Текст книги "Костры Тосканы"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Приглашение было восторженно принято, все изрядно проголодались, лишь Ракоци настаивал на своем.

– И все же я прошу вас меня извинить. Не в моих привычках ужинать в это время.

– У вас вообще нет привычки есть когда-либо, – отрезал Полициано.

Ракоци не удостоил его ответом.

– К тому же меня еще ожидают кое-какие дела.

Грохот повозки заглушил слова Медичи, он повторил их, когда шум затих.

– Уйдете чуть позже, Франческо. Мне нужно с вами поговорить.

– Я понял, Великолепный.

Всадники не спеша пересекли площадь Сан-Лоренцо и поехали вдоль дворца. По знаку Медичи железная решетка ворот распахнулась, пропуская конников во внутренний двор.

Лоренцо медленно слез с седла, пытаясь скрыть овладевшую им слабость. Он пошатнулся, ступив на землю, но сумел удержать равновесие, ухватившись за стремя, украшенное мелкой насечкой. Острый металлический кончик, из нее выступавший, поранил ему руку. Медичи быстро слизнул кровь, зажал ранку перчаткой и обернулся к гостям. Похоже, никто ничего не заметил, все спешивались, бросая поводья прислуге.

– Ну, – нетерпеливо вопросил Полициано, – что с нашим ужином?

– Ступайте за Габриэло, он все устроит. – Лоренцо дал знак дворецкому, тот поклонился. – Скажи Массимилио, что господа голодны.

– А ты? – спросил Фичино.

– Я присоединюсь к вам, как только переоденусь. – Медичи пошел через двор. – Проводите меня, Франческо.

Ракоци, оставив своего серого жеребца на попечение слуг, последовал за Лоренцо. Они молча вошли в палаццо и уже стали подниматься по узкой крутой лестнице, когда Ракоци почуял что-то неладное.

– Великолепный?

Лоренцо остановился.

– Да?

– У вас на руке кровь?

Повисла пауза. Какое-то время Лоренцо досадливо хмурился, потом, скривившись, сказал:

– Я порезался, ухватившись за стремя. Глупая неосторожность, просто оступился, слезая с седла. – Он попытался перевести все в шутку. – Такое случается с теми, кто ездит верхом лучше, чем ходит.

– Позвольте взглянуть.

Лоренцо немного поколебался, затем показал руку. Перчатка его упала на лестницу.

– Видите, ничего страшного.

Кровь все еще сочилась из ранки.

Взглянув на ладонь Медичи, Ракоци побледнел.

– Давно ли, – спросил он тихо, – ваша кровь издает аромат абрикоса?

Лоренцо рассмеялся.

– Абрикоса? Я и не знал. У меня нет обоняния. Она в самом деле так пахнет?

Ракоци закрыл глаза.

– Да.

Лоренцо перестал смеяться.

– Это плохой знак?

– Да. – Ракоци заставил себя взглянуть Лоренцо в глаза.

Лицо Медичи было абсолютно спокойным.

– Я знаю, что болен, Франческо. Я уже давно знаю о том. Но все же надеюсь одолеть свой недуг. И между прочим, очень рассчитываю на помощь одного весьма мне симпатичного чужеземца.

Ракоци промолчал.

– Понимаю, – кивнул Лоренцо. – Я умираю?

Это было скорее утверждением, чем вопросом. Ракоци наклонился и поднял упавшую на ступени перчатку.

– И вы не в силах что-нибудь с этим сделать? – И опять вопрос походил больше на утверждение. Лоренцо покосился на темные пятна, глубоко въевшиеся в зеленую, отличной выделки кожу. – Пропала перчатка, – сказал он.

– Лоренцо, – Ракоци говорил внешне спокойно, хотя это ни в малой степени не отвечало тому, что творилось в его душе, – я могу приготовить одно лекарство. Оно не излечит, но облегчит боль.

– Благодарю, чужеземец. Что ж… – Медичи сглотнул. – Возможно, оно мне пригодится. Я… я почему-то вам доверяю, хотя в данном случае это оборачивается против меня. – Лоренцо начал было опять подниматься по лестнице, но внезапно остановился и схватил Ракоци за плечо. – Что это, Франческо? Что убивает меня?

Слова давались ему с трудом.

– Кровь, Великолепный. Больная кровь! И ничего больше. Я в полном отчаянии, но справиться с этой бедой не могу.

– Но есть ведь другие! – Взгляд Медичи озарила надежда – Какие-нибудь знахари, врачи, костоправы! Возможно, кто-то из них знает средство, способное меня исцелить!

