Текст книги "Пороховой маг. Повести и рассказы (ЛП)"

Автор книги: Брайан Макклеллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Эпилог

Панихида состоялась в середине недели в маленькой кресимирской часовне за стенами старого города к северу от Адопеста. Было холодно и ветрено, но сквозь витражи сияло солнце, согревая скамьи и алтарь. На алтаре стояла урна, украшенная золотыми и серебряными листочками.

Адамат вошел в часовню, постаравшись не хлопнуть дверью, и обнаружил, что внутри пусто, за исключением сидящей на передней скамье одинокой фигуры с опущенной головой. У Адамата упало сердце. Никто не пришел? Он миновал ряды скамеек и сел рядом с Рикардом Тумбларом.

Несколько мгновений они молчали. Интересно, Рикард молился? На него не похоже.

Наконец Рикард поднял голову: глаза налиты кровью, лицо искажено горем, костюм измят. Откашлявшись, он оглянулся на пустую часовню и снова откашлялся.

Адамат сунул ему тонкий кожаный футляр.

− Твоя чековая книжка. Александр признался, что твою подпись подделали. Я опоздал?

− Что? А, нет. Вся семья Мелани в Деливе. В этом проклятом городе я единственный, кто ее знал.

− Сожалею, Рикард.

Тот вытер нос рукавом.

− Если ты думаешь, что раньше я боялся серьезных отношений, то теперь будет только хуже. – Он фыркнул – то ли засмеялся, то ли всхлипнул – и немного помолчал, беря себя в руки. Покачал головой. – Адамат, мне жаль, что так вышло с Корой.

Адамат поморщился. Неподходящее время и место.

− Моя бедная кузина, Рикард. Ты разбил ей сердце.

− Я не хотел.

− Но мог бы подумать наперед. Ты так ранил ее сердце, что она покинула страну. Она даже не отвечает на мои письма, возможно, потому что это я вас познакомил.

− Я постараюсь все с ней исправить. И с тобой.

− Если честно, ты скорее навредишь. Оставь все в прошлом. Я постараюсь сделать то же самое.

Несколько минут они сидели в неловком молчании, затем Рикард снова вытер глаза и выпрямился.

− Я слышал, тебя повысили. До полноценного детектива. Мои поздравления.

− Спасибо. – Адамат позволил себе слегка улыбнуться. – Хотя я бы предпочел, чтобы это случилось не в результате столь печальных обстоятельств.

Он махнул в сторону урны на алтаре.

− Ты не прав, – твердо сказал Рикард. – Ты восстановил справедливость для того, кому больше неоткуда было ее дождаться. И еще спас мою голову. Я хочу кое-что спросить, если тебе можно об этом говорить.

− Валяй.

− Ходят слухи, что ты причастен к повышению комиссара Хюви. Есть для этого основания?

Адамат покачал головой.

− Я тут ни при чем. Я только принес ей добрые вести. Сам Железный король одобрил назначение.

− Но ты в этом как-то замешан, разве нет?

− Я… – Адамат помедлил, не зная, сколько можно сказать. – Я убедил некоторые заинтересованные стороны в том, что у Хюви нет политических амбиций – это правда; что ее легко контролировать – это, возможно, не совсем так; и что ее легко заменить – что вряд ли случится в ближайшее время. Она идеально подошла для этой работы.

− Ты никогда не переставал меня удивлять, Адамат.

− А ты меня. – Адамат поерзал на скамье. Дальнейший разговор об этом деле вызывал неловкость. – Ты отошлешь прах семье Мелани?

− Да. Вместе с подарками: деньги и все такое. Плевать, если это покажется пошлым.

Рикард испустил долгий вздох, и Адамат задумался, действительно ли его друг любил эту женщину так сильно, как утверждал. Адамат не сомневался в искренности его горя; Рикард не был чужд эмоциям.

Адамат сжал плечо Рикарда.

− Я слышал о голосовании.

− Мы бы не выиграли, – сказал Рикард. – Даже при поддержке виконта Брезе. В глубине души я знал.

− У тебя почти получилось, – возразил Адамат, хотя «почти» было явной натяжкой. Для принятия закона, который легализовал бы небольшие профсоюзы, не хватило десятков голосов.

