Текст книги "Общество "Сентябрь""
Автор книги: Чарльз Финч
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 35
Последние дни погода стояла солнечная, в соответствии с календарным сентябрем, но наутро небо затянуло. Пока Ленокс медленно выбирался из полусна в полудрему, за окном тихо застучал дождь, пробуждая далекие воспоминания о первых днях в школе-пансионе, когда всеми забытый – как ему тогда казалось, – он сидел за письменным столом в своей ученической келье, глядя на барабанящий за окном ливень. Довольно скоро он обрел друзей, но та дождливая осень и чувство брошенности остались в нем навсегда.
События вчерашнего вечера вспоминались теперь как сон: было уже около часа ночи, когда Джейн, Тото и Мак-Коннелл сели в карету. Потом почти до двух он беспокойно ходил по кабинету, но в конце концов лег спать.
Когда Ленокс спустился из спальни, едва пробило девять. Прежде всего он написал несколько писем – одно из них Рози Литтл, – а потом уже перешел в столовую, где ждали глазунья и поджаренный хлеб. Он с наслаждением откусывал теплые, пропитанные сливочным маслом хлебцы и запивал их горячим чаем. Дождь за окном застучал громче, и к концу завтрака уже лило как из ведра. Чарлз решил все же пробежать через улицу до книжной лавки и рискнул сделать это без зонта.
– Ну-ну, – сидевший у печки мистер Каффенбрас поднял глаза от книги, – гляньте-ка, что за мокрый кот к нам забрел. Ной еще не начал загружать ковчег?
– Умоляю, не будем о котах, мистер Каффенбрас. Вы даже представить себе не можете, до чего неприятные ассоциации они у меня вызывают.
– Шумный вчера выдался вечер, а? Счастье еще, что Энни только поцарапало.
– Так вы ее знаете?
– Конечно! Она частенько заходит поболтать или забрать книги, отложенные для леди Грей.
В лавке, мимо уходящих к потолку книжных полок, молчаливо расхаживало несколько посетителей. Один подошел теперь к конторке. Непередаваемая манера держать книгу – непринужденно и в то же время так, будто ничто на свете не заставит его выпустить из рук легкой ноши, – выдавала в нем подлинного библиофила.
– Сколько она стоит, сэр? – с горящими глазами обратился он к хозяину.
Ленокс заглянул через плечо джентльмена и увидел растрепанное, но редкое старое издание – «Искусство физиогномики» Лаватера. [22]22
Иоганн Касар Лаватер (1741–1801) – швейцарский философ и поэт. Известный в свое время представитель физиогномики, предлагавший изучать характер и способности не по структуре головы, а по живой и подвижной игре лица.
[Закрыть]
– Три кроны, и вам очень повезло, – улыбнулся Каффенбрас.
Сделка состоялась, и джентльмен покинул лавку.
– Знаете, кто это? – спросил Каффенбрас.
– Нет. Кто же?
– Чарлз Хантли.
– Боюсь, это мне ни о чем не говорит.
– Помните принцессу Амелию?
– Дочь Георга Третьего? Почти ничего о ней не знаю. Она умерла до моего рождения.
Каффенбрас утвердительно кивнул.
– А я тогда был мальчишкой. Ей не позволили выйти замуж за любовь всей ее жизни – Чарлза Фицроя, но у них все равно родился ребенок. Незаконный. Так вот этот незаконнорожденный сын – отец Чарлза Хантли.
– Но в таком случае…
– Вот именно! Он прямой правнук Георга Третьего. Безумного короля Георга. [23]23
Имеется в виду Георг III (1738–1820), король Великобритании с 1760 года. Страдал нервно-психическими расстройствами.
[Закрыть]Его держали подальше от Англии, на дипломатической службе в Южной Африке, а теперь он разбогател и вернулся. Во времена вашего дедушки вот была бы шумная история!
– Должно быть, страстный книгочей?
– Вне всякого сомнения. Пока он жил бедно, его дядя – старый принц Адольф, герцог Кембриджский – присылал своего слугу оплачивать его счета.
– Дети у него есть?
– О, подозреваю, что целая дюжина.
