Текст книги "Английские бунтари"

Автор книги: Чарлз Поулсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Рабочие ответили на это вспышками протеста по всей стране. Например, в Бристоле они ворвались в тюрьму, освободили заключенных, а затем сожгли дворец епископа и здание магистрата. Вызванные для усмирения войска открыли по рабочим огонь, убив 12 человек.

Правительство вигов, пришедшее к власти в результате новых выборов, снова приняло “Билль о реформе”, однако на этот раз его не утвердила палата лордов. Только под угрозой того, что палата будет “заполнена” новыми, более покладистыми членами, лорды уступили, и в 1832 г. «Билль о реформе» стал полноправным Актом о реформе.

Итак, предприниматели и средние классы были полностью удовлетворены: они отвоевали себе право избирать и наряду с землевладельцами быть избранными в палату общин.

Дальнейшее расширение реформы было для них уже ненужным и даже вредным. Теперь главной задачей капиталистов стало не допустить распространения избирательного права на рабочих, которые, без сомнения, использовали бы его прежде всего для того, чтобы сделать свободное предпринимательство менее свободным, а значит – и менее прибыльным.

Измена недавних союзников, вошедшая в историю под названием “Великое предательство”, глубоко потрясла весь трудовой народ Англии. Вместе с тем она невольно способствовала появлению уже через несколько лет первого общенационального движения рабочего класса – чартизма.

ГлаваXVIII

Ч А Р Т И З М

Рабочие очень скоро получили возможность воочию убедиться в истинных достоинствах “реформированного парламента”, с их же помощью избранного в 1832 г. Именно это правительство в 1834 г. организовало позорное судилище над “толпаддлскими мучениками” и приняло пресловутый Закон о бедных, который полностью изменил систему обеспечения пособиями беднейших слоев населения. Бедность, указывалось в нем, порождается главным образом “мошенничеством, ленью и расточительством” тех, кто считает получение приходского пособия своим неотъемлемым правом и совершенно не думает о том, каким бременем это ложится на плечи налогоплательщиков. Изъяв пособия по бедности у местных приходов и передав их в ведение специальных государственных органов, новый закон одновременно постановлял, что лицам или семьям, неспособным обеспечить себе прожиточный минимум, надлежит обращаться с просьбой о приеме их в работные дома, где им будет обеспечена пища, кров и содержание.

Все нуждающиеся, независимо от того, вызвано ли это временной безработицей, болезнью или преклонным возрастом, считались “пауперами” (нищими) и направлялись в работный дом в виде наказания; к ним там и относились соответственно – как к лишенным гражданских прав преступникам. Условия жизни в работных домах были ужасными: жалкие порции умышленно грубой и плохо приготовленной еды вызывали только отвращение; детей отделяли от родителей и воспитывали в отдельном корпусе как сирот; и молодые, и пожилые супружеские пары разделяли (чтобы предотвратить рождаемость), поэтому прожившие всю жизнь вместе муж и жена виделись друг с другом только на расстоянии во время приема пищи в столовой или молитвы в церквушке работного дома; о пиве и табаке можно было только мечтать; без письменного разрешения управителя не допускались никакие свидания с родственниками или друзьями; все трудоспособные были обязаны работать. Кого только нельзя было встретить среди обитателей работных домов – людей нормальных и умственно отсталых, калек и здоровяков, беременных женщин и молоденьких девиц, грудных детей и глубоких стариков.

Частые периоды безработицы, а следовательно, и практическая невозможность делать достаточные сбережения на “черный день” или на старость, вынуждали большинство рабочих рано или поздно прибегать к помощи приходского пособия, особенно при достижении ими преклонного возраста, и раньше эта жестокая закономерность понималась всеми. Теперь же реформированный парламент предлагал им взамен еще более жестокую, бездушную, бесчеловечную систему, являвшую собой не что иное, как лишение свободы при жизни и униженную безымянную могилу на кладбище нищих после смерти. Как тут не вспомнить историю Оливера Твиста и выражение неподдельного ужаса на лице мистера Лимкинса, когда он переспросил надзирателя: “Еще каши?… Так ли я вас понял: он попросил еще, после того как съел полагающийся ужин?” (Весь ужин, напомним, состоял из крошечной мисочки жидкой каши.)

