Текст книги "Общество "Сентябрь""

Автор книги: Чарльз Финч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 25

Бодрость духа на следующее утро далась ему ценой страшной головной боли. Когда Ленокс проснулся, его ждали записка и посетитель. Записка была от капитана Лайсандера. Плотная бумага, сверху гербовая печать общества «Сентябрь», снизу подпись Лайсандера, а между ними следующий текст:

Мистер Ленокс!

Не знаю, чем могу быть Вам полезен, но, разумеется, я готов с Вами встретиться. Сегодня в 2.30 я буду дома на Грин-парк-террас. Считаю своим долгом известить Вас, что майора Батлера – в случае если Вы желаете с ним поговорить – сейчас нет в городе.

Честь имею оставаться и проч.

Капитан Джон Лайсандер.

Странно, подумалось Леноксу, с чего он упомянул Батлера? Или Хеллоуэл, привратник клуба, рассказал про визит детектива? Не исключено.

Не менее загадочно обстояло дело с посетителем. Дабы соблюсти приличия, о почте и посетителе Леноксу сообщил лакей Сэмюэл, а не Мэри. Карточка, лежавшая на подносе, гласила: «Джон Бест» – и больше ни слова. Значит, это тот самый человек, который постоянно обивал порог его дома, каждый раз оставляя свою визитную карточку.

– Он не просил что-нибудь передать на словах? Имя мне ни о чем не говорит. – Ленокс одевался, то и дело подходя к столу, чтобы сделать спасительный глоток кофе.

– Нет, сэр, – отвечал Сэмюэл, – но он уверял, что вы его знаете.

– В самом деле? Экая самоуверенность – понятия не имею, кто он такой. А он точно не из тех, кто выпрашивает деньги или продает искусно выполненные рождественские венки?

– Сэр, он заверил Мэри, что у него нет таких целей.

– А как одет?

– Как человек высокого положения, сэр.

Ленокс недоуменно пожал плечами.

– Видимо, придется его принять. Предложите ему что-нибудь выпить, если вы еще этого не сделали, и скажите, что я скоро спущусь.

Он неспешно ел яблочный пирог – к человеку, наносящему визиты так рано, торопиться незачем – и мысленно представлял список дел на сегодня. Посмотреть заключение следователя, которое должен прислать Дженкинс; днем встретиться с Джоном Лайсандером; зайти к леди Джейн; и, наконец, сесть на поезд в Оксфорд, где Грэхем, будем надеяться, завершил работу по теме «профессор Хетч». Третий пункт всецело занимал его мысли. Глубоко вздохнув, Ленокс допил кофе и повязал галстук.

Внизу ждал прекрасно одетый молодой человек лет двадцати двух – двадцати трех, который встретил его словами:

– А где же Грэхем? Реверансы некой Мэри довели меня до мигрени.

– Джон Даллингтон? – изумился Ленокс.

– Никто иной. Хотя, право, мне казалось, что «Джон Бест» – чудесное решение. Я заказал сотню таких визитных карточек.

– Зачем? Что вас привело? Нет, я, конечно, всегда вам рад, но ведь с нашей последней встречи прошло чуть ли не больше года?

Лорд Джон Даллингтон был младшим из трех сыновей герцога и герцогини Марчмейн – и постоянной головной болью для родителей. Глядя на него, вы видели одетого с иголочки невысокого брюнета; глубоко посаженные глаза смотрели с красивого лица чуть насмешливо, а поза выдавала вечную скуку. Да, еще его фирменный знак – безупречная гвоздика – и сейчас выглядывал из петлицы. Чем-то он напоминал Наполеона, вернее, Наполеон стал бы Джоном Даллингтоном, если бы, вместо того чтобы завоевывать Россию, каждый вечер кутил в клубе «Переполох».

В Лондоне за ним укрепилась слава законченного пьяницы, гуляки и грубияна. Обычный удел третьих сыновей – армия или церковь – его не прельщал, он предпочел им иное – праздность, во всяком случае, до тех пор, пока не выберет, чему себя посвятить. Но случись ему сделать выбор, знакомые бы очень удивились. Сколько бы Даллингтон ни уверял, что решение вопроса – дело нескольких дней, даже те, кто симпатизировал молодому лорду, признавали, что на раздумья скорее всего уйдет вся жизнь.

