Текст книги "День лжецаря"

Автор книги: Брэд Гигли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– На что ты так уставился? – поинтересовался Мардук.

– Э… корзины! Они полны битума, ведь так? И должно быть, очень тяжелые…

– Напротив, они очень легкие. Вот почему они так подходят женщинам гагу – любая может легко управиться с грузом.

Симеркет подозрительно посмотрел на Мардука. Разве тот не заметил, как обвисли корзины, перекинутые через спины ослов? Выносливые животные почти шатались под их весом!

– Однако… – начал было Симеркет, но замолчал. Скорее всего эти гагу занимаются контрабандой! А какая торговая гильдия этим не занимается? Но это не его дело, и такие размышления только загружают мозг не относящимися к делу подробностями. И все – игра его воображения! Он почти наяву услышал тихий голос Илайбера, предупреждающий об опасностях Месопотамии. Он увидит то, чего нет, и не заметит того, что есть…

К вечеру их маленькая круглая лодка наконец проскочила под мостом и причалила на дальнем берегу. Только ослик, казалось, расстроился, увидев, что он уходит, и вытянул голову, чтобы грустно прижаться к его руке. А виноторговец и его сын, видя, как уходит Мардук, запричитали, низко кланяясь ему и целуя ему руки, пылко прося благословения. Наконец Мардук вырвался из их объятий и повел Симеркета в город.

В Вавилоне было восемь ворот, каждые носили имя одного из главных городских богов. Само название Вавилон означало «врата града». Симеркет и Мардук вошли через ворота Иштар, самые большие из всех. Они были выложены дорогими эмалированными плитками и окрашены в священный ярко-синий цвет. Стараясь не выглядеть совсем уж профаном на своем первом вступлении в Вавилон, Симеркет послушно прошел за таможенную черту, запретив себе озираться по сторонам.

– Ты должен говорить за нас обоих, – зашептал он Мардуку. – Не называй им моего имени – я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я посланник фараона! Скажи им, что я торговец, приехал за специями, ну или чем там еще, что я не говорю по-вавилонски… Мне нужно обследовать город, прежде чем кто-либо из официальных лиц узнает, что я здесь!

Он решил не объявлять о своем приезде новому царю Вавилона, пока не завершит свою миссию. Только тогда он начнет переговоры о статуе божества Бел-Мардука, которую он должен привезти в Египет. А до тех пор он хотел действовать подальше от внимания властей, поскольку начал подозревать, что если коренные вавилоняне узнают о его близости к Кутиру, то большая часть дверей окажется перед ним закрытыми.

Мардук не ответил. Неожиданно он отвернулся и начал неуклюже пятиться назад – съежившись, как бы от страха, как простачок. Симеркет про себя улыбнулся, поражаясь его способности бесконечно меняться. Он мог принимать любое обличье, мог смешаться с любой толпой, сыграть любую роль!

Однако когда они подошли к эламским таможенным чиновникам и сборщикам налогов, Мардук продолжал молчать, обводя всех бессмысленным взором. Он опустил голову и притворился смущенным и напуганным.

– Что с тобой? – спросил Симеркет по-египетски. – Ответь же им! Не молчи!

Но Мардук только тупо смотрел на всех. Изо рта у него потекла слюна. Таможенники с отвращением отвернулись и обратили свои вопросы к Симеркету, махнув на Мардука рукой.

В конце концов Симеркету пришлось представиться – чиновники обшарили его мешок и нашли в нем таблички с его именем. Тогда они склонились перед ним в низком поклоне, демонстрируя ему список ожидаемых важных гостей. Его имя значилось в нем среди самых почетных. Тут же явился дворцовый представитель и повел Симеркета и Мардука в отдельную комнату, расположенную внутри ворот.

– Добро пожаловать, великий господин! – воскликнул дворцовый чиновник по-вавилонски. – Мы пошлем курьера во дворец, чтобы известить о том, что ты наконец прибыл.

Симеркет пришел в ужас.

– Я не желаю этого! – вырвалось у него, прежде чем он успел подумать.

Эламец уставился на него в замешательстве.