Со временем новая система, невзирая на массовое сопротивление (особенно на индустриальном севере), все-таки была введена по всей стране, вызывая у трудового люда ужас и чувство безнадежной обреченности, для чего в известном смысле она и была задумана власть имущими. Многие рабочие предпочитали голодать и даже умереть, нежели оказаться в ненавистных работных домах. “Если они хотят умирать, туда им и дорога. Лишними дармоедами меньше” – эту точку зрения мистера Скруджа* целиком разделяло и правительство Англии.

* Мистер Скрудж – герой рассказа-притчи Чарлза Диккенса “Рождественская песнь в прозе” (1843), входящего в цикл “Рождественских рассказов” писателя. Основной смысл этих повестей, правдиво живописующих тяжелое положение английских трудящихся, вопиющее социальное неравенство, заключался в показе читателям возможности ликвидации такого положения путем воздействия высоконравственного примера и соответственно исправления “дурных” характеров, а также с помощью вмешательства мистических сил. Так и алчный капиталист Скрудж, циничные слова которого цитирует Ч. Поулсен, неожиданно превращается на старости лет в добродушного филантропа, готового во всем помочь беднякам. Увы! – наивные надежды великого английского писателя не сбылись на его родине даже сейчас, полтора столетия спустя. Прим. изд.

Постепенно рабочий человек все больше и больше приходил к убеждению, что помочь ему мог только такой парламент, в котором большинство составляли бы представители его собственного класса. Если это свершится, наивно полагал он, то рано или поздно на земле наступит золотой век, когда миром будет править не эгоизм личности, а высший социальный интерес. Требование всеобщего избирательного права и справедливого представительства в органах государственной власти стало главнейшим политическим вопросом страны, отодвинув все остальное на второй план.

“В 1832 г . рабочие силой своего морального и физического единства нанесли поражение тори ради интересов вигов. Той же силой… они могут нанести поражение и вигам, и тори ради интересов собственного класса” (из резолюции, принятой на одном из митингов лондонских рабочих).

В июне 1836 г . по инициативе Уильяма Ловетта небольшая группа людей образовала Лондонскую ассоциацию рабочих (ЛАР). Это было общество нового типа: членство в нем строго ограничивалось пролетариями наемного труда; его цели, хотя и не особенно ясные, основывались на стремлении к социальной справедливости и политическому равноправию; особое внимание в его программе уделялось необходимости развития подлинно массовой системы народного образования и упразднения почтовых пошлин, которые фактически лишали большинство трудового населения возможности регулярно пользоваться прессой. Секретарем ЛАР был избран Ловетт, ставший впоследствии одним из видных и популярных лидеров XIX в.

Уильям Ловетт родился в 1800 г . в Корнуолле, был учеником канатных дел мастера, затем перебрался в Лондон, где самостоятельно обучился ремеслу столяра-краснодеревщика и был избран секретарем профсоюза работников этой профессии. Получив образование, он посещал лекции в Лондонском институте механики и вскоре стал последователем пионера утопического социализма Роберта Оуэна*. Ловетт до конца жизни не изменил своей убежденности в том, что к эмансипации народ приведет только образование и что главный источник социального зла коренится в возможности для отдельных лиц владеть чрезмерной собственностью.

* Оуэн, Роберт (1771—1858) – великий английский социалист-утопист. В стремлении найти наилучшие пути осуществления идей утопического социализма на практике Оуэн пытался связать свое учение с рабочим движением, способствовал просвещению рабочих. Как указывал В. И. Ленин, ошибочность и “фантастичность” планов Оуэна и его последователей состояла “в том, что они мечтали о мирном преобразовании социализмом современного общества без учета такого основного вопроса, как вопрос о классовой борьбе, о завоевании политической власти рабочим классом, о свержении господства класса эксплуататоров”. – Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 375. – Прим. изд.

Под влиянием Ловетта и с помощью Фрэнсиса Плейса в 1837 г . ЛАР выдвинула программный перечень требований, состоявший из шести основных пунктов:

1. Всеобщее избирательное право для взрослого мужского населения.

2. Равные избирательные округа.

3. Ежегодное переизбрание членов парламента.