Каффенбрас еще немного поразглагольствовал на излюбленную тему – о королевской семье, – после чего Ленокс смог заговорить о книгах. Он попросил какую-нибудь книгу новых авторов и не столь сложную, как Эразм. Каффенбрас тут же выложил перед ним с десяток книг. Несколько минут спустя Чарлз покинул магазин, держа под мышкой новенький томик, на котором красовалось «Феликс Холт, радикал». [24]24
«Феликс Холт, радикал» – роман английской писательницы Джордж Элиот (1819–1880).
[Закрыть]Роман только что вышел.
Оказалось, что дождь почти перестал, и Ленокс пересек улицу без риска вымокнуть до нитки. Однако на крыльце собственного дома его вновь охватило уныние: у дверей леди Джейн опять стоял высокий сухопарый мужчина в сером сюртуке. Вот уже второй раз! Кто же он? Не из-за него ли глаза леди Джейн полны той тайной грусти?
Когда Чарлз садился в экипаж, чтобы ехать в военное министерство к другу Мак-Коннелла, Гарри Арлингтону, от утренней бодрости не осталось и следа.
Арлингтон встретил Ленокса в веселом расположении духа. Им случалось видеться и раньше, но до обстоятельной беседы дело ни разу не доходило. Крупный, высокий, широкоплечий Арлингтон попал в армию сразу после школы, но не по своей воле, а по приказу отца и впоследствии сделал на этом поприще блестящую карьеру. Три года назад его произвели в генералы, а еще через два года он стал начальником секретариата министерства, главным помощником министра обороны по военным вопросам. Арлингтон подписывал приказы о производстве в полковники, изучал приговоры, вынесенные военными судами, рассматривал заявления о приеме в военную академию Сендхерст, а кроме того, осуществлял надзор над почетным отрядом гвардейцев ее величества – они не только охраняли королеву и участвовали в торжественных церемониях, но – как и триста пятьдесят лет тому назад, когда Генрих Восьмой только создал королевскую гвардию, – несли ежедневную караульную службу. Он называл свою работу рутинной, а на самом деле великолепно справлялся со сложной задачей сидеть на двух креслах: в Парламенте и военном ведомстве. К пятидесяти годам у Гарри Арлингтона было отменное здоровье, пять дочерей и табун прекрасных скакунов в имении. В целом дела его шли прекрасно. В Колдстримский полк [25]25
Колдстримский полк – старейший армейский полк, основанный в 1650 г. в Шотландии, в местечке Колдстрим.
[Закрыть]он вступил семнадцатилетним юнцом вместе с лучшим другом – Артуром Мак-Коннеллом, приходившимся Томасу Мак-Коннеллу дядей. Артур Мак-Коннелл погиб в Крымскую войну, и с тех пор Арлингтон внимательно следил за судьбой своего «почетного» крестника, как он называл Томаса.
Все в кабинете Арлингтона – и массивный письменный стол, и огромное окно позади него с видом на Уайтхолл – призвано было внушать трепетное почтение. Одну стену украшали королевский флаг Шотландии с геральдическими лилиями и «Юнион Джек», [26]26
«Юнион Джек» – неофициальное название флага Великобритании.
[Закрыть]а другую – выполненные в полный рост портреты бывших начальников секретариата. Впрочем, когда Арлингтон пожал Леноксу руку и предложил сигары, обстановка сразу приняла дружеский характер.
– Так, значит, Тото беременна, мистер Ленокс? А вы, как я слышал, будущий крестный? Что ж, мои поздравления, мои поздравления.
– Благодарю вас, генерал. Да, и сдается, они очень счастливы.
– Арлингтон, зовите меня Арлингтон. Кстати, вы, случайно, не родственник Эдмунда Ленокса? Мне доводилось встречаться с ним по работе в Парламенте.
– Он мой брат, – ответил Ленокс, внутренне восхищаясь неприметной на первый взгляд деятельностью Эдмунда в правительстве.
– Прекрасный человек. Итак, к делу. Вот папка, о которой написал мне Томас.
Генерал вытащил из верхнего ящика стола досье, в задумчивости похлопал им по ладони, и лицо его внезапно помрачнело.
– Должен заметить, эта фамилия сейчас очень на слуху.
– Вы об убитом в Оксфорде пареньке?
– О нем, Ленокс, именно о нем.
