Текст книги "Общество "Сентябрь""

Автор книги: Чарльз Финч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 38

Еще на подножке экипажа Ленокс услышал игру на фортепиано и чистый мелодичный голос.

Пела и играла Тото. В музыке была она вся: порывистая, несерьезная, великодушная, пылкая. Он не сразу решился прервать ее игру, проклиная свой несвоевременный приезд, но – что делать – завтра папки в кабинете Эдмунда уже не будет.

– Чарлз! – воскликнула она. – Видишь, как легкомысленно мы проводим время!

– Ребенок слышит чудесные звуки, и ему это на пользу. А где Джейн?

Тото состроила сердитую гримасу.

– Вот именно, где она? Загадочная как сфинкс и все время в разъездах. Надо бы приковать ее цепями к пианино. А как твое дело?

Ленокс обернулся к Мак-Коннеллу.

– Вообще-то я здесь из-за него. Ты не мог бы съездить в офис моего брата, чтобы ознакомиться с одним документом?

Просьба явно огорчила Тото, но Мак-Коннелл кивнул:

– Конечно. Что за бумаги?

Ленокс вкратце рассказал о странных совпадениях в гибели Уилсона и Пейсона.

– Но до конца я не уверен, мне хотелось бы знать твое мнение.

– Поеду прямо сейчас.

– Ты меня очень обяжешь. Мне тоже пора, давай я тебя подвезу.

– Прекрасно.

Уже в экипаже Ленокс добавил:

– И спасибо еще раз, что написал Арлингтону. Он решил сделать так, чтобы досье попало ко мне официально, а не частным порядком. Очень предусмотрительно, на мой взгляд.

– Не стоит благодарности, Чарлз. Как тебе Арлингтон?

– Очень понравился. Ничего не скрывает. Говорит что думает.

Через несколько минут они доехали до Вестминстерского аббатства, и Ленокс спросил, прощаясь:

– Может, заедешь ко мне потом?

– Хорошо. Раз ты говоришь, документ совсем короткий, значит, буду у тебя через полчаса.

– Жду тебя.

Дома, проверяя почту, Ленокс заметил конверт от Грэхема – тот прислал отчет о действиях Хетча за последнее время. Грэхем писал:

Мистер Ленокс, после Вашего отъезда, как Вы и просили, я не спускал глаз с профессора Джона Хетча. С сожалением сообщаю, что ничего выходящего за рамки законности он не совершал; его распорядок дня крайне однообразен: места, где он бывает, ограничиваются кабинетами Линкольн-колледжа, лабораторией и лекционным залом. Я продолжаю наблюдения, но надежд на существенные перемены крайне мало. Если других указаний не будет, завтра я вернусь в Лондон.

Конечно же, Грэхему лучше вернуться. Ленокс сокрушенно вздохнул: если за убийством Джорджа Пейсона стоит Лайсандер и общество «Сентябрь», то какого же черта! Что такого знает, но не говорит Хетч? И где, в конце концов, Билл Дабни?

Гудсон тоже прислал несколько строчек, но, несмотря на краткость, его новости были самыми обнадеживающими за последние несколько дней.

Нашли место разбивки маленького лагеря, почти у самого луга, ярдах в ста к югу, в густой роще. По всем признакам, стоянка покинута несколько дней назад. Обнаружено: остатки еды, прядь ярко-рыжих волос и широкая ровная полоска пепла. Подумал, последние пункты могут Вас заинтересовать. Сообщите, есть ли что-нибудь новое? След Кентербери мы потеряли, и от Дабни ни слуху ни духу. Гудсон.

Ленокс не успел еще хорошенько все обдумать, как услышал стук в дверь: приехал Мак-Коннелл.

На докторе сухой нитки не было. Смущенно улыбаясь, он показал рукой на поднос с чайником.

– Как думаешь, можно мне тоже чашечку? В данный момент для меня нет ничего лучше горячего чая.

Подоспела Мэри с полотенцем, и после определенных усилий доктор перестал напоминать промокшего щенка.

– Садись к огню, – пригласил его Ленокс. – Тебе с молоком, но без сахара, да?

– Правильно.

Ленокс убрал стопку книг с обычно ненужного второго кресла, и друзья устроились друг напротив друга.

– Так я не ошибся? Я имею в виду досье.

– О нет, – уверил его Мак-Коннелл, доставая из кармана фляжку и с хитрой улыбкой делая глоток. – Ты абсолютно прав. Двух мнений быть не может. Разве что в полку проводились учения по отработке общих навыков самоубийства. Но если это не так – и Джордж Пейсон, и Питер Уилсон были убиты.