– Но… но что я скажу царю, когда он спросит, почему ты не представил свои верительные грамоты?

Симеркет поспешно сымпровизировал:

– Ты, конечно, можешь доложить царю о моем прибытии. Но скажи ему… скажи, что прежде чем я предстану перед двором, я должен очиститься молитвой, дабы возблагодарить египетских богов за мое благополучное путешествие.

Симеркет знал, что месопотамцы считали египтян фанатично религиозными, и надеялся, что эламцы примут это объяснение, сколь бы подозрительным оно ни было. Дворцовый чиновник с сомнением покачал головой.

– В таком случае не стоит ли мне вернуться в Египет? – насмешливо надавил Симеркет.

– О нет, господин! – Вавилонянин воздел руки в молитвенном жесте. – Царь Кутир был бы очень разочарован – и рассержен – если бы ты уехал сейчас из Вавилона. Его войска все равно найдут тебя, поскольку он хочет услышать приветствие фараона из твоих уст.

Симеркет быстро прикинул в уме. Либо Кутир должен обладать огромной сетью шпионов, либо инструкции фараона послу Менефу были необычайно точными. Так или иначе, ему надо найти возможность выиграть для себя какое-то время.

– Прежде чем я склоню колени перед троном, – продолжил он, – я должен поклониться своим богам.

Дворцовый чиновник начал сдаваться.

– Когда ты сможешь появиться во дворце? – спросил он слабым голосом.

– Я предупрежу о своем приходе, – уклончиво ответил Симеркет. – Тем временем я и мой раб подыщем себе жилье в египетском квартале. – Симеркет решительно взвалил на плечи мешок.

– Но тебя ждут покои в гостинице замка Бел-Мардука, великий господин! Я сочту за честь проводить тебя туда!

– Покои необязательны.

Лицо дворцового представителя не могло более сохранять маску спокойствия и выразило овладевший служителем малодушный страх. Он признался, что его ждет мучительная смерть в Скорпионовой камере, если Симеркет пропадет в городе. Он умолял Симеркета дать себя убедить и спасти его от такого ужасного конца!

Проклиная свою злую судьбу, негодуя на Мардука и его предательское молчание, Симеркет смирился. Да, он последует за чиновником в гостиницу! И, как было ему известно, священники сразу начнут там за ним шпионить, сообщая во дворец о каждом его телодвижении – все сложится как нельзя хуже. То, чего он надеялся избежать, ждет его.

Чиновник облегченно опустил брови.

– Если ты пожелаешь, священники могут предоставить тебе подходящего слугу.

– У меня уже есть слуга. – Симеркет выразительно указал на Мардука, который с глупой улыбкой махал рукой, пытаясь поймать жужжавшую возле его лица муху.

– Прости меня, великий господин, но… но у него все в порядке с головой?

– Он у меня недавно, – ответил Симеркет, поджав губы от подавляемого гнева, – недавно куплен. Я еще не разобрался в нем.

Чиновник кивнул.

– У нас, эламцев, есть поговорка – прежде чем рабы сделаются хорошими слугами, нужно выкорчевать из них рабов.

– Мудрый совет, – глубокомысленно произнес Симеркет, сощурив глаза на Мардука. – И я, несомненно, воспользуюсь им!

От ворот Иштар втроем они прошли по широкому Пути процессий, мощенному камнем. Здесь обычно проходили пышные городские манифестации. Симеркет попытался незаметно поговорить с Мардуком – шепотом, по-египетски. Он хотел узнать, что с ним происходит, но тот продолжал изображать идиота. Симеркет все больше разочаровывался в нем; планы вырвать из плена Найю и Рэми потерпели крах из-за упрямства этого человека. Он демонстративно повернулся к Мардуку спиной, слушая, как эламец расписывает городские достопримечательности – с гордостью, расцветшей в связи с недавно одержанной победой.

– А стены такие широкие, что по ним может проехать четверка лошадей!

Симеркет пробормотал что-то с наигранным восхищением.