– Тогда вас не удивит, что мой приезд к вам связан с его смертью. Я по мере сил помогаю полиции в расследовании этого дела.
– Ясно. Какую же связь вы видите между смертью отца мальчика, случившейся… – Арлингтон заглянул в папку, – двадцать лет назад, и с сегодняшним днем?
– Вы слышали что-нибудь про клуб «Сентябрь»? Общество вышедших в отставку офицеров второго батальона двенадцатого Суффолкского полка?
– Признаюсь, нет, не слыхал.
– Это очень маленький клуб. Но его название всплывает почему-то в очень неожиданных местах. Уверен, имя Дэниэла Марана вам хорошо знакомо.
Лицо Арлингтона посуровело.
– Да, уж его-то я знаю. Наши пути не пересекаются, и, полагаю, чем реже я его вижу, тем лучше.
– Он член этого общества. История очень запутанная, в двух словах ее не пересказать, но я считаю, что смерть Джорджа Пейсона как-то связана со смертью его отца, и мне нужно узнать, что в этой папке.
Повернувшись к Леноксу в профиль, Арлингтон устремил взгляд в окно.
– Каждый день в этом кабинете я принимаю решения, которые неразрывно связаны с именем моей страны. С именем королевы.
– Да, – кивнул Ленокс.
– Вы знаете, что отдать вам досье означает нарушить раз и навсегда установленный порядок. У вас нет права доступа к этой папке.
– Понимаю.
Арлингтон снова повернулся к нему.
– Зато ваш брат может затребовать ее у меня на законных основаниях.
Ленокс молчал.
– Правило, которым я руководствуюсь, всегда было и есть – честность. Я связан предписанными мне инструкциями. Я не отступлю от них и сейчас. Но после обеда я отправлю досье моему другу Эдмунду Леноксу.
С этими словами генерал положил папку назад в верхний ящик и кивком дал понять, что разговор на эту тему окончен.
– А теперь… верно ли я слышал: Тото хочет назвать ребенка Мелори?
ГЛАВА 36
Вернувшись на Хэмпден-лейн, Ленокс застал интересное зрелище: в его любимом кресле, вытянув ноги к огню, с неувядаемой гвоздикой в петлице сидел Даллингтон и чувствовал себя, по всей видимости, как дома. Он курил, и на лице его играла ухмылка – он читал «Панч». [27]27
«Панч» – еженедельный британский сатирический и юмористический журнал, выходивший с 1840 г.
[Закрыть]
– Забавно? – поинтересовался Ленокс.
Даллингтон обернулся.
– О! Ваша горничная провела меня сюда. Ничего страшного, надеюсь? И кстати, да, вполне, – тряхнул он журналом. – Что это у вас за посылка?
Ленокс держал под мышкой прямоугольный пакет, завернутый в плотную коричневую бумагу и перевязанный бечевкой.
– А, так, – прозвучал туманный ответ.
– Вот это дар описания – Вордсворт бы умер от зависти! – Ухмылка расплылась теперь до ушей. – Ну да ладно, я не развлекаться пришел.
– Да ну? – Ленокс присел напротив ученика. – Что-то новенькое.
– Я хотел справиться о той служанке, которую ранили.
– А… Все обошлось, лучше и не придумаешь.
– Рад слышать.
– Рана была пустяковая.
– Вас теперь охраняют полисмены. Проводили меня таким взглядом, будто я вернулся на место преступления. И кстати, вы получили мое письмо про Батлера?
– Да, и про второй батальон двенадцатого Суффолкского полка тоже. И то и другое мне невероятно помогло. Сказать по правде, я рад, что вы здесь. Хотел дать вам еще одно задание.
Даллингтон изумленно поднял брови.
– К вашим услугам, как всегда. Пока все шло более или менее хорошо, не так ли?
– Задание, о котором идет речь, гораздо тоньше и подбирается к самой сути дела.
– Позвольте узнать, в чем оно?
– Помните, я рассказывал вам про Лайсандера?
– Еще бы.
– Я предполагаю, что Джорджа Пейсона убил он.
– Что?!
– Да-да. В любом случае он встречался с Пейсоном перед тем, как тот исчез. Кто знает, о чем они говорили.
– Но почему? Где мотив преступления?
И Ленокс выложил цепочку доказательств, связывавших Пейсона-младшего, его отца и общество «Сентябрь».
