Текст книги "Война Чарли"

Автор книги: Чарли Стелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

22

Была почти полночь, когда агенту Томасу наконец удалось побеседовать с Кучча без посторонних. Нью-йоркский гангстер стоял за рулеточным столом в толпе азиатов и наблюдал за игрой с минимальной ставкой в пятьдесят долларов. Томас заметил, что Кучча вертит в руке две черные фишки.

– Они что, поддельные или ты боишься ставить? – поддразнил его Томас.

Увидев агента, Кучча ухмыльнулся:

– А я все думал, что с тобой приключилось.

– В чем дело?

– Тебе лучше знать, ты ведь на работе, – ответил Кучча. Он подался вперед, глядя, как пожилая японка ставит пять зеленых фишек на номер четырнадцать.

Томас подождал, пока крупье не запустит колесо и не объявит: «Ставок больше нет!»

– Вот чего я никогда не понимал, – заявил Томас, показывая на рулетку. – Как на восточном базаре. Тут от тебя ничего не зависит.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – ответил Кучча.

Когда шарик начал останавливаться, Томас снова склонился к Кучча:

– Теперь я знаю, зачем ты сюда явился.

Кучча сделал вид, что не расслышал.

Заметив в углу рта Кучча струйку слюны, Томас протянул ему салфетку:

– На, вытрись.

Гангстер вздрогнул и отступил на шаг от Томаса.

– Да что с тобой такое, блин?

– Что за коротышка сегодня общался с Франконе?

– Какое мне дело?

– Посредник Джерри Леркази?

– Кто такой Джерри Леркази?

– Ясно, ясно.

– Двойной зеро, зеленые, – объявил крупье, передвигая маркер по разметке.

Оба смотрели, как крупье забирает проигравшие ставки, прежде чем выплатить выигрыш.

– Я говорил с Чарли Пеллеккьей, – сказал Томас.

На секунду лицо Кучча напряглось.

– Кто такой Чарли Пеллеккья?

– Чарли Опера. Он сломал тебе челюсть за то, что ты схватил его жену за задницу.

– Чарли кто?

– Так его прозвали в отделе по борьбе с оргпреступностью. Тамошние парни в ту ночь были в клубе и видели, как ты схлопотал.

Кучча криво ухмыльнулся.

– Он как япошки в Пёрл-Харборе – захватил меня врасплох.

Томас оглядел казино.

– Не знаю. Я с ним только что познакомился. Парень он довольно здоровый.

– Ты меня раздражаешь. В чем дело-то?

– С мистером Пеллеккьей не должно случиться ничего плохого. Я хочу, чтобы это было совершенно ясно.

– Ради бога, – поморщился Кучча. – Что мне, делать больше нечего? Здесь найдутся занятия и поприятнее. – Он показал на часы. – Через десять минут у меня свидание! Кстати, почему бы тебе не заказать девушку по вызову? Здесь, в Неваде, эскорт-услуги вполне легальны.

– Я серьезно говорю, придурок, – сказал Томас. – Иначе наша с тобой сделка летит в трубу.

– Как ты меня обозвал? Придурок?

– Ты меня понял?

Кучча сдавленно хихикнул:

– Сделка летит в трубу! Не в ту ли кучу дерьма, которая вылезла на свет вместе со мной?

Чарли не спалось. Он натянул штаны, рубашку и пробрался на кухню. Может, позвонить жене и ее любовнику – проверить, приходил ли агент АБН к ним? Но сначала он решил проверить автоответчик.

Вернувшись к себе в номер, он обнаружил на автоответчике семь сообщений. Кроме того, ему много раз звонили и, ничего не сказав, вешали трубку. Всего таких звонков набралось пятнадцать.

Прошло несколько дней с тех пор, как напали на него и его жену. Если за ним действительно охотится мафия, шансов на благоприятный исход почти нет, независимо от того, что наобещал ему агент АБН.

Чарли решил найти Николаса Кучча. Взял телефонный справочник и начал обзванивать самые дорогие отели. Когда телефонистка отеля «Белладжио» прощебетала: «Соединяю!» – Чарли повесил трубку.

