Текст книги "Заклятие"
Автор книги: Цай Цзюнь
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Впервые после кончины Цзян Хэ Бай Би поехала навестить мать.
В автобусе она села у окна и глядела на осенний пейзаж; автобус катился целый час, пока не доехал до психиатрической клиники. Вокруг больницы царствовала необычайная тишина, здесь не увидишь ни магазинов, ни многоэтажных зданий; люди весьма остерегаются этого места; прохожие невольно ускоряют шаг, проходя мимо входа, смертельно боясь, как бы изнутри не выскочил какой-нибудь сумасшедший. Сама Бай Би никогда этого не боялась, она и приходила, и уходила спокойно, словно просто выезжала в предместье погулять.
Она медленно прошла в ворота, пересекла завядший в осенние дни цветник, обогнула небольшой красивый домик и увидала в большом саду множество людей в больничных халатах. Они собирались небольшими группами, по три-пять человек, беседовали друг с другом; были также такие, кто гулял в одиночестве или же погружался в медитацию. Время от времени проходили врачи и медсестры, наводя порядок.
Бай Би знала, что мать наверняка будет среди них, поэтому вошла в садик поискать ее. Вдруг кто-то ее окликнул. Оказалось, подруга матери из числа больных.
После смерти отца мать стала ненормальной, и чем больше лечилась, тем хуже ей становилось. Когда Бай Би оканчивала среднюю школу первой ступени, мать наконец поместили в психиатрическую клинику. Там она и оставалась до сих пор. Много лет Бай Би каждые две недели приезжала проведать мать и за долгое время перезнакомилась со всеми ее подругами из больных. На их глазах Бай Би из школьницы превратилась во взрослую женщину.
Бай Би улыбнулась окликнувшей ее женщине. Она знала, что эта женщина средних лет была поэтессой, в 80-е годы опубликовала много стихотворений, которые тогда были известными. Говорили, что она принадлежит к группе «темных поэтов», таких как Бэй Дао и Шу Тин. Потом она сговорилась совершить двойное самоубийство с женатым мужчиной, с которым много лет была в интимных отношениях. В результате мужчина умер, а ее откачали и спасли, но она потеряла рассудок.
Поэтесса всегда улыбалась Бай Би, и ее улыбка была прекрасной, но, когда Бай Би видела ее долго, в душе возникали тревога и неуверенность. Поэтесса показала на насыпную горку и сказала Бай Би:
– Твоя мама там, она всегда поджидает тебя. Бай Би, твоя мама сказала, что ты на днях выходишь замуж. Принеси мне конфет со свадьбы.
Даже душевнобольная, поэтесса легко общалась, и ум ее был ясен. Из разговоров с ней никак нельзя было понять, что она не в себе.
Бай Би запнулась, не зная, как лучше ответить. И только учтиво заметила:
– Извините, произошли перемены, и я не смогу принести вам свадебных конфет.
И быстрыми шагами ушла оттуда – прямо к насыпной горке, где и увидела свою мать.
Мать в одиночестве сидела в шезлонге, глядя на парящих в небе голубей. Еще не видя самой Бай Би, она проговорила:
– Наконец ты пришла, Бай Би.
Бай Би понимала, что многолетнее пребывание в психиатрической клинике обострило у матери слух и обоняние до сверхчеловеческой остроты. Не видя глазами, она могла опознать человека.
– Мама, ты в порядке?
– Как и раньше, все так же. Иди, присядь.
Мать обернулась и жестом пригласила ее сесть. На вид она совсем не казалась старой, жизнь в психиатрической клинике позволяла ей выглядеть моложавее, на вид – сорок с небольшим.
Бай Би присела рядом с матерью очень осторожно; других людей вокруг не было, стояла необыкновенная тишина. В рощах вечнозеленых деревьев под искусственной насыпной горкой ее мать могла день за днем жить в больнице, наслаждаться жизнью, да еще сохранять моложавость. Так казалось Бай Би.
