Текст книги "День лжецаря"

Автор книги: Брэд Гигли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Что это? – спросил Симеркет.

– Это с моста. Через десять минут опустят сходни, чтобы ночью никто не проник сюда со злобной целью.

Симеркет должен был непременно успеть перейти реку! Если он не появится у ворот храма вовремя, соглядатаи его хватятся и сообщат о его исчезновении эламским властям. Он выругался. Надо расспросить этого человека поподробнее; сомнений нет – этот недужный скрывает правду о Мардуке!

– Скажи ему, – торопливо бросил он через плечо, уходя, – скажи ему, что я хочу его видеть!

– Поверьте, господин, я не знаю этого человека!

– Скажи ему!

Дойдя до улицы, ведущей к мосту, Симеркет внезапно обернулся и крикнул:

– Я могу помочь тебе…

Мужчина не ответил, но много голов повернулось в темноте, чтобы услышать, что скажет Симеркет дальше.

– Промой раны чистой водой! – крикнул Симеркет, и эхо разнесло его голос по всей площади.

– Мы очень волновались, господин, – с упреком произнес худой соглядатай, когда они шли по улице прочь от египетского храма.

– Простите.

– Мы чуть было не пошли к нашему капитану.

– Завтра я постараюсь вернуться пораньше.

– Мы подумали, что-то случилось.

Симеркет промолчал, быстро и пружинисто шагая к месту ночлега.

Была ночь, и шпики не боялись, что их увидят вместе. Толстяк все время пыхтел и кашлял.

– Куда вы ходили сегодня? – дружелюбно спросил он.

– Вы же знаете, – отозвался Симеркет.

– Откуда? Мы ждали весь день возле храма!..

Симеркет улыбнулся:

– Я молился.

– Дайте большой палец, господин.

Священник слегка нажал большим пальцем Симеркета на кусок мягкой глины и чуть пошевелил им. Потом поднес слепок к свету, струившемуся из отверстия в крыше, сравнивая отпечаток с тем, который Симеркет оставил на табличке фараона много недель назад.

Был рассвет. Симеркет пребывал в храме Мардука. Вавилоняне называли его Исагила. Хотя замок Амона в Фивах был намного больше, богатством внутреннего убранства святилище Мардука ему не уступало. Алебастровые колонны поднимались к потолкам из чеканного золота, пурпурные шторы свисали с серебряных колец, ниспадая широкими складками на мозаичные полы, выложенные из малахита, бирюзы и жемчуга. Исагила пребывала в состоянии постоянного и священного мрака, освещаемая лишь маленькими огоньками на крыше. Все в ней, включая золотые и серебряные нити, вплетенные в одежды священников, мерцало и блестело в свете ламп и фонарей.

– Все в порядке, господин.

Священник жестом пригласил Симеркета следовать за ним в заднюю часть здания. Вскоре они оказались в прохладных подвалах, где священники прятали свои сокровища.

– Поставь свою подпись, – тихо произнес он, – клинописью, пожалуйста, вот здесь, на этой табличке, где я указал… – Он пододвинул к Симеркету свежий кусок глины. Несколько кожаных мешков, каждый из которых был набит золотом, уже ожидали его на желтом деревянном столе с инкрустациями.

Симеркет удивленно моргнул.

– Я не смогу унести все это!

– Но это, господин, точное количество, указанное на твоей табличке. Если хочешь пересчитать…

– Я не смогу унести все это! – повторил Симеркет.

– Возможно, твои слуги…

– У меня нет слуг.

В глазах священника появилась некоторая подозрительность. Кто этот человек без слуг, как будто читал его мысли Симеркет, который претендует на золото фараона? Помявшись, священник вздохнул и предложил Симеркету взять золота столько, сколько он сможет унести. Остальное будет возвращено в подвал и будет там лежать до тех пор, пока он не придет за ним. Священник стер цифры, которые раньше начертал на глиняной табличке, и быстро вписал туда новые.

– Твое золото будет цело у нас, господин, – добавил он.

Симеркет снова оставил отпечаток пальца – и вышел из помещения. Пояс его был увешан кольцами золота. Никогда еще он не носил на себе такого богатства! И подумать только, в его мешке осталось еще четыре таблички фараона!

