Текст книги "Костры Тосканы"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 3

Утренний туман еще не рассеялся, но приближение жары уже ощущалось. Лучи восходящего солнца позолотили крыши Флоренции, чьи обитатели готовились хлынуть на городские улицы, ибо празднество начиналось. Пьяцца делла Синьория пестрела знаменами всех ремесленных гильдий, славных изделиями своих мастеров и составлявших в целом главное достояние великого города.

– Ну, мой дорогой странник, – сказал Лоренцо, поворотившись в седле, – случалось ли вам видеть что-то подобное еще где-нибудь?

Ракоци рассмеялся, но его темные глаза были спокойны.

– Нет, Великолепный, такого не увидишь нигде!

Он пришпорил свою серую лошадь, и та, игриво взбрыкивая, понеслась по булыжнику мостовой. Звонкий цокот подков огласил окрестные переулки.

– Даже если он видел что-то похожее, – медленно процедил третий участник прогулки, – его воспитание не даст ему это высказать прямо. Глупо надеяться на правдивый ответ.

Некрасивое лицо Лоренцо Медичи омрачилось, однако он ничего не ответил и лишь сильнее, чем надо бы, хлестнул своего чалого жеребца. Спутник не отставал, и Лоренцо был принужден бросить ему в сердцах:

– Аньоло, ответ, несомненно, правдив. Твое соседство избавляет кого-либо от необходимости соблюдать правила хорошего тона!

Они уже нагоняли Ракоци. Аньоло расхохотался.

– Ты обижен, Лоренцо? Почему же ты не ударишь меня? Может быть, потому, что не хочешь уронить себя в глазах чужеземца? Наш Ракоци молчит о своих титулах, но бьюсь об заклад на половину золота в твоем банке, что он гораздо знатнее и тебя, и меня!

Лоренцо лишь усмехнулся.

– Мы флорентийцы, Аньоло! Ни у кого из нас нет благородных корней. Но вы, – он обернулся к Ракоци, – вы, несомненно, являетесь отпрыском древнего и знаменитого рода. Франческо Ракоци да Сан-Джермано. Да Сан-Джермано!

Он покатал во рту имя своего молчаливого спутника, словно пытаясь определить его вкус.

– Где находится Сан-Джермано, Франческо, и что это место значит для вас?

Они уже пересекали понте алле Грацци, и высокий шпиль палаццо делла Синьория сделался хорошо виден.

Лоренцо дал знак всадникам придержать своих лошадей.

– Там большая толпа. Нам, пожалуй, надо бы выбрать другую дорогу.

Он помолчал и повторил свой вопрос:

– Так где же находится Сан-Джермано?

До сих пор ему удавалось уходить от ответа на расспросы подобного рода, но тянуться до бесконечности это, конечно же, не могло. Глазами Ракоци видел холмы Тосканской возвышенности, но перед его внутренним взором вставали другие края.

– Моя родина… далеко, в древних горах, где турки и христиане все еще продолжают резать друг друга. Это Валахия, Трансильвания…

Он натянул поводья и взглянул на Лоренцо.

– Быть простым гражданином Флоренции много лучше, чем принцем крови, изгнанным из своей страны.

Толпа молодежи, высыпавшаяся с виа де Бенчи, окружила всадников. «Шары! Шары!»[16]16
  Клич сторонников Медичи, ибо герб этого дома составляли пять красных шаров.


[Закрыть] – восторженно завопили юнцы. Лоренцо кивком головы поблагодарил их, и гуляки помчались дальше.

– Изгнанным?

Ракоци промолчал.

– А мне кажется, что даже изгнанникам в счастливой Флоренции лучше живется, чем некоторым правителям мира! – произнес, ухмыляясь, Аньоло Полициано, указывая на истощенных, одетых в лохмотья детишек, выглядывающих из подворотни. – Вот изгнанникам из Флоренции и впрямь приходится нелегко. На что ты намекаешь, Лоренцо? Тебе хочется выслать меня? Так сделай же это, ибо жена твоя умерла и возразить не сможет.

Лоренцо помедлил с ответом.

