Текст книги "Костры Тосканы"
Автор книги: Челси Куинн Ярбро
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
ГЛАВА 12
Жонглеры закончили свое выступление, и вниманием зрителей завладели вставшие на руки акробаты. Их было двое, и передвигались они чрезвычайно изящно. Один умудрялся держать в пальцах ног горящие факелы, на пятках другого стояли кубки с вином. Ловкачам аккомпанировал небольшой оркестрик – барабан, пастушеская волынка и лютня. Музыканты старались, но все-таки не могли заглушить веселый гомон, стоявший в главном зале палаццо да Сан-Джермано, празднично освещенного с помощью оригинально устроенных фонарей. Прекрасному настроению всех собравшихся весьма способствовало и то, что в зале было тепло, ибо от стужи зимнего дня его хорошо защищала широкая длинная лоджия, не имевшая сообщения с улицей, где хозяйничали ветер и снег. Проемы в ее стене, летом назначенные пропускать свет и воздух, сейчас были плотно закрыты деревянными ставнями.
Два боковых, примыкавших к лоджии зала тоже не пустовали. Один служил уборной для веселившей публику труппы французских актеров, в другом пылал огромный камин, зев которого едва вмещал тела двух котлов, наполненных уютно побулькивающим вином. Повар Ракоци, Амадео, священнодействовал над ними, то и дело сдвигая крышки и подсыпая какие-то пряности в кипящую жидкость, издающую восхитительный аромат.
Ракоци с наиболее именитыми флорентийцами сидел за длинным столом, установленным на широкой площадке парадной лестницы. Он был в мантии черного бархата с окаймленными красным атласом рукавами, сквозь разрезы которых проглядывал шелк ослепительно белой рубашки. Малиновая окантовка ее высокого стоячего воротника перекликалась с тусклым мерцанием крупных рубинов, вделанных в массивное серебро иноземного ордена, покоящегося у него на груди.
Лоренцо Медичи, восседавшему рядом с владельцем палаццо, очень шел темно-синий парчовый кафтан, присланный ему к праздникам турецким султаном. Под кафтаном поблескивал золотистый жилет, призванный вносить разнообразие в наряд первого флорентийца, ибо каких-либо украшений на нем не наблюдалось. Держался Медичи бодро, и понять, что эта бодрость скрывает усталость, могли только те, кто хорошо его знал.
– …Но служанка была сицилийкой и ничего не разобрала из того, что ей сказали.
Лоренцо весело заулыбался, склоняясь к Фичино, и довершил анекдот:
– Поэтому суп им подали, представьте, в ночном горшке!
Его смех был громок и заразителен. Гости расхохотались, довольный Лоренцо потянулся к вину. Ракоци мягким прикосновением остановил его руку.
– Минуту терпения, Великолепный. У меня тут есть кое-что для вас. – Он поднялся и громко хлопнул в ладоши. В тот же миг возле него возник Руджиеро. Ракоци принял из рук слуги сверток, обвязанный золотой лентой, и повернулся к Лоренцо.
– Великолепный, в вашем краю существует хороший обычай подносить друг другу подарки в память о дарах, принесенных Христу. Впрочем, дни зимнего солнцестояния у многих народов всегда были в чести. Вспомним хотя бы Сатурналии римлян, зимние игрища северных наций или обратим свой взор на Восток. Весь огромный Китай, например, празднует сейчас рождение солнца. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и я – иноземец – собираюсь почтить флорентийский обычай, ибо он во многом перекликается с обычаями моей родной стороны.
Оглядев застолье, Ракоци понял, что добился своей главной цели. Его монолог привлек внимание большинства гостей. Когда все головы повернулись к нему, он улыбнулся собравшимся и продолжил:
– Друзья мои, не могу выразить, как приятно мне видеть вас здесь. Но особенную благодарность я испытываю к Лоренцо Медичи. Флоренция приютила меня, а его внимание одарило душевным теплом. Первого января, пять дней назад, он отпраздновал сорок третью свою годовщину. В память об этом событии и в знак моего бесконечного уважения к этому выдающемуся флорентийцу, без усилий которого Флоренция не была бы тем, что она сейчас есть, я хочу в вашем присутствии просить его принять мой скромный подарок.
Удивленный Лоренцо пошевелил бровями и встал. Ракоци с глубоким поклоном вручил ему сверток, затем отступил на шаг и поклонился еще раз – с той торжественной церемонностью, с какой обычно склоняются перед монархами или принцами крови.