4. Оплата для членов парламента.

5. Тайное голосование (в то время голосование было открытым – путем поднятия рук).

6. Отмена имущественного ценза при выборах в парламент.

Очень скоро эти шесть требований (по крайней мере три из них выдвигались левеллерами еще в XVIII в.), ставшие воплощением надежд большинства реформистов и радикалов на скорое создание новой, демократической и процветающей Британии, встретили поддержку и одобрение 150 массовых организаций по всей стране. Все они, ставя перед собой самые различные цели – например, добиваться “свободы прессы”, “фабричной реформы” или отмены так называемых Зерновых законов и системы, при которой жалованье выплачивалось не деньгами, а товарами (разумеется, бросовыми), – сплотились вокруг “шести пунктов”, осуществление которых, по их расчетам, должно было помочь рабочим организациям в успешной реализации своих частных целей. Ловетт и его довольно умеренная ЛАР оказались в центре широкого общенационального движения. После присоединения к “шести пунктам” мощной организации радикально настроенных представителей среднего класса – “Бирмингемского политического союза”, добивавшегося в основном проведения реформы денежной системы, была принята общая программа, способная объединить всех лишенных избирательных прав. Программа была впервые опубликована в 1848 г . и по предложению Ловетта получила название “Народная хартия”. Движение в ее поддержку стало известным как чартизм.

В стороне остались только две массовые организации – Общество утопистов во главе со своим кумиром Робертом Оуэном и тред-юнионы. Профсоюзы, каковы бы ни были личные симпатии их членов, были полностью поглощены своими местными экономическими битвами с предпринимателями и посему относились ко всему остальному, включая чартизм, как к чему-то второстепенному. Многие утописты стали чартистами и попытались переориентировать движение на развитие в сторону некоего подобия социализма, но успеха в этом не добились.

Было решено, что в соответствии с английскими традициями кампания начнется с составления петиции, куда, естественно, войдут указанные шесть пунктов. Затем ее обсудят на многочисленных массовых митингах, где будет необходимо собрать как можно больше подписей, и передадут в палату общин. В качестве рабочего органа чартистов предполагалось путем голосования на массовых митингах избрать делегатов съезда (конвента), который должен был собраться в Лондоне. Съезду вменялось в обязанность вручить петицию парламенту и предусмотреть конкретные меры, в случае если она будет отвергнута. Энтузиазм чартистов был настолько велик, что мало кто сомневался в успехе задуманной кампании (если, конечно, под петицией подпишется достаточное количество человек).

Запланированные для избрания делегатов митинги прошли в назначенные сроки и с огромным успехом. Число принявших в них участие трудящихся, одобривших и подписавших Народную хартию, превзошло все ожидания: например, в Глазго на митинге присутствовало 150 тыс. человек, в Бирмингеме – 200 тыс., а в Манчестере, по словам организаторов, – четверть миллиона. Такой массовой поддержки еще не имело ни одно движение за всю историю страны. В северных индустриальных районах состоялись грандиозные факельные шествия, проходившие под девизами “Всеобщее избирательное право или всеобщее отмщение”, “Борьба не на жизнь, а на смерть ради детей и жены!”, “Больше свиней и меньше священников!” и др. Раздавались призывы вооружаться. Народ стал собирать и прятать в укромных местах пики, ружья, пули. По ночам группы рабочих собирались в лесах или на болотах, чтобы попрактиковаться в обращении с оружием. Постепенно в движении вырисовывались два четких крыла – “Физическая сила” (в основном на опустошенном севере страны), выступавшее за вооруженное восстание, и “Моральная сила” (главным образом в Бирмингеме и Лондоне), настаивавшее на первоочередности проблемы образования и законодательных изменений. Ряд радикально настроенных членов парламента обещали чартистам свою поддержку в палате общин.

