Текст книги "Костры Тосканы"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 2

Гаспаро Туччи был раздражен. Он уже с час околачивался в подвалах да Сан-Джермано, он сам их строил, тут не на что было смотреть. Не утешало его и пение Амадео, месившего тесто для пирогов, ибо неаполитанец немилосердно фальшивил.

Наконец подошел Руджиеро.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось ждать, старина.

– Ладно, чего там. Раз уж другие парни уехали из Флоренции, с оставшимися можно не церемониться, а?

Гаспаро расправил плечи и заложил большие пальцы за широкий кожаный пояс.

– Ну-ну, Гаспаро. Ты же знаешь, что это не так. Просто хозяин никак не мог отделаться от незваного гостя. Доминиканцы – люди настырные и любят поговорить.

– Чтоб их! – Гаспаро выругался. – В последнее время они совсем обнаглели. Во все вмешиваются, всюду суют свой нос. Чего им нужно от добрых людей? Я посещаю мессу, хожу к причастию, знаю «Верую», «Отче наш» и «Аве Мария». Я почитаю святых и не богохульствую. Большего можно требовать только от монаха. Но их проповедник думает по-другому.

Руджиеро втайне одобрил речи Гаспаро, но вслух осторожно сказал:

– Святые братья проводят так много времени в размышлении о жизни на небесах, что им и в жизни земной хочется видеть нечто подобное. – Он направился к черной лестнице. – Пойдем, нам нужно проверить счета.

Гаспаро кивнул, но не оставил доминиканцев в покое.

– Вечная жизнь! Они говорят нам, что в ней награда за все наши страдания! Однако не так-то все просто, – громко заявил он, поднимаясь за Руджиеро на третий этаж. – Я много об этом размышлял. Не думаю, чтобы эта вечная жизнь меня так уж манила.

Руджиеро даже остановился.

– Что-что?

– Ну, если это означает сидеть сиднем и распевать гимны во славу небес, то и от недели такой жизни можно свихнуться. У турок, по крайней мере, в раю женщины и прочие удовольствия, такой рай мне более по душе. Черт побери, Руджиеро, не будь я примерным христианином, я точно подался бы к туркам, надеясь попасть под присмотр пухлого ангелочка с толстеньким задом.

Гаспаро расхохотался, но тут же умолк, заметив на верхней площадке фигуру в черном.

– Eccellenza,[39]39
  Eccellenza (um.) – ваше превосходительство.


[Закрыть] – смешавшись, пробормотал он.

– Ах, Гаспаро, – посмеиваясь, воскликнул Ракоци. – Мы во Флоренции. Тут титулы не нужны! – Он приобнял польщенного мастера, затем с улыбкой посмотрел на него. – Так, значит, ты полагаешь, что вечная жизнь особенных наслаждений тебе не сулит?

– Да, полагаю, – буркнул смущенно Гаспаро.

– Вечная жизнь, – задумчиво проговорил Ракоци, вступая в просторный зал. – Возможно, мы и не должны ждать от нее наслаждений?

Гаспаро протестующе вскинул руки.

– Если это так, во имя чего же мы терпим страдания в жизни земной? – Он понимал, что не сможет тягаться с алхимиком в споре, но глаза его воинственно заблестели.

– Открой мою комнату, Руджиеро, – сказал Ракоци и обернулся к Гаспаро. – У меня есть знакомая… – Он помолчал. – Очень хорошая знакомая. Она бы сказала, что у тебя есть философская жилка. Вы бы определенно сошлись.

– Если она во Флоренции, я буду рад побеседовать с ней, – ляпнул Гаспаро. Он представил себя в кругу богатых кавалеров и дам, и ему стало неловко. Но сказанного не воротишь.

– Она, к сожалению, в Риме, – беспечно ответил Ракоци, не замечая смущения собеседника. – Но кто знает? Возможно, ей когда-нибудь захочется приехать сюда.

Руджиеро открыл незаметную дверцу в стене, и они вошли в небольшую комнату, всю площадь которой занимали столы, заставленные разнообразными приборами и механизмами. В глаза первым делом бросались часы разных видов и форм, все они показывали различное время, тут же стояли весы – как пружинные, так и аптекарские; одни были снабжены огромными гирями, другие – точными разновесами, мелкими, как горох… Гаспаро изумленно присвистнул и, увидев обыкновенные конторские счеты, обрадовался им как давним друзьям.

