Текст книги "День лжецаря"

Автор книги: Брэд Гигли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Это письмо пришло фараону от мальчика, о котором я вам говорил – Рэми, – с просьбой спасти его. – Он указал на знаки. – Здесь говорится, что на него напали исины. Мы узнали, что он получил ранение в голову на плантации к северо-западу от Вавилона – как оказалось, в том же месте, где напали на принца и принцессу. Возможно, парень уже мертв – но он был жив, когда писал это.

– Клянусь шестьюдесятью тысячами вавилонских богов! – воскликнул Шепак, охваченный сильным волнением. – Мы бы очень хотели встретиться с этим Рэми. Если бы он мог рассказать нам, что случилось с принцессой…

– Я надеялся, что вы, эламцы, нашли его.

Шепак поднялся и начал ходить по палатке.

– Постарайтесь сами найти что-нибудь в этой сумасшедшей стране. Как только тебе кажется, что ты что-то нашел, так оказывается, что этого там нет.

– Я тоже это заметил.

– Что еще вы можете мне сказать?

– Разве что только это: я сам разговаривал с исинами…

Шепак перебил его, грубо выругавшись.

– Вы действительно с ними встречались?

– Пока я плыл по реке, мне попадалась парочка… – Интуиция подсказала ему – не стоит упоминать о том, что встречу организовал Мардук. – Они сказали, что не причастны к тем событиям.

– Египтянин, – вскричал Шепак, – ты меня поражаешь: кто же сам признается в подобном? И кто, как не они, мог это сделать? Я предложил награду каждому, кто может поймать исина и привести его ко мне живым, но она лежит целехонька, хотя исинов в Вавилоне все больше…

– Что вы имеете в виду?

– Мы получили сообщения о том, что несколько дней назад в город ухитрился проникнуть Наследник исинов – вместе с большим числом своих людей.

Это объясняло дополнительные отряды эламцев на крепостных валах.

– Мы ожидаем нападения в любой момент, – продолжал Шепак. – Они захотят помешать Кутиру взять руку Бел-Мардука на празднике на следующей неделе, потому что, если он возьмет ее, это будет означать, что небеса благоприятствуют его притязаниям на власть. Эти темноголовые очень отсталые, знаете ли, очень суеверные. – Шепак сел, наклонившись вперед, и уставился на Симеркета. – И вы поверили исинам, когда они сказали вам, что не имеют никакого отношения к разбою?

– Моя профессия не позволяет мне всем верить, – уклончиво ответил Симеркет.

– Но если бы вам пришлось решать…

Симеркет пожал плечами:

– Не знаю. Если они это сделали, то почему не хвастают этим? И если принцесса у них, то, я думаю, вы уже услышали бы их требования…

Шепак откинул полу палатки и выглянул во двор, залитый палящим солнцем.

– Зачем ты пришел ко мне, египтянин? Чего ты хочешь?

– Я хочу поехать на эту плантацию. Хочу сам увидеть, что там произошло.

Шепак с сомнением покачал головой:

– Ты ничего не найдешь. Мы все там обыскали.

– Я не обыскивал.

С минуту Шепак молча смотрел на него. Затем резко встал и сорвал с деревянной жерди свой наводящий ужас, изукрашенный трофеями шлем.

– Ладно. Я сам отвезу вас туда. Возможно, вы найдете что-нибудь, что проглядели мои люди!

Симеркет взглянул на Шепака в изумлении: тот надевал пурпурную мантию командующего.

– Но ведь… – начал Симеркет и оборвал себя.

– В чем дело? – обернулся к нему Шепак.

– Зачем надевать красный плащ? Это же такая соблазнительная мишень!

– На это я и надеюсь, – печально пробормотал полковник.

Шепак повел Симеркета к конюшням и приказал оседлать двух лошадей. Симеркет оценил их красоту, силу, грацию – но при этом старался держаться как можно дальше от морд и копыт. Вообще-то, признался он Шепаку, он предпочел бы, где возможно, ехать на спокойном маленьком ослике. Ему говорили, что контакт у него с ослами – поистине поразительный…

Шепак снисходительно посмотрел на него.

– Осел? До того места, куда мы едем, почти двадцать лиг. Мы не можем терять время.

