Текст книги "Общество "Сентябрь""

Автор книги: Чарльз Финч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 7

В узкой комнате стоял полумрак: единственное окошко почти не пропускало света. Спальня, как и гостиная, отличалась простотой, и, как и в гостиной, в ней еще не прибирали. Несмотря на то что постель была раскрыта, одежда перед платяным шкафом раскидана, а вокруг стоящего под окном кресла громоздились книги, дух здесь витал тот же, что в гостиной – светлый, домашний. Очень славный молодой человек, подумалось Леноксу.

Леди Пейсон все-таки присела в кресло, Мак-Коннелл развел огонь в печке.

– Чересчур прохладно, – сказал он, как только вошел. – Надеюсь, дрова ты уже обшарил и никаких улик там больше нет?

Теперь они с Леноксом шаг за шагом осматривали спальню, но пока их единственной находкой оставался дохлый кот, лежавший в самом центре комнаты.

– Ты бы все-таки ввел меня в курс дела, – попросил Мак-Коннелл.

Давно уже доктор не выглядел так хорошо, во всяком случае, с тех пор, как начал пить. Красивый, рослый шотландец смотрел на мир с легкой усмешкой и неподдельным участием. Сказочный брак с красавицей Тото – юной, очаровательной, богатой и вспыльчивой в придачу, привел к тому, что талантливый хирург Мак-Коннелл отошел от практики. Семейной идиллии, однако, не получилось, и временами казалось, что развод неминуем. Тогда-то опечаленный Мак-Коннелл стал искать утешения в бутылке. Правда, в последнее время дела пошли на лад: Мак-Коннелл понемногу приходил в себя, Тото повзрослела. Семейная жизнь – тайна за семью печатями, но у человека все написано на лице: Мак-Коннелл выглядел веселее, особенно когда помогал Леноксу распутывать преступления. Повеселела и Тото. Они стали старше, утратили беспечность, но шторм миновал, и на горизонте брезжил новый берег. Во всяком случае, их друзья горячо на это надеялись. Запавшие глаза шотландца еще напоминали о тяжелых днях, однако радостный настрой, как считал Ленокс, говорил о пусть и не полном, но примирении с Тото.

Чарлз в двух словах объяснил суть дела.

– Только бы не оказалось, что сорвал тебя из-за пустяка.

– Пусть будет кот. Ничуть не хуже, чем все остальное. Животные, растения, минералы – не вижу особой разницы, я больше не лечащий врач. Мне все подойдет.

Говоря это, он улыбался, но Ленокс заметил в его улыбке привычную горечь.

Кот был как кот: белый, лоснящийся, ухоженный. Заколот ударом ножа в шею. Ленокс зажег лампу и нагнулся над трупом, убеждаясь, что орудие убийства и впрямь старомодный ножичек для разрезания конвертов. На широкой серебряной рукоятке выгравирована прописная буква «П».

Мак-Коннелл склонился рядом, провел рукой по кошачьей шерсти.

– Только одна рана, – произнес он. – Непонятно.

– Что именно?

Мак-Коннелл поскреб подбородок.

– Ты когда-нибудь пробовал заколоть кота?

– А как же! Сотни раз.

Шотландец рассмеялся:

– Извини, но коты – животные непокладистые. Их не удержишь: царапают, вырываются. Я вообще, знаешь ли, предпочитаю собак. Шотландские терьеры – просто чудо.

– То есть их убивать приятнее?

– Будет тебе, не ерничай.

– Однако ты прав, вряд ли справиться с ним было легко.

– Вот именно. И дело тут не в силе. Человек хочет ударить в определенное место, животное вырывается, попасть с первого раза вряд ли получится. Я бы не удивился, увидь я семь или восемь неглубоких ножевых ранений, а здесь одно, нанесенное со всей силы.

– Значит, либо убивали вдвоем, либо коту чего-то подмешали? – сделал вывод Ленокс.