– Когда у меня появляется желание швырнуть тебя в воды Арно, дражайший Аньоло, – проговорил он наконец, – я делаю так, – он прикоснулся правой рукой к длинному шраму на горле, – и вспоминаю, что, если бы в ту кровавую Пасху тебя не было рядом со мной, я умер бы, как и мой брат, а власть во Флоренции захватили бы Пацци. Поэтому можешь дразнить меня сколько угодно, мой друг, Медичи перед тобой в неоплатном долгу.

– Прелестно, прелестно! Какая чувствительность! Какая высокая философия! – восхитился Полициано. – Добавь к тому же, что без меня в твоей библиотеке воцарится полный развал, а многие редкие рукописи так и останутся гнить в Болонье! Вот главный резон, по которому ты терпишь меня!

Внезапно он качнулся в седле и чуть не свалился на землю, ибо лошадь его взбрыкнула, испугавшись резкого трубного звука, донесшегося с пьяцца делла Синьория.

– Черт бы побрал великомученика Антония! И как он выносит весь этот шум в свою честь?

– Шествие скоро начнется, – спокойно заметил Лоренцо, – нам лучше бы поспешить!

– Как пожелаете! – Ракоци подобрал поводья. Разговор сворачивал со скользкой дорожки, и он был этому рад. – Может быть, вам претит вся эта толкотня? Тогда не угодно ли осмотреть мое будущее обиталище? Работы подходят к концу, а момент сейчас более чем подходящий! Рабочих там нет, они веселятся где-нибудь здесь, и мы не спеша все осмотрим.

– Клянусь ранами Господа нашего! – вмешался Полициано. – На что там смотреть, кроме стен? Вы можете расписать их, покрыть гобеленами или еще как-нибудь разукрасить. Но все равно они останутся стенами, разве не так? Одни будут толще, другие – тоньше, но им не дано стать чем-то иным. Стены есть стены – и только!

Ракоци рассмеялся.

– А потолки есть потолки, полы есть полы, печи есть печи. Вы совершенно правы, Полициано, мир скучен и мало чем может нас удивить!

Его последние слова утонули в реве десятка труб. Лошади закрутились на месте. Всадники, успокаивая животных, натянули поводья.

– Ох, чтоб их всех! – Полициано, пытаясь сохранить равновесие, резко взмахнул рукой. Его гнедая вскинула морду и беспокойно загарцевала.

– Это праздник, Аньоло, – терпеливо сказал Лоренцо – Когда флорентийцы выходят на улицы, они делаются большими детьми. Их напор, как морской прилив, сметает любые преграды. Нам следует либо велеть очистить пьяцца делла Синьория от горожан, либо поскорее отсюда убраться.

– И потерять день, глазея на некую новостройку? – Маленькие глазки Полициано сузились, губы плотно поджались. – Ну хорошо! И все-таки стены есть стены!

– Да, это так, – согласился с иронией Ракоци. – Но иногда они образуют весьма занимательные углы.

Он повернулся к Лоренцо.

– Вам и вправду не хочется присоединиться ко всем?

– Я уже не раз это видел. А теперь мне хочется осмотреть ваш дворец. С флорентийцами пусть побудет Пьеро.

Лоренцо внезапно задумался, его тяжелая нижняя челюсть выдвинулась вперед.

– Я не вечен, Пьеро должен учиться править. Пора бы ему понять, что этот город совсем не красочная игрушка.

Он поддел поводья концом узловатого пальца.

– Видите ли, уважаемый странник, мой старший еще очень глуп! Ему уже двадцать, и время уходит.

Аньоло коротко хохотнул.

– Мне он вовсе не кажется глупым. Мальчик просто избалован толпой. Он очень красив, и Флоренция его обожает!

– Значит, Пьеро красив, а я – нет?

Лоренцо не стал ждать ответа. Он тронул свою лошадь, направив ее навстречу людскому потоку, стремительно к ним приближавшемуся.

– Я хорошо представляю, как выгляжу. Пьеро ничуть не лучше, он лишь помоложе. Вот Джулиано, тот был и вправду красив. Ладно, оставим это. Возможно, именно внешность и побуждает меня тянуться к красивым вещам. Давайте свернем к Санта-Кроче.

Он явно хотел прекратить разговор.

Но Аньоло не унимался.

