Текст книги "День лжецаря"

Автор книги: Брэд Гигли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

ЭПИЛОГ

Дворецкий принца Майатама негромко кашлянул у двери его спальни, держа в руке керамический фонарь. Храп не уменьшился. Он вышел и прошептал лежавшей рядом с принцем служанке:

– Разбуди его. В главном зале стражники его брата!

Глаза девушки широко открылись. Никогда, если принц требовал ее на всю ночь, она не будила его, даже для того, чтобы выйти облегчиться… За несколько недель, проведенных ею в его доме, она поняла: если она его нечаянно разбудит, он ответит ей тяжелой пощечиной – или, хуже того, грубо изнасилует. Уже начали темнеть на ее шее синяки от его рук, когда он сжимал ее в конвульсиях удовольствия.

Она с мольбой взглянула на дворецкого и покачала головой – так слабо, что это можно было принять за дрожь.

– Нет! – произнесла она беззвучно, одними губами. – Ты сам!

Проклиная судьбу, дворецкий осторожно приблизился к ложу.

– Ваше высочество, – прошептал он, наклонившись к царскому уху. – Ваше высочество, проснитесь…

Принц пошевелился. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем он понял, кто его окликает. Майатам протянул руку и ущипнул дворецкого за мясистое плечо.

– Я сказал тебе – не будить меня до полудня!

Подавив крик, тот заговорил как можно более льстиво:

– Я бы никогда не осмелился побеспокоить ваш сон, о принц, если бы не то, что фараон послал к вам своих глашатаев…

Майатам сел, свесив ноги на пол. Была середина ночи.

– Что они делают здесь в этот час? – раздраженно спросил он.

– Они не объяснили, о царское высочество – сказали лишь, что вы должны немедленно ехать в Джамет.

Пока шло препирательство, девушка бесшумно выскользнула из кровати и пробежала мимо прислуги, ожидавшей в страхе за дверью, чтобы одеть и побрить хозяина. Дворецкий быстро положил перед Майатамом одежду.

Тот голым прошел в облицованную плитками ванную комнату и, зевая, сел на скамью. Его мало встревожило это известие; он был убежден, что до сих пор успешно играл роль преданного брата и патриота. Когда слуга поливал его плечи ароматной водой, он размышлял о причинах, по которым Рамсес вызывал его в такое неподходящее время.

Его губы невольно растянулись в улыбке. Возможно, его сводный брат наконец-то умирает! Рамсес IV был весьма плох, когда Майатам видел его в последний раз. Теперь, когда Симеркет мертв, убитый преданным Менефом в далекой Месопотамии, он не получит иноземного идола для своего излечения. Майатам нахмурился, вспомнив, что в течение шести месяцев не получал от Менефа никаких известий, никакого подтверждения того, что убийство Симеркета действительно состоялось. Но он вспомнил, что в Вавилоне снова начались родовые муки установления новой династии, и это, несомненно, объясняло медлительность почты.

Затем принцу пришла счастливая мысль. Возможно, его вызвали для того, чтобы назвать официальным опекуном младшего сына Рамсеса, его племянника. Улыбка Майатама сделалась еще шире, когда он с нежностью подумал о своем юном подопечном, которому, как ни печально, скоро придется лежать в могиле рядом со своим отцом – как еще одному из забытых мальчиков-царей, которых с такой быстротой производит Египет.

Но внезапно по красивому лицу Майатама пробежала тень. Привыкший к его переменчивым настроениям, цирюльник поспешно отступил назад, избегая щипка цепких пальцев принца. Но Майатам вспомнил о своей матери Тайе.

Ей следовало бы быть здесь, подумал он с горечью. Это ей надо было идти в замок Джамет. Какое удовольствие получила бы она от триумфа над ханаанской шлюхой своего мужа, матерью Рамсеса IV. При этой мысли улыбка Майатама сделалась еще более злобной. Он даже коротко рассмеялся, когда слуга накидывал на его плечи шкуру леопарда, указывающую на его высокий сан священника Он, а затем водрузил на его голову парик.

В сопровождении свиты Майатам прошествовал к барже, ожидавшей его у пристани. Он жил в нескольких лигах к северу от города, в огромном поместье, расположенном далеко от вони и суеты Фив. Не для него эта теснота в Джамете. Пусть ее домогается знать из ближнего окружения фараона. А ему нравится его тайное времяпрепровождение – и он предпочитает держать его подальше от любопытных глаз. Он вспомнил о маленькой служанке, делившей с ним сегодня ночью постель. Надо не забыть спросить, есть ли у нее родные, которые могут начать искать ее…

Когда позолоченная баржа обогнула излучину реки и из-за поворота показался замок, его сердце забилось чаще. Однако его приятное ощущение быстро улетучилось, сменившись тревогой. Вместо траурных песнопений и плача, каковые он ожидал здесь услышать, замок Джамет был освещен праздничными огнями, и отовсюду неслась музыка – свирели, лютни и барабаны. Доки были полны судами знатных сановников.

