Текст книги "Одержимость"

Автор книги: Брэм Стокер

Соавторы: Амброз Бирс,Розмари Тимперли,Джоанна Ватцек,Рамона Стюарт,Уильям Темпл,Дэннис Этчисон,Эйдан Чамберс,Монтегю Джеймс,Уильям Нолан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Он должен был это выяснить. Наконец он добрался до своей машины, превозмогая подступающий, волнами накатывающий страх, хотя противостоять ему сил у него уже не оставалось.

Он сказал себе, что надо думать сейчас о чем-то другом, о том, что можно было как-то контролировать: километраж пробега, счета в отелях, временные зоны, прогнозы погоды, запаски колес, новые фары, инструменты для ремонта бескамерной резины, гидравлический пресс, бумажные полотенца, диски для колес, набор ключей, дорожные чеки, кредитные карточки, дорожный набор (зубная щетка, паста, дезодорант, станок для безопасной бритвы, лезвия к ней, пенящийся крем для бритья, очки, капли для глаз, ручка со слезоточивым газом, фломастеры, портативный радиоприемник, батарейки, огнетушитель, канистра с водой, пара перчаток, запас машинного масла, сумочка для денег с именной пластиковой биркой…)

На заднем сиденье его машины под одеялом не чувствовалось ни малейшего движения; ничего там так и не шевельнулось даже тогда, когда, теряя контроль над собой, а заодно и рассудок, он зашелся в густом, теплом вопле.

Розмари Тимперли
Туннель

Его бросила девушка и он остался наедине со своим горем, продолжая, как если бы ничего не случилось, заниматься повседневными делами. Иногда он даже благодарил судьбу за то, что та поставила его на столь ответственную работу, поскольку, он мог хотя бы на время вырваться из пучины горьких переживаний по поводу безответной любви. Ежедневно, отправляясь на работу, он напоминал себе, что в его руках находятся жизни других людей: он был очень добросовестный человек и работал машинистом.

Как-то вечером, ведя последний поезд к депо, он въехал в хорошо знакомый ему длинный туннель, который располагался примерно в километре от большой станции. Иногда ему на ум приходили сравнения этого туннеля с самой жизнью – темный коридор, в котором по большому счету и делать-то нечего, а потому остается лишь идти по нему и надеяться, что когда-нибудь доберешься до другого конца. Вот и сейчас, снова подумав о том же, он неожиданно разглядел бредущие по путям человеческие фигуры.

Он сразу же дернул за рычаг стоп-крана, хотя и понимал, что скорость состава слишком велика. И затормозить, чтобы избежать трагической развязки, не удастся.

Через какую-то долю секунды после своего отчаянного жеста он закрыл глаза, ожидая услышать звук отвратительного, ужасного удара, столкновения металла с человеческой плотью…

Ничего подобного не произошло. Колеса состава заскрежетали по рельсам, пока поезд, наконец, не остановился. Он открыл глаза и выглянул наружу. Никого. Ни малейшего намека на людей, которые только что шли по шпалам.

Зато у себя за спиной он сейчас вполне отчетливо слышал возбужденные голоса. Пассажиры едва не срывались на крик. Мало того, что это резкое торможение порядком встряхнуло и испугало их – на их головы сверху посыпались чемоданы, баулы и всевозможные сумки.

К нему поспешил начальник поезда. – Что случилось, Джо? Кто-то дернул стоп-кран?

– Нет, это я сам остановил поезд. Я увидел людей на путях.

– И где же они?

– Не знаю. Но я их видел. И был полностью уверен в том, что задавил их. На таком коротком отрезке пути я попросту не успел бы остановиться…

Джо стоял перед начальником поезда бледный, как полотно, и весь покрытый каплями пота.

Начальник поезда бросил на него настороженный взгляд: хотя в целом в поведении Джо в последнее время не отмечалось ничего странного, однако от приятелей не ускользнула некоторая нервозность и напряженность действий, круги под глазами и подчеркнутая замкнутость.