Ракоци покачал головой.

– Нет. Такого средства не существует. – Он видел, что в Лоренцо загорается гнев. – Если бы я мог плакать, Великолепный, я бы выплакал все глаза. Но у меня нет слез!

– Это уже не имеет значения. – Лоренцо резко отвернулся и пошел по лестнице вверх. Ракоци понял, что провожать его дальше не стоит.

* * *

Письмо Джироламо Савонаролы к Андреа Белькоре, главному настоятелю доминиканского ордена.

В святой праздник пришествия Джироламо Савонарола, настоятель церкви Сан-Марко во Флоренции, полный почтительного благоговения, обращается к своему пастырю Андреа Белькоре в Риме.

Преподобный отец, покорно молю вас рассмотреть это прошение, отринув мирские соображения.

Как вам известно, Господу было угодно отметить меня, посылая мне, недостойному, видения, провозвещающие скорый приход дня гнева Господнего, призванного искоренить все мирское зло. Эти видения настолько ярки и реальны, что я не могу не считаться с ними, и потому смиренно прошу вас позволить мне возвысить мой голос во славу Творца, вдохновляющего меня.

Я не в силах долее сдерживаться.

Город, в котором я нахожусь ныне, погряз в разврате и охвачен тщеславием, души здесь блуждают во мраке, всюду царят искушение и соблазн. Вы должны внять моей просьбе, дабы несчастные флорентийцы получили возможность узреть собственное ничтожество, ужаснуться и припасть к престолу славы Господней в глубоком раскаянии, ибо лишь покаяние способно сейчас им помочь.

С тех пор как его святейшество женил своего сына на дочке Медичи, он на все тут происходящее смотрит сквозь пальцы. Понимая это, я горячо молюсь, чтобы не оказались столь же слепы и вы. Ибо вовсе не я проповедую в церкви Сан-Марко, но Святому Духу угодно изливать горнюю волю через мои уста.

С глубокой преданностью и надеждой отдаюсь в ваши руки.

Джироламо Савонарола, доминиканец,

настоятель церкви Сан-Марко

Флоренция, 22 ноября 1491 года

ГЛАВА 9

– Будет что-то еще? – спросила Деметриче Воландри.

Джованни Пико делла Мирандола сложил в аккуратную пачку густо исписанные листы.

– Нет. Благодарю вас, донна Деметриче. Вы опять удивили меня. Я не предполагал, что женщине, даже такой образованной, под силу управиться с переводом в столь сжатый срок.

Она вскинула брови.

– Рука женщины пишет нисколько не медленнее, чем мужская.

Граф рассмеялся и взял ее под локоток.

– Но женщины так рассеянны… Правда, к вам это не относится. Ваш ум, добросовестность и усидчивость поразительны…

Деметриче, высвобождаясь, пожала плечами.

– У меня нет ни мужа, ни семьи, ни каких-то иных забот. Так почему бы мне не посвящать все свое время работе?

Молодая женщина поднялась со скамьи, на которой они сидели, и подошла к камину. Ткань ее ветхого платья так истончилась, что совершенно не согревала, и ей приходилось кутаться в шаль.

Пико продолжал говорить, его румяное – кровь с молоком – лицо источало добродушие.

– У вас мужской склад ума. Вы могли бы добиться многого. Прискорбно, что ваши таланты не находят достойного применения. – Он поклонился, но уходить не спешил. – Я очень надеюсь, что наше сотрудничество будет продолжено.

– Но вы собираетесь в Рим, граф, а я остаюсь здесь.

– Тогда, может быть, вы позволите мне принять некоторое участие в вас? – Он подошел и встал рядом, – Мое покровительство откроет вам все двери, даст состояние, позволит найти занятие по душе. Вы весьма привлекательны и далеко мне не безразличны. Я мог бы многое сделать для вас.

Деметриче внутренне покривилась. Дыхание графа щекотало ей шею. Надо бы его урезонить, но… ни к чему заводить в этом доме врагов.

– Я не могу это обсуждать.

– Я поговорю с Лоренцо, если это единственное, что вас беспокоит. – Сомкнутых губ Деметриче коснулся вкрадчивый поцелуй. Она не откликнулась, она вспомнила другого мужчину, чьи касания мгновенно рождали в ней трепет. Пико этого не дано.

Недвижность ее была воспринята как поощрение. Молодая женщина покраснела и отбежала к окну.