При мысли о фараоне в нем внезапно проснулось чувство вины. Со времени прибытия в Вавилон мысль о Найе и Рэми настолько поглотила его, что он даже не вспомнил о второй миссии, о том, чтобы доставить своему царю статую Бел-Мардука. Он мог хотя бы посмотреть на этого идола, пока был в Исагиле, и оценить усилия, которые нужно затратить для выполнения поручения.

Он ступил на Путь процессий и пошел по его длинному, покатому склону до подземной часовни. Прошло больше часа, прежде чем стража храма позволила ему увидеть самое священное божество Вавилона.

Тихое пение наполняло залы, и его окутало облако дыма с сильным запахом мирра. Симеркет вытянул шею, дабы разглядеть то место, где стоял идол, но толпа верующих мешала ему видеть. Он не знал, чего ожидать, но когда наконец увидел статую, стоявшую под золотым балдахином, первым его чувством было разочарование. Статуя была не выше его самого и сделана довольно плохо; он заметил деревянную арматуру, торчащую сквозь разбитую ступню.

Сработанный в грубом, архаичном стиле, бородатый бог носил высокую корону, и с его пояса свисал кушак из розеток в форме звезд. Застывшая на лице бессмысленная улыбка производила впечатление божественного слабоумия. Левой рукой божество прижимало к груди скипетр, правая была вытянута вперед для приветствия.

Фараон поведал ему, что при восхождении на трон каждый новый царь Вавилона сжимал эту вытянутую руку, чтобы получить согласие бога на свое правление. Теперь рука почти лишилась пальцев, они были стерты едва ли не до основания. Сколько же царей в течение стольких столетий брали эту руку, чтобы она приобрела такой вид, подумал Симеркет.

Постепенно ему стало казаться, что божество вибрирует и излучает тепло, накопленное за все века поклонения. Возможно, это была самая старая статуя идола в мире, и по этой причине самая почитаемая. Симеркет вспомнил слова фараона, которые тот прошептал ему: «Я возьму его руку в свою и излечусь от всех болезней». Видя златую длань, даровавшую власть стольким поколениям царей, Симеркет впервые подумал о том, что магия, живущая в этом идоле, и впрямь может помочь фараону поправить здоровье.

Симеркет продолжал смотреть на статую, пока наблюдающий за порядком стражник не прошептал ему, что он должен покинуть часовню, дабы другие верующие могли приблизиться к божеству. Когда он снова оказался в зале, к нему подошел молодой священник.

– Господин Симеркет? – осведомился неизвестный.

Симеркет удивленно кивнул.

– Досточтимый Служитель Высшей Магии Адад просит вас для небольшой беседы.

– Меня? – осторожно переспросил Симеркет.

Молодой священник наклонил голову, указывая на маленькую дверь в конце зала, совершенно скрытую от посторонних глаз. Они пошли туда. За дверью оказалась узкая лестница, ведущая на второй уровень храма.

В высоких покоях было темно и тихо, как в святилище бога. Молодой священник поднес к губам палец и кивнул в сторону дальнего конца комнаты. Симеркет уставился в темноту и увидел склоненного над каменным алтарем мужчину. Уходя, молодой священник тихо закрыл за собой дверь, и Симеркет остался один на один с Ададом. В этот момент в ноздри ему проник солоноватый железистый запах свежепролитой крови, вызвав в его душе тревогу…

Присмотревшись, Симеркет разглядел в сумраке труп жертвенного ягненка, и в этот момент Адад обернулся. Руки его были зелеными от желчи. Опустив их в таз с водой, Адад совершил омовение, затем обратился к Симеркету:

– Я разочарован, – осторожно произнес он, вытирая руки о полотенце. – Печень ягненка сегодня была непрозрачной, что сказало мне сначала одно, потом другое. Я узнал о тебе меньше, чем хотел.

– Если Досточтимый Служитель Высшей Магии хочет узнать что-либо обо мне, ему надо лишь спросить меня…

Адад посмотрел на него оценивающим взглядом. Это был крупный, крепко сбитый мужчина с длинной, как у идола, бородой.