Ленокс знал, к какому выводу придет доктор, но все равно содрогнулся.

– Убиты?

– Ясно как день. К тебе я заехал первым, а после хочу встретиться со следователем, проводившим дознание по делу Уилсона. Интересно, что скажет он.

– Если можно, повремени с этим. Чуть-чуть.

– Почему.

– Еще день-два – от силы неделю, – и спрашивай кого угодно, а сейчас мне меньше всего хочется, чтобы следователь снова вызывал Дэниэла Марана и остальных членов чертова общества, устанавливал, где каждый из них находился в тот уик-энд, а главное – расспрашивал о Джордже Пейсоне.

Мак-Коннелл кивнул:

– Да, ты прав. Господи, до чего зловещая картина складывается.

– Вот именно – зловещая.

– Новостей из Оксфорда пока нет?

– Есть. Им удалось найти место неподалеку от луга Крайст-Черч, где прятались Пейсон и Дабни.

Ленокс протянул другу письмо Гудсона.

– Все весьма убедительно и в то же время лишено всякой логики. Какое дело «Сентябрю», что двадцать лет спустя сын Джеймса Пейсона изучает историю, сидя в безобидном колледже? Ведь дело именно в Пейсоне, не так ли? Его убили, он связующее звено, к нему в Оксфорд приезжал Лайсандер. И однако, однако…

– Скоро все прояснится, вот увидишь, – подбодрил Мак-Коннелл, возвращая письмо.

– Полагаю, ты прав. Кстати, как там Джейн? Держится?

– Когда стреляют в твою горничную – кто угодно выйдет из равновесия, но Джейн, надо сказать, держится замечательно.

Они поговорили еще немного, затем Мак-Коннелл поднялся и сказал, что ему пора. Ленокс видел, что он торопится домой, к жене, которая ждет ребенка, – и завидовал ему.

– Извини, что вытащил тебя из дома, но из кабинета Эдмунда папку нельзя было…

– Нет-нет, перестань, я очень рад, что эти документы попали мне в руки. Самый замысловатый способ убийства из всех, что я знаю. И кстати, что ты думаешь о недостающей странице? В досье Пейсона, я хочу сказать.

– Какой недостающей странице?

Мак-Коннелл уже стоял в дверях, но при этих словах резко повернулся к Леноксу.

– Ты же не мог не заметить, что в папке Пейсона была третья страница. В папке из военного министерства, вернее.

– Признаюсь, я не заметил.

– Ну так вот: после бесполезного потока слов на первой странице внизу стояло 1/3, на второй значилось 2/3… Наверное, я просто привык к такой нумерации, когда у меня еще была врачебная практика…

– Непростительная небрежность с моей стороны, – с досадой сказал Ленокс. – А по-твоему, что там могло быть?

– Да все, что угодно, – может, ничего не значащее приложение, может, разгадка тайны. Кто знает? Только если бы это приложение ничего не значило, с чего бы оно исчезло?

ГЛАВА 39

Вечером, в восемь сорок пять, на Леноксе был фрак, белый галстук-бабочка, запонки с буквами SPQR, черный жилет и в довершение – черные туфли из лакированной кожи, до блеска начищенные мальчишкой, который приходил раз в неделю. Суда на всех парах неслись в Новый Свет, коммерсанты придирчиво отбирали товар на фабриках Йоркшира, укладчики, звеня молотками, вгоняли костыли, и железные дороги становились все длиннее, чтобы сегодня вечером в центре мироздания – Лондоне – Ленокс стоял у зеркала, готовясь к выходу в свет. Но к стыду ли его или к чести – ни о чем подобном он не думал.

Костяшкой указательного пальца он в последний раз постучал по галстуку-бабочке и легко сбежал вниз. Перед домом уже виднелся заложенный экипаж, но Ленокс вопреки обыкновению не заторопился; он еще раз просмотрел бумаги, аккуратной стопкой лежавшие на столе, спрятал их в коричневый кожаный портфель, облачился в макинтош и только тогда, напутствуемый Мэри, вышел. Случай был особенный.