– Так что, как видите, вы задали тот же вопрос, ответ на который ищем мы с Гудсоном: в чем мотив?
– И что я должен сделать?
– Нужен доскональный отчет о жизни Лайсандера за последнюю неделю – чем подробнее, тем лучше, не бойтесь переусердствовать в мелочах. Я предполагаю, что на выходных он ездил в Оксфорд. Доподлинно известно, что мы с ним встречались два дня назад. Остальное нужно восполнить.
– Полезные советы будут?
– Только один: лучше потерпеть самую унизительную неудачу, чем добиться успеха – и навести Лайсандера на подозрение.
Даллингтон кивнул. На его лице не осталось и тени усмешки, за последние мгновения разговора взгляд преобразился. Ленокс заметил в нем огонек не только любопытства, но и хорошей злости – такое же пламя горело в самом детективе, когда он расследовал подобные дела.
– Я понял.
– Очень на это рассчитываю. Никаких разговоров с челядью и людьми из близкого окружения. Только неоспоримые доказательства. Запись в журнале посещений его клуба… В клубе «Армия и флот» вы, разумеется, не состоите? Я так и думал – что ж, придется найти того, кто состоит. Спрашивайте проводников на оксфордском поезде, поговорите с завсегдатаем Грин-парка, который часами просиживает на аллее, напротив домов Батлера и Лайсандера – вы в курсе, что они живут по соседству?
– Конечно, знаю. А что за завсегдатай Грин-парка?
– Это я образно говорил. Имел в виду: фантазируйте.
Даллингтон кивнул, но уже значительно менее уверенно.
– Хорошо, я понял. Во всяком случае, постараюсь сделать все, что в моих скромных силах.
– Чудесно. Ах да! Посмотрите, что есть о Лайсандере в «Кто есть кто»: семья, где учился… Если у вас нет энциклопедии, то у меня где-то здесь. – Ленокс повернулся к полкам.
– У отца есть, я попрошу.
– Отлично. И помните: прежде всего – осторожность. Интересы дела превыше любого эго – вашего, моего ли. Много ли пользы от того, что мы уличим Лайсандера во лжи, если к тому времени он уже будет подъезжать к Москве?
– Спасибо, Чарлз. Ваше доверие очень много для меня значит.
Говоря, Даллингтон взял со стола свой «Панч», и Ленокс вдруг понял, что стоящий перед ним юный лорд просто мальчишка. Всего пять лет как из школы, а уже законченный неудачник, не оправдавший родительских ожиданий. За дурашливым поведением и скучающим видом пресыщенного денди скрывались чувства куда более искренние. Даллингтон помогал Леноксу совсем недолго, однако за время их совместной работы эти чувства несколько раз прорывались наружу. Не исчезнут ли они – уже другой вопрос.
Даллингтон ушел. Оставшись один, Ленокс разобрал почту – большая часть перекочевала в корзину для бумаг, – а потом подхватил объемистый сверток и пошел к выходу. Через минуту он стоял на пороге дома леди Джейн.
Тучный Керк приветствовал его, как всегда, с важной церемонностью, но тут же добавил:
– К сожалению, ее милости нет дома.
– Я знаю. Мне, собственно, хотелось бы повидать Энни.
Керк едва уловимо приподнял брови.
– Конечно, сэр, – только и сказал он.
– Если, конечно, ей сейчас удобно меня принять.
– Конечно, сэр, я уверен, что удобно.
– Значит, она немного оправилась?
– Да, сэр, вполне.
– Но если она спит…
– Нет, сэр. Она во второй верхней гостиной.
По длинному лестничному пролету (Керк впереди, Ленокс следом) они поднялись в просторную комнату на втором этаже, возможно, несколько блеклую, но изящно обставленную. Как правило, леди Джейн проводила время либо в будуаре, похожем на маленький, вычерченный квадрат света – там она завтракала и отвечала на письма, – либо в хорошо знакомой Леноксу гостиной. Здесь же ему бывать не доводилось. За распахнутой дверью он не сразу увидел у окна Энни, которая с подвязанной рукой неловко восседала на диване-канапе. Она явно не знала, чем заняться, и с любопытством вытянула шею, чтобы узнать, кто вошел. Керк поклонился и оставил их наедине, в душе, вне всяких сомнений, не одобряя происходящее.