– Слова придуманы для того, чтобы скрывать правду, Симеркет, – сказал он. – Только печень никогда не лжет. Но несмотря на всю ее замутненность, я разглядел нечто интересное.

Симеркет придал лицу выражение вежливого любопытства.

– Печень сказала мне, что ты прибыл сюда в поисках кого-то. Двоих.

Симеркет не дрогнул ни единым мускулом.

– Она сказала, что ты и твой фараон имеют здесь, в Вавилоне, какую-то тайную цель.

Симеркет продолжал молча смотреть перед собой.

– Она говорит мне также, что от этой цели зависит богатство Египта. – Раздраженный молчанием Симеркета, Адад сделался нетерпеливым. – Эй, что ты молчишь? Что ты можешь мне ответить?

Симеркет пожал плечами.

– Я скажу, что печень не говорит тебе ничего, кроме того, что ты мог прочесть в моем мешке вчера ночью.

Симеркет услышал, как Адад судорожно вздохнул.

– Ты сомневаешься в моей способности читать по печени?

– Начинаю сомневаться.

Прежде чем ответить, Адад несколько раз крепко сжал челюсти. Мало кто смел разговаривать с ним столь дерзко! Великий маг начал расхаживать по комнате, не глядя на Симеркета, потом бросился в кресло и забарабанил пальцами по подлокотнику из слоновой кости.

– С тех пор как Всемогущий дал нам дар пророчества и прорицания, маги Бел-Мардука не имеют надобности в обычном подглядывании, – уверенно заявил он. – Но если ты такой честный, почему не признаешься в том, что пришел сюда, чтобы увезти нашего идола в Египет?

– Ты это тоже узнал по печени?

– Я не стану тебя обманывать, Симеркет. Когда посланник Рамсеса прибыл в Вавилон, посол Менеф рассказал мне о том, что фараон им интересуется.

Симеркет опять не ответил. Он думал о том, какой мотив мог быть у Менефа для сообщения Ададу о конфиденциальных словах фараона. Некоторые могли счесть это актом измены. Хотел ли посол помешать Симеркету, намереваясь послать статую в Египет самому и тем снискать благосклонность и одобрение фараона? Как бы там ни было, Симеркета мало заботило, кто успешно организует государственный визит идола в Египет. Если Менеф уже задумал это, тем лучше – Симеркет будет свободен продолжать свои поиски Найи и Рэми, не обременяя себя другими заботами.

Однако если это было правдой, с какой целью этот высокий священник Адад пригласил его сюда? Если относительно визита божества в Египет все уже договорено, какая необходимость в данной дискуссии?

– И что, послу Менефу повезло? – спросил Симеркет. – Ты дал свое разрешение на посещение идолом Египта?

– Не мне давать разрешение. Решение принимает один царь Кутир.

Симеркет вслух высказал свои сомнения:

– В таком случае почему Менеф пошел к тебе, а не к нему?

Адад опустил глаза. Он смотрел на свои руки, нервно срывая золотые кисточки со своих нагрудных украшений.

– Потому что с магом надо непременно посоветоваться. – Он поднял голову и снова уставился на Симеркета. – Потому что только мы одни можем угадать намерения богов в таких делах.

– Я надеюсь, тебе это удается лучше, чем с предсказаниями по печени, – заметил Симеркет с легкой усмешкой. Решив, что больше ничего получить от этой беседы не сможет, он начал пятиться к двери, вытянув руки вдоль тела. Когда он уже был у двери, Адад резко его окликнул:

– Минутку, Симеркет!

Симеркет посмотрел на мага.

– Однажды, давным-давно, другой царь эламцев вошел в Вавилон. Он возложил свои греховные руки на идола и увез его в цепях в Сузы. – Адад выждал паузу, ожидая эффекта. – И тогда урожай эламцев погиб, разразилась эпидемия холеры, армии эламцев терпели поражения, их цари умирали один за другим. Наконец они своей волей возвратили идола, заплатив нам золотом за то, чтобы снять божественное проклятие с их земли.