Члены общества «SPQR», что означало «Сенат и народ Рима», собирались в клубе «Будлз» в просторной зале с окнами на обе стороны. Встречи происходили раз в два месяца, иногда реже, но никогда чаше. Из семи или восьми клубов, к которым принадлежал Ленокс, «Будлз» считался самым престижным, но в нем Чарлз бывал реже всего. Основал этот клуб предок Ленокса, бывший в начале восемнадцатого века премьер-министром Великобритании, маркиз Ленсдаун. Теперь в «Будлз» собирались люди не столь заметные, как в прежние времена, когда Красавчик Бруммель [29]29
  Джордж Бруммель (Браммел) (1778–1840) – английский денди, законодатель моды в эпоху Регентства. В 1816 г., спасаясь от долговой тюрьмы, бежал во Францию.


[Закрыть]заключал здесь последнее пари перед бегством во Францию, а герцог Веллингтон ужинал в компании двух-трех избранных друзей, надежно защищенный от докучного внимания восторженных толп. Местоположению клуба можно было позавидовать: Сент-Джеймс-стрит, двадцать восемь, – и попасть туда было непросто. Дни, когда клуб из демократической причуды назвали в честь всеми любимого официанта, остались в далеком прошлом.

– Мистер Ленокс, – приветствовал его на пороге Тимоти Квечес, сам по себе достопримечательность, и широко распахнул дверь.

– Спасибо, Кворум! – Почему-то к швейцару прилипло это имя. – Я первый?

– Последний, сэр, за исключением одного.

По особому ударению на слове «одного», Ленокс понял, о ком идет речь. Перескакивая через две ступеньки, он взбежал на второй этаж и с улыбкой открыл дверь в хорошо знакомую комнату, где за круглым столом сидели пятеро.

– Ждем седьмого, как поведал Кворум?

Все поднялись ему навстречу, окружили и, улыбаясь, по очереди пожали руку. Одних Ленокс встречал только здесь, с другими виделся почти каждый день, но все без исключения были его близкими друзьями. К любому из них он мог в любой момент прийти за пониманием и поддержкой. В клуб входили семеро: сам Ленокс; принятый по его рекомендации молодой Джеймс Хилари, член Парламента, пришедший сегодня на свое третье собрание; сэр Джон Бичем, лишь немногим старше Хилари, инженер, подающий огромные надежды ученик Изамбарда Брюнеля; Томас Уэфт – добрый, застенчивый, бедный и очень одаренный (к чести общества, доходное место в управлении военно-морских сил выхлопотал для него член «SPQR»); лорд Хеллам – изобретатель и ученый с властным характером, многим внушавшим ужас (по его рекомендации Мак-Коннелла приняли в Королевское общество); шестой – Френсис Чарлз Гастингс Рассел, представитель либеральной партии и член Парламента от Бедфордшира, специалист по сельскому хозяйству, потомок основателя SPQR, будущий девятый герцог Бедфордский.

Десять минут спустя пришел седьмой член клуба: Эдвард, принц Уэльский, наследник английского престола. Хотя интерес к античности возник у него позже – а членов «SPQR» объединяла любовь к римской истории, – он ревностно занимался в колледже Крайст-Черч, а кроме того, дружил с Френсисом Расселом. То, что по знаниям принц уступал всем присутствующим, не имело значения: перед ним открывались любые двери, как бы плотно ни были они закрыты для денежного мешка или человека, облеченного властью – но властью обычной. Несмотря на искреннюю доброжелательность, Эдвард сохранял едва заметную дистанцию. Других интеллектуальных занятий в его жизни не было: остальное время он, несмотря на свой брак с принцессой Александрой, веселился в обществе женщин и друзей.

– Марий, – обратился к принцу будущий герцог и первым пожал ему руку.

Одно из незыблемых правил «SPQR» гласило: имена несущественны. В эти несколько часов Уэфт и принц – Аврелий и Марий – пожимали друг другу руки как равный равному. Ленокса здесь звали Юлий, и когда принц подошел к нему, царственные губы шевельнулись:

– Итак, Юлий, как движется оксфордское дело?

– Неплохо, – опешив на мгновение, сказал Ленокс.

– От всей души желаю удачи. Это все-таки Англия…

Они начали встречу ритуальным бокалом вина с медом – римским напитком, который шеф-повар «Будлз» готовил заранее. Рассел произнес традиционные слова:

– Джентльмены, рад снова приветствовать вас в нашем маленьком клубе! Сегодня вечером мы чествуем давно ушедших в небытие за ту радость и мудрость, которые они внесли в нашу короткую жизнь. Выпей со мной сейчас и будь моим другом вечно!