– Не стоит отчаиваться, Лоренцо! Ты ведь читал Платона. Ты должен знать, что расположения Сократа[17]17
  Сократ (ок. 470–399 гг. до н. э.) – древнегреческий философ-идеалист. Учитель Платона. Был приговорен современниками к смерти за «поклонение новым божествам» и «развращение молодежи».


[Закрыть] добивались многие молодые красавцы Афин. Так что не сокрушайся! Твои добродетели дают тебе шанс.

С этими словами Полициано резко дернул поводья и направил свою лошадь в проулок.

– Мое лицо и в Афинах считалось бы безобразным!

В этом признании не было горечи. Через какое-то время Лоренцо уже скакал впереди, раскачиваясь от быстрой езды, и на задней луке его седла золотом вспыхивала чеканка «Лор. Мед.». Будучи человеком тонкого вкуса, он все-таки имел эту слабость – помечать своей монограммой все, чем владел.

Ракоци предпочитал следовать в арьергарде маленькой кавалькады. Он покачал головой, когда Полициано стал обгонять своего патрона. Медичи позволил нахалу какое-то время скакать впереди, затем вновь искусно его обошел. В этом был весь Лоренцо, всегда и везде стремившийся быть первым.

Когда вдали завиднелась церковь монастыря Сан-Марко, Полициано устал от игры. Он дал своей лошади приотстать и раздраженно скривился.

– Ну и чего ты этим добился, патрон? Ты, конечно, ездишь лучше меня! Ты во всем лучше меня! Я знаю это. И все-таки я тебя обскачу! Обставлю, ты слышишь?

Не дождавшись ответа, Аньоло воскликнул:

– Черт бы побрал твою терпимость, Медичи! На твоем месте я бы прогнал меня прямо сейчас и запретил приближаться к Флоренции минимум лет на десять!

Медичи только покачал головой и обернулся к Ракоци.

– Он очень надеется подружиться с Пьеро. Но вряд ли ему это удастся.

Полициано фыркнул, но промолчал, потом фыркнул опять:

– Сан-Марко? Как можно жить в соседстве с ханжами-доминиканцами?

Этот выпад адресовался уже не Лоренцо.

– Эй, Сан-Джермано, в вашей стране любят монахов?

Ракоци поднял бровь.

– Это зависит от того, кто ты – турок или христианин, я полагаю. Что до меня, то мне они не мешают.

– А мне мешают! – громко заявил Полициано. – И даже очень! Особенно этот неистовый проповедник, появившийся у нас в прошлом году. Как его имя, Лоренцо? Он когда-то служил здесь. Ты знаешь, о ком я говорю!

– Джироламо Савонарола![18]18
  Джироламо Савонарола (1452–1498) – итальянский религиозный и политический деятель. С 1491 года – настоятель доминиканского монастыря Сан-Марко во Флоренции.


[Закрыть] – Лоренцо вздохнул. – Открой ему кредиты, Аньоло! Он, конечно же, фанатичен, но искренне верит в то, о чем говорит, и не вмешивается в дела, которые его не касаются.

– Ты думаешь, он в стороне от политики? – Полициано сделал непристойный жест. – Это лишь потому, что он еще не почувствовал вкуса власти! Нельзя было позволять ему возвращаться сюда, Лоренцо! Это твоя большая ошибка!

– На следующей улице, Великолепный, надо бы повернуть, – сказал Ракоци, не сомневаясь, что Лоренцо прекрасно знает дорогу.

– Хорошо. – Лоренцо кивнул и вновь обратился к Полициано. – Говори мне что угодно, Аньоло, но не распространяйся об этом где-то еще. Ты придаешь слишком много значения этому человеку. У нас и так много трудностей, ссориться с церковью совсем ни к чему. Пусть себе одержимый монах проповедует аскетизм, от нас не убудет. Если кто-то из горожан и найдет утешение в умерщвлении своей плоти, кому от этого будет плохо? Да никому. Но, выступив против гневного обличителя, подвергнув Савонаролу гонениям, мы вовлечем его в политику кратчайшим путем! Слава страдальца привлечет к нему много союзников, и это грозит Флоренции худшими бедами, чем эпидемия сифилиса или война.