– Садись, – указал Ракоци на резное изящное кресло. Гаспаро, привыкший к грубым табуретам и стульям, осторожно присел, опасаясь, как бы хрупкая вещица не развалилась под ним.

Руджиеро ушел в дальний конец комнаты и тут же вернулся с тремя кожаными кошелями, в которых что-то приятно позванивало. Он передал их Ракоци и отошел к двери.

– В этих кошелях золото, Гаспаро. В каждом та сумма, которую я обещал выплатить твоим сотоварищам – сверх тех денег, что они уже получили. Я хочу, чтобы ты открыл каждый кошель и пересчитал монеты. Затем я опять запечатаю их, а ты поставишь свою метку, как это было оговорено в нашем соглашении. Если пожелаешь, можешь потом пойти со мной, чтобы убедиться, что я отдал деньги посыльным, и увериться, что все они – честные люди.

Гаспаро растерянно замигал.

– В этом нет нужды…

Иноземцу опять удалось его обескуражить. Что ж, и мы покажем свой гонор, мы не станем ничего пересчитывать… Думая так, Гаспаро ухватился за первый кошель.

В голосе Ракоци послышались веселые нотки.

– Ты ведь всегда во всем сомневаешься, поэтому, будь добр, проверь.

– Но, ваше превосходительство… – Гаспаро открыл кошель и заглянул внутрь. – Все правильно, подтверждаю. – Когда мешок был запечатан, он начертил на горячем воске кошачью лапу, потом придвинул к себе вторую укладку и раскрыл ее несколько небрежней, чем первую. Часть монет посыпалась на пол, и Гаспаро встал на колени, чтобы собрать их. – Я очень неловок. Простите меня, ваше превосходительство.

– Скажи мне, – сказал Ракоци, – не придавая значения оплошности мастера, – слышал ли ты что-нибудь о своих товарищах?

Гаспаро собрал монеты и вылез из-под стола. Усевшись в кресло, он перевел дух и ответил:

– Да, весточки их я получил. Джузеппе женился на польской пани, и… в общем, он очень хвалит ее как жену. Ему нравится Краков, там строится новая церковь, Джузеппе отделывает в ней потолки. Орнамент сложный, но он справляется и очень доволен. Карло в Лондоне холодно, а англичане кажутся ему чудаками. Он видел тамошнего короля и считает, что тот по сравнению с Лоренцо просто невзрачен, хотя наш Лоренцо был всего лишь банкир.

– Тюдоры[40]40
  Тюдоры – английская королевская династия, правившая с 1485 по 1603 год.


[Закрыть] недавно на троне и еще не освоились со своим положением. Попроси Карло их извинить, – шутливо заметил Ракоци. – А что с Лодовико?

Гаспаро принял озабоченный вид.

– Лодовико не очень доволен. Ему не нравится Лиссабон, он хочет перебраться в Испанию. Работа ему не по вкусу, он жалуется, что его мастерство там никто не в состоянии оценить. Возможно, вы это уладите, ваше превосходительство? Нет ли у вас кого-то в Испании, чтобы помочь Лодовико устроиться на первых порах?

– А когда ему надоест Испания, он поедет во Францию, и мы начнем вновь для него что-то искать. – Ракоци вздохнул – Но так или иначе, дело должно быть сделано. Хорошо, я согласен. С деньгами ему будут отправлены необходимые наставления. Поначалу пусть едет в Бургос. А там поглядим.

Гаспаро поставил свою метку на вторую печать и мрачно покосился на последний кошель, потом, тяжело вздохнув, открыл и его.

– Вы очень щедры, ваше превосходительство…

– Я просил тебя, амико, не наделять меня этим титулом.

– Я и не наделяю вас им, – проворчал Гаспаро. – Вы им владеете – вот и все. Он при вас, как нимб при святом. Этого могут не видеть только глупцы. – Он помолчал и заявил с торжественным напряжением в голосе: – Сумма верна. Удостоверяю, что в каждом мешке столько монет, сколько оговорено в соглашении.

Ракоци кивнул и запечатал третий кошель.

– К концу года ты должен получить уведомления о том, что деньги до адресатов дошли. Если этого не случится, разыщешь меня. Если по каким-то причинам меня здесь не будет, пошлешь курьера к одному человеку в Венецию. Его имя Джан-Карло Чиркандо, он проживает в новом палаццо возле площади Сан-Марко. Он все поймет и во всем разберется.