– Граф, я нахожусь в доме кузена и выполняю работу, которую он мне поручает. После всего, что он для меня сделал, было бы черной неблагодарностью оставить его.

– Хорошо. Я не спешу.

Пико отвесил церемонный поклон и с кипой рукописей в руках покинул библиотеку.

Когда вошел Лоренцо, гнев ее все еще не унялся.

– Деметриче, если у тебя есть какое-то время…

Он остановился, увидев ее лицо.

– Что с тобой, дорогая?

Она тоже остановилась и попыталась улыбнуться.

– Ничего. Правда-правда. Даже не понимаю, с чего это я так взволновалась!

Она пересекла комнату и внутренне вздрогнула, увидев, как он похудел.

– О, Лауро!

Он взял ее руки в свои.

– Успокойся, Деметриче! И расскажи мне, что тут случилось.

– Тут был Пико. Нет-нет, он вел себя очень учтиво. Просто я не выношу, когда меня оценивают, как вещь. – Ни о чем не думая больше, она прижалась к нему. – Лауро, я боюсь!

Медичи пригладил пряди белокурых волос, выбившихся из косы Деметриче, и заглянул ей в лицо.

– Чего, дорогая? Тебе нечего опасаться!

Деметриче страшилась облечь свою тревогу в слова. Сделать так означало поверить в то, что происходит. Все, что она могла, это положить ему голову на плечо и тихо сказать:

– Не покидай меня, Лауро.

– О, Деметриче! – Он крепко обнял ее и шепнул: – Помнишь охотничий домик?

Она печально улыбнулась.

– Как я могу его позабыть? Я помню все. И крошечную комнатку с нашей кроватью. И балкон, на котором мы завтракали каждое утро. Мне бы очень хотелось вновь там оказаться.

– И мне, дорогая, и мне! Я никогда не забуду, какими сладкими были твои губы. Дай мне поцеловать их еще раз!

Он наклонился к ее лицу. Она ответила на поцелуй, потом, охваченная отчаянием, вырвалась из объятий. Ее затрясло.

– Санта Мария! Что же мне делать?

Лоренцо недоуменно нахмурился.

– Что делать? Да ничего. Я с тобой и всегда о тебе позабочусь. Разве ты сомневаешься в этом?

– Нет. Я знаю, ты очень добр. – Она отвернулась и стала смотреть в окно. – Надо же. В каких-то три дня все занесло снегом.

– Да. – Он помолчал, потом осторожно приблизился к ней. – Деметриче! Послушай! Не мучай себя. Не надо грустить. Пожалуйста. Ты меня удручаешь.

Она медленно повернулась к нему.

– Ох, Лауро!

Ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать рыдание.

– Да, – мягко произнес он – Да, я все знаю. Мне тоже сейчас тяжело. – Он взял ее под руку и отвел от окна. – Но у нас есть еще время. Не много, но есть. Я обещаю, что не оставлю тебя без поддержки.

Деметриче позволила усадить себя на скамью и, когда Лоренцо сел рядом, судорожно обхватила его руками.

– Помнишь то утро, когда мы гуляли по рассветному лесу? Я продала бы душу, чтобы вернуться в то время.

– Деметриче, – пробормотал он виновато – Твоя душа стоит много дороже. Она слишком чиста и слишком прекрасна.

– Значит, ты тоже хотел бы вернуться туда? – Голос ее звучал делано безразлично.

– Больше, чем ты себе представляешь. Если бы не… обстоятельства, я никогда бы не расстался с тобой.

– Лауро! Ох, Лауро! Прошу тебя…

Она сжала руки, тщетно подыскивая нужные слова.

– О чем же ты просишь? – тихо спросил он, прерывая тягостное молчание.

– Живи! Я хочу, чтобы ты жил!

Деметриче почувствовала, что силы ее на исходе. Она закрыла лицо руками и побежала к дверям. Ему вовсе незачем видеть, как она плачет.

– Деметриче, постой. Не мучай меня. Остановись и послушай… Мне надо тебе что-то сказать.

Он слишком устал, чтобы бежать за ней следом. В груди его начинало закипать раздражение.

Она стояла, зажав рот руками, чтобы заглушить стоны, рвущиеся из глубины ее существа.

– Я не вынесу этого.

– Ты должна. Ты мне нужна.

Лоренцо неотрывно смотрел на нее, и этот магнетический взгляд понемногу ее успокоил.