Медичи принялся непослушными пальцами совлекать с подарка обертку и через какое-то время в руках его оказался резной деревянный ларец. Он немного помедлил, рассматривая инкрустированную самоцветами крышку.
– Сделайте мне честь и откройте его.
– Здесь? – Лоренцо прикоснулся к рубиновым шарикам, образующим герб Медичи на боковой стенке ларца, и, поймав взглядом кивок Ракоци, осторожно на них нажал. Крышка ларца мягко откинулась, приглашенные ахнули. То, что открылось взорам присутствующих, поразило даже самых невозмутимых гостей.
Это был кубок, целиком выточенный из рубина огромных размеров, его тело поддерживала серебряная короткая ножка, по ребру основания которой шла золотая монограмма «Лор. Мед.» Грани кубка переливались кровавым огнем. Казалось, не было в мире вина, которое могло быть достойным его или хотя бы соперничать с ним по цвету. В благоговейной тишине Лоренцо поднес драгоценный подарок к глазам, в которых дрожали слезы восторга, и хрипло сказал:
– Я восхищен, мой чужеземец… слов нет, я восхищен!
Конец его фразы заглушил взрыв восторженных возгласов.
Жест чужака был воистину королевским, флорентийцы умели считать.
Лоренцо вопросительно глянул на Ракоци.
– Вина! У вас есть достойное этого кубка вино?
Ракоци усмехнулся:
– Не знаю, амико. Впрочем, старое бургундское, я думаю, подойдет. Его сейчас принесут.
Он дал знак Руджиеро и, когда гости возобновили свои разговоры, прибавил негромко, обращаясь только к Медичи:
– Я еще кое-что для вас приготовил.
Лоренцо вздрогнул, поставил кубок на стол и прошептал:
– То, о чем я просил?
Ракоци неловко кивнул.
– Вот.
Он украдкой достал из рукава небольшой пузырек и вложил его в горячие пальцы Лоренцо.
– Что это снадобье мне даст?
– Не так много, амико. Возможно, месяц-другой. Учтите, вкус у него отвратительный! Принимайте в маленьких дозах вместе с вином или миндальным молоком.
Он убрал руку и повернулся к пробирающемуся через зал Руджиеро, в руках которого была зажата бутылка внушительного размера и вида.
– А вот и вино!
Громкое восклицание опять привлекло к нему внимание флорентийцев. Ракоци принял у Руджиеро бутылку и указал Лоренцо на этикетку.
– Бургундия, поместье де Сен-Жермен, – прочел тот и рассмеялся. – Звучит почти как да Сан-Джермано. Уж не ваше ли это имение? Впрочем, о чем я? Ведь вы не француз!
– Нет, не француз, – поморщился Ракоци. – Вы не туда смотрите, взгляните на дату. Вино урожая тысяча четыреста сорок девятого года. Что скажете, Великолепный? Вы, кажется, родились именно в этом году?
Он смолк, он уже понял ошибку. Ожидаемого эффекта не получилось. По лицу Медичи скользнула тень.
– В одном году пришли, в одном и уйдем.
Голос Лоренцо звучал ровно, но тонкие губы его скривились в гримасе. Он выхватил бутылку у Ракоци и отвернулся – якобы для того, чтобы ее открыть.
– Позвольте мне, Великолепный, – сказал Руджиеро спокойно и занялся священнодействием сам. Орудуя маленьким ножичком, он аккуратно соскоблил воск с темного горлышка, затем с помощью того же ножа ловко вытащил из него маленький коричневатый цилиндрик и вручил его с поклоном Лоренцо. Это было частью обряда. Почетному гостю предлагалось вдохнуть восхитительный аромат, пропитавший за много десятилетий все поры пробки. Еще одна, пусть невольная, но бестактность.
– Нет-нет, любезный. Мой нос для этого уже непригоден. Отдай ее лучше хозяину.
Ракоци, чтобы не усугублять ситуацию, поднес пробку к ноздрям и вернул Руджиеро. Он разбирался во многом, но не в запахах вин.
– Наполни кубок Великолепного.
Руджиеро поднял бутылку, показывая, что он готов это сделать.
– Хм, Франческо? Нам надо бы выпить вдвоем!
Ракоци улыбнулся.
– Вина я не пью!
– Но…
Лоренцо умолк, в глубине его глаз мелькнули странные искры. Он взял со стола кубок.