В охотничий сезон Ленокс иногда встречал Даллингтона в Марчмейн-хаусе, в графстве Суррей, реже – в Лондоне. Однажды леди Джейн передала Леноксу просьбу своей подруги герцогини – вразумить непутевого сына, но детектив проявил разумную непреклонность и доказал подруге детства, что ни при каких обстоятельствах не станет начинать разговор, заранее обреченный на неудачу или, что еще хуже, неловкое молчание. Однако время от времени гора приходит к Магомету – и вот юный Даллингтон, собственной персоной, ни свет ни заря стоит перед Чарлзом. Для Ленокса такое явление было равносильно встрече с императором Японии в таверне «Дерн».

– Мистер Ленокс, я хотел бы поговорить с вами кое о чем. Папа вас очень любит, и мне вы тоже всегда нравились – и я, само собой, не забыл ваши полкроны: вы дали их перед моим отъездом в школу, и они пришлись там очень кстати – сколько сигарет я на них купил в те дни… У меня серьезные планы.

– Правда? – Подобная новость осчастливила бы герцога с герцогиней, но Ленокса она только озадачила.

– Я оставлял вам свою карточку еще раньше, но сейчас это особенно для меня важно. Вы, я знаю, ищете убийцу Джорджа Пейсона?

– Да, – ответил удивленный Ленокс.

Даллингтон замолчал, словно искал способ облечь в слова нечто, для чего мало просто иметь дар речи. Наконец он заговорил:

– До вас, вероятно, доходили слухи, что я ищу поприще себе по душе. Я бы и рад осчастливить почтенного родителя, который спит и видит меня викарием или генералом (пропади пропадом и то и другое), но сам я все время возвращаюсь к одной и той же мысли: я хочу быть детективом.

Воцарилось долгое молчание.

– Я потрясен, – вымолвил Ленокс, и никогда еще слова не отражали его мысли более точно.

– Время от времени я пускаюсь в загул – возможно, чаще, чем положено, – и не думаю, что перестану, пожалуй, просто не смогу без этого. Но я всегда остро чувствовал несправедливость. Больше мне хвалить себя не за что. А ругать – сколько угодно: я мот, меня считают ловеласом, я слишком много пью, ни во что не ставлю родовой герб, далеко не всегда слушаю, что говорят мать и отец. И тем не менее то, что я считаю лучшим в себе, лежит на другой чаше весов – во всяком случае, до тех пор, пока во мне живо чувство справедливости и понятие честной игры.

– Вот как, – отметил Ленокс.

– Отчасти это чувство с игрового поля Итона, старое доброе правило: никогда не доносить, делиться и все такое – но я помню и другие примеры, еще из детства. Я сознавался в ту же секунду, если в моем проступке могли обвинить другого. Что совсем не вязалось с моей натурой, поскольку в самих проступках я ничего дурного не видел.

– Чтобы стать детективом, этого мало. Нужно упорство и человеколюбие, Джон. И сознание собственного несовершенства.

– Вы, разумеется, хотите напомнить мне, что я дилетант. Я и не отрицаю этого. Но я чувствую, что хочу заниматься расследованием преступлений. Я не зря отниму у вас время.

– Ваши родители огорчатся.

– Несомненно. С другой стороны, их, возможно, утешит, что я взялся за ум, и потом, вы понимаете, вопрос о деньгах не стоит.

– Говоря откровенно, ваше желание избрать эту стезю беспокоит меня и подругой причине.

– Я вас слушаю.

– Среди жертв нарушителей закона попадаются люди столь же разные, как и в любой другой общности, объединенной по любому другому признаку. Искать справедливости для Джорджа Пейсона – благородно и правильно, а что, если жертва – кучер, который избивал жену и умер оттого, что его огрели по голове чем-то тяжелым? Будете вы изучать, куда ведут улики в этом случае? Заинтересует ли вас грязный, покрытый вшами труп, найденный в придорожной канаве?

Даллингтон ответил с большой прямотой:

– Могу обещать только одно: я приложу все усилия, чтобы оставаться объективным, какое бы дело ни расследовал. Однако о Пейсоне я заговорил не случайно. Я помню его: он только поступил, а я учился на четвертом курсе в Тринити-колледже; славный был паренек. На днях я встретил нашего общего приятеля – и тут меня словно током ударило, вот я и примчался сюда со своим планом.

– С каким планом?

– Возьмите меня в ученики.

И опять повисла долгая пауза.

– Я-то полагал, что вы пришли за советом, решив поступить на службу в Скотланд-Ярд.

– Да нет же, нет, разумеется! Я не могу этого сделать по той же причине, что и вы. Люди нашего положения там служить не могут, не так ли?