– Скажу тебе, как только выясню.

– Давай поднимем его.

Кот был пригвожден к полу, поэтому сначала Мак-Коннелл осторожно вытащил нож и положил его в карман полотняного мешка, захваченного на этот случай. Сам кошачий труп спрятали в мешок.

– Смотри, что это? – спросил вдруг Ленокс.

На полу, в луже крови, валялся пропитанный красной влагой клочок бумаги со следом от лезвия в середине. Ленокс поднял находку. Один уголок не окрасился, край остался голубым: бумага для писем, понял Ленокс. Оказалось, что листок сложен вдвое.

– Здесь написано… написано: х12/42 45 31 25/х2.

Детектив озадаченно взглянул на Мак-Коннелла:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Это по твоей части. – Доктор протянул ему пакетик, и Чарлз, убедившись, что больше отметок нет, положил записку туда.

– Какой-то шифр, но какой? – пробормотал Ленокс.

Он осмотрел всю комнату, но не нашел больше ничего интересного, ничего, что бросалось бы в глаза, как предметы на индийском ковре. Впрочем, с пустыми руками он не остался. На прикроватной тумбочке лежала незаполненная бальная карточка, по всей видимости, с бала в колледже Иисуса. На обратной стороне – одна фраза: «Хорошо, сэр, я так и сделаю» – и подпись: «Роланд Лайт». Леди Аннабел пояснила, что так зовут слугу, который убирает комнаты, разводит огонь в камине и готовит еду. Больше ничего примечательного они не обнаружили.

– Пообедаем? – еле слышно спросил Мак-Коннелл.

– Я не могу оставить леди Аннабел.

– Так узнай, что она намерена делать.

– Хорошо, сейчас.

Леди Аннабел словно застыла, протянув руки к печке и не сводя взгляда с горящих углей.

– Увижу ли я его когда-нибудь? – И она снова сжала ожерелье.

– Я безусловно на это надеюсь, леди Пейсон.

Она вдруг повернулась к Леноксу:

– Но откуда мне знать, что вы правы? Действительно ли вы хороший сыщик?

– Честно говоря, да. Но если вы сочтете нужным обратиться в полицию, то я от всей души поддержу это решение.

– А, полиция… – Она только махнула рукой.

– В любом случае сейчас вам нужнее всего отдых. Может, вернетесь к вашему брату?

– Может быть, – устало согласилась она. – А что предпримете вы?

– Днем опрошу всех, кого найду. Вечером постараюсь увязать полученные сведения. Завтра утром, полагаю, вернусь в Лондон, работы впереди много.

– Вы уедете из Оксфорда?!

– Всего лишь на день-два, леди Пейсон. И разумеется, на это время здесь останется мой надежный друг.

– Кто же?

– Прошу прощения, на этот вопрос я ответить не могу.

Она все-таки согласилась уехать, но перед тем Ленокс долго провожал ее до тоскливо-помпезной кареты и долго уверял, что будет незамедлительно сообщать обо всех новостях расследования.

В это время Мак-Коннелл с аппетитом ел яблоко во дворе Линкольн-колледжа. Полотняный мешок он держал под мышкой.

– Проводил? – поинтересовался врач.

– Да. Бедная женщина, – задумчиво ответил Ленокс.

– Держится из последних сил.

С Хай-стрит они повернули на Корнмаркет-стрит, а оттуда на улицу Сент-Джайлс, где очень быстро отыскался дом номер двенадцать и Ленокс ввел друга в свой любимый оксфордский паб «Ягненок и флаг», ничуть не уступающий «Дерну». (Прогулки по Оксфорду неизбежно превращаются в прогулки по пабам.) Непонятно, как в современном мире сохранился постоялый двор восемнадцатого века. Когда-то давно лошадей тут ждали стойло и охапка сена, путников – место отдыха перед утренним отъездом на север, и в самый неурочный час, в самое скверное ненастье любой странник знал, что получит здесь кружку эля и добрую порцию еды. Да и теперь, если вы в Оксфорде хотели нанять пролетку или кеб, вам стоило идти прямиком в «Ягненок и флаг». С 1695 года это заведение принадлежало колледжу Святого Иоанна. Шесть или восемь причудливых по форме, плохо освещенных, безо всякого замысла слепленных вместе комнат сохранили неповторимый дух времени: под этими почерневшими балками ночевали когда-то короли и выпивали нищие.

