Текст книги "Хемлок Гроув (ЛП)"

Автор книги: Брайан МакГриви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Питеру понадобятся кое-какие вещи, – ответил Роман.

Что за вещи?

Удлинитель.

Что он будет с ним делать?

Я не спрашивал.

Почему просто не взял из дома?

Вылетело из головы.

Как это могло вылететь из головы? – спросила она, риторически.

Впереди, по их полосе движения, только в противоположном направлении, вниз по горке скатывался старик в моторизованном инвалидном кресле. Старик склонился вперед в бесполом спортивном костюме с подогнутыми штанинами, бесполое седое лицо, глаза тусклые и безразличны, наблюдающие за повторами старых телесериалов.

Кто-то должен бросить перед ним банановую кожуру, – вяло сказал Роман.

Это глупо, – отозвалась Кристина.

Он иногда бывает глупым, – пояснила Лета.

Роман задумался, каково это вставить себе на день женский мозг, как много смысла тогда обрели бы бессмысленные вещи.

На парковке Роман нашел свободное место, но как только двинулся вперед, с другой стороны на то же самое место двинулся желтый пикап. Боясь столкнуться оба остановились. Пикап просигналил, Роман сдал назад. Нашел место рядом.

Осторожнее, – попросила Лета.

Другой водитель прошел мимо. Он был тощим, но с внушительным пивным жи– вотом, молодым человеком в глупом комбинезоне, половину его лица занимала одна из тех родинок, что походят цветом на загнивающую розовую блевотину. Он посмотрел на Романа и агрессивно схватил себя за промежность.

Роман повернулся к Лете.

Пойдешь со мной?

Я подожду с ней – ответила она.

Кристина посмотрела на него с задумчивым выражением.

Оставь ключи, чтобы мы смогли послушать радио – попросила Лета.

Роман вошел внутрь и остановился, раздумывая, не проще ли пойти в отдел Спортивных Товаров, взять пистолет и покончить с ней, пока она еще девочка. Но он отказался от идеи, потому что не уверен, что это то, чего хотел бы Питер. Не совсем. Причина, по которой он решил не делать этого в том, что ему необходимо, чтобы это решение исходило от Питера.

Он проходил мимо примерочной, когда из нее вышел мальчик лет десяти-один– надцати. Парнишка пухлый и, мягко говоря, умственно отсталый, одетый в пару девча– чьих джинсов с клубничками, вышитыми на них, в которых он начал крутиться вокруг, разглядывая себя с разных сторон преувеличенно дефилируя перед зеркалом. Роман старался не пялиться, но честно…

Нет! Нет! Нет! – сказала мама мальчика с безошибочным только не снова выраже– нием, хватая ребенка и заводя его назад в примерочную, попутно одарив Романа нена– вистным взглядом, но честно, леди!

Роман отвернулся и почти столкнулся с еще одним покупателем, маленькая Ази– атская женщина с тонкой и хрупкой красотой керамической куклы. Они смотрели друг на друга с взаимным изумлением от образовавшегося неожиданного и интимно близ– кого контакта глаз с незнакомым человеком, и Роману захотелось нежно взять ее руку и приложить к своему лицу, лишь на миг, и сказать: Она, блядь, просто маленькая де– вочка, маленькая девочка, как и те, другие, не так все должно быть – не то чтобы он ожидал удовлетворительного ответа от женщины, или что таковой существует, но, по крайней мере, всего на секунду она могла бы дотронуться до его лица своим мягким, чувственным восточным пониманием. Но прежде чем у Романа появилась возмож– ность действовать согласно этому позыву или просто пробормотать извинения, женщи– на резко повернулась и зашагала прочь, и Роман мимолетно рассмотрел ее, открыв, что половину ее головы занимает ожоговый шрам, размером с ладонь, если бы ее прижали раскаленной, на этом участке не росли волосы, а кожа, как масло, расплавилась и за– стыла снова, на месте же уха – отверстие, в которое вы можете смотреть как в щель, для ключа.

Ну, и ладно, – сказал Роман. Он вошел в мужской туалет, почувствовав себя плохо, но обе кабинки были заняты и воздух наполнен запахом дефекаций, он направился к

писсуару, чтобы обнаружить, как по его стенкам, прямо в центр стекают, вперемешку с мочой, розовые струйки крови, словно кто-то до него также прибежал сюда с кровоте– чением из носа.

Ну, и ладно! – снова сказал Роман, найдя в себе силы сдержать тошноту. Выпрямил– ся, расправил лацканы и отправился в отдел Бытовых Товаров, вернувшись к перво– начальной цели. Он купил двадцати пяти футовый удлинитель, на кассе расплатился наличными, чтобы на всякий случай не оставить денежный след. И хотя общая сумма покупки чуть превышала 22 доллара, кассир дал ему целых 3 доллара сдачи. Роман побледнел.