− Лучше, чем раньше. – Рикард повернулся к Адамату и решительно кивнул. – Я не остановлюсь. Даже если меня бросят за решетку и попытаются опозорить. Я это сделаю, Адамат.

− Сформируешь профсоюз?

− И не только. Чего бы мне это ни стоило, я протащу Адро в новую эпоху, невзирая на любые крики и сопротивление.

«Обреченные»

Время действия – за 19 лет до событий «Кровавого завета»

Капитан Верундиш подумывала о самоубийстве.

Пистолет лежал на коленях: пуля в стволе, затравка на полке, курок взведен.

Что проще – сунуть дуло в рот, направить в мозг и спустить курок. Какому-нибудь бедняге-пехотинцу поручат очистить палатку от крови и осколков черепа, а может, ее просто разберут и сожгут. Тело отправят обратно в Адро, где...

Впрочем, зачем раздумывать над подробностями? Ей уже будет все равно.

Ее пальцы легли на рукоять пистолета, потертую и гладкую на ощупь. Пистолет принадлежал еще ее деду, и она была рада, что у нее не слишком много родственников, чтобы скорбеть по ней. Да и будут ли они скорбеть после того, как она изберет путь труса?

Будет ли Женеви помнить мать?

На столе рядом с койкой лежало письмо. Отправителем значился человек, который по закону считался ее мужем, но претендовал на эту роль лишь номинально. Верундиш хотелось сжечь письмо и стереть из памяти все, что там говорилось.

Снаружи палатки кого-то поприветствовал знакомый голос. Верундиш успела сунуть пистолет под подушку и стряхнуть крупицы пороха с колен как раз перед тем, как мужчина откинул клапан палатки.

Капитан Констер нырнул внутрь, эффектным жестом сняв шляпу. Он был высоким и худым, как ивовый прут, с длинными каштановыми волосами, стянутыми сзади и перекинутыми через плечо. У него был озорной взгляд проказника, к уголкам губ спускались густые бакенбарды. Форма свободно болталась на его жилистой фигуре.

Он подошел и наклонился поцеловать ее в губы, заглушив протесты. Через мгновение она поняла, что отвечает на поцелуй, но Констер слишком быстро отстранился, широко улыбаясь.

– Любовь моя, – сказал он, – я только заскочил к тебе по пути к генералу Тамасу.

Верундиш подняла брови:

– Повышение?

– Думаю, да.

Констер выпрямился в полный рост, задев головой потолок палатки, и изобразил, будто перебрасывает парадный плащ через плечо.

– В следующую нашу встречу я буду майором Констером.

Верундиш откинулась на койке и смерила его взглядом.

– Дурачок ты.

– Но ты все равно меня любишь.

– Я не самая мудрая женщина.

Он замолчал, будто почувствовал неладное.

– Вери?

Она слегка качнула головой, предупреждая его вопросы. Он не обратил внимания.

– Что-то не так?

– Ничего.

– Расскажи. Еще письмо? – Он перевел взгляд на конверт, который лежал на столике рядом с койкой. – Вот ублюдок! Чего он хочет на этот раз? С Женеви все в порядке?

– Ничего страшного, – тихо ответила Верундиш.

Констер лишь осложнял ситуацию. Лучше, если бы у нее не было любовника, тогда бы никто не горевал по ней. Так проще. Она сделала глубокий вдох и напомнила себе, что это всего лишь солдатская любовь. Рано или поздно кампания закончится, и они вернутся домой. Констер найдет себе девушку помоложе, а Верундиш отправится в стылый дом к ненавистному мужу.

Что ж, если она покончит с собой, возвращаться не придется.

Констер бросился перед ней на колено.

– Разведись с ним. Выходи за меня замуж. Меня вот-вот повысят до майора. Мы вернемся в Адопест и заберем Женеви у этого урода.

Ох, дурачок. Он лишь сыпал соль на рану.

– Ты несерьезно.

– Серьезно. Очень даже серьезно.

Если бы все было так легко. Жизнь никогда не бывает легкой, как говорила мать.

– Он хочет развестись еще сильнее, чем я, – сказала Верундиш.

– Отлично! Подай на развод и выходи за меня замуж.

– Ты знаешь, кто мой отец?

Констер, похоже, опешил.

– По-моему, ты говорила, что он священник.

