Текст книги "Год гиен"

Автор книги: Брэд Гигли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 7
Дом Вечности

Задыхаясь после подъема – почти всю дорогу, ведущую от реки, он одолел бегом – Ненри перевел дух только перед южными воротами деревни строителей гробниц. Его на миг удивила яркая раскраска домов на узкой главной улице деревни. Кетти никогда не говорил о странной красоте этой деревни или о том, что она вообще-то представляет собой два здания, каждое из которых имеет свою огромную крышу их соединенных воедино многих крыш. Однако самым странным в этом месте казалась тишина, глубокая всеобъемлющая тишина. Селение представлялось местом свиданий призраков.

Ненри, колеблясь, стоял у ворот.

– Кетти? – крикнул он в узкий коридор главной улицы.

Никто не ответил ему. Он нерешительно шагнул вперед и слегка постучал в первую дверь.

– Кто-нибудь дома? Не могли бы вы мне помочь?

Ему снова ответило лишь молчание.

– Пожалуйста! – умолял он. – Я ищу своего брата, Семеркета. Он здесь?

Тишина.

Ненри постучался еще в несколько дверей – с тем же результатом. Он начал чувствовать, что его выводит из равновесия странная тишина этого селения. Но тут он услышал крики множества людей – не в деревне, а где-то за ее пределами.

Он вернулся по главной улице и вышел из ворот.

Здесь крики звучали громче; они доносились из западной окраины деревни, и Ненри пошел туда.

Завернув за угол, он увидел, что толпа жителей собралась на открытом месте перед красным утесом, испещренными прожилками, как срез мяса. Писец решил, что это какой-то местный религиозный праздник или обряд, и понадеялся, что Семеркет находится среди собравшихся. Ненри подошел. чтобы посмотреть, так ли это, и через несколько минут уже стоял с краю толпы. Селяне были настолько поглощены тем, что происходило на площадке перед утесом, что не повернулись к нему. Казалось, они даже не заметили появления чужака.

В числе столпившихся Ненри увидел женщин с мрачными лицами, бросавших кому-то сердитые обвинения. Очевидно, кто-то вел себя бесстыдно и был подвергнут некоему суду или испытанию.

Несмотря на то, что ему не терпелось найти брата, Ненри помедлил, захваченный происходящим. Он протиснулся через толпу и увидел посреди площадки женщину со связанными за спиной руками. Высокая, красивая странной красотой, она была без кляпа, и писец пораженно услышал, какими словами она поливает своих обвинителей. Ни разу в жизни ему не доводилось слышать, чтобы женщина так грязно ругалась. А эта угрожала людям всеми карами, если ее немедленно не освободят, и Ненри с удивлением услышал, что угрожающе произносит имя его брата, Семеркета, как угрозу.

– Вот подождите, пока он не вернется! Тогда вы увидите! Он пошел к самому министру, чтобы получить отряд воинов. Вам еще повезет, если вас всех не бросят в тюрьму Диамет!

– Семеркет? – спросил Ненри, пробивая через толпу к женщине.

Когда около согии селян, наконец, заметили стоящего перед ними Ненри и его официальные регалии, они с виноватым видом попятились. Даже женщина на площадке прервала свои обличительные речи.

В неловкой тишине писец сделал приветственный жест.

– Ты говорила о Семеркете – он мой брат. Я ищу его.

– О, слава богам! – воскликнула связанная женщина.

Остальные жители деревни колебались, не зная, как поступить. Женщина крикнула Ненри:

– Вы должны мне помочь! Меня забьют камнями за то, что я о них знаю! За то, что я знаю об их делах. Ваш брат сказал, что вытащит меня отсюда, если я расскажу все властям. О, пожалуйста, господин, вы должны что-то сделать, – или я умру!

Ненри сглотнул и нервозно оглядел толпу.

– Я уверен, – начал он, бессвязно жестикулируя, – я уверен, что если Семеркет сказал…

Дородная самоуверенная женщина внезапно растолкала остальных и пробилась туда, где стоял писец.

– Вашего брага здесь нет, – решительно заявила толстуха; – И вас здесь тоже не ждали.