– Мне больше не на кого положиться – Он обвел библиотеку рукой. – Я собирал эти книги всю свою жизнь. Кто сохранит их, кто о них позаботится? Пьеро? Для него они мало что значат. Аньоло? Возможно, но лишь до тех пор, пока его внимание не отвлечется чем-то другим. Марсилио? Он старше меня. Пико? Но он постоянно в разъездах. Его манит Рим, у него свои интересы. Ты, Деметриче, только ты способна отнестись ко всему этому точно так же, как я. Ты знаешь, что эти книги не просто бумага, что это часть моей жизни, и очень важная часть. Ты сбережешь их.

– Но я не смогу остаться здесь, если ты… – Она запнулась, ее взгляд заметался по книжным полкам.

– Тогда поселись где хочешь. Кому во Флоренции ты доверяешь? Кто тебе нравится? У кого тебе бы хотелось жить?

Он легко задавал эти вопросы, даже чуть улыбаясь.

Но…

– Деметриче! – Его окрик резко прозвучал в царящей вокруг тишине, отозвавшись болью в ее сердце. – У меня мало сил. Я прошу тебя мне помочь. Если ты не хочешь, скажи о том прямо.

Лицо Лоренцо сделалось непреклонным. Деметриче кивнула, словно что-то в себе пересиливая, затем медленно подошла к недвижно сидящему на скамейке мужчине и опустилась на пол возле его ног.

– Что я должна делать?

– Тебе нужно найти человека, который позаботился бы о тебе. Причем вовсе не обязательно выходить за него замуж… если, конечно, ты этого не захочешь сама. Ты можешь стать домоправительницей в чьем-нибудь доме. А можешь пойти в помощницы к кому-нибудь из ученых людей. Новое дело, новые знания помогут тебе забыться. Время хорошо лечит душевные раны – Он положил руку ей на плечо. – Скажи мне, кто тебе по душе, и я подумаю, что можно сделать.

– Я не знаю. Может быть, мне остаться с Пьеро?… – Она представила себе старшего сына Лоренцо и покачала головой. – Нет. Вряд ли.

В комнате уже стало темно, пламя камина позолотило их лица и руки.

– Да. Тебе не ужиться с ним, когда я… уйду.

Она мучительно размышляла, перебирая в уме всех мало-мальски известных ей флорентийцев.

– Ракоци! – вырвалось вдруг у нее.

– Франческо? – Медичи задумался. – Что ж, я поговорю с ним. Возможно, он согласится. Он хороший друг, лучше многих. И многому научит тебя.

Деметриче нахмурилась. Теперь, когда имя было названо, ее одолели сомнения.

– Ты думаешь, это удобно? Ведь он – чужеземец.

– Это в каком-то смысле даже неплохо. Он тебе нравится?

Деметриче принялась водить пальцем по полу, выписывая замысловатый незримый узор.

– Не знаю. Он всегда очень внимателен и почтительно со мной обращается, однако иногда в нем проглядывает что-то пугающее. Но не отталкивающее, а притягательное. Таковы мои ощущения, и ничего большего я сказать не могу.

– Да, загадка в нем есть. И скорее всего, не одна. Но он, как ты заметила, очень учтив, честен и, без сомнения, широко образован. Кстати, ты сможешь брать у него уроки турецкого языка.

– Он знает турецкий? – спросила Деметриче рассеянно. Она уже думала совсем о другом. Лоренцо тоже о чем-то задумался и пропустил вопрос мимо ушей.

– Скажи, если бы я стал просто Лауро, а не Медичи – с таким же лицом, но уже без богатства и власти, – ты все равно бы любила меня?

Он смотрел на огонь, но Деметриче почувствовала, что рука, лежащая на ее плече, напряглась.

Молодая женщина вскинула голову, оглядывая впалые щеки Медичи, сломанный нос, неровный, бугристый лоб. Этот человек не понимает, что говорит. С ним может случиться все, что угодно, но он никогда не станет каким-то Лауро. Впрочем, в ответе ее не было колебаний.

– Конечно!

Он вздохнул с облегчением и опустил руку.

– Бедняжка Кларисса.[31]31
  Кларисса Орсини (1453–1488) – знатная римлянка из рода, тесно связанного с папским престолом, с 1469 года – жена Лоренцо Великолепного. Родила ему трех сыновей и четырех дочерей, но не отличалась крепким здоровьем и скончалась от чахотки в возрасте 35 лет.


[Закрыть] Ей никогда не нравилось здесь. Она постоянно помнила, что происходит из римских Орсини, и с трудом мирилась с жизнью в глуши.