– Значит, померещилось, – проговорил начальник поезда. Знаешь что, ты бы поменьше с этим делом… или воды побольше добавляй.

– Говорю вам, что я видел их!!!

Сейчас он понимал, что всего этого не было и в помине.

И все же он видел!

Ему не оставалось ничего другого, кроме как постараться успокоиться и ехать дальше. И в самом деле, нельзя же вести себя так, будто произошло несчастье, когда его на самом деле не было.

Когда поезд снова тронулся, начальник вышел в коридор и принялся успокаивать пассажиров. У них явно отлегло от сердца, когда они узнали, что ничего страшного не произошло, и потому отвечать на их расспросы было нетрудно, разумеется, им никто не сказал, что послужило причиной остановки поезда. Едва ли их привела бы в восторг весть о том, что машинист страдает галлюцинациями.

Правда, пришлось назначить официальное разбирательство. Весь туннель был тщательно осмотрен, однако ничего подозрительного не обнаружили; высказали предположение, что он ошибочно признал за фигуры людей мелькающие в свете фар поезда тени. Самому Джо было предписано обратиться к врачу и проверить состояние своего здоровья, в первую очередь – зрение.

Обследование показало, что все с ним в полном порядке, в том числе и с глазами. Доктор внимательно выслушал его рассказ и заключил:

– Знаете, у вас действительно была галлюцинация. И сейчас нам надо разобраться – в чем ее причина. Вы выпиваете?

– Почти нет. Во всяком случае, перед сменой ни капли в рот не беру.

– Наркотики?

– Кофе, чай, табак, иногда аспирин.

– Как и я, – улыбнулся доктор. Ему был симпатичен этот мужчина, который приятно отличался от тех визгливых симулянтов, которые так и норовили получить оплачиваемый больничный лист. А со сном как?

– Сплю плохо, – признался Джо. – А какое это имеет значение?

– О, немалое. Люди, проводящие значительное время без сна, обычно начинают страдать от иллюзий восприятия. Видят несуществующие вещи. Спросите любую ночную сиделку, переутомившегося на работе доктора, или хотя бы летчика. А вы сами как считаете, почему вам не спится?

– Да так, мысли всякие приходят в голову.

– Вы ведь не женаты? Очень часто в основе многих расстройств лежат именно проблемы с женой.

– Нет. Хотя собирался. Но она… Другого нашла… посимпатичнее, при деньгах… Он замялся.

– Надо же, – покачал головой доктор, – стыд-то какой. Он сразу заметил, как поник его пациент. – Впрочем, если такая особа… может, это даже к лучшему.

– Во время бессонных ночей я повторяю себе то же самое.

– Да, похоже, у вас началась темная полоса.

– Вроде того туннеля, – ухмыльнулся Джо.

– Но вы выкарабкаетесь. Вы же сами видите, что с вами происходит. Мало спите, наверное, неважно кушаете, ни с кем по душам не поговорите. А вместе с тем выполняете весьма сложную работу… Всего этого достаточно, чтобы любого довести до галлюцинаций. Я бы порекомендовал вам на пару недель сходить в отпуск. Постарайтесь использовать это время, чтобы прийти в себя. Да, позаботьтесь теперь уже о себе самом. Женщины – это всего лишь женщины.

– Я знаю.

– Ну и отлично. Я не хочу пичкать вас лекарствами. С вами и так все будет в порядке. Загляните ко мне после отпуска тогда и посмотрим, можете вы продолжать работать или нет.

– Но… я не так уж плохо себя чувствую, – проговорил Джо, – только… настроение не то, конечно. Но я ведь действительно видел тех людей на рельсах!

– Но их там не было? Это и называется галлюцинацией.