– Ну а я все-таки выпью. И с большим удовольствием, мой дорогой друг!
Вино, аппетитно побулькивая, полилось в огненные глубины кубка. Лоренцо нетерпеливо переступил с ноги на ногу и тихо сказал:
– Вы также и не едите, не правда ли?
– Я чаще бываю сыт, чем голоден, – пробормотал Ракоци. – Не беспокойтесь на мой счет. – Он возвысил голос: – Пейте, Великолепный! Вино – душа кубка. Надеюсь, оно достойно того, кто является душой всей Флоренции!
Шквал одобрительных возгласов был ответом на эти слова. Гости уже успели отдать должное возлияниям, и атмосфера застолья делалась все более непринужденной. Мужчины отпускали вольные шуточки, женщины разрумянились и начинали постреливать глазками.
Лоренцо с видимым удовольствием осушил кубок и вновь поставил его на стол.
– Нет, – возразил он, на глазах веселея, – все, что угодно, но душа тут не я. Я – человек, обладающий некоторым поэтическим даром, и только. Однако жизнью наш город наполняют те люди, чьи таланты воистину велики. Это наши художники, музыканты, философы, просветители. Подлинной душою Флоренции являются только они.
Ракоци улыбнулся.
– А давайте задумаемся, кто их сюда привлек? Кто поддержал их, кто окружил заботой, чтобы они могли достойно жить и творить? Если художник голоден, он вряд ли будет проводить все дни за мольбертом! Если музыканты играют в лачугах, их музыка там же и умирает! Воздадим же хвалу дому Медичи, покровительствующему искусствам уже множество лет!
Добрые флорентийцы разразились аплодисментами и, глубокомысленно покивав головами, вернулись к своим тарелкам и кубкам.
Ракоци жестом предложил своему собеседнику сесть и сел сам.
– Смешайте с вином то, что я вам дал, – сказал он, понизив голос. – Одной-двух капель в сутки достаточно. Когда снадобье кончится, я приготовлю еще. Не пытайтесь принимать больше, чем сказано, эффект будет обратным. Вместо того чтобы бороться против болезни, эликсир вступит в союз с ней и…
– Я понимаю, – проговорил тихо Лоренцо, доставая из рукава пузырек. Встряхнув его пару раз над кубком, который заботливый Руджиеро успел наполнить опять, он покосился на мантию собеседника. – Вы в этот вечер даже больше походите на флорентийца, чем я. Бархат явно работы местных ткачей, в покрое видна рука наших портных, верх облегающий, разрезы на рукавах безупречны…
– Что ж, – отозвался Ракоци со слабой улыбкой. – Флорентийцы вправе одеваться, как им заблагорассудится, но нам, чужеземцам, приходится с особым тщанием следить за собой…
– И отдавать в повседневности предпочтение испанским камзолам? – Лоренцо коротко хохотнул и поднес кубок к губам. – Прекрасное вино, – заявил он, сделав пару глотков. – Просто отменное, как бы я ни относился к французам. Совпадение вашего имени с названием местности, где его производят, случайно?
– Это мой выбор, Великолепный. Из тщеславия. Прихоть, пустяк.
Ракоци отвернулся и стал смотреть на гостей. В конце концов, хозяину нужно приглядывать, как идет вечеринка. Около зала с актерами стояла группа влиятельных флорентийцев, входивших в общество дель Бигалло, занимавшееся благотворительностью. Оно открывало приюты для бедняков и снабжало их теплой одеждой. Чуть в сторонке от них неспешно прогуливалась троица известных ученых – двое датчан и один англичанин. Кто из них кто, можно было свободно определить по костюмам. Члены городского правления также сочли возможным откликнуться на приглашение чужеземца. Они прибыли на прием вместе с женами, разодетыми по флорентийским меркам в пух и прах. Бархатные платья некоторых из них были оторочены мехом, в разрезах проглядывали тончайший батист и белоснежные кружева. Рассеянный взгляд владельца палаццо вдруг оживился, выхватив из толпы Деметриче. Она вела беседу с двумя мэтрами академии. Ракоци удовлетворенно кивнул, заметив на ней юбку из ярко-зеленого шелка, ему стоило немалых усилий уговорить гордячку принять этот подарок. Вновь прибывший гость привлек внимание Деметриче, и она, радостно улыбаясь, поспешила к нему. Боттичелли, это был он, направился к ней. В праздничном кафтане, пошитом бог весть когда, художник выглядел долговязым, худым переростком, затесавшимся в компанию солидных взрослых людей.