Симеркет понял, что маг предупреждает его. Тем не менее все же спросил:

– Что явилось причиной, что ты говоришь мне это, о Досточтимый Служитель Высшей Магии?

– Потому что именно это происходит, когда Всемогущего увозят из Вавилона вопреки его воле.

– Разве я привел с собой армии? – отозвался Симеркет. – Или оружие? У меня нет с собой даже ножа!

Адад поднялся.

– Но от тебя исходит дух насилия и агрессии. Я слышал, в Египте тебя называют человеком, исповедующим Сета, – ты можешь разрушить государство, просто пройдя через него.

Симеркет пожал плечами.

– Я не враг вам, господин. Это правда, что я ищу статую божества для моего царя, но ты должен решить, уедет ли она со мной или останется. Как я понимаю, моя задача заключатся просто в том, чтобы убедить тебя – и Кутира – в тех преимуществах, которые такой визит может принести обоим государствам.

– А если я скажу, что статуя Бел-Мардука должна остаться в Вавилоне – даже если царь даст согласие…

Вот она – причина, по которой Симеркет был вызван к Ададу! Симеркет наконец понял: статуя оказалась в центре какого-то противоборства между завоевателем Кутиром и вавилонскими священниками. Было ясно – священники боятся, что эламские завоеватели могут увезти идола против их воли, а с ним уйдет и их власть. Адад предупреждал Симеркета: окончательное согласие должно исходить от мага.

– Я бы никогда не подверг Египет тем бедствиям, которые ты здесь описываешь, – смиренно произнес Симеркет.

Адад поджал губы. Взгляд его сам собой обратился на печень ягненка, влажно блестевшую на сумеречном столе. Властным взмахом руки он указал Симеркету на дверь.

Единственная деятельность в расположении иностранных дипломатических миссий в этот час заключалась в энергичных маневрах молодого охранника, тренирующегося в тени высоких стен египетского посольства. Накануне он ударил Кем-весета древком копья. Но был оскорблен. И жаждал мести.

С криками и рычанием он свирепо колол пустой воздух. В своем воображении он разрывал на части человека, который унизил его, схватив его копье и сломав его пополам. Он все еще слышал раскаты смеха тех, кто видел, с какой легкостью Симеркет разоружил его. Хуже того, ему сказали, что он должен заплатить за новое копье из своих собственных денег – а это было месячное жалованье!

Сгорая от стыда, он поклялся никогда больше не дать застать себя врасплох. Он усовершенствуется в фехтовании, так чтобы в следующий раз, когда встретится с этим грубым черноглазым негодником, быть во всеоружии. С каждым новым выпадом, с каждым разящим ударом он воображал гнусного египтянина, пронзенного копьем и лежащего на земле, истекающего кровью. Вскоре вся туника охранника была мокрой от пота, ручьями стекавшего по его спине.

Ненависть его была жарче полуденного солнца, опалявшего землю и все живое. Поглощенный жаждой мести, он не заметил незнакомца, наблюдавшего за ним с соседней улицы. Пока юноша крутился и разил воображаемого врага, его наблюдатель передвинулся из тени и встал возле ворот посольства. Караульный, однако, заметил его и лихорадочно просигналил бойцу об опасности.

– Что такое? – спросил охранник, озадаченный гримасами караульного. Облокотившись на меч, он отер со лба пот.

– Оглянись!

Тон, каким это было произнесено, заставил его резко оглянуться. Тот, с кем он яростно сражался в своем воображении, стоял перед ним и, хуже того, держал в руках длинное, дьявольское копье. К своему стыду, парень почувствовал, как его штаны намокли.

– Ты… – начал он, но его голос сорвался. – Ты пришел, чтобы убить меня?

– Что?! – опешил Симеркет. – Конечно же, нет!

– Тогда… зачем ты пришел? – Голос охранника изобличал его недоверие. – Да еще с этим? – Он указал на копье.

– Я хочу отдать его тебе. – Симеркет протянул ему копье, но парень отскочил в сторону. – Я не должен был вчера ломать твое. Извини.

Совершенно ошеломленный, охранник сделал неуверенный шаг вперед и взял копье. В момент, когда он почувствовал его вес и тяжесть, он понял: это оружие высшего качества и намного лучше того, которое когда-либо давали ему в посольской миссии.

– Но, – продолжил Симеркет, – ты не должен был калечить моего друга! Он слишком стар для такого обращения. Ты мог убить его!

Лицо парня залила краска стыда.

– Мне приказали. Нельзя беспокоить посла… – пробормотал он.

– Ну, знаешь ли, есть разные способы выполнять приказ. Одно дело – охотиться на гиппопотама, другое – преследовать зайца, согласен?

Охранник озадаченно смотрел на спокойно рассуждающего Симеркета.

– Кем-весет все равно что старый заяц. Ткни его слегка в бок, он и убежит. А ты пошел на него как на гиппопотама. Понимаешь, о чем я толкую?

– Вроде бы понимаю, – промямлил парень. И поднял копье, проверяя вес и балансировку. – Но принести мне это копье… Зачем ты это сделал?

– Я в молодости сам был охранником. И помню, как нас заставляли платить за все, что случалось с нашим оружием.

– Ты был охранником?

Симеркет кивнул:

– При караване.

На лице юноши отразились смешанные чувства. Ненависть к этому египтянину полностью испарилась, уступив место интересу.

– Ну что ж, – произнес он неуверенно, – спасибо. Симеркет взглянул на караульного, все еще глядевшего на него из своей будки широко раскрытыми глазами.

– Скажи своему приятелю, что я здесь не для того, чтобы убивать тебя. Я пришел, чтобы задать несколько вопросов.

В глазах охранника мелькнуло подозрение.

– Так ты для этого подарил мне копье?

– В любом случае копье твое.

– Менефа здесь нет. Вчера ночью он оставался во дворце.

– Я хочу поговорить с тобой, если ты не возражаешь, и с твоим другом в будке.

Юноша помолчал, словно обдумывая ответ.

– Это зависит…

– От чего?

– От того, что ты хочешь спросить.

– Да, да… – подал голос из караульной будки Нес-Амон. – Она такая красивая, как ты говоришь, – слишком красивая для служанки. Но это не значит, что она столь же услужлива, сколь красива. К тому же мне нравятся женщины помоложе.

Симеркет подавил импульс столкнуть караульного с табуретки. Но этот прыщавый нахал должен помнить кого-то из слуг, что прибыли из Египта вместе с Менефом. Так что Симеркету пришлось терпеть его возмутительные речи.

– Да, она была здесь – и мальчик тоже, – я могу сказать тебе это, хотя обязан помнить только тех, кто работает здесь сейчас.

– А ты можешь вспомнить, что с ними случилось?

Нес-Амон отрицательно покачал головой.

– У нас очень много слуг. Они приезжают с каждым караваном, их тысячи. Сейчас здесь, должно быть, уже пол-Египта – особенно после заговора.

– Их всех посылали к Менефу?

Нес-Амон кивнул.

– Его право поступать с ними так, как он считает нужным.

– Куда он их посылает?

– О, некоторых он отдает своим друзьям, если слуги умные или красивые. Но большинство из них ждет Эшнунна.

– Кто это?

Нес-Амон невесело захихикал.

– Не кто, а где. Эшнунна – это город, там вавилонский рынок рабов. Примерно в шести лигах к северу отсюда. Его все знают.

– Он продает людей торговцам рабами? – Симеркет почувствовал, как кровь отлила от его лица.

– И имеет с этого неплохую выгоду! – Нес-Амон блудливо заулыбался. О, Симеркет знал в Египте многих таких, как этот Нес-Амон. Они пользовались любой возможностью, чтобы завистливо поглумиться над своими хозяевами за их спиной. – Он получает за каждого по крайней мере от 30 до 40 дебенов. [4]4
  1 дебен – 9 г золота.


[Закрыть]Так что домой, в Египет, он вернется намного более богатым, чем когда приехал в Вавилон, счастливчик! Если Найя и Рэми действительно были проданы, то они могли быть где-нибудь в Месопотамии – или даже за ее пределами. Но как он найдет их? Город велик; неужели ему придется обыскать всех жителей? Разве такое возможно? Он вспомнил слова Илайбера о том, что Рэми был ранен здесь, на северных окраинах Вавилона, между двумя реками. Его сердце немного успокоилось.

