Текст книги "Неизвестный сталкер (ЛП)"

Автор книги: Далия Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 35

Делко

Уже несколько дней я сидел под его домом. Под его настоящим домом.

После того, как я оставил его лежать будто мёртвого на промёрзшей земле Чикагского парка, я попытался догнать Скайлар по пути к её машине у станции красной линии метро. Я нашёл её – потерянную в мыслях, шагающую в холоде, совершенно равнодушную к гудкам машин за спиной. Она ни на кого и ничто не обращала внимания.

Я мог бы пройти рядом, коснуться её тела – и она бы и не заметила.

Не из-за ли встречи с отцом она была в таком состоянии? Почему? Разве она не приезжала в Штаты, чтобы повидать его? Подойти ближе? Что он ей сказал? Чего мне не хватает? Что я не знаю?

Я наблюдал, как она поднималась к своей квартире, и, увидев свет в её окне, ушёл. Вернулся домой и внес настоящую фамилию этого ублюдка в своё досье. Я еле верил, что тот, кого я преследовал семь долгих лет, был так близко. Но я не винил себя – когда данные неточные, искать как иглу в стоге сена.

С тех пор я следил за ним; он живёт в каком-то спальном районе, с маленькими одинаковыми домиками в ряд, разделёнными только заборчиками. Некоторые украшены под День благодарения, в тёплых осенних тонах. Другие просто ухожены – аккуратные живые изгороди вместо заборов.

Его дом – гадкий.

Сад зарос сорняками; они ползут вокруг старых заброшенных игрушек. Серая погода делает его участок ещё более унылым и подозрительным. Я, возможно, не объективен – всё, что я вижу, это уродство его души, отражённое в окружении.

Я изучаю его распорядок: записываю время, когда он уходит и возвращается. Он всегда оставляет жену дома. Домохозяйка – с детьми, ухаживает за домом. Старшему лет пятнадцать, младший ещё в начальной школе.

В доме слишком много людей, чтобы я мог так легко вломиться и покопаться, как у Скайлар. Там я мог делать с ней всё, что хотел – у неё не было шансов. Но я был одержим им и потому не тронул её. А она всё ещё меня преследует в голове.

Я не видел её с того вечера, когда последовал за ней. Я оставил её, чтобы сосредоточиться на отце. И всё равно она мне до сих пор снится. Смотреть, как она работает, как бродит по улицам, как смеётся с подругами – мне этого не хватает. Лежать рядом, чувствовать её запах и тепло, мягкость волос, улыбку, смех, голос... Я никогда не устану перечислять, чего мне не хватает в ней.

Глупо держать дистанцию – я её ещё встречу и отниму у отца. Но я продолжаю избегать её взгляда, зная, что она догадывается о том, что я скрываю.

Я уже собрался уходить, когда заметил её машину, подъезжающую к его дому.

Её машина.

Она вышла, нервничая, и тепло разлилось по груди, разбудив низ живота.

Слишком долго я не видел её. Она чертовски красива. В руках она держала бутылку вина, и я наблюдал, как она шла по дорожке. Наконец я прицелился в её ноги, в новые колготки – и думал о том, как хотелось бы разодрать их в клочья ещё раз.

Моя плоть дернулась в джинсах от нахлынувших воспоминаний.

Её постукивание в дверь, её разговор с хозяйкой – я стоял в тени, они меня не видели и не слышали.

Я решил задержаться; мне надо было её ещё раз увидеть, и я дождусь, пока она уйдёт. Моя плоть болела от того, как сжималась в боксёрах; он всё растёт, зная, что она совсем рядом.

Чёрт возьми.

Я закрыл глаза и пытался думать о другом, но знал, что это не сработает. Мне нужно было облегчиться, но ни в коем случае не здесь, в узком проходе между домами. Домой я тоже не собирался. Особенно не сейчас, когда она рядом.

Я уставился на её машину, как голодный зверь. Салон обязательно пропитан её ароматом – монои с кокосом... Дыхание учащается, и мне хочется пробраться внутрь.

Я обошёл вокруг, проверил обстановку и направился к её машине. Как и раньше со входной дверью её квартиры, я поддал рычаг двери. К счастью, сигнализация не сработала – удивительно, сколько непредусмотрительности у этой женщины.

Она явно не обладает инстинктом самосохранения.

Я забираюсь внутрь и опускаю свой воротник-шарф, делая глубокий вдох. Я наполняю лёгкие её запахом и стискиваю зубы, чувствуя, как мой член нетерпеливо дёргается.