Тогда Симеркет предложил: раз так, не лучше ли им будет ехать вдвоем на одной лошади? Но эламский полковник отверг и эту идею.

– Слишком опасно, – твердо заявил он. – Если кто-то за мной поскачет, то убьют и тебя.

Симеркет с неохотой позволил конюху помочь ему вскарабкаться на пыльную черную лошадь, которая, как заверили его эламские конюхи, была смирнее домашнего кролика. И хотя животное тащилось по вавилонской земле вполне благодушно, Симеркету делалось не по себе, когда она косила глазом назад, дабы взглянуть на болвана, что ею правил. Но кобыла была заслуженным ветераном многих войн, повидала всяких наездников и делала все возможное, чтобы не дать Симеркету свалиться наземь. Хотя и сохраняя осторожность, скоро он смог выпрямиться и дышать ровно.

Всю дорогу до ворот Иштар Шепак ехал примерно на пятьдесят шагов впереди Симеркета, так, чтобы ни один из исинских убийц не заподозрил, что они вместе. И только когда они достигли пустынной местности вдали от города, Шепак придержал свою лошадь, позволяя Симеркету догнать его.

– Давай прибавим ходу, – предложил он и, щелкнув языком, пустил лошадь в неспешный галоп.

Где-то после полудня они достигли области с длинной полосой вспаханных полей. На пересечении с другой дорогой им открылась деревня. Причудливые дома и амбары под круглыми крышами из сухого тростника, зацементированными битумом, навеяли Симеркету сравнение их с грибами.

Дети при виде их прекратили свои игры и смотрели на чужестранцев, прижавишсь к матерям. Симеркет решил, что надо потом вернуться и расспросить здешних жителей без полковника.

По мере приближения к плантации Симеркету делалось все более не по себе. Во рту у него пересохло. Все казалось ему странно знакомым – ровная коричневая земля; поблескивающий вдали, мерцающий Евфрат; высокие уцелевшие стены приближающегося к ним поместья. Затем, вздрогнув от ужаса, он понял, что этот зловещий пейзаж был точь-в-точь таким, какой снился ему в ночных кошмарах – в тех, в которых он видел Найю, гибнущую у него на глазах.

Затем они спустились по тропинке, которую, как Симеркет был уверен, он тоже уже видел прежде. В послеполуденной тишине он повернул голову и наконец увидел руины.

От разграбленной плантации исходило зловоние; Симеркет был уверен, что никогда не сможет забыть его! Несколько строений когда-то образовывали единый комплекс – конюшни, рабочие мастерские, силосные ямы, помещения для слуг. Теперь от всего этого почти ничего не осталось.

Он направился в главное здание, вернее, в то, что раньше им было. Когда-то оно было большим – трех– или четырехэтажным – и великолепным. Сейчас полы его провалились, явив небу зияющие дыры. Переходя из комнаты в комнату, Симеркет видел валявшиеся под камнями осколки керамической посуды, обломки обугленной мебели.

И не было никакой логики в том, почему что-то здесь уцелело; веник из пальмовых листьев остался едва опаленным, в то время как каменная статуя, стоявшая рядом, была разбита вдребезги. Он задумался: что здесь делала Найя? Подметала комнаты пальмовым веником? Или носила кувшин с водой в буфетную, лежащую теперь в руинах? Возможно, она полировала и эту вот маленькую фигурку эламского божка – он все еще стоял в нише, но только без головы…

Через черный ход он вышел на улицу. Дверь висела на кожаных крючках, краска на ней вздулась и местами обуглилась. Еще несколько шагов – и он оказался в кухне. Рядом он обнаружил колодец и привычным движением наклонился и заглянул в его глубину. От воды исходил свежий и слегка цитрусовый аромат. Этот запах напомнил ему о Найе – обычно она душилась благовониями, приготовленными из цветков лимона.

Он вернулся и еще раз прошел через кухню. Он нашел там только медные горшки, глиняные блюда и разбитые чашки. Но вдруг среди камней блеснуло золото. Наклонившись, он поднял поднос; стряхнув покрывавшие его пыль и пепел, он разглядел на его поверхности рисунок.