Нет, – сказал он.

Кассир начал пробивать покупки следующего клиента, хотя Роман еще стоял

там.

Мне нужна моя сдача, – сообщил он.

Простите? – ответил кассир.

Моя сдача, – сказал Роман, протягивая обратно третью купюру дрожащей рукой.

Кассир взглянул на него, гадая всерьез ли он. Роман сморгнул слезы отчаяния.

Он держал доллар в одной руке и чек в другой.

Мне нужна точная сдача, как в чеке, – сказал он.

Зачем? – удивился кассир, который оказался тощей серенькой девушкой, обладающей духом противоположным благотворительности, который наполняет некоторых, при виде нуждающихся.

Потому что я не могу уйти, – неосторожно признался Роман. – Мне нужно, чтобы вы мне дали ту сумму денег, которая указана в чеке, прежде чем я смогу уйти.

Сэр, я обслуживаю другого покупателя.

Роман приказал своим ногам сойти с того места, где они стояли, но они не пе– редвинулись ни на йоту. Он отдаленно почувствовал, что что-то забыл, а потом снова начал дышать. Но факт оставался, пустой и безжалостный: числа не складывались и он не мог уйти, пока не сложатся, это давило на него, как рукопожатие с мелкочленным Божком.

Старушка рядом с ним в очереди одарила его нервным взглядом, отдавая кассиру свои деньги.

Я… я не нормальный, – промямлил он, извиняясь, а затем, внезапно, втиснулся меж– ду старухой и прилавком и протянул свою руку к кассовому аппарату, когда тот от– крылся, загребая целый кулак мелочи. Рванул к выходу, чувствуя за спиной растущее волнение, и попутно отсчитывал точное количество своей сдачи, выбрасывая лишние деньги за спину, тяжесть мелкочленных Небес уменьшалась на его плечах.

***

В роще, вдоль 443 шоссе, где к нему прилегало начало тропы, Роман остановил машину.

Мы пойдем через лес? – просила Лета.

Закат начнется только в 16:45, – сказал Роман.

Лета тревожно посмотрела на длинные тени от стволов деревьев. Взглянула на

Кристину.

Мы идем к дому бабушки, – произнесла Кристина.

Они выбрались наружу, Роман вытащил покупки. Кристина взяла Лету за руку, и они вошли в рощу.

Мне понести что-нибудь? – спросила Кристина.

Я справлюсь, – отозвался Роман.

А что в кейсе? – поинтересовалась Кристина.

Бумаги.

Какие бумаги?

Список Рождественских покупок.

Это не правда, – сказала Кристина. – Мы заглянули в него, пока ты был в магазине.

Они были на пути. В конце пути их ждет предначертанное. Роман решил, что другие детали излишни.

Им ты собираешься вырезать его сердце? – спросила Кристина.

Ладно, хватит, – снисходительно сказала Лета.

Они шли дальше по тропе. Сухие листья хрустели под ногами, в благоговейной сумеречной тиши. Они прошли мимо одинокого экскаватора фирмы «Cat», его дно проела ржавчина, а ковш затерялся в густых зарослях травы. Впереди был холм разре– занный вдоль оврагом, на дне которого не валялись привычные автомобильные шины, словно сама Земля отвергла это уродство, а одна сторона представляла собой чистый скалистый обрыв с выгравированным по ее длине Драконом. Кристина остановилась.

Эй, надо продолжать идти, – сказал Роман. Не тут их место назначения.

Кристина провела пальцем по линии спины Дракона, ее пальцы окрасились цве– том белого мела породы. Она серьезно посмотрела на Романа и сказала:

Хочешь, расскажу секрет?

Не тут их место назначения!

Давайте идти, – ответил Роман.

Кристина кивнула и снова взяла Лету за руку, другой сжала руку Романа и заша– гала между ними. Ее руки холодные и сухие, как мелованная бумага.

Мне кажется твоя сестра хороший человек, – сказала она.

Да, она такая, – подтвердил Роман.

С ней очень приятно – сказала Кристина.

Он кивнул, не заметив шипы кустарника, которые оцарапали его бровь. Он втя– нул сквозь зубы воздух и подавил громкие ругательства. Хоть в этом, в таки-то обстоя– тельствах, он добился успеха, проследив за своим языком.

Ох, – произнесла Кристина, остановившись и дотронувшись до его брови.

Он посмотрел ей в лицо, и ему пришло на ум, что он просто может сделать это.

Здесь и сейчас. Им не обязательно идти туда, куда шли, Питер не должен решать в одиночку. Роман мог бы дать ей свое лезвие и сказать ей, перерезать собственные вены на запястьях и на внутренних сторонах бедер и шею и в любом другом месте, откуда кровь потечет быстрее и оросит собою грязь. Может он даже внушит Лете забыть об этом. Насколько он знал, он мог и это. Он взглянул на нее. Попытался объединить на– мерение и концентрацию воина, коим себя чувствовал глядя недавно в зеркало, но она не картинка с волком, она человек. Маленькая, блядь, девочка. Роман больше не чув– ствовал себя воином.