В августе 1838 г . на массовом митинге в Бирмингеме Национальное чартистское движение официально заявило о своем существовании; присутствовавшим на митинге сторонникам и того, и другого крыла – не исключая, конечно, и всех тех, кто придерживался иных взглядов, – была предоставлена полная возможность публично высказать свои точки зрения. И все-таки главное было не в этом. Пожалуй, наиболее точно устремления подавляющего большинства чартистов выразил в своем выступлении Джон Стивене: “Целью чартизма как политического движения не является достижение права голоса ради права голоса… Проблема всеобщего избирательного права – это, по сути, проблема вилки и ножа… проблема хлеба и сыра… Если кто-либо спросит меня, что я имею в виду под всеобщим избирательным правом, я отвечу, что для меня оно означает право каждого трудового человека страны иметь теплую куртку на плечах… и хороший обед на столе”.

Чартистский съезд, 54 делегата которого были избраны на массовых митингах, работал в Лондоне с февраля по сентябрь 1839г. Его текущие расходы оплачивались за счет общенациональной подписки в размере одного пенса в неделю с каждого чартиста. По инициативе съезда во все концы Англии были направлены “миссионеры”, перед которыми стояла задача вербовать новых сторонников, распространять платную обширную пропагандистскую литературу движения, собирать подписи под петицией и регулярно докладывать съезду о положении дел в стране. Из сообщений “миссионеров” следовало, что под влиянием сторонников “Физической силы” во многих областях шла подготовка к вооруженному восстанию. Одним из лидеров и наиболее активных поборников решения проблемы силой оружия под лозунгом “Мирным путем, если возможно, силой, если понадобится!” стал энергичный ирландский сквайр Фергюс О’Коннор (он же издавал собственную влиятельную газету радикального толка ” Норзэрн стар “*).

* “Northern Star” – букв. перевод с англ, означает “Северная звезда”. – Прим. перев.

Утвердив петицию на массовых митингах (под ней подписались 1,28 млн. человек; общий вес ее достигал шести английских центнеров (один английский центнер равен 50,8 кг . – Прим. перев.), а длина, если разложить все страницы, – свыше двух миль), съезд занялся разработкой так называемых “крайних мер” на тот случай, если петиция будет отвергнута.

Несмотря на различие точек зрения, что, впрочем, было характерно и при обсуждении большинства других проблем, в конечном итоге были одобрены девять возможных “ответных акций”, важнейшей из которых должен был стать призыв к “священному месяцу” или “всенародному празднику”, иными словами, ко всеобщей забастовке. На какие средства придется существовать бастующим рабочим и их семьям или каким образом ее можно будет выиграть без участия профсоюзов, в решениях съезда даже не упоминалось. Планировалось также дополнить забастовку отказом от уплаты налогов, ренты за аренду и бойкотом всех не сочувствовавших чартизму торговцев.

В своем стремлении “не потерять лицо” и не повторить печальный опыт “бойни при Питерлоо” правительство пока воздерживалось от принятия серьезных репрессивных мер, ограничившись расширением сети платных провокаторов и тайных агентов, введением более жесткого контроля над соблюдением законодательных положений о пресечении общественных беспорядков и усилением воинских гарнизонов в районах действия “Физической силы”, т.е. потенциально наиболее взрывоопасных. Общее руководство было возложено на генерала сэра Чарлза Нэпира – незаурядного воина и радикально настроенного тори (в те времена такое не было редкостью; к той же категории относился даже ряд сторонников “силовых” действий среди чартистов), который с пониманием и сочувствием относился ко многим требованиям чартистов, но вместе с тем был полон решимости не допустить вооруженного восстания и гражданской войны. Известно, что он неоднократно присутствовал на чартистских митингах и лично обсуждал различные политические вопросы с вождями движения. Более того, когда кто-то из них выразил сомнение в эффективности его артиллерии, он организовал специальные учебные стрельбы, чтобы убедить их в неверности такой точки зрения.

Министр внутренних дел Англии лорд Расселл обратился к лицам среднего достатка с призывом приступить к формированию добровольческих отрядов, обещав обеспечить их и оружием, и должной военной подготовкой, что означало фактическое объявление классовой войны.

В Бирмингеме городские власти запретили проведение публичных митингов в Булл-Ринге, поручив контроль за этим военным властям; запрет, естественно, привел к многочисленным вспышкам насилия и уличным беспорядкам, продлившимся несколько дней. Сюда же после этих бурных событий перебрались и делегаты съезда – подальше от спокойной, “усыпляющей” атмосферы столицы. Ловетт подписал плакат протеста, который был размножен и вывешен во всех публичных местах города, и немедленно подвергся за это аресту, а так как Бирмингем находился на военном положении, Ловет-та, не мешкая, приговорили к году тюремного заключения. Поскольку лидер “Моральной силы” оказался за решеткой, заметно возросло влияние О’Коннора и верных ему приверженцев “Физической силы”.