– Царский крест Элама! – прошептал Шепак, молча наблюдавший за Симеркетом. – Принц и принцесса, должно быть, привезли его из Суз…

– Это многое говорит нам! – обрадовался Симеркет.

– Что именно?

– Налетчики явились сюда не для того, чтобы грабить. – Он бросил поднос на уголья и твердым шагом направился к ближайшей роще из финиковых пальм.

Бродя в тени, отбрасываемой деревьями, Симеркет придирчиво осматривал высокие кирпичные стены, окружавшие поместье. И тут он увидел сигнальные знаки – на самой вершине стен.

– Вот где они перелезли! – сказал он Шепаку, указывая на находку. – Видишь, как через каждые несколько шагов с крючков свисают обозначения? Они видны днем – но ночью это далеко…

Шепак взглянул на него:

– Как ты полагаешь, сколько их было?

Симеркет пожал плечами:

– Не думаю, что много. На их стороне были внезапность и темнота. Налетчикам нужно было только несколько человек, чтобы влезть на стену и открыть ворота остальным. При достаточном опыте хватит и десятка человек, чтобы справиться с работой от начала до конца…

Симеркет замолчал; мимо них, надсадно гудя, пронеслась туча мух. Пронаблюдав за их полетом, он увидел, как они исчезли за стеной на дальнем дворе. Он быстро пошел в том направлении. Жужжание становилось все громче, все неистовее…

Подойдя к углу стены, он увидел то, что привлекло насекомых, – огромное пятно почерневшей крови на керамических плитках в боковом ответвлении внутреннего двора.

– Вот там они их убили, – сказал он Шепаку.

– Ты прав, – лаконично подтвердил тот. – Мы нашли тела здесь, их руки были связаны. Их было тридцать три. Вся вода из колодца не могла смыть эту кровь…

– Значит, они были мертвы по крайней мере уже два дня до того, как их нашли.

Шепак с удивлением взглянул на него.

– Как ты узнал?

– Я знаю кровь. Ее можно смыть не позднее чем через одни сутки с половиной. После этого как бы вы ни скребли, до конца смыть не получится.

Шепак судорожно сглотнул. Несмотря на то что он был закаленным воином, он испытывал ту же брезгливость по отношению к смерти, что и остальные народы Месопотамии.

– В вас, египтянах, несомненно, есть что-то потустороннее, раз вы знаете такие детали, – заметил он с ухмылкой.

Симеркет не ответил, обходя пятно по периметру. Хотя кровь давно высохла, плитки были густо усеяны мухами, и в солнечном свете пятно, казалось, переливалось всеми цветами радуги.

– Где они похоронены? – спросил он.

– Кто?

– Те, кто был здесь убит.

– Кутир отвез их тела обратно во дворец в Вавилон, чтобы похоронить вместе с принцем. Он поместил их в кувшины и забальзамировал медом.

– Всех?

Шепак кивнул.

Симеркет отвернулся, чтобы эламец не мог увидеть довольного выражения его лица. Мед сохранит черты жертв.

– А где эти кувшины?

– В царских склепах, под дворцом.

Симеркет загадочно посмотрел на Шепака. Он вспоминал видение, которое явилось ему на реке, когда он искал кувшины. Он должен увидеть эти тела! Вдруг среди них Найя? Он не намеревался оставлять ее в Вавилоне, живую или мертвую. Однако ему надо было найти возможность убедить эламца отвести его к царским склепам.

– Я должен видеть их лица, прежде чем они подвергнутся дальнейшему разложению.

Шепак посмотрел на него с удивлением.

– Они не будут разлагаться. Но это против всех наших законов – вмешиваться в дела мертвых!

– Но как я в таком случае узнаю правду?

– Тебе придется узнать ее другим путем, только и всего…

– Если не поможешь мне увидеть эти тела, – коротко сказал Симеркет, – и узнать, что случилось с вашей принцессой, каким образом я смогу спасти тебя от Скорпионовой камеры?

Эламский полковник резко поднял голову и впился в него глазами.

Они сидели в тени, возле разбитых ворот, у стены. У Шепака в мешке был круг сыра и хлеб, но ни один из них не был голоден.