– Да. Он тот священник, который нас поженил. И чтобы узаконить развод, ему придется подписать бумаги.

Лицо Констера вытянулось. Он перенес вес тела с колен и сел на пол.

– Он не признает развод. В этом дело?

– Он считает, что это грех перед Кресимиром. И что лучше терпеть брак с мужем, который изменяет, ворует, лжет и угрожает избить дочь, нежели развод.

– Мне жаль говорить это, любовь моя, но твой отец – дурак.

– Знаю. Я сказала это ему в лицо. Тебе пора, а то опоздаешь к генералу. – Подавшись вперед, Верундиш коснулась его коленей и провела большим пальцем по щеке. – Возвращайся, как закончишь, и отпразднуем.

Констер покинул палатку бодрой походкой человека, к которому мир всегда поворачивается своей лучшей стороной. Верундиш улыбалась, пока он не ушел, а затем улыбка сползла с ее лица, как треснувшая маска.

Она взяла письмо и перечитала последний абзац.

«Твой отец по-прежнему не дает нам развод. Я собираюсь жениться на своей любовнице к концу года. Либо добейся развода, либо покончи жизнь самоубийством. Если я не избавлюсь от тебя в течение трех месяцев, то продам девчонку старлийскому работорговцу».

Она понятия не имела, сколько прошло времени, но все еще сверлила взглядом письмо, когда Констер снаружи позвал ее по имени. Верундиш пошевелилась. Вдалеке послышался залп адроанской артиллерии по Дарже – гурланской крепости. Галдели сослуживцы, готовя ужин.

Предполагалось, что к возвращению Констера на ней будет гораздо меньше одежды. Она натянула на лицо улыбку – хотя бы так.

Стоп. Что-то случилось. Констер никогда не называл ее полным именем. Ему одному во всей армии хватало наглости звать ее Вери. Ему одному во всей армии она это позволяла. И она не помнила, когда в последний раз он спрашивал разрешения войти в палатку.

– Заходи, – сказала она.

С лица Констера исчезла привычная улыбка, глаза смотрели незряче и затравленно. Верундиш видела такой взгляд у людей, которым оторвало конечность во время артобстрела или у которых на глазах застрелили друга.

– Что случилось? – спросила она, отодвинув собственные заботы подальше. Застрелиться можно и позже вечером, когда Констер уйдет.

– Можно присесть? – Он отвел взгляд.

Верундиш вспомнила, как он множество раз врывался в палатку, хватал ее на руки и с громким смехом бросал на койку. Ее беспокойство усилилось.

– Конечно.

Она разгладила одеяла и заодно убрала заряженный пистолет из-под подушки под койку, где его было труднее обнаружить.

Констер опустился рядом с ней. Она взяла его руку, отметив, как его нежная белая кожа контрастирует с ее грубоватыми черными пальцами. Констер не работал ни дня в жизни, но Верундиш не имела ничего против. Именно его беззаботное отношение ко всему привлекло ее в первую очередь.

– Меня назначили возглавить «Обреченных» во время штурма Даржи, – сказал Констер.

У Верундиш перехватило дыхание.

– Нет! Я думала, тебя должны повысить!

– Если выживу, стану майором.

На его лице появилась мимолетная улыбка и тут же пропала. Он склонил голову, будто для молитвы.

«Обреченные». Передовой отряд во время штурма вражеской крепости. Первые на прорыв – навстречу штыкам, пушкам и магии. Мало кто из «Обреченных» переживал первый залп, не говоря уже о захвате самой крепости.

– И ты ничего не можешь сделать? – спросила Верундиш.

Констер покачал головой.

– Прямой приказ генерала Тамаса. Думаю, – глаз у него задергался, – ему не нравится, что офицерский чин купил мне отец.

Генерал Тамас славился своим убеждением насчет того, что чин необходимо заслужить, а не купить. Он часто ставил аристократов в самые опасные места, чтобы проверить их храбрость. От его позиции выигрывали простолюдины под его командованием, и его за это любили. Но все зашло слишком далеко. Констер погибнет.

– Почему «Обреченные»? Почему сейчас?

Констер изучал свои сапоги.

– Фельдмаршал Беравич приказал взять крепость незамедлительно. Не могу представить, чем он пригрозил генералу Тамасу.