Гаспаро уставился на пергамент, который вручили ему при этих словах.

– Разберется? – спросил он с сомнением. – А можно ли ему доверять?

– Почему нет, если я ему доверяю? Он человек честный и добросовестный. Я его знаю давно.

– Хорошо-хорошо. – Гаспаро виновато помотал головой. – Не сердитесь на меня, ваше превосходительство. Я просто спросил. Раз вы говорите, что кто-то честен, значит, так все и есть, и кончим на этом. – Он встал и сказал, чтобы сгладить неловкость: – Ваш дворец очень красив. Все только о нем и судачат.

– Тысяча благодарностей, – сказал рассеянно Ракоци, передавая мешки Руджиеро. Потом глаза его оживились. – Если это так, то вы продешевили, Гаспаро. Палаццо выглядело бы иначе, если бы тут работал кто-то другой. Возможно, ты хочешь, чтобы я вам выплатил больше. Говори, не стесняйся, я готов это обсудить.

Гаспаро вытаращил глаза. Говоря о красоте палаццо, он вовсе не имел ничего такого в виду. За работу заплачено щедро, тут нечего обсуждать. Хотя, если как следует вдуматься…

Негромкий стук в дверь прервал его размышления.

– Кто там? – спросил Ракоци настороженно, но Руджиеро уже понял кто и поспешил щелкнуть задвижкой.

На пороге стояла Деметриче с двумя тяжелыми манускриптами в кожаных переплетах.

– Простите меня за беспокойство, Сан-Джермано, но у меня к вам есть кое-какие вопросы. Впрочем, если вы заняты…

Лицо Ракоци мгновенно смягчилось.

– Входите-входите, донна. Мы практически все закончили. Это Гаспаро Туччи, весьма искусный строитель, в том, что нас теперь окружает, немало его труда.

– Доброго здоровья, донна, – смущенно пробормотал Гаспаро.

– Благодарю вас, мастер. Доброго здоровья и вам.

– Донна Деметриче приводит в порядок мою библиотеку, а также приглядывает за домашним хозяйством, – счел нужным пояснить Ракоци, хотя Гаспаро был не из тех, кому надо что-либо пояснять. В том, что в доме холостого мужчины живет женщина, которой он оказывает покровительство, нет ничего зазорного, многие так делают, тут даже сплетникам не за что уцепиться.

– Что там у вас, дорогая?

Деметриче указала на книги.

– Не могу разобрать, к какой категории их отнести? Язык этих рукописей мне незнаком, заглавий нет, так что я в большом затруднении.

Ракоци подошел к ней и заглянул в верхнюю книгу.

– Это персидские рукописи, но более старые, нежели те, что известны. Здесь хроники войн, что происходили за пять веков до Рождества Христова. А вторая – религиозный трактат о божествах Египта, Индии и Персии. – Он не стал смотреть второй том. – Персы очень воинственны, их обычаи чрезвычайно жестоки.

Деметриче пристально вгляделась в развернутые страницы, словно надеясь, что они что-то ей скажут, затем, вздохнув, закрыла книгу и ровным тоном произнесла:

– Хорошо, я опишу их с ваших слов. Если бы Лоренцо знал, какими сокровищами вы обладаете… – Она внезапно умолкла. – Увидимся в библиотеке после обеда.

Деметриче низко склонила голову и, справившись с собой, выскочила за дверь. После ее ухода в комнате повисла напряженная тишина. Ракоци недвижно стоял, уставясь в одну точку, Гаспаро принялся возиться с поясной пряжкой. Когда он наконец поднял взгляд, его охватило щемящее чувство жалости к чужеземцу. С губ мастера сорвалось невольное:

– Ваше превосходительство, не терзайте себя.

– Что?! – изумился Ракоци и заглянул Гаспаро в глаза. То, что он в них увидел, глубоко его взволновало. – Я не терзаюсь, друг мой, но… спасибо тебе. – Он задумался, привыкая к новому ощущению. Его пожалели. Ракоци резко повернулся и направился к медным пружинным весам, чашу которых заполняла горка тускло поблескивающих флоринов – Ты тоже должен получить свою долю, Гаспаро. – Он ссыпал монеты в деревянную шкатулку и протянул ее рабочему. – Я взял на себя смелость добавить к этому перстень, который, надеюсь, ты будешь носить.

Гаспаро опешил.