Ненри быстро посмотрел на нее. Женщина так сильно напомнила ему жену своими грубыми, несдержанными словами, что он внезапно преисполнился ярости.

– Как ты осмеливаешься так со мной говорить! – тихо ответил Ненри – и сам удивился опасным ноткам, в кои-то веки появившимся в его голосе.

Женщина смешалась, оглянулась на своих односельчан в поисках поддержки, но те все еще робели.

– Вы находитесь тут незаконно, – сказала она по-прежнему дерзко, хотя и не так уверенно, как раньше. – В эту деревню запрещено приходить всем, кроме…

– Ты обращаешься к старшему писцу Восточных Фив, – перебил Ненри. – Как тебя зовут, женщина?

– Ее зовут. Кхепура! – закричала связанная женщина с площадки.

– Будь ты проклята, Ханро! – забрызгала слюной толстуха.

– Тихо! – крикнул Ненри.

К его удивлению, толстуха замолчала. Ненри повернулся к той, кого звали Ханро, со словами:

– Освободите эту женщину. Немедленно. Если мой брат сказал, что он заберет ее отсюда, значит, у него были на то веские причины. Мы вместе с ней пойдем его искать.

– Благодарю вас, господин… Благодарю вас!

Поскольку никто из жителей деревни не двинулся, Ненри сам пошел вперед, чтобы развязать Ханро, но Кхепура, обезумев от ярости, отчаянно огляделась и внезапно нагнулась, чтобы схватить с дорожки камень. Она с воплем швырнула камень в женщину на площадке. Камень ударил Ханро по голове со стуком, который эхом отдался в ущелье, и женщина на землю, как марионетка, чья веревочки были внезапно перерезаны. Кровь потекла по ее волосам.

Ненри был от нее уже так близко, что кровь забрызгала его лицо и плащ. Он слегка ошеломленно повернулся, глядя в плоские, невыразительные лица селян. Их глаза были жесткими и полными исступленной ненависти. Писец готов был наброситься на них с руганью, но захлопнул рот при виде их бесчувственных лиц. Он инстинктивно понял, что его собственная жизнь тоже теперь поставлена на кон. Ненри беспомощно наблюдал, как жители деревни подбирают с земли камни.

Ханро, шатаясь, встала на ноги и оглядела селян. Потом приблизилась к одному из мужчин.

– Аафат? – спросила она недоверчиво. – Ты готов сделать это со мной? После того, чем мы были друг для друга?

Мужчина неловко посмотрел на землю. Но жена его внезапно взъярилась и бросила следующий камень. Он попал Ханро в плечо.

– Вы не можете так поступить, – пробормотана Ханро. – Это нечестно!

Камни посыпались на нее со всех сторон, как град. Отвратительный стук попадающих в цель камней, разбивающихся о кость и плоть, наполнил ущелье. Высокая женщина упала и больше не двигалась. Селяне бросали камни до тех пор, пока ее тело не превратилось в неузнаваемое месиво. В конце концов, женщина оказалась наполовину похороненной под камнями.

Ненри в ужасе смотрел на все это, ожидая, что жители деревни теперь повернулся против него. Но хищный блеск в их глазах погас. Даже не взглянув на него, люди повернулись и потянулись к северным воротам деревни. Они казались странно сонными и заторможенным, будто не замечали ничего вокруг.

Писец стоял посреди рассасывающейся толпы, из горла его рвались истерические полувсхлипы. Ои смотрел в лица людей, но сам словно стал для них невидимкой. Какую бы угрозу, исходящую от властей, он собою ни представлял, на него просто не обращали внимания. Когда все исчезли в деревне, ворота закрылись, и Ненри услышал, как засовы вдвинули в пазы.

Этот звук словно освободил его, дав силу шевельнуться. Ненри почувствовал, как в его глотке поднимается желчь. Ему надо убраться отсюда! Весь его мир… вообще-то, даже весь Египет – перевернулся вверх дном.

«Но что же случилось, что заставило всеобщую ярость внезапно вырваться наружу?» – подумал он.

Сначала его жена, а теперь – люди этой отдаленной деревни?