– Рэми был на плантации, – сказал он, – где-то на северо-западе, за стенами Вавилона. Как ты думаешь, Менеф знает кого-нибудь в этом районе?

– Менеф знает многих.

– А ты полагаешь, что их скорее всего отправили на невольничий рынок?

Нес-Амон пожал плечами, поковыривая прыщ на подбородке.

– Откуда мне знать? Надобно спросить самого Менефа.

– Я спрошу.

Нес-Амон попытался подавить сардонический смешок.

– Если только он тебя примет. В чем я очень сомневаюсь; он не принимает кого попало. Уж я-то знаю! Я объявляю всех, кто входит и выходит через эти ворота. – Он с важностью приосанился.

Симеркет не сказал Нес-Амону, что он специальный посланник фараона к царю Кутиру – то есть рангом повыше посла. Пусть эти парни продолжают думать о нем как о простом египетском обывателе, пытающемся найти свою пропавшую жену. Внезапно он почувствовал страшную усталость. Ответы Нес-Амона показали ему истинный масштаб предстоящих ему поисков.

Он кивнул молодому охраннику, сидевшему в углу навеса и оттачивавшему новое копье.

– Пользуйся! – сказал он ему на прощание. – Но сначала уясни разницу между зайцем и гиппопотамом!

Тот улыбнулся и кивнул.

Вернувшись в свое временное пристанище, Симеркет спросил у хозяев, могут ли они дать ему быстрых носильщиков до Эшнунны. Едва эти слова сорвались с его губ, глаза хозяина загорелись.

– Египетский господин желает рабыню, чтобы ночью согреть постель? – спросил он с плотоядной улыбкой.

– Нет, спасибо.

– Тогда, может быть, мальчика? Что за баранина без косточки, а?

Симеркет поднял руку, прерывая хозяина-священника.

– Мне не нужен и мальчик. Только носилки и быстрые ноги. Конечно, лучше бы колесница, если у вас есть. Я заплачу за прокат.

Так случилось, что была и колесница с возницей, и хозяева сочли за честь предоставить ему экипаж на весь день.

– Вы ручаетесь за его скорость?

– О да, господин. Лошади очень быстры, колесница, можно сказать, невесомая – из речного тростника!

Стоя под палящим солнцем, Симеркет ждал, пока конюхи выведут из конюшни лошадей. Две гнедые лошадки, высоко поднимая ноги, появились из-под навеса. Возница, кивнув Симеркету, не отпускал вожжи, и это все, что он мог сделать, чтобы удержать лошадей, покуда Симеркет заберется на сиденье.

Он встал подле возницы, и тот пустил лошадей по Пути процессий. Улица, как обычно, была запружена идущими и передвигавшимися на носилках и в повозках. Это очень затрудняло движение. Наконец спустя изрядное количество времени они подъехали к Дамкиновским воротам, названным так по имени богини – матери Бел-Мардука, расположенным на северо-восточном стыке городской стены. Симеркет сообщил эламским охранникам о цели своего путешествия – невольничий рынок в Эшнунне. Те проверили его имя по официальному списку допущенных к передвижению лиц, не переставая при этом сыпать язвительными вопросами относительно того, зачем он собрался в Эшнунну. В конце концов им было дозволено проехать, и колесница выскочила на дорогу, ведущую на северо-восток. Перед ними простиралась приречная равнина, изнывающая от жары под безоблачным голубым небом. Движение здесь было небольшое, лишь несколько эламских эскадронов патрулировали берег. Большинство жителей благоразумно сидели дома, дабы скрыться от полуденного пекла.