На этот раз на Дарье было белое трико и черные туфли на высоких каблуках. Она часто дышала после дозы кокаина, которую разделила с Николасом Кучча. Девушка объявила, что ее всегдашняя напарница, Ким, приходит в себя после вчерашнего мальчишника в отеле «Мираж».

– Сколько там было парней? – поинтересовался Кучча, вытирая слюну.

– Говорили, будет десять, – ответила Дарья. – Но, когда попадаешь на такие мероприятия, парней всегда оказывается на два-три больше. Обслуга все знает, но смотрит на такие штучки сквозь пальцы. Особенно если девочка работает соло.

В его теперешнем состоянии до него дошло не сразу. Когда он, наконец, понял, то изумился:

– Соло? Значит, она обслужила десять человек в одиночку?

Дарья отпила большой глоток водки из высокого стакана. Зрачки ее не сразу сфокусировались.

– Обслуживать по полной приходится не всех. – Она тряхнула головой. – Бывает, половину. Иногда больше. Если платят как следует, почему бы и нет? Бизнес есть бизнес.

Кучча отпил чуть-чуть водки из своего стакана.

– Да уж.

Дарья выложила на зеркале еще одну кокаиновую дорожку.

– А потом тебе уже становится все равно. Работаешь-то быстро. Раз-два и готово.

Он вытер водку с подбородка.

– Как твоя челюсть, дорогуша? Тебе получше? – спросила она.

Кучча ее не слышал. Он представлял, как блондинка Ким обслуживает по очереди десять человек на мальчишнике.

– Ты молодец, что вызываешь девушек из агентства, – похвалила его Дарья. – А то у нас тут можно так угоститься, что потом не очухаешься…

– Угоститься? – не понял Кучча. – Чем угоститься?

Дарья хихикнула:

– Таблеточками, глупыш. Девочки специально шляются по барам, высматривают приезжих дураков. Те ведут их к себе, а девочки подсыпают им что-то в питье и обчищают до нитки.

Сквозь прозрачную ткань ее блузки проступал крупный сосок. Кучча потеребил его пальцами.

– Мм, – сказала она, – да ты уже готов, дорогуша!

От кокаина он словно оцепенел.

– Не знаю, – сказал Кучча. – Я свою штуку не чувствую.

Дарья снова хихикнула.

– Я тебе помогу, – сказала она, наклоняясь и расстегивая на нем брюки. – Ну как, нравится?

Глаза его закатились.

– Что нравится?

Лано вышел из номера очень рано утром. Он долго любовался на восход солнца над горами, а потом поехал в больницу «Вэлли», где, как он знал, в палате 2116 лежала Лиза Пеллеккья.

С собой он прихватил оружие, купленное на выставке. За весь небольшой арсенал он выложил двадцать шесть тысяч долларов. Два пистолета и ручную гранату он оставил в машине. В хорошо подогнанной кобуре на голени покоился «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра.

Лано ощущал необходимость оправдаться. Избиение Лизы Пеллеккья стало очередной ошибкой в целой цепи ошибок. Хотя лично он с самого начала был против, он ничего не сделал, чтобы этому помешать. Поэтому теперь ему было так тошно. С какими дешевками приходится работать!

– Я постою на шухере, но к бабе не прикоснусь, – сказал он тогда Джоуи Франконе.

А ведь он мог остановить Франконе. Он должен был остановить его!

Чем больше Лано думал о постигшем его фиаско, тем больше злился на себя. Он не мог уважать человека, способного ударить женщину; еще меньше он уважал таких, как Кучча или Франконе.

И охота на ее мужа тоже была ошибкой. Муж защищал свою жену. Кто может бросить в него камень?

Если бы на месте Чарли Пеллеккьи оказался он, Лано, Кучча сейчас был бы мертв.