Гостиница представляла собой массивное шестиэтажное здание, расположенное вдоль Пути процессий. Симеркету отвели комнаты на пятом этаже. Они были такими же роскошными, как и те, что он видел во дворце фараона. Плиточные полы застелены кожами, широкая дверь ведет на террасу с видом на город. Глядя вниз на людей, мельтешащих внизу, Симеркет почувствовал головокружение. Никогда раньше не стоял он так высоко и был поражен такой своей неожиданно острой реакцией. Он поспешно вернулся в комнаты, стараясь держаться от террасы подальше. И в этот момент он услышал крик эламского провожатого, который желал показать ему последнее и самое поразительное достижение этого шикарного номера – трубы, подводящие горячую и холодную воду в уборную. Симеркет пересек комнату, чтобы открыть серебряные краны, сначала робко, а затем с восторгом, позволив воде весело ударить в бронзовые тазы.

– Пойди сюда, посмотри, Мардук! – позвал Симеркет, забыв о своем раздражении. – Расскажи, как это возможно!

Ответа не последовало. Симеркет вновь обозлился, устав терпеть нахальное притворство. С недовольной гримасой он обернулся – Мардука в комнате не было.

Быстрый осмотр помещения восполнил историю. Мардук их покинул, пока Симеркет с эламцем восхищались льющейся из кранов водой. Даже слуги-священники, ожидавшие в коридорах, не заметили, как он выскользнул и исчез.

Симеркет горько улыбнулся. Этого следовало ожидать; Мардук ни разу не обещал, что останется.

Впервые после Мари Симеркет оказался один. Глядя на погружающийся в темноту город, старательно избегая края террасы, он увидел, как небо начало освещаться мириадами костров – на кострах готовили пищу. Только тогда он по-настоящему оценил огромность Вавилона. Он сверкал перед ним подобно полотнищу, украшенному рубинами, и ему не было видно конца.

Милосердный Осирис, ну как в таком месте отыскать ему Найю и Рэми?

Рассвет застал Симеркета на пути к египетскому кварталу Вавилона. Он заметил, что за ним следовал человек довольно подозрительного вида, с жидкой бородкой и большим животом. Симеркет обернулся и пристально посмотрел на него. Человек остановился, делая вид, что ему срочно понадобилось изучить содержимое ближайшего овощного ларька. Симеркет чуть не рассмеялся. Неужели его преследователь думал, что египтянин ничего не понял?

Он решил заговорить с ним.

– Поскольку мы как будто следуем одной дорогой, – обратился он к незнакомцу, – возможно, ты скажешь мне, правильно ли я иду в египетский квартал?

Человек сначала притворился, будто не понимает акцента Симеркета, и огляделся. Когда же тот повторил вопрос, он попросту развернулся и бросился наутек. Однако, торопясь скрыться, он сделал ошибку: украдкой посмотрел вверх, на крышу.

Симеркет проследил за его взглядом, зная наверняка, что он там найдет. Еще одного соглядатая, следящего за ним из-за балюстрады. Видя, что замечен, тот быстро спрятался за выступ стены.

Симеркет вздохнул и поспешил по боковой улочке, покачивая головой и сокрушаясь над простодушием слежки. Он шел на восток, так сказал ему священник в гостинице. В египетском квартале он намеревался смешаться с соотечественниками и порасспросить, не слышал ли кто-нибудь о Найе или Рэми или о каких-нибудь недавних нападениях исинов на египтян. Он собирался также попытаться найти место, где находилась резиденция посла Менефа, ибо из письма Найи знал, что она и Рэми жили там в последнее время.

Вплетаясь в толпы снующих по улицам вавилонян, которые поднялись рано, чтобы открыть свои бесчисленные лавки, он услышал, как преследовавший его человек шумно перепрыгивал с крыши на крышу над его головой. Улицы были настолько узкими, что это было нетрудно. Однако даже такая незначительная ловкость оказалась не по силам незадачливому агенту. Симеркет услышал короткий крик и звук падения. Он взглянул вверх: мужчина отчаянно цеплялся за парапет. Симеркет подумал было, не спасти ли ему своего преследователя, но толстый его напарник, появившийся невесть откуда, втащил его обратно на крышу. Несколько разбитых кирпичей с жутким грохотом упали на узкую улицу. Симеркет отскочил в сторону, но осколки кирпича ударили по старухе, продававшей цветы. Она упала без сознания на дорогу, и стебли горных тюльпанов, выпавших из ее рук, образовали трогательный венок.

