Текст книги "Расплата"

Автор книги: Брайан Моррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

– Дверь кабинета была открыта или закрыта?

Бургос задумался.

– Закрыта, точно закрыта. И это показалось нам немного странным, потому что, когда он работал, дверь почти всегда была нараспашку. Ему нравилось общаться с персоналом и клиентами.

Билл нахмурился.

– А если бы сюда вошел еще кто-нибудь, девушка услышала бы?

– Ну да, естественно! – Бургос сделал неловкое движение.

– Естественно?

– Вы наступаете на контактную площадку, и срабатывает зуммер. – Бургос выговаривал эти слова с таким выражением лица, словно чувствовал от них во рту горечь. – Этого можно избежать, но нужно знать, где она находится, и постараться не наступить на нее. Я пробовал. После того как Ахмед… ушел, – прибавил он, отвечая на вопрошающий взгляд Билла. – У нас здесь нечего красть. И мы всегда сопротивлялись этой мании собственной безопасности, которая, кажется, почти всем нынче изрядно портит жизнь.

– Приятно, что еще остались неодураченные! Итак, некто мог проникнуть сюда, и, когда Ахмед приехал, его уже ждали в кабинете.

– Да, по-моему, это вполне вероятно. Вы имеете в виду… вы думаете, что сюда могли войти какие-то люди и они что-то искали, когда он пришел? – Он как-то нервно и быстро оглядел комнату, словно хотел убедиться, что незваных гостей здесь нет.

– Не знаю, но такая возможность не исключена. А вы знаете, что он был вооружен, когда ворвался в кабинет Вадона? И угрожал ему оружием?

При упоминании об оружии Бургос буквально затрясся от ужаса.

– Да. Я видел это ружье. Вошел к нему, а он отпиливает ствол слесарной ножовкой! Я чуть не умер, увидев такую картину.

– А не спросили, зачем это ему понадобилось?

– Конечно, спросил! – Глаза Бургоса затуманились. – Он ответил, что это не мое дело, что мне лучше все, что увидел, забыть. Потом обругал Лигу национального спасения: мол, из-за них он, араб, не чувствует себя в безопасности на улицах.

– И, разумеется, не убедил вас.

– Ахмед гуляет по улицам? – попытался улыбнуться Бургос. – Вот уж действительно абсурдная мысль. Он никогда никуда не ходил пешком. Ездил на «мерседесе» или на такси. С него сталось бы вызвать такси, чтобы добраться отсюда до ресторана Фуке!

– Я сам пытался отучить его от этой привычки, – улыбнулся Билл. – Оборотная сторона культурного наследия. А, господин Бургос? Араб становится богачом и считает ниже своего достоинства ходить пешком: еще чего! Пусть лучше кто-то возит его. Так зачем, по-вашему, ему понадобилось вооружаться?

– Потому что он боялся, – пожал плечами Бургос. – Но не уличных бандитов, а я не знаю кого.

– Он здесь держал оружие?

– Нет, конечно, нет. Я бы не остался здесь, зная, что оно где-то рядом, ужасно боюсь оружия. А Ахмед всюду таскал его с собой.

– В кармане? Даже с отпиленным стволом дробовик был бы виден под пиджаком.

– Он носил его в сумке.

Билл кивнул. Многие годы Ахмед не расставался с сумкой, висевшей у него на плече. Она служила его бумажником, портфелем, даже письменным столом и всегда была набита эскизами и лоскутами тканей.

– Так, значит, если бы кто-то был здесь, то Ахмед преподал бы ему хороший урок?

– Уверен, что насмерть перепугал бы, – дрожащим голосом подтвердил Бургос.

Билл причмокнул.

– Мне самому не по душе оружие, ну а некоторые, как мне кажется, обожают его. – Он помолчал. – А эта девушка, Флоранс, не слышала, как кто-то выходил?

– Говорит, что нет.

– Не странно ли это?

– Вовсе нет. Можно выйти через кухню, – проговорил Бургос, махнув рукой в сторону двери. – Она была открыта.

– Вы хотели сказать, не заперта?

– Нет, именно открыта. Совсем открыта. Это обнаружила Дельфина, когда пошла варить мне кофе после обеда.