– Жена Пьеро[32]32
  Альфонсина Орсини (1472–1520) – с 1487 года – жена Пьеро, старшего сына Лоренцо Медичи.


[Закрыть] тоже из семьи Орсини, – напомнила ему Деметриче.

– Это другое. Пьеро не любит Флоренцию. Кларисса не возражала против моих любовниц, но притерпеться к Флоренции все-таки не смогла. Она умерла несчастливой, и в этом моя вина. Что ж, тут ничего не поделаешь. – Он с трудом поднялся со скамейки – Прости меня, дорогая, но я должен идти. Мне надо беречь силы. Ты не представляешь, как это утомительно – беречь свои силы!

Деметриче быстро вскочила на ноги.

– Ты очень мучаешься, Лауро?

Он обернулся, глядя на нее с высоты своего немалого роста.

– Нет, не очень. Когда начинаются боли, я принимаю лекарство. По рекомендации твоего Ракоци. Оно хорошо помогает.

Ей почудилась горечь в его словах, она в изнеможении закрыла глаза.

Лоренцо нежно обнял ее.

– Нет-нет, дорогая. Ты не должна так убиваться! Благословляю тебя на новую жизнь – человеку нужны перемены. Но все-таки вспоминай обо мне… иногда.

– Господи, помоги мне! – прошептала она, отшатнувшись от него, как слепая, и даже не шелохнулась, когда дверь закрылась, но пальцы ее с удвоенной силой вцепились в край письменного стола.

Немного позже она вызвала к себе младшего дворцового распорядителя Серджио. Тот немало был удивлен, узнав, что его намереваются использовать в роли посыльного.

– Как прикажете, донна. Куда доставить письмо?

Он подумал, что на улице холодно, а его накидка не по сезону тонка.

– В палаццо да Сан-Джермано. Франческо Ракоци.

Глаза Деметриче были сухи, руки совсем не дрожали. Она одарила Серджио мягкой улыбкой, присовокупив к письму две золотые монетки.

– В палаццо да Сан-Джермано. Вручить Ракоци, – повторил он, опуская монеты в карман. Собственно, накидка его не так уж плоха, в конце концов, под нее можно надеть что-нибудь шерстяное.

* * *

Письмо Джан-Карло Казимира ди Алерико Чиркандо к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.

Другу и учителю Франческо Ракоци да Сан-Джермано во Флоренции Джан-Карло шлет свои искренние приветствия.

Ваш бывший работник и в какой-то мере мой тезка Карло плывет сейчас в Лондон. Он пробыл у нас с неделю, и, как вы велели, я неотступно за ним наблюдал. Язык его не развязался даже после обильного возлияния. Он представился как Рикардо и откликался на это имя, правда, что называется, через раз.

Я пытался разговорить его, но безуспешно. Он ничего не выбалтывает и стоит на своем, утверждая на чистейшем флорентийском наречии, что едет из родимой Мантуи в Англию, где ему обещал дать подзаработать какой-то кузен. Вот мое заключение: Карло-Рикардо туповат, но надежен. Вы можете не опасаться подвоха с его стороны.

Мне также известно от Кола Галлизо, что другой ваш работник, по имени Лодовико, оставил Геную и направляется в Лиссабон. У меня пока нет известий от Дитриха Вундерманна из Вены, но я совершенно уверен, что вашего третьего подопечного отправят куда надобно, когда спадут холода.

Хочу еще сообщить, что я позволил себе снестись с Кельном и заказать там печатный пресс. Старая догаресса проявляет большой интерес к этому механизму. Получив от нее письмо, вы поймете, почему это так.

Ваш дом несколько пострадал от последнего шторма. Впрочем, восстановительные работы идут полным ходом, и здание вскоре приобретет первоначальный вид. Больше всего урона нанесено восточному фасаду, крыша тоже повреждена, но фундамент, разумеется, в полной сохранности. В подвалах не обнаружено ни капли воды.

Ваше письмо от 20 октября содержит совет озаботиться закупкой сандала. Я нашел торговца, по фамилии – грека, но по виду – совершенного египтянина. Он назвался Дариосом Кириллие, у него прекрасный товар и подходящие цены, а еще он хвалится, что знает рецепты смешения красок. Впрочем, если вы пожелаете, я поищу другого поставщика.

Радужное стекло, которое вы нам послали, в дороге не пострадало. Я преподнес его дожу с вашими поздравлениями. Все местные стеклодувы пришли в изумление и ходят за мной по пятам.