Она держала мать за руку, заглядывала в глаза. Взгляд матери был спокойный, совсем не застывший и окаменевший. На вид – куда нормальнее, чем у обычных людей.
– Извини, мама, что так долго не приходила к тебе, – тихим голосом сказала она.
Взгляд матери вдруг стал колючим и острым, она спросила напрямик:
– Не случилась ли с Цзян Хэ беда?
– Мама, откуда ты знаешь?
– Потому что ты должна была прийти гораздо раньше и должна была прийти вместе с ним, а теперь ты пришла одна, да еще с таким выражением лица. Я сразу же поняла: что-то случилось.
Бай Би восхитилась такой сообразительностью, кивнула и, стараясь говорить спокойно, произнесла:
– Цзян Хэ умер.
– Ты страдаешь, доченька? – Мать протянула руку и провела ею по волосам Бай Би.
– Да, мама.
И в ладонь матери закапали слезы Бай Би. Затем она поведала матери обо всем.
Мать спокойно выслушала рассказ, долго молчала. Она смотрела на дочь странным взглядом прямо в глаза. Протянув руку, гладила ее пальцами.
– Доченька, такова уж судьба у Цзян Хэ. Своей судьбы не избежит никто, – сказала мать.
– Мама, я знаю, что ты ездила на Лобнор. Когда это было? – Вопрос вырвался неожиданно для самой Бай Би.
Мать замолчала и посмотрела на небо, будто что-то припоминая, и казалось, в ее глазах затаилась какая-то тайна. Наконец она заговорила:
– Да, я туда ездила вместе с твоим папой. Это было больше двадцати лет назад, вскоре после твоего рождения. Мы участвовали в объединенной археологической экспедиции по изучению древних культур Лоулань и Шаньшань, это я хорошо помню. Это было в октябре, мы трое суток ехали на поезде до синьцзянского города Корла, а потом уже оттуда, объединившись со всеми, кто приехал из разных городов страны, в один большой отряд, на машинах поехали в Лобнор.
Бай Би знала, что мать – хоть и душевнобольная – обычно отлично соображает. В нынешней ситуации воспоминаниям матери вполне можно довериться.
Мать продолжала:
– Там только в конце семидесятых отменили пропускной режим, и мы долгое время ожидали на военной базе, пока нас пропустят на Лобнор. По дороге на Лобнор всюду бескрайняя пустыня, мы проехали через барханы Лунчэна в нижнем течении Тарима, видели их причудливые формы, когда они, то скопившись вместе, то разбежавшись по одиночке, отражают солнечные лучи. Эти безжизненные холмы, нанесенные ветром, предстают в самых разнообразных формах, напоминая то холмы и горы, то древние крепости, то сигнальные башни. Все это меня глубоко потрясло, напомнив о работе волшебного топора великой природы.
Потом мы проехали береговую линию и въехали на дно Лобнора. Это местность ровная и плоская, абсолютно сухая, без единой травинки. Мне просто не хватает слов, чтобы передать безжизненность этой пустыни. Мы доехали до западного берега Лобнора и разбили лагерь для ночевки.
Утром следующего дня мы осторожно перешли высохшее русло реки Тарим, двинулись вдоль этого русла и по берегу бывшей реки добрались до древнего города Лоулань. По дороге были видны только бескрайние солончаки, печального для людей серовато-коричневого цвета. Под ними в несколько метров толщиной лежали слои темно-серого грунта, в котором белели кристаллы соли. Поднимешь голову к небу – не видать летающих птиц, посмотришь вниз на землю – ни одной растущей травинки. Вот что такое Лобнор, земля гибели и смерти. Там я испытала ужас. И вот в состоянии этого ужаса я увидела высоко взметнувшуюся буддийскую пагоду Лобнора, потому что мы наконец пришли в Лоулань.