Лано прошел по коридорчику к лифту. Проехал один этаж вверх. Пошел по указателю в другой коридор. Остановился у входа в 2116-ю палату, и ему тут же стало не по себе. У постели Лизы сидел мужчина, который, как понял Лано, был ее любовником. Он поднял на Лано глаза и быстро встал.

Лано поднял руки вверх.

– Я просто хочу поговорить, – сказал он. – Только поговорить!

23

Они пили кофе в постели. Было еще совсем рано. Саманта поставила чашку на прикроватную тумбочку и начала рассказывать Чарли о себе.

Ее родители еще живы. У нее есть старшая сестра, школьная учительница. Они с сестрой не дружат. Саманта пробовала поддерживать отношения с родственниками, но они обиделись на нее за то, что она уехала из Северной Дакоты.

– Иногда родителям тяжело отпускать от себя детей, – сказал Чарли.

– А как твои сыновья? – спросила она.

– Я ведь их не воспитывал, – ответил он. – После развода они остались с матерью. Я заезжал к ним раз в неделю. Водил их обедать, покупал бейсбольные перчатки или билеты на рок-концерт. Не успел я оглянуться, как они выросли. Еще до того, как я женился на Лизе. Поступили в колледж, закончили его и зажили своей жизнью. Иногда я чувствую себя виноватым за то, что мало общаюсь с ними, но они оба – хорошие ребята. Выросли неплохими.

Саманта прижалась к его плечу.

– Иногда я скучаю по родным, – призналась она. – Хотя, по-моему, им на меня наплевать. Я им не нужна.

– Ты мне нужна.

От его простых слов все в ней как будто перевернулось. Она порывисто обняла его.

– Какая у тебя любимая опера? – спросила она.

– А?

– Какая у тебя любимая опера? О чем она?

– У меня любимых много. «Дон Джованни», «Риголетто», «Тоска»… Потом «Женитьба Фигаро». Когда я слушаю Моцарта, у меня просто мурашки по спине бегают. Еще немецкие оперы: «Фиделио», «Тристан», «Кавалер роз», «Летучий голландец». Предупреждаю, я могу продолжать до бесконечности.

– Вижу. – Она рассмеялась.

– Но если говорить об ариях, тут совсем другая история, – продолжал Чарли. – Больше всего я люблю Пуччини. Наверное, моя самая любимая – ария Каварадосси из «Тоски», потому что в душе я романтик. Потом еще есть Nessum dorma из «Турандот», Che gelida manina из «Богемы». Все Пуччини. Еще неплохая вещь Improviso из «Андре Шенье». И еще Una furtiva lágrima из «Любовного напитка»…

Саманта улыбалась.

– Что? – спросил он.

– А есть среди них опера о барменше, полюбившей парня, которого только что бросила жена?

– Да, только за парнем еще охотится мафия.

– После вмешательства агента АБН мафия оставляет его в покое.

– Насчет агента АБН не знаю. Он вполне может оказаться не на моей стороне.

Саманта прикрыла глаза.

– Ну, пожалуйста, Чарли, не будь таким пессимистом. Я надеюсь на счастливый конец!

Кэрол закинула ноутбук в сумку и положила в чемодан, всегда лежащий в багажнике ее машины, лишнюю смену белья. Может, ей просто кажется, что Бо где-то рядом, но ждать встречи с ним желания не было.

Она убежит, если нужно бежать. Она всегда может начать жизнь заново в каком-то другом месте. Если бы у нее была паранойя, она бы вернулась в свою квартиру после работы и продолжала жить сегодняшним днем.

А еще ей не хотелось огорчать свою лучшую подругу. Кэрол знала, что Чарли остался у Саманты на ночь. Она понимала, что сейчас третья лишняя, и потому отправилась на работу пораньше.

Кэрол никогда не отказывалась, если ей предлагали поработать сверхурочно. Рано или поздно лишние деньги ей пригодятся.

Обслуживая столики во время утреннего часа пик, Кэрол гадала, увидит ли она когда-нибудь еще Саманту. Если Бо объявится в ее закусочной, придется бежать из Лас-Вегаса, как она бежала из Нового Орлеана и Чикаго.