Впоследствии Джо неоднократно мысленно возвращался к этому разговору. Он понимал медицинское объяснение случившегося с ним: нервное и физическое истощение вызвали у него галлюцинацию – едва ли не самое дикое и опасное, что может приключиться с машинистом поезда. Но почему ему, находившемуся даже в столь специфическом состоянии, привиделась именно эта группа людей, и именно в этом самом туннеле? Или это были привидения, пришедшие из прошлого? Люди, погибшие в этом туннеле и с тех пор, как призраки, населявшие его? Да и что такое – эти привидения? А может, они оставляют за собой какие-то волны, вибрации, способные быть воспринятыми отдельными, особо чувствительными людьми? Раньше Джо никогда не верил в привидения, однако очень трудно не поверить в то, что видел своими собственными глазами. Сам по себе этот инцидент не особенно испугал его – скорее, взволновал, увлек. Ему захотелось лучше разобраться во всем, что было связано с этим туннелем.

Поэтому, взяв двухнедельный отпуск, он с головой окунулся в собственное расследование. Просмотрел многочисленные записи и отчеты, имевшие отношение к истории этой железной дороги, долго копался в подшивках старых газет, прочитал служебные записи, касавшиеся строительства данного туннеля сто лет назад. Он искренне надеялся найти в них какое-то объяснение своих видений, но так ничего и не нашел. Нигде не было ни малейшего упоминания о том, что на этих путях когда-либо разыгралась трагедия. Бывали, конечно, несчастные случаи, сопряженные с работой землекопов, когда туннель только прокладывали – в те времена человеческая жизнь стоила еще меньше, чем сейчас, – но ничего грандиозного и по-настоящему ужасного отмечено не было. Тем более нигде не было ни слова о целой группе людей, которая погибла бы в туннеле. Так почему же тогда они там оказались?

Он решил расширить диапазон своих поисков и стал посещать одну за другой станции на этом маршруте в надежде, что до него дойдут какие-то слухи, которые никогда не попадали в газеты или на страницы официальных документов. Выяснилось, что и с этой стороны железная дорога имела безупречную репутацию. Ни несчастных случаев, ни самоубийств, ни намека на какие-то другие зловещие события на этом отрезке пути и, тем более, в туннеле.

Надо сказать, это «призрачное» расследование отнюдь не расшатало нервную систему Джо – напротив, оно имело обратный эффект. Оно оказалось сопряженным с практической деятельностью, привнесло в его жизнь элемент новизны и в целом оказало поистине терапевтическое воздействие. История, в которую он погрузился, оказалась очень интересной, равно как и люди, с которыми ему доводилось беседовать. Джо понял, что хотя на протяжении долгих лет ездил мимо этих станций, живущие и работающие там люди оставались для него лишь абстракцией. Сейчас же они уже олицетворяли собой конкретную общность людей: он видел улицы, пивные, магазины, и конечно же, железнодорожные платформы. Боль утраты любимой девушки постепенно отошла на задний план, уступив свое место новым интересам. Вскоре к нему вернулся хороший аппетит, он стал крепче спать, и когда в следующий раз предстал перед доктором, чувствовал себя почти превосходно.

– Ну вот, выглядите вы сейчас гораздо лучше, – заметил врач. – Отдых определенно пошел вам на пользу. Ну, как вы себя чувствуете?

– Прекрасно. Все это время охотился за привидениями. Он поведал доктору о своих поисках. – Но так никого и не обнаружил. Так что моя галлюцинация остается полнейшей загадкой. А может, это действительно была всего лишь тень на стене туннеля? – он неожиданно вздрогнул и повторил: «Тень на стене туннеля.» Но почему эта фраза заставляет, как принято считать, мертвецов вставать из своей могилы?

Впрочем, он отложил в сторону эту и все остальные похожие на нее загадки и всерьез вознамерился «держать себя в руках».

Доктор подписал заключение о его годности к работе, но на прощание предупредил:

– На будущее будьте поосторожнее. Похоже, вы человек легковозбудимый. Мы называем таких людей тревожными. Поэтому, если что-то в вашей личной жизни пойдет не так и вы заметите, что опять возвращается бессонница, избыточное напряжение, немедленно приходите ко мне. Мы в зародыше разрешим вашу проблему. Договорились?