В ней меня возбуждает любая мелочь. Я не утруждаю себя борьбой и позволяю волне желания полностью захлестнуть меня. Я больше не могу терпеть и торопливо расстёгиваю брюки, чтобы освободить свой ноющий член. Я плюю в ладонь и начинаю мастурбировать. Сжимаю свой член в кулаке. Движения руки быстрые, я не церемонюсь. У меня нет времени.

Чувствую себя животным в течке. Я дрочу в её тачке, возбуждённый её запахом и тем простым фактом, что она была здесь всего несколько минут назад.

Я представляю её здесь, неистово скачущую на мне, смазывающую мой член своими выделениями, пока я погружён по самые яйца глубоко в её пизду, тёплую и влажную, предназначенную только для меня.

Блядь, это идеально.

Мой член горит от того, что его так яростно надрачивают. Но это то, что нужно.

С неконтролируемым рычанием я взрываюсь себе в ладонь. Сжимаю кулак вокруг головки, чтобы не испачкать всё вокруг. Мои пальцы липкие от горячей, густой спермы.

Свободной рукой я шарю в её бардачке в поисках носового платка. Нахожу уже начатую пачку салфеток и щедро беру себе. Сначала вытираю руку, потом очищаю член и прячу его обратно в штаны. Сую платок в карман джинсов, чтобы не оставить никаких улик своего присутствия, и выхожу из тачки.

Возвращаюсь, чтобы спрятаться в своём переулке, как ни в чём не бывало, чувствуя значительное облегчение. Смотрю на время на телефоне. Я недолго там был, минут десять.

Я вздыхаю и жду.

***

Прошло почти два часа, а она всё ещё не выходила. Я понимаю, семейный обед может занимать время, но меня это бесит. Меня бесит думать о том, что она там с ним и в окружении чужих людей. Меня бесит не знать, что там происходит и о чём они говорят.

Наконец дверь открывается, и они появляются на крыльце – она вместе с отцом.

Я наблюдаю, как они ещё несколько минут разговаривают и прощаются, и моё плохое настроение возвращается с новой силой. Я не свожу с них глаз, и замечаю, как этот придурок меняет поведение: в его отношении к Скайлар появляется жесткость, холод. Я сжимаю зубы.

Не знаю, что она ему сказала, но мне отрадно думать, что это задело его эго и вывело из себя.

Мои губы искривляются в насмешливой ухмылке, но она тает, когда я вижу, как этот ублюдок крепко хватает её за руку.

Всё тело напрягается.

Не смей её трогать, блядь.

Я делаю шаг вперёд, готовый вцепиться в него и выдать ему такую взбучку, что он запомнит на всю жизнь. Может, то, что я устроил в тот вечер, ему и не хватило – но я сдерживаюсь. Если сразу убью его, я испорчу всё.

Моей сестре полагается лучшее. Картеру – лучшее.

Они заслуживают той мести, которую я им обещал, а он... он получит то, что я ему припас.

Но Скайлар не заслуживает того, что с ней происходит. Она не должна страдать из-за него. Ей нужно добро, нежность, забота… Я не отец, но уверен – я бы не стал так обращаться с дочерью, если бы она пересекла океан ради встречи со мной. Это бесит; этот тип прогнил до мозга.

Держи себя в руках, Котёнок. Он долго не протянет.

Когда она начинает корчиться от его захвата, я дергаюсь.

Чёрт.

Я клянусь отрезать ему пальцы за это и сунуть ему его же обрубок...

Когда он отпускает её, я всё равно не успокаиваюсь.

У него тяжёлая рука – склонность к насилию. Не нужно быть провидцем, чтобы понять это. Я бы не удивился, если бы узнал, что он раньше поднимал руку и на жену.

На первый взгляд их дом выглядит спокойным: он ходит на работу, приносит хлеб, а жена занимается детьми. Классика.

Но я клянусь – однажды я зайду в эту грёбаную хате и посмотрю, что там у него внутри.

***

Мои лёгкие горят. Всё тело ломит, будто оно налилось свинцом. Голова гудит, пульсирует болью. Эта боль такая сильная, что она словно отключает меня – одурманивает, парализует, сковывает до онемения, лишает рассудка и качает на грани сознания; я то падаю в бездну, то возвращаюсь обратно – только чтобы снова ощутить её, без конца и края.