Билл отвернулся и задумчиво оглядел царивший в комнате хаос.

– Ну а как полиция среагировала на факты, которые вы мне сейчас рассказали? – спросил он наконец.

– Полиция? – с любопытством посмотрел на него Бургос. – Позвонили по телефону, а потом потеряли к нам всякий интерес.

– А о чем они говорили с вами по телефону?

– Некий инспектор Лантье сказал, что хочет прийти сюда и поговорить.

– И? – пристально смотрел на него Билл.

– Так и не пришел, – махнул рукой Бургос. – Дело-то ведь, кажется, ясное. Несчастный Ахмед и в самом деле выбросился из окна.

– Выбросился, – обернувшись к нему, подтвердил Билл. Голос его звучал сухо. – С этим действительно все ясно. – Он протянул руку. – Я думаю, на сегодня хватит. Спасибо вам, господин Бургос, за время, которое вы мне уделили. – Бургос сидел подавленный, погруженный в воспоминания, не замечая протянутой руки. Билл опустил руку. – До свидания.

Он пошел было к выходу, но затем вернулся и положил руку Бургосу на плечо.

– Мне очень жаль вас. Вас и Ахмеда. Должно быть, тяжело переживать все это после стольких лет дружбы. – Бургос сидел безмолвный, неподвижный, видимо даже не чувствуя лежавшей на его плече руки. Слезы снова потекли по его лицу. Билл сжал его плечо и опустил руку. – Дрянное дело, Бургос. Многим достается, – он коснулся рукой своей головы. – И пока что ни в чем не повинным людям.

11

Билл захлопнул дверь. Он стоял на верхней площадке мраморной лестницы и осматривал проспект Марсо, готовый при первом же признаке опасности ринуться обратно, под хотя и слабую, но все же защиту демонстрационного зала.

Разговор с Бургосом произвел на него тягостное впечатление, никогда прежде не чувствовал он так остро нависшую над ним опасность. Рассказ Бургоса подтвердил версию Лантье: Ахмеда действительно преследовали. Билл знал почти наверняка, что во время обеденного перерыва кто-то проник в демонстрационный зал и что-то искал в мастерской Ахмеда. Возможно, его ждали, а может быть, он застал их врасплох. Если же он еще и направил на них свой обрез, то уж подавно перепугал до смерти.

И он невольно улыбнулся, вспомнив, как Ахмед усмирил кухонным ножом свору бандитов в масках. Те парни заглянули ему в глаза и поняли, что он без колебаний пустит нож в ход. Он надеялся, что и люди, шарившие в мастерской, испытали на себе силу взгляда Ахмеда, почувствовали истинный страх при виде нацеленного на них обреза.

Его рука сама собой поднялась вверх, пальцы через повязку ощупали рану на затылке. Вполне возможно, что незваные гости были вооружены, но даже если это было и так, все же не посмели напасть на человека с обрезом в его мастерской. Да они и проникли-то в салон не для того, чтобы убить Ахмеда. Они могли это сделать на улице, из машины. А в мастерской скорее всего искали какую-то информацию. Ну а если они намеревались выбить эту информацию из Ахмеда, то при виде обреза, конечно, передумали. И все же непонятно, почему они бросились преследовать Ахмеда, а не убрались подобру-поздорову. Может быть, Ахмед узнал их, и им пришлось заставить его замолчать? Или то, что они искали, было при нем?

Билл обдумывал эти вопросы, и вдруг его взгляд упал на серый «ситроен», стоявший у обочины в пятидесяти метрах от него. Он даже разглядел в салоне четыре силуэта. С чего бы это четверым мужчинам вдруг взбрело в голову задыхаться летним парижским днем в машине с поднятыми стеклами? Слежка? Билл мысленно обругал себя, что не подумал об этом раньше. Они, наверное, после нападения повсюду следовали за ним, проверяя, удалось ли выкурить его из Парижа.

Он все еще стоял на лестнице, соображая, что делать дальше, и в это время в двух кварталах от него из-за угла вынырнуло такси, остановилось, вышел пассажир. Машина тронулась и, набирая скорость, поехала вперед. Вот она приблизилась, Билл сбежал по ступеням на безлюдный тротуар, выскочил на дорогу и махнул рукой. Не успела машина остановиться, как он забрался в салон.