Он натянул поводья и пустил своего чалого рысью вниз по новехонькой, только-только уложенной мостовой.

Полициано покачал головой.

– Как? Неужели Медичи трусит? И распрекрасно! Продолжай прятать голову под крыло. Ты, возможно, боишься ссориться с церковью из-за своего разлюбезнейшего зятька? Но, даже если его отцом и является сам Папа,[19]19
  Имеется в виду Папа Иннокентий VIII (годы папства: 1484–1492). Один из его незаконнорожденных сыновей, Франческетто Чибо, женился на дочери Лоренцо Великолепного Маддалене Медичи.


[Закрыть] поддержка Савонаролы тебе не нужна!

Внезапно он стал очень серьезным. Маленький рот Аньоло сошелся в одну линию, что придало его лицу жестокое выражение.

– Говорю тебе, этот доминиканец опасен! Предупреждаю, он уничтожит тебя!

Последовал шутовской поклон, Аньоло заулыбался. Очень язвительно, зло.

– А впрочем, не обращай на мои бредни внимания! Если вдуматься, кто ты такой? Скромный, простой гражданин Флоренции? Папским прихвостням вовсе незачем считаться с тобой!

Лоренцо смолчал, но его челюсти так напряглись, что бугры лицевых мускулов выступили под кожей. Широкополая шляпа закрывала глаза Медичи, но Ракоци знал, что в них гнев и боль.

Полициано вновь изменил тон.

– Не держи меня за глупца, мой милый Лоренцо! Да и сам не будь таковым!

Ответа не последовало. Лоренцо уже осаживал своего чалого возле дворца. Чуть ли не все пространство, прилегающее к новенькому палаццо, было завалено строительным лесом и грудами камня.

Лоренцо спешился, перекинул поводья через голову жеребца и привязал их к ближайшему брусу.

– Я никогда не держал тебя за глупца, – буркнул он раздраженно.

Ракоци тоже спрыгнул на землю и накинул поводья на крюк, выступавший из решетки ограды.

– Итак, почтенный Полициано, в вас еще не проснулось желание полюбоваться на стены и потолки? Если нет, вы можете здесь остаться и выпить вина, его сейчас подадут.

Предложение явно пришлось Аньоло по вкусу. Он высвободил ноги из стремян и соскользнул с лошади.

– О, с удовольствием, мой избавитель! Благодарю тысячу раз! Я и так уже вижу, что стены прямые. Думаю, мне и отсюда удастся все по достоинству оценить.

В темных глазах Ракоци вспыхнули огоньки.

– Полагаю, удастся.

Он пожал плечами, словно бы отгоняя какую-то мысль.

– Вот скамейки, они еще не на месте, но вы можете сесть. Думаю, строители не будут в обиде. А на другом краю двора только вчера положили мозаику. По ней лучше бы не ходить!

Полициано привязал поводья гнедой к прутьям оконной решетки и рассеянно осмотрелся.

– Мило, очень мило! Мозаика хороша! Нечто подобное я видел в Риме. Однако где же вино?

Он вопросительно посмотрел на Ракоци. Тот на фоне темного дверного проема и в своем черном одеянии из венецианского шелка казался совершенно бесплотным.

– Минуту терпения, мой дорогой. Я позову Руджиеро!

Он хлопнул в ладоши.

Этот звук отвлек Лоренцо от созерцания гербов, украшавших решетку ворот.

– Ракоци, что тут за буквы? Они похожи на греческие, но слов я не разберу. Это не русские письмена?

В тоне Ракоци прозвучал холодок.

– Нет, Великолепный, не русские. И не греческие.

Лоренцо опять оглядел черный диск, снабженный серебряными крылами.

– Но что они означают? – Он отступил на пару шагов, рассеянными щелчками сбивая с дорожной накидки соринки. – По некотором размышлении я нахожу это… несколько мрачным, тревожащим душу. Сама эмблема очень изысканна и впечатляет гораздо больше моих красных шаров, но есть в ней что-то… пугающее. Что тут написано?

Глаза Ракоци сузились.