– Франческо, – тихо проговорил Лоренцо, и Ракоци повернулся к нему, – вы не должны меня опасаться.
– Не понимаю, о чем вы?
Можно было, конечно, напустить на себя рассеянный вид, но недоумение разыграть невозможно. Впрочем, Ракоци все равно попытался это проделать и увял, встретив проницательный взгляд.
– Я говорю, – настойчиво продолжил Лоренцо, – что вы можете довериться мне. Я вас не выдам.
– Не… но, мне кажется, я ничего не скрываю.
Он стал искать повод спешно куда-нибудь удалиться, но не нашел его и остался сидеть.
– Помните день, когда мы набрели на развалины? И старика, пытавшегося пустить себе кровь? – Лоренцо неспешно водил пальцем по скатерти.
– Да, – сдавленным голосом произнес Ракоци.
– Хорошо. Тогда вы должны также помнить, что я заходил внутрь старого храма. – Ответом было молчание. – Я обнаружил там много странных вещей. Среди них был пергамент с непонятными письменами.
– В самом деле? – Ракоци не мог заставить Лоренцо умолкнуть, а если и мог бы, то этим только разжег бы в нем любопытство. – И что же это были за письмена?
– Я не смог их прочесть. Но я узнал их. – Медичи умолк, допил свое вино и потянулся к бутылке. – Я видел их раньше.
– Правда? Где же?
– На вашем гербе, Франческо. На вашем гербе.
Лоренцо оглянулся, всматриваясь в толпу веселящихся, затем со скучающим видом продолжил:
– Только, молю вас, не делайте вид, что не понимаете, о чем идет речь. Если не хотите говорить, будь по-вашему. Но… – Медичи запнулся. – Рубиновый кубок, рубиновое вино. «Мне нет пристанища ни в смерти, ни в любви», – тихо процитировал он.
Ракоци чувствовал, что лед под ним становится хрупким.
– Поверьте, Лоренцо, в моей ситуации лучше молчать, – в отчаянии сказал он. – Тому есть причины. Но знайте: то, о чем я умалчиваю, ничем не грозит ни вам, ни Флоренции, ни флорентийцам!
Лоренцо кивнул и выпил еще вина.
– Ну, ладно. Сказанного довольно! – Он приглашающе махнул рукой Боттичелли. – Сандро понравится это вино. Благодарю за любезность, с какой вы предоставили мне возможность им насладиться. И за все остальное тоже.
Сандро уже поднимался к ним, но внезапно остановился, отвлеченный затеявшейся внизу суматохой. В ставни лоджии кто-то ломился, два щита уже треснули и разошлись.
Публика настороженно замерла, все глаза обратились к входной двери. Та сотрясалась, в нее колотили ногами, грохоту вторили чьи-то возбужденные голоса.
Ракоци поднялся.
– Что это за напасть? – спросил он недоуменно.
В следующий момент дверь упала, и группа молодчиков в серых сутанах ворвалась в зал. Двое вздымали над головами полотнище с надписью: «Во имя Спасителя!»
– Савонарола! – воскликнул Лоренцо. – Это его происки! Ах, негодяй!
Он пошатнулся, задев рубиновый кубок. Тот опрокинулся, на ослепительно белой поверхности скатерти образовалась красная лужа.
– Кто вам дал право врываться сюда?
– Мы здесь во имя распятого нечестивцами Господа! – провозгласил один из молодчиков, видимо предводитель, выступая вперед. Взгляд его был исполнен презрения. – Иисус выгнал менял из храма, мы с помощью Духа Святого изгоним из Флоренции всех ростовщиков! – Он вскинул руку, серые разразились гневными криками.
– О боже праведный! – пробормотал Лоренцо и сделал движение, выдававшее в нем намерение встать.
– Нет, Великолепный, – остановил его Ракоци – Вы у меня в гостях. Наводить в доме порядок – дело хозяина.
Он обошел стол и легко сбежал по лестнице вниз.
– Ну, добрые горожане, чего вы хотите от нас? Если вы намеревались испортить нам вечер, то это вам удалось. Вы разломали ставни, выбили новую дверь, пора бы и успокоиться. Возможно, вам хочется помолиться? Молитесь – и покончим на том. В противном случае я кликну стражу. А она не любит шутить.
