меня в покое, пожалуйста. Я обещаю, что ни слова никому не скажу, хорошо?

Я ненавижу себя за то, что слышу, как умоляю. Кажется, будто он выиграл. Но он остаётся неподвижным, пальцы всё так же сжаты вокруг моих рук.

Уставшая, я чувствую, как мой лоб падает на его грудь, и я разваливаюсь на нём в слезах.

Позволяя ему успокоить меня и быть свидетелем моей боли, я понимаю, что плачу не из-за того, что он делает со мной. Я плачу, потому что я одна в этом испытании и нахожу, несмотря ни на что, утешение в его присутствии. Я плачу, потому что он одновременно и мучитель, и благодетель в моей одиночестве.

Кажется, он удовлетворяет во мне важную потребность, о которой я даже не подозревала.

Его руки наконец полностью обвивают меня, и я вцепляюсь в его свитшот, как новорождённый в мать. У меня нет ни его лица, ни имени, ни голоса, но у меня есть его запах.

Тёплый и мускусный запах.

Запах мяты, древесины и его кожи.

ГЛАВА 10

Неизвестный

Она наконец заснула.

Сначала она согласилась, чтобы я помог ей, и я обработал её ногу. Один или два шва разошлись, но ничего серьёзного; остальные держались и справились бы со своей задачей. Я всё почистил, продезинфицировал и перевязал, как привык делать с собственными ранами. Она позволяла мне делать это, не шевелясь. Едва ли смотрела на меня. И я немного воспользовался моментом, чтобы полюбоваться её ногами. Они маленькие. Мягкие. Ухоженные.

Ногти на её пальцах окрашены в чёрный и аккуратно подстрижены. Каждый словно просил меня засунуть его в рот… И мне несколько раз приходилось сдерживаться, чтобы не провести языком по всей длине её стопы.

Ей бы это очень понравилось.

Каждая часть её привлекает моё внимание. Всё в ней возбуждает меня.

Но я взял себя в руки.

Когда я закончил с её ранами, она ушла в ванную, чтобы одеться, не глянув на меня ни разу.

Но я не ушёл. Даже когда она вернулась под одеяло и сумела задремать, я остался.

Я снял маску, и вот уже несколько часов наблюдаю за её сном – два, может быть, три, локти уперты в колени. Я даже не понимаю, зачем я всё ещё здесь.

Она лежит на животе. Её голая нога торчит из-под одеяла, а несколько тёмных прядей упали на лицо; кончики поднимаются при каждом её выдохе.

Она измотана.

Это моя вина. В последнее время я довожу её до предела. Моё присутствие её изматывает.

День постепенно пробивается сквозь жалюзи, но я не хочу её отпускать сразу.

Почему мне так трудно оставить её в покое?

Я бы хотел закрыть жалюзи, чтобы не вставало солнце; забыть, что у неё своя жизнь, а у меня – своя, забыть о своих обязанностях, долгах, обещаниях и о том, что от меня чего-то ждут где-то.

Я бы хотел смотреть, как она спит, дольше наслаждаться иллюзией того, что она хотя бы на мгновение моя.

Но усталость начинает ощущаться и у меня. Я борюсь уже несколько минут и сдерживаюсь, чтобы не свернуться рядом с ней. Желания хватает, но я не хочу снова её напугать.

То, что я делаю с ней, я не делал ни с кем раньше. Носить маску, прятаться, наблюдать, выслеживать, прикасаться без права…

Чёрт!

Я наблюдаю, как она лежит…

Ложась под толстый слой одеял, она всё ещё кажется напряжённой.

Возможно, она чувствует меня?

Даже во сне она ощущает моё присутствие.

Я пугаю её…

Я вздыхаю и встаю со своего места. В последний раз обводя её взглядом, я выхожу из комнаты и тихо захлопываю за собой входную дверь.

Я не могу продолжать.

Она – отвлечение, от которого мне нужно держаться подальше.

Она не должна иметь значения…