На ужин подавали суп, рыбу, стейк и, наконец, знаменитый апельсиновый десерт «Будлз», сочетавший бисквит, апельсины, лимоны и взбитые сливки, – с бокалом шампанского это было восхитительно. Предмет их общего интереса за столом старались не затрагивать – главные темы полагалось обсуждать после застолья. Пока же говорили о политике, лошадях, общих знакомых, охоте и крикете, о книгах и жизни присутствующих. За десертом каждому надлежало высказать похвалу и восхищение в адрес сидящего слева. Кратко, искренне и остроумно говорил Ленокс об инженере Бичеме, а сам выслушал панегирик от Уэфта.

Но вот пришел долгожданный час – час бренди. Чувствуя свою почетную миссию, расстегнув манжеты и удовлетворенно вздыхая, они пригубили славный напиток, сопровождаемый славной речью. Сегодня был черед Уэфта, и молодой эрудит в красках и образах поведал им о роли сплетни во втором заговоре Катилины [30]30
  Катилина – Луций Сергий Катилина (106—62 до н. э.), римский политик, увековеченный благодаря речам Цицерона, в которых великий оратор разоблачал его как заговорщика против римского республиканского строя.


[Закрыть](Уэфт был большой поклонник Цицерона). Речь заслужила бурные аплодисменты и столь же бурное обсуждение. Даже принца заинтересовала небольшая деталь в истории сената, и все отметили безусловную уместность его вопроса. Ленокс поспорил с Уэфтом о переводе одной строчки из Саллюстия, и присутствующие в целом приняли его сторону, хотя Уэфт остался при своем мнении.

Хеллам достал приобретенную им на аукционе чрезвычайно редкую римскую монету и открыл повестку дня заявлением, что дарит ее обществу «SPQR». Последовала череда тостов, подарок встретили с большим воодушевлением.

– Серебряная дидрахма с изображением императора Клавдия, – авторитетно заявил Хеллам (он считался знатоком в таких вещах). – Видите, край неровный, а вот – Клавдий на квадриге. Мои гости из сорок шестого года нашей эры. Редчайшая из античных монет.

– Где же мы будем ее хранить? – спросил Хилари.

– Если дворец для этих целей подойдет, я могу взять на себя ее хранение и доставку. Буду привозить на каждое собрание, – предложил принц, с достоинством повернув к нему голову.

Никто не возразил, хотя Хеллам заметно пал духом: по правде сказать, они много и с энтузиазмом обсуждали возможную коллекцию «SPQR», и основной спор разгорелся из-за места: Оксфорд или Кембридж – где будет храниться пока еще не существующий архив.

Потом Рассел внес предложение ограничить число единовременных членов общества восемью, сделав исключение лишь в том случае, если наследник кого-нибудь из присутствующих – сын или внук – продемонстрирует интерес к римской истории и необходимые знания, чтобы быть принятым в союз.

Тут мнения разделились. Фракция в составе Ленокса, Хилари и Бичема предлагала повысить квоту до, скажем, двенадцати (но ни в коей мере не делать выполнение квоты обязательным). «Что, если появится сразу два достойных кандидата?» – говорили они. Рассел настаивал на том, что психологическая совместимость важна ничуть не меньше, чем знания, и что стань союз больше, узы дружбы, которыми все они так дорожат, ослабнут. Принц, Хеллам и Уэфт разделяли обе точки зрения, однако Уэфт склонялся к позиции Рассела, Хеллам – к противоположной, а принц решил воздержаться. Рассел, который рассчитывал на то, что решение будет принято единогласно, сперва досадовал, затем смирился и пошел на компромисс, приняв за максимум девять человек. Число определилось после того, как все признали, что найти трех достойных кандидатов им не удастся за всю жизнь. Впрочем, добавил Уэфт, у них и сейчас ни одного подходящего кандидата на примете нет, да и в ближайшем будущем вопрос вряд ли возникнет. Зато все остались довольны дискуссией, затянувшейся на еще один бокал бренди, и о потраченном времени никто не сожалел.

Заключительное слово сегодня произносил Ленокс. Это право давалось каждому по очереди. Вообще-то речь представляла собой не что иное, как тост за продолжение взаимной дружбы. Ленокс вынул и положил перед собой листок бумаги из коричневой папки.

– Джентльмены, – сказал он, – каждые два месяца мы встречаемся здесь, чтобы восславить любимую нами античность. Да позволено мне будет назвать эти шесть вечеров счастливейшими в году. Чтение древних авторов – Вергилия, Полибия, Тацита, Овидия – для меня занятие ежедневное и, стало быть, не редкость. Редкость – оживленные умные беседы с близкими по духу людьми. Редкость – наша непринужденность в краткие часы общения. Редкость – это счастливая возможность, дарованная нам. Как заметил еще Марк Аврелий, жизнь скоротечна, но она сама по себе – счастье и везение. Поднимем же бокалы за то, что наши скоротечные часы осеняет дух веселья и дружбы!