– Когда? – спросила Верундиш.

– Через три дня. А пока мы удвоим усилия артиллерии. Избранные говорят, что нашли слабое место в стене, и в ночь штурма ударят по нему магией. Пролом будет как раз таким, чтобы мы вошли в крепость.

Верундиш откинулась на койке. Избранные с их мощной стихийной магией и правда могут в конце концов проломить стену. Но посылать на прорыв «Обреченных» – достаточно известная тактика. Гурланцы подготовятся.

– Мне надо сбежать, – заявил Констер.

– Тебя заклеймят трусом.

– Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем.

Верундиш сжала его руку.

– Далеко тебе не уйти. Ты знаешь, как генерал Тамас относится к дезертирам. Он тебя поймает и повесит, тогда ты будешь и мертвым, и трусом.

– Я смогу ускользнуть. У меня есть друзья... – Констер умолк, словно обдумывая дальнейшие действия.

– Не делай этого, – попросила Верундиш.

На лицо Констера легла тень сомнения.

– Останься на ночь, – добавила Верундиш. – Пообещай, что до завтра не сделаешь ничего опрометчивого.

Она обняла Констера с мыслями о том, что, возможно, знает решение проблем их обоих.

С генералом Тамасом лучше не связываться.

Сын аптекаря, первый простолюдин, добившийся звания генерала адроанской армии. Народ его обожает, король относится с уважением. Он и тактик, и боец, а также единственный пороховой маг во всем Девятиземье на таком высоком посту.

Поговаривали, что его боятся даже в королевском Совете избранных.

И правильно делают. При помощи обыкновенного пороха пороховые маги становятся сильнее и быстрее обычных людей. Своей магией они могут заставить пулю пролететь через все поле боя и поразить цель на расстоянии мили, а то и больше. Они считаются самыми эффективными и умелыми убийцами в армии.

***

На следующее утро Верундиш стояла по стойке «смирно» в углу командной палатки Тамаса: руки по швам, ноги вместе, спина прямая. Генерал склонился над большим столом с картой Гурлы, придерживая ее края руками. Несколько минут он внимательно изучал пожелтевшую бумагу, слегка шевеля губами, будто подсчитывал что-то в уме.

– Этой карте, – произнес он, нарушив тишину, которая длилась уже больше пятнадцати минут, – почти двести лет.

– Сэр? – переспросила Верундиш.

– Двести лет, капитан. У нас величайшая армия во всем мире, а мы не можем достать новую карту этой проклятой местности. Вам что-то нужно, капитан?

Верундиш открыла было рот, но Тамас не дал ей вставить и слова.

– Даржа – одна из старейших крепостей Гурлы. Стены пронизаны защитной магией, земля у подножия крепости напичкана охранными заклятьями, которые убьют ступившего на них человека.

Тамас отошел от стола и принялся расхаживать из одного конца палатки в другой.

– Фельдмаршал Беравич выделил мне лишь половину бригады и четырех избранных. Даржу может удерживать сотня человек, а у шаха, который там прячется, их больше тысячи. И семеро избранных. Семеро!

Тамас плюхнулся на стул и глянул на Верундиш.

– Беравич любит смотреть, как я проигрываю. Тем более, что это случается так редко. Его не волнует, сколько солдат погибнет. Ладно, чего вы от меня хотели?

Зачем Тамас ей все это рассказал? Большинство офицеров посчитали бы непрофессиональным так откровенничать с младшим по званию. Верундиш откашлялась.

Тамас поднял палец, снова ее перебив.

– Должен сказать вам, что все утро ко мне идут солдаты и просят отменить приказ насчет того, чтобы капитан Констер возглавил «Обреченных». Я знаю, что он ваш любовник. Меня не волнует, насколько его любят, он поведет атаку. Время от времени все здесь должны рисковать жизнью. За этим вы пришли? Тратить мое время?

Последнее, чего хотела Верундиш, – испортить настроение Тамасу еще больше. Она подавила желание спорить.

– Вовсе нет, сэр. Я пришла предложить свою кандидатуру вместо Констера.

Тамас откинулся на спинку скрипнувшего стула и задумчиво пригладил черные усы. На мгновение Верундиш показалось, что она видит, как в его суровых карих глазах мелькают мысли, пока он оценивает ее заново.

– Занятно. – Он поднялся. – Вы умный, храбрый молодой офицер. В ближайшие годы вас, скорее всего, ждет повышение, как только докажете, что достойны. С другой стороны, Констер – хлыщ. Он для меня ценности не представляет. Какой бездны мне позволять вам умереть вместо него?

Он назвал ее молодой, хотя самому Тамасу за сорок и вряд ли он старше нее больше, чем на десять лет.

– Потому что я вызвалась добровольно, – ответила Верундиш. – А вы знаете, что доброволец справится более эффективно.

– Что я слышу, капитан, неужели вызов? Нет, не отвечайте. Я всегда ненавидел, когда вышестоящий офицер заставлял меня выбирать между неискренностью и гордостью. Я с вами так не поступлю. – Тамас умолк, чтобы вычистить порох из-под ногтей. – Возможно, приказ насчет того, чтобы Констер возглавил атаку, исходит от начальства.

Сердце Верундиш забилось быстрее. Такой приказ мог прийти только от фельдмаршала Беравича или от самого короля. Неужели Констер замешан в каком-то заговоре? Или он пешка в игре какого-нибудь аристократа?

– Разумеется, это не так, – продолжил Тамас, с легкой усмешкой отмахнувшись от подобной мысли. – Могу я спросить, почему вы хотите пожертвовать жизнью ради Констера, не считая необоснованной привязанности к этому дураку?

– Сэр, иногда атака бывает успешной. В этом случае меня сразу повысят. Я стану героем, сэр.

– Ужасно оптимистично, – пробормотал Тамас и встал, давая понять, что встреча окончена. – Я приму это к сведению, капитан. К вечеру вы получите ответ.

Оставшуюся часть дня Верундиш провела как в тумане.

Она нашла выход. Через два дня она поведет «Обреченных» через пролом в стене, навстречу мушкетному огню и магии избранных, где ее почти мгновенно убьют. Она погибнет смертью героя, ее похоронят с почестями, и Женеви сможет гордиться матерью, которую едва знала.

Ненавистный муж отпустит Женеви на попечение ее родителей. До конца жизни дочери будут выплачивать немаленькую военную пенсию Верундиш.

Если генерал Тамас позволит ей возглавить атаку.

Она шагала по лагерю, проводя смотр своей роты, когда ее нашел Констер.

Не говоря ни слова, он крепко взял ее за руку и потащил за палатку полковника, где было относительно уединенно.

– Что ты творишь? – спросила она, выдернув руку.

– Нет, это ты что творишь?! – прошипел он.

– Не понимаю, о чем ты.

Констер покраснел от гнева. За четыре года кампаний она ни разу не видела его в такой ярости.

– Генерал Тамас только что сообщил мне, что ты добровольно вызвалась занять мое место во главе «Обреченных». Я этого не допущу!

– Ты не можешь мне запретить, – возразила она.

– Считаешь меня трусом? – Констер топнул ногой. Это было совершенно по-детски, и Верундиш подумала, что Констеру, пожалуй, не хватает опыта по части злости. – Думаешь, я не смогу? Почему ты так поступаешь?

Она подумала обо всех доводах, которые могла привести, но лишь прижала палец к его губам. Он трус, но признавать это вслух – момент не самый удачный.

– Я не считаю тебя трусом. Но я знаю, что это ты не сможешь.

– Ты умрешь вместо меня?

Его лицо выражало настолько искреннее негодование, что Верундиш задумалась: может, он всерьез звал ее замуж, а не в порыве чувств. Солдаты не женятся друг на друге. Слишком большая вероятность, что один из них умрет.

– Умру.

Она не стала говорить, что если не погибнет под огнем гурланцев, то сама наложит на себя руки.

– Нет! Я не могу этого допустить. Может, я трус, Вери, но не настолько, чтобы позволить тебе занять мое место.

– У тебя нет выбора. Похоже, генерал уже принял решение.

Она была удивлена, что Констер узнал об этом раньше нее.

Констер оправил мундир.

– Я прямо сейчас пойду к генералу и потребую, чтобы он дал мне возглавить атаку. Это мое право!

– У Тамаса никто ничего не требует.

– Я потребую!