Ненри бежал, даже не замечая, что забрался глубоко в Великое Место. Он то приближался, то удалялся от торчащих скал, следуя изгибам тропы, пролегающей высоко над долиной. Так он мог бы добежать до самой Западной пустыни, если бы не два черных меджая, которые перехватили его, когда он вылетел из-за валуна. Попрочнее упершись ногами, меджаи поймали его за руки, когда писец пробегал мимо.

Увидев, что на шее Ненри висит знак восточного градоправителя меджаи не арестовали его немедленно за незаконное вторжение в Великое Место и не погнали куда-нибудь тычками копий. Вместо этого они позволили писцу выпалить свою историю – как он пришел из Восточных Фив всего час назад и увидел, как женщину до смерти забили камнями в деревне строителей гробниц, куда он пришел всего лишь затем, чтобы справиться о своем брате, находящемся в ужасной опасности, а брата этого зовут Семеркет…

– Семеркет? – перебил меджай Квар, уставившись на человека, чье лицо, полное пугающих тиков и подергиваний, и вправду было пародией на лицо его друга.

– Я должен его предупредить! – взмолился странный человек.

– Насчет чего?

Ненри заморгал. Должен ли он довериться этим людям? Может, они тоже вовлечены в заговор, который угрожает жизни Семеркета. В конце концов, он почувствовал, что может сказать им правду – просто потому, что они были меджаями и чернокожими.

– Ему угрожает царица Тийя, – сказал Ненри. – Это как– то связано с тем, что он здесь обнаружил. Сегодня Тийя собирается его убить. Я должен предупредить его.

Квар обратился к другому меджаю:

– Тос, ступай в казармы и скажи сотнику, что надо собрать людей и отправиться в Место Правды. Посмотреть, что там случилось. Если они решили взять дело в свои руки…

– Слишком поздно, – пробормотал Ненри. – Слишком поздно.

– А ты, Квар? – спросил Тос.

– Я собираюсь пойти с этим человеком в храм Диамет. Если против Семеркета составлен заговор из-за того, что он знает, следующими в очереди будем мы.

Квар схватил Ненри за руку. Они быстро зашагали вниз по усыпанной обломками известняка тропе туда, где находился храм, и тут на них внезапно налетел неистовый порыв ветра. Воин понюхал воздух и обеспокоено посмотрел на запад. Черный шлейф облаков висел над краем Великого Места.

Вспышка далекой розовой молнии бесшумно вонзилась в скалы позади них, высветила все в мягком контрасте. Нигде, кроме пустыни вокруг Великого Места, не бывает больше молний такого цвета, объяснил Квар молчаливому оцепенелому Ненри.

– Но она может убить тебя столь же быстро, как и любая другая молния, – объяснил он.

Меджай держал копье так, чтобы медный наконечник был повернут к земле.

Они достигли гребня утеса, и писец уставился вперед, на голубую полоску – далекий Нил. Ужас того, что он только что видел, наконец-то настиг его, он начал неудержимо дрожать. Стена ветра ударила их в грудь. Завернувшись в плащи, преследуемые резким запахом надвигающейся бури. Квар и Ненри быстро пошли вниз по тропе, которая вела к великому храму Диамет.

* * *

Он быстро всплыл на поверхность лагуны. Его вырвало попавшей в легкие водой, он втянул в себя сырой воздух. Хотя воздух полоснул, как холодный огонь, он набрал его в грудь столько, сколько смог. Только потом Семеркет открыл глаза.

Первой его реакцией была паника. Он стал слепо бороться, все еще чувствуя сжимающие его руки Ассаи. Но вокруг его ног обмотались только влажные стебли. Ассаи здесь не было. Семеркет глотнул еще воздуха и снова погрузился, осматриваясь по сторонам, ожидая, что в любой миг силуэт чернокожего угрожающе обрисуется в зеленой воде. Но вода не открыла ничего. Дознаватель остался один.