Сидя за столиком у окна с видом на широкое поле – угодья колледжа Святого Иоанна, – Ленокс и Мак-Коннелл вели непринужденный разговор. В последние годы совместная работа сводила их все чаще, и секретов между ними почти не было. Прошло не меньше получаса, прежде чем их кружки опустели и Мак-Коннелл решил наконец заказать обед.

– Что можно съесть без риска для здоровья? – поинтересовался он, просмотрев меню.

– Ну, я в свое время перепробовал все, – ответил Ленокс. Сам он после плотного завтрака обедать не собирался.

Мак-Коннелл взял ромштекс, глазунью и картофельное пюре, оба заказали по пинте осеннего эля. Грузный краснолицый бармен принес к тому же сандвич с холодным цыпленком и бутылку пива: Ленокс предусмотрительно запасся на вечер.

Эль и беседа настроили детектива на ностальгический лад, но приятные воспоминания омрачала тревога за Джорджа Пейсона, который – в этом Ленокс уже не сомневался – был славным малым.

ГЛАВА 8

В девяностых годах одиннадцатого века – чуть раньше или чуть позже, история умалчивает, но горечь от битвы при Гастингсе [10]10
  Битва при Гастингсе произошла между саксами и норманнами в 1066 г., когда Вильгельм Завоеватель одержал победу и стал королем Англии.


[Закрыть]была еще свежа, а со времен «Книги Страшного суда» [11]11
  «Книга Страшного суда» – свод материалов всеобщей поземельной переписи в Англии, предпринятой по инициативе Вильгельма Завоевателя в 1086 г.


[Закрыть]едва ли прошло десять лет, – на постоялом дворе, а может, в церкви собрались для беседы безымянный клирик и пара студентов. Так зародился Оксфордский университет. Как раз тут из Франции, после студенческого бунта, к неизвестным отцам-основателям потянулись школяры из Парижского университета – и Оксфорд расцвел. Первый университет в Англии, один из немногих в Европе – не прошло и века, как он стал центром высшего образования во всем мире. Прежде всего Оксфорд изумлял количеством собранных книг: сотни и сотни. Благодаря этим книгам и людям, по ним преподававшим, в приходы, раскиданные по всей стране, разъезжались поколения пастырей, неся пастве оксфордское знание, оксфордский образ мыслей, оксфордский подход к обучению. Так возник мир идей, не знавший разницы между Йоркширом и Девоном, так возникло единство взглядов и представлений, впервые объединившее людей во всей Англии, да и во всей Европе.

Ha заре тринадцатого века, в день опять же в анналы не вошедший, появился первый оксфордский колледж – может, Мертон, а может, Университетский. Поначалу, наверное, это вовсе и не колледж был, а дом, где студент мог снимать жилье и столоваться, но с каждым нажитым годом колледжи крепли, число их росло, пока наконец к началу пятнадцатого века не сформировался истинный облик и дух Оксфорда.

У времени свои дары, подумалось Леноксу. В эти окна по-другому – ярче и значительнее – светит полуденное солнце, и даже в зданиях, не посвященных Богу, благоговеешь. Вливаясь в почти тысячелетний поток оксфордских студентов, ощущаешь свою смертность и в то же время – толику бессмертия: ведь это место принадлежит вечности, и ты, стало быть, тоже.