На том заканчиваю. Ночью намечается празднество, я должен проинструктировать слуг. Будьте уверены в нашей постоянной готовности неукоснительно следовать вашим распоряжениям.

Нижайше прошу простить мне возможные упущения, буде они обнаружатся вами.

Джан-Карло Казимир ди Алерико Чиркандо

Венеция, день святого Николая,

6 декабря 1491 года

ГЛАВА 10

Донна Эстасия швырнула отделанную серебром щетку через всю комнату и вызывающе усмехнулась.

– Но я еще не закончил, беллина, – сказал Ракоци, неспешно пропуская меж пальцев волну ее роскошных каштановых волос.

– Сойдет и так, – отмахнулась Эстасия, хмурясь. Раздражаясь, она теряла часть своей привлекательности. Ее большие карие глаза делались злыми, в уголках рта появлялись сварливые складки. – Ты никогда не снимаешь одежду. Я ни разу не видела тебя обнаженным.

– Да?

Он принялся заплетать ей косу.

– Перестань! – Она сердито тряхнула головой, и ее волосы вновь рассыпались по плечам. Очень медленно и демонстративно женщина застегнула верхнюю пуговку своего пеньюара.

Ракоци откинулся на подушки.

– Ну хорошо, Эстасия. В чем же я виноват?

– Ты никогда не идешь мне навстречу.

Надутый вид донны вызвал у него желание ее поддразнить.

– Вот как? А почему это происходит? – Лицо его было спокойно и безмятежно, и вместе с тем в нем читалось странное сожаление. – Не потому ли, что во время наших свиданий мы только и делаем, что предаемся восторгам плотской любви?

– Мы ничему такому не предаемся! – Она просверлила его бешеным взглядом, – Ты… ты просто издеваешься надо мной!

– Донна не получает того, что желает? – спросил он, улыбаясь, но глаза его погрустнели.

– Ты прекрасно знаешь, что получаю. И даже больше, чем с кем-либо. Но этого недостаточно! – Она отвернулась к туалетному столику и стала нервно переставлять какие-то баночки. – Может быть, ты и вправду не евнух, но я не верю тебе. Ты даже не позволяешь дотронуться до себя… там… в том месте. – Эстасия покраснела. – Почему я должна все это говорить?

– Я предупредил обо всем еще до того, как мы стали встречаться. Тебя это устраивало. Что же изменилось сейчас? – Он потянулся и взял ее за руку. – Эстасия, ты же знаешь… Я не могу быть другим.

Она раздраженно вырвалась.

– Ты даже и не пытаешься.

Он лениво придвинулся к ней.

– Подумай, беллина, с кем еще ты получишь такое? Ты остаешься целомудренной и в то же время…

– Я не хочу быть целомудренной! – вскричала она. – Я хочу наслаждаться. Ты обращаешься с моим телом как с чем-то священным, словно боишься его осквернить. Но я – вдова и знаю, что мне нужно. Сделай меня грешницей! – Она извернулась, как кошка, и прильнула к его руке. – Ну же, Франческо! Пожалуйста! Прямо сейчас! Если ты – мужчина, поступи как мужчина!

– Девочка, ты же помнишь, что я сказал тебе в первую нашу ночь?

Эстасия помрачнела и отстранилась.

– Да, помню. Ты постоянно напоминаешь о том. Но я не сообразила, о чем идет речь. Ты обещал любить меня по-иному. Как я могла угадать, что это значит?

– Ты все поняла и на все согласилась. – Он указал на небольшое венецианское зеркало, стоявшее среди притираний. – Посмотри в него. И скажи мне, что ты там видишь.

– Не валяй дурака!

– Прошу тебя, посмотри в свое зеркало и скажи, что ты видишь.

Сердито озираясь, она придвинулась к зеркалу, мельком взглянула в него и отвернулась.

– Что ты там видела? – В его глазах зажглись странные огоньки. – Скажи, Эстасия. Ну же!

– Себя, разумеется!

– И что еще?

– Перестань, Франческо! Не пытайся водить меня за нос! Я хочу всего тебя! Целиком!

– Что еще ты видела в зеркале?

Его голос насторожил ее.

– Эту комнату. Что, по-твоему, еще я должна была увидеть?

– А меня? – Он ждал ответа.

– Тебя?

Краска сошла с лица донны, и она тихо произнесла:

– Нет, тебя я не видела.

Он мягким, осторожным движением коснулся ее щеки.