– Это не так-то легко выразить на итальянском… но я постараюсь: «Вечно из вечной тьмы возрождаясь». Что-то в таком роде. Разумеется, речь идет о затмении солнца. Старый герб. – Он опустил глаза. – Очень старый.

– И очень необычный, – отозвался Лоренцо и, нарушая все правила этикета, снял берет.

– Сейчас слишком тепло для мая, – пояснил он.

Вдали послышался стук башмаков, и вскоре между колоннами галереи замелькала фигура приближающегося к ним человека – среднего роста и средних лет. Немного обветренное, чисто выбритое лицо и подпоясанная ремнем рубаха из грубой холстины довершали его портрет.

Слуга сошел по ступеням во двор и с большим достоинством поклонился.

– Руджиеро, этот синьор, – Ракоци указал на Аньоло, стоявшего возле скамьи, – умирает от жажды. Немедленно принеси ему вина и персидских сластей.

– Как будет угодно хозяину.

– А после подай нам миндального молока.

Кивнув Аньоло, Ракоци повернулся к Лоренцо.

– Я угадал, Великолепный?

Суровое выражение лица Лоренцо немного смягчилось, он нехотя улыбнулся.

– Что ж, прекрасно! Но… я удивлен, что вы так хорошо знаете мои вкусы.

– Да? – Ракоци подал Руджиеро знак удалиться и подошел к мозаике, уложенной вокруг чаши будущего фонтана. – Удивляться тут нечему. На кухне больше ничего не осталось. Разве что фрукты и хлеб. Впрочем, нам могут что-нибудь принести из соседней таверны. Прикажите – и стол будет накрыт.

– Нет, благодарю, к еде я равнодушен. Миндального молока будет достаточно, оно освежает. – Лоренцо посмотрел на мозаику. – Вы выбрали сложный рисунок. Он очень походит на классический, древнеримский…

Не походит, а в точности повторяет, подумал Ракоци, но говорить об этом не стал и лишь улыбнулся.

– Признаюсь, этого мне и хотелось добиться.

– И это вам удалось! – Лоренцо обернулся к Аньоло, – Так что же, Полициано, идешь ты с нами или останешься тут?

– Предпочитаю вино! – Маленькие глазки Полициано сердито блеснули. – Наслаждайся свободой, Лоренцо. Я утешусь один.

Ответ Лоренцо звучал примирительно:

– Смотри не переусердствуй.

Медичи сделал большой шаг и пошел вверх по лестнице, поднимающейся к галерее.

– Мне нравятся эти колонны. Такие же будут и наверху?

– Да. Кроме того, мне хочется расписать стены палаццо так, чтобы они гармонировали с орнаментом пола. Не порекомендуете ли вы мне кого-нибудь из молодых мастеров? Я знаю, что Сандро сейчас занят, но… есть ведь еще и юный Буонарроти… и…

– Возможно. Дайте мне время подумать.

Они вошли в зал, разминувшись с сосредоточенным Руджиеро.

– Светильники расположены очень разумно.

– Благодарю.

– Но если вделать за ними что-то вроде зеркал, то света будет намного больше.

Лоренцо остановился и указал, как это можно сделать.

– Работы немного, зато зал будет просто сиять.

– Толково, – кивнул Ракоци. Совет и вправду был дельным. – Однако путь из Венеции довольно неблизкий. В дороге обязательно что-то побьется. Впрочем, идея стоит того. Решено. Я пошлю туда расторопного человека.

Лоренцо нахмурился. В нем взыграл флорентиец.

– Из Венеции? Разве нельзя заказать зеркала здесь?

Он хорошо знал, что флорентийские зеркала уступают венецианским, и, пожевав сердито губами, нашел компромисс.

– Полированный металл в данном случае зеркалам не уступит. И тут уж венецианцам до нас далеко. Что вам мешает заказать отражатели из металла?

Облегченно вздохнув про себя, Ракоци рассмеялся:

– Ничто не мешает. Полированные пластины вполне подойдут!

Он указал на огромные окна, выходящие во внутренний дворик.

– Они вам должны понравиться! Летом тут будет чудно.

– Но неуютно зимой, – заметил уже довольно миролюбиво Лоренцо.

– Я уже думал об этом. И решил установить специальные жалюзи, скрадывающие их истинные размеры.