Торжественное вручение петиции палате общин состоялось 12 июля 1839г., но, так как оно сопровождалось крайне примиренческим выступлением депутата Томаса Этвуда, вся церемония выглядела не столько актом волеизъявления народа, сколько заурядным перечислением людских невзгод. Большинство делегатов съезда отмежевались от акции Этвуда, а лорд Расселл заявил, что в этой петиции он лично усматривает посягательство неимущих на чужую собственность. В итоге палата общин отвергла ее подавляющим числом голосов: “за” проголосовали 45 депутатов, “против” – 235.

В условиях, когда правительство приступило к массовым арестам чартистов, а генерал Нэпир во всеуслышание заявлял, что его войска способны в кратчайшие сроки подавить любое восстание, только личное влияние Фергюса О’Коннора и его зажигательные речи, подкрепленные не менее страстными статьями в “Норзэрн стар”, удерживали движение чартистов от окончательного развала. Если у чартистов и были конкретные планы вооруженного восстания, они, естественно, хранились в глубочайшем секрете. О них мало что известно; правда; не исключено, что общенациональное восстание все-таки готовилось и что сигналом к его началу должен был стать захват города Ньюпорт в графстве Монмаутшир. О’Коннор, уже зная о бесперспективности такого рода планов, пытался предотвратить это выступление, но безуспешно.

Во главе ньюпортского восстания встал популярный в городе радикал, делегат съезда, драпировщик по профессии Джон Фрост. В прошлом он избирался мэром Ньюпорта и мировым судьей, однако из-за своих демократических убеждений был вынужден оставить эти посты. Поводом для восстания послужил арест уэльского чартиста Генри Винсента, которого бросили за решетку и, судя по слухам, подвергали унизительному обращению. Фрост со своими сподвижниками решил его освободить. Ночью 3 ноября 1839 г . они собрали на холмах вооруженную толпу, состоявшую в основном из местных шахтеров. План заговорщиков был прост: в ночной тьме захватить спящий Ньюпорт, прервать почтовую связь и двинуться на городскую тюрьму, чтобы освободить Винсента. Неприбытие оттуда почтовых экипажей в другие города должно было стать сигналом о том, что Ньюпорт взят и надо начинать всеобщее восстание. Однако ночь выдалась дождливой и ненастной. Непривыкшие к условиям пересеченной местности и слабоорганизованные шахтеры часто сбивались с пути, и поэтому их передовой отряд достиг города только среди бела дня.

Но здесь их уже ждали: полицейские и солдаты забаррикадировались в отеле “Вестгейт”, окна которого выходили на центральную улицу, и встретили бунтовщиков дружным ружейным залпом. Чартисты несколько раз отчаянно пытались штурмовать отель и даже сумели добраться до входных дверей. Ноне дальше. Наконец, поняв безнадежность своего положения, они беспорядочно отступили, оставив на мостовой перед отелем 14 убитых и 50 раненых, 10 из которых вскоре скончались от ран. За поражением последовал арест 125 человек, 21 из них был обвинен в государственной измене. Фроста и двух его сподвижников приговорили к смертной казни, но затем она была заменена пожизненной ссылкой на каторгу.

Последовавшие за этим многочисленные вспышки насилия, локальных бунтов и уличных беспорядков привели к арестам чартистских лидеров. Общенационального восстания поднять так и не удалось.

Лишенный руководства, организационно разгромленный чартизм какое-то время продолжал существовать как идеологическое течение, в рамках которого уживались самые различные направления типа “чартистов-христиан”, “чартистов-просветителей” и даже “чартистов-трезвенников”. В июле 1840 г . образовалась Национальная чартистская ассоциация; руководящее положение в ней, поскольку Ловетт все еще отбывал срок тюремного заключения, занял О’Коннор, казалось смирившийся с необходимостью добиваться поставленных целей конституционными средствами. Снова была составлена петиция, снова по всей стране собирали подписи – на этот раз под ней подписались не менее 3 317 702 человек (это при населении Англии всего в 19 млн. человек!) – и снова палата общин в мае 1842 г . отвергла ее подавляющим числом голосов (287 против 49).