Раздавшиеся аплодисменты означали торжественное, твердое и неподдельное одобрение – все подняли бокалы. Во мраке ночного города маленькое окно их комнаты светилось, как огонь маяка.

ГЛАВА 40

Соучредитель общества «Сентябрь», уволенный в запас из второго батальона двенадцатого Суффолкского полка, недавно скончавшийся майор Питер Уилсон – каким он был?

На следующее утро снова шел дождь, и поздно вставший Ленокс в шлафроке и комнатных туфлях занял привычное для раздумий место – у камина. Он пил чай и вспоминал странную и на первый взгляд бессмысленную смерть Уилсона. Тот ведь наверняка получал хороший пенсион, безусловно, гордился прекрасной карьерой и мог радоваться жизни в кругу – предположительно – близких друзей. Чем дольше Ленокс размышлял о самоубийстве, тем меньше в него верил.

После завтрака, облачившись в синий утренний сюртук, он отправился пешком по Парк-лейн: решил нанести визит разговорчивому швейцару, служившему в обществе «Сентябрь» и клубе «Библиус» одновременно.

В противный, мелко моросящий дождь дома по сторонам Сент-Джеймсского парка казались серыми, тоскливыми и – даже если в окнах виднелся тусклый свет – безлюдными. Улицы заволакивал туман. Не успел Ленокс дойти до берега Темзы, как белая пелена сгустилась, а еще через несколько шагов стала почти непроницаема. Вплотную подойдя к массивному зданию на Карлтон-Гардене, под крышей которого соседствовали оба клуба, Ленокс разглядел в дверях незнакомого пожилого швейцара.

– Добрый день, я рассчитывал увидеть здесь Томаса Хеллоуэла.

– Он заступит через полчаса, сэр.

– Вот как? Жаль! А не знаете ли вы, где он сейчас?

– Скорее всего завтракает в ближайшем пабе, сэр.

– Не подскажете, в каком именно?

– В «Королевском дубе», сэр, это прямо по переулку.

– Благодарю вас.

Не только этот, но и множество других пабов в Англии назывались «Королевский дуб» в честь дуба в Шропшире, в дупле которого Карл Второй прятался от войск республиканской армии после сражения, закончившего Гражданскую войну. Паб был заурядный: низко свисавшие лампы вечно покачивались, в трепещущем свете оплывающих свечей все казалось землистым: и отделанная желтой латунью стойка, и закопченные деревянные столы. Ленокс нашел Хеллоуэла рядом с баром; боясь испачкать отутюженный костюм, швейцар расправил на груди салфетку и, прихлебывая из кружки кофе, уплетал яичницу с ветчиной. От еды он оторвался только тогда, когда бармен с пышными, мокрыми от пива усами спросил у Ленокса, что тот будет пить.

– Полпинты легкого пива, раз на то пошло, – сказал детектив, кладя мелочь на прилавок.

– Мистер Ленокс? – в замешательстве пробормотал Хеллоуэл.

– Совершенно верно. Надеюсь, вы не против побеседовать?

– Ни в коей мере… Только я больше ничего не знаю об убийстве, а то бы сам вас сыскал.

– Дело как раз в том, что я сам кое-что выяснил и хотел бы задать вам несколько вопросов.

Швейцар посмотрел на него с сомнением.

– Я не обвиняю никого из ваших работодателей. Просто хочу узнать о них побольше, понимаете? Цель-то у нас общая – и у членов клуба, и у меня, и у вас. Вы же их хорошо знаете, правда? Они ревностно оберегают свой мир, не хотят никого туда впускать, верно?

Хеллоуэл закивал с видом знатока:

– Точно сказано, так оно и есть.

– Может уйти много времени, прежде чем они осознают, что мы заодно.

Снова кивок. Ленокс понял, что надо ковать железо, пока горячо, и задал следующий вопрос:

– Том, мне бы хотелось побольше узнать о Питере Уилсоне.

– Майор Уилсон? Совсем неплохой был старик, заправский вояка – ну, знаете, любил порядок и все такое.

– А с остальными он ладил?

– Вы про тех, кто в обществе?

– Да.

– Вроде бы да. Они были большие приятели с Алленом – ну, для нас-то он, конечно, «лейтенант Аллен».

– Завсегдатай?