Дородную розовощекую Энни, как и многих представительниц ее класса, трудовая жизнь наградила сильными руками и сутулой спиной. На ней был задорный чепчик и простое серое платье.
– Здравствуйте, Энни. Меня зовут Чарлз Ленокс.
Даже в полулежачем положении она попыталась сделать реверанс. Ленокс сел в кресло.
– Мы знакомы, хотя, боюсь, официально друг другу не представлены.
Он, смущаясь, пожал Энни руку и торопливо передал пакет, которым так интересовался Даллингтон.
– Вот, кстати, это вам – скоротать время.
Она нарочито медленно развернула бумагу и заохала над подарками: несколько частей выходившего раз в неделю приключенческого романа с лубочными картинками, женские журналы – тут Ленокс положился на вкус Мэри; а вот расческу с ручкой из слоновой кости и упакованные в вощеную бумагу шоколадные конфеты он купил сам.
– Ох, спасибо, мистер Ленокс! Вы так добры!
– Пустяки – всем нам доводилось болеть, – улыбнулся он ее радости. – Лежишь, а время словно не движется. Знаете, я до сих пор помню, как мама прислала мне такую вот посылку, когда я болел в школе, – и все сразу изменилось.
– И для меня теперь изменится, сэр, я просто уверена.
– По правде сказать, я пришел извиниться, Энни.
– О, мистер Ленокс, – махнула она рукой, – и не думайте об этом.
– Но ведь действительно, если бы не я, ничего бы не случилось. Простите. И пожалуйста, если когда-нибудь я смогу быть вам полезен – только дайте знать, ладно? Мне очень жаль, что это случилось с вами, а не со мной.
– Будет вам, сэр. Как говорит моя хозяйка, остановить безумца никто не в силах. И еще, если честно, – она перешла на шепот, – передохнуть-то я совсем не против. Не подумайте, я не говорю, что пошла бы на это снова, но во всем этом для меня есть и что-то хорошее.
Ленокс рассмеялся:
– Ну, все равно, мне жаль, что так случилось.
Спускаясь по лестнице, Ленокс радовался, что визит закончен. Неловкая миссия. Он хотел бы описать Энни, что у него на душе, объяснить ей, как он виноват, как жалеет, что она подвергалась опасности из-за него. И даже сказать, как ему страшно, что он подставил под удар леди Джейн.
Но это, разумеется, невозможно. Расстояние между ними слишком велико.
Вернувшись домой, Ленокс ответил еще на одно письмо.
Постучала Мэри – обедает ли хозяин дома или в другом месте? – и он решил, что поедет к Эдмунду: Арлингтон, наверное, уже передал папку. Нет, было сказано Мэри, дома он обедать не будет. Вот письмо, которое надо отправить, да, и пусть закладывают экипаж – а до отъезда в Парламент он еще почитает.
ГЛАВА 37
Парламент Соединенного Королевства был далек от совершенства, но он менялся к лучшему, и эти перемены происходили фактически на глазах у Ленокса. Чарлз еще помнил, как в 1831 году от печально известного местечка Оулд-Сарум в палату общин было избрано два депутата, несмотря на то немаловажное препятствие, что в Оулд-Саруме проживало всего лишь одиннадцать человек. Парламентская реформа 1832 года лишила Оулд-Сарум и подобные ему места представительства. (Стоит сказать, что в 1831 году город Данвич в Суффолке тоже посылал двух представителей, тогда как на самом деле – парадокс, достойный восхищения, – его буквально не существовало: десятка два избирателей по-прежнему числились на бумаге, но сам город давно смыло рекой.) С реформ, которые дедовское поколение не могло себе даже представить, прошло всего тридцать лет, а количество людей, наделенных избирательным правом, продолжало неуклонно расти; землевладельцы голосовали теперь только один раз, и граф Лонсдейл больше не мог выбирать девять депутатов единолично. Влияние палаты общин заметно выросло – иными словами, народ заговорил со знатью куда решительнее. Это было достижение, сравнимое с принятием Хартии вольностей. [28]28
Хартия вольностей – грамота, которая ограничивала права короля и предоставляла привилегии рыцарству, верхушке свободного крестьянства и городам. Была подписана в 1215 г. английским королем Иоанном Безземельным.