Но если сейчас Бо будет действовать похитрее, то Кэрол суждено умереть в Лас-Вегасе.

У него оставалось еще несколько часов до выписки из отеля. Билет на сегодняшний рейс был заказан заранее, но Чарли решил задержаться в Лас-Вегасе еще на пару дней. Он понимал, в чем дело. Он все больше влюблялся в Саманту.

Он решил ради безопасности переехать в другой отель. Если мафиози по-прежнему охотятся за ним, нельзя наводить их на Саманту. Они уже навредили одной близкой ему женщине.

Вместе с Самантой он долго гулял по ее кварталу. Она показывала ему окрестности, а он насвистывал увертюры и арии из разных опер, желая произвести на нее впечатление. Наконец, она пошутила: скоро за ними увяжутся все местные собаки.

Они гуляли уже двадцать минут, когда с ними поравнялась черная спортивная машина. Завизжали тормоза. Из окошка высунулся какой-то недомерок азиатского вида и прицелился в Чарли из пистолета.

– Бабах! – сказал он. – Сейчас я тебя убью на хрен, белый мальчик!

24

Аллен Фейн обжирался фаст-фудом и убеждал себя, что все идет отлично. Так бывало всегда, когда он проделывал кое-какие делишки за спиной у Джерри Леркази. Радость победы сменялась леденящим ужасом. В такие дни Фейн в огромных количествах поглощал гамбургеры и прочую дрянь, запивая все это противоязвенными препаратами. Проходило не меньше недели, прежде чем он осмеливался решиться на очередную самостоятельную вылазку.

Может, прислать боссу в подарок свою массажистку? Сделать ему приятное. Фейн не сомневался в том, что Леркази оценит азиатку по достоинству и обязательно предложит ей работу в «Да здравствует тело». Вот взбесится его подружка Бренда! Фейн расплылся в улыбке.

– Бедняжка Бренда, чтоб ее черти драли, – сказал он, подъезжая к закусочной «Макдоналдс».

Ренато Френи сидел в кабинке китайского ресторана в центре Лас-Вегаса наискосок от Джерри Леркази. Он только что поведал местному крестному отцу о сложном положении, в каком очутился после нью-йоркского контракта. Высокая худая китаянка в синих брюках и красной футболке положила перед ним коврик-подставку. Френи кивнул ей.

– Спасибо, дорогуша, – сказал он. – Мне только диетическую колу.

Леркази помешал лапшу в бульоне, зачерпнул горячей жидкости, подул и шумно втянул бульон в себя. Он заговорил только после того, как официантка принесла Френи колу.

– Ну ты и счастливчик, – сказал Леркази, поливая лапшу жгучей горчицей.

– Знаю, – кивнул Френи.

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо.

– Точно?

– Точно, не хочу. – Френи поднял стакан с колой и кивнул Леркази. – Кому рассказать – не поверят.

Леркази покачал головой:

– Я бы точно не поверил. Неужели два раза за два дня?

– Либо я везунчик, либо идиот.

– Самое главное сейчас – твой контракт, – заметил Леркази. – Кстати, почему я ничего о нем не знал до сегодняшнего дня?

Френи еще глотнул диет-колы и вытер губы бумажной салфеткой.

– Не обижайся. Ты ведь знаешь, в моем деле огласка ни к чему.

Леркази кивнул, подкладывая в бульон жареную лапшу.

– Твой подход я уважаю, – сказал он. – И все равно, надо было сначала поставить меня в известность. Мы бы все обговорили заранее.

– Заказ поступил не от какой-нибудь шестерки, – сказал Френи. – Я так понял, что ты в курсе.

– Энтони Кучча в Нью-Йорке, – возразил Леркази. – Нью-йоркские здесь не на своей территории. Здесь все решаю я. Кстати, в Нью-Йорке живет мой двоюродный брат. Я попрошу его кое о чем им напомнить. Мне очень не нравится, когда сюда являются парни из Нью-Йорка или откуда-нибудь еще и гадят, не ставя меня в известность. – Он зачерпнул ложкой пропитавшуюся бульоном лапшу.