Матросы бросились привязывать его баржу к сваям, а Майатам разочарованно взирал на площадь перед храмом, освещенную кострами, в дыму густых облаков фимиама, поднимающихся от огромных каменных кадильниц. Затем он увидел причину всей этой суеты: перед воротами Великих Пилонов остановился причудливый и роскошный фургон. К нему было привязано не меньше сотни волов, а сам он, со стенками, инкрустированными драгоценными камнями и позолоченными рисунками, которые сверкали в свете костров, был раскрашен яркими, отнюдь не траурными цветами. На дне фургона находилась своего рода гробница, ее дверцы были распахнуты навстречу ночи, но она была пуста.

Ступив на пристань, Майатам увидел целый поезд подвод и повозок, они протянулись по всей площади, до самого Нила. Шум и скопление народа вокруг храма были чудовищны, и ему пришлось ждать, пока его слуги хлестали по лицам, плечам и спинам, чтобы люди расступились и дали пройти в ворота царствующему принцу Майатаму.

Проходя через пилоны, он почувствовал, как дрожит под его ногами земля от барабанной дроби. Он стал проталкиваться вместе со всеми в заднюю часть святилища. Пурпурные шторы, свисавшие с серебряных колец, что-то скрывали. Но фонари и светильники горели ярко.

Отборная шарданская стража встретила Майатама у входа. Он получил указание пройти в шатер – личную резиденцию фараона, как сказали ему. Там он нашел своего двоюродного брата в окружении его любимых придворных. Принц заметил, что Рамсес был облачен в одежды из гофрированного льна – самые торжественные, а его голова клонилась под красными и белыми коронами, тонкая шея гнулась под весом воротников с драгоценностями, тяжелых нагрудных украшений и золотых цепей. Майатам заметил также и то, что глаза фараона ярко блестели (хотя это могло быть от лихорадки) и что его обычно бледные щеки были синевато-багровыми от волнения (хотя, возможно, от краски). Рамсес посмотрел в его сторону, и принц склонился пред ним в поклоне.

– Брат! – воскликнул фараон. – Наконец-то ты здесь. Теперь можно начинать. – Он кивнул слуге. Рамсес сделал движение, чтобы поднять Майатама на ноги. – Я очень хотел, чтобы ты приехал сегодня и увидел все своими глазами!

– Но… что я должен увидеть, ваше величество?

– Что-то, о чем ты должен обязательно рассказать другим нашим братьям в Пи-Рамсесе. Я очень хотел, чтобы они тоже были здесь, но не мог более ждать ни минуты. Так что ты должен описать им в точности все, что здесь увидишь!

– Безусловно, я сделаю все, чего желает фараон.

Барабаны убыстрили свой бешеный темп, и слуга вернулся, прошептав что-то на ухо фараону. Фараон быстро прошел, откинув полу шатра, в отгороженную часть святилища. Майатам смотрел ему вслед, и душу его терзали дурные предчувствия. Его глубоко беспокоила странная, улыбчивая манера брата.

Оставшиеся придворные расселись, и принц остался один, замешкались только двое. Майатам не сразу их заметил. Но, оглядываясь в поисках своих слуг, он случайно обратил внимание на то, что эти двое – юноша и красивая женщина – пристально смотрели на него, вопиющим образом нарушая тем самым придворный протокол.

Глаза Майатама угрожающе вспыхнули – на принца царских кровей не полагается так смотреть, – и резкие слова уже готовы были сорваться с его губ. Но он проглотил их, когда внимательнее присмотрелся к женщине. Что-то знакомое было в ее взгляде, в ее пепельной коже, в ее глазах цвета Нила в пору разлива…

– Ты не узнаешь меня, великий принц? – проговорила женщина, словно прочитав его мысли.

– А разве я должен тебя узнать? – лаконично спросил Майатам, раздраженный тем, как смело она к нему обратилась. По правилам ей следовало ждать, когда он сам заговорит с ней. Ему не нравилось то, каким распущенным сделался двор его брата! Каждый придворный чувствовал себя вправе без приглашения болтать все, что ему вздумается, члену королевской семьи. Когда придет его очередь быть на троне, подумал он…

– Я думала, что ты вспомнишь тот случай… – продолжала трещать женщина, прерывая его мысли. Она обернулась к стоявшему подле нее юноше. – Мой друг был тогда со мной. Возможно, его ты вспомнишь? – Выражение лица юноши было до странности злобным, и принцу он даже не поклонился.