Проехав еще немного, таксист недовольно посмотрел на него в зеркало.

– Вы, должно быть, очень спешите? Куда вас отвезти?

Билл обернулся и посмотрел в заднее стекло. «Ситроен» медленно отъехал от обочины, влился в жидкий поток транспорта. Их разделяло всего несколько машин. Билл подумал мгновение и сказал:

– Улица Бобур. Самое начало.

Сидя в своей машине, в трехстах метрах от «ситроена», Саид наблюдал, как объект его слежки тронулся с места и влился в поток транспорта. Усмехнулся, сказал еще несколько слов в трубку радиотелефона и бросил ее на рычаг. Потом повернул зеркало заднего вида, вынул расческу, причесал седую гриву и пригладил ее рукой. Удовлетворенный тем, что увидел в зеркале, положил в карман расческу, поправил галстук и вылез из БМВ. Шел он медленной, неуклюжей походкой, наклонив вперед голову и чуть разведя в стороны руки, точно борец, готовый обрушиться на соперника. А направлялся Саид к салону Бенгана.

Десять минут спустя он уже поднимался по ступеням роскошного дома на проспекте Монтеня. Ответили ему только на четвертый звонок. Даже помехи в видеодомофоне не смогли скрыть удивления и отвращения в голосе хозяина.

– Ты! Какого черта тебе надо?

– Был здесь по соседству, – самодовольно ухмыльнулся Саид, глядя в объектив, – и дай, думаю, загляну к приятелю.

Блез де Медем был потрясен таким нахальством, его голос зазвучал жестко:

– Заглянуть? А поинтересней ничего не смог придумать? Убирайся отсюда, ты, идиот!

– Успокойтесь, уберусь. Но нам нужно потолковать. И немедленно. – Самодовольная ухмылка не сходила с лица Саида.

Де Медем помолчал несколько секунд, прикидывая, с чего это на него нашла такая дерзкая самоуверенность. Когда наконец снова заговорил, в его голосе все еще звучало пренебрежение.

– Вот как? Ну ладно, заходи. Да побыстрее!

Де Медем ожидал незваного гостя, стоя у открытой двери, в рубашке, трусах и носках, одна запонка вдета в манжету, другая зажата в руке.

– Чего это ты вообразил, что ко мне можно являться вот так – без звонка? Я ведь предупреждал тебя.

– Слышал, – ухмыльнулся Саид. – Да я всего лишь на пару минут… Проведал кое-что и подумал, что и вам это будет небезынтересно. Но мне кажется, такие новости нельзя обсуждать по телефону.

– Заходи, – нахмурился де Медем, посторонился, пропустил Саида вперед и вслед за ним вошел в гостиную. – Выпьешь? – Саид покачал головой, де Медем пожал плечами. – Так что там у тебя?

– Кое-что о вашем приятеле, американце.

– Что именно?

– Не подействовало на него. Понимаете?

– Что ты имеешь в виду? – прищурился де Медем.

– Я следовал за ним по пятам после той, э-э, утренней неприятности.

– Ну? Он убрался?

– Убрался? Восвояси, вы хотите сказать? В Америку? – покатился со смеху Саид. – Слушайте. После того как ребята отделали его, он отправился прямехонько к полицейскому, который назначил ему встречу.

– Это меня не слишком волнует. Им не о чем говорить.

– Ладно. Дело ваше. Но после полудня он объявился в салоне Бенгана и разговаривал с компаньоном.

– Ты уверен в этом?

– Разумеется, – осклабился Саид. – Как только американец ушел, я сам зашел к тому господину. Несколько минут назад.

– И что ты с ним сделал? – нахмурился де Медем.

– Пальцем не тронул, – искоса взглянул Саид на де Медема. – За кого вы меня принимаете? Что я вам – дешевый головорез? Просто побеседовал по душам. Вот и все. – Он расхохотался. – Думаю, что он наложил в штаны, прямо там, в демонстрационном зале! Оказалось, что американец расспрашивал его о самоубийстве этого паршивого гомосексуалиста.