Это были не пустые слова. Отряды наемников, чьи услуги Медичи оплачивал золотом, весьма ревностно относились к своим обязанностям.
– Я – Марио Спинатти, – объявил предводитель серых сутан. – Я тот, кого ведет слово преподобного Савонаролы, провозвещающего день гнева Господнего! Вы, снедаемые тщеславием, обуреваемые низменными страстями, вострепещите, ибо над вашими головами уже воздет карающий меч!
Марио Спинатти простер над оцепеневшей публикой руки, выпятил челюсть и загнусавил:
– Покайтесь! Вспомните о страданиях Господа! Припадите к славе его!
Ракоци недовольно поморщился.
– Уходите, добрые люди! – сказал он еще раз – Вы уже сделали все, что могли.
Участники вечеринки безмолвствовали, плохо понимая, что происходит. Что это? Розыгрыш? Или какой-то иноземный обычай? Актеры были сообразительнее гостей. Их напудренные лица посерели от страха.
Марио Спинатти покачал головой.
– Мы не уйдем. Мы хорошо подготовились к встрече с вами.
Он ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Серые зашевелились, доставая из складок одежды дубинки и плети, в руках у двоих звякнули цепи.
Ракоци не шелохнулся.
– Вижу, уговоры не помогают. Руджиеро, пошли кого-нибудь в город, а сам будь начеку.
Почтенная публика начинала тревожиться. Смекнув, что происходящее вовсе не шутка, гости зашевелились, пытаясь пробиться к выходу, но серое воинство преграждало им путь.
– Друзья мои, к сожалению, праздник заканчивается. Мы прощаемся раньше времени, но это не наша вина, – спокойно сказал Ракоци, не спуская глаз со Спинатти. – На этом этаже есть еще два зала, сообщающиеся с выходами на улицу. Проходите туда. – Он старался говорить безмятежно. Последствия паники, буде она начнется, страшно даже себе представить. – Лоренцо, ступайте следом за Руджиеро. Он вас проводит в мою комнату. Будьте добры, обождите меня там.
Убедившись, что публика несколько успокоилась и начала движение в указанных направлениях, Ракоци обратился к Спинатти:
– Вы – наглец и безбожник, прячущийся в тени святого креста.
Голова предводителя серых сутан дернулась, ибо ему без лишних слов отвесили оплеуху. Серые обомлели, Спинатти попятился. Подобного развития ситуации он явно не ожидал. Никто не смел с ним так обращаться. А этот чужеземец посмел. И, судя по всему, нисколько его не боялся.
– Это… это богохульство! – взревел Спинатти.
– Ошибаетесь, – возразил Ракоци. – Оплеуха назначалась лишь вам!
Спинатти бросился на насмешника, намереваясь сбить его с ног, и просчитался.
Ракоци отступил в сторону и, увернувшись от удара, толкнул нападающего в плечо. Толчок был столь сильным, что ноги Спинатти разъехались, и он грохнулся на пол, перевернув уставленный яствами стол.
– Во имя Господа! – возопили, опомнившись, серые и ринулись в зал, но их там уже ожидали. Воодушевленные мужеством Ракоци, многие флорентийцы успели подсучить рукава. Завязалась драка, с топотом, хриплой бранью и стонами. Серые напирали, орудуя хлыстами с дубинками, безоружные гости отступали, но храбро сопротивлялись, сдерживая напор.
– Эй, Франческо!
Ракоци обернулся. В огромных руках Боттичелли трепыхался серый воитель.
– Что мне с ним делать?
– Вышвырнуть вон! – ответил Ракоци и отскочил в сторону – на него набегал размахивающий цепью детина. Цепь порвала мантию и запуталась в ней. Ракоци намотал ее на руку и рванул на себя, сожалея, что бархат безнадежно испорчен. Детина, не ожидавший такой дерзости, клюнул носом, влетел головой в стену и, свалившись на пол, затих. Рубаху, кажется, тоже придется выбросить, подумал Ракоци, а в остальном все вроде бы обошлось. Он оглядел зал.
Почти все гости уже успели уйти, и натиску серых теперь противостояли только актеры, проявляя чудеса ловкости и проворства; правда, доставалось и им. Подступы к другому крылу дворца охранял длинный и тощий как скелет Амадео, нашедший новое применение своему тяжелому черпаку. Он немилосердно лупил им по головам наступающих, каждый удар отзывался глухим стуком. Серые недовольно ворчали и скалились, словно свора голодных собак.