– Ваше превосходительство… Это слишком… Я ничем такой милости не заслужил…

Ракоци прервал его:

– Гаспаро, амико, мне будет приятно, если ты примешь его. Это самое малое, что я могу сейчас сделать, за… за услугу, которую ты мне только что оказал. Прими перстень, друг.

На мгновение Гаспаро застыл. Он беспомощно покосился на Руджиеро, но лицо того было непроницаемо.

– Ваше превосходительство, – глухим голосом произнес Гаспаро, – если бы мне пришлось выбирать себе господина, мой выбор пал бы на вас. – Он стиснул пальцами переносицу, чтобы сдержать рыдание. – Но я и так к вашим услугам, располагайте мной, Франческо Ракоци да Сан-Джермано.

И Гаспаро Туччи, потомственный строитель и флорентиец, который никогда никому не кланялся, опустился на одно колено, подобно рыцарю, присягающему на верность, и поцеловал руку невысокому человеку в черном.

* * *

Письмо Пьеро ди Лоренцо де Медичи, адресованное приору Синьории.

Досточтимому приору Синьории известный ему Пьеро де Медичи шлет свои приветствия и сожалеет, что не может лично высказать их.

Ваше приглашение нашло меня уже собравшимся отъехать в деревню. Отложить поездку я по многим причинам не мог и потому пишу вам это письмо, чтобы урегулировать недоразумения, возникшие между нами.

Позвольте их перечислить.

Во-первых, вы утверждаете, что я уделяю мало внимания государственным делам. Это не так. Многие подтвердят, что Флоренция занимает все мои мысли. Однако банк Медичи благодаря Генри Тюдору[41]41
  Генрих Тюдор (1457–1503) – с 1485 года король Англии Генрих VII.


[Закрыть] почти разорен. Мой отец оставил его в ужаснейшем состоянии. Положение надо исправить, и по этой причине кредиты банка будут закрыты для горожан. Выплаты живописцам, столь много сделавшим, чтобы украсить Флоренцию, будут, к великому моему сожалению, приостановлены также.

Во-вторых, вы считаете, что я не должен иметь никаких сношений с новоизбранным Папой Алессандро VI и королем Франции. Как же мне заниматься государственными делами, если не вести с ними переговоры? Вы говорите, что они могут навязать мне свою волю? Ну, от Папы этого можно ждать, ибо он – Борджа, но почему же Франция так вас беспокоит? Карл[42]42
  Имеется в виду Карл VIII (1470–1498), правивший Францией с 1483 года.


[Закрыть] мой ровесник и не может иметь влияние на меня, а если ему желательно подносить мне подарки, что ж – на то, как говорится, его воля, я же не вижу причин отказываться от них. Вы думаете, что меня по моей молодости легко обмануть? Я, конечно, молод, любезный приор, но вовсе не глуп. Позвольте напомнить вам, что и отец в моем возрасте уже управлял Флорентийской республикой.

И раз уж у нас пошел такой разговор, мне хотелось бы сообщить вам, что вашу попытку сунуть нос в дела банка Медичи я считаю более чем нахальной. Какое вам дело, сколько я туда вкладываю и сколько беру? Мне надо подновить фасады дворца, на том и покончим. А Федерико Козза – придворный алхимик – перешел все границы дозволенного. Он попытался содрать с меня дикие деньги за золото низкой пробы. Таких надо гнать из Флоренции, я и выгнал его!

Далее я прошу вас учесть еще вот что. Советы занудливой старости для юности утомительны. Вы всегда повиновались распоряжениям моего отца, и я не вижу причин, чтобы не продолжить эту традицию. В будущем я ожидаю от вас полного повиновения.

Ближайшие десять дней я намерен пробыть в деревне. Мне не хочется пропустить праздники урожая. Возможно также, что меня задержит охота, сезон для нее уж очень хорош.

Короче, любезный приор, увидимся в ноябре и, я надеюсь, во всем сговоримся. Пока же примите мои уверения в полнейшем к вам уважении. Не наломайте дров, замещая меня, ибо спросится строго.

Пьеро ди Лоренцо де Медичи

Амбра, Поджио-а-Кайано

23 октября 1492 года

P. S. Не стоит грозить мне публичным судом. Отец, которого вы все время ставите мне в пример, был отлучен от церкви, и что же? Если он игнорировал Папу, почему я должен бояться вас?