– Послушай! – окликнул шпика Симеркет. – Если ты хочешь знать, куда я иду, то я скажу тебе. Я иду в замок Амона в египетском квартале.

Шпики ничего не ответили и трусливо укрылись за выступом крыши, притворившись невидимками.

– Идиоты, – мрачно пробормотал Симеркет. Если они лучшие из эламских шпионов, то оккупации Месопотамии суждено быть недолгой.

Кружа по улицам, Симеркет обнаружил, что они в Вавилоне расходятся от следующих одна за другой площадей, наподобие спиц колесницы, никогда не приводя туда, куда он рассчитывал прийти. Очень скоро он оказался в том районе города, где торговали сырыми кирпичами, слепленными из песка и ила, горшками, кувшинами и керамическими статуэтками. Он остановился, чтобы разузнать дорогу у торговца фигурками божков.

– Что ты ищешь? – уточнил тот.

– Египетский квартал. Священники Бел-Мардука сказали мне, что это где-то к востоку от реки.

– На твоем месте я бы им поверил.

– Дело не в этом. Я заблудился.

– К востоку от реки, говоришь?

– Да.

Человек покачал головой и крикнул гончару, стоявшему на другой стороне торгового двора:

– Ты когда-нибудь слышал о египетском квартале?

– О чем?

Симеркет почувствовал, как у него сжались все внутренности. Не хватало ему только вконец заблудиться! По тому, как эти двое спорили, было ясно, что они знают свой город не лучше его самого. В другое время он спросил бы дорогу у одного из вездесущих эламских пехотинцев, патрулировавших улицы небольшими группами. Но у него не было желания приближаться к ним, и он свернул в сторону. Это было непросто, поскольку в столице была расквартирована большая часть эламских солдат – почти на каждом углу можно было нос к носу столкнуться с их угрожающим присутствием.

Уже наступил полдень, когда Симеркет понял, что вывески и объявления на кирпичных стенах изменились: теперь они были написаны не клинописью, а иероглифами. Наконец-то он на месте! Однако, к его разочарованию, совсем неподалеку прорисовывались верхние этажи его гостиницы: он сделал почти полный круг, вернувшись туда, откуда начал свой путь.

Он громко выругался – словами, которые употреблял нечасто.

Хотя безликие кирпичные фасады, которые он видел в это утро, напоминали один другой, его глаз случайно наткнулся на подобие египетских украшений. Накренившуюся крышу подпирала единственная колонна в форме лотоса, а в одном из дворов валялась всеми забытая статуя какого-то древнего фараона, вся в птичьем помете. В лучшем случае этот квартал – приют египетских бездомных, решил Симеркет. И он их увидел.

Они слонялись по площади, топтались у разных дверей и конюшен. Взгляды у всех были пустые, угрюмые. У женщины, устроившей в тени пальмы, Симеркет спросил, как пройти к храму. Она равнодушно махнула рукой, указав на аллею.

– В конце улицы, – прошамкала она, отгоняя мух, облепивших ее платье, заляпанное каким-то жиром.

Шпики ждали его у стен храма, спрятавшись при его приближении. Он рад был их видеть – при случае они могли бы честно доложить царю Кутиру, что Симеркет сделал то, что и сказал: молился своим богам. Эти двое никогда не догадаются, в чем состоит истинная цель его похода.

Однако в храме Симеркет оказался в весьма затруднительном положении. Здесь не было ни зала, ни колон, ни священного озера, ни алтарей – и вообще это место казалось непохожим на все египетские храмы, которые он когда-либо видел. Он робко вошел в неубранный двор, единственным украшением которого служила пара иссушенных солнцем фиговых деревьев.