[Закрыть]
Глядя на знаменитый длинный фасад Вестминстерского дворца над Темзой, Ленокс в сотый раз подумал, что высшее служение для англичанина – работать здесь, руководствуясь честностью, состраданием и любовью к родине. В Бейллиол-колледже друзья прозвали его «оратор» за склонность к длинным страстным речам о гражданских реформах и препонах, возводимых империей. Ни друзья, ни родственники не сомневались, что очень скоро он переступит порог этого здания. Но… ему почти сорок, а заветные двери далеки от него так же, как и двадцать лет назад. Болезненная рана уже почти зарубцевалась. Чарлз примирился со своей профессией, он любил ее. И все же от каждого взгляда на Биг-Бен его сердце наполнялось радостью, а от каждой записи в книге для посетителей Парламента – горечью.
Прямо у входа в зал заседаний палаты общин, Ленокс увидел старшего брата в компании других членов Парламента: они сидели, склонившись друг к другу, и, по всей видимости, обсуждали вопрос, имеющий принципиальную важность для их партии. Что ж, можно и подождать. Заседания начнутся только вечером, а до тех пор в просторных залах стояли тишина и спокойствие. Ленокс чувствовал себя лишним, но через секунду Эдмунд заметил его, обрадованно улыбнулся и, извинившись перед однопартийцами, подошел к брату.
– Чарлз! Как я рад тебя видеть!
Старший брат был очень похож на младшего: высокий, с густой копной каштановых волос, с теми же искорками неподдельного интереса в глазах. Однако если младший отличался стройностью, то годы сельской жизни сделали старшего румяным и грузным.
– Как дела, Эдмунд?
– Неплохо, неплохо.
Они обменялись рукопожатием.
– А выглядишь усталым.
– Да? Наверное, оттого что сидим здесь допоздна. Скучаю по деревенской жизни. А как движется твое оксфордское дело?
– Ты обедаешь в компании?
– Да, но ты ведь к нам присоединишься, верно? Всего несколько человек из министерства торговли и военного министерства – члены нашей партии. Еще Рассел. С некоторыми ты, наверное, знаком.
– Я не помешаю вам работать?
– Нет-нет, что ты! Мы просто беседуем.
Они остановились в длинном вестибюле, откуда виднелась набережная Темзы, а за каждой из многочисленных дверей открывался вход в парламентский улей.
– Тогда я с вами, спасибо, – решил Ленокс, и они отправились дальше, к знаменитому парламентскому ресторану «У Беллами».
Большой стол, за которым собралась компания Эдмунда, стоял в глубине зала, подальше от любопытных глаз. Из двух широких окон открывался вид на быструю серую реку, но никто туда не смотрел. Ленокс поздоровался с Джеймсом Хилари – давний друг был рад его видеть, – а затем Эдмунд познакомил брата с людьми, о которых тот до сих пор только читал в газетах. К ним относились: молодой депутат из Уорикшира, великолепный оратор и защитник бедных Джонатан Брик, говоривший с мелодичным южномидлендским акцентом, а также лорд Рассел – Ленокс немного его знал. Рассел пробыл премьер-министром не больше года и ушел в отставку после неудачной попытки внести билль о реформе: «против» выступила его собственная партия – по мнению Ленокса, самым позорным образом. Так же считала разъяренная толпа в Гайд-парке этим летом.
За обедом присутствовали еще несколько рядовых членов Парламента – их называли «заднескамеечники», – люди, знакомые Леноксу и полезные партии в делах мелких, малоприятных, но чрезвычайно нужных с практической точки зрения. Одним был хозяин мыловаренного завода в Бирмингеме Питер Энтони, а другим – Дональд Лонгстафф, чьи устремления сводились к членству в хороших клубах, к числу которых относился и Парламент. Его коньком была сплетня, а эта монета в политике всегда в ходу.