– Да, так, конечно, – ответил Ленокс и опять замолчал, давая себе время взвесить все «за» и «против». Наконец он заговорил, словно рассуждая вслух и тщательно подбирая каждое слово: – Мне трудно отклонить вашу просьбу. А просите вы много: я же не могу просто вручить вам лупу и на этом распрощаться. Отказать же трудно вот почему: детективов презирают. Не обратись вы ко мне, я никогда бы не заговорил об этом, но, на мой взгляд, профессия сыщика наименее уважаемая среди людей нашего круга и в то же время – самая необходимая и благородная по сути. Хотите быть детективом и джентльменом – готовьтесь, что от вас отвернутся все, кроме близких друзей, но даже и они порой будут считать, что вы «странный», хорошо еще, что безобидный. Положение и деньги отчасти сгладят ситуацию, как и в моем случае, но не спасут от довольно сомнительной репутации – а это нелегко.

Даллингтон кивнул в знак согласия:

– Мне все равно.

– Да ну? Надеюсь, что нет.

– До сих пор было все равно. Вы и представить себе не можете, что обо мне говорят. Самое немыслимое вранье!

– Это так, – пробормотал Ленокс и вздохнул. – Вы хотели приступить немедленно?

– Да. Ведь речь идет о бедняге Пейсоне.

– Вы не возражаете, если я попрошу утро на размышление? Мне надо взвесить ваши слова и выработать план действий.

– О чем речь! – сказал мигом повеселевший Даллингтон. – Я просто умираю с голоду; надеялся заскочить в «Прыгунов», позавтракать, если они уже открылись.

– Я с удовольствием приглашу вас к себе на завтрак…

– Нет-нет, не хочу навязываться – и, если честно, лучше я вас оставлю. Мое отсутствие больше скажет в мою пользу.

Он рассмеялся звонким, молодым смехом, помахал Леноксу на прощание и заверил, что вернется в полдень. Дверь еще не захлопнулась, а Ленокс уже знал, что согласится. Тому было несколько причин: он верил в то, что сказал о высшем классе и презрении к своей профессии, его тяготило профессиональное одиночество, юный лорд ему искренне нравился, а главное – из природной щедрости: если просили горячо и серьезно, он не мог отказать, чего бы это ни стоило.

ГЛАВА 26

Доставили утреннюю почту (Лайсандер передал ответ с посыльным), а вместе с ней заключение следователя о самоубийстве майора Уилсона. Инспектор Дженкинс вложил в папку записку, где предлагал к услугам Ленокса весь арсенал Скотланд-Ярда, – и таким образом, меньше чем за двадцать четыре часа Чарлз обрел двух добровольных помощников.

Отчет следователя наводил тоску. Присяжные вынесли вердикт единодушно, следователь полностью поддержал их выводы, и Ленокс, не привыкший к такого рода документам, не находил в них ничего подозрительного. Поэтому он положил заключение в конверт и отправил Мак-Коннеллу, сделав приписку, что доктору, лучше знакомому с языком судебной медицины, и карты в руки. Затем он поблагодарил Дженкинса за присланный отчет и, наконец, допив кофе, перешел в кабинет, где его ждали письма, полученные, пока он был в Оксфорде. Одно – от французского филолога: на скрупулезно-правильном английском тот расспрашивал о жизни при дворе императора Адриана (Ленокс считался знатоком в этом вопросе); другое – от старинного приятеля по школе Харроу, Джеймса Ландон-Боуза, который растил детей в Йоркшире и вел счастливую жизнь джентльмена-фермера.

Время пролетело незаметно, и только когда Мэри ввела в комнату Даллингтона, Ленокс понял, что уже полдень.

– Еще раз здравствуйте, – радостно заявил юный повеса, садясь в предложенное ему кресло. – Успели подумать о моей просьбе?

– Конечно, успел.

– Уже неплохо, – небрежно заявил Даллингтон, но напряженное ожидание в его глазах подсказывало Леноксу, что не все потеряно.

– Я согласен.

– То-то же! – с облегчением воскликнул молодой человек.

– Согласен, но при одном условии: вы дадите мне слово, что это не минутная прихоть. Слышите, Даллингтон? Это будет торжественное обещание, а не пустая игра словами.

– Даю вам торжественное обещание, Ленокс, причем с радостью.

– Что ж, хорошо. Вы хотели быть полезным в деле Джорджа Пейсона. Не исключено, что вы все-таки окажетесь мне помехой, но я дам вам возможность себя проявить.

– Прекрасно!

Ленокс взял лист бумаги и написал имя и адрес.

– Этого человека, по словам его близкого друга, сейчас нет в городе, а я сомневаюсь, что мне сказали правду. Предлагаю вам проверить. Только, Бога ради, не следите за ним, когда он отправится на Пэлл-Мэлл или в клуб – в любой из его клубов.