ГЛАВА 3

Сильный ветер нагнал тяжелые тучи. С вершины холма можно было видеть Флоренцию, она походила на огромный игрушечный город. Накрывшая ее тень обесцветила здания, и они казались фантастически нереальными.

Деметриче сдержала свою кобылку и поплотнее закуталась в плащ. Юбка ее была подогнута для езды по-мужски, в посадке угадывалась школа Лоренцо. Высокие ботинки донны больше подошли бы мальчишке, как и расшитая треугольная шапочка, скрывавшая белокурые волосы.

Послышался стук копыт. Ракоци осадил своего серого жеребца возле чалой кобылки. На этот раз его одеяние – от русских сапожек до французских перчаток и мягкой испанской шляпы – было полностью черным. Ничего белого, серебристого или красного. Возможно, именно этим и объяснялась неестественная бледность его лица.

Фиолетовые тучи, тесня друг друга, закрыли весь небосклон. Деметриче поежилась.

– Вам холодно, дорогая? – спросил Ракоци, наклоняясь в седле, чтобы подвернуть полу ее плаща.

– Нет-нет, Франческо, не беспокойтесь. – Она посмотрела вниз, на город. – Какой он маленький!

– Большое расстояние, – произнес он странным тоном. – Оно всегда обманчиво.

Молодая женщина уловила напряжение в голосе спутника и обернулась к нему.

– Что с вами, Франческо?

Он потупился.

– Ничего, дорогая. Все хорошо.

– Это не так, – мягко возразила она. – Но я не буду пытать вас. – Она пришпорила лошадь и пустила ее рысью, даже не оглянувшись, чтобы понять, следуют ли за ней.

Через какое-то время он догнал ее, лицо его сделалось озабоченным.

– Дорогая, не делайте больше так. Это небезопасно.

– Вам не нравится моя манера езды?

Она смотрела вперед, на город, кажущийся теперь унылым и скучным.

– Нет. Вы управляетесь с лошадью превосходно. Просто сейчас не стоит терять друг друга из виду. На дорогах полно разбойников. Их серебряные кокарды в виде поглощающей ребенка змеи указывают, что они сбежали из отряда Висконти. А дезертиры не… не очень… церемонятся с дамами.

– Вы сообщаете такие ужасные вещи – и выезжаете за город без оружия?

Деметриче усмехнулась, надеясь, что усмешка скроет ее тревогу.

– Без оружия? – Ракоци бросил поводья и, перекрестив руки, рывком извлек из рукавов два кинжала. – Я не так уж и беззащитен, – Он поиграл клинками и вновь их убрал.

– Прекрасно, – облегченно вздохнула женщина и вдруг без всякого перехода заметила: – Флоренция стала не та.

Ракоци понял, что она имеет в виду.

– Да. – Он прищурил глаза – Она словно в коме. Урожай был ничтожен, торговля почти замерла: англичане первыми покинули город. Суконщики несут большие убытки. И не происходит ничего нового. Взгляните на восточную часть. Там столько недостроенных зданий! Флоренция подобна потоку, чей бег остановлен затором. Либо она превратится в болото… либо, – прибавил он, вспомнив о религиозных фанатиках, – грядет прорыв, все сметающий на пути.

Деметриче вскинула голову и посмотрела на тучи.

– Начинается дождь. Посмотрите-ка на холмы.

Ракоци кивнул.

– Деметриче, клянусь, вы не должны меня опасаться.

Он что, умеет читать мысли?

– Я не понимаю, о чем вы.

Он вздохнул.

– Я не знаю, что наговорил вам Лоренцо, но что-то определенно наговорил. И потому заявляю: я не опасен. По крайней мере, для вас. Почему бы вам мне не поверить?

Он улыбнулся, заметив, что напряжение отпустило ее, и совсем другим тоном воскликнул:

– Ну, милая донна, или мы пускаемся вскачь, или нам вскоре понадобятся мочалки и мыло!

В глазах Деметриче запрыгали чертики, она ударила каблуками в бока чалой кобылки, и та резво помчалась вниз по дороге, ведущей в Сан-Минато-аль-Монте.

Ливень застиг их у понте Веккио, они промокли и изрядно замерзли.

На заднем дворе палаццо Ракоци спешился и подошел к Деметриче. Она улыбнулась ему, все еще сидя в седле. Ее мокрые, разбросанные по лицу волосы напоминали водоросли.

– Спокойно, – сказал он, обнимая наездницу, потом, подавшись вверх, приподнял ее над седлом и очень осторожно поставил на мокрые камни брусчатки.

«Господи, я одного с ним роста и в мокрой одежде, а он управился со мной так легко!»

Их взгляды на мгновение встретились: в ее глазах был вопрос, а темные глаза Ракоци излучали тепло. Он отвернулся первым и взял ее за руку.

– Идемте, милая, вы совершенно продрогли. Руджиеро приготовит вам ванну. Я не хочу, чтобы вы простудились.

– А как же вы? – спросила она, придерживая дыхание.

– Я выкупаюсь после вас.

– Но вы тоже замерзли.

Он придержал дверь, пропуская ее вперед.

– Это не так уж важно.

Она хотела возразить, но вдруг поняла, что слушать ее вряд ли станут. Ракоци распахнул перед ней еще одну дверь – во внутренний двор.

– Идемте по галерее. – Подковки его сапог мерно постукивали, перебивая звуки дождя. Он двигался в полумраке галереи как тень, лишь голос и этот стук выдавали, что он телесен. – К вечеру мне нужно будет уйти. После ванны Амадео подаст вам обед. Если желаете, я закажу ему суп и пирог. В такую погоду это не скажется на вашей фигуре. После обеда делайте что хотите. В вашем распоряжении все палаццо.

Деметриче молчала. Некоторое время она шла следом за ним, затем прикусила, словно на что-то решившись, губу и тихо окликнула:

– Сан-Джермано!

Необычное волнение в ее голосе остановило его.

– Дорогая, что с вами?

Деметриче с трудом сглотнула подкатившийся к горлу комок.

– Я хочу… стать вашей помощницей и ученицей. Я хочу, чтобы вы посвятили меня.

– Посвятил? Но во что? – Он был озадачен.

– Во все то, чем вы занимаетесь в скрытых комнатах.

Роковые слова были сказаны. Она молча ждала приговора, не смея взглянуть ему в лицо.

– И что же вы знаете об этих комнатах, Деметриче?

– Я… Я следила за вами. – Ей хотелось побыстрей снять камень с души, и она торопилась обо всем рассказать. – Вы – человек необычный, загадочное всегда привлекает, а я допоздна не ложусь. Однажды, услышав в коридоре шаги, я вышла и отправилась вслед за вами. На площадке парадной лестницы вы исчезли. Я искала потом дверь, но не нашла.

Она бросила на Ракоци опасливый взгляд. Его лицо было непроницаемым, но не казалось рассерженным. В глубине темных глазах поблескивали странные огоньки.

– Вы сказали не все?

– Да, – ответила она тихо, теребя завязки пристегнутого к ее поясу кошелька.

Он подошел ближе.

– Я слушаю, дорогая. Не бойтесь, прошу вас. – Он не касался ее, но от его рук исходил леденящий холод.

Полумрак, царивший под сводами галереи, скрывал краску, выступившую на лице Деметриче. Она это знала и все же не осмеливалась взглянуть на него.

– Я видела вас под утро.

– Да?

Ракоци понял, о чем она хочет сказать, он мог ее остановить и вдруг ощутил, что не хочет этого делать. Он просто стоял и ждал, наблюдая за Деметриче. Ему сделалось интересно, как она выйдет из затруднительного для себя положения.

– Это было несколько дней назад. Вы ушли вечером и за час до рассвета вернулись. Я видела, как вы шли по галерее. Свет фонаря… – Тут она взглянула ему прямо в глаза. – Свет упал на вас, Сан-Джермано. На ваших губах была кровь.

Ему стоило больших усилий выдержать ее взгляд, но он понимал, что, отвернувшись, может навсегда потерять доверие этой удивительной женщины. Такой храброй и такой… беззащитной.

– Лоренцо незадолго до смерти рассказал мне о вас… точнее, о своих подозрениях…

– Он был весьма проницательным человеком, – сказал Ракоци, вспоминая праздник Двенадцатой ночи.

– Да? – Глаза Деметриче расширились. – Значит, его догадки были верны?

Ну почему миг откровения всегда сопряжен с такой болью? Каждый раз он задавался этим вопросом и каждый раз перед ним отступал.

– Что Лоренцо сказал вам?

– Он сказал, что вы… что вы бессмертны…

– Я не бессмертен. Точней – не совсем, – Его слова звучали отрывисто, резко.

– Он сказал, что вы… вы… вампир.