– Сан-Джермано, поберегись!
Голос Лоренцо прилетел откуда-то сверху. Ракоци отшатнулся, и вовремя. Железные шарики, вплетенные в кончик боевого хлыста, могли изуродовать ему щеку. Он прыгнул к Спинатти, нанесшему этот коварный удар, но чьи-то руки обхватили его сзади. Спинатти расхохотался, предвкушая расправу.
Серые брали верх. Сандро атаковали трое. Он упал на колено, его светло-рыжие волосы были в крови.
– О, мамма миа! – взревел Амадео, зажатый в угол. У него уже отобрали черпак.
Теснота не давала размахнуться хлыстом, и Спинатти бил рукоятью. Три удара достигли цели, четвертый пришелся мимо, Ракоци, охваченный бешенством, решил драться всерьез. Он размахнулся ногой и лягнул врага, стоящего сзади. Хрустнула кость. Ракоци ударил еще и еще раз, не обращая внимания на ужасающий вопль. Когда кричащий упал, Ракоци обратился к предводителю негодяев. Он высоко подпрыгнул, и два подкованных каблука врезались в грудь Спинатти. Тот зашатался и опрокинулся, но тем для него дело не кончилось. Новый удар перебил ключицу лежащего, а Ракоци кинулся на выручку к Боттичелли. Он сшиб с ног двоих нападающих и повернулся к третьему.
– Сандро! Уходи!
Серый молодчик – он был совсем юным – взвизгнул от страха и вскинул дубинку. Ракоци ухватил его за запястье и резким движением вывихнул фанатику руку. Затем он проделал то же самое с теми, кто попытался встать.
Этим уже достаточно. Что с Амадео? Ракоци выпрямился, озираясь, но оценить ситуацию не успел. В зал через заднюю дверь въехал вооруженный всадник и ударил в пол древком копья.
– Тихо! – взревел он. Рев и стук были внушительными.
Драка затихла, в помещении воцарилась мертвая тишина.
Люди расходились – свои к своим – в разные стороны, неохотно, словно любовники, застигнутые слишком скоро пришедшим рассветом. Всюду валялись столы, стулья, осколки битой посуды, окропленные кровью и политые вином.
– Кто тут хозяин? – надменно спросил всадник, направляя коня в центр зала. Ракоци – в изодранной мантии и с разбитым лицом – вышел вперед.
– Я, – ответил он, ощупывая языком десны.
– Что здесь произошло?
Со двора доносился лязг. В дверном проеме теснились латники. Отряд наемников был рад возможности поразвлечься, а заодно доказать, что флорентийские стражники даром свой хлеб не едят.
– Мы праздновали Двенадцатую ночь, – ответил устало Ракоци. – Эти… эти наглецы, нарушая законы Флоренции, ворвались в мой дворец и принялись избивать всех подряд.
Он умолк, ибо не знал, что тут еще можно добавить. Все и так выглядело более чем очевидно.
Но стражник смотрел недоверчиво.
– Это Божьи люди, синьор.
– Скорее, псы! – Ракоци усмехнулся оплывающими губами. – Посмотрите вокруг. По-вашему, мы сами устроили этот разгром?
Командир наемников покосился на французских актеров, хлопочущих вокруг пострадавших товарищей.
– Откуда мне знать? Возможно, все это – лишь декорация представления.
Стражник приосанился и хотел сказать что-то еще, однако его прервали:
– Капитан Эмери, вам говорят чистую правду! Извольте заняться делом!
Ракоци поднял глаза и увидел Лоренцо.
– Видите, мой чужеземец, хорошо, что я не ушел! – Лоренцо, изобразил на лице что-то вроде улыбки и вновь заговорил с капитаном. – Или вам мало моих слов, и вы нуждаетесь в дополнительных подтверждениях?
Но капитан Эмери ни в чем таком не нуждался.
– Нет-нет, Великолепный. Я уже понял, что тут произошло. Эти люди хотели восславить Господа и переусердствовали в своем рвении.
– Теперь это мало-мальски похоже на правду, – сухо кивнул Ракоци, помогая Боттичелли подняться. – Как вы, Сандро?
Живописца била крупная дрожь.
– Думаю, все обойдется. Глаза и руки вроде бы целы. А все остальное не имеет значения.
Лоренцо, поигрывая рубиновым кубком, сошел по лестнице вниз.