Разглядывая такие родные стрельчатые окна, Ленокс пересек широкий мощеный двор Бейллиол-колледжа, где прошли его студенческие годы. Он улыбался почти счастливо, но с оттенком грусти – как человек, вернувшийся туда, где ему было хорошо. Тогда, переступив порог детства и родительской усадьбы, он попал в неизведанный мир, где ждали новые друзья и новые знания. Какими огромными казались всего несколько центральных улиц Оксфорда, растянувшихся на четверть мили от Сент-Джайлс до Сент-Олдейтс, от колледжа Святого Иоанна до Крайст-Черч, каким несметным – число магазинов на них.

Теперь он стал старше и чувствовал это. Ему почти сорок. Он все еще холостяк. Одни мечты воплотились, другие так и остались мечтами. Чарлз Ленокс с детства знал, что станет членом Парламента – но этого не случилось. Он мечтал о сыне.

Вот что он открыл: именно то, что кажется непременным, иногда не случается. Ленокс-студент этого бы не понял.

Во дворике Бейллиол-колледжа Чарлз провел около часа, размышляя над обстоятельствами дела, и в результате пришел к выводу, что они серьезнее, чем он полагал. В том, что накануне утром молодой Пейсон ничего не объяснил матери, удивительного как раз не было: Ленокс припомнил, как свято оберегают студенты личную жизнь от чужого вмешательства, делая исключение лишь для друзей, так что приди леди Пейсон на час раньше, Джордж все равно ничего бы не сказал. Слишком явное посягательство на независимость. А вот странный, почти нарочитый беспорядок в комнате Пейсона, вкупе с белым котом, который при ближайшем рассмотрении утратил всякую комичность, не сулил ничего хорошего.

Со скамейки во дворике детектив поднялся еще более озадаченным, чем прежде, но теперь он лучше видел, что именно его озадачивает.

Однако нужно отогнать грустные мысли.

Сыщик должен уметь многое, в том числе и перевоплощаться: сейчас Леноксу требовалось стать веселым и легкомысленным. Облокотившись на позолоченную ограду Линкольн-колледжа (куда отправился прямиком из Бейллиола), он примеривался к роли беззаботного дядюшки Джорджа Пейсона, приехавшего навестить племянника. Новоиспеченный дядя вертел в руках тросточку, мычал что-то себе под нос, с интересом разглядывал все вокруг, но при этом не забывал посматривать на ворота, выискивая студента, готового ответить на вопросы не в меру любопытного родственника. В ожидании подходящего собеседника он читал «Таймс».

Газета писала о том же, что и всегда. Пространная статья, осуждавшая принятый летом закон о новом ограничении скорости: до двух миль в час в населенных пунктах, до четырех – за их пределами. Негодующий редактор усматривал в этом «посягательство на привычный распорядок жизни». По уточненным сведениям, Джон Сурратт, предполагаемый соучастник в убийстве Авраама Линкольна, бежал в Канаду, а оттуда перебрался за океан. (Как и многие англичане, Ленокс искренно восхищался президентом Линкольном и внимательно следил за ходом Гражданской войны в Америке. Слава Богу, она закончилась. Одни только списки погибших, публикуемые в газетах, надолго повергали его в отчаяние.) Только что завершилась и Австро-Прусская война – удачный год для сторонников мира во всем мире. Принцесса Хелена, третья дочь королевы Виктории, летом вышла замуж за… Ленокс поискал в газете имя принца, чтобы произнести шутки ради… Христиан Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Августенбург. Силы небесные! Но главная новость, приведшая Чарлза, сына своего времени и горячего сторонника технического прогресса, в полный восторг, – завершена укладка подводного телеграфного кабеля через Атлантический океан! Если он правильно понимал – а он первый признался бы, что понимает мало, – проложенный кабель позволит обмениваться телеграммами между Европой и Америкой! «Что сказал бы мой дед?» – думал Ленокс. «О дивный новый мир»… [12]12
  Строка из пьесы У. Шекспира «Буря».


[Закрыть]

Все это время он наблюдал за редкими студентами, появляющимися в воротах колледжа. Первый – высокий юноша, критически взирающий сквозь очки на окружающий мир, не годился. Не годился и второй: с первого взгляда было видно ошарашенного первокурсника. Третий проскочил с такой скоростью, что Ленокс даже рта не успел раскрыть. Зато четвертый, – судя по цветку в петлице, уравновешенный второкурсник, – выглядел бодро, и разговор мог получиться.

С удовольствием входя в роль, Чарлз выдал заготовленную реплику:

– Э… простите, не могли бы вы уделить мне минутку? Бога ради, извините за беспокойство… меня зовут Чарлз Пейсон.

Ленокс пожал руку студенту, который, несмотря на замешательство, ответил вежливым кивком, словно желающие представиться незнакомцы бросались к нему по несколько раз на дню.

– Я решил обратиться к вам. Видите ли, мой племянник, Джордж Пейсон, учится здесь, в Линкольне. В Оксфорде я проездом, и мне, сами понимаете, захотелось его навестить, но никак не могу его отыскать.

– Ах вот оно что. – Лицо молодого человека прояснилось, когда он услышал о Джордже.

– Не подскажете, кто его друзья? Буду вам очень обязан.

– Мне не хотелось бы сообщать сведения, которые могут… могут… Сам, право, не знаю, что они могут сделать.

– Что ж, вполне объяснимо, – устремив взор в небеса, согласился Ленокс. – Знаете, я ведь тоже из Линкольна. Отличный колледж, правда?

Он и сам удивлялся, до чего ему удается роль грубовато-сердечного лондонского бонвивана.

– Юность, спортивные состязания, надежды на будущее. Что ж, не смею задерживать. Еще раз извините, что задержал.

Студент замялся.

– Э… думаю, ничего страшного не случится. Вы ведь его дядя, так? Наверное, брат отца?

Ленокс кивнул.

– Ну, они неразлучная троица: Пейсон, Билл Дабни и Том Стамп. У Дабни и Стампа три комнаты окнами в зеленый дворик. Помните старую каменную лестницу? Вот по ней, а потом через длинный коридор.

Ленокс, не имевший ни малейшего представления, куда идти, радостно закивал:

– Там такая красотища, верно?

А сам подумал: «Зря я не пошел на сцену». Он уже сочинил своему персонажу военное прошлое, на случай если бы разговор свернул в это русло.

– Точно. Желаю поскорее найти Пейсона. Хороший парень.

– Спасибо, – откликнулся Ленокс и еще раз пожал руку собеседнику.

Тихо насвистывая, детектив направился к воротам, на ходу сочиняя убедительную историю, дабы портье пропустил его в колледж. Однако история не потребовалась: портье разговаривал со студентом, просившим проверить почту, и во внутренний дворик Ленокс проследовал беспрепятственно. На его счастье, найти дорогу не составило труда: помня наставления второкурсника, он просто следовал указателям в глубине двора.

Изумрудный плющ скрывал не только стены, но и вход в здание, однако Чарлз сразу попал в нужную дверь, поднялся по лестнице и постучал в первую же комнату. Глаза вышедшего на стук студента слипались – по всему видно, Ленокс вытащил его из постели.

– Дабни и Стамп? – только и сказал Чарлз.

– Следующий этаж, налево, – ответил парень и не церемонясь закрыл дверь.

На втором этаже Леноксу не пришлось ничего спрашивать: нужная дверь была приоткрыта. На стук Чарлза вышел светловолосый молодой человек. За его спиной виднелась неприбранная комната; письменный стол красноречиво свидетельствовал о том, что студента оторвали не от сна, а от занятий. Смотрел он несколько осовело, но сохранил любезность.

– Вы Билл Дабни? – спросил Ленокс.

– Нет, я Том Стамп. Разрешите узнать, кто вы?