– А я решил, что все договорено…

Шумно хлебнув бульона, Леркази предостерегающе поднял руку:

– Прошу тебя, не нужно меня оскорблять. Старик обратился прямо к тебе, чтобы не иметь дела со мной.

– Нас с Энтони Кучча многое связывает, – сказал Френи. – Мы вместе росли.

– Все вполне понятно.

– Вряд ли это может служить утешением, но ведь я ничего не сделал.

– В какие гребаные игры они решили поиграть на моей территории?! Да я, если бы захотел, мог наделать столько шуму!

Френи молчал.

– Тебе известно, как они поступили с женщиной? – спросил Леркази.

– Трудно поверить. Ей выбили зуб?

– Еще труднее объяснить, – кивнул Леркази, придвигая к себе тосты с креветками и разламывая один вилкой. – И гораздо труднее игнорировать. Особенно в моем положении – я завис между папарацци и копами. Ко мне уже заявлялся один местный легавый. Ты говоришь, вокруг этого Пеллеккьи крутятся федералы. Значит, я о них тоже скоро услышу.

Леркази наколол на вилку кусок тоста и окунул в горчицу.

– Я тут подумал… Вот если бы на того типа, Пеллеккью, напали юнцы-отморозки из какой-нибудь уличной банды, лучше китайской или вьетнамской, их же так много в нашем городе! Пусть все выглядит как случайное совпадение: выбегут из проезжающей машины, изобьют, отнимут деньги и уедут. Такое происшествие отвлечет на себя внимание копов. – Леркази принялся жевать.

– А зачем его вообще бить? – спросил Френи. – Зачем вообще снова привлекать к нему внимание?

Леркази пил «Севен-Ап» без сахара прямо из банки.

– Ты не понимаешь, – возразил он. – Если Пеллеккью найдут мертвым, всем станет ясно, что замочили ньюйоркцы, которые нарушили протокол. Я потребую компенсации и буду прав. Пора напомнить иногородним, что Лас-Вегас – не помойка, где они могут обделывать свои грязные делишки. Не удивлюсь, кстати, если в результате один нью-йоркский старичок останется без племянника.

– Mingada, – пробормотал Френи. – Похоже на войну.

Леркази разломил пополам еще один тост.

– Ты точно не хочешь есть? Эти китаезы умеют готовить.

– Я не хочу есть, спасибо.

Леркази говорил, не переставая жевать.

– Я не собираюсь вторгаться в Нью-Йорк, – заявил Леркази. – Так что я никому войну не объявляю – разве что они поведут ее на моей территории.

– Хочешь, чтобы я отказался от контракта?

– Что-то вроде того, – кивнул Леркази. – В последнее время здесь много напортачили. Ты ведь читал о парне, который клал часть выручки к себе в карман? Наши тоже зажирели, обнаглели в край. И в первую очередь тот засранец, который помог нью-йоркским гастролерам. Когда кто-то расслабляется, ему кажется, будто он знает, что делает. Если такому разок повезет, он вообще тупеет, и тогда от него одни неприятности.

– Бенни Бенсоньо?

– Дешевка, – возразил Леркази, шумно отхлебнув бульона. – Долгое время верно служил, а потом обнаглел, расслабился, решил, что можно воровать. Такова человеческая природа.

– Сегодня Пеллеккья уезжает из отеля, – сказал Френи. – Если ты серьезно насчет юнцов-отморозков, придется замочить его в аэропорту. Хотя… кто знает, может, он решит остаться здесь еще на денек, чтобы поиграть на ударных.

Леркази покачал головой:

– Играть на ударных! Больше нечем заняться!

– Я могу взяться за него. Ведь мне уже заплатили.

– У молодых ничего святого, они способны избить человека даже в церкви. Изобьют и уедут – подумаешь, большое дело. Я уже задействовал кое-кого. Судя по тому, что мне рассказали, они уже попробовали подступиться к нему, но он был не один, а с какой-то бабой.