Ракоци отступил на шаг, уважительно поклонившись и предоставляя гостю право судить, хороша его идея или плоха.

Лоренцо молча продвигался по залу. Возбуждение в его карих глазах все нарастало. Наконец, остановившись возле широкой мраморной лестницы с маршами, расходящимися на половине подъема и сходящимися наверху, он восхищенным тоном сказал:

– Признаться, мне не очень-то по душе генуэзские выверты, но то, что я вижу, просто великолепно! Особенно меня поражает эта лестница! Ничего подобного во Флоренции нет! Как вы собираетесь декорировать стенку площадки?

Ракоци промолчал.

– Живопись! Два, может, три небольших полотна? Или одно, но огромных размеров? Или статуя в римской манере?

Он выжидающе посмотрел на владельца палаццо.

– Наверное, нет! – Ракоци поднялся на ступеньку и встал рядом с Лоренцо. – Мне бы хотелось обшить всю эту площадь деревянными резными панелями. Такое для ваших краев не очень привычно, однако на моей родине часто делают так.

А еще эти панели прекрасно замаскируют ходы в секретные помещения здания, но он не счел нужным о том сообщать.

– Хм! Дерево? И впрямь необычно. Однако, как я понимаю, вас это будет греть.

Лоренцо повернулся и продолжил подъем по ступеням, намереваясь осмотреть комнаты верхнего этажа.

– Все просто отменно. Пропорции радуют глаз. Так что в очень скором времени, я полагаю…

Он не договорил и замер, нашаривая перила рукой. Его загорелое лицо стало сереть.

Ракоци осторожно приобнял гостя за талию и встал, принимая его вес на себя. Он молчал, стараясь ничем не выдать своего беспокойства, ибо знал, что Лоренцо горд. Проявление какого-либо сочувствия могло его смертельно обидеть. Лоренцо, пытаясь пересилить боль и слабость, тоже молчал, его крупные руки с длинным и узловатыми пальцами сильно дрожали. Одна из них судорожно мяла шелковый отворот черного испанского камзола соседа.

– Великолепный, – голос Ракоци звучал тихо и ровно, в нем не слышалось ни единой тревожной ноты, – как мне следует поступить?

– Христос и святой Иоанн! – с трудом промычал Лоренцо сквозь сжатые зубы. Его слегка выпуклые глаза были полуприкрыты тяжелыми, дрожавшими от напряжения веками, он соскальзывал с плеча Ракоци, пытаясь присесть. Маленькие, но очень цепкие и очень сильные руки осторожно и бережно опустили Медичи на невысокие ступени мраморной лестницы и принялись расстегивать воротник его ездовой куртки.

Губы Лоренцо дрогнули.

– Франческо… нет… стой!

С видимым усилием Медичи открыл глаза.

– Ну вот. Мне уже лучше. Подождем пару минут.

Ракоци кивнул.

– Хорошо, подождем. Но может быть, стоит послать за врачом?

– Нет! – Лоренцо сделал несколько вдохов и выдохов – Скоро все прекратится.

Он вновь стал задыхаться и смолк. Потом с огромным усилием выдавил:

– Поклянитесь молчать о том, что тут было! Поклянитесь своей жизнью!

– Жизнью? – Ракоци усмехнулся. Он кивнул и вложил свои маленькие руки в большую ладонь. – Клянусь! Моей жизнью и моей родиной!

Лоренцо кивнул с облегчением, хотя в глазах его промелькнула тревога.

– Вот и хорошо. Хорошо! – Он отвернулся.

На какой-то миг воцарилась мертвая тишина, которую Ракоци все же решился нарушить.

– Великолепный? – окликнул он.

– Минуту, Франческо.

Лоренцо сидел, опустив голову, машинально потирая свои опухшие пальцы.

– Подагра. Как она мучает нашу семью!

– Подагра? – В голосе Ракоци прозвучало сомнение.

– Она свела в могилу отца, – продолжил Лоренцо и снова умолк.

– Я не подозревал. Простите.

Тон Ракоци был почти безмятежным. Гордость Лоренцо Великолепного не должна быть задета. Кто он такой, чтобы сомневаться в том, что ему говорят? Да и с какой стати?