Они пошли дальше, а когда тропинка кончилась, Роман сказал, что пойдет впе-

ред убедиться, что все в порядке, и затрусив к часовне, осторожно вошел внутрь. Он представил себе, как с ним заговорил бы механизированный голос системы GPS. Вы прибыли на место назначения. Роман прижал палец к его губам прежде, чем Питер успел что-либо сказать. Питеру не надо было ничего объяснять. Оно здесь. Роман при– вел это сюда, пока на небе было еще светло. Он взглянул на Романа.

Хорошо, – сказал он. – Ты проделал отличную работу.

Роман не ответил. Он протянул Питеру сумку с удлинителем. Со ступеней, Лета спросила, все ли у них в порядке.

Питер ожесточился.

Что она тут делает? – прошипел он.

Это сложно, – ответил Роман. – Все хорошо, – крикнул он сестре и они с Кристиной вошли внутрь. Глаза Питера и Кристины встретились, а Лета переводила взгляд с од– ного на другого, не зная как, но уверенная, что совершила огромную ошибку; взгляд на ее лице такой же, как когда осознаешь, что ведомая тобой машина, больше не слушает– ся поворота руля.

Мне жаль, что я говорила всем будто ты оборотень, – призналась Кристина.

Питер подошел к ней. Он на ходу разматывал шнур удлинителя. Она посмотрела на него своими мечтательными глазами. Из шнура он сделал петлю.

Лета спросила, что он делает. Питер не ответил ей.

Уведи ее отсюда, – скомандовал он Роману.

Роман подошел к Лете и положил ладонь ей на руку, но он застыла на месте. Она могла лишь тупо смотреть на происходящее. Роман нежно сказал ей: – Пошли, – но она не двинулась, и он не стал ее принуждать, потому что не мог уйти и сам. Теперь никто никуда не пойдет, даже моль не улетала от света; все законы привлекательности были сломаны.

На колени, – приказал Кристине Питер.

Лета почувствовала прилив тошноты, Кристина повиновалась. Питер надел пет– лю ей через голову и туго затянул на шее. Она стояла перед ним на коленях, послуш– ная, пока он отошел и привязал другой конец к ближайшей скамье, привинченной к полу. Он вернулся к ней и встал рядом.

Ты можешь контролировать это? – спросил он.

Она сонно посмотрела на него.

Прошлой ночью это произошло само собой или ты помогла произойти этому? – вы– прашивал он.

Она не ответила ему.

Ты сама заставила себя обратиться, или услышала это? Ты услышала свое имя?

Она не отвечала. Она словно спала с открытыми глазами. Он взял удлинитель и дернул его, она свалилась на обломки.

Тошнота Леты превратилась в головокружение. Роман опасался, она может упасть, и проводил ее к скамье, она позволила ему посадить себя. Стоячее положение не приносило никакой пользы в данных обстоятельствах.

Если ты мне не ответишь, – продолжил Питер, – я задушу тебя прямо сейчас.

Кристина встала обратно на колени.

Я так решила, – сказала она. – Я этого хотела.

Хорошо, – кивнул Питер: хоть что-то, и он повторил снова. – Хорошо.

Он присел, они оказались на одном уровне.

Если решишь превратиться сегодня, умрешь.

Ты убьешь меня, Питер?

Да, – ответил он.

Ты меня ненавидишь? – спросила она.

Нет. Я не ненавижу тебя.

Она просияла.

Почему она? – задал вопрос Питер. – Почему ты пошла к ней?

Кристина посмотрела на Лету. Вчера, видя, как Роман и доктор принесли еду и одеяла в часовню, она знала, что Питер там. Она не сомневалась в этом так же, как в местоположении собственного сердца. Питер сделал ее, теперь он часть ее. От себя уже не спрячешься, только не в конце.

Потому что когда я увидела тебя здесь с твой уродливой маленькой штучкой в этой шлюхе, больше всего на свете я захотела ощутить ее страх на своем языке, хруст ее костей между моих зубов и тепло ее крови стекающей по шерсти на моей шее.

Она посмотрела на него с надеждой.

Мы можем съесть ее вместе, – сказала она. – Я всегда оставляла тебе куски поболь– ше.

У Леты появилось двойственное чувство. Она погружалась в то, что первое впе– чатление от ошибки происходящего, за которым она наблюдала, больше не относилось к объекту – девочке – но легче от этого ей не стало.

Питер побледнел и он уперся на одно колено, чтобы не упасть. Кристина улыба– лась с задумчивой меланхолией.

Все в порядке, – произнесла она. – