Текст книги "Костры Тосканы"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Часть 2
ФРАНЧЕСКО РАКОЦИ ДА САН-ДЖЕРМАНО

Извечным странником скитаюсь по земле.

Пустынно прошлое, грядущее во мгле.

Пусть говорит Господь живущему – живи,

Мне нет пристанища ни в смерти, ни в любви.

Франческо Ракоци

Письмо Пьетро Дельфино – главного настоятеля флорентийской церкви Санта-Мария делли Анджели – его святейшеству Иннокентию VIII.

С глубоким почтением главный настоятель церкви Санта-Мария делли Анджели покорно просит милосердной помощи его святейшества Папы Иннокентия VIII, наследника святого Петра и наместника Господа на земле.

С самыми благочестивыми помыслами прошу ваше святейшество обратить внимание на ситуацию, сложившуюся в тосканской Флоренции. Несмотря на то, что в недавнем прошлом гнев вашего предшественника[37]37
  Имеется в виду Папа Римский Сикст IV (годы папства: 1471–1484), славивщийся разгульным образом жизни и инициировавший в 1478 году заговор Пацци против Медичи, после чего в течение двух лет Флоренция вела с папским престолом войну, тяжело на ней отразившуюся.


[Закрыть] пал на наш город, в том, несомненно, не было ни нашего злого умысла, ни святой воли небес.

Мы сохраняли и сохраняем преданность истинной вере. Политические интриги обычно мало волнуют простых христиан и уж совсем не интересуют таких ревностных служителей церкви, каковыми являются монахи ордена камалъдулов.[38]38
  Камальдулы – монашеский орден со строгим аскетическим уставом, основанный около 1012 года в селении Камальдоли близ города Ареццо (Италия).


[Закрыть]

Все зло заключается в некоем проповеднике, который сеет вокруг себя смуту, презирая увещевания своих собратьев, служащих другим орденам. Я искал в душе своей ростки низменных побуждений, заставляющих меня ненавидеть этого человека, и не нашел их. Молю вас сокрушить меня всей своей мощью, если мной, кроме помыслов о чистоте веры нашей, руководит что-то еще.

Ваше святейшество, вы, несомненно, знаете, о ком я говорю. Этот смутьян выдвинулся совсем недавно из рядов братства доминиканцев. Он хороший оратор, к нему прислушиваются простые миряне, а те, что уже попали в его сети, готовы на все. Сейчас для своего возвышения он умело использует великое горе, обрушившееся на наш город, – смерть Лоренцо де Медичи, который хотя и немало грешил, но любил Флоренцию и многое для нее сделал.

Этот аббат утверждает, что провидел кончину Медичи и что якобы известил его о том сам Господь. Стыдно признаться, но нашлось немало людей, слепо поверивших в эти россказни, что, впрочем, неудивительно, ведь многие падают в обморок, слушая его речи.

Все это никак нельзя назвать христианством, и по размышлении я понял одно: Савонарола послан всем нам во испытание, чтобы проверить, насколько мы можем противиться злу, рядящемуся в слепящие глаз одеяния, но на деле блуждающему во мраке гордыни.

Пока Флоренция не погрязла в языческом почитании этого лжепророка и для того, чтобы души тех, за кого мы молимся, могли спастись и обрести покой, дарованный нам Сыном Божиим, претерпевшим за то крестные муки, ваше святейшество, прошу вас вмешаться и отлучить Савонаролу от церкви. Дабы змея не брызгала ядом, дабы в нашем прекрасном городе вновь воцарились мир и покой.

Если какие-то тени сомнения мешают вам так поступить, соберите высший совет блюстителей веры. Пусть самые искушенные инквизиторы разберутся, где правда, где ложь. Все они – собратья Савонаролы по ордену. Если он невиновен, пусть нам объявят о том. Если виновен, пусть его судят за богохульство, ибо никто не смеет говорить от имени Господа ложно и всуе.

Ваше святейшество, узнав о вашем недомогании, все мы усердно за вас молимся, уповая на милость Божию и на милосердное вмешательство благословенной Мадонны.

Во имя Христа, распятого за нас и воскресшего в славе, предаю себя вашему праведному суду и смиренно приму любое наказание, буде окажется, что я заблуждаюсь.

Пьетро Дельфино,

главный настоятель церкви

Санта-Мария делли Анджели

Флоренция, праздник Пришествия, 2 июля 1492 года

ГЛАВА 1

Громкий крик, раздавшийся в глубине дома, пробудил Сандро Филипепи. Он замер и долго лежал, тревожно прислушиваясь, пока другой, более громкий вопль окончательно не прогнал его сон.

Отодвинув полог, художник вскочил с постели и потянулся к свече, стоявшей на столике у окна. Очередной крик заставил Сандро содрогнуться, кремень чуть не выпал из непослушных пальцев, ему потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться и высечь искру. Свеча загорелась. Несколько минут ушло на поиск рубашки, наконец, кое-как облачившись, Сандро выскочил в коридор.

Там уже стоял Симоне, испуганный и недовольный.

– Это Эстасия, – с осуждением сказал он.

– Знаю. – Сандро пробежал мимо, прикрывая ладонью пламя свечи. Добежав до двери кузины, он остановился и постучался, в ответ раздались новые вопли. Сандро поднатужился и ударом плеча вышиб закрытую дверь.

Спальня Эстасии была слабо освещена, но и света единственной свечки вполне хватало, чтобы увидеть, какой в ней царит беспорядок. Ложе донны искрилось, усыпанное осколками разбитых флаконов и склянок, на стенах виднелись маслянистые пятна, полог, окружавший кровать, был почти сорван, а в ту его часть, что еще как-то висела на перекладине, вцепилась Эстасия и отчаянно тянула ее на себя. Ночная рубашка красавицы была порвана, тело покрывали царапины, всклокоченные волосы придавали донне безумный вид. Запутавшись в занавесе и пытаясь освободиться, она повернулась к вошедшему.

– Эстасия, – произнес Сандро как можно спокойнее. – Не бойся, это всего лишь я.

– Сатана! Сатана! Изыди, изыди! – Женщина, словно бы защищаясь, вскинула руку, пальцы ее конвульсивно впились в пышную грудь и окрасились кровью. Стиснув зубы от боли, она продолжала что-то мычать.

Сандро сделал к ней пару шагов, лицо его было встревоженным.

– Эстасия, успокойся.

Донна отшвырнула портьеру и, продолжая бормотать что-то бессвязное, бросилась в дальний угол комнаты, где замерла, закрывшись руками.

Оглядевшись, Сандро обнаружил сброшенный на пол подсвечник с двумя огарками в гнездах. Он поднял его и поднес свою свечку к скрюченным фитилькам, потом вставил ее в свободную лунку. Когда света в спальне прибавилось, художник пригнулся и мелкими приставными шагами попытался приблизиться к донне.

– Нет! Нет! – закричала та. – Господи, смилуйся надо мной. Изгони жуткого демона! Очисти меня от скверны! – Задыхаясь от ужаса, Эстасия прижалась к стене, взгляд ее дико посверкивал. – Упаси меня, Боже! Упаси, упаси, упаси… – твердила она, пытаясь перекреститься, однако ногти ее, скользнув по телу, вновь вонзились в нежную кожу.

Сандро, изловчившись, схватил ее за запястья.

– Эстасия, милая, стоит ли так терзаться? – с мягким укором сказал он. – Ну, будет, будет, уймись!

В следующий момент сильный толчок в грудь чуть не сшиб его с ног. Сандро отпрянул, потрясенный неожиданным нападением. Эстасия, словно фурия, наскакивала на него, норовя вцепиться в глаза, и он вдруг понял, что это может кончиться скверно. Схватив одну из подушек, Сандро швырнул ее в донну и, когда та принялась самозабвенно с ней расправляться, совершил обходной маневр. Подкравшись сзади, он вцепился в пухлые локотки и прижал их к часто вздымавшимся ребрам кузины. Сандро, как все живописцы, был очень силен, однако сейчас эта сила не давала ему особенных преимуществ.

Эстасия извивалась в его руках, отбиваясь ногами и издавая истерические вопли.

– Спаси меня, милосердный Господь, помилуй меня, добрый Боже. Я грешна. Я очень грешна. Но вызволи меня, умоляю! – Она все-таки вырвалась и упала на пол, рыдая. – Боже, прекрати мои муки. Не покидай меня! Не оставляй в одиночестве. Спаси! Возьми меня под свою длань. Даруй мне свою любовь! Спаси меня, о, спаси меня! – Тело ее сотрясалось. – Мне нужен лишь ты! Не покидай меня, Господи! Я искуплю все свои прегрешения. Только не оставляй меня! Умоляю, прошу, заклинаю! Я раскаиваюсь, я стану твоей послушной рабой. Здесь демоны! – закричала она вдруг что есть силы. – Они терзают мое тело! – Эстасия вцепилась ногтями в свое лицо, раздирая в кровь щеки.

Сандро стоял в растерянности, наблюдая, как она корчится на полу, усеянном осколками склянок.

– Эстасия, – заговорил он опять, пытаясь приблизиться, но соблюдая крайнюю осторожность. – Перестань, Эстасия. Очнись! Ты не в аду, а я не демон.

Все было напрасно. Распростершись на полу, она как безумная продолжала истово причитать:

– Защити меня, Господи, и спаси! Избавь от демонов, закрой крыльями своих ангелов. Излечи своим прикосновением, подари мне благословенный свой взгляд! Позволь мне остаться с тобой, в сени твоего милосердия… О, я верю, я знаю, что ты не оставишь меня!

Эстасия изогнулась и села, уставясь в одну точку. Лицо ее озарила слабая, неуверенная улыбка.

Полагая, что худшее позади, Сандро нагнулся к ней, она обхватила его колени руками и горячо зашептала:

– Я – твоя. Я преклоняюсь перед тобой!

Сандро замер, не зная как быть. Внезапно женщина вздрогнула, ее руки скользнули вверх по его голым ногам.

– Ах! – вскричала она. – Ты мужчина! Ты послан, чтобы меня соблазнить!

Почувствовав, как пальчики, вооруженные острыми ноготками, ощупывают его гениталии, Сандро похолодел. Медленно, крошечными шажками, он стал отступать, соблюдая великую осторожность.

Она была уже на ногах и шипела как разъяренная кошка:

– Искуситель! Исчадие ада! Берегись – я расправлюсь с тобой!

Сандро быстро заскочил за кровать и сорвал остатки многострадального полога. Когда Эстасия подступила к нему, он накинул на нее тяжелую ткань и кое-как затянул узлом оба конца портьеры. Женщина продолжала биться, но вырваться уже не могла. Сандро усадил ее на кровать и застыл в ожидании.

Когда наконец истерические рыдания стихли, он подошел к окну и рванул на себя закрытые створки. Ночная прохлада наполнила комнату, запахи лета смешались с ароматами пролитых косметических средств.

– Господи, защити меня и спаси, – все еще бормотала донна, пытаясь освободиться.

– Послушай, Эстасия, – строго заговорил Сандро, от его мягкости не осталось следа. – Объясни, что с тобой происходит. – Он нервно вздохнул и задал вопрос, мучивший его в последнее время: – Ты ждешь ребенка? В этом причина твоих истерик?

Она зашлась в приступе дикого хохота.

– Ребенка? – Смех просто душил ее. – Я жду ребенка?

Сандро нахмурился, теряя терпение.

– У тебя было по крайней мере два любовника в прошлом году. Ты вполне могла от них понести. Что тут смешного?

Его слова не произвели на Эстасию должного впечатления. Она вновь рассмеялась, на этот раз ее смех походил на сдавленные рыдания.

– Я не хочу ребенка. Я хочу… Я хочу…

Лицо ее исказилось, и она опять бы ударилась в плач, если бы Сандро не отпустил ей пощечину.

– Я не намерен долее терпеть твои штучки! – Он ждал, она продолжала всхлипывать. – Скажи, что тебя мучает? Если не беременность, тогда что же? – Лицо его снова смягчилось. – Не бойся меня, Эстасия. Расскажи мне, что сейчас было с тобой.

Она отвернулась.

– Я побывала в аду. Я была там, и дьяволы забавлялись со мной. Они хлестали меня шелковыми плетями. Они протыкали меня горящими кольями. – Донна судорожно сглотнула, дрожь прошла по ее телу.

– Эстасия, сними грех со своей души, сходи в церковь и исповедуйся. Тогда ночные видения оставят тебя.

Она вновь рассмеялась, уже томно, и повалилась боком на скомканные подушки.

– Я не могу рассказать священнику, что эти демоны творили со мной. Он не поймет, а если поймет… – Ее дыхание сделалось частым – Это был сладкий кошмар. Он измучил меня. Мне показалось, что от меня ничего не осталось! – Она потянулась всем телом и засмеялась.

В дверь постучали, Сандро обернулся.

– Да?

Симоне – строгий, серьезный – стоял на пороге, с ним был молодой монах.

– Я привел помощь.

– Это очень разумно с твоей стороны, Симоне, – ответил Сандро, подавляя желание выбранить брата. Впрочем, возможно, поступок его и вправду разумен. Сами они с ней уже ничего не могут поделать. Он обратился к прислужнику: – Нам удалиться?

Монаху было не больше шестнадцати лет. Он бросил на связанную Эстасию опасливый взгляд.

– Я… Я не… Она одержима?

– Сейчас нет. Припадок уже прошел.

Сандро и в самом деле так думал, но, словно бы издеваясь над ним, Эстасия вновь принялась кричать:

– Священник! О господи! Тут еще и священник!

Юный монах вздрогнул.

– Успокойтесь, почтенная донна, – сказал он, но Эстасия опять закричала. Монах умолк и беспомощно оглянулся на Симоне.

– Грехи терзают ее душу, – торжественно провозгласил тот. Он слегка подтолкнул монаха к кровати. – Как только она исповедуется, адские видения покинут ее.

– Адские видения? – переспросил юноша, недоуменно глядя на Сандро.

– Так она говорит, – Сандро понял, что нужно разрядить обстановку. – Сейчас она успокоится. А ты, Симоне, помолчи.

Эстасия принялась напевать непристойную песенку, усмехаясь и выразительно двигая бедрами. Трое мужчин, словно завороженные, не сводили с нее глаз. Допев куплет до конца, донна заговорила:

– Демоны ада знают, что делать с женщиной. Не то что ты, Симоне. На тебя мало надежды. Но, Сандро, ах, дорогой Сандро! Если бы ты захотел, я ни о ком больше бы не мечтала. Ты умеешь ценить женскую красоту! Твои полотна всегда меня возбуждают! Ты получишь огромное удовольствие, взглянув на меня. Развяжи эту тряпку. Обнажи мои груди! Они благоухают, как плоды в урожайную пору. Прикоснись к ним. Попробуй на вкус…

– Прекрати это, Эстасия, – сказал Сандро, медленно отступая. Он видел все – и румянец стыда на щеках молодого монаха, и ханжеское негодование в глазах Симоне. Художник вздохнул и обратился к иноку: – Если вы все же решитесь попробовать, я отблагодарю вас. Кто знает? Исповедь должна ей помочь.

– Я… Я постараюсь, синьор. Но если она одержима… – Юноша явно смутился. – Демонов изгоняют доминиканцы. Монахи нашего ордена служат молебны во здравие, воздают хвалу праведникам, благословляют на добрые дела.

Сандро задумался, потом махнул рукой.

– Поступайте как знаете. Но если у нее снова начнется истерика, я ее придушу. – С этими словами он повернулся, оттолкнул плечом Симоне и вышел.

– Вы должны усмирить ее, брат. – Симоне сделал большие глаза. – Вы же слышали, что она распевает.

Эстасия рассмеялась.

– Уговори его, Симоне! Сандро от меня отказался. Но монах, возможно, и не откажется. – Она заворочалась на неприбранном ложе, стараясь рассмотреть инока лучше. Ее карие глаза заблестели. – Знаешь ли ты, чего я хочу, мальчик? – Голос донны сделался томным. – Усмири меня, если сможешь. Я буду счастлива следовать твоим наставлениям.

Симоне нахмурился. На лице его появилось свирепое выражение.

– Ты следуешь наставлениям дьявола, Эстасия. Берегись! Я с тобой церемониться не намерен. Искупление даруется через страдание. Посмотрим, что ты сейчас запоешь! – Он шагнул к ложу и сел на его край, осколки стекла захрустели у него под ногами. Устроившись поудобнее, Симоне схватил женщину за волосы и резким рывком запрокинул ей голову. Эстасия захрипела. – Вот видите, – обратился он к иноку. – Куда подевалась вся ее наглость? Плоть страдает, и дьявол молчит. – Мучитель вновь дернул женщину за волосы, и Эстасия взвыла от боли.

– Перестаньте! – вскрикнул монах. Несмотря на молодость, он понял, что означают огоньки, загоревшиеся в глазах Симоне.

– Мы не должны миндальничать с сатаной, – пробормотал Симоне, неохотно разжав руку.

– Но мы не можем карать невиновных. Сначала следует убедиться, что она одержима нечистым. Тот, кто считает, что знает все наперед, повинен в гордыне. – Юноша принял решение и указал Симоне на дверь – Оставьте нас на какое-то время.

Однако тот не хотел уходить.

– Но… она настоящая фурия и может наделать хлопот. Что, если с ней снова случится приступ?

– Она крепко связана, синьор Филипепи, – мягко ответил инок. – Если что-то случится, я вас позову. Вы ведь будете рядом? – Он облегченно вздохнул, когда дверь за рассерженным Симоне плотно закрылась.

– Итак, дорогая сестра, – строго сказал юный монах, становясь на колени. – Я – фра Энцо из монастыря Святейшей Аннунциаты. Вы в беде?

Эстасия провела языком по губам.

– О да! И вы можете помочь мне, фра Энцо.

Он кивнул и сложил руки.

– Сейчас мы вместе прочтем пару псалмов, уверен, что это окажет на вас благостное воздействие.

Донна словно бы невзначай придвинулась ближе.

– Фра Энцо, – прошептала она, – одно ваше присутствие уже благотворно действует на меня. Я чувствую – в вас есть сила.

Юный фра Энцо был явно польщен, но ответил с большим достоинством:

– Смиренная молитва вселит в вашу душу покой! – Он закрыл глаза и завел первый псалом.

– Я знаю способ получше, – пробормотала Эстасия.

Закончив пение, фра Энцо открыл глаза и улыбнулся.

– Слова Святого Писания не ввергли вас в исступление, значит, дьявол, к вам подступающий, слаб. Скажите мне, что мучает вас, освободитесь от наваждений.

Улыбка Эстасии казалась смущенной.

– Хорошо, фра Энцо. Но обещайте, что простите меня…

– Это не в моей воле, сестра, – мягко заметил юноша. – Прощение нам дарует только Господь.

– Но его служители вполне способны утешить заблудших овечек. – Женщина часто и горячо задышала. – Рассказать вам, что делали со мною в аду? Эти демоны были очень изобретательны. – Она засмеялась. – Они насиловали меня! Вот так! – Эстасия бесстыдно дернула телом. – И еще так! – Полные бедра раздвинулись. – Не хотите попробовать, чтобы получше понять, что со мной происходит?

Щеки фра Энцо побагровели.

– Сестра, ваше поведение достаточно красноречиво. И прежде всего оно говорит, что вовсе не дьявол его вам внушает. Дьявол бежит от Святого Писания, вы же льнете ко мне. Вам просто взбрело в голову соблазнить молоденького монаха! – Негодование фра Энцо росло. – Мне уже приходилось сталкиваться с подобным! Многим, очень многим кажется, что зов плоти неодолим. Но я принял монашеский сан по собственной воле! Мне дороги моя бедность, мое целомудрие, я чту обеты, которые дал! Вам не дано совратить меня, донна! Стыдитесь!

Юноша встал, стараясь не смотреть на Эстасию, потом повернулся и бросился прочь. Эстасия расхохоталась.

Симоне, подпиравший дверной косяк, удивленно выпрямился.

– Что случилось, брат?

– Эта женщина не более одержима, чем я. Она просто считает, что людей, подобных вам, можно дурачить.

Когда Симоне, заперев за иноком дверь, возвратился к спальне Эстасии, там его поджидал Сандро.

– Ну, что же дальше? – спросил он.

– Мы должны сводить ее к исповеди. Этот монах слишком молод, чтобы понять, какая опасность ей угрожает. Но он дал хороший совет. Нам следует обратиться к доминиканцам.

Сандро скривился.

– Ты в своем уме, Симоне? Зачем раздувать историю из домашнего дела?

– Дьявол – отец лжи! – торжественно и громко провозгласил Симоне. – Проявляя терпимость, ты рискуешь впустить его в свою душу.

– Защити нас святая Клара! – вздохнул художник – Делай как знаешь. Если утром Эстасия пожелает пойти к исповеди, веди ее куда хочешь, лишь бы в доме сделалось тихо. – Сандро немного поколебался, прежде чем продолжить свой монолог: – Это, кстати, касается и тебя, дорогой братец. Умерь свой пыл и перестань наставлять ее на каждом шагу. У меня много заказов, я выбиваюсь из сил и не в состоянии выносить вашу немолчную ругань. – Он устыдился резкости своего тона и положил на плечо Симоне руку. – Что делать, живописцы капризны и неуживчивы. Я вовсе не исключение. Не сердись на меня.