Верундиш взяла его за руку и положила ладонь ему на грудь.

– Нет, дурачок. Ты ничего не добьешься, кроме выговора от генерала. – Она поднесла палец к его губам. – Мне нужно привести в порядок дела. Приходи вечером. Если мне суждено умереть через два дня... что ж, я хочу провести это время с удовольствием.

***

Утром перед атакой Верундиш снова вызвали к генералу.

По пути к палатке Тамаса ее охватил страх: вдруг он решил ей отказать, вдруг Констер все равно возглавит атаку и ей придется пустить пулю себе в голову, чтобы спасти Женеви.

Оба часовых у входа в палатку выглядели задумчивыми и молчаливыми. Один из них сообщил о ее прибытии и одобрительно кивнул, разрешив войти.

Она нырнула внутрь. Возражения умерли на губах, стоило ей осмотреться по сторонам.

Письменный стол генерала был опрокинут, пол и стены палатки заляпаны чернилами, повсюду валялись бумаги и был рассыпан порох. В середине массивного дубового стола, на котором лежала двухсотлетняя карта, виднелась трещина. Железный канделябр искорежили так, что он больше напоминал змею.

Генерал Тамас сидел в углу на стуле – единственном уцелевшем предмете мебели – и с кислым видом взирал на беспорядок, закинув ногу на ногу.

– Сэр? – обратилась к нему Верундиш.

Он бросил на нее взгляд и снова уставился на письменный стол. Стол был огромным. Чтобы его унести, требовалось четыре человека, а чтобы перевернуть – не меньше двух. Но Тамас был один.

Он встал, заложив руки за спину.

– Капитан, спасибо, что пришли. Я только что закончил разговор с избранным Закари, это новый куратор королевского Совета.

Не секрет, что лишь король удерживал Совет и Тамаса от того, чтобы вцепиться друг другу в глотки, однако визит Закари не объяснял сломанный стол.

– Это его рук дело, сэр? – спросила Верундиш.

В ней вспыхнул гнев за нанесенное Тамасу оскорбление. Никто не имеет права заявляться в его палатку и проявлять такое неуважение. Он генерал. Ее генерал!

– Что? – Мгновение Тамас выглядел искренне озадаченным, потом проследил за ее взглядом. – О нет, это случилось уже после того, как он ушел. Скоро здесь приберут. Закари заехал сообщить, что избранные не будут участвовать в сегодняшней атаке на Даржу. Помогут только издали.

Верундиш ощутила ком в горле. Без избранных? Вообще ни одного? «Обреченных» всегда сопровождал избранный, обычно молодой и глупый или невероятно честолюбивый, но тем не менее избранный. Без избранного «Обреченным» нечего противопоставить гурланской магии, которая обрушится с крепостных стен.

Верундиш заставила себя вдохнуть и выдохнуть. Сегодня она умрет. Никаких сомнений. Этого она и хотела, но точно знать, что ее гибель будет напрасной...

– Кроме того, – продолжил Тамас, – фельдмаршал Беравич запретил мне участвовать в атаке. Обычно я нахожусь примерно в миле, вместе с артиллерией, и стреляю во вражеских избранных, когда они обнаруживают себя. Но похоже, мне отказали даже в этом.

Ноздри Тамаса затрепетали, он повысил голос.

– Проклятые идиоты просто хотят посмотреть, как я буду выпутываться. Они губят людей – хороших людей, – просто чтобы досадить мне! Проклятые псы. Если бы я мог убить всех избранных в Адро, я бы сделал это в тот же миг.

Сердце Верундиш забилось быстрее, накатил страх – не за себя. Нет, ее уже можно списать со счетов. Но генерал Тамас – один из немногих офицеров в армии, кто искренне заботится о своих людях. Он завоевал преданность всех чинов и следил за тем, чтобы любой солдат под его началом имел возможность подняться по служебной лестнице за боевые заслуги.

Если королевский Совет узнает, что он произносит подобные речи, его тут же убьют, пусть он и ходит в любимчиках у короля.

Верундиш подождала, не продолжит ли он.

– Сэр?

Тамас покачал головой.

– Капитан, цель «Обреченных» – застать крепость врасплох. Это редко срабатывает, но все же. И только с избранным. Без избранного я просто отправлю роту солдат на смерть. Это гарантированный провал. Однако у меня приказ.