– У меня осталась только неделя на то, чтобы найти Пиникир, – озабоченно проговорил Шепак, отхлебывая из кожаной фляги вино. – В День лжецаря, если я не найду принцессу, меня ждет судьба Кайдина. Кутир обещал убивать офицеров до тех пор, пока либо принцесса Пиникир не воскреснет, либо мы все не погибнем.

– И казнь будет в Скорпионовой камере?

Шепак молчал. Потом кивнул:

– Да.

– Но что это значит? Я хочу сказать, что это за казнь?…

Полковник глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

– Мы нашли ее в дворцовом подземелье и сначала подумали, что это просто еще одна тюремная камера – пока не посадили туда одного из наших людей. Он напился на дежурстве, и его следовало немного попугать, думали мы. Мы даже не закрыли двери, пока не начались крики. Мы обнаружили, что когда дверь закрывается, то опускается какой-то рычаг, срабатывает механизм, позволяющий потом одна за другой открываться дверям-ловушкам внутри камеры.

Он снова прополоскал рот вином.

– Сначала выползают ядовитые тарантулы и богомолы, скорпионы и сороконожки. Потом появляются летающие насекомые. Они раздирают плоть, ползая между губами, кусая язык, заползая в уши, в глаза и нос. Когда они съедят слизистую, открывается новая дверь-ловушка. На этот раз это пожиратели сырой плоти – черви и гусеницы, которые уничтожают мягкие ткани, органы и сосуды. Вы слышите, как лязгают их челюсти, тысячи челюстей! Черви скапливаются в желудке жертвы, пиршествуют в ее черепе. Когда они закончат, открывается третья, последняя дверь, и вползают маленькие паразиты – муравьи и клещи. Они за несколько минут обгладывают кости до белизны. Говорят, что касситы изобрели эту камеру для того, чтобы тайно освобождаться от своих наиболее ненавистных врагов, так, чтобы от них ничего не оставалось и их нельзя было бы опознать.

Шепак умолк. Симеркет смотрел на эламца с открытым ртом.

– Я не могу в это поверить! – прошептал он.

– Поверь. Кутир заставил офицеров наблюдать за Кайдином, когда его туда бросили. Но я еще не рассказал тебе самого страшного!

– Что может быть страшнее? – отозвался Симеркет слабым голосом.

– Ты ведь видел насекомых в этой проклятой стране? Насколько они чудовищны! Это настоящие хищники!

Симеркет кивнул. Он вспомнил ту ночь за воротами Иса, когда поджидал из города Мардука.

– Вообрази их – но в два, в три раза больше! Вот что с ними происходит, когда у них есть изрядный запас мяса. – Он осушил свою флягу. – И приходи на следующей неделе. Будет моя очередь.

Между ними повисло тягостное молчание. Затем Симеркет решительно поднялся на ноги.

– В таком случае, – сказал он как можно увереннее, – нам ничего не остается, кроме как найти принцессу.

Шепак горько усмехнулся:

– Ты думаешь, тебе это удастся?

– Почему бы и нет? Она исчезла одновременно с моей женой и в том же месте. – Симеркет оглянулся, обозревая руины поместья. – Если я могу найти одну женщину, то наверняка смогу найти и вторую.

Прежде чем они ушли, Симеркет в последний раз исследовал все вокруг. Действительно, эламцы очистили место от всех вещественных доказательств. Когда он поделился своим наблюдением с Шепаком, полковник ответил, что вообще здесь мало что можно было обнаружить; налетчики уничтожили все следы нападения, постаравшись не оставить ничего, что могло бы указать на них. Это само по себе было странно.

Однако Симеркет кое-что все же заметил – в стволе упавшего кедра. Он не увидел этого раньше, в первый осмотр, ибо ствол кедра был тогда в тени. Теперь же, когда появилось солнце, в его лучах он смог обнаружить стрелу, слегка обуглившуюся, но в целом неповрежденную. Она глубоко вонзилась в ствол дерева. Симеркет потянул ее, чтобы вытащить, но она не поддалась.

– Шепак, сюда! – позвал он.

Эламец поспешил к нему. Симеркет указал на стрелу. Шепак подцепил ее мечом, а Симеркет поймал – стрела упала ему в руки.