– Держитесь, господин, – пробормотал возница и…

Симеркет едва успел ухватиться за камышовый борт и упереться ногами в плетеный пол. Возница сказал что-то своим лошадям, но так тихо, что Симеркет не расслышал. Лошади коснулись друг друга носами, словно сговариваясь, и заржали. И в этот момент Симеркет почувствовал, как колесница отделяется от земли…

Он услышал свой собственный крик, не зная наверное, касаются ли еще его ноги тростниковых переплетений. Кони понеслись прямо через равнину, не обращая внимания на камни и валуны, и Симеркету показалось, что колесница вот-вот разлетится на части. Как ни колотил он кулаками по спине возницы, осмелившись оторвать руку от борта, – тот отказывался реагировать на эти удары. Все, что Симеркет мог сделать, – это крепко держаться и молиться всем египетским богам, чтобы они сохранили ему жизнь.

Вскоре показались низкие стены Эшнунны, словно выступающие из равнины, и через несколько минут они уже въезжали в ворота. Симеркет спрыгнул на землю, изрыгая проклятия, и первые несколько шагов прошел походкой пьяного матроса, не в силах сохранять равновесие. Пока он с трудом приходил в себя, возница повел взмыленных лошадей в ближайшую конюшню, наказав Симеркету, чтобы, когда тот захочет вернуться в Вавилон, искал его там.

Способность ходить не замедлила вернуться, и Симеркет быстро осмотрел городок. Он состоял в основном из унылых бараков. В них ютились вновь и вновь прибывающие сюда рабы. Эламское вторжение еще более увеличило их количество, и вооруженная охрана то и дело проверяла огромные подворья, где они скапливались. Симеркет удивился, не обнаружив на их лицах ни отчаянья, ни скорби – наоборот, невольники, казалось, довольны своей судьбой и им нет дела до контроля за ними охраны. Он заметил и подмостки, на которых посредники выставляли товары будущим покупателям. Раскрашенные плакаты, прикрепленные к стволам пальм, извещали о предстоящих аукционах. Один предлагал «молодых здоровых мужчин», другой «красивых девушек не старше 15 лет».

На аукционы отводилось лишь два дня в неделю, и сегодняшний был не занят. Узкие улицы были пусты. Редкий прохожий попадался Симеркету на глаза. Освоившись, он отправился туда, где жили перекупщики.

Торговцы, как обнаружил Симеркет, составляли профессиональную общину, каждый ее член знал во всех деталях, чем занимаются конкуренты. Достаточно было только спросить у одного из них, кто здесь торгует египетскими рабами. Его имя было Лугал. Он еще пребывал в состоянии послеполуденной дремы, а Симеркет уже стоял у его дверей. Несмотря на то что египтянин нарушил его сон, Лугал был рад подняться с подушек и заняться делом. Как и у большинства вавилонян определенного возраста, у него были широкие плечи и круглый выпирающий живот. Бороды он не носил. Рабы, прибывающие сюда из варварских стран, часто бывают завшивевшими, объяснил он. Так что лучше оставаться лысым и безволосым, когда осматриваешь каждого вновь прибывшего. Симеркет едва подавил в себе мгновенный импульс почесаться.

А Лугал громко потребовал пива. Слуга принес большую чашу с двумя гибкими тростинками, и они с Симеркетом уселись возле нее. Однако приветливая улыбка торговца немного погасла, когда египтянин сказал ему, что у него нет желания покупать красивую девушку или мальчика – он просто хочет задать ему несколько вопросов относительно уже проданного товара.

– Конечно, я буду рад заплатить тебе за твое время, – добавил Симеркет, – ибо ты занятой человек, и я не ожидаю, что ты будешь делать что-нибудь для меня даром.

– Ну что ж, в таком случае, – произнес Лугал с медоточивой улыбкой, поглаживая толстый живот, словно это была домашняя собачонка, – ты господин, командующий моим вниманием. Чем я могу тебе помочь?

Симеркет объяснил, что ищет жену и друга. Он рассказал также о том, что Найя была до него замужем за одним из заговорщиков против Рамсеса III, а Рэми был замешан в грабеже царских могил. Лугал слушал его затаив дыхание, с широко раскрытыми глазами – так слушают уличных ораторов или бродячих артистов. В конце повествования он даже зааплодировал.

– Незнакомец, – воскликнул он, оживляясь, – убери свое золото! Такой рассказ для меня – достаточная плата! Нет ничего лучше хорошей истории, а если она еще и правдивая…

– Значит, ты поможешь мне найти их?