– Что-нибудь еще? – спросил Френи.

Качая головой, Леркази подцепил вилкой жареную креветку, сунул ее в рот и промокнул губы салфеткой. Потом взял ручку и написал на салфетке два имени.

– У меня есть еще один такой Бенни, – сказал он. – И кое-кто еще.

Френи кивнул.

Леркази подтолкнул к нему салфетку; одна фамилия была закрыта большим пальцем. Френи прочитал ту фамилию, что осталась на виду, и спросил:

– А кто другой?

– Идиот из Нью-Йорка, – сказал Леркази, убирая палец. – Тот, который создал все проблемы, потому что вывез сюда свое личное дерьмо.

– Видел я его, – кивнул Френи. – У него челюсть свернута, поэтому он и бесится.

Леркази почесал затылок.

– Знаю, он настоящий придурок. Но, кроме того, он племянник твоего друга.

Френи покачал головой:

– Не проблема. Я ведь больше не живу в Нью-Йорке. Теперь мой дом здесь.

– Хорошо, – сказал Леркази. – Как говорится, дома и стены помогают.

Френи чиркнул спичкой и сжег салфетку в пепельнице. Дождавшись, когда пепел почернеет, он высыпал его на пол и растер каблуком.

– Молодец, – кивнул Леркази. – Хорошо поговорили.

25

У Кэрол внутри снова все сжалось, и она поняла: муж где-то рядом. Она со страхом всматривалась в лица постоянных клиентов, входивших в закусочную. Постоянно оглядывала парковку и улицу – насколько ей было видно из-за двери. Когда управляющий обругал ее за то, что она вышла из-за прилавка, Кэрол заявила, что плохо себя чувствует и ей нужно пораньше уйти.

– Чего-о? – возмутился управляющий. – Да кем ты себя вообразила? Попробуй только уйди пораньше – назад можешь не возвращаться!

– Идет, – сказала Кэрол, направляясь в подсобку, где были шкафчики с одеждой.

– Что «идет»? – не понял управляющий.

– Назад я не вернусь, – сказала Кэрол.

Эйб Гоулд просматривал сводку отдела по борьбе с организованной преступностью, подготовленную для него Альбертом Яндолли. Сам Яндолли, стоя на коленях, разравнивал свежевскопанную землю на клумбе вдоль подъездной дорожки. Его жена и двое детишек обедали в патио за домом.

Яндолли махнул рукой в сторону патио.

– Если ты голоден, Энджи поджарила сосиски, – сказал он.

Гоулд оторвался от сводки.

– Нет, спасибо. Я кое-чего перехватил по пути.

Гоулд еще издали залюбовался домом коллеги. Яндолли всего несколько недель назад его покрасил. Одноэтажный дом голубого цвета стоял на десяти сотках ухоженной земли. Подъездная аллея вымощена. Участок огорожен белой деревянной изгородью. О таком доме сам Гоулд всегда только мечтал.

– Отлично выглядит твой участок, – сказал Гоулд.

Яндолли поднялся с колен.

– Спасибо, – сказал он, отряхивая землю с брюк. – Староват я уже для такой работенки.

Гоулд прочитал присланное по факсу из Нью-Йорка досье на Николаса Кучча. Масса обвинений в незаконном букмекерстве – им Кучча начал заниматься с двадцатидвухлетнего возраста. Отдельно сообщалось о судимости: в двадцать девять лет Кучча получил два года тюрьмы за ростовщичество.

Четырнадцать арестов и ни одной отсидки. Кучча обвиняли в нелегальном букмекерстве и злостном хулиганстве. По сведениям нью-йоркских коллег, в 1992 году Кучча сделался важным лицом в криминальном клане Виньери.

Также в сообщении из Нью-Йорка говорилось следующее.

Кучча женат, детей нет. Содержит двух любовниц. Кроме того, часто заказывает дорогих проституток и девочек по вызову. Извращенец? Постоянно бывает в «Множестве» и «Платине», двух дорогих стриптиз-клубах Нью-Йорка. Алкоголик и кокаинист.