Англия вступила в десятилетие – оно вошло в историю как “голодные сороковые”, – когда в результате ряда неурожайных лет, совпавших по времени с периодом экономического застоя, пришлось импортировать пшеницу из-за границы, что в свою очередь привело к резкому повышению цен на хлеб. Повторный отказ палаты общин одобрить Народную хартию сопровождался массовыми забастовками в промышленных районах страны. На фабриках, которые не присоединялись к забастовкам, рабочие просто вытаскивали сливные затычки из паровых котлов, тем самым парализуя все производство. Такие действия получили название “заговор затычек”.

Считая фабричные забастовки проявлением солидарности с их борьбой, чартисты призвали трудящихся не возобновлять работу до тех пор, пока власти не признают Народную хартию. Какое-то время чартизм и тред-юнионизм выступали единым фронтом. Но только какое-то время. Чартисты оказались неспособными придерживаться единой стратегии борьбы, и скоро дело дошло даже до того, что не кто иной, как сам О’Коннор, через свою газету “Норзэрн стар” выступил с публичным осуждением забастовок. Активность рабочих пошла на убыль. 1500 человек были арестованы, 79 из них – приговорены к ссылке на каторгу в Австралию.

Потерпев еще одно поражение, чартизм как организованное политическое движение переживал глубокий кризис. Рабочим казалось, что они никогда не смогут добиться права голоса или политического равенства, без которых немыслимо общество, основанное на социальной справедливости. Бесперспективной казалась и любая попытка вооруженного восстания, ибо государство было слишком сильно и опытно, чтобы такая попытка имела хоть какие-либо шансы на успех. Многие сторонники и активисты чартизма переключились на борьбу за реализацию других, более достижимых требований —введение 10-часового рабочего дня, отмена зерновых законов и т.д. и т.п. Национальная чартистская ассоциация оказала моральную и финансовую поддержку земельному проекту О’Коннора, по которому предполагалось постепенное превращение фабричных рабочих в сельских жителей с обеспечением каждого из них тремя акрами земли, несколькими головами скота и домом. Этот устаревший, во многом тянувший назад план создания нового класса мелких фермеров-крестьян некоторое время пользовался определенной популярностью среди городского населения, но затем, когда у чартистов иссякли деньги, он был объявлен незаконным и прекратил существование.

Сила и организованность чартизма находились в прямой зависимости от экономического положения трудового народа. В периоды относительного процветания о нем забывали; когда же страна была во власти очередной экономической депрессии, что неизбежно влекло за собой массовую безработицу, трудящиеся вспоминали о своем политическом неравноправии и выражали готовность к решительным действиям. По меткому замечанию доктора Файнера, “чартизм стал сборным пунктом для всех, кто чувствовал себя слишком слабым, чтобы бороться с нищетой в одиночку”.

Наступил 1848 г ., ставший для всей Европы годом революционных бурь и перемен. Во Франции снова утвердилась республика. Немало европейских деспотов, особенно в германских государствах, были вынуждены пойти на предоставление своим народам определенных конституционных гарантий, включавших в себя некоторые из шести главных требований Народной хартии, осуществления которых самим английским трудящимся добиться пока так и не удавалось. Под воздействием всех этих демократических изменений, проходивших на фоне экономического застоя и высокого уровня безработицы в самой Англии, чартизм в какой-то мере возродил свою былую силу.

Очередная кампания в поддержку уже третьей по счету петиции, состоявшей на этот раз не из шести, а из пяти главных пунктов (по настоянию О’Коннора было снято требование о тайном голосовании), началась с избрания делегатов нового чартистского конвента. В случае, если парламент снова отвергнет требования народа, предлагались два возможных варианта ответных действий: первый – конвент объявит себя постоянным органом и провозгласит Народную хартию законом страны; второй – избранная на массовых митингах Национальная ассамблея (или Народный парламент) через голову палаты общин вручит петицию королеве Виктории и будет продолжать заседания до официального признания Хартии. Ни тот, ни другой варианты не вселяли особых надежд, однако предпочтение, несмотря на наличие в чартизме элемента явных республиканских устремлений, было почему-то отдано второму варианту.