Ракоци не ответил, и она отважно продолжила:

– Он говорил, что церковь ошибается, что вампиры не демоны, что они вовсе не прокляты Богом и не созданы по подобию сатаны. Он сказал, что они… просто особенные…

– Лоренцо был прав, – тихо ответил Ракоци, прислушиваясь к немолчному шуму дождя, – Деметриче, – медленно произнес он. – Я говорил это прежде и повторю сейчас. Вам нечего меня опасаться. Как и любому из флорентийцев. Он помолчал. – Я сказал это Лоренцо. И он, кажется, мне поверил. Поверьте и вы.

У нее вырвалось невольно:

– Но кровь…

– Одна особа сама пожелала отдать ее мне.

– Донна Эстасия?

– Нет.

Ревность, вдруг шевельнувшаяся в Деметриче, несказанно удивила ее, и она поспешила выбросить из головы глупые мысли.

– Что происходит? Когда вы… пьете?

Ракоци знал, что разговор может завести далеко, но отступать уже не имело смысла.

– Это бывает нечасто, и обычно мне нужно немного. Для тех, кто ко мне… ммм… благосклонен, все происходит словно бы в полусне и сопровождается довольно приятными ощущениями. Наутро возможна слабость, которая быстро проходит. – Глаза Деметриче недоверчиво дрогнули. Ракоци усмехнулся: – Да нет же, милая, я совсем не чудовище. Осушите рубиновый кубок, и вы получите полное представление о том, как это бывает. Впрочем, одной крови мало. В ней содержится многое… но далеко не все. Нужна еще близость, нужны сильные чувства, привязанность… если хотите, однако такое сопряжено с риском для тех, кто принимает меня. Люди, к которым я… скажем так… неравнодушен, могут стать подобными мне. – Он неловко пожал плечами и отвернулся.

– Сан-Джермано, но… в таком случае вы обладаете свойством передавать бессмертие вашим… партнерам? Так это или не так?

– Так.

Он знал, каким будет следующий вопрос, и ждал его с обреченностью приговоренного к казни.

– Тогда почему же вы не спасли Лоренцо? Почему позволили ему умереть? Он ведь был вашим другом.

– Да, был. – Ракоци сжал кулаки и закрыл глаза, заново переживая горечь утраты. – Я не спас его, потому что не мог. Я не мог ничего для него сделать.

– Но вы даже и не попробовали?

Она вытянулась в струну, в ее светлых янтарных глазах вспыхнули слезы гнева.

– Деметриче, поверьте, если бы имелся хотя бы самый мизерный шанс, я бы на все пошел… я бы вернул ему жизнь… даже против его желания.

– Почему же вы этого не сделали? – Взгляд ее сделался умоляющим, гнев в нем угас.

Он глубоко вздохнул.

– Потому что есть вещи, к которым не подступиться!

Ракоци помолчал, подыскивая убедительные слова.

– Постарайтесь понять это. Я не мог ничего поделать. Он мучился, а я терзался в бесплодных поисках снадобья, способного продлить ему жизнь. Кровь, Деметриче! Больная кровь в его жилах не позволяла ничего изменить. Чтобы переродиться, нужна здоровая кровь. Я был бессилен.

Дождь хлынул с такой силой, что его шум стал походить на грохот марширующих войск. Двор превратился в сплошное кипящее озеро.

Деметриче долго молчала.

– Мне трудно все это осмыслить…

Она вновь умолкла, не зная, что тут можно сказать. Все приходившие на ум фразы казались банальными. Человек в черном тоже молчал, потом осторожно придвинулся и взял ее за руку.

– Деметриче, теперь вы все знаете и вольны уйти, но… останьтесь, прошу вас. Клянусь, что не притронусь к вам, что не буду искать вашей близости даже в мечтах, просто не уходите. Я обещал Лоренцо, что позабочусь о вас, я обеспечу вас всем – деньгами, приданым… вы можете требовать от меня что угодно, ибо…

Он, смешавшись, умолк.

– Деньги, приданое – вещи, конечно, для женщины важные, но… – заявила она с лукавством, решив использовать подходящий момент, – но мне больше хотелось бы обрести в вас не покровителя, а наставника. Вы – человек, искушенный во многих науках, а я хочу знать все на свете. И потому спрашиваю: синьор Сан-Джермано, не нужна ли вам прилежная ученица?

– Я думаю, что нужна. – Ракоци с облегчением рассмеялся. – И спрашиваю в свою очередь: любезная донна, не согласитесь ли вы стать моим другом?