Когда зрение наконец возвращается, меня накрывает страх. Страх и боль – острее, сильнее, неотступнее. Сердце колотится в груди так, что я перестаю слышать всё остальное.

Перед глазами только чёрный дым, вырывающийся из ослепительного, мигающего света. Источник жара облизывает кожу, будто разъедая её. Запах бензина и обгоревшего металла.

Я хочу закричать, но голос застрял в горле, сдавленный и беззвучный.

Постепенно вспоминаю удар. Толчки. Тревогу в мозгу. Крики. Хаос.

Картер. Элли.

Дыхание сбивается, когда я осознаю тишину: голоса умолкли. Только скрежет металла и треск пламени. Я пытаюсь пошевелиться – и волна боли пронзает меня. Голова раскалывается, когда я поворачиваюсь к своим пассажирам.

Голова Картера в крови, вдавлена в стекло. Меня тошнит, но я глотаю ком и тянусь к нему, пытаясь привести в чувство. Он не стонет. Не двигается. Не отвечает.

Он не дышит. Больше не дышит…

Элли.

Сердце бешено колотится, и я поворачиваюсь назад – туда, где сидела сестра. Правый глаз – единственное, что у меня работает, левый будто пронзает боль, но этого достаточно, чтобы её увидеть. Без сознания. Неподвижная. Спящая. Безразличная к крови, покрывшей всё её лицо.

Элли.

– Элли!

Я вскакиваю.

Сердце бьётся, как сумасшедшее. Дыхание сбивается.

Пульсирующая боль, удушающая жара и головокружение исчезли; остался только страх. С ним – горечь, боль, злость. И мой голос, эхом в ушах. Имя сестры в воздухе – хриплый, низкий, надорванный крик.

Горло горит от напряжения, от работы мышц, которые столько лет молчали – парализованные психикой.

Дрожащий, я пытаюсь повторить:

– Элли.

В полусне провожу ладонью по лицу, чтобы прийти в себя.

Семь лет я не произносил ни её имени, ни вообще ни слова – с того самого дня, как открыл глаза в больничной палате. Я просто не мог. Что-то внутри меня сломалось тогда, лишило голоса. Врачи твердили, что связки целы, но я-то знал – это не тело, это разум решил меня заставить замолчать. Я просто не хотел снова смотреть в ту пропасть: ведь тогда никто не ответил.

Он стоял там, смотрел на свою ошибку, слушал, как я зову на помощь – и не ответил.

Авария была травмой.

Но просить помощи у человека, который сознательно решает тебя не услышать – это как тонуть и знать, что тебя видят, но не спасают. Это разрывает изнутри.

Пока не столкнёшься с настоящей жестокостью человека, ты не веришь, что она существует.

Я вкусил её – самую отвратительную её форму.

Так какой смысл в голосе, если он не способен спасти тебя?

Моё молчание было не немотой, а криком души. Звонкой сиреной, что предупреждала о полном крушении изнутри – о боли, которую не исцелить никаким лекарством.

Но почему сейчас? Почему именно теперь, спустя всего несколько дней после нашей встречи?

Что во мне пробудила его тень?

Я весь в поту. Простыни липнут, душат. Я сбрасываю их, тяжело дыша, и смотрю на будильник.

Почти четыре утра.

Полубезсознательный, я выбираюсь из постели и иду под душ.

***

Как и обычно пять дней в неделю, он рано выходит из дома, едет на работу. Целый день проведёт в своём магазине и не вернётся до вечера, около семнадцати-девятнадцати часов.

Жена и дети наверняка ещё спят – ведь каникулы, совсем рано.

Сейчас подходящий момент.

Фары ослепляют меня, когда я смотрю, как его машина уходит в ночь и поворачивает за угол. Я покидаю своё укрытие – ту маленькую аллею, спрятанную между живыми изгородями и деревьями – и направляюсь к его дому.

Рискованно через парадную дверь – слишком видно для соседей. Я выбираю заднюю дверь, более скрытую, прямо на кухню. Замок вскрывается без особого труда.

Я в доме.

Первое, что бьёт в нос – запах. Открытая банка пива. Всё аккуратно, чисто, и всё же я замечаю пустую банку в раковине. Его жалкий завтрак.

Пахнет сигаретой и лавандой – эта попытка сохранить чистоту, которую эта женщина тщится поддерживать.

Я стараюсь шагать как можно тише, пробираясь по первому этажу. Не хочу будить детей.