По пути к темному святилищу его взору предстало жалкое скопление часовен и рак, однако в них не было ни одной статуи бога. Плохо выкрашенные стены, слабый запах полувыдохшегося фимиама – было ясно, что никаких ритуалов здесь в последнее время не происходило. Он огляделся, ища священника или его помощника.

Пожав плечами, он прошел дальше, к тому месту, где, как он полагал, должна была быть задняя стена. Но едва он преодолел несколько метров, как услышал шаги: кто-то шел к нему по одному из мрачных коридоров.

– Господин! – проскрипел из темноты неуверенный голос. Говорили по-египетски.

Сгорбленная фигура неопределенного возраста медленно приближалась к Симеркету, поправляя на голове неопрятный, изношенный парик священника. За священником брела какая-то пожилая женщина; ее губы нервно поддергивались.

– Ты не должен входить сюда, господин, – скрипуче проговорил священник. – Сюда может войти только посвященный.

– Я священник второго уровня, – заявил Симеркет, не совсем солгав. Всем, кто научился изображать 770 священных символов Египта в Доме Жизни, присваивался такой сан. Но Симеркет до 770 по-настоящему не дошел.

– Тем не менее ты здесь чужой и не совершил омовения… – Прерывистый голос престарелого служителя храма приобрел нотки неуверенности. – Ведь ты чужой, я прав? Мы никогда не встречались?

– Нет.

Священник, казалось, почувствовал облегчение оттого, что его мозг еще функционировал, и выпрямился.

– В таком случае я должен попросить тебя уйти тем же путем, каким ты пришел.

– Но я хотел вознести благодарственную молитву Амону за то, что он позволил мне благополучно добраться сюда, – нашелся Симеркет.

Старик внимательно посмотрел на него:

– Молитву? Ты сделаешь пожертвование?

Это не входило в намерения Симеркета, но он пожал плечами:

– Да. Хорошо. Почему нет?

– Ты купишь лук и хлеб для алтаря? – заулыбался священник. И повернулся к стоявшей позади него женщине: – Матушка, сегодня у нас хороший день!

Симеркет с жалостью увидел, что по щекам старухи потекли слезы. Она судорожно схватила его руку и поцеловала ее.

– Неужели это так странно, – удивился Симеркет, – что путник приносит благодарение богам?

– Здесь это странно, – призналась женщина. – Большинство египтян, что живут тут, пришли в Вавилон не по своей воле. Им не за что особенно благодарить богов, и они винят их за свои несчастья. В наше время почти никто не делает пожертвований!

Симеркет знал, что египетские священники – мужчины и женщины – жили в основном на пожертвования хлеба, овощей, растительного масла и других продуктов, приносимых прихожанами богам. Видя, как зажглись глаза стариков на их худых лицах, Симеркет озабоченно спросил:

– Когда вы ели в последний раз?

– Это не важно. Мы с радостью служим богам.

– Когда? – повторил вопрос Симеркета, и его голос прозвучал, возможно, жестче, чем он того хотел.

– Два дня назад, – быстро ответила женщина.

– А разве посол Менеф не посылает продукты и рабочих вам в помощь? Разве не его долг поддерживать этот храм?

Женщина прищурилась:

– У него в поместье своя часовня и свои священники. Он больше не приходит на наши службы. Он сказал…

– Матушка! – одернул ее супруг.

Старушка замолчала, стыдливо уставясь в пол. Симеркет заметил, что ее туника, хоть и очень чистая, была вся штопана-перештопана и в ней осталось больше вавилонской шерсти, чем доброго египетского льна. Симеркет заглянул в ее усталые глаза.

– Говори же!

Несмотря на испуганный взгляд мужа, она прошептала:

– Он сказал, что мой муж и я сделали слишком мало, чтобы завлекать сюда людей, – именно так он и сказал: «завлекать», как будто здесь представление и…

– Матушка! – снова заволновался священник.