Костлявое лицо Симоне демонстративно замкнулось.

– Ты – хозяин этого дома. Разумеется, я подчинюсь.

– Симоне, ну зачем ты…

Сандро махнул рукой. Говорить что-то еще было теперь бесполезно. Надо выждать, когда Симоне отойдет, и тогда… Он открыл дверь спальни и крикнул:

– Кузина?

Эстасия тут же отозвалась. Голос ее звучал ровно и буднично:

– Ты можешь развязать меня, Сандро. Кошмар кончился. Я буду благоразумна. Кто знает? Возможно, я даже пойду к исповеди, если это вернет дому покой.

Сандро не знал, верить ей или не верить. Он подошел к кровати. Эстасия лежала, поджав коленки, ее глаза смотрели спокойно.

– Перекатись поближе.

Она молчаливо повиновалась. Сандро ослабил узлы и помог ей распеленаться.

– Завтра я пришлю двух рабов, они все тут уберут и поправят.

– Благодарю. – Голос ее был по-прежнему ровен.

Уже прикрывая дверь, он обернулся.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, вполне. Не беспокойся, это не повторится.

Сегодня не повторится. А завтра? Что будет завтра? Очередная истерика? Или что-то еще?

Он не нашел ответа. Дом обнимала теплая летняя ночь, но не было в ней ни покоя, ни мира.

* * *

Письмо Леонардо да Винчи к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.

Алхимику Франческо Ракоци да Сан-Джермано шлет свои приветствия Леонардо.

Простите меня за небрежность почерка, я ведь левша и, упрощая дело, пишу с обратным наклоном. Я слышал от Боттичелли, что вы можете одновременно (причем одинаково хорошо) писать и правой, и левой рукой, и, признаться, завидую вашему дару. Если бы я так умел, мне работалось бы вдвое быстрее.

Позвольте мне поблагодарить вас за присланные пигменты и краски. Все цвета хороши, но особенно я восхищен голубым. Вы уверены, что он не поблекнет? Я попробовал его и остался весьма доволен. Но мне хочется, чтобы краски быстрее сохли. Если вы найдете секрет быстросохнущего состава, не теряющего при том ни сочности, ни густоты, я пойду к вам в подмастерья.

Да-да, мой друг, это трагедия, но живописец постоянно чем-нибудь недоволен. Как бы ни замечательно было творение, образ его всегда совершеннее. Не знаю, испытываете ли вы те же чувства, занимаясь наукой, но из своего опыта я вынес одно: самым прекрасным в картине является замысел, а воплощение всегда отстает.

Я не люблю говорить, что работа готова, ибо знаю, что она могла бы быть лучше, и потому с удовольствием вожусь с механизмами, снискав себе даже в этой области известную репутацию. Машины всегда работают как положено. Чего ожидаешь от них, то и получаешь. Машину можно считать законченной вещью, полотно – никогда.

Мне очень жаль, что во Флоренции не все ладно. Наш общий друг Сандро весьма тем озабочен, но он находит утешение в общении с вами. Я слышал, вы побывали в Индии и видели там храмы величиной с римский квартал. Как я завидую вам! Если бы не Сфорца и иные мои покровители, я бы объездил весь мир.

Если нужда или любопытство приведут вас в Милан, обязательно навестите меня. Мне хочется расспросить вас о многом. Шлите мне новые краски, пигменты и лаки, я буду рад опробовать их. Сейчас очень редки люди, любящие искусство, а уж тех, кто в нем разбирается, и вовсе не сыщешь.

Будьте добры, передайте мои приветы Боттичелли и всем, кто помнит меня. В основном это те, кого обогрел сердцем Лоренцо и кому его нынче недостает. Смерть Медичи Великолепного – большая утрата. Даже здесь, в Милане, я явственно ощущаю, что его уже нет.

Еще раз благодарю за подарок и жду от вас новых вестей. Мое письмо дойдет до вас быстро, оно прибудет с герольдом Моро, посланным к молодому Медичи, которому – увы! – не дано стать достойной заменой отца, ибо лишь равный может соперничать с равным. Не ждите от него особых милостей, Ракоци. Впрочем, мне думается, вы, как и я, привыкли всегда рассчитывать лишь на себя.

Примите мои уверения в совершеннейшем к Вам почтении.

Л. да Винчи

Милан (к сожалению), 15 сентября 1492 года