– Он умер не от нее… – Лоренцо повернулся к Ракоци и схватился за его локти, пытаясь подняться. – Но он боролся с ней… много лет. Меня она, впрочем, не слишком-то беспокоила. До недавнего времени… да, до совсем недавнего времени. Потом начались приступы… правда, не такие жестокие.

Он вновь попытался встать, и это ему удалось. Ракоци встал вместе с ним.

– Друг мой, – шепнул он почти неслышно, – если вам не покажется это зазорным, знайте, что в любой ситуации вы можете рассчитывать на меня. Я не подведу вас, поверьте.

Лоренцо сильно шатало, но он все же поймал равновесие и замер, придерживаясь за перила.

– Благодарю, чужеземец! Кто знает… Возможно, мне вскоре понадобится поддержка! Кто знает… Благодарю.

Снизу послышался звук шагов, к лестнице подходил Руджиеро. В руках у него был поднос с золотым кубком.

– Хозяин? – нерешительно обратился он к Ракоци.

Тот окинул его внимательным взглядом.

– Да, ты все сделал правильно. Поднимайся сюда.

Лоренцо протестующе вскинул руку, но это никого не смутило.

– Вы нуждаетесь в этом, мой друг. Выпейте молока. Утро было достаточно напряженным.

Медичи приосанился и постарался принять беззаботную позу.

– Ах, видели бы вы меня лет двадцать назад! Тогда это утро вовсе не показалось бы мне утомительным! Но двадцать лет – это огромный срок!

– М-да, срок… – пробормотал Ракоци со странным выражением в глазах. Он снял сияющий кубок с подноса и протянул его гостю. – Мой Амадео прекрасно готовит миндальное молоко.

– Ну хорошо. – Лоренцо кивнул. – Оно ведь сладкое, а сладкое, говорят, не идет мне на пользу. Однако я с удовольствием выпью его.

Он сделал что обещал, и рука его почти не дрожала. Медичи улыбнулся и принялся рассматривать кубок, цокая от восхищения языком. Ракоци улыбнулся в ответ и склонился в глубоком поклоне.

– Друг мой, окажите мне честь. Соблаговолите принять эту чашу в знак моего глубокого уважения к вам!

К Лоренцо медленно возвращались силы. Он поднял кубок на уровень глаз.

– Это королевский подарок, Франческо!

– Он преподносится человеку, равному королям!

Ракоци поклонился еще раз и заявил, переменив тон:

– А теперь, пожалуй, пора возвращаться. Полициано, я полагаю, не очень-то терпелив.

Он улыбнулся.

Лоренцо сделал понимающую гримасу, отдавая должное политичности владельца палаццо, и бережными движениями уложил кубок за пазуху. Измученное лицо его выражало довольство. Что делать, Медичи любят красивые вещи. И не любят оставаться в долгу. Он найдет случай отблагодарить чужеземца.

– Дайте-ка мне вашу руку, Франческо. Забудем об этикете.

Поддерживая друг друга, мужчины спустились с лестницы.

Теперь их, казалось, объединяло нечто большее, чем дружеская приязнь.

Руджиеро, следовавший за ними, учтиво осведомился:

– Не нужно ли господам чего-то еще?

– Нет, Руджиеро. Ты можешь идти. – Ракоци дал знак слуге удалиться. Когда тот ушел, он спросил: – Вы в самом деле ни в чем сейчас не нуждаетесь?

– Думаю, нет.

Лоренцо пошел через зал. Шаги правителя Флорентийской республики были не слишком уверенными, но крепли по мере его приближения к выходу из палаццо. Во двор он спустился совсем молодцом.

– Что-то вы быстро, – хмыкнул Полициано. Кувшин, стоявший рядом с ним на скамейке, был наполовину опорожнен. – Впрочем, как я уже говорил, стены есть стены. Их созерцание нагоняет тоску даже на очень терпеливых людей.

Лоренцо пропустил насмешку мимо ушей.

– В полдень у меня назначена встреча с приором. Я должен переодеться, Аньоло. Не подобает на такие аудиенции являться в костюмах для верховой езды.

Он подошел к своему жеребцу и принялся отвязывать повод, но пальцы его подрагивали, и дело шло плохо.