Всплыв и снова набрав воздуху в грудь, он проплыл на несколько локтей вниз до старой лодки, запутавшейся в подводных зарослях. Ассаи поймал за шею его охотничий наряд из льняной ткани, прочно застрявший в зубцах обломанных кедровых досок корпуса лодки. Любимец Пентаура неистово крутился и изворачивался, полосуя ткань изогнутым ножом. Он был в такой панике, что движения стали неловкими, и вода быстро краснела от ран, которые он наносил сам себе. И все равно лодка не отпускала его.

Ассаи бросил на Семеркета отчаянный умоляющий взгляд. Борясь со всеми своими инстинктами, чиновник в ужасе наблюдал, как перед ним медленно тонет человек. Движения чернокожего стали более дикими, его глаза выпучились. В конце концов, дознаватель услышал булькающий вопль беспредельной ярости, когда чернокожий выдохнул в последний раз. Не в силах больше смотреть на его предсмертную борьбу, Семеркет поплыл к поверхности воды.

Там, спрятавшись в тростниках, он ждал до тех пор, пока не перестала всплывать пена. Потрясенный, оп повернулся, пытаясь сообразить, где именно находится. Семеркет чувствовал, что убийцы-заговорщики где-то совсем рядом. Так и есть – он заметил красный флажок на мачте барки царицы Тийи, хлопающий над тростниками в лагуне неподалеку.

Он почувствовал прикосновение человеческого тела и крутнулся, взбаламутив воду. С его губ сорвался короткий крик. Но это была всего лишь протянутая рука Ассаи. Семеркет невольно взглянул вниз, на тело, колеблющееся прямо под поверхностью воды. Как только чернокожий прекратил бороться, затонувшая яхта отпустила его. Рот несостоявшегося убийцы был открыт в ужасающей гримасе, полный молчаливого эха последнего вопля, немигающие глаза смотрели вверх, на солнце.

Чиновник знал, что должен быстрее убираться из тростниковых зарослей. Кровь, сочащаяся из ран, которые Ассаи нанес сам себе, и из порезанного лба Семеркета, наверняка привлечет крокодилов, хотя те и предпочитали тростниковым зарослям открытые воды. И заговорщики в лагуне тоже наверняка отправятся искать своего сотоварища.

Словно наколдованный его мыслями, жалобный голос Пентаура донесся из-за ближайшего заслона тростников:

– Ассаи? – окликнул царевич. – Где ты?

Чиновник схватил тело Ассаи за шею и протащил к дальнему кусту водорослей, надеясь, что труп затеряется в тени гниющей растительности. Чем дольше не найдут тело фаворита, те больше времени будет у Семеркета, чтобы оставить тростниковые заросли и двинуться в безопасное место.

Внезапный мощный плеск заколыхал воду в лагуне, как будто кто-то прыгнул с лодки. Потом до Семеркета донеслись новые всплески, и он погрузился в воду, чтобы скрыться из виду. Оставаясь под поверхностью, он проплыл столько, сколько смог, сквозь заросли тростников. Над ним виднелись корпусы охотничьих лодок заговорщиков, самый большой принадлежал лодке царицы. Чиновник бесшумно всплыл у кормы, прижавшись к выступу палубы. Его черные блестящие волосы позволили ему раствориться в темной воде.

Потом он вздрогнул, услышав пронзительный вопль: Пентаура нашел тело Ассаи. Глядя сквозь высокую траву, Семеркет наблюдал, как царевич схватил друга за руки и держит его, умоляя жить, снова вдохнуть, моля богов о милости.

Семеркет видел по искаженному отражению в воде, что Тийя встала на носу своей лодки.

На другом конце лагуны раздался нервный голос Пасера:

– Ваше величество! Если Семеркет жив…

– Молчать! – прошипела царица.

– Но он все расскажет!

Тийя повернулась к толстому градоправителю, и лодка закачалась под ее шагами.

– Вот какой советник из тебя выйдет, когда ты станешь министром?! Ты должен был дать мне совет, а не утверждать очевидное!

Семеркет услышал шум весел Ироя, Накхта и Неферхотепа, когда они подогнали свои лодки ближе. Безумные крики Пентаура все еще будили эхо в лагуне.

– Если Семеркет уже добрался до фараона, ваше величество… – начал Накхт.