– Меня зовут Чарлз Ленокс. – Они обменялись рукопожатиями. – Я пришел, потому что надеялся поговорить с вами и с вашим соседом о Джордже Пейсоне.

– Вы его родственник? Кто-то из близких?

– Нет. Я детектив.

Том Стамп побледнел.

– Детектив. Значит, Джордж пропал?

– Почему вы так решили? – быстро спросил Ленокс.

– Потому что ни Билла, ни Джорджа я не видел уже несколько дней. И я сам чертовски беспокоюсь.

– В полицию обращались?

– Пока нет.

– Почему?

– Даже не знаю. Завтра у меня семестровый – я хочу сказать, экзамен, – и всерьез я задумался о ребятах только часа два назад. Думал, забегу в деканат, спрошу там, если они не вернутся.

– А у Дабни в комнате ничего необычного не находили? Может, следы спешки или борьбы?

– Да нет, ничего подобного. Если только… подождите – я и вправду нашел… Вот. – Юноша жестом пригласил Ленокса в комнату, достал какую-то книгу и вытащил заложенный в нее клочок бумаги. – Вам это что-нибудь говорит? – спросил он, протягивая клочок Чарлзу.

Ленокс задумчиво сощурился. Находка Тома подтверждала выводы, к которым он пришел на скамейке в Бейллиол-колледже. Обыкновенная клубная карточка с вытисненными словами: «ОБЩЕСТВО „СЕНТЯБРЬ“».

ГЛАВА 9

– Дабни и Пейсон – ваши самые близкие друзья в Оксфорде? – вернулся к расспросам Ленокс.

– Конечно. Мы неразлучны.

– Как вы подружились?

– На посвящении. На первом курсе всех новичков собрали в Шелдонском театре. У вас было посвящение в студенты? Все приходят в шапочках, мантиях, смокингах, глава университета зачитывает речь по-латыни, ты даешь клятву не разводить костров в читальнях – и после этого, как я понимаю, навсегда становишься оксфордцем. Когда церемония закончена, все идут пить пиво в таверну «Белая лошадь», напротив театра. Так получилось, что мы остались там последними из Линкольн-колледжа: Билл, Джордж и я, – потягивали пиво, курили. С тех пор мы друг без друга никуда.

Ленокс и Стамп сидели на скамейке в зеленом дворике. Время шло к пяти, небо затягивали тучи, по плющу стекали первые капли дождя. Стамп курил.

Молодой человек относился к тем, кого называют «душа компании»: роста небольшого, но привлекательный, с выразительными чертами лица. Он был в костюме, хотя и без галстука. Копна светлых волос и постоянно спадавшая на лицо прядь запоминались, пожалуй, больше всего.

– Не могли бы вы описать каждого из них по отдельности?

– Непростая задачка. Дабни, наверное, больше подвержен перепадам настроения, он часто переживал из-за учебы. Да и по характеру мы с Пейсоном ему уступали: он, знаете ли, несгибаемый мидлендский парень. Но в остальное время с ним всегда весело, и, уж что совершенно точно, он самый верный друг на свете. Что еще? У него темные волосы, и он чертовски умный. А веселее всего в нашей компании было с Пейсоном. Он любил срываться на балы в Лондон – я даже подумывал, нет ли у него там девушки. Иногда он говорил, что Оксфорд для него тесноват. Пейсон рыжий.

Ленокс сделал запись в блокноте.

– Да, читал он в очках, но в остальном обходился без них. По способностям уступал Дабни, впрочем, как и я.

– Расскажите, что вы изучаете.

– Ах да. Как же я забыл… – Стамп затушил сигарету. – Моя специальность – история. Наверное, в будущем пойду в политику. Как отец.

Ленокс с трудом удержался, чтобы не спросить, как туда идут.

– А Дабни?

– О, у Дабни сугубо классическое направление: античный мир, античная история. Говорю же, он из нас самый умный. Я из Вергилия едва десять строчек одолел, когда учился в Винчестерском колледже. Все норовил улизнуть на регби и другие игры.