Древний город плотно окружен барханами, здесь весь год господствует северо-восточный ветер, так что весь Лоулань от бешеного ветра разделен песками на части. Теперь вспоминаю: хоть все окружение ужасало, древний город Лоулань поразил меня красотой. Искалеченный город был прекрасен, а только искалеченное прекрасное – вечно. Лоулань искалечен, поэтому он вечен.
– Разве Лоулань вечен?
Бай Би была захвачена рассказом матери, но, услышав эти слова, очнулась. Мать кивнула ей.
– Это слова, сказанные твоим папой. Я и твой папа всегда занимались археологией. Объекты деятельности археологов почти всегда повреждены, и, может быть, именно поэтому у людей возникает чувство таинственного и прекрасного. Но тогда мы недооценили красоту руин древнего города Лоулань. Мы были поглощены раскопками в разных его местах. Мы добыли сравнительно немного предметов материальной культуры, поскольку незадолго до этого здесь уже побывала археологическая экспедиция. К тому же еще в 1901 году Стейн и Свен Хедин здесь уже копали. В тот раз нашей главной задачей было изучение типов построек древнего города Лоулань и планировка города. Мы в Лоулане поработали только несколько часов, а потом ушли, вернулись в лагерь.
Здесь она вдруг прервала свой рассказ.
– А что случилось потом? – спросила Бай Би.
– Потом, потом… – Глаза у матери потухли, голос сделался тише. Бай Би взволновалась: похоже на нарушение душевного равновесия. Она захотела прервать рассказ матери и больше ничего не расспрашивать, но мать вдруг начала невнятно бормотать, настолько невнятно, что разобрать было невозможно.
Бай Би побледнела. Она смотрела на увеличившиеся, вылезающие из орбит глаза матери и вслушивалась в звуки, непрерывно слетающие с материнских губ.
Бай Би уже испугалась и обхватила мать за плечи:
– Мама, не рассказывай больше! Что с тобой? Ты плохо себя почувствовала?
Мать не откликнулась, она дрожала всем телом.
Бай Би поднялась, осмотрелась вокруг и громко закричала:
– Люди, сюда!
На голос пришла поэтесса. Посмотрев на мать и дочь, она воскликнула:
– Бай Би, у твоей мамы припадок! Скорей отведи ее к врачам!
Вдвоем они подняли мать под руки и прошли вместе мимо цветника.
Все больные остановились и смотрели на них. Они отвели мать Бай Би в палату. Врач осмотрел мать и сделал ей укол. Очень скоро мать перестала кричать, уставилась взглядом прямо вперед, и Бай Би с поэтессой смогли уложить ее на койку. Скоро она спокойно заснула.
Бай Би было тяжело глядеть на больную мать. Может, не стоило ее расспрашивать о событиях того времени, ведь это было так давно. Есть ли какая-то связь с сегодняшними событиями? Если такая связь и есть, то это дела отца и матери, их собственные дела. Мать имеет право свои личные дела навечно схоронить в своей душе, и у Бай Би нет права допытываться о них.
Она раскаивалась и вздыхала, понурив голову.
Поэтесса все время сидела рядом, стараясь утешить:
– Бай Би, душевнобольную нельзя принуждать, даже если она спокойна. Как только в твоих речах какое-нибудь слово коснется чувствительного для нее места, может разыграться припадок. Ты на меня посмотри: я сейчас совсем как нормальная, иногда даже думаю, что очень здоровая, а не больная, но, как только вспомню прошлое, тут же жду припадка. Начнется припадок, и я тогда сама не знаю что сделаю, пока не очнусь после укола. Только тогда пойму, что я по-прежнему душевнобольная.
Бай Би тщательно обдумывала сказанное поэтессой. Может быть, то, о чем она только что говорила с матерью, навело мать на мучительные воспоминания? Однако, какие же такие воспоминания были для ее матери столь мучительны? Смерть отца? Но она сейчас ни словом не коснулась отцовской смерти, разговор дошел только до возвращения из древнего города Лоулань, откуда они опять поехали в другое место. Куда же они тогда поехали? Может быть, мать не пожелала рассказывать о пережитом в то время?