– Да, сэр.

– И вас это не беспокоит?

– Я выполню приказ, сэр.

– Капитан, я даю вам шанс отказаться.

– Я возглавлю атаку, сэр.

Тамас прищурился.

– Почему?

«Потому что, если меня не убьют гурланцы, придется сделать это самой».

– Предпочитаю не отвечать, сэр.

– Даже если я вам прикажу?

Верундиш напряглась.

– Вы всегда уважали частную жизнь своих людей, сэр.

– Да, это так. – Тамас повернулся к тому, что осталось от его письменного стола и стола с картой, и глубоко вздохнул. – Вы свободны, капитан. «Обреченные» соберутся в сумерках и в полночь пойдут в атаку. Если вы еще не закончили со своими делами, сейчас самое время.

– Да, сэр. Благодарю, сэр.

На выходе из палатки Верундиш задержалась и повернулась к генералу Тамасу.

– Сэр?

– Хм?

– Не могли бы вы выполнить мою просьбу?

– Если она в пределах разумного.

– Проследите, чтобы мой муж не получил мою пенсию. Проследите, чтобы она досталась моей дочери.

Тамас поразмыслил мгновение и кивнул.

– Изложите все письменно и оставьте бумаги у моего секретаря. Я позабочусь о том, чтобы все было сделано как надо.

– Спасибо, сэр.

***

Рота «Обреченных» собралась, как только солнце опустилось за западный край пустыни.

Зрелище было унылое. Половина отряда – мятежники, мужчины и женщины, которые закончили бы жизнь на виселице или провели годы в тюрьме, если бы не вызвались добровольцами. Вторая половина – честолюбивые молоденькие солдаты, достаточно глупые или отчаянные, чтобы надеяться пережить ночь и получить повышение после захвата крепости.

Верундиш задумалась, выпал ли хоть одному из них, как ей, шанс отказаться.

Генерал Тамас тоже был здесь. Он наблюдал за солдатами, заложив руки за спину, со шпагой на боку и пистолетом за поясом. Его лицо казалось каменным и непроницаемым, но когда мимо прошел избранный Закари, в свете факела в глазах Тамаса мелькнула неприкрытая враждебность.

За два часа до полуночи кресимский священник вознес молитву за успех отряда. Солдатам разрешили попрощаться с друзьями и товарищами.

Констер отыскал Верундиш среди толпы. Он явился в полном обмундировании, с мушкетом в руке и шпагой на поясе.

– Бездна, куда ты собрался? – спросила она.

– Еще есть время, – ответил Констер. – Одно твое слово, и я возглавлю атаку.

– Нет.

Констер покачал головой.

– Пожалуйста, Вери. Не делай этого.

– Я должна.

– Нет, не должна. – Констер показал ей кое-что – письмо, которое она получила от мужа три дня назад.

– Отдай, – прошипела она, пытаясь его выхватить. – Ты не имеешь права читать мои личные письма.

Он отдернул письмо подальше.

– Я должен был узнать, почему ты так поступаешь. Я знаю, что ты меня не любишь, Вери. Я знал, что для этого самоубийства должна быть причина.

Она отвесила ему пощечину, хоть и не собиралась. Миг спустя он держался за щеку и таращился на нее, как побитый щенок.

Она потерла ладонь.

– Прости.

– Я заслужил.

Да, заслужил.

– Все будет хорошо, – сказала она. – Мне нужно это сделать.

– Я вызову твоего мужа на дуэль.

– Он тебя прикончит.

– Не будь в этом так уверена.

– Прикончит. Он умелый фехтовальщик. Чтобы его победить, нужен кто-то вроде... генерала Тамаса.

Констер умолк, и Верундиш почувствовала, что должна шагнуть вперед и обнять его.

– Какой бездны я тебя утешаю, такого дурака? – спросила она, ощущая его слезы на своих руках. – Ведь на смерть иду я.

– Но ведь это мне придется жить без тебя.

Верундиш покачала головой.

– Возвращайся к себе в палатку.

– Нет. Я вызвался возглавить вторую волну. Если вы захватите пролом, я буду сразу за вами. Мы прорвемся в эту крепость вместе.

– Бездна! Ты и правда дурак.