– По-моему, игроки в регби немножко крупнее, – заметил Ленокс.

Стамп рассмеялся:

– Да уж, немножко. Зато мне легче проскользнуть между ними – так я себя убедил. В Оксфорде шансов попасть в команду у меня нет, но в школе все иначе: игры идут между школьными домами. Люди всегда нужны, возможность сыграть есть у каждого.

– Вернемся к Пейсону. – Ленокс, хоть и знал ответ, хотел услышать его еще раз.

– В каком смысле?..

– Что изучал он?

– А, верно. Как и я – историю. Может, поэтому мы с ним чуть ближе, чем со стариной Дабни. Столько времени вместе провели, и тьютор [13]13
  Тьютор – организатор учебного процесса студента, наставник, который разрабатывает индивидуальные программы обучения своих подопечных.


[Закрыть]у нас общий – тот еще тип, каждый день ходит в одном и том же.

Теперь засмеялся Ленокс:

– В одинаковых костюмах или в одном и том же костюме?

Стамп не мог не расхохотаться:

– Правильный вопрос. Мы весь первый курс спорили, пока Пейсону не пришла в голову мысль – с Джорджем не соскучишься! – как установить истину. Он вот что придумал: притворился, будто споткнулся о порог, и, чтобы устоять, вцепился в плечо Стендиша. Стендиш – это наш тьютор. Только перед этим он окунул палец в зеленые чернила. Так, смочил слегка, чтобы пятно посадить. Пиджак клетчатый, пятно было очень заметно. Мы просто покатывались со смеху весь урок. Пришлось сказать, что угораем над какой-то нелепицей в истории Девятилетней войны.

– И на следующий день? – не удержался Ленокс.

– Тот же самый пиджак. – Стамп залился звонким смехом. – Господи, я очень надеюсь, что у них все хорошо. У обоих.

– Кстати, о Джордже. Разве ему не предстоял тот же экзамен, что и вам завтра? Не могли же вы не заметить его отсутствие?

– Нет, мой экзамен – это, можно сказать, пересдача. В последнем семестре дела у меня шли неважно, и мне позволили отложить экзамен до начала осеннего семестра. Работы невпроворот, я чуть не загнулся. Поэтому старину Стендиша и другого нашего тьютора – Дженкинса – видел не часто. Не столько, сколько положено. И Пейсона тоже.

– Вы позволите мне осмотреть комнаты? Я хотел бы внимательнее взглянуть на вещи Дабни. У Пейсона я уже был.

– Разумеется, – ответил Стамп.

По пути наверх Ленокс спросил:

– Почему эта карточка с надписью «Общество „Сентябрь“» бросилась вам в глаза?

– Да просто я о таком не слышал, и странно показалось, что Дабс куда-то вступил, а мне не сказал.

– Вы не припомните, может, у Джорджа Пейсона и Уильяма Дабни был какой-нибудь общий знакомый?

– А как же. Я. Самое очевидное звено между ними. – Стамп закурил новую сигарету. – Господи, когда вы так говорите – «Уильям» вместо Билл, – кажется, что мы на похоронах. Слишком официально.

– А кого-нибудь еще? Другое звено?

– Ах да! Совсем вылетело, простите. Есть такой – профессор Хетч. Он их куратор – тут уж кого к кому записали. Живет в большом доме на Холиуэлл-стрит, сразу за «Королевским гербом», часто устраивает вечеринки. Самое главное – вечеринки могут состояться когда угодно: одна была в четверг, ей-богу! Я даже порадовался тогда, что Хетч не мой руководитель, а то бы я ничего в тот вечер не выучил! Ребята притащили туда своего кота, не в первый раз, правда, и он слонялся по всему дому. Иногда они девчонок из Лондона туда привозят – ну, не в четверг, конечно. В любом случае они ходят у Хетча в любимчиках.