– Это невозможно! – огрызнулась Тийя. – Рамзес на другой стороне этого проклятого болота. Чиновник не смог бы добраться туда так быстро. Наверняка о нем позаботились крокодилы…

– Крокодилы избегают тростников, ваше величество, – заметил Ирой.

– Мне плевать! Его с фараоном нет, говорю я вам!

– Но это просто вопрос времени, так? – сказал Пасер.

Семеркет мог ясно представить его себе – жирное лицо, свисающее унылыми складками. Пасер, без сомнения, уже видел ужасную смерть, которая ждет его, когда он будет схвачен. Так как он не был царских кровей, его не ждала шелковая удавка или самоубийство, уготованные благородным. Казнь станет ужасным публичным представлением.

– Мы должны бежать, – голос его надломился. – Отправиться в изгнание.

– Да. – согласился Накхт. – В Сирию. Или в Ливию. Потом, когда можно будет вернуться…

Их прервал смех царицы.

– О, какие храбрые мужи меня окружают! – пренебрежительно сказала Тийя. – Даже если бы мы добрались до самой Индии, фараон все равно бы нас нашел.

– Вы говорите, что мы пропали?

Это снова заговорил Пасер, его голос стал на октаву выше.

– Нет, – твердо ответила Тийя. – Я говорю только, что наша единственная надежда – осуществить план… Этой же ночью.

– Но, ваше величество!.. Мы не готовы! – раздалось над лагуной характерное прискуливание Неферхотепа. – Сокровища все еще в тайнике… Полководцы даже еще не получили свое золото…

Тийя ответила не сразу. Внизу, под палубой ее лодки, Семеркет ждал.

– Сокровища и вправду перенесут нынче ночью? – спросила, наконец, царица.

– Да, божественная, – ноющий голос Неферхотепа зазвучал еще пронзительней. – Но уйдет много дней, чтобы добраться до Пер-Рамзеса, и еще много дней, чтобы нищие передали золото военачальникам.

– Тогда полководцам придется просто подождать своего вознаграждения.

– Но кто защитит нас от наших врагов? – спросил Пасер. – Нельзя ожидать, что северная семья фараона станет просто сидеть сложа руки, особенно после того, как будет убит наследный царевич.

Семеркет вздрогнул в воде. Итак, в планы заговорщиков входило даже убийство царевича Рамзеса! Следовало бы догадаться – как еще сможет править Пентаура, если не будет устранен главный претендент на трон?

Тийя немного подумала.

– Мы превратим Диамет в крепость и забаррикадируемся в ней, пока сюда не придут наши армии.

Мужчины в лагуне замолкли. Хотя Семеркет не мог видеть их из своего убежища, они явно молча согласились с царицей, потому что Тийя быстро дала указания:

– Пасер, ты вернешься в Восточные Фивы и соберешь людей гарнизона храма Сехмет. Приведи их в храм Диамет, для нашей защиты. Ирой, ты вернешься с Пасером. Приготовь все для волшебства. Направь чары на наших врагов, чтобы они могли знать, что находятся под действием чар. Особенно проследи за тем, чтобы стражники фараона понимали – я контролирую их.

Пасер и Ирой что-то пробормотали в знак согласия.

Накхт, вы с Неферхотепом отправитесь в Великое Место, чтобы отослать с нищими сокровище на север.

– А как же вы, ваше величество? – кашлянув, спросил Накхт.

Семеркет услышал в голосе Тийи рычание клыкастой львицы:

– А я просто буду ждать в гареме часа наслаждения фараона, разряженная в азиатский шелк и надушенная благовониями с берега Понта. А что еще мне остается делать?

– Но… – начал Пасер.

– Да? – богатый голос Тийи тронул свирепую струну.

– Это мудрый план, превосходный план, ваше величество. Но как насчет наследного царевича? Кто будет…. Так сказать…. кто получит почетное задание?..

Семеркет услышал, что царица зовет сына. Пентаура все еще стонал и всхлипывал рядом с трупом Ассаи.