– Странная штука, – пожал плечами Шепак. – Не помню, чтобы раньше видел такие!

– А я видел, – заявил Симеркет. – Смотри, она не из дерева! Из тростника. Точнее, из папируса – высушенного и смазанного смолой. Взгляни сюда – это синайская медь. А перья – серые, с белыми кончиками, – держу пари, это перья фиванского гуся!

Он с грустью посмотрел на Шепака:

– Стрела сделана в Египте.

Солнце уже стояло в зените, когда Симеркет и Шепак пустились в обратный путь. Шепак говорил с Симеркетом холодно и односложно. Стрела! Дело рук египтян. Случайное ли это совпадение, что египтянин принялся расследовать убийство эламского принца и принцессы? Что ему надо? Обнаружить свидетельство участия в убийстве египтян? Это попахивало соучастием. Следует пересмотреть союз с Симеркетом, думал Шепак.

Они ехали быстро и молча. Оба стремились добраться до места до темноты. Даже Шепак почувствовал облегчение, когда они достигли ворот Иштар.

У дверей гостиницы Бел-Мардука Симеркет отдал вожжи Шепаку. Они односложно договорились встретиться на следующее утро, чтобы определить дальнейший ход действий. Симеркет оставил стрелу для сохранности у полковника, попросив его спрятать ее и никому не говорить о ее существовании; он не хотел, чтобы их единственная находка таинственным образом исчезла в гостинице из его мешка.

Однако едва он собрался войти в дверь, как увидел своих соглядатаев – они сигнализировали ему с другой стороны улицы. Ему не терпелось погрузить натруженный зад в холодную ванну, но он заставил себя сделать несколько шагов и подошел к ним.

Соглядатаи смотрели на него с затаенной печалью.

– Добрый вечер, господин, – сказал толстяк грустным голосом, слегка кивнув.

– Что ты такой мрачный? – спросил Симеркет. – И выглядишь так, будто только что похоронил мать.

– Наша мать здорова, слава богам, – вступил худой, и Симеркет впервые осознал, что они, оказывается, братья. – Мы разочарованы, поскольку теперь, когда ты нашел свою жену, ты скоро покинешь Вавилон.

Симеркет был сражен.

– Что вы хотите сказать, говоря, что я нашел свою жену?

– Мы знаем о красивой госпоже, которую ты прячешь в египетском храме, господин!

– Она не моя жена.

Соглядатаи переглянулись.

– Мы слышали это от нее самой!

– Но она не… – забормотал Симеркет и прикусил язык. Возможно, Анеку все же считала, что если будет раскрыта правда, ее заставят вернуться в храм Иштар, который она покинула обманом. Ну что ж, подумал Симеркет, если ей поможет это притворство, вреда от этого никакого.

– Могу заверить вас в том, что у меня еще есть дела в Вавилоне.

– Но если это так, почему эламцы больше не требуют от нас следить за тобой? Надо тебе сказать, нас уволили со службы.

Значит, эламцы перестали за ним шпионить. Почему? Скорее всего потому, что он поехал в эламский гарнизон, чтобы проконсультироваться с полковником Шепаком, о чем быстро сообщили во дворец.

– Если ничего не изменилось, господин, – продолжал толстый, – то, поскольку ты собираешься остаться здесь, мы бы очень хотели продолжить быть у тебя на службе.

Симеркет хмыкнул.

– Почему я должен платить вам за то, чтобы вы не шпионили за мной, когда за мной больше не следят?

– Ты нуждаешься в нашей помощи, господин.

– Вовсе нет!

– В Вавилоне сейчас неспокойно…

Симеркет пожал плечами:

– Возможно. Но вы больше не получите от меня золота.

Обе Темные Головы понурились. Соглядатаи молчали.

Все еще посмеиваясь про себя, Симеркет вошел в гостиничный двор. Возле конюшен толпились эламские стражники в блестящих доспехах. Как странно – по сигналу священников Бел-Мардука один из них поприветствовал его, когда он стал спускаться по наружной лестнице в свою комнату.

– Господин Симеркет? – окликнул его стражник. Симеркет в растерянности кивнул.

– Царь Кутир просит вас посетить его во дворце.