– Твоя мама обычно совсем неплоха, припадков почти не бывает, но врач не позволяет ей уходить из клиники. Я думала, что они хотят брать с вас деньги за место, а оказывается, врач боится не зря, – продолжила поэтесса.
Бай Би кивнула. Она поблагодарила поэтессу и просидела около матери часа два. Лишь перед наступлением темноты поспешила покинуть психиатрическую клинику.
Когда она выходила из ворот, уже стемнело. Бай Би спокойно села в автобус у ворот клиники, но водитель посматривал на нее с недоверием. Она поняла, что люди подозревают в ней душевнобольную, которая воспользовалась темнотой, чтобы сбежать из клиники. Решила не обращать внимания. В автобусе было много свободных мест, она села у окна, чтобы глядеть на ночной пейзаж.
Она открыла окно, и осенний ветер со свистом ворвался внутрь. Ей показалось, что вместе с шумом ветра доносится чей-то далекий голос.
2
Ло Чжоу смотрел в окно, осенний ветер врывался в комнату, в его ушах среди шума ветра слышался чей-то голос, прямо как он написал в своей пьесе. Его пальцы уже давно замерли на клавиатуре; полчаса, а то и целый час ни одного нового иероглифа не появлялось на экране.
Он невозмутимо вглядывался в название пьесы «Лоулань – пагуба для души» и вдруг впервые почувствовал раскаяние, что взялся писать про этот город. Свою первую пьесу он целиком посвятил этому далекому древнему городу лишь потому, что любил романы Иноуэ Ясуси. Наверное, стоило продумать все последствия.
Писать пьесу об интернет-любви в мегаполисе было бы много легче. Из болтливой сетевой литературы выписать несколько длинных диалогов – и готово. А этим также можно привлечь молодого зрителя и даже покозырять новым понятием «сетевая пьеса». Но сейчас уже поздно, может быть, ему суждено увязнуть в лоуланьских песках. Но такая развязка, пагубная для жизни, никак не могла быть порождена на его клавиатуре.
Ло Чжоу полагал, что творчество сродни беременности, в которой последний этап – разрешение от бремени. Законченное произведение рождается, как ребенок, из сознания его творца. При смелости и отваге рождается гладко, а если не хватает храбрости, роды трудные.
Ло Чжоу размышлял, что у него трудные роды, в этом нет сомнения, и он мучается как роженица и может только умолять волшебного духа вдохновения, чтобы тот помог избежать гибели плода внутри утробы. После недавно случившегося с ним он перестал ночами ходить на реку гулять в поисках вдохновения.
Кроме финальной развязки пьесы Ло Чжоу утром отпечатал уже завершенный текст и отнес его в театр, чтобы отдать для чтения актерам. Они читали торопливо и небрежно, а Сяо Сэ, даже не начав читать, заявила, что пьеса будет похлеще, чем у Шекспира.
В пьесе Ло Чжоу была нарушена хронологическая последовательность, из-за чего сами актеры не понимали написанного. Когда утром актеры читали пьесу, он внимательно наблюдал за их реакцией, и только одна исполнительница его не разочаровала: Лань Юэ.
Она прочла пьесу внимательно, каждую фразу и каждый иероглиф. Казалось, она захочет высказать ему все, что при этом думала, но в конце концов так и не сказала ничего.
Когда Ло Чжоу всеми помыслами ушел в дневные заботы, зазвонил телефон. В трубке женский голос:
– Алло, это Ло Чжоу?
– Это я.
– Это Лань Юэ. Могу ли я сейчас прийти к вам домой?
От этих слов сердце Ло Чжоу так и запрыгало, но, не соображая, как сказать получше, он выразился глупо:
– Значит, вы Лань Юэ? Но сейчас уже очень поздно, и дорога неудобная.