Но слова старушки продолжали выплескиваться из нее со все возраставшей обидой:

– Нам даже пришлось продать статуи богов из их рак, чтобы хоть как-то поддерживать храм… Последнюю мы продали месяц назад, и то только по стоимости ее бронзы. Что ждет нас впереди? Мой муж запрещает мне просить подаяние, говорит, что это нас унижает, хотя боли в желудке иногда такие сильные, что я… что я… – Остальные слова потонули в нахлынувших на нее рыданиях.

Старый священник встал между Симеркетом и женой.

– Я уверен, что у посла много причин для того, чтобы не посылать нам пищу, – твердо сказал он. – Война с Эламом многих обрекла на лишения. Мы не единственные в Вавилоне, кто голодает, и ты это знаешь!

Резко повернувшись, Симеркет прошагал через мрачный храм к воротам. Старики заковыляли следом – в тревоге, что он покидает их навсегда.

– Эй, вы! – закричал Симеркет, высунувшись из ворот.

– Это ты нас? – Из-за выступа стены выглянули его преследователи.

– Мне нужно, чтобы вы принесли кое-что! Сходите на рынок за углом. Купите хлеба, луку, меду, растительного масла. И гуся, если сможете найти. – Он повернулся к пожилой чете, смотревшей на происходящее широко открытыми глазами. – Как вы думаете, боги не были бы против пива?

Старик казался до предела ошеломленным и молчал, однако жена его охотно вступила в разговор:

– О да, пожалуйста! У Августейших очень давно не было пива!

Соглядатаи заупрямились.

– Кто ты такой, чтобы нам приказывать?! – заорал худой.

– Я – Симеркет, посланник фараона Рамсеса IV, прибывший, чтобы вести переговоры с вашим царем Кутиром, – да вы и сами все знаете. Вы все утро идете за мной!

– Ложь!

– Мы никогда!..

Вулканический огонь, запылавший в глазах Симеркета, заставил обоих мгновенно прекратить протесты.

– А не доложить ли мне царю, каких глупых агентов он посылает следить за мной?

Соглядатаев охватила паника. Тот, что был толще, проглотил слюну и робко спросил:

– Скажи еще раз, чего ты хочешь, господин. Хотя мы и не признаем твоих обвинений, мы будем рады помочь тебе.

Симеркет еще раз перечислил продукты и дал им кольцо золота. И прибавил, что даст еще одно, если они поторопятся. Эламцы, ворча, отправились выполнять поручение.

– И фимиам купите! – крикнул им вслед Симеркет. – Побольше!

– Боюсь, что вы их больше не увидите, достопочтеннейший, – вздохнул священник. – Мы никогда не могли доверять местным.

– Они вернутся, – заверил его Симеркет, глядя вслед гонцам.

Несмотря на нетерпение начать поиски Найи и Рэми, Симеркет помог пожилой паре приготовить алтарь к приему пожертвования. Они соскребли личинки насекомых, размножившихся на камне, и выбросили из ваз увядшие цветы. Старый священник рассказал ему, что когда восточная египетская империя находилась в расцвете, вавилонский храм Амона был намного больше. Настоящий храм когда-то стоял у соседней двери, указывая на стену, добавил он, но был уничтожен в результате одной неудачной сделки с неким вавилонским обманщиком и негодяем, который снес его, чтобы построить торговый склад. От первоначального храма только и осталось, что вот это собрание причудливых комнат, бывших когда-то складом.

– Неудивительно, что боги повернулись к нам спиной, – сокрушенно покачал головой старик. – Боюсь, что мы с женой были плохими управляющими в их святилище. – Он вздохнул, вытирая пыль. – Хотя сомневаюсь, чтобы кто-нибудь любил их больше, чем мы.

Вопреки мрачным предсказаниям агенты вернулись с продуктами, и Симеркет помог им внести еду в храм. Они водрузили принесенное на алтарь и поставили в вазы свежие цветы. Несмотря на урчание в желудках, супружеская чета настояла на том, чтобы провести все положенные церемонии, прежде чем они приступят к трапезе.

Они зажгли фимиам и преклонили колена пред алтарем, призвав Симеркета совершить ритуал вместе с ними. Старики многословно возблагодарили добрых богов за прибытие их гостя, искренне молясь за его благополучие и заклиная Августейших защитить его во всех его предприятиях.