– А кот, о котором вы сказали, он белый?

– Верно. У него кличка, как у Эдуарда Первого – Длинноногий: они утверждали, что кот выше среднего роста. По мне, так нет в нем ничего необычного, и мы здорово поспорили на тему среднестатистического кошачьего роста. – Стамп захохотал, вспоминая перепалку. – А кота им жена декана дала.

– Не припомните еще кого-нибудь из их общих знакомых?

– Не думаю. Или… может, Энди Скратч? Славный малый, только из другой компании, с третьего курса. Они знакомы по общественному комитету: организуют всякие мероприятия в колледже. Энди легко найти: по вечерам он обычно играет в карты с барменом в «Митре», на Терл-стрит. Светловолосый такой.

– Кто? Скратч или бармен?

– Скратч.

Они пришли в комнаты.

– Если вы больше дружны с Пейсоном, почему поселились с Дабни? – продолжал вопросы Ленокс.

– Нет, боюсь, я неловко выразился. В нашей дружбе нет предпочтений, и мы хотели поселиться втроем в трешке, но вместе поселили только меня и Дабни. По-моему – но это строго между нами, – вмешалась мать Джорджа: у него лучшие апартаменты в колледже.

– Неужели?

– Да я хоть сейчас поменяюсь. Правда, ему там, пожалуй, одиноко, и он больше времени проводит у нас и в «Митре», чем дома. Чтоб было с кем поговорить. Пейсон – он общительный. Такие могут дружить с капитаном школьной сборной по крикету, при том что сами в крикет не играют. Я хочу сказать: люди к нему тянутся.

Ленокс не смог сдержать улыбку: сказано было метко.

В комнате ничего особенного не нашлось. Повсюду лежали книги, теннисные ракетки, разбросанная обувь, приличный ворох бумаг, испещренных латинскими переводами, и заметки, сделанные для семинаров. На одном листе бумаги с обратной стороны несколько раз было от руки написано: «Джордж Пейсон».

– Не подскажете, что бы это могло значить?

Стамп пожал плечами:

– Может, это Джордж от скуки расписывался? Я тоже иногда рисую на лекциях.

– Может быть, – согласился Ленокс.

В глаза бросалась довольно большая коллекция спичечных коробков.

– Дабни курит?

– Нет. Просто так собирал.

– Да, похоже: они все из разных клубов и баров.

– Помнится, он завелся, когда я стянул один.

– Странно.

– Да нет, я же говорил, Дабс частенько бывает не в духе.

Среди остальных вещей ничего примечательного не попадалось. Так, случайные мелочи. Факты повседневной жизни мало что говорили о Дабни, и портрет у Ленокса не складывался.

– А где вы нашли карточку «Общество „Сентябрь“»?

– Лежала сверху на стопке книг. – Стамп снова потянулся за коробком из коллекции Дабни, чтобы зажечь сигарету. – Всего за час до вашего прихода. Я сунул куда-то биографию Кромвеля – очень надеюсь, что она хотя бы там и лежит, – вот и полез искать у Дабса.

Тщательный осмотр комнаты был завершен. Ленокс взглянул за окно. Стемнело.

– Спасибо, вы мне очень помогли.

– Не стоит благодарности. Вы ведь найдете их, верно?

– Откуда вы родом?

Стамп откинул с лица волосы.

– А что? Я из Лондона. Почему вы спрашиваете?

– На вашем месте я провел бы выходные дома.

– Да почему?

– Двое ваших лучших друзей исчезли. Я предлагаю проявить осторожность, не впадая в панику. Осторожность в любом случае не помешает. Дело непростое.

Изумлению Стампа не было предела.

– Ничего себе. Возможно, я так и сделаю, – ответил он и снова повторил: – Ничего себе.

Он проводил Ленокса вниз, до выхода во внутренний дворик. Чарлз на прощание взглянул молодому человеку в лицо и понял, что вопреки его совету тот запаниковал.