– Я уже перед вашей дверью.
На этом Лань Юэ прервала разговор.
Она за дверью? Наверняка звонила по мобильнику. Ло Чжоу сразу же пошел открывать дверь. Там действительно стояла Лань Юэ с мобильником в руках, на губах играла улыбка. Ло Чжоу любовался ее улыбкой и не знал, что сказать, какими словами передать свое восхищение. Хотя действительно соблазнительно. Глубокая ночь. Безлюдная тишина. Красавица за дверью. Непередаваемое словами страстное вожделение. Он немедля пригласил даму войти. Лань Юэ вошла почти беззвучно и подошла к компьютеру, прошептав:
– Режиссер Ло, что же ваша пьеса еще не написана?
– Не написана – это моя головная боль. Лань Юэ, что вы так поздно? – сконфузился он.
– Ночь еще только начинается.
Ло Чжоу посмотрел на часы: уже половина одиннадцатого.
– Что вы будете пить? – поспешно спросил он.
Лань Юэ ответила холодно:
– Ничего не буду. На самом деле я пришла из-за вашей пьесы.
– Пьесы? Какое у вас мнение о пьесе? – Ло Чжоу испытал разочарование. Он рассчитывал, что она мечтает о роли главной героини и, так же как Сяо Сэ, хочет связать его обязательствами.
– Прошу прощения, скажу напрямик. По-моему, ваша пьеса написана дурно.
Ло Чжоу просто обомлел и не смог скрыть изумление, сказав чистосердечно:
– Признаю.
Лань Юэ слегка улыбнулась:
– Если вы будете продолжать писать так же, вы не сумеете окончить пьесу к сроку.
Ло Чжоу беспомощно кивнул. Он понял, что молоденькая девушка обладает такой проницательностью, что ее и сравнивать нельзя с обыкновенными женщинами; Сяо Сэ тут же потеряла для него привлекательность.
– Давайте будем писать вместе, вы и я, – продолжала Лань Юэ.
– Что вы сказали? Вы и я? Писать вместе?
– Вы не верите? – Лань Юэ старалась поймать его взгляд.
Ло Чжоу развел руками:
– Ладно, расскажите ваш замысел.
Лань Юэ кивнула:
– Главный недостаток вашей пьесы – банальность содержания; хотя в структуре нарушена хронологическая последовательность, это отнюдь не помогает пьесе. Наоборот, это способно разочаровать зрителей, и хороший материал пропадет понапрасну.
В этой пьесе хороши и тема, и название. Название «Лоулань – пагуба для души» обладает эстетической значимостью, но Лоулань – такое волшебное место, и так много людей мечтает там побывать, что, если мы сумеем усилить волшебные мотивы, мы привлечем много публики. Может быть, даже одни махом сделаем нашу труппу модной.
– Тяга к волшебству? – закивал Ло Чжоу. Что-то начинало проясняться.
– Правильно. Мир по сути своей волшебен, даже в повседневности много волшебства, тем более волшебен Лоулань. Я бы предложила переделать пьесу так: более тысячи лет назад лоуланьский князь во время войны потерял свое войско. Он в одиночестве бежит укрыться на древнее кладбище, а на кладбище встречает волшебную женщину. Женщина спасает его и решает в браке с князем прожить всю жизнь. Но в скором времени князь оставляет ее и возвращается править в Лоулань. Только через год князь возвращается на древнее кладбище, чтобы разыскать волшебную женщину, но узнает, что она уже умерла, оставив дочь. Князь возвращается в Лоулань, взяв девочку с собой, называет ее Минчжу, удостаивает титула Жемчужины-на-Ладони.
Через двадцать лет лоуланьская принцесса становится прекраснейшей из красавиц Западного края. Принц из царства юйчжэней, самый знаменитый храбрец Западного края, приезжает в Лоулань, готовится свататься к лоуланьской принцессе. Однако, поскольку на границе стоит большое войско жоужаней, северных кочевников, лоуланьский князь вынужден согласиться отдать принцессу в жены их кагану.