– Если смогу. Но нам не всегда удается сделать то, что мы хотим. Дело в том, что рабы иногда поступают к нам с новыми именами, присвоенными им прежними владельцами. Но не расстраивайся, – заверил он, увидев выражение лица Симеркета, – если твоя Найя так красива, как ты описываешь, я наверняка бы ее запомнил – если б увидел.

– Менеф обычно переименовывает своих рабов?

– К счастью, он не обременяет себя этим – еще одно обнадеживающее обстоятельство. Пошли!

И Лугал повел Симеркета в низенькое строение на другом конце двора. На бесконечных полках здесь выстроились корзины, доверху наполненные глиняными табличками. Сюда, объяснил Лугал, он заносит имена своих рабов по дате продажи (того требует уплата налогов), и у него есть подробное описание каждой проданной женщины и каждого проданного мужчины.

Симеркет назвал примерную дату, когда Найя могла покинуть поместье Менефа, и Лугал провел его к полкам, где они могли найти соответствующие сведения. Опережая один другого, они начали рыться в корзинах.

Торговец записывал не только имя раба, но и возраст, национальность или название племени. Если торговля производилась от имени другого лица, где Лугал выступал лишь посредником, это отмечалось особо.

Симеркет был поражен – какое дотошное ведение документации!

– Я должен так делать, друг, – объяснил Лугал. – Знаешь, по закону рабы имеют свои права, и если они достаточно умны, то легко могут вернуть себе свободу. Некоторые из них связаны с нами договором, поскольку не могут найти работу или должны прятаться от кредиторов. В Месопотамии быть рабом не позорно. По большей части это просто временное состояние – короткий период невезения, который надо пережить…

Симеркет был безмерно рад тому, что данные были такими подробными. Дело шло споро. Симеркет обнаружил, что большинство египтян, отправляемых в Вавилон, мужчины – что вполне объяснимо: мужчины чаще оказываются замешанными в разные преступления, избежать наказания за которые можно только изгнанием. И всего лишь несколько глиняных табличек содержали сведения о египетских рабынях. Но эти данные не соответствовали возрасту и внешности Найи. Это одновременно и расстроило его, и принесло ему некоторое облегчение. На многих табличках значились сведения о египетских юношах – но никого с именем Рэми ему не попалось. Лугал между делом сообщил ему, что никто из египтян не был продан им ни на какую плантацию к северо-западу от Вавилона.

Дальше они искали молча. И вдруг Симеркет услышал победный крик.

– Ага! – воскликнул Лугал, потрясая табличкой, которую только что достал из корзины. – Вот, смотри-ка!

Симеркет поспешил к нему. Лугал вслух прочитал: «Египтянка, 23 года. Стройная, миловидная. Откликается на имя Анеку. Прибыла из Египта на борту корабля Менефа».

На лбу Симеркета выступил пот. Очень мало кто знал, что отец Найи звал ее Анеку, когда она жила в его доме. По-египетски это значит «Она принадлежит мне». От волнения и страха его даже затошнило.

– Это может быть она! – выдохнул он. – В детстве ее звали Анеку. Кому ее продали?

Лугал взглянул на табличку. Лицо его помрачнело.

– К сожалению, я тебя не обрадую – но могло быть и хуже, я полагаю…

Симеркету не понравилось, какое озабоченное стало у Лугала лицо.

– Кто, кто ее купил? – быстро спросил он еще раз. Лугал откашлялся, делая вид, что разбирает невнятную запись.

– Ну же! – поторопил его Симеркет.

– Боюсь, что это попечители храма Иштар…

Симеркет с облегчением вздохнул.

– Как ты меня напугал! – рассмеялся он. – Я ожидал худшего…

– Ну, в таком случае, – улыбнулся Лугал, – если ты доволен, то и я тоже. Откровенно говоря, я думал, ты будешь вне себя, за то что я продал ее иштарским евнухам, и уже готов был принять твою месть.

К Симеркету вернулось тревожное чувство.

– Почему ты так говоришь?