Вручение петиции (по словам чартистов, к марту 1848 г . под ней подписались около шести миллионов человек) было назначено на 10 апреля 1848 г .; сделать это поручили О’Коннору, который к тому времени уже был членом палаты общин. Предполагалось, что вначале на пустыре Кеннингтон-Коммон (ныне Кеннингтон-Парк) будет проведена массовая демонстрация, а уже оттуда торжественная процессия с оркестрами и знаменами двинется к Вестминстерскому дворцу, как бы символизируя собой волю английского народа.

Правительство готовилось к этому событию, как к предстоящему вторжению иностранных завоевателей. Чиновники в спешном порядке “отыскали” давно забытый закон, принятый в XVII в., по которому воспрещалось представление петиции группой более 10 человек. Одновременно был принят новый закон, делавший уголовно наказуемым преступлением попытки “держать в страхе и запугивать” любую из палат парламента. Оборону лондонским районом поручили непримиримому врагу всех оппозиционных движений герцогу Веллингтону*. Приняв командование, престарелый, но полный честолюбия герцог – а ему в то время было уже около 80 лет – не теряя времени сосредоточил войска на стратегически важных подходах к столице и прежде всего у всех мостов через Темзу, а также приступил к созданию добровольного ополчения почти из 170 тыс. констеблей.

* Веллингтон, Артур (1769—1852) – английский государственный деятель и полководец. Не раз возглавлял британские войска в колониальных и иных разбойничьих акциях: в частности, в 1796—1804гг. подавлял сопротивление индийского народа, в 1807 г . вероломно, без объявления войны напал на датский флот в Копенгагене и уничтожил его. В знаменитом сражении при Ватерлоо Веллингтон командовал английской армией и одержал победу над войсками Наполеона, за что получил титул герцога (1815г.). С 1818г. входит (с перерывами) в правящий кабинет консерваторов и становится лидером правого крыла этой партии; активно выступает против парламентской реформы, что в итоге делает его главным объектом нападок ее сторонников. События 10 апреля 1848г. лишили Веллингтона ореола “победителя Наполеона” в глазах большинства английских трудящихся. Прим. изд.

В назначенный день на пустыре собралась огромная толпа (по подсчетам чартистов, там было не менее 250 тыс. человек; по мнению их противников – не более 25 тыс.). Когда туда прибыл О’Коннор, его задержали и отвезли к начальнику полиции, который официально информировал его о том, что митинг проводить можно, а марш ко дворцу – нет. О’Коннор согласился. В то время, как ораторы, сменяя друг друга, произносили зажигательные речи, несколько человек на трех кэбах доставили петицию к зданию парламента, где и вручили ее под смех и оскорбительные шутки достопочтенных депутатов.

Ознакомившись с текстом петиции, специальный комитет палаты общин заявил, что некоторые из подписей были фальсифицированы – какие-то глупые шутники или провокаторы занесли в подписи такие имена, как королева Виктория, герцог Альберт и т.п., – и что их общее число составляло “всего”два миллиона. По просьбе О’Коннора рассмотрение петиции было отложено на три месяца; когда же оно состоялось, палата общин снова, вот уже в третий раз отклонила ее подавляющим числом голосов (224 против 15).

Это было смертельным ударом по чартистскому движению. Члены конвента довольно апатично обсудили возможность обратиться к рабочим с призывом к вооруженному восстанию, однако за этим не последовало никаких конкретных шагов. В некоторых промышленных городах имели место локальные бунты, но они были без труда подавлены войсками. Массовые демонстрации рабочих в самом Лондоне разогнали солдаты, полиция и… сильный дождь. Все эти половинчатые попытки протеста привели только к аресту, тюремному заключению или ссылке на каторгу многих сотен людей. Нервный, психически неуравновешенный О’Коннор лишился рассудка и оказался в сумасшедшем доме, где скончался несколько лет спустя. Немало активистов движения эмигрировали, а еще больше отбывали различные сроки наказания в местных тюрьмах и каторжных поселениях далекой Австралии.