По рядам «Обреченных» шепотом прошла команда приготовиться. Верундиш прижалась губами к губам Констера и, не оглядываясь, ушла в переднюю шеренгу.

Генерал Тамас ждал у артиллерийских орудий, которые возвестят о наступлении. Позади него стояли четверо избранных. Алые руны на белых перчатках поблескивали в тусклом свете факелов. Избранные смотрели на «Обреченных» скептически.

Когда «Обреченные» построились, к ним обратился Тамас.

– Там наши враги. – Он указал на крепость в миле за спиной. – Они сидят в своих башнях, самоуверенно пьют за очередное наше поражение и благодарят своего языческого бога за то, что у нас кишка тонка приставить лестницы к их стенам. Сегодня все закончится. Мы проломим стену, ворвемся в крепость и насадим шаха и его избранных на шпаги!

Услышав про убийство гурланских коллег, избранные позади Тамаса нервно зашевелились.

– Падение Даржи лишит гурланцев уверенности, и мы еще на шаг приблизимся к концу этой проклятой войны. И тогда, друзья, мы все вернемся домой. – Тамас улыбнулся, вдруг показавшись уставшим и гораздо старше своих сорока лет. – С меня хватит этой проклятой пыльной земли. Я готов отправиться домой и качать на коленях сына, а потом подняться в спальню и качать на коленях жену!

Среди солдат послышались смешки.

– Кончайте с этой осадой, парни. Идите и разбейте их раз и навсегда. А утром все вы – и живые, и мертвые – станете героями.

Рота оживилась. Тамас вскинул руки, требуя тишины.

– Я бы пошел с вами, если бы король позволил. Видит Кресимир, пошел бы.

Возможно, в устах любого другого генерала это было бы ложью, но Верундиш знала, что он говорит правду.

– Вас поведет капитан Верундиш. Идите за ней, как шли бы за мной.

Тамас шагнул в сторону и подозвал Верундиш.

Верундиш вскинула над головой саблю.

– Без света, без разговоров. Идем в темноте под стены и ждем, пока не загремит. Как появится брешь, атакуем. – Она дождалась кивков и опустила руку. – Вперед.

***

Верундиш шагала по пересеченной местности между адроанским лагерем и крепостью Даржа.

Путь освещал лишь тонкий полумесяц. Звезды над головой сверкали, как костры растянувшейся на все небо армии.

Они стояли здесь лагерем уже несколько месяцев, обмениваясь с крепостью артиллерийскими ударами. Они организовали два крупных наступления, но, не считая этих атак, земля осталась нетронутой. В высокой пустынной траве охотились шакалы и прятались от адроанских солдат зайцы с лисами.

Где-то рядом ухнула пустынная сова.

Верундиш провела роту через несколько неглубоких оврагов к канаве, которая подходила к самым крепостным стенам. По ее данным, канава служила стоком для крепостных колодцев и гурланских бань.

Однако ей не сказали, что туда же сбрасывают нечистоты.

Одного солдата вывернуло от вони так громко, что весь отряд присел на корточки в грязь из опасений, что противник поднимет тревогу. По верху стены факелы высвечивали силуэты гурланских часовых. Никто из них ничего не заметил, и Верундиш тихим шепотом приказала двигаться дальше.

Они добрались до подножия стены и засели в ожидании артиллерии. Верундиш расстегнула мундир, чтобы было удобнее. Здесь никто не донесет на нее за пренебрежение дисциплиной.

Она прикинула, что у них в запасе есть минут пятнадцать.

Вскоре она услышала, как к ней пробирается один из ее людей, и вгляделась в темноту, пытаясь понять, кто это.

– Сэр, – прошептал солдат, подойдя вплотную.

Судя по голосу и запаху лука изо рта, это был Гренатио. Ему предоставили выбор: расстрел за воровство у местной семьи либо примкнуть к «Обреченным».

– Что?

– Сэр, когда вы сказали, что мы ждем, пока не загремит?..

– Артиллерия.

– О. – Он умолк. – Точно. – Умом Гренатио не блистал. – Сэр?

Верундиш сдержала вздох.

– Да?

– Мне страшно.

– Это естественно.

– Это пройдет?

– Пройдет.

«Когда избранный сожжет магией всю плоть с твоих костей».