– Договорились. Огромное вам спасибо, доктор.

Прошли месяцы. Больше у Джо никаких галлюцинаций не наблюдалось, и хотя на него, как, впрочем, и на любых других людей, временами накатывала хандра, в целом он чувствовал себя вполне хорошо. Разумеется, он продолжал вести одинокий образ жизни, явно предпочтительный для людей подобного темперамента, что, однако, не мешает им исправно ходить на службу. Так было и с Джо – он тоже продолжал исправно трудиться.

Но хотя он вновь вернулся к «нормальной жизни» – так, во всяком случае, выражались окружающие, – ему не забылся тот случай в туннеле, и когда с той поры минул ровно год, он ощутил это с особой силой. В этот самый день, как раз год назад, подумал он, когда я вел состав через туннель, приближаясь к депо, у меня приключилась та самая галлюцинация. Моя галлюцинация. Надо же, ухмыльнулся он, я и говорю-то, как какая-нибудь старая дама: «Моя болезнь» или «Моя операция». А что, если я увижу их снова? Нет. Чушь какая-то. Но если это все же случится, на сей раз я уже точно буду знать, что это привидения. Я ослеплю их светом и промчусь сквозь них.

Сейчас он снова вел свой состав и вновь приближался к тому же месту. И опять увидел их, рука машинально дернулась к тормозу, но затем он заставил себя опустить ее. Снова начинается, пронеслось в голове. Надо к доктору сходить. Он стиснул зубы и промчался, рассекая свою галлюцинацию корпусом локомотива…

И в то же самое мгновение раздался страшный удар о твердь металла живой человеческой плоти, раздираемой, сминаемой, разрезаемой, а сам туннель наполнился истошными воплями несчастных людей. Он потерял сознание.

Когда Джо, наконец, пришел в себя, лежа на больничной койке, он стал задаваться вопросом: не было ли все это лишь кошмаром? Нет, это был не кошмарный сон. На сей раз не могло идти и речи о каких-то привидениях или галлюцинациях уставшего человека. На этот раз в туннеле и в самом деле оказались живые люди.

Это был взвод солдат на ночных учениях. Они шли по карте и, похоже, неверно ее прочитав, подумали, что туннель также является частью их маршрута. А потом на них, подобно дракону из темноты, выскочил поезд. Все погибли.

Специалисты рассчитали, что даже если бы машинист затормозил, результат, скорее всего, был таким же; однако их поразило и даже повергло в ужас то обстоятельство, что он даже не пытался замедлить ход. Он вел себя так, словно людей и вовсе не было. А может, просто заснул, сидя в своем кресле?

– Я ни на минуту не сомкнул глаз, – заявил Джо людям, столпившимся у его койки, – но при этом никак не мог подумать, что они настоящие. Я посчитал, что это просто галлюцинация, как и в прошлый раз. Да и выглядели они точно так же, как тогда. Наверное, в прошлый раз… в прошлый раз… – казалось, сами эти слова буравами вонзаются в его сознание. – А прошлый раз это были… это действительно были привидения – но привидения не из прошлого, потому что я проверил все прошлое этих мест, а привидения из будущего. Я и подумать не мог. Мне казалось, что я снова переживаю галлюцинацию! Поэтому и наскочил на них как безумец! Я убил их! Я убил их!

Он был убит горем.

Доктор, крайне расстроенный, сделал все, чтобы облегчить его страдания; да и остальные тоже старались, как могли, помочь Джо, поскольку видели перед собой окончательно разбитого человека. Гнет этих смертей ужасный грузом давил на его совесть – он замкнулся в адском мире своего собственного сознания, раз за разом перемалывавшего события той ночи. Как правило, это и оказывается самым тяжелым во всех несчастных случаях: когда случившееся вновь и вновь всплывает в сознании человека. А потому, пережив эту трагедию и чувствуя невыносимое бремя вины, Джо попросту уже не мог больше жить.

Однажды ночью, когда он снова был у себя дома, а в ушах несмолкаемым воем стояли крики умирающих людей, он повесился.