– Неужели я могу помнить каждого, с кем мимолетно встречался? – холодно заметил Майатам. – Моя жизнь и Египте полна…

– Мы встречались не в Египте, великий принц, – перебила его женщина. – Это было во время твоего недавнего пребывания в Вавилоне…

Майатам побледнел. Никто не должен был знать о его тайной поездке в Месопотамию, где он приказал Менефу убить жену и друга ненавистного Симеркета.

– Но я никогда не был в Вавилоне… – забормотал он.

Женщина снова решительно перебила его.

– Я еще уронила тебе на колени поднос с леденцами. Теперь вспоминаешь?

Принц почувствовал, как на его верхней губе выступили капельки пота. Теперь он знал, кто они такие! Боги египетские, они что, духи? Духи явились, чтобы терзать его? Он начал медленно пятиться и трясущимися руками сжал льняные занавески, висевшие позади него. Они должны были быть мертвы!

Женщина рассмеялась, видя его смятение.

– Теперь я могу признаться, что сделала это не случайно, – сказала она. – Надеюсь, что ты простишь меня, но ты говорил в тот вечер такие мерзости о моем муже!

Майатам, который был уже у выхода, быстро повернулся, столкнувшись с худым долговязым мужчиной. Тот сверкнул на него черными как агат глазами.

– Симеркет! – выдохнул принц.

– Ваше высочество…

Майатам поразился тому, как в одно-единственное слово, произнесенное ровным, бесстрастным голосом, можно было вложить такую ненависть. Симеркет, даже не поклонившись, бросил взгляд через его плечо на женщину и юнца.

– Пора, – сказал он.

И Майатам остался совсем один. Он взмок от пота, его руки дрожали. Он лихорадочно соображал. Почему Симеркет вернулся в Египет? Если его жена и друг действительно живы, значит, фараон узнает о его тайной поездке в Вавилон и о том, как он договорился с Менефом убить одного из самых доверенных посланцев фараона. В его мозгу внезапно замаячил образ его мертвого брата Пентвира. Он вдруг почувствовал, как шелковый шнурок скользнул через его голову – точно так же, как тогда через голову Пентвира – и как он затянулся под его подбородком, когда его перебросили через деревянный брус и там закрепили. Затем он представил, как встает с табуретки и делает шаг вперед, в пространство – и услышал резкий треск шейных позвонков…

Майатам вскрикнул. Он сбежал бы сейчас, если бы шарданская стража не ожидала его тут. Когда он появился, трясущийся и обливающийся потом, стражники повели его к зрелищу.

То, что он увидел, подтвердило его самые мрачные опасения. Маги Бел-Мардука кружились как безумные вокруг золотого идола, убыстряя движения под резкие звуки свирелей жрецов и первобытный бой барабанов. У магов в руках были острые ножи, и они в экстазе полосовали себя, а кровь стекала с их рук и ног и брызгала на лица и одежду близстоящих придворных. Майатам увидел, что фараон, стоявший всех ближе, был уже красным от крови. Экстаз танцующих все усиливался, музыка убыстрялась, и Майатам ощутил, что даже сердце его начало биться сильнее. Затем, при заключительных раскатах барабанов, маги прекратили свое мельтешение, музыка смолкла.

Высокий маг выступил вперед; с его рук стекала зеленая желчь из печени, которую он вырвал из чрева овцы. Он прочитал короткую молитву по-вавилонски и преклонил колени. Жестом он приказал фараону приблизиться к божеству. На глазах всей семьи, придворных и важных лиц, являвшихся свидетелями, Рамсес повернулся к идолу и схватил его руку своей.

И Майатам воочию увидел, как пальцы фараона налились внезапной силой, как его плечи перестали казаться сгорбленными, как его шея выпрямилась под тяжким убранством, увидел, что ноги его более прочно уперлись в землю. А затем принц увидел, как в глазах фараона внезапно вспыхнул триумфальный огонь.

Он выскочил из святилища. На этот раз никто из шарданской стражи не попытался остановить его. Он бежал, задыхаясь, по храму между пилонами к докам. Его слуги были настолько захвачены представлением, что не заметили, как он исчез. Майатаму пришлось искать паромщика, чтобы переплыть реку. Когда они пересекали Нил, Майатам оглянулся, чтобы посмотреть, не следует ли кто за ним. Но никого не было.

Оставшись в Фивах в одиночестве, он побрел на улицу, ведущую к кварталу, где жили иноземцы. Лишь тонкий серебряный серп луны освещал извилистые аллеи. Хотя он был принц и на нем было много золота, делавшего его приманкой для грабителей, никто из жителей, заполнявших в ту ночь темные подворотни, не осмелился напасть на него. Майатама в этих местах знали и почитали.