– Милая, вот тебе доказательство. Я не такой, как ты. Все, что я могу дать тебе, я даю!

– Но ты не любишь меня.

– Люблю… но по-своему!

Она покачала головой.

– Нет, не любишь. Не сгораешь от страсти, не считаешь минуты до встречи, не ловишь меня на улицах, не топчешься под окном…

Он невесело рассмеялся.

– Это не входило в наш договор. Эстасия, окажи мне честь и побудь с минуту правдивой. Я делаю все, что обещал, разве не так?

Она фыркнула.

– Да.

– Благодарю, – сказал он без тени иронии. – Послушай меня, беллина. – Он выждал, пока она на него не взглянула. – Я ведь стараюсь тебе угодить. Ты хочешь проводить ночи на ложе, изволь. Захочешь коротать время за дружескими беседами, я буду доволен и этим.

– В самом деле? А как же быть с твоими желаниями?

– Я не столь ненасытен.

Она зло усмехнулась.

– А что, если я вообще тебе откажу? Что ты будешь тогда делать?

Ему сделалось скучно.

– У меня не будет больших затруднений.

– Пройдет какое-то время, прежде чем ты найдешь мне замену.

Эстасия торжествовала, самодовольная усмешка светилась в ее глазах.

– Ты в самом деле так думаешь? – спросил он, поднимая брови. – Что ж, если я действительно тебя не устраиваю, жестоко с моей стороны занимать твое время. Я, пожалуй, пойду.

Она ухватилась за край его черного одеяния.

– Я не отпускала тебя.

В комнате сделалось очень тихо. Несколько свечей, освещавших комнату, шипя, догорали, холодный ветер стучал в окно. Франческо Ракоци, не двигаясь, ждал. Эстасия соскочила с постели и встала с ним рядом.

– Ну почему ты такой колючий?

– Я? – Он покачал головой. – Нет. Совсем нет. Просто мне надоело играть в эти игры. Ты говоришь, что любишь меня, и бранишься, когда я рядом. Пойми, я давно без сочувствия отношусь к женским капризам. Ты хочешь устраивать сцены? Изволь, но в таком случае возьми себе кого-то другого. – Ракоци смолк, изучая ее лицо. – Одно твое слово, и я уйду. И навсегда позабуду дорогу к этому дому.

У нее вырвался нервный смешок.

– Кто сказал, что я тебя прогоняю? Я лишь добиваюсь новых свидетельств твоей любви. Ведь женщинам это так важно. Однажды ты мне поставил условия, и я согласилась с ними. Но отношения развиваются. – Эстасия соблазнительно потянулась. – Ладно, довольно пустой болтовни. Давай мириться, Франческо.

Наблюдая, как она стаскивает с себя пеньюар, он уже знал, что порвет с ней.

– Возможно, тебе нужны новые ощущения?

Подрагивая то ли от холода, то ли от нетерпения, Эстасия непонимающе пробормотала:

– Новые ощущения?

Она стояла перед ним совсем голая – в дымном мареве, идущем от догоравших свечей.

– Разве ты желаешь не этого? – Он придвинулся и взял ее за руки. – Мы могли бы что-нибудь изменить. Я, по крайней мере, мог бы попробовать. Просто ты всегда казалась такой довольной…

– Ох, – она захихикала, – даже не знаю, ведь до сих пор ты не…

Он прервал ее:

– Об этом давай помолчим. И подумаем, как усовершенствовать остальное.

– А ты выполнишь то, о чем я попрошу? – Она прищурилась и сглотнула слюну. – Мог бы ты, например, привязать меня к этой кровати и отхлестать шелковой плетью? Или получить свое удовольствие, угрожая ножом? Или…

Эстасия задохнулась, щеки ее запылали, в глазах появился лихорадочный блеск.

– Нет, беллина, этого я не могу.

– Но почему? Ведь я же не возражаю!

– Потому что это против моих правил. Насилие будит темные чувства, начни – и кошмару не будет конца. – Он отпустил ее руки. – Если ты не согласна, нам больше не о чем говорить.

Она, уступая, вздохнула.

– Ну хорошо, раз ты не хочешь. Но ты можешь хотя бы повалить меня на кровать?

Сердце Ракоци кольнула холодная льдинка. Он смотрел на ее роскошное тело, не испытывая привычного прилива желания. Он видел лишь голод в ее ненасытных глазах.

– Эстасия…

Она сама опрокинулась на постель и протянула к нему руки.

– Я снова хочу тебя. Посмотри, как пылает моя кожа. А ведь в комнате холодно. Иди же сюда!