– Какие вопросы он ему задавал?

– Всякие, – фыркнул Саид. – Что тот делал, прежде чем выбросился из кабинета Вадона, интересовалась ли этим делом полиция. И так далее и тому подобное. На нашего янки это, кажется, произвело большое впечатление, так что он, похоже, и не думает убираться отсюда.

– Не думает? – поморщился де Медем. Он поразмыслил несколько секунд, вертя в руке запонку, а потом подтолкнул Саида к дивану. – Садись. Я думаю, нам нужно все это хорошенько обсудить.

Погруженный в свои думы, Билл не отрываясь смотрел прямо перед собой и не вслушивался в бесконечные жалобы таксиста. Характер всей послевоенной политической жизни во Франции был выкован людьми, чьи идеалы формировались войной. Благовоспитанные, казалось бы, цивилизованные господа, почтенные столпы политической жизни, почувствовав угрозу, становятся жестокими и безжалостными, как корсиканские гангстеры. Приблизительно в те времена, когда генерал де Голль и его команда объявили войну оасовцам, возник сумеречный мир, в котором слились воедино гангстеры, полиция, секретные службы и политики. Мрачное темное царство, где правительственные учреждения не мараются в грязных делах, а поручают их профессиональным преступникам, а в благодарность за оказанные услуги закрывают глаза на их неблаговидные делишки. Те, кто напал на Билла, вполне могли оказаться и полицейскими, и профессиональными преступниками. А организовать избиение было парой пустяков, это мог сделать любой из высокопоставленных чиновников. Его телефонные разговоры явно прослушивались, и это не оставляло и тени сомнения, что здесь приложил руку Вадон.

Министру внутренних дел достаточно позвонить в центр прослушивания, расположенный глубоко под землей в районе Елисейских полей, и готово. Все телефоны прослушиваются, а их записи без промедления ложатся министру на стол. Точно так же заставили закрыть дело и Лантье. Никаких письменных приказов: просто позвонили его начальнику, пообещали ему какие-то блага – дело сделано.

Билл погладил рукой затылок. Вадон не хотел поднимать шума, но и церемониться с ним не собирался. Ударом по голове Билла запросто могли отправить на тот свет, но на этот раз он отделался лишь головной болью и шишкой величиной с лимон. Вряд ли эта альтернатива имела какое-то значение для Вадона. Если нужно, хватило бы одного телефонного звонка честолюбивому полицейскому начальнику, чтобы благополучно прикрыть и убийство.

Поморщившись от боли, Билл обернулся и посмотрел назад. «Ситроен» ехал метрах в ста от такси, их разделяло несколько легковых машин и автобус. Он уже давно догадался, что пассажирами «ситроена» были преступники, а не полицейские. А если это все же полицейские, то уж никак не при исполнении своих прямых служебных обязанностей, иначе они действовали бы поаккуратнее, используя для слежки несколько машин. Непонятно было только одно: собирались ли они снова напасть на него или всего лишь пугали.

Он отвернулся и уставился в переднее стекло. Обещание, данное им Сиди Бею, чувство долга Ахмеду – вот веские причины докопаться, чего же так боялся Вадон. А утреннее нападение прибавило еще и личную ненависть, усилило его решимость расправиться с Вадоном.

Если же наемники Вадона сейчас устроят ему новую западню, то нужно постараться не попасть в нее.

– Рвите на красный свет и получите пятьсот франков, – произнес он, обращаясь к затылку таксиста.

Машина уже ехала по улице Бобур. Впереди, с правой стороны, высилось здание Центра Помпиду. Своими внешними опорами и стальными конструкциями оно всегда чем-то напоминало ему запущенное машинное отделение супертанкера.

Таксист повернул голову и искоса глянул на Билла.

– За кого вы меня принимаете? – усмехнулся он. – Здесь полно фараонов, – он показал подбородком на группу вооруженных до зубов полицейских, которые от нечего делать болтали с водителями туристских автобусов, стоявших возле Центра.

– Даю тысячу. Поворачивайте налево и езжайте по улице Рамбюто. Их интересуют отряды фундаменталистов-камикадзе, а не слишком услужливые таксисты. До них дойдет, что вы нарушили правила, когда мы будем в конце следующего квартала, – уговаривал Билл таксиста, доставая из кармана деньги и помахивая ими.