После себя он оставил записку, в которой нацарапал несколько слов: «Я не в силах жить, зная, что убил столько людей. Самое меньшее, но и самое лучшее, что я могу теперь сделать, это умереть тоже».

Туннелем этим, естественно, пользуются и до сих пор, но прошли годы, и лишь немногие теперь помнят о трагедии тех несчастных раздавленных солдат, которые сбились с маршрута на ночных учениях. Сбились – это точно, и все же каким-то образом случившееся с ним было предопределено судьбой, поскольку машинист видел их там за год до того, как все произошло на самом деле. Будущее, настоящее, прошлое: все едино.

Все меньше остается людей, вспоминавших машиниста, совершившего самоубийство.

Но до сего дня сохраняется странный эффект игры света и тени на стене туннеля. Когда поезда проносятся по нему, полыхая огнями своих прожекторов, можно различить темный силуэт на стене, как раз возле того места, где погибли солдаты.

Темный силуэт человека, висящего в петле.

Брэм Стокер
Дом судьи

По мере приближения начала экзаменов Малкольм Малькольмсон все чаще подумывал о том, чтобы уехать куда-нибудь из города и всерьез заняться подготовкой к ним в провинциальной глуши.

При этом он откровенно побаивался прелестей морского побережья, но в то же время не хотел быть полностью отрезанным от людей, поскольку догадывался о коварстве изолированности от внешнего мира. Короче говоря, ему хотелось отыскать какой-нибудь скромный и небольшой городишко, где ничто и никто не отвлекало бы его от занятий. Вместе с тем он поостерегся обращаться за советами и рекомендациями к своим друзьям, ибо предполагал – кстати, вполне справедливо, – что каждый из них станет рекомендовать ему то место, которое сам хорошо знает и где у него уже имеются какие-то знакомые. Но поскольку Малкольм и так собирался избавиться от общества друзей, ему совсем уж не хотелось обременять себя вниманием еще и со стороны друзей своих друзей. Одним словом, он решил отправиться на поиски нужного ему уединения самостоятельно. Он упаковал чемодан, положив в него кое-что из одежды и все необходимые книги, а затем приехал на вокзал и, едва ли не наугад ткнув пальцем в расписание поездов, выбрал какой-то населенный пункт, до которого и купил билет.

По истечении трехчасовой езды на поезде он сошел на перрон вокзала в доселе совершенно незнакомом ему Бенчерче и, довольный тем, что ему удалось так ловко замести следы, вознамерился как можно скорее окунуться в приятную и спокойную атмосферу нового места, которая просто не могла не способствовать его занятиям. С вокзала он направился прямо в гостиницу, оказавшуюся, кстати, единственным заведением подобного рода во всем городке, и снял комнату на одну ночь.

Бенчерч был, в сущности, рыночным городком и раз в три недели его переполняли толпы самой разноликой публики; что же касается остальных двадцати дней, то в течение их он очень походил на милое и почти пустынное селение. Утром Малкольм покинул пределы довольно-таки уютной гостиницы и отправился на поиски самого тихого и уединенного дома, который мог бы удовлетворить его академические потребности. В результате этих поисков он остановил свой взор на одном-единственном доме, который, как ему показалось, вполне соответствовал его во многом безумным надеждам на умиротворяющую и творческую тишину. Впрочем, едва ли можно было назвать этот дом и окружающую его местность тихими – скорее, к ним подходил термин «одинокий».

Это был старый, хаотично спланированный и на первый взгляд довольно тяжеловесный дом, выстроенный в стиле времен короля Якова,[6]6
  Англ. король (1603-1625) из династии Стюартов.


[Закрыть] с тяжелыми фронтонами и необычно маленькими окнами, располагавшимися к тому же несколько выше, чем было принято в подобного рода строениях; со всех сторон особняк был окружен высокой, массивной кирпичной стеной. При ближайшем рассмотрении он походил на некое подобие крепости, чем на обычное жилище, хотя данное обстоятельство скорее порадовало, нежели огорчило Малкольма. Вот, подумал он, именно то самое место, которое я искал, и если мне удастся снять его, я почувствую себя на вершине блаженства.