Осматриваю расставленные по дому рамки с фотографиями: много снимков детей, немного матери, а у него – старые портреты молодых лет, когда он ещё служил в армии. Он проецирует образ гордого солдата, готового служить родине, семье, жене… а стал одним из тех отбросов общества, которые живут только своими интересами.

Я уже собирался уходить, как слышу тихие шаги по лестнице, нерегулярные, прерывистые. Замираю в середине гостиной.

– Эй, Алекс? Ты ещё не ушёл? Опоздаешь…

Чёрт.

Я инстинктивно натягиваю шарф повыше, готовлюсь к любому развитию: схватить её, если она попытается бежать, заставить замолчать, если она готова закричать… Когда она появляется в дверном проёме, она замирает – и глаза её раскрываются от удивления, увидев не мужа. Я сдерживаю рвотный жест, глядя на фиолетовые круги под её голубыми глазами и жёлтизну, тянущуюся по линии челюсти.

Чёртов ублюдок.

Стоит мне сделать шаг – и она рвётся вверх по ступеням, пытаясь уйти. Я догоняю её двумя шагами, хватаю за талию и тяну вниз, к подножию лестницы. Прижимаю в перчатке ладонь к её рту, чтобы заглушить крик. Она хватает в прибоем, бормочет неразборчивые звуки, рвётся, но я прижимаю её к столу.

Дыхание у неё рваное, глаза полны слёз; она умоляет, чтобы я не причинил ей боли.

Я наклоняюсь к её уху:

– Тихо.

Горло жжёт – я так долго молчал. Уже не так трудно выдавить слово, но придётся снова привыкать разговаривать.

Она почти сразу кивает. Её кивок быстрый, панический. Я медленно убираю руку с её рта.

– Пожалуйста, у меня дети… я…

Она не затыкается, и я с раздражением щёлкаю языком по нёбу и снова кладу ладонь ей на рот. Посылаю ей предупредительный взгляд.

Всё будет хорошо. Если она сделает то, что я скажу.

Я разглядываю её синяки.

– Он бьёт вас? – спрашиваю.

Она морщится, сбита с толку. Понимает ли она, почему это меня касается? Ей лучше ответить – мне нужна констатация, признание. Мне нужна её поддержка: чтобы Скайлар увидела истинное лицо отца и встала на мою сторону, когда придёт время заканчивать с ним.

Я провожу пальцем по синякам, и она отдёргивается, испуганно опуская взгляд, затем кивает.

Слёзы катятся и падают прямо на мою руку, которая всё ещё закрывает ей рот.

– Скайлар.

Она вздрагивает, услышав ее имя. Она прекрасно понимает, о ком я говорю.

– Его дочь, – подтверждаю я. – Вы скажете ей всё.

Она снова хмурит брови. Ей всё ещё непонятно, что за незнакомец, вроде меня, вмешался в эту ситуацию, но мне нужна её помощь.

– Вы скажете ей всё, потому что я не хочу, чтобы она подходила к нему.

В её взгляде появляется мягкость. Она понимает; никто не должен жить так… Она рыдает у меня в руке и в конце концов кивает.

Хорошо.

Я отпускаю её. Мне здесь больше нечего делать. Ухожу, оставляя её плакать и приходить в себя.

Тем не менее я отхожу с жгучим чувством, что сделал недостаточно. И мне не будет покоя, пока я лично не удостоверюсь, что Скайлар в безопасности.

Ничто не гарантирует, что узнав правду о том, как её отец обращается с женой, она решит держаться от него подальше – а я не могу оставлять её у него ни на один день больше.

Быть вдали от неё труднее, чем я думал, и моя одержимость ей вовсе не мимолётна, как я предполагал. Всё всегда возвращает меня к ней: куда бы она ни пошла – я там, и о чём бы я ни думал – она появляется. То, что я чувствую к ней, оказалось чем-то большим, чем просто физическая или эмоциональная привязанность, и мне разрывает сердце от мысли, что это может когда-то оборваться.

Мне нужна она рядом – всегда и везде.

Мне нужно видеть её и обладать ею.

Значит, мне придётся принять это.

Принять себя и прекратить свои дурацкие игры, перестать прятаться, если я хочу, чтобы она была со мной навсегда и в безопасности. Я – единственный, кто может позаботиться о ней, отогнать угрозы, что окружают её: сначала Нейт, а теперь и её отец.

А кто ещё, если не я?