Она молчала, и он вдруг не на шутку встревожился.

– Я… я вас пугаю?

Его охватило отчаяние, он на шаг отступил и замер, ожидая ответа.

– Нет, – покачала она головой, – Я вас не боюсь.

Это было почти правдой.

– Даже теперь, когда вы знаете все?

Деметриче потупилась, чтобы он не прочел в ее взгляде то, в чем она сама пока еще не отдавала себе отчета.

– Вы сказали, что не причините мне вреда, и я верю вам, Сан-Джермано. Даже если бы вы в начале нашего разговора прогнали меня от себя, я и тогда не очень бы испугалась. Но, конечно, разозлилась бы страшно, – прибавила она с улыбкой.

Он рассмеялся – весело, как ребенок, которому вернули игрушку.

– Ах, Деметриче, не делайте этого, иначе я ничему не смогу вас научить!

Она шагнула к нему и порывисто обняла.

Ракоци отступил в сильном смущении.

– Пойдемте-ка в дом, – пробормотал он растерянно. – Здесь очень холодно. Вам нужно немедленно принять ванну, чтобы не схватить лихорадку.

Только тут она ощутила, что сильно промерзла, и поспешила войти в распахнутую перед ней дверь, радуясь теплу и чувству покоя, внезапно охватившему все ее существо.

* * *

Письмо графа Джованни Пико делла Мирандола к Марсилио Фичино.

Своему флорентийскому другу Марсилио шлет из Рича платонические приветы Пико.

Ты первый, с кем я делюсь хорошими новостями. Папа назначил аудиенцию по моему ходатайству. Кто мог бы предположить, что Родриго Борджа соберется меня выслушать? Впрочем, он может выслушать, а потом отказать, и труд мой поглотит Лета. Так что, Марсилио, молись за меня.

Я видел кардинала Джованни. Конечно, он сногсшибательно молод, и семь кисточек на его головном уборе не прибавляют ему ни мудрости, ни солидности, но это настоящий Медичи и флорентиец до мозга костей[43]43
  Лоренцо Великолепному удалость сделать своего второго сына. Джованни, кардиналом в 14 лет (1489). В момент, о котором упоминает Пико, ему было 17.


[Закрыть]. Ты говоришь, что Орсини смотрят свысока на Флоренцию, но им не сравниться в высокомерии с тем, как Джованни поглядывает на Рим. Oн умен, он преуспевает, он, пожалуй, честолюбивей отца. Лоренцо вряд ли понравилось бы кое-что из того, чем ему приходится здесь заниматься, но гордость за сына он, безусловно, испытал бы.

Здесь ходят весьма печальные слухи о том, во что превращает Флоренцию наш добрый Пьеро. Генуя вовсю намекает на то, что готова взять под крыло Ливорно и Пизу, ибо, мол, флорентийцам не по карману их содержать. Так и будет, если Пьеро не приберет к рукам банк своего дядюшки из рода Торнабуони и не оставит дурной привычки время от времени передавать свои полномочия другому Пьеро. Кто он такой, этот Довизио да Биббиена? Всего лишь секретарь. Его дело снимать копии с писем и согласовывать время приемов. Допускать таких людей к управлению государством – несусветная глупость. Было бы лучше, если бы Лоренцо женил своего старшего на флорентийке. Альфонсина намного хуже Клариче. Но что теперь говорить? Этому браку скоро три года, и даже Борджа не под силу расторгнуть его.

А месяц назад, признаюсь, я сильно грустил. 7 ноября, в день рождения Сократа. Мы ведь ежегодно отмечали его. Меня охватило ужасное одиночество. И не только потому, что вы там, а я в Риме. Я понял, что таких празднеств у нас больше не будет, ибо Лоренцо ушел. Никто и ничто не возместит нам этой потери.

Вместе с письмом посылаю на твой суд несколько новых поэм. Почту мою повезет посланник кардинала Джованни, так что она очень быстро дойдет до тебя. Прошу, когда будет время, прочти эти вирши и отпиши, что ты о них думаешь. Твое мнение всегда очень много значило для меня.

Еще прошу передать мои приветствия всему нашему кругу. Я надеюсь вернуться, как только Папа даст мне какой-то ответ.

Остаюсь твоим преданным другом

Джованни Пико,

граф делла Мирандола-и-Конкордия

Рим, праздник святого Амбросия Миланского

7 декабря 1492 года