Можно было без труда представить себе его восторг, когда он убедился, что в настоящее время дом действительно пустовал. На ближайшей почте он узнал фамилию агента по недвижимости, который даже не стал скрывать своего удивления по поводу появления человека, всерьез желавшего арендовать это строение. Мистер Кернфорд, одновременно являвшийся местным адвокатом, оказался добродушным старым джентльменом, он прямо и без обиняков признался, что крайне рад встрече с человеком, который хочет поселиться в этом доме.

– Честно говоря, – с улыбкой произнес он, – я испытываю неподдельное удовлетворение, более того, счастье, и говорю это как бы от имени владельцев дома, поскольку после стольких лет заброшенности нашелся человек, пожелавший в нем поселиться. Дом этот пустовал так долго, что в народе даже стало зарождаться нечто вроде нелепого предрассудка, предубеждения, а потому ваше намерение, как я полагаю, возведет непреодолимый заслон на пути его дальнейшего распространения. Если только, – добавил он, с лукавством поглядывая на Малкольма, – ученый молодой человек действительно согласится пожить в столь тихой атмосфере.

Малкольм посчитал излишним расспрашивать агента о сути упомянутого им «нелепого предрассудка», справедливо полагая, что получит на этот счет гораздо более исчерпывающую информацию, если как следует порасспрашивает соседей. Он внес арендную плату за три месяца вперед, получил расписку, а заодно узнал имя пожилой женщины, которая, возможно, согласилась бы «присматривать» за ним, после чего удалился с ключами в кармане.

После этого он отправился к хозяйке своей гостиницы, которая представляла собой веселую и в высшей степени добродушную женщину, и спросил ее совета, где бы он мог отовариваться на время проживания в их городке. Узнав о том, где он намерен поселиться, женщина в изумлении всплеснула руками.

– Только не в доме судьи! – воскликнула она и почему-то побледнела.

Малкольм пояснил, где находится этот дом, но добавил при этом, что не знал его названия. Едва он умолк, женщина снова возбужденно заговорила:

– Ну конечно, точно, так оно и есть – дом судьи! То самое место!

Малкольм попросил поподробнее рассказать ему о его новом жилище, почему оно так называется и что она имеет против него.

Женщина пояснила, что название это дано местными жителями, причем много лет назад – как давно, она сама не знает, поскольку была родом из другой части страны, но, по ее предположениям, не меньше, чем лет сто назад. Она также слышала, что дом этот в действительности когда-то принадлежал судье, наводившему на всю округу ужас суровостью своих приговоров и небывалой жестокостью по отношению к правонарушителям и обитателям тюрьмы. Что до ее собственных предубеждений в отношении этого дома, то она затруднилась ответить что-либо определенное. По ее словам, она и сама неоднократно спрашивала местных жителей, но никто ей толком так ничего и не сказал. Однако, по общему убеждению, было в этом доме «нечто» – что именно, оставалось неясным, – но сама она не согласилась бы ни за какие деньги провести в нем хотя бы один час. Под конец женщина попросила у Малкольма прощения за столь сбивчивый и малопонятный рассказ.

– Нехорошо, конечно, с моей стороны, сэр, – добавила она, говорить подобные вещи, но вы такой молодой джентльмен… если мне позволительно будет это сказать… в общем, жаль, что вы согласились поселиться в доме судьи. Будь вы моим сыном, простите меня и за эти слова, – то я не позволила бы вам провести там даже одну ночь. Даже если бы я сама пошла туда с вами и подвязала бы веревку к большому набатному колоколу, который висит под крышей!

Доброе создание невольно подкупало своей искренностью и явной добропорядочностью намерений, отчего Малкольм, оставаясь в удивлении, был явно тронут. Он поинтересовался, как зовут хозяйку – оказалось, миссис Визэм, – после чего поблагодарил ее за столь трогательное участие и проявленный интерес, а потом добавил:

– Право, моя дорогая миссис Визэм, не стоит так уж беспокоиться обо мне. Человек, который готовится к экзамену по математике, слишком озабочен собственными проблемами, чтобы еще беспокоиться по поводу всяких загадочных «нечто». Да и работа моя слишком строга и прозаична, чтобы оставалось хоть немного свободного времени для разгадывания таинственных загадок любого рода. Геометрические прогрессии, перестановки и комбинации, а еще и эллиптические функции и так являются для меня загадкой похлеще китайской грамоты!

Миссис Визэм любезно согласилась позаботиться о том, чтобы молодому человеку были созданы необходимые удобства, после чего он отправился на поиски той самой пожилой женщины, которую ему рекомендовали. Когда он вернулся к дому судьи, а это произошло через пару часов, то обнаружил, что у ворот его поджидают миссис Визэм, а также несколько мужчин и мальчишек, нагруженных всевозможными узлами и свертками, а также местный драпировщик, на телеге которого стояла массивная кровать. Женщина пояснила, что столы и стулья в доме сохранились довольно неплохо, тогда как кровать очень старая, а кроме того, на ней уже лет пятьдесят никто не лежал, и потому она едва ли подойдет для «молодых косточек» джентльмена. Похоже, ей и самой было интересно взглянуть на интерьер дома, а потому, несмотря на все ранее высказанные ею предостережения по поводу неведомого «нечто», миссис Визэм все же прошлась по всему дому, правда, не отходя от Малкольма ни на шаг и при малейшем шорохе судорожно хватая его за локоть.

Осмотрев дом, Малкольм решил поселиться в большой гостиной, которая оказалась достаточно просторной, чтобы удовлетворять его требованиям. Миссис Визэм на пару с приглашенной Малкольмом уборщицей, миссис Демпстер, приступила к наведению в доме порядка. Когда вещи были перенесены внутрь и распакованы, молодой человек увидел, что, проявляя искреннюю заботу о нем, она распорядилась прислать со своей кухни запас провизии, которого хватило бы на несколько дней. Перед уходом она разразилась целым потоком добрых пожеланий в его адрес, а уже стоя в дверях, обернулась и добавила:

– Знаете, сэр, это очень большая комната, и в ней, должно быть, постоянно гуляют сквозняки, а потому я порекомендовала бы вам поставить вокруг кровати ширмы, особенно ночью. Хотя, признаюсь, сама бы я со страху умерла, если бы мне пришлось подобным образом отгородиться и все время знать, что вокруг меня бродит всякая нечисть и норовит то за угол заглянуть, а то сверху голову свесить!

Образ, который она нарисовала в своем собственном воображении, похоже, настолько подействовал ей на нервы, что она тут же поспешила удалиться.

Миссис Демпстер высокомерно фыркнула в сторону хозяйки гостиницы и со своей стороны заметила, что уж она бы не побоялась никаких привидений…

– Знаете, что я вам скажу, сэр, – сказала она, – привидения, призраки – это все, что нас с вами окружает. За исключением самих привидений, конечно! Крысы, мыши, жуки, скрипящие полы, расшатавшиеся половицы, сломанные оконные рамы, поломанные ручки шкафов и гардеробов, которые то остаются у вас в руке, когда вы пытаетесь их открыть, а то вдруг посреди ночи грохающиеся об пол. Вы только посмотрите на стенную панель в этой комнате! Старье сплошное – да ей лет сто, не меньше! Вы думаете, здесь нет крыс и жуков? Или, может, рассчитываете, сэр, что вам их не доведется увидеть? Крысы и есть привидения, вот что я вам скажу. А привидения – это крысы. И не вздумайте считать иначе!

– Миссис Демпстер, – мрачно проговорил Малкольм, одновременно отвешивая в ее сторону вежливый поклон, – вам известно больше, чем нашему университетскому профессору. Но мне бы хотелось сказать вам вот что. В знак моего глубокого уважения к очевидной здравости ваших суждений и разумности доводов я намерен предоставить вам возможность самой пожить в этом доме пару месяцев после моего отъезда, поскольку, хотя мною и уплачено за три месяца вперед, более, чем четыре недели, я здесь не проживу. А потом я уеду.

– Большое вам спасибо, сэр! – воскликнула она. – Но я не могу проводить ночь в чужом доме. Дело в том, что я живу в приюте Гринхау, и если хотя бы однажды заночую вне его пределов, то немедленно потеряю это место. У нас очень строгие правила, на мое место столько желающих, что не хотелось бы лишний раз рисковать. Тем не менее, пока вы здесь поживете, я буду с удовольствием приходить и присматривать за домом.

– Моя дорогая миссис Демпстер, – поспешно сказал Малкольм, – я прибыл сюда исключительно с целью обрести столь желанное для меня уединение и, поверьте, искренне признателен судьбе за то, что покойный господин Гринхау так прекрасно организовал свой восхитительный приют, но одновременно, увы, лишил вас возможности самой испытать на себе подобную форму искушения! Представляю, какому соблазну вы противостоите, отказываясь от возможности пожить в этом доме. Думаю, сам Святой Антоний не смог бы проявить большую стойкость перед таким искушением!

Пожилая женщина чуть хрипловато рассмеялась. – Все-то вам молодым пошутить да посмеяться. А впрочем, как знать, может, вы и обретете здесь столь желанное для вас одиночество.

Она принялась заниматься уборкой, и к вечеру, когда Малкольм вернулся с прогулки – на которые он и впоследствии прихватывал с собой один из учебников, – то обнаружил, что комната приведена в полный порядок, вычищена и прибрана. В большом старом камине потрескивали горящие поленья, лампа была зажжена, а на столе был накрыт ужин, приготовленный из восхитительных даров миссис Визэм.

– А что, и в самом деле настоящий комфорт, – проговорил он, потирая руки.

Покончив с ужином, Малкольм сдвинул поднос на противоположный конец большого дубового обеденного стола и снова взялся за книги. Подбросив свежих поленьев в камин, он подкрутил лампу и уселся на стул, чтобы посвятить несколько часов напряженной работе. Так он просидел, ни разу не отрываясь от книг, до одиннадцати часов, когда, наконец, потянувшись, встал, прошелся по комнате, поковырял кочергой в камине и приготовил себе чашку чая.

Свежие поленья принялись дружно потрескивать, изредка выстреливая искрами, а в большой старой комнате запрыгали причудливые тени. Отхлебывая горячий чай, Малкольм впервые по-настоящему ощутил всю уединенность, даже изолированность своего нынешнего положения. Именно тогда он впервые обратил внимание на то, какой шум поднимают снующие по дому крысы.

Странно, подумал Малкольм, неужели они были здесь постоянно? Ведь в подобном случае я давно должен был бы их услышать!

И действительно, обратив внимание на крысиный гомон и шум, заметно усилившийся к моменту его кратковременного отдыха, он почувствовал, что это были уже какие-то новые, необычные звуки. Он понимал, что поначалу крысы испугались появления незнакомца, зажженной лампы и полыхающего камина, однако с течением времени стали вести себя все более нагло и чувствовать в буквальном смысле как у себя дома.

А какой шум они поднимают! И какие чудные, необычные звуки постоянно издают! Все время снуют туда-сюда, взад-вперед, вверх-вниз, бегают за старой стенной панелью, где-то над потолком, под самой крышей, постоянно что-то грызут, скребутся, царапаются! Малкольм вспомнил слова миссис Демпстер и слегка улыбнулся. «Привидения – это крысы, а крысы – не что иное, как привидения!» Вскоре чай начал оказывать воздействие на интеллектуальные возможности и нервную систему молодого человека; он с явным удовлетворением еще посидел над книгами, пока в очередной раз не оторвался от них и позволил себе пройтись по своему жилищу и хорошенько оглядеть комнату.