Но показать себя значит сказать ей правду – о себе, о её отце, о том, что тот сделал моей семье… Не скрывать ничего, чтобы больше никогда между нами не было тайн.

Страх и недоверие сделали ей больше вреда, чем пользы. Я думал, что защищаю её, прячась от её взгляда, но на самом деле я защищал себя.

Мне не нужно быть защищённым. Она должна быть защищена больше всех в этой истории. Она оказалась втянута в это против своей воли и не должна расплачиваться за поступки ни мои, ни её отца.

Я не знаю, с каким взглядом она меня встретит. Но я готов.

Ради неё я всегда буду готов.

ГЛАВА 36

Скайлар

Уже несколько минут я смотрю на своё отражение в зеркале и не могу отвести взгляд от руки. На бицепсе всё ещё видны синеватые следы его пальцев. Я стискиваю зубы. Злость поднимается мгновенно.

Кем он себя, чёрт возьми, возомнил?

Меня бесит, что он позволил себе такое. Как будто имел на это право. Как будто ему можно делать то, на что даже моя мать никогда не осмеливалась.

В тот же вечер рука болела, когда я занималась плаванием с Хелисс, хотя видимых следов тогда почти не было. А потом эти чёртовы синяки проявились, и я больше не пошла в бассейн, дожидаясь, пока они пройдут.

Прошло уже три дня.

Я снова смотрю на них – и во мне всё закипает.

Как же это раздражает!

Я тяжело выдыхаю и падаю на кровать. Обещала Хелисс, что скоро вернусь на тренировки. Рюкзак уже собран, но я ломаю голову, какую отговорку придумать насчёт синяков. Отпечатки пальцев видны слишком отчётливо, а рассказывать, что это следы «разъярённого отца», мне совсем не хочется. Наши семейные проблемы – только моё и мамы дело. Он ведь даже не настолько часть моей жизни, чтобы я могла представить его подругам.

Да и станет ли когда-нибудь?

Я вспоминаю разговор с мамой о нём – и невольно думаю: а вдруг именно о таких вспышках ярости она говорила?

Меня охватывают сомнения.

Наверное, стоит действительно прислушаться к её словам и разорвать с ним всё окончательно, пока не стало поздно…

Я снова вздыхаю. Скажу Хелисс, что кто-то попытался меня схватить, когда я собиралась перейти дорогу, задумавшись. Отличное оправдание.

Поднимаюсь, беру ключи и сумку. Час дня, а я ещё не ела. Решаю купить что-нибудь перекусить по дороге.

В холле пишу сообщение Хелисс, что уже пришла, и иду к автомату с едой и напитками. Перебираю глазами пачки чипсов и выбираю сырные, кидаю мелочь.

Пачка падает вниз – и вдруг чья-то рука с силой ударяет по стеклу автомата. Всё внутри дрожит.

Я вздрагиваю и поднимаю голову. Наши взгляды встречаются – злобный, тяжёлый, почти убийственный взгляд.

Эндрю.

Я инстинктивно отступаю. Не понимаю, что на него находит в последнее время, но мне становится тревожно.

– Скайлар, да? – произносит он.

Я сглатываю, но киваю. Он осматривается по сторонам.

– Твоя подруга не с тобой?

Я краем глаза смотрю на экран телефона. Ни ответа.

Скрещиваю руки на груди. Нервничаю. Молюсь, чтобы Хелисс поскорее пришла.

– Она на парковке, – вру. – А что?

Он скользит по мне взглядом с ног до головы, и мне становится не по себе. Я стискиваю зубы. Ненавижу это – когда на меня смотрят, как на кусок мяса.

На его губах появляется мерзкая ухмылка, и я снова отступаю, уверенная, что он способен на жестокость – даже большую, чем Нейт. Хотя, в отличие от Нейта, он хотя бы не притворяется…

– Просто спросил, – бросает он, пожимая плечами.

Поворачивается и неторопливо уходит к своей команде пловцов. Я выдыхаю с облегчением.

Быстро пишу Хелисс:

«Ты скоро?»

Может, она переодевается. Отправляю ещё одно сообщение:

«Ты в раздевалке?»

Появляются три мигающих точки – она отвечает. Я немного расслабляюсь, но тут приходит сообщение:

«Я уже хотела идти, но мне не очень хорошо, Скай…»

И следом – смайлик с каплей крови.

Понятно.

Мне немного обидно, но я понимаю. Пишу, чтобы она отдыхала.