Симеркет всегда не любил ритуалы и церемонии. Он предпочитал общаться с богами по-своему, молча и в одиночку. И теперь, в свой первый день в Вавилоне, он произносил литании и псалмы, которые учил в детстве. А после того как священник и его жена закончили молитвы, Симеркет – любивший думать о себе как о жестком, лишенном сантиментов человеке – попросил стариков добавить одну-две молитвы за благополучие его жены и юного друга, которых он надеялся отыскать.

– Найя посвящена богам. Я уверен, что она сделала здесь пожертвование, когда прибыла в Вавилон. Почему вы ее не помните?

Сенмут, священник, и Симеркет сидели при мягком вечернем свете, спиной к теплому гранитному алтарю. Жена Сенмута Виа убрала остатки ужина и отнесла их соглядатаям, они все еще ждали за воротами храма.

– Ах да, – улыбнулся священник. – Как бы я не узнал такой образец совершенства, как ты описываешь? – Он сделал паузу и продолжил: – Здесь никого, кто б с ней сравнился! Милее всех, умней и краше…

– Ты хорошо помнишь поэзию.

– Я был молод, когда выучил эту песнь. Когда ты будешь в моем возрасте, то поймешь, что лучше помнишь стихи из своей юности, чем то, что делал вчера вечером.

– Я уверен, что если бы ты постарался…

– Симеркет, – с упреком возразил Сенмут, – ты описываешь богиню, а я должен вспомнить женщину. А их столько на свете!

Симеркет постарался спрятать разочарование, заставив свой голос звучать почти весело:

– Значит, если сюда явится самая красивая женщина Вавилона, с пепельной кожей, с глазами цвета речной воды, ты сообщишь мне?

– Конечно. Но возможно, я сумею помочь тебе каким-либо другим способом… – Священник почесал бровь, силясь что-то вспомнить. – Матушка! – позвал он Виа, вернувшуюся во двор. – Матушка, как имя той певицы?

– Нидаба, – ответила Виа, сразу поняв, о ком говорит ее муж.

– Кто она? – спросил Симеркет.

– Нидаба. Исполнительница баллад и стихов. Ты должен пойти к ней. Именно в ее доме люди ищут то, что им нужно. В Вавилоне все это знают.

Симеркет был заинтригован.

– Например?

Виа, казавшаяся более практичным членом семьи, лукаво взглянула на него.

– То, чего не найдешь в обычных ларьках или на базарах, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Черный рынок? Виа кивнула:

– Да, конечно, но люди в основном ходят туда за сведениями, слухами. Если кто-нибудь в городе видел твою жену и друга, у Нидабы ты найдешь его.

– Где ее дом?

– Мы никогда там не были, Симеркет, – сказал Сенмут. – Это неподходящее место для духовного лица, чтобы его там видели. Но я думаю, что она живет в старой части города.

– Откуда вы о ней узнали?

– Когда нам пришлось продавать статуи богов, мы стали наводить справки. Из дома Нидабы пришел какой-то человек и забрал их. Очевидно, она знала того, кто интересовался египетскими предметами.

На город упала тьма. Симеркет поднялся, собираясь уйти, поскольку эламцы установили ночью комендантский час, позволив ходить по улицам только лицам со специальным пропуском. Симеркет поспешно попрощался с хозяевами: одни боги знали, сколько времени ему понадобится для того, чтобы добраться до гостиницы. Когда Виа приподнялась на цыпочки, чтобы обнять его, он опустил несколько колец золота в карман ее ветхой туники.

– Ты вернешься, Симеркет?

– Конечно. Мне доставляет удовольствие снова говорить по-египетски. Я даже не представлял, как я устал от того, что приходится говорить только по-вавилонски.

– Мы расспросим людей о твоей красавице, – искренне пообещал Сенмут. – И о мальчике тоже.