Либеральной партии сильно не хватало ее основателя – умершего год назад виконта Пальмерстона. Речь шла не только о его политических талантах и невероятной находчивости, но и о личности, способной сплотить вокруг себя либералов. Сам Пальмерстон начинал в партии тори, но пришел к мысли о необходимости иного пути – и сам его проложил. Как оратору, ему не было равных. Никогда Леноксу не забыть, как смело поддержал он революции, прокатившиеся по континенту в 1848 году: его поддержка придала законность действиям восставших в Италии, Франции и Венгрии. В нем жила благородная вера в идею конституционных свобод… Да, либералам не хватало Пальмерстона. Партии не хватало ее талисмана.
А вот лидер партии консерваторов здравствовал. Граф Дерби, нынешний премьер-министр, возглавлял кабинет в третий раз (после многолетнего перерыва), и все понимали, что либеральная партия должна срочно найти политика, который не уступал бы ему в ораторских способностях и дальновидности. Одним из таких политиков мог стать Брик, другим – Хилари, во всяком случае, со временем; а третьим – Уильям Юарт Гладстон, хотя некоторые и считали его взгляды чересчур пуританскими.
– О чем беседа? – спросил Эдмунд, садясь за стол.
Все почтительно ждали, что ответит Рассел. Но он молчал. Тогда заговорил Брик:
– О наших вечных бедах: козни Дерби, речь Гладстона вчера вечером.
Хилари подхватил:
– Дерби, кажется, задумал украсть билль о реформе, я хочу сказать – ваш билль, лорд Рассел. Вы слышали его речь на прошлой неделе? Пусть и в завуалированной форме, но он говорил о расширении общего избирательного права.
– Похоже на то, – кивнул Эдмунд.
Эдмунда слушали иначе, чем лорда Рассела: не из почтительности, а из неподдельного интереса к личности, чье мнение уважают. Замечание Хилари сразу подхватили и подвергли бурному обсуждению. Даже Рассел проронил:
– Что ж, если у него получится – тем лучше.
Все горячо закивали, а через минуту начали возражать. Два или три раза Ленокс позволил себе выступить с уверенной тирадой – и заметил одобрение в глазах Брика. Они распили три бутылки кларета, что не могло не создать дружеской атмосферы за столом. Когда пришло время расходиться, у всех было чувство, что они договорились – непонятно, правда, о чем, но о чем-то очень важном. Несмотря на некоторую растерянность, Ленокс понял: говорят на языке подтекста, а его нетрудно будет освоить.
– Ну, что ты обо всем этом скажешь? – спросил Эдмунд, ведя брата по бесконечному коридору в свой офис.
– Вы договорились о чем-нибудь? Конкретном?
– Бог мой, нет, конечно, нет! Мы только начали обсуждать билль о реформе, который, наверное, внесут в будущем году. Нужно было узнать мнение Рассела на этот счет.
– По-моему, он и бровью не повел.
– Очень правильно с его стороны.
Навстречу им быстро шел невысокий темноволосый мужчина. Эдмунд поздоровался.
– Ах да, здравствуйте, Эдмунд. Извините, нет времени… У меня важное… Важные дела, одним словом. Извините еще раз.
– Не за что, – ответил Эдмунд, и незнакомец понесся дальше.
– Кто это? – спросил Ленокс.
– Дэниэл Маран.
– Что?! Встретить его лично… какое странное совпадение.
– Вообще-то ничего странного. Он является на каждом шагу как привидение, Парламент для него тесноват. Уж раз в день я его точно вижу. Но почему ты так удивлен?
– Возможно, он замешан в деле, которое я веду.
– Не может быть! Как?
Ленокс вкратце рассказал брату о «Сентябре», Уилсоне, Батлере, Лайсандере, о происшествии в поместье Марана, в результате чего погиб Уилсон. Упомянул о том, что приехал не просто так, а взглянуть на папку, которую должен был переслать Арлингтон, и напомнил о Джеймсе Пейсоне.
– Очень странно, – озабоченно нахмурился Эдмунд. – Маран и все, что ты сказал.
– Да? Почему?
– Могу поклясться… Да, совершенно точно могу сказать, что как раз на днях, когда я хотел с ним поговорить, он принимал этого самого Лайсандера.
– Что ты говоришь? – Ленокс напряженно слушал.
– Я сунулся к нему в офис – хотел кое-что узнать, – со мной, кстати, был Джеймс Хилари, а Маран сказал, что занят, и представил нас Лайсандеру – но как-то наспех.
– Эдмунд, припомни, когда это произошло?