Кладу телефон в карман и иду к раздевалкам. Здесь почти никогда никого нет, кроме женской команды. Эндрю и его ребята уже на месте. Я вся напрягаюсь, проходя на другую сторону бассейна – подальше от них. Всё равно он будет занят тренировкой и не заметит, что Хелисс нет.

Начинаю разминку и растяжку – ту же, что мы всегда делаем с ней перед заплывом. После получаса скучных длинных дорожек выхожу из воды и направляюсь в раздевалку. В коридоре прохладно, и я вздрагиваю, когда меня обдаёт порыв воздуха.

Вдалеке слышу свисток. Голос Эндрю:

– На сегодня всё, ребята!

Слышатся крики удивления и недовольства.

Так быстро?

Их тренировки обычно длятся несколько часов. Сомневаясь, я направляюсь к душевым – оттуда доносится ужасный шум со стороны мужских раздевалок. Я стараюсь не обращать внимания и вздыхаю, когда горячие струи воды касаются моей кожи. Озноб исчезает почти сразу, и я закрываю глаза, наслаждаясь этой волной тепла.

Вскоре вокруг всё заполняет пар. Я открываю глаза и заканчиваю смывать с себя весь этот хлор, когда за спиной хлопает дверь. Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь и смотрю на вход в душевые. Никого. Может, какая-то девушка просто вошла в раздевалку… Но я хочу убедиться. Я перекрываю воду, чувствуя, как пересыхает во рту.

Тишина.

– Здесь есть кто-нибудь? – зову я.

Мой голос гулко отзывается эхом. Несколько секунд – и никакого ответа. Я в спешке оборачиваюсь полотенцем и направляюсь в раздевалку, но никого не встречаю. Постепенно расслабляюсь – пока не замечаю, что мой шкафчик приоткрыт.

Я отшатываюсь. На полу валяется замок.

Его вскрыли.

В голове сразу всплывает одно имя – и сердце начинает биться сильнее.

Делко?

Но я не теряю бдительности. Может, кто-то просто хотел что-то украсть. Я быстро начинаю перебирать вещи, но всё на месте – телефон, кошелёк. Я выдыхаю с облегчением и начинаю торопливо одеваться, лишь бы поскорее уйти отсюда.

Полотенце падает на пол. Я успеваю натянуть только нижнее бельё, как вдруг чья-то рука со всей силы обрушивается на дверцу шкафчика – так, что её чуть не захлопывает мне на пальцах.

Я вскрикиваю.

Инстинктивно прижимаю руки к груди – и встречаю взгляд Эндрю. Злой, мрачный, холодный. Сердце делает резкий скачок, и я замираю, чувствуя, как в животе сворачивается тяжёлый ком.

Что он, чёрт возьми, здесь делает?

Он медленно осматривает меня с головы до ног, как будто оценивает товар на прилавке, и по коже пробегает волна отвращения. Я наклоняюсь, чтобы поднять полотенце и прикрыться, но он хватает меня за шею и с силой прижимает к шкафчикам. Я задыхаюсь – его пальцы словно стальные кольца.

Боль пронзает спину, когда металл впивается в кожу. Я хватаю его за руку, пытаясь хоть немного ослабить хватку, но он только сильнее сжимает.

Мне страшно. Перед глазами всё расплывается от слёз. Он будто что-то подозревает – и я понимаю, что дело в Нейте, когда он процедит сквозь зубы:

– Что ты сделала с Купером?

Вот дерьмо. Я не могу – и не хочу – ему ничего объяснять. Резко пытаюсь ударить коленом, целясь в пах, но он легко парирует, прижимая своё тело к моему, полностью блокируя движение. Я задыхаюсь.

– Ничего, – выдыхаю я с трудом. – Отпусти.

Его хватка становится ещё жестче – так, будто он вот-вот вдавит пальцы в мою трахею. Воздуха не хватает, в голове шум, лицо горит от удушья. Он дёргает меня за шею, оттаскивает от шкафчиков – и с силой бьёт затылком о холодный металл. Острая боль пронзает голову, зрение мутнеет. Я хочу закричать, но изо рта вырывается только хрип и слёзы катятся по щекам.

Он рычит у моего уха:

– Что произошло?

Я собираюсь снова попытаться вырваться, когда за спиной Эндрю появляется чья-то тёмная фигура. И тот тяжёлый ком ужаса, который только что жёг меня изнутри, вдруг тает, превращаясь в пылающее облегчение.