Вскоре он стоял перед полуразрушенными воротами Гиксосского храма, бывшего одно время жилищем Царя Нищих. Теперь им правила царица, но он оставался таким же грязным и зловонным, как прежде. Майатам истерически заколотил в ворота, крича:

– Царица! Я должен тебя увидеть! Открой!

Черная дверь медленно отворилась. Появилась старуха. При виде его она радостно захихикала: когда-то, давным-давно, она была его нянькой. Впустив Майатама, она быстро задвинула за ним засов. Продолжая посмеиваться, она потянула его за рукав к болоту, заросшему тростником и травой – когда-то оно было священным храмовым озером.

Несколько светильников освещали извилистые коридоры храма, и идти надо было осторожно. На полу вповалку спали нищие, сотни нищих – как пчелы в улье, охраняющие свою матку, подумал Майатам – он старался не задевать их своими позолоченными сандалиями.

Бывшая нянька повела его в комнаты в верхней части замка. Их окна были обращены к Нилу.

– Ваше величество, – прошептала старуха в темноту, – вас пришел навестить Майатам!

Из темного углубления послышалось шуршанье. Мрачная сгорбленная фигура вползла в круг тусклого света, отбрасываемого огарком свечи. Даже теперь, после стольких месяцев, Майатама поразил вид царицы. Напряжение его спало, и слезы отчаяния обожгли глаза: выглядела старуха ужасно, и раны, покрывавшие ее тело, делали ее бездвижной. Ее кожа казалась расплавленной, словно горела на буйном костре. Лоскуты кожи покрывали ее глаза, так что ей пришлось вытянуть шею из сгорбленной спины, чтобы увидеть пришедшего.

Ее голос был отвратительным хрипом, и в нем с трудом можно было различить отдельные звуки.

– Ты пришел сказать мне, что слухи верны, – выдавила она, медленно подтянув к нему свое тело. – Что Симеркет вернулся в Фивы.

– Да, это правда. И привез с собой идола!

– Рамсес дотронулся до его руки?

– Я видел это собственными глазами! Он заставил меня, чтобы я смотрел…

Женщина издала безумный, пронзительный вопль – он очень напоминал скрежет разбитых камней по гравию. Майатам зажал уши. По морщинистым старушечьим щекам текли слезы ярости. Даже теперь, спустя почти два года, после того как она здесь очутилась, Царица Нищих продолжала красить лицо – сейчас оно было в цветных разводах.

– Он не должен был этого делать! – кричала она, царапая себе грудь. – Это недостойно царя Египта! Просить защиты у иноземного идола!

Майатам, онемевший, молчал.

– А… – бессильно провыла женщина, – чего можно ожидать от северянина, чьей матерью была ханаанская шлюха?… Дрянь…

Принц снова начал дрожать и с трудом выдавил из себя:

– Но это еще не все! Симеркет привез свою жену и друга обратно в Египет. Они живы. Менеф нас обманул. И теперь фараон узнает о моей поездке в Месопотамию и о том, что заговор еще в силе… Меня будут судить как предателя и дадут белый шнурок, чтобы я на нем удавился – как было с моим братом Пентвиром!

Он зарыдал. Зарыдал отчаянно, безнадежно, всхлипывая и закрывая лицо руками. Царица-калека, превозмогая немощь, подползла к нему. Напрягшись, она заключила его в объятия и прижала его голову к своей груди.

– Не бойся, – проскрипела она. – Помни о том, что ты принц и что в твоих жилах течет кровь самого Амун-Ра! Симеркет – это пыль под твоими ногами! И помни еще, что я и все нищие, что мне служат, защитят тебя.

– Но как?… Разве это возможно?

– Ты останешься здесь, со мной. Никто и не подумает искать тебя у меня, даже Симеркет. Прошло полгода с тех пор, как он покинул Фивы. И не знает о том, что происходит в городе.

– А его брат? Ведь он может ему рассказать…

– Градоначальник? Этот полоумный?

– Он должен знать о том, что ты теперь Царица Нищих!

– Вряд ли он слышал, что женщина управляет этим царством. Но если и знает, то только это, и никогда не узнает большего…

– Но что мы можем сделать против них?

– Мы подождем. Симеркет убоится опять потерять жену. А мы затаимся. Посмотрим, как он станет играть! Я придумаю против него заклинания. – Она сжала голову принца, глядя на него из-под складок полусожженной кожи. – Ты мне доверяешь? Ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете?

Майатам кивнул. Как всегда, ее присутствие ободрило его. Еще когда он был маленьким, она всегда умела убедить его в том, что нет ничего невозможного. Что все будет хорошо. Теперь он был в этом уверен.

– Да, мама, – прерывисто вздохнул он, прижимаясь щекой к медленно вздымающейся груди Тайи.