– М-м… в прошлый… в прошлый четверг? Да, думаю, так.
– А зачем ты хотел видеть Марана?
– Да пустяки, мне дали небольшое поручение – ничего серьезного. Несколько вопросов военного снабжения. Какие-то непонятные расходы, но, конечно, все выяснится. Так все-таки, Чарлз, что там с Лайсандером?
Мысли Ленокса перескакивали с одного на другое, и отвечал он невпопад. Когда они наконец пришли в маленький, заваленный бумагами офис, детектив тут же присел и что-то записал в блокнот. Только после этого он потянулся за досье Джеймса Пейсона, которое лежало на столе Эдмунда. Тонкая папка, на вид никак не связанная с делом. Ленокс попытался извлечь из глубин памяти что-нибудь о тех днях, когда Джордж Пейсон только-только женился, но на ум ничего не приходило. Он открыл папку, предчувствуя разочарование и в то же время надеясь на чудо. После обычных приветствий врач второго батальона писал:
В лагере уже поползли слухи, доходящие порой до нелепицы, о том, как погиб капитан Пейсон… Комиссия пришла к выводу, что пока идет повторное расследование обстоятельств гибели капитана Пейсона, слухи пресекать не следует, поскольку, во-первых, мы уверены, что капитан не был убит противником, а во-вторых, не исключаем инсценировку, цель которой – представить его смерть как самоубийство… Каковы бы ни были окончательные выводы комиссии, смерть капитана Пейсона не делает чести двенадцатому полку или второму батальону, посему мы считаем, что должны быть приняты все меры для сокрытия истинных причин его гибели, дабы поддержать боевой дух… Далее предлагаем ознакомиться с начальными выводами следствия…
Ниже во всех подробностях описывалась рана Пейсона, и каким образом она могла быть нанесена. Быстро пробежав глазами эту часть, Ленокс перешел к приложению, написанному той же рукой.
В результате серьезного расследования мы должны признать, что наша исходная гипотеза не подтвердилась, и капитан Пейсон действительно покончил с собой… Хотя угол, под которым вошла пуля, довольно необычен, его нельзя назвать невероятным… что же касается ран на лице и груди покойного, то они безусловно оставлены животным, что неудивительно, если учесть, до какого истощения доведены местные домашние животные… Идущий от трупа запах аниса свидетельствует, что останки нашли собаки… и, принимая во внимание тот факт, что Пейсон отправился на прогулку один, хотя это совсем не входило в его привычки, мы вынуждены поверить, что он совершил заранее обдуманное самоубийство…
Ленокс еще раз перечитал отчет. Брат сидел у окна, вытряхивая на улицу пепел из трубки. В комнату дул холодный ветер, но Ленокса бросило в жар. Подумать только: отчет двадцатилетней давности о самоубийстве Джеймса Пейсона как две капли воды похож на заключение о самоубийстве Питера Уилсона, сделанное недавно Мак-Коннеллом. Два человека, входившие в узкий круг офицеров одного и того же батальона, погибли при весьма схожих туманных обстоятельствах – и это случайность? Конечно же, нет! Разумеется, нет!
Но и это еще не все. Волосы вставали дыбом, стоило Леноксу подумать, что Джеймс и Джордж Пейсоны погибли одинаково: их тела найдены под открытым небом, были истерзаны животными, жизнь обоих оборвалась в двадцать лет.
– Черт бы побрал это общество, – пробормотал Ленокс. – Эдмунд, взять папку с собой мне, полагаю, нельзя?
Они оба видели надпись, сделанную Арлингтоном: «Собственность правительства. Не выносить из здания».
– Думаю, не стоит, Чарлз. Отвратительная ситуация, но… Дело настолько важное?
Ленокс замахал руками:
– Что ты, конечно, я понимаю. Давай сделаем так: ты не против, если Мак-Коннелл приедет и посмотрит ее у тебя?
– Отнюдь, при условии, что он приедет сегодня.
– Тогда я немедленно его пришлю. Сам возвращаться не буду. Спасибо большое за обед, Эдмунд. Увидимся, как только доведу это дело до конца, хорошо?
– Договорились. Может, объяснишь, в чем суть?
– Хотел бы я знать, – хватая пальто и устремляясь к выходу, пробормотал Ленокс.