– Кутир? Сейчас?

Стражник скрестил на груди руки и величественно кивнул.

– Но я… я не одет для дворца, как видишь. И не принял ванну.

– Все, что нужно, вам будет предоставлено по прибытии, господин!

Симеркет понял, что не может больше откладывать встречу с последним правителем Вавилона. Тем не менее он настоял на том, чтобы зайти за эмблемой фараона. В первый раз за все время он надел ее на шею. На пыльной дорожной одежде ее сверкающее великолепие выглядело особенно нарядно. Сокол с распростертыми крыльями из чеканного золота свисал с ожерелья в форме слезинок. На лбу сокола сиял глаз Хора, самый мощный из египетских амулетов от сглаза.

На Пути процессий его ожидали носилки с дюжиной носильщиков. Пока его несли наверх, все глазели на него. Симеркету стало не по себе. По крайней мере вот-вот стемнеет, подумал он.

– Господин Симеркет! – донесся до него голос из темного торгового ларька.

Какой-то человек робко помахал ему оттуда рукой. Приглядевшись, Симеркет с удивлением обнаружил, что это тот самый человек, что разговаривал с Мардуком на площади больных.

– Остановитесь! – закричал Симеркет эламским охранникам. Они проигнорировали его. Путаясь в вавилонских выражениях, он закричал: – Остановитесь! Опустите меня на землю! Я должен поговорить с этим человеком!

Эламский охранник запротестовал:

– Господин, я напоминаю вам, что царя…

– …нельзя заставлять ждать! Я согласен, – перебил его Симеркет. – Только один момент, капитан, чтобы поговорить с моим другом. – При виде агрессивного выражения лица солдата Симеркет сделал свой голос ледяным. – Или я должен буду пожаловаться царю на неуважение, проявляемое к Египту?

Эламец неохотно сделал жест носильщикам, и те опустили носилки. Симеркет соскочил на землю и стремительно подошел к месту, где его ждал человек.

– Я вижу, вид твоей кожи намного улучшился! – воскликнул Симеркет, приблизившись. И в самом деле, лицо у мужчины было гладким, словно он никогда не страдал кожным недугом.

– Я пользовался чистой водой, как сказал, господин. Ее действие и впрямь чудесное!

– Откуда ты знал, что я проеду этой дорогой?

– Мне сказали, чтобы я встретил тебя здесь и передал тебе сообщение.

– От кого?

– Этого я не могу сказать, господин.

Симеркет всмотрелся в его лицо, стараясь понять, не скрывает ли он чего-нибудь за подобострастной манерой. Но выражение лица мужчины оставалось вежливым и вполне невинным.

– Так о чем же сообщение?

Человек набрал в легкие воздуха и произнес:

– Замечено, что ты ходишь в гарнизон эламцев, господин. Тебя настоятельно просят в будущем избегать этого места.

– Почему?

– В послании больше ничего не говорится, господин. – Человек переступил с ноги на ногу. – Но кое-что мне хотелось бы узнать самому…

Симеркет кивнул.

– Откуда ты знал, что сама по себе вода способна излечить мою кожу?

Симеркет рассмеялся.

– Ты думаешь, что я не могу отличить старый трюк нищего, когда вижу его перед собой? Чтобы выглядеть страшнее прокаженного, достаточно приклеить к физиономии с помощью меда заплесневевший хлеб.

Медленная улыбка расплылась по лицу вавилонянина.

– Ты первый, кто обнаружил это, господин.

Симеркет подмигнул ему, и он исчез в глубине ларька. Симеркет вернулся к своим носилкам, и носильщики подхватили носилки на плечи. Весь короткий путь до дворца он размышлял об услышанном. Почему он должен избегать эламского гарнизона? Его предупреждали или ему угрожали? И кто передал сообщение? И еще: почему явно здоровый человек проводит время среди больных?

Если это Мардук прислал ему предупреждение (логичная мысль, поскольку Симеркет видел его в компании с мужчиной или по крайней мере считал, что видел), то он лучше всех знает, что египтянин будет чувствовать себя слишком связанным долгом, чтобы действовать вопреки инструкции. Но Мардук не более чем простой перебежчик. Нет, предупреждение пришло от кого-то другого. Но от кого? Он был все еще погружен в эти мысли, когда заметил, что носилки и эскорт вошли в пределы царской цитадели.