И вот однажды вечером принцесса сговорилась о тайном свидании с юйчжэньским принцем, но посланные князем воины схватили ее во дворце. В это время юйчжэньский принц пришел на место свидания и обнаружил там другую девушку – из простонародья, которую он по ошибке принял за лоуланьскую принцессу, и влюбился в нее.
Сюжет пьесы построен на том, что лоуланьские женщины скрывали свои лица под шелком, и принц никогда не видел ее лица. Именно эта женщина из простонародья по имени Ланьна и есть главная героиня пьесы. Она рабыня-служанка с постоялого двора. И вот каждый вечер принц приходит на прежнее место свидания, и Ланьна всегда приходит, а принц так и не видал ее лица. Принц остается в городе Лоулань и ночует на постоялом дворе, где служит рабыня Ланьна. Когда она наливала принцу воду, у нее с лица падает шелковый платок, и принц видит ее лицо. Он потрясен ее красотой и благородством и постепенно увлекается ею.
После этого принц днем беседует с Ланьна, а вечером ходит на свидание с мнимой принцессой; в действительности с ним встречается одна и та же женщина, но принц этого не понимает, что ставит всех в очень трудное положение. Потом жоужаньский каган порвал договор с Лоуланем, не стал дожидаться приезда невесты, а начал наступление на город. Юйчжэньский принц, получив весть об угрозе, повел лоуланьское войско на врага и разбил большую армию жоужаней.
Лоуланьский князь, чтобы отблагодарить юйчжэньского принца, наконец согласился отдать принцессу ему в жены. В брачную ночь принц сорвал шелк с ее лица и стал рассказывать принцессе, как они прежде встречались. На это принцесса отвечает, что с ним встречалась не она. Это так потрясло принца, что в ту же ночь он покинул принцессу, оставив ее ночевать в одиночестве. Принц вернулся на постоялый двор, нашел Ланьна, выяснил всю правду и предложил ей свою любовь. Но Ланьна не пожелала ехать с ним далеко, чтобы вознестись высоко.
Принцесса в это время преисполнилась гневом и ревностью; она чувствует себя жертвой обмана и решает отомстить. Но юйчжэньский принц уже обрел поддержку всего лоуланьского народа, и принцесса обращается к лоуланьским волшебникам. Она посылает людей схватить Ланьна и лживо объявляет, будто Ланьна уже умерла и похоронена в Долине усопших. Принц прискакал в Долину усопших и покончил жизнь самоубийством.
Однако смерть принца еще более усилила ненависть принцессы к Ланьна. Она принесла большие жертвы духам и потребовала, чтобы Ланьна поклялась перед ними забыть принца. Однако Ланьна ответила, что будет любить принца вечно. Кончилось тем, что принцесса велела отрубить мертвому принцу голову и вручить ее Ланьна. Та горько разрыдалась, обнимая голову, и перед лицом духов покончила с собой.
Перед смертью она произнесла имя лоуланьского духа смерти и сотворила над Лоуланем вечное заклятие: пусть княжество Лоулань навсегда исчезнет из мира людского и превратится в мертвый город в пустыне. Через несколько лет река, впадающая в Лобнор, перестала течь, источников воды стало все меньше и меньше, и люди начали на себе ощущать предсмертное заклятие Ланьна.
Наконец источники Лобнора полностью высохли, население оставило город, свои родные места и пересохшие колодцы. Тогда лоуланьская принцесса тоже покинула княжеский дворец и прибыла на могилу Ланьна принести покаяние. Там ей приснился сон: ее родная мать говорит ей, что у принцессы есть не слишком на нее похожая сестра-близнец; ее сразу после рождения увез проезжий купец, а потом она выросла, и зовут ее Ланьна. И только тогда принцесса поняла все: она загубила собственную сестру. В конце концов принцесса умерла мучительной смертью, а Лоулань превратился в мертвый город и остается им до сих пор.