– Ясно. – Даллингтон пробежал листок глазами. – Теофил Батлер.

– Именно. И прошу вас, не обращайтесь к кому-нибудь из тех, кто потом передаст ему, что его ищут.

Даллингтон, смеясь, согласился:

– И так понятно. Рыскать и разнюхивать – как раз то, в чем мне надо поупражняться.

Ленокс вздохнул:

– Вот только это не упражнения.

– О нет, конечно, нет.

– И не пытайтесь форсировать дело. Не сможете узнать, где он, – отступите.

– Как скажете. Господи, прямо не верится. Спасибо! – Даллингтон расплылся в улыбке. – Я чертовски рад.

– Вы читаете полицейские сводки в газетах?

– Бывает.

– Делайте это регулярно, каждый день, просматривайте все газеты. Преступления повторяются.

Даллингтон вытащил маленькую записную книжку в кожаном переплете и сделал пометку.

– И объявления о пропавших родных тоже – знаете, раздел на последних страницах? В таких объявлениях событий больше, чем на всех улицах Ист-Энда, вместе взятых.

– Объявления о розыске родных… сводки из полиции… во всех газетах. Готово, – сказал Даллингтон, затягивая кожаные ремешки на записной книжке.

Перед уходом он еще раз от всей души поблагодарил Ленокса. Они вкратце обсудили все, что Даллингтону могло пригодиться на новом поприще: наставник советовал включить в гардероб несколько вещей, неуловимо отражающих принадлежность к тому или иному классу, купить рулетку, карманную лупу, прочные ботинки и свести дружбу с хорошим врачом. Ленокс проводил гостя до порога и тепло попрощался, стараясь ничем не выдать тревогу за успех их скоропалительного начинания. Не вовремя он задумал менять привычный метод работы, но сокрушаться было поздно.

В половине третьего детектив стоял у дверей на Грин-парк-террас. На звонок вышел немолодой, по-военному подтянутый мужчина: вполне мог в свое время служить ординарцем Лайсандера, мелькнуло у Ленокса. Они прошли в тесноватую, но удобную гостиную с камином и шкафом, доверху заставленным книгами по истории. Оглядевшись, Ленокс сел в кресло поджидать хозяина. Через минуту вошел капитан Джон Лайсандер.

Это оказался брюнет с невыразительными чертами лица; ухоженные усы, идеальные бакенбарды, шрам на шее от давнего ранения – все свидетельствовало, что перед Леноксом бывший офицер. Несмотря на маленький рост, прямая спина и гордо расправленные плечи придавали ему властный вид. Одежда на нем была самая простая, правда, чистая и отутюженная, и ботинки с крагами. Выходя на улицу, он, надо думать, менял наряд на более подобающий, однако дома чувствовал себя отлично и в таком. Во взгляде не читалось ни доброты, ни злобы, только решительность. Людей такого типа Ленокс встречал сотни раз, среди них попадались как хорошие, так и плохие.

– Добрый день, мистер Ленокс! Не хотите кофе или чаю?

– Благодарю вас, нет.

Лайсандер кивком отпустил своего человека.

– Так чем же я могу вам помочь?

– Вероятно, капитан Лайсандер, вы слышали о смерти Джорджа Пейсона?

– Совершенно верно. Чрезвычайно прискорбное происшествие. Я, конечно, далек от университетской среды, и, признаться, на военной службе люди его возраста гибнут довольно часто, но далеко не так бессмысленно.

– Смею предположить, что знакомы вы не были?

– Нет. И не вполне понимаю, какое отношение, по-вашему, я мог бы иметь к молодому человеку.

– И Билла Дабни тоже не знали?

Лайсандер остался невозмутим.

– Нет, и его тоже.

– Капитан Лайсандер, вы член общества «Сентябрь», не так ли?

– Это так. Оно дало возможность тем из нас, кто вернулся с Востока, сохранить старые связи и помогло, так сказать, совершить непростой переход к гражданскому образу жизни.

– Как я понимаю, общество по духу напоминает военную организацию?

– Да, вполне. И нам это нравится.

– Речь скорее всего о пустяке, – осторожно начал Ленокс, – но мой долг – проверить даже самые невероятные гипотезы.

– Совершенно с вами согласен.

– Дело в том, что в бумагах Пейсона есть несколько упоминаний об обществе «Сентябрь».

– В самом деле?

Если Лайсандер разыгрывал удивление, то весьма искусно.