Ее выстилали блестящие плитки с изображениями стилизованных голубых, зеленых и золотых деревьев, поднимавших к небу мозаичные ветви. Впереди при их приближении отворилась огромная дверь. Он почувствовал, как приятно опустилась температура – кирпичные стены дворца толщиной были локтя в четыре, не меньше.

Придворные встречали его поклонами. Из бокового зала неожиданно появился высокий худой камергер – евнух неопределенного возраста. Его ноздри подергивались, улавливая крепкий запах пота и лошадей, исходивший от Симеркета. Евнух решительно стащил его с носилок и повел подлинному коридору в боковую комнату, где Симеркета ждало корыто с горячей водой. Внезапно откуда-то появились служанки и начали раздевать Симеркета. Он смутился, когда они, смеясь, стали показывать на него пальцами, восклицая, что никогда раньше не видели обрезанного мужчины. Несколько женщин бросали на него откровенные взгляды, но он притворился безразличным.

После того как его помыли и ополоснули чистой водой, евнух втолкнул его в комнату, где слуга предложил ему большой выбор одежды. Выбрав самую простую, он позволил надеть на свои ноги тонкие позолоченные сандалии из телячьей кожи. Слуга хотел было обвить его шею золотыми нитями, но Симеркет настоял на том, чтобы единственным украшением был символ его ведомства – сокол. Удовлетворившись видом Симеркета, но все еще переживая из-за отсутствия украшений, тощий камергер повел его по узкой спиралеобразной лестнице со множеством ступеней, исчезающих в сиреневых сумерках.

Крыши многих вавилонских зданий увенчивались садами, но тот, что он увидел сейчас, заставил его остолбенеть. Расположенный несимметричными террасами, он напоминал холм, и его розовые мраморные ступени казались зелеными от растительности. В окаймлении цветущих деревьев, спиной к Симеркету, стоял царь Кутир, словно любуясь восходящей луной. Рядом с ним стояла женщина, опустив руку на плечо молодого царя. Они представляли собой такое гармоничное зрелище, что Симеркет не сомневался: царь отрепетировал эту сцену специально для него.

Герольд объявил о нем высоким звенящим голосом, и царь обернулся, словно бы удивленный. Симеркет низко поклонился – в египетской манере, протянув вперед руки, и с его шеи свесился кулон.

– Симеркет, наконец-то ты здесь! – воскликнул царь. – Сожалею, что оторвал тебя от молитв, ибо наслышан о том, как ты набожен. – При этих словах губы Кутира изогнулись в усмешке.

Симеркет за словом в карман не полез.

– Но мои молитвы были услышаны, ваше величество – наконец-то я встретился с вами посреди этого великолепия.

Царь захохотал. Однако женщина, стоявшая рядом с ним, повернулась к нему спиной – нарочитое выражение небрежения, оборвавшее царский смех. Кутир смутился и с силой повернул ее снова лицом к Симеркету. Пальцы царя оставили на ее коже белые следы.

– Позволь представить тебе царицу, мою жену Нарунте, которая, как и я, рада встрече с тобой.

Это была столь откровенная ложь, что все, что мог сделать Симеркет, – это снова кивнуть, пряча улыбку. Царица вырвала свою руку и опустилась в кресло из резного красного дерева. Знаком она приказала рабу принести ей чашу с пивом и села, глядя на гостя и посасывая пиво через тростинку.

Царица Нарунте казалась намного старше своего молодого мужа – ее лицо было изможденным, шея морщинистой. Она пронизывала египтянина демоническим взглядом серебристо-серых холодных глаз, а крошечные зрачки в них были как змеиные жала, источавшие ненависть. Если бы ее супруг не представили ее как царицу, ее можно было бы принять за обычную проститутку.

Кутир же, напротив, казался принцем из сказки – мужественным, с кудрявой бородой, с длинными волосами, собранными на затылке в пучок. Его единственным недостатком были маленькие, близко посаженные глаза, крошечные морщинки у век выдавали тревогу.