Ло Чжоу терпеливо выслушал все, что рассказала Лань Юэ, до самого конца и был целиком и полностью захвачен ее сюжетом.
Он не знал, что ответить. Признать конфуз: сам писал так долго, да так и не свел концы с концами, а Лань Юэ за короткое время изложила весь сюжет в законченном виде. Такой сюжет не может не тронуть сердца людей хотя бы потому, что затронул его собственную душу. Он было открыл рот, но не сообразил, что сказать, и просто тупо глядел в глаза Лань Юэ.
– Что с вами? – засмеялась она.
Ло Чжоу понимал, что его авторитет пострадал:
– Нет, ничего, все очень хорошо. Вы рассказали мне так много и рассказывали так долго, что, наверно, горло пересохло.
Он немедля поднялся, достал из холодильника напиток и поднес Лань Юэ.
Она отпила несколько глотков и кончиком языка облизала губы. Ло Чжоу смотрел пристально, и этот облизывающий губы розовый язычок показался ему очень соблазнительным. Но он отбросил мысли о соблазне и торопливо спросил:
– Лань Юэ, как же вы до такого додумались? Что вас надоумило?
– Волшебство, волшебство очень важно! Как погиб Лоулань? Он погиб именно так. Мне нравится такая история. Это вечная тайна, и души людей всегда будут обращаться к ней.
– Вы утверждаете, что Лоулань погиб из-за заклятия? Действительно, у вас отличная фантазия, – закивал Ло Чжоу.
– Я верю в заклятие, – холодно отвечала она.
Суеверный Ло Чжоу побаивался слова «заклятие» и не желал его часто произносить; он постарался сменить тему разговора:
– В таком случае почему принцесса и Ланьна непременно должны быть сестрами?
– Потому что люди двуличны, и эти два лица решительно разнятся и даже вступают в яростный конфликт друг с другом. По-моему, однояйцевых близнецов можно считать одним человеком, только разделенным на две части, на двух разных людей. В этой истории два лица одной и той же женщины полюбили одного мужчину, из-за ревности одно мое лицо убило другое мое же лицо.
– Послушать – похоже на символ зеркала из новеллы Борхеса, – пробормотал Ло Чжоу.
Лань Юэ отпила еще глоток.
– Спасибо за угощение. – Она поднялась.
Было уже полдвенадцатого.
– Ой, как поздно! Вы действительно собираетесь домой? – забеспокоился Ло Чжоу.
– Вы предлагаете остаться у вас на ночь? – напрямик спросила она.
Ло Чжоу совсем сконфузился и не сумел ответить.
– Ладно, до свидания. – И она пошла к двери.
– Хотите, я провожу вас? – спросил Ло Чжоу у двери.
Лань Юэ отрицательно помотала головой:
– Если вы проводите домой меня, то кто проводит домой вас?
Ло Чжоу обомлел, а Лань Юэ расхохоталась без всякого стеснения; ее смех гулко прокатился по пустым ночным коридорам дома.
– Лань Юэ, я смогу по твоему рассказу выправить пьесу. Ты тоже можешь всегда в любое время приходить сюда и вместе со мной писать. До спектакля уже осталось не так много. Нам надо будет энергично вкалывать.
– Любопытный вы человек, – прошептала она, продолжая смеяться.
Отвернувшись от него, она очень быстро проскользнула в лифт, и Ло Чжоу видел через стекла дверок, что улыбка продолжает играть на ее губах.
Цифры этажей над дверью лифта стремительно убывали и замерли на самом нижнем этаже. Ло Чжоу вернулся в комнату, примостился у окошка и стал глядеть вниз, но ночной туман на реке Сучжоу все затянул, и ничего не было видно.
Потом Ло вернулся к своему компьютеру и десятью пальцами быстро забарабанил по клавишам.