В ту же ночь Симеркет обнаружил, что в его отсутствие кто-то рылся в его вещах. Печати на письмах фараона об освобождении Найи и Рэми были сломаны. Хотя незваный гость пытался их восстановить, Симеркет заметил тонкую – не толще волоса – линию слома, что, хоть и едва заметно, но нарушало цельность восковой печати. Со все возрастающим чувством тревоги он переворошил мешок в поисках глиняных табличек. Они были на месте: какое облегчение! Скоро ему идти в замок за золотом, и они будут ему нужны. Тот факт, что таблички по-прежнему лежали в его мешке, доказывал, что человек, который рылся в нем, более интересовался информацией, нежели золотом.

Египтянин обругал себя за то, что оставил вещи в комнате. Теперь эламцы знали, что он ищет двоих египтян и кто они такие. Он не сообщил о своем намерении таможеннику у ворот Иштар, и эламцы захотели узнать о нем побольше. Что ж… У него не было желания впутываться ни в какие междоусобные интриги, а времени у него оставалось все меньше. Через несколько дней Кутир, несомненно, потребует его к себе. Он должен работать быстро – и безо всяких соглядатаев, которые докладывают о каждом его шаге во дворец.

Покинув на следующее утро гостиницу, Симеркет двинулся медленно, кругами, уверенный в том, что двое его незадачливых прилипал последуют за ним. Как он и думал, вскоре он услышал, как более высокий из двоих вышел на дорогу, кашляя и тяжело дыша.

– Доброе утро, – поздоровался он, подойдя к Симеркету. Хотя накануне эти люди вели себя дружелюбно, теперь они сделались настороженными. Они нервно озирались по сторонам, обшаривая глазами запруженные толпой улицы, подозрительно поглядывая на знать и чиновников, собиравшихся в различные казенные здания и храмы. Знаками они пригласили Симеркета зайти в темный портал. И там, переминаясь и переглядываясь, сообщили ему, что их работа состоит в том, чтобы держать его в поле зрения, а не выполнять его поручения.

– Пожалуйста, господин, – прошептал один из агентов, – мы даже не должны приближаться к вам! Что, если кто-нибудь из важных людей увидит нас вместе? Что они подумают?

– Мы потеряем работу! – добавил другой, чей голос звучал подобно натянутой струне лютни. – Сейчас и так почти невозможно честно заработать. Вы, господин, просто идите себе, как шли раньше. Мы не будем вам досаждать, если вы не будете нас беспокоить. Вы сами по себе – а мы сами по себе.

– А как бы вы отнеслись к предложению оказывать мне услуги? Я буду ваш господин.

На мгновение оба собеседника замолчали. Затем тот, что похудее, разразился протестующими возгласами, забыв, что его могут услышать. Да их в лучшем случае ждет темница, если они изменят своим хозяевам! Из бесконечных обращений этого человека к шестидесяти тысячам богам Вавилона Симеркет понял, что эламцы в таких делах не отличались попустительством.

– Ну, скажем по-другому, – сказал он. – Что, если я заплачу вам за то, чтобы вы не следовали за мной? В таком случае вы по меньшей мере будете одновременно получать два жалованья.

Худой опять начал оплакивать свою судьбу, но лицо его напарника под складками жира приняло хитроватое выражение.

– Давай выслушаем этого господина! – предложил он. – Хоть он и египтянин, а в том, что он говорит, есть смысл.

Симеркет быстро изложил свое предложение: в течение следующей недели они смогут получать по кольцу золота в день, если позволят ему одному ходить по своим делам. Это составит их почти годовое жалованье, добавил он, поскольку он будет платить им египетским золотом. Более того, в конце недели, пообещал Симеркет, он представит их царю Кутиру, и им это будет весьма полезно.

– А что мы скажем эламскому капитану, который нам платит? – деловито осведомился толстяк. – Он в конце каждого дня требует подробного отчета о ваших передвижениях!

– Утром вы пойдете за мной к египетскому храму, – стал объяснять свой план Симеркет. – И каждый вечер я буду выходить одним и тем же путем. Вы сможете сообщить, что я весь день молился, и это будет выглядеть чистой правдой. Все считают египтян помешанными на молитвах, так что вам будет легко убедить вашего капитана.