Симеркет внезапно поймал себя на том, что изучает царскую чету так, как изучал бы подозреваемых в совершении преступления, и поспешно отвернулся. Вдруг он увидел, что посол Менеф тоже здесь, позади кресла царицы. Там же стоял и телохранитель Менефа, Эсп, [5]5
  Аспид, гадюка.


[Закрыть]человек с мрачной улыбкой, благоразумно державшийся в стороне от посла. В тот момент, когда Симеркет их увидел, они неловко преклонили колена.

Кутир вышел вперед и обнял Симеркета за плечи.

– Раз уж ты здесь, пойдем поговорим как мужчина с мужчиной, подальше от остальных, – сказал он.

И повел Симеркета вверх по лестнице к рощице благоухающих сосен, растущих на верхних террасах садов. Кутир собирался занять место на мраморной скамье, но там уже уселся вальяжный павлин. Хозяин прогнал его, и птица взлетела на сосновую ветку над ними, хлопая крыльями и оглашая воздух пронзительным криком. Царь знаком пригласил египтянина сесть рядом с ним. Симеркет осторожно сел, стараясь не запачкаться свежим пометом.

– Итак, – начал Кутир, – каково предложение?

– Ваше величество?

– Что даст мне Рамсес за статую Мардука?

Симеркет с удивлением предположил, что Менеф рассказал Кутиру о просьбе фараона так же, как он информировал Верховного священника Адада. Он снова почувствовал тревогу по поводу намерений посла; любой разумный эмиссар держал бы в секрете факт, что фараон слаб здоровьем. Зная, что Рамсес болен или умирает, правители всех народов Азии повременят заключать долгосрочные договоры с Египтом, предпочтя иметь дело с его преемником.

Симеркет глубоко вздохнул и начал осторожно перечислять уступки, которые ему разрешил сделать Рамсес.

– Фараон предлагает помощь в улаживании различных местных распрей.

Кутир усмехнулся:

– Хмм. Это по крайней мере перемена в политике по сравнению с действиями его отца.

– Ваше величество?

– Исинский наследник воспитывался в Египте – откуда он и был послан в прошлом году, чтобы вредить нам. Но ты, конечно, все это знаешь…

Ничего подобного Симеркет не знал. Хотя в Египте было принято приглашать к себе иноземных принцев для воспитания и просвещения, Симеркет ни разу не слышал ни одного упоминания об исинском наследнике – ни от теперешнего фараона, ни от его отца. Но Кутир не стал развивать эту тему.

– А что еще? – спросил он. Симеркет стал припоминать.

– Он даст золото.

– А еще?

– Оружие. Зерно. Доспехи. Провиант.

– А еще?

– Простите, но я не уполномочен предлагать большего.

Кутир вздохнул с преувеличенным разочарованием.

– Всего этого недостаточно.

Он поднялся с мраморной скамьи и устремил взор вдаль, на лежавший под ними город. В пурпурных тенях простирался Вавилон. В опускавшихся сумерках начали загораться костры, на которых готовили пищу. Царь снова повернулся к Симеркету:

– Сегодня Рамсес является фараоном благодаря тебе. Если бы ты не обнаружил заговор, созревший в гареме его отца, то сегодня на троне Сокола сидел бы предатель. Это все знают.

Симеркет запротестовал:

– Ваше величество, я наткнулся на этот заговор случайно…

– Да, мне говорили, что ты скромен…

Голос Симеркета возвысился:

– Отец фараона умер из-за меня. Если бы я не был так слеп, так глуп… – Он замолчал, не желая вспоминать эти времена. – Как бы там ни было, я не такой, каким вы меня себе представляете. Но какое это имеет отношение к вашим требованиям, ваше величество?

Кутир набрал в легкие побольше воздуха.

– У меня только одно требование, а именно, чтобы ты пошел ко мне на службу. Я хочу, чтобы именно ты нашел мою сестру – или то, что от нее осталось.

Царь заговорил быстро, в его голосе зазвучало волнение:

– Из всех детей Пиникир была отцовской любимицей. Если я не смогу отыскать ее – или хотя бы ее тело, – отец примет меры. – Его голос дрожал все сильнее и наконец сорвался; он начал хватать ртом воздух…