– Капитан, – заявил он высокомерно, – имя всему случившемуся вовсе не религиозное усердие, а разнузданный вандализм. Если спустить им эту выходку с рук, все городские мошенники станут рядиться в сутаны! Надеюсь, вы сделаете правильный вывод из сказанного.
Марио Спинатти, стараясь не двигать сломанной ключицей, хотел было возразить, но, заметив воинственный блеск в глазах Медичи, передумал. Война с нечестивцами еще не окончена, стоило поберечь себя для нее!
Подле стены валялась разбитая лира. Ракоци бережно поднял ее. Последняя струна инструмента лопнула, издав пронзительный звук.
– Ах нет, Франческо! – воскликнул Лоренцо.
Он взял Ракоци под руку, демонстративно покосившись на капитана наемников, и громко сказал:
– Я пришлю своих слуг. Они ликвидируют следы варварского вторжения.
– В этом нет необходимости, – вяло мотнул головой Ракоци. Возбуждение в нем улеглось, уступив место укорам совести. Он ведь не только позволил себе дать волю гневу, он испытывал удовольствие, калеча этих юнцов.
– Что с вами, Франческо? – спросил Лоренцо с тревогой.
– Ничего, Великолепный, все в полном порядке. – Ракоци кивнул своим мыслям и обратился к всаднику: – Надеюсь, вы позаботитесь об этой компании, капитан, и воздадите каждому по заслугам! – Он вздохнул и повернулся к Лоренцо. – Позвольте мне проводить вас в библиотеку. Я должен принять ванну и переодеться, но это займет не более четверти часа. Деметриче не даст вам скучать. – Взгляд его упал на Боттичелли. – Идемте с нами, Сандро. Вам тоже надо бы успокоиться. Слава богу, до внутренних покоев эти мерзавцы не добрались!
А если бы даже и добрались, большой беды бы в том не было. Главное достояние Ракоци находилось в потайных комнатах, о каковых серое воинство знать никак не могло.
* * *
Письмо Аньоло Полициано в медицинскую школу Падуи.
К врачам знаменитой академии Падуи обращается флорентиец Аньоло Полициано с почтительной просьбой оказать ему помощь.
Любезные лекари, говорят, вы умеете исцелять любые недуги. Мне очень хочется верить, что это действительно так.
У меня есть друг, это тоже святая правда. И помощь, говоря строго, требуется не мне, а ему. Я опишу вам симптомы его болезни, надеясь, что вы подскажете, чем тут можно помочь.
Мой друг – очень живой и деятельный человек. У него глубокий ум и много энергии. Больным до последнего времени его и вообразить было нельзя. Подагра не в счет, это фамильное, тем более что она ему никогда не доставляла особых хлопот. Примите это к сведению, а я перейду к главному. В течение последнего года у него стали опухать суставы пальцев на руках, а также колени и локти. Я не видел его необутым, поэтому ничего не могу сказать о ногах. При этом он испытывает сильные приступы боли, которые сопровождаются слабостью, в последние шесть месяцев они участились. Временами мой друг так слабеет, что не может взять в руки перо. Иногда он чувствует тяжесть в желудке и во всех внутренностях, на коже его появились кровоподтеки, ко всему этому прибавилась лихорадка, его бросает то в холод, то в жар.
Ответьте мне без утайки, что с ним происходит? Что истощает его силы? Злой недуг или дьявольское проклятие? И укажите способы избавления от этой напасти! Если вы знаете что-то, шлите гонца во Флоренцию. Мой друг угасает, как бы не опоздать.
Очень прошу не вести каких-то научных диспутов по этому поводу и не предлагать новых методов, которые то ли помогут, то ли наоборот. Мне нужно только что-либо надежное и проверенное, и никак не иначе. Если есть какое-то снадобье, шлите его. Если есть врач, способный лечить это, шлите врача. Будьте уверены, его примут как короля, только бы он добился успеха. Если лишь египтяне справляются с такими недугами, сыщите мне египтянина. Но действуйте быстро, медлить уже нельзя.
Если же ваша наука бессильна, не присылайте сюда никого. Я никому не позволю вести наблюдения. Я хочу, чтобы мой друг достойно встретил свой смертный час, а не в окружении охающих и бесполезных врачей.
Если можете, ответьте скорее. Времени совсем мало. Очень желательно, чтобы к Пасхе что-нибудь прояснилось.
Аньоло ПолицианоФлоренция, 2 февраля 1492 года