– Опять твои штучки, Великолепный? – скривился Аньоло. – Ну, ради всего святого, поехали же наконец!

– Ракоци! – Лоренцо, уже сидя в седле, обернулся. – Мне ненавистна сама мысль, что вас могут заставить покинуть Флоренцию какие-нибудь дела. По крайней мере, в ближайшее время. Льщу себя надеждой, что этого не случится.

Ракоци улыбнулся.

– Уверяю, у меня нет таких дел.

Но Лоренцо не успокоился.

– Я очень огорчусь, узнав о чем-либо подобном. – Он немного помедлил. – И пущу в ход все средства, чтобы вас задержать.

– О, святой Михаил! Неужели и Ракоци втянут в наши интриги?

– Нет, – коротко бросил Лоренцо, с неудовольствием покосившись на болтуна. Он сжал повод так, что опухшие суставы его побелели. – И не думаю, что в этом будет нужда.

Медичи выпятил нижнюю челюсть и всадил шпоры в бока своего чалого гак, что тот птицей перелетел через груду камней и понесся галопом по выложенной брусчаткой дорожке, оглашая окрестности звоном подков.

Ракоци долго следил за всадниками. Лоренцо, видимо пребывая в большом раздражении, бешено работал хлыстом, Полициано, не отставая, висел у него на плечах. Даже когда гости скрылись из виду, хозяин не сразу ушел со двора. Он какое-то время стоял, пребывая в задумчивости, потом с видимой неохотой отвязал своего скакуна от ограды и побрел на конюшню. Лицо его казалось обеспокоенным, и беспокойство это все возрастало.

* * *

Письмо Джан-Карло Казимира ди Алерико Чиркандо к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.

Дорогому учителю и другу Франческо Ракоци во Флоренции Джан-Карло шлет свои почтительные приветствия.

Это письмо доставит вам Иоахим Бранко, который прибудет, как вы и настаивали в своем письме от 24 июля, в середине сентября, если ему удастся избежать напастей, преследующих путников в дороге, и без потерь разминуться с разбойниками и стражей.

Как магистр Бранко, так и сопутствующий ему Балтазар Секко везут с собой наборы сушеных трав, пряностей и лекарственных снадобий, чтобы не вызывать подозрений. Образцы металлов и руд, которыми вы интересуетесь, будут посланы позже, так как корабль Паоло Бенедетто застигнут в пути непогодой. Я получил известие, что сейчас он на Кипре, и остается загадкой, сколько ему там стоять. Но будьте уверены, как только руды прибудут в Венецию, я тут же пошлю их вам с Геи до Фрескомаре и фра Бонифацио.

Никлос Аулириос сообщил, что вами для него изготовленное водяное колесо, использующее мощность прилива, сгорело. Он едет в Египет и должен через Оливию известить вас о том.

Здесь по-прежнему все спокойно, и вашему дому не угрожает ничто. Великий дож ждет вас не дождется, он скучает, у него кончается золото, но я сообщил ему, что ваша отлучка затягивается и что в скором времени вы здесь появитесь вряд ли. Впрочем, я взял на себя смелость произвести некоторое количество золота, достаточное, чтобы наполнить венецианский винный бочонок. Этот бочонок от вашего имени я собираюсь преподнести дожу к рождественским праздникам. Он, несомненно, будет растроган и восхищен.

Рад сообщить, что заказанная вами гондола готова. Она достаточно поместительна, на бортах выбиты ваши гербы. Вместо балласта все ее днище устилает земля, именно та, какую вы мне прислали. Дайте сигнал, и ваш собственный гондольер доставит вас прямо к дому.

Цены на перец опять подскочили. Прикажете ли вы хранить весь запас, или мне будет позволено продать какую-то часть? Денег, правда, у нас предостаточно, однако жаль упускать момент. Англичане готовы взять все, не торгуясь. Дайте мне знать, как поступить, через курьера. Цены, я думаю, продержатся до поста.

Писано собственноручно и передано в руки магистра Иоахима Бранко, в чем уверяет преданный вам

Джан-Карло Казимир ди Алерико Чиркандо

Венеция, 19 августа 1491 года