– Иди сюда, сын мой, – сказала Тийя. – Мы возведем могучую гробницу для твоего героя – но позже. А теперь нужно подумать о важном деле…

Семеркет погрузился под воду, бесшумно поплыл прочь по соединяющимся заводям, заросшим тростниками, оставив заговорщиков далеко позади. Когда он понял, что охотничий флот остался далеко позади и его уже не увидят, Семеркет выбрался из Нила.

Холодный ветер обжег его кожу. Взглянув на юг, поверх внутреннего моря тростников, он увидел, что охотничий флот широко рассыпался по болотам. Охота все еще продолжалась.

В голове Семеркета начало стучать, он поднес руку ко лбу. Отняв ее, он увидел, что рука вся в крови. Только сейчас чиновник вспомнил, что Ассаи рассек ему лоб.

Что теперь делать? Он знал, что должен немедленно предупредить фараона, пока заговорщики все еще совещаются в лагуне, но понимал, что правитель слишком далеко. На то, чтобы обогнуть болота пешком, ушли бы часы; а если Семеркет попытается пуститься вплавь, он, без сомнения, безнадежно заблудится в тростниках или станет жертвой притаившегося крокодила. Нет, лучшее, что он может сделать – это предупредить власти в храме Диамет.

На севере, над краем пустыни, Семеркет увидел массивную груду темных облаков, их освещали мягкие вспышки молний. Надвигалась редкая для страны гроза, нельзя было ни терять времени.

Дознаватель начал долгий бег к храму.

* * *

Ветры пустынных штормов обрушились на храм Диамет.

На раскинувшемся снаружи стихийном базаре были сорваны со столбов тенты торговцев. Сами торговцы старались упаковать и спасти свои товары.

Никем не замеченный среди всего этого хаоса, Семеркет стоял у стены главного здания храма, выложенной голубыми фаянсовыми плитками. Хотя все кричали, что такой ветер наверняка – предзнаменование ужасной катастрофы, чиновник молча благодарил бога, пославшего ураган. Он знал, что чем дольше продержится ветер, чем дольше фараон останется на болотах, в безопасности. Семеркет не угадал, насколько широко раскинулась сеть заговора, поэтому не был уверен, кому можно доверять. Он не мог пойти к армейским сотникам – царица Тийя заявила, что армия находится под ее контролем. Говорила ли она правду, неважно. Чиновник не мог рисковать открыться даже тому, кого некогда считал другом, пока не узнает количество и имена задумавших убить фараона.

Ои спрятался в тени колонны, размышляя над этой диллеммой – и тут увидел градоправителя Паверо, спешившего по коридору. За ним следовала армия слуг, и Паверо отдавал быстрые приказы управляющим опустить деревянные решетки на дверях и окнах, на которых дико развевались толстые занавеси.

Следует потушить священные огни! – услышал Семеркет приказ Паверо. – Если искры попадут на эти занавеси, вспыхнет весь храм.

Семеркет немедленно отправился в канцелярию Паверо. Так как западный градоправитель был братом царицы Тийи, Семеркет не сомневался, что он тоже входит в число заговорщиков. Вспомнилась встреча с градоправителями этим утром: у Паверо был странно виноватый вид, когда его застали за оживленной беседой с его соперником Пасером.

И тут Семеркета осенило: бурлящая ненависть градоначальников друг к другу была притворной. Их вражда – не более чем попытка отвлечь внимание от их общей цели – увидеть на троне сына царицы Тийи.

«Если Пасеру пообещали пост министра, то какова же будет награда Паверо за участие в заговоре?» – подумал Семеркет. Как родной дядя Пентаура, он наверняка станет первым среди советников молодого царя, превосходящим рангом любого министра. К тому же, вероятно, будет возвышен до звания кровного царевича.

Семеркет содрогнулся, вспомнив, чья кровь течет в его жилах – Паверо был таким же потомком проклятых Аменмеса и Таусерт, как и Тийя.

Чиновник понял, что царица и ее брат, скорее всего, давно уже планировали поделить между собой власть над державой. Сын Тайи Пентаура, увлеченный своими фаворитами и приветствиями толпы, легко согласится снять со своих плеч самые обременительные обязанности правителя, оставив управление матери и дяде. Семеркет уже мысленно видел страну, которой правят брат и сестра, видел невежество и высокомерие – главное следствие такого правления.

«Как они будут наслаждаться этим, – подумал он, – когда все царство будет перед ними пресмыкаться и убеждать, что законные наследники снова держат плеть и посох в своих запятнанных кровыо руках».

Откинув занавеску на двери, Семеркет вошел в служебную комнату градоправителя. В комнате было темно, единственным источником света служило маленькое отверстие в высокой каменной крыше. Чиновник углубился в этот сумрак, пристально оглядываясь – не задержался ли тут кто-нибудь. Но ему продолжало везти: комната была пустой. Редкий для страны шторм привлек внимание всех и каждого.

Семеркет быстро пересек комнату и подошел к столам, заваленным папирусом. Просмотрев их, он увидел, что все эти документы не имеют отношения к предательскому заговору – это лишь судебные тяжбы, списки добра, доставленного в Диамет в качестве дани, записи налогов и тому подобное.

«Если обличающие документы существуют, – подумал он, – то где градоправитель их прячет?»

По стенам тянулись ряды полок, в каждом их каменном отделении лежало несколько свитков. Семеркет быстро просмотрел кожаные таблички, но ни одна их них не говорила о том, что в свитке содержится нечто большее, чем списки и расписания вроде тех, что он нашел на столе.

Семеркет заметил дверь в дальнем конце комнаты, едва различимую в темноте. Открыв ее, он обнаружил нечто похожее на святилище. Там были собраны изображения богов и богинь, каждое – в собственной маленькой нише. Перед ними оставили гореть священное пламя, благодаря которому в комнате было тепло и светло. В конце концов, Паверо был знаменит своим религиозным пылом и нарочитой набожностью.

Семеркета это не впечатлило. Паверо был просто одним из тех преступников, что рядят свои грехи в пышные одежды набожности. Он уже повернулся, чтобы уйти, но, шагнув в дверь, задел ногой что-то, отлетевшее на другой конец комнаты. Это «что-то» слегка отскочило от стены, и дознаватель, посмотрев в ту сторону, увидел валяющиеся на полу пять-шесть смятых свитков папируса.

Он с любопытством опустился на колени, чтобы их рассмотреть.

«Земля опустошена», – прочитал он, расправив бумагу. Он узнал почерк. Паверо написал эти слова, к тому же недавно, потому что в углу комнаты лежали несколько все еще влажных тростниковых перьев и горшочек с чернилами, а рядом – чистые, аккуратно уложенные свитки.

Многие слова в бумагах были зачеркнуты, а другие переписаны, как будто Паверо усиленно искал нужные выражения.

«Небеса ожесточились против фараона, и боги протянули руки к другому…»

Семеркет выдохнул. Вот истинное доказательство предательства!

Его сердце быстро билось, когда он развернул другие клочки папируса – все это были наброски какого-то большого документа. Хотя он читал фразы не по порядку, выхватывая их с разных кусков, можно было извлечь смысл из всего документа в целом: «Боги протянули руки великому царевичу Пентаура, обойдя тех, кто следовал перед ним…»

Дыхание Семеркета прервалось: Паверо пытался оправдать свержение фараона, выдав это за приказ богов.

«Как это должно быть удобно, – с горечью подумал Семеркет, – так легко распознавать волю небес».

«Теперь мы должны напрячь наши руки для того, чтобы вырвать страну из власти нарушителя. Он и его любимцы разлетятся, как синицы и воробьи перед соколом. Мы вернем золото, серебро и бронзу державы, которые он водрузил у ног своей азиатской шлюхи…»

– Азиатской шлюхи, – вслух прошептал Семеркет, ощутив в этих словах холодное влияние царицы Тийи.

Преданность фараона его северной жене-хананеянке, царице Исис, была выбрана ее южной соперницей, как оправдание восстания. Из этого Семеркет сделал вывод, что письмо, вероятно, предназначалось главам южных семей. Он видел, насколько искусно Паверо и Тийя играли на старых предубеждениях против былых колоний. И – какое лицемерие! – пока брат с сестрой обвиняли фараона в расточении богатств державы на его чужестранку-жену, сами они грабили гробницы царственных мертвых, не щадя даже могил собственных предков.

«Все боги и богини посетили своих оракулов, – прочитал Семеркет в другом скомканном куске папируса, – и изъявили свою волю: соберите народ! Разожгите враждебность, чтобы поднять восстание против своего господина! Объявите о наступлении в державе новой зари!»

Последние куски папируса оказались списком, в который входило примерно пятьдесят имен, с методичными примечаниями Пасера. Семеркет не мог утверждать наверняка, перечислены ли в этом списке заговорщики, но это было вполне вероятно. Имена были выстроены по рангу, от полководцев до смотрителей казначейства, от царских чародеев до хранителя фараонова котла. В списке имелись даже имена двух библиотекарей Дома Правды – Мессуи и сутулого маленького Мааджи. Судя по примечаниям рядом с их должностями, им было поручено вернуть запрещенные колдовские свитки, спрятанные в Доме Правды. Семеркет больше, чем кто-либо, мог представить, какой вред царица собиралась причинить заклинаниями, содержащимися в этих книгах.

Однако большинство имен принадлежали маленьким людям – дворецким, поварам, писцам, трудившимся в храме Диамет.

При первом просмотре Семеркет пренебрег было ими, выкинув из головы, но потом понял – хотя они не знаменитые и не могущественные люди, зато, вероятно, самые опасные из списка заговорщиков. Это «мыши», крошки, которые обладали свойством быть невидимыми, могли приходить во дворец и уходить из него в любое время, не будучи замеченными. По всей вероятности, они тайком доставляли письма адресатам.

Прочитав список второй раз, Семеркет начал улавливать еще одну особенность, которую сперва не заметил. В пометках рядом с именами Паверо периодически указывал, что такой-то и такой-то человек является братом «Хасор, царской жены второго ранга» или же отцом или дядей «Ипет, царской жены четвертого ранга» и так далее. Вообще-то термин «царская жена» так часто встречался в списке, что Семеркет внезапно понял: если это и вправду список заговорщиков, затвор, должно быть, вызрел в самом гареме фараона!

Тогда ясно, что не только Тийя, но и все южанки из числа жен фараона стоят за этим заговором. Семеркет внезапно почувствовал прикосновение вод лагуны, вспомнив, что сказала Тийя, когда он прятался под ее лодкой… Что же она сказала… «Я буду ждать фараона в гареме…»

Правда врезалась в него, как топор: убийца властителя совершит покушение в том месте, где меньше всего стали бы искать, куда не осмеливалась пройти даже личная стража правителя. Львица снова изготовилась к прыжку. Однако на этот раз ее добычей станет орел.

Семеркет расстроено потряс головой. Он знал, что удивляться не следует – в конце концов, уже происходило нечто похожее. Бабка Тийи, Таусерт, убила своего мужа, – и по той же самой причине.

Чиновник аккуратно сложил куски папируса и спрятал их в кушак. Выскользнув из святилища, он молча вернулся к занавешенному проему, открывающемуся во внешний холл. Он знал – следующая задача состоит в том, чтобы найти наследного царевича и доставить в безопасное место. Прежде всего, нужно позаботиться о законной преемственности трона. Пентаура никогда не провозгласят фараоном, пока наследник жив. Его безопасность была сейчас даже важней жизни самого фараона.

Семеркет спешил по темным плитам пола храма Диамет, отставляя позади один за другим залы со множеством колонн – залы, чьи голубые своды были украшены золотыми звездами. Хотя ветер стал меньше, через открытые внутренние дворы Семеркет мельком видел черную бахрому облаков, движущихся над долиной Нила.

Слуги все еще работали, убирая обломки, оставленные ураганом. Время от времени они кидали на Семеркета потрясенные взгляды, когда тот быстро проходил мимо – их поражали его окровавленный лоб и грязная набедренная повязка. К счастью, никто его не окликнул. Семеркет впервые заметил, что знак, который ему вручил министр, исчез.