Он не шелохнулся.

– Ты сказала, что моих ласк тебе мало. Почему же в таком случае ты вновь ищешь их?

– Не ломайся, Франческо!

Женщина томно потянулась, приподнимая ладонями свою пышную грудь и раздвигая полные бедра.

Однако уловки ее успеха не возымели. Вместо того чтобы со страстными стонами накинуться на изнывающую от любовного томления донну, Ракоци отошел к туалетному столику, взял в руки зеркало и рассеянно в него заглянул.

– Под определенным углом слабый силуэт все-таки виден, – пробормотал он.

Эстасия потеряла терпение.

– Завтра, – произнесла она, обиженно щурясь, – я, пожалуй, схожу к исповеднику. Не рассказать ли ему, что ты выделываешь со мной? А, Франческо? Как ты издеваешься надо мной, как бьешь меня и насилуешь, кощунственно используя при этом распятие? Может быть, – принялась она размышлять вслух, – я пойду к добродетельным францисканцам из Санта-Кроме, или загляну в Санта-Тринита? Там, правда, женщин не исповедуют, но для меня, надеюсь, сделают исключение. Или же, – Эстасия призадумалась, – стоит подыскать что-то получше? Ну конечно же, мне следует прямиком отправиться к доминиканцам. Там с особым пристрастием относятся к ереси и богохульству, им, безусловно, будет интересно послушать меня. Остается лишь выбрать между Сан-Марко и Санта-Мария Новелла, – Взгляд донны утратил томность и приобрел жесткое выражение. Она приподнялась на локте. – Что ты мне скажешь на это, Франческо, а?

Ракоци повертел в руках зеркало и аккуратно поставил его на столик.

– Понимаю, – сказал он бесстрастно. – Пока я тебя не особенно раздражаю, ты согласна держать наши отношения в тайне. Если же я поведу себя плохо, меня можно будет и наказать. Например, с помощью церкви. Это ведь так просто – пойти покаяться, а заодно избавиться от докуки. Исповедь в данном случае сработает как донос.

Она удовлетворенно кивнула, не ощущая опасности, ибо ярость, в нем клокотавшая, никак не читалась в его словах.

– О, не все тут так просто! – Женщина села, продолжая вслух размышлять. – Мне, в общем-то, не очень нужен скандал. Я ведь опять могу оказаться под пристальным наблюдением! Как в детстве, как в браке, как после него. Ни одного узника не стерегли, как меня, это было ужасно. Я не хочу испытать все это опять! А в остальном все правильно: ты в моей власти. – Она рассмеялась и вновь откинулась на постель, призывно хлопнув себя по бедрам. – Приди же ко мне, Франческо, мой данник, мой раб!

Слово «раб» обожгло его, как удар хлыста. Сжав кулаки, Ракоци наклонился над ней.

– Ты не оставляешь мне выбора. Совсем не оставляешь.

Ее зрачки расширились в сладостном предвкушении.

– Ты ударишь меня?!

– Я уже говорил, что не стану этого делать. – Он присел на кровать, глаза его странно светились. – Ну, с чего мы начнем? Сразу с ласк? Или с целомудренных поцелуев?

– Нет, Франческо, поцелуев не надо! Ты же знаешь, что я люблю.

Эстасия придвинулась ближе.

– Тогда укажи, что мне делать. Или ступай к церковникам, спроси совета у них. Ну же, синьора, раб ждет приказаний!

– О Санта Лючия! – простонала Эстасия. – Делай то, что всегда. Положи сюда руку! – Она вздрогнула, его пальцы были как лед холодны. – А вторую – сюда! – Пышные бедра сдвинулись. – Ох… да, вот так!

Ракоци подчинился, он действовал как хорошо отлаженный механизм. Гнев его быстро улегся, осталось лишь равнодушие вкупе с желанием поскорее все завершить.

– Так-то бы сразу, – пробормотала Эстасия, бедра которой работали, как жернова.

Казалось, ее забавляла покорность партнера. А еще капризную донну странным образом возбуждало то, что все удовольствие доставалось лишь ей. Уж она-то доподлинно знала, что без поцелуев ему ничего особенного для себя не добиться, и, торжествующе усмехаясь, продолжала его понуждать. Ох, как это сладко – использовать в своих целях того, кто пытался использовать ее сам! Эстасия издала чмокающий звук, похожий одновременно и на хихиканье, и на вздох. Она стонала от наслаждения и направляла его руку.