Интересно, подумал Гоулд, почему после слова «извращенец» стоит вопросительный знак.

В остальном в сообщении говорилось о криминальной деятельности Кучча. Он заправлял одной крупной нью-йоркской букмекерской конторой, дела в которой вели его подручные более низкого ранга. В последнее время расширил сферу деятельности: занялся порно-сайтами и плавучими казино.

– Перед Кучча сюда прибыли двое его шестерок – Лано и Франконе, – заявил Яндолли, моя руки под садовым шлангом. – Прилетели за два дня до него из Ньюарка. Их фамилии сообщил нам агент АБН. Спасибо ему, не то пришлось бы выбирать из списка, в котором человек пятнадцать.

На последней странице отчета Гоулд увидел фамилию, обведенную кружком. Примечание гласило: «Энтони Рицци летит в Лас-Вегас».

– Когда прилетает этот Энтони Рицци? – спросил Гоулд.

– Сегодня утром или вечером или завтра рано утром. Вылет из аэропорта Кеннеди, авиакомпания «Америка Уэст». Ночной перелет. Он уже дважды менял дату вылета.

– Ну и что с ним не так?

– Сейчас расскажу. У Энтони Рицци столько денег, что ему стало скучно, вот он и купил себе место в мафии – считается кем-то вроде их соратника. Пока ни в чем противозаконном не замечен, но наши нью-йоркские коллеги считают: Рицци летит сюда, чтобы делом доказать свою преданность. Возможно, ему поручили убрать Лано единолично или вместе с кем-то другим. – Яндолли ухмыльнулся. – Вся штука в том, что Лано, которого, по версии ньюйоркцев, собираются убрать, недавно поставили диагноз «рак горла». Его «братьям» ничего не известно о роковом диагнозе. Зато отдел по борьбе с оргпреступностью знает все. Врач отвел Лано лишь несколько месяцев.

Гоулду стало не по себе.

– Может, они хотят прикончить его из жалости?

Яндолли покачал головой.

– Для этих отморозков Лано – отработанный материал, – сказал он. – Сейчас мафиози избавляются от старых гангстеров и принимают в свои стройные ряды придурков вроде Рицци – идиотов, которые при своих миллионах хотят казаться крутыми.

– Значит, Рицци – на самом деле никакой не мафиозо.

– В Нью-Йорке он проходит под кличкой Плакса, – ответил Яндолли. – Однажды ночью тамошние коллеги решили устроить ему проверку – как он выдержит мужской разговор. Один наш из тех, кто работает под прикрытием, пристал к нему на улице – на выходе из его склада, что ли. Рицци едва не обделался от страха. Тот парень прижал его к его же «мерседесу», и Рицци разрыдался – целые потоки слез пролил. Вот его и прозвали Плакса. Ничего себе кличка для мафиозо, да?

Гоулд по-прежнему ничего не понимал.

– А с чего они взяли, что Рицци летит сюда, чтобы прикончить того, другого парня?

– Они все время доят Рицци. Не спускают его с крючка. Пока не выдоят досуха, носятся с ним, изображают дружбу. Пусть дурачок считает себя настоящим мафиозо, пусть играется с большими мальчиками – до тех пор, пока он им нужен. Как только он перестанет их интересовать, от него избавятся – вполне возможно, даже физически. В мафии такое не редкость. Они находят какого-нибудь сосунка с деньгами, который не знает жизни, и обчищают его. По мнению нью-йоркских коллег, Кучча хочет подставить Рицци. Предположительно тот летит в Вегас для того, чтобы делом подтвердить свое вступление в «стройные ряды». А мафиози хотят убить одним выстрелом двух зайцев.

– Лано и Рицци, – кивнул Гоулд.

– Рано или поздно.

– Неужели у Рицци и правда столько денег?