– Да, и я хотел спросить, что, по-вашему, могло объединять юношу с клубом?

– Рад был бы вам помочь, но увы. Не вижу ни малейшей связи. Наше общество малочисленно, мистер Ленокс, всего двадцать пять-тридцать человек. Если быть предельно точным и если вам это нужно – двадцать шесть человек, и мы очень преданы друг другу. Дружба между нами – одно, приятельские отношения за стенами клуба – другое, и мы стараемся не объединять эти понятия. Служить с нами молодой человек, по вполне понятным причинам, не мог, и едва ли дядя или кузен стали упоминать при нем столь малочисленную организацию, зная, что шансов на вступление у него нет. Говоря откровенно, мы считаем, что общество закончит свое существование, когда мы уйдем из жизни.

– Понимаю, – только и оставалось сказать Леноксу. Он попробовал зайти с другой стороны: – Значит, майор Батлер сейчас в отъезде?

– Боюсь, так.

– И вы знали, что ему я тоже писал?

Лайсандер засмеялся:

– Верно, знал, но ничего странного в этом нет. Вы, сыщики, подозреваете любого, чье поведение непонятно. Мне стало известно о вашей записке лишь потому, что мы с майором Батлером живем дверь в дверь, а все, что происходит в одном доме, всегда известно в другом.

– Не сочтите за грубость, капитан Лайсандер, могу ли я спросить, как случилось, что вы – ближайшие соседи?

– А, это целая история. Майор Батлер вышел в отставку гораздо позже меня. Дело в том, что я был тяжело ранен под Лахором. Вернулся в Англию, родителей уже год как не было в живых, я унаследовал довольно приличную сумму и решил обосноваться в Лондоне: так поступали многие военные, вышедшие в отставку. Во-первых, здесь жили друзья, которых я знал еще по школе в Хэмпшире, во-вторых – несколько бывших однополчан; кроме того, уже тогда я входил в клуб «Армия и флот» и решил, что лучше среды мне не найти. Таким образом, я переехал в эту скромную квартирку, где всего несколько комнат, и, как оказалось, не прогадал: клубы и тому подобные занятия поглощают большую часть времени.

– Да, понимаю.

– Когда в тысяча восемьсот пятьдесят втором году майор Батлер оставил службу, он зашел меня навестить. Во время восточной кампании он был моим командиром, но это не помешало нам стать настоящими друзьями, и, как только он сказал, что ему негде остановиться, я предложил свою гостевую комнату. Он, однако, не желая меня стеснять, собрался снять номер в отеле. Тогда я поговорил с домовладельцем, и вскоре майор Батлер получил в свое распоряжение свободные комнаты в нескольких шагах отсюда.

– Да, теперь все понятно.

– Прекрасное место для нас обоих: отсюда близко и до наших клубов, и до Пиккадилли. К тому же наши камердинеры тоже служили вместе, они с удовольствием коротают время вдвоем.

– Просто удивительно, вы продумали все до мелочей.

– Как же иначе? Я ведь уже говорил: переход к гражданскому образу жизни – дело трудное.

– Безусловно. Не могли бы вы рассказать немного о Питере Уилсоне?

При этих словах Лайсандер резко выпрямился.

– Простите, мистер Ленокс, но я не понимаю, какое отношение имеет этот вопрос к вашему расследованию.

– Видите ли, я ведь собирался с ним поговорить, – спокойно объяснил детектив.

– Кхм… Его нет в живых. Он покончил с собой. Ничего хуже даже представить нельзя. Я любил старину Уилсона как брата.

– Простите, что заговорил об этом. Я лишь рассчитывал, что вы знаете, почему он так поступил.

– Нет, не знаю. Хотя много бы дал, чтобы узнать.

– Еще раз простите.

– По правде сказать, мне и самому жаль, что ничем не могу вам помочь, – добавил Лайсандер.

– Пустое, как я уже говорил, ниточка была ненадежная. Премного благодарен за то, что уделили мне время.

– Не стоит благодарности, – ответил Лайсандер, провожая гостя до дверей.

Ленокс простился с капитаном, сбежал по ступенькам вниз, но этот человек никак не шел у него из головы. Приятный в общении, ничуть не вздорный и на первый взгляд честный человек. По манере держаться легко сойдет как за банкира, так и за того, кто грабит банки. С уверенностью можно сказать только одно: если Лайсандер преступник, то невероятно расчетливый, невероятно хладнокровный. Чувства для него значили мало. Если Лайсандер преступник, он никогда и ни перед чем не остановится, понял Ленокс и содрогнулся от этой мысли.