Таксист скосил глаза на банкноты, по его лицу разлилась глуповатая улыбка.

– Полторы тысячи?

Билл вытянул из кармана еще несколько бумажек и бросил их на сиденье рядом с водителем.

– Возьмите, они ваши. Плата за проезд и за услугу.

Таксист посмотрел на деньги и ухмыльнулся.

– Чуть притормозите, чтобы подъехать к перекрестку, как только загорится красный свет. Рванете по моему сигналу. Потом быстро повернете налево. Там, сразу же за поворотом, на левой стороне, находится супермаркет. Я выйду возле него, а вы помчитесь как бешеный до конца квартала.

– А потом что я должен делать?

– Что вам заблагорассудится.

Таксист обалдело вытаращился на него. Казалось, он хотел что-то сказать, но лишь пожал плечами, снял ногу с педали газа и спустил машину под уклон к перекрестку.

Билл посмотрел назад и улыбнулся. «Ситроен» прятался за автобусом. Зажегся красный свет, такси остановилось. Билл выждал, пока не остановились все следовавшие за ними машины.

– Гоните!

Таксист чуть отпустил сцепление и так резко повернул налево, что завизжали шины. Перепуганные пешеходы шарахнулись с перехода назад, на тротуар.

– Отлично. Остановитесь! – приказал Билл, когда машина отъехала на почтительное расстояние от возмущенной толпы и свернула налево.

Таксист выжал тормоз. Билл выскочил из машины и вбежал в распахнутую дверь захудалого круглосуточного супермаркета, улыбнулся про себя, услышав визг шин, – это таксист спешил убраться, прежде чем какой-нибудь полицейский успеет записать номер машины.

Остановившись в глубине магазина, он выглянул на улицу. «Ситроен» появился только через десять или двенадцать секунд и промчался вслед за такси. Вместе с покупателями Билл прошел мимо араба-контролера, помахав ему рукой, выскочил из магазина, перебежал дорогу и смешался с толпой все еще негодующих пешеходов. Застекленная стена кафе с террасой надежно укрывала его от глаз обитателей «ситроена», и Билл побежал.

Пробежав несколько шагов, он нырнул в гущу туристских автобусов, прыгнул на поднимающийся эскалатор, локтями проложил себе дорогу в толпе водителей и полицейских и влетел в здание Центра через черный ход. Замедлив шаг, он спустился по лестнице в главный вестибюль и устремился, расталкивая экскурсантов, к главному входу.

Он бежал не останавливаясь, пока, наконец, на Севастопольском бульваре не подвернулось свободное такси, ехавшее в потоке машин в северном направлении. Едва отдышавшись, он велел таксисту ехать на улицу Золотой Капли, откинулся на спинку сиденья и задумался. В каком положении он оказался? Что делать дальше?

Вадон не шутил. Нападение средь бела дня означало, что для него, Вадона, законы не писаны. Еще одной погоней, причем совершенно незамаскированной, он, возможно, давал понять Биллу, что уже знает о его встрече с Лантье и что из этой затеи ничего у него не выйдет. Он, Вадон, может делать все, что ему заблагорассудится, и плевать ему на последствия. С одной стороны, это было жутко, а с другой – молниеносность и непродуманная жестокость его реакции свидетельствовали, что он запаниковал. Министр хотел, чтобы Билл убрался из Франции, и как можно скорее. Но если ему доложили, что Билл не сдался и даже встретился с Бургосом, предсказать, как он среагирует на это, невозможно.

При этой мысли слабая дрожь пробежала по спине Билла. Не то чтобы ему стало страшно, нет, даже во Вьетнаме он почти ничего не боялся, было лишь странное ощущение, что в любой деревне, населенной улыбчивыми крестьянами, можно было войти в любую живописную хижину, где один из этих улыбающихся, приветливых поселян не задумываясь перережет тебе горло. Не в пример некоторым психам, Билл никогда не попадался в ловушку, и теперь он намеревался посчитаться с Вадоном за избиение, облегчить предсмертные страдания Сиди Бею и отдать последний долг Ахмеду. И при этом быть очень осторожным и предусмотрительным, чтобы не попасться в какую-нибудь западню.