– Миллионов десять – во столько оценивается его бизнес, – сказал Яндолли. – Недавно его бросила жена; мало того, она ушла к женщине. В Нью-Йорке считают, что именно с тех пор он играет в крутого. Решил купить себе теплое местечко в мафии. Вот радуются реальные пацаны! Для них десять миллионов – все равно что владение «Майкрософтом».

– Десять миллионов – не маленький вступительный взнос, – заметил Гоулд.

– Скоро денежный вопрос перестанет его волновать, – сказал Яндолли. – Как только они получат его деньги, он им будет не нужен.

В начале первого Энтони Рицци зарегистрировался в отеле «Цезарь пэлас». Он очень устал. Новый стиль жизни последние несколько ночей вступал в противоречие с его чувствами. Рицци необходимо было выпить.

Он потер глаза, глядя, как его багаж грузят на тележку. Следом за коридорным он прошел через казино в длинный, выложенный мрамором коридор; по обе стороны шли дорогие магазины. Он отметил, как много здесь встречается азиаток. Интересно, успеет ли он затащить хоть одну из них в постель до отъезда из Вегаса?

На стойке портье в «Белладжио» он оставил несколько сообщений – для Николаса Кучча и Джоуи Франконе. Следующие десять минут он переодевался. Еще двадцать минут причесывался. Надо было безупречно зачесать пряди волос слева направо, чтобы прикрыть большую плешь на макушке.

Энтони Рицци был толстым коротышкой с очень белой кожей, пухлыми щечками и голубыми глазами. Его мать была наполовину немкой, наполовину ирландкой. Отец – наполовину голландцем, наполовину итальянцем. Поскольку членом мафии мог стать только итальянец по отцовской линии, Рицци придумал целую историю о своей семье. Главное, он старался не упоминать о родственниках по материнской линии и о бабке-голландке со стороны отца.

Оставшись довольным собой, Рицци отправился в «Ладью Клеопатры», где познакомился с высокой проституткой-азиаткой, которая называла себя Нико. Он сразу приметил Нико и ее подругу, высокую блондинку в красном платье с блестками. Девицы предложили Рицци взять их обеих, но Рицци сказал блондинке, что сегодня способен справиться только с одной и что всегда мечтал о китаянке – так сказать, хотел «попробовать лапши».

Перед тем как блондинка ушла, обе проститутки о чем-то пошептались и захихикали. Блондинка предоставила Рицци договариваться с «девушкой его мечты».

Когда проститутка спросила, чем он занимается, Рицци ответил:

– Скажем так, я бизнесмен.

– Какого рода у тебя бизнес? – спросила Нико. Она говорила с легким акцентом, болтая соломинкой в бокале белого вина с содовой. Не дав Рицци ответить, она лизнула соломинку.

– Так, знаешь, немного то, немного это, – сказал он.

– По-моему, ты очень загадочный. – Она мелкими глотками допила вино, аккуратно поставила бокал на подставку и только после этого села.

В низком вырезе ее блузки виднелась грудь.

– Ты очень красивая, – сказал Рицци.

– Спасибо. И еще очень дорогая.

– Сразу видно, – кивнул он, отпивая глоток «Абсолюта».

По его подсчетам, Нико стоила пятьсот долларов за ночь, но он готов был выложить и все семьсот пятьдесят.

– Ты уже оставалась здесь? – спросил он.

– На ночь? Да, конечно.

– У тебя есть во что переодеться?

– Нет, глупыш. Ты мне подаришь.

– Все зависит от того, где ты одеваешься.

– В магазине подарков. Свитер, футболка. Нижнее белье у меня в сумочке.

Рицци недоверчиво покосился на сумочку, стоящую у нее на коленях.

– В сумочке, вот как? – хмыкнул он. – А что еще у тебя там есть?

– Презервативы, – ответила Нико. – Губная помада. Болеутоляющее. Смазка для интимных мест. И антацид – от изжоги.

– Значит, предпочитаешь глотать это дело?

Проститутка хихикнула.

– Если не поскупишься, я сделаю все, что ты захочешь, – пообещала она.