– Да нет, не то чтобы, но всякий раз заходил с майором.

– А не могли бы вы назвать завсегдатаев?

– Ну, их всего семь-восемь.

– Майор Батлер? Капитан Лайсандер?

– Они точно.

– Майор Уилсон?

– Не так, как они, раза в два реже. Но на собрания они все приходили.

– На собрания?

– Они проводят встречи каждый месяц, и не бывает такого, чтобы кворум – а это у них три четверти всех участников – не собрался. Нам тогда приходится работать допоздна. Зато в сентябре во время такой встречи у нас выходной.

– Она уже прошла? Сентябрьская встреча?

Хеллоуэл покачал головой:

– Раньше понедельника не случится. Жду не дождусь свободного вечерка.

– А что еще вы знаете об этих собраниях?

– Ничего. Если не считать того, что от клуба «Библиус» там тоже никто не присутствует. Впрочем, это взаимно: в июне на собрании «Библиуса» нет никого из «Сентября». Только вот тогда швейцары обязаны оставаться.

– А повар, лакеи? Они работают во время сентябрьской встречи?

– Нет, сэр. Там прислуживает только ординарец, он прошел с ними всю военную кампанию. Рядовой, кажется, во всяком случае, мы его зовем «рядовой Дав».

– Значит, во время сентябрьского собрания он там?

– Э, да он всегда там. Живет в мансарде.

Ленокс решил зайти с другой стороны:

– Так, говорите, славный был человек майор Уилсон? Приветливее, чем Лайсандер, или, скажем, Батлер?

– Да, пожалуй, так, сэр.

– А случалось ему быть не в духе?

– Что вы, сэр, напротив: вот он всегда мог подбодрить. Скажет чего про погоду или новости из светской хроники… приятно скоротать пару минут в такой беседе. Я очень жалел, что его не стало.

«Природная сметка и прыть явно пропадали даром на посту швейцара. В парне погиб отличный шпион», – подумал Ленокс.

– Что, если мы еще встретимся, Томас? Вы не представляете, как помогли мне.

Собеседник осторожно кивнул:

– Я не против.

– Обычно в это время вы здесь?

– Как правило.

– Вот и хорошо. Просто замечательно. И пусть ваш завтрак будет за мой счет, это наименьшее, что я могу для вас сделать.

Еще несколько монет исчезли в широкой руке бармена. Ленокс, кивнув Хеллоуэлу на прощание, пробрался между столов, мимо уткнувшихся в кружки посетителей, к выходу. После удушья прокуренного паба влажный белесый воздух вдыхался почти с наслаждением.

Домой он пришел вымокший до нитки; Мэри, увидев, в каком состоянии сюртук и обувь, разохалась, заставила хозяина сесть поближе к камину и принесла горячего вина – но после первого глотка он отставил бокал. Огонь весело трещал в камине, и мысли Ленокса снова вернулись к расследованию: они словно шли по замкнутому кругу и не могли попасть к заветному центру, где крылись ответы на все вопросы. Неужели все просто и дело в шраме на шее, и тогда Лайсандер – это Джеффри Кентербери, а Кентербери и есть убийца? Но что нужно этим людям? Они припеваючи живут на военный пенсион – явление само по себе необычное, но еще необычнее то, что их расходы выходят далеко за рамки этого пенсиона. (Надо ли говорить, что Грин-парк-террас – район привилегированный и дорогостоящий?)

Близился полдень. Ленокс собрался почитать, но только открыл «Феликса Холта», как кто-то постучал во входную дверь. Мэри пошла открывать, затем до слуха донесся приглушенный диалог. Слов было не разобрать, однако тревога и настойчивость посетителя заставили Ленокса встать с кресла. Думая, не выйти ли ему, он пытался уловить, о чем говорят в прихожей, но тут Мэри распахнула двойные двери библиотеки, и глазам детектива предстал друг Джорджа Пейсона и сосед Билла Дабни по комнате – Том Стамп.

– Том, что случилось? Садитесь, садитесь!

Молодой человек, бледный и удрученный, почти в отчаянии вымолвил:

– Мистер Ленокс, мне не к кому обратиться, кроме вас.

Он остановился, переводя дух, как будто за ним гнались.

– Мне кажется, меня хотят убить… Не знаю кто, но теперь они охотятся за мной.

– Почему вы так решили?

– Взгляните.

Стамп вытащил из кармана карточку общества «Сентябрь».

– Переверните, – объяснил он.

На обратной стороне стояло: «Кому ты доверяешь?»