Такси остановилось перед домом семейства Бенгана, Билл вылез из машины и настороженно огляделся. На мгновение его охватила тревога: невдалеке, возле кучки бедно одетых мужчин, стоял парень и смотрел на него в упор темными злыми глазами. Опасения рассеялись, когда парень, решив, видно, что он не полицейский, кивнул тощему негру, ошивавшемуся за перевернутой картонной коробкой. Негр сигнал понял и бросил на коробку рубашками вверх три измятые игральные карты. Когда игроки, зачарованные его скороговоркой, зажав в кулаках деньги, вытянули шеи, Билл пересек тротуар и вошел в магазин.

Парень, проученный Биллом в день похорон, склонился над жестяными банками. Билл весело помахал ему рукой, а тот мрачно проводил его глазами, в которых сверкала ненависть. Как только Билл поднялся по узкой лестнице, парень прошептал что-то приятелю и выскользнул из магазина, перешел дорогу и поспешил в унылое кафе с облупленным фасадом. Там он бросил на стойку монету и что-то тихо сказал хозяину, игравшему в кости с единственным посетителем. Хозяин, не отводя глаз от костей, взял монету, достал из-под стойки потрескавшийся телефон и поставил его перед парнем. Тот подтянул аппарат к себе, насколько позволил шнур, повернулся спиной к игрокам и, пригнувшись, набрал номер.

Из похожего на пещеру зрительного зала старого кинотеатра слышались тихие голоса детей. Они что-то декламировали. Под эти звуки имам Бухила вышел из бывшей проекторской, которую он переоборудовал в свой кабинет, и приблизился к перилам балкона. Засунув руки под мышки и прислонившись к перилам, он стоял и смотрел вниз на сцену.

Из зрительного зала уже давно вынесли все кресла и поделили его на небольшие комнаты перегородками – чуть выше человеческого роста, в эти клетушки постоянно поступал сверху свежий воздух. Почти все комнаты были заняты: в одних мужчины и женщины работали на компьютерах, в других бедно одетые мужчины сидели за столами, склонившись над раскрытыми книгами, а молодые, облаченные в халаты учителя писали мелками на старомодных школьных досках арабской вязью и подбадривали старательно читавших учеников. Женщины в национальных североафриканских одеждах занимались в отдельных классах, они сидели в одинаковых позах, и им преподавали молодые учительницы в серых халатах – униформе последовательниц Бухилы. А в самом конце зала располагались классы, в которых группами приблизительно по двадцать человек учились мальчики и девочки, все в одинаковых опрятных серых одеждах. Они сидели на низких скамейках или прямо на полу, поджав ноги «по-турецки». Им было всего лишь от четырех до семи лет, но обучались они тоже раздельно. Отлично воспитанные, дети внимательно слушали учительниц или нараспев усердно повторяли за ними арабские фразы.

В дверях сновали с деловитостью муравьев еще какие-то люди, в основном молодежь. Когда они входили в помещение с залитой ярким светом улицы и щурились в полумраке, их внимательно оглядывали сидевшие в тени атлетически сложенные парни в джинсах и теннисках с красными нашивками на рукавах.

В кабинете три раза негромко прозвонил телефон, но Бухила даже не обернулся. Из комнаты вышел бородатый мужчина в темном халате и чалме. Почтительно остановившись в нескольких шагах от имама, он тихим гортанным голосом произнес:

– Вас просят к телефону.

Бухила продолжал смотреть вниз, казалось, он ничего не слышал.

– Кто? – не оборачиваясь, наконец спросил он.

– Он отказался разговаривать со мной. Сказал только, что вы как будто хотели поговорить с ним, – неловко переступив с ноги на ногу, ответил помощник.

Бухила с нарочитой медлительностью повернулся к нему.

– С чего вы взяли, что я буду разговаривать с человеком, который даже не соизволил назваться? – Его презрительно сощуренные глаза словно факелами жгли лицо молодого служителя.

Помощник сглотнул и отшатнулся, словно хотел скрыться от обжигающего взгляда имама, но не смел.

– Он сказал, что это касается семьи Бенгана.

Бухила чуть сдвинул брови. Еще мгновение сверлил он взглядом своего помощника, но полыхавший в его глазах огонь погас. Ничего больше не спросив, он прошествовал мимо раболепно склонившегося юноши в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Там он быстро подошел к аппарату и схватил трубку.

– Имам Бухила.

Несколько секунд он молча слушал, сдвинутые брови образовали глубокую вертикальную складку.

– Когда это случилось?

Через несколько секунд он, ни слова не говоря, положил трубку, постоял, держа руку на аппарате, повернулся, быстро вышел из кабинета и вернулся на балкон.

– Мадемуазель Бенгана! – Его голос наполнил весь зрительный зал, заставив детей благоговейно поднять глаза. – Соблаговолите подняться ко мне.

Там, внизу, Кельтум склонилась над одной из старшеклассниц. Услышав свое имя, она быстро вскинула глаза вверх, лицо ее просияло. Она поймала взгляд Бухилы, кивнула ему и согнула одну ногу в колене в почтительном полупоклоне, что-то отрывисто сказала детям и быстро вышла из класса.

Сиди Бей тяжело, с шумом дышал, слюна пенилась в уголках его рта и текла по подбородку. Билл наклонился и осторожно вытер платком тонкую струйку. Подошла жена старика, шаркая по линолеуму тапочками, совсем незаметными под длинным, до пола, домашним платьем, и подала стакан чая, третий за двадцать пять минут, которые он просидел в гостиной, молча ожидая, когда проснется усыпленный наркотиками старик. На ее лице появилась слабая улыбка, она протянула руку и толстым пальцем коснулась его наручных часов.

– Рано, – прошептала она. – Рано будить.

Виновато улыбаясь, она сделала движение, словно делала себе укол, и положила голову на руку, изображая сон.

Билл кивнул и дотронулся до ее руки.

– Знаю. Постарайтесь хоть немного отдохнуть, а я побуду здесь с Сиди Беем. Мне все равно нечего делать.

Уловив смысл сказанного по интонации – слова она плохо понимала, – женщина улыбнулась и нежно похлопала его по плечу. И в это мгновение куда-то исчезли двадцать лет, на которые ее состарили болезнь мужа и гибель Ахмеда. Лицо ее сияло улыбкой, впервые согревшей Билла двадцать шесть лет назад, но затем улыбка как-то сразу исчезла, лицо снова покрылось морщинами. Он порывисто вскочил и крепко прижал ее к себе.

– Поверьте, для меня сейчас самое важное – это быть здесь, рядом с вами и Сиди Беем.

Старуха застенчиво кивнула головой, снова улыбнулась и исчезла на кухне, словно давала этим понять, что не хочет вмешиваться в мужские дела.

Прошло еще несколько минут. Дыхание Сиди Бея стало ровным, и он проснулся. Медленно открыл глаза и тихо лежал, пока Билл усаживался рядом с ним. Потом Билл повернулся, взял стакан и выпил чай маленькими глотками. Сиди Бей хмурился. Казалось, ему было очень больно. Он высунул руку из-под пледа, которым было укрыто его тело, и протянул ее к голове Билла. Холодными как лед костлявыми пальцами ощупал его затылок. Пылающие глаза впились в лицо Билла.

– Вас избили? – выдохнул он.

– Ерунда. Один раз ударили. – Билл беспечно пожал плечами.

– Из-за Ахмеда? – Старик не спускал глаз с Билла, внимательно следил за выражением его лица, стараясь по малейшему его изменению угадать правду. – Да? – Он вытянул вперед голову, преодолевая боль, приподнялся с подушек. – Вас избили из-за того, что вы помогаете мне узнать правду? Из-за того, что вы хотите узнать, почему умер мой мальчик?

Билл не знал, что ответить. В вопросах Сиди Бея звучала уверенность, он будто уже знал правду.

– Да. Думаю, что из-за этого.

Сиди Бей опустил руку, голова его упала на подушки.

– Я виноват. Мне не следовало просить вас об этом. – Глаза его увлажнились слезами. – Я должен был сделать вид, что верю их лжи.

Билл наклонился над стариком.

– Нет. Именно этого не следовало вам делать. Вы совершенно правы, желая узнать истину. Это естественно, Сиди Бей. Нет ничего на свете естественнее этого.

Старик тяжело дышал, глаза его еще глубже провалились.

– И я все узна́́́́́ю? Вы уже что-то раскопали? Ценой вот этого? – Его рука чуть приподнялась, указывая на рану.

Билл долго не решался что-либо сказать. Когда Сиди Бей спал, тяжело и хрипло дыша, он сидел рядом и придумывал удобоваримую ложь, которая могла бы облегчить страдания старика. Но сейчас он смотрел ему в глаза, видел полное чувства собственного достоинства лицо, отмеченное печатью скорой смерти, и не мог солгать.

– Пока ничего конкретного. За исключением разве того, что Кристиан Вадон действительно замешан в этом деле.

– Министр? – прищурился Сиди Бей. Презрение послышалось в его тонком голосе. – Кельтум говорит, что он и Ахмед были друзьями. Как вы думаете, это правда?

– Да. И, возможно, он был связан с Ахмедом гораздо крепче, чем пытается сейчас представить.

– Я часто вижу его по телевизору. По-моему, он отвратительное, тщеславное ничтожество.

– Разумеется, отвратительное. – Билл опять потрогал свою голову. – И тщеславное – дальше некуда, а вот насчет ничтожества я не уверен. Странно, но мне он показался очень решительным человеком. Порочный, конечно, но очень сильный. И тем не менее у меня возникло впечатление, что сила его скована, словно что-то ужасное гнетет его. Но, так или иначе, все мы грешные. Наши друзья не всегда осознают или предпочитают не замечать этого. Если бы Ахмед нашел в Вадоне то, что искал, вряд ли он увидел бы в нем то, что ясно вам.

– Знаю, – вздохнул Сиди Бей и улыбнулся тоскливо и слегка обиженно. – Наши мнения во многом не сходились. Когда я собрался ехать сюда, во Францию, мой отец подумал, что я с ума сошел. Хуже того, он счел меня предателем нашего народа.

– Возможно, внучка унаследовала его воззрения, – мягко улыбнулся Билл.

– Не будьте слишком строги к Кельтум, – улыбнулся и старик. – У нее свои причины. – Он увидел, что Билл опустил глаза, и положил руку на его колено. – Нет, я вовсе не это имел в виду. Разумеется, сердце ее кровоточит, и это, возможно, сделало ее ранимой. Но никто не виноват в этом. Такое случается со многими молодыми женщинами. Это их плата за возможность жить в западном мире. В мое время у наших девушек не было никакого выбора, но и уязвленного самолюбия они тогда не знали. – Сиди Бей покачал головой. – Таких ситуаций, во всяком случае, не возникало. – Его голос понизился до шепота. – Мы с женой очень счастливо прожили жизнь. Но поверьте мне, Уильям, не каждый согласился бы на такое счастье. – Он вздохнул. – Честно говоря, я понятия не имею, чей образ жизни лучше. Вот так и с Кельтум. Кто скажет, подходит ли ей то, что она нашла в обществе Бухилы?

Брови Билла дернулись.

– Вы в самом деле думаете, что это возможно? – Он покачал головой. – Я достаточно насмотрелся в Америке на фундаменталистов разного толка. Они пугают меня.

– И меня тоже. Но мы оба должны постараться понять ситуацию. Бухила возник не из пустоты, Уильям. Арабы чувствуют, что их здесь презирают, что они пользуются не всеми гражданскими правами. Я имею в виду не иммигрантов, каковым я сам являюсь, а тех, кто родился уже во Франции. Как Кельтум, – прибавил он шепотом.

– Неужели вы считаете, что Кельтум так думает? Имея столько друзей? Господи, Сиди Бей, да у нее же среди арабов не было ни одного друга.

– Не было, – вздохнул старик. – Но, возможно, у женщин все иначе, и предрассудки у них другие. Может быть, это всего лишь одна из проблем. Я думаю, что однажды она, наверное, почувствовала, что живет совсем не так, как следовало бы. А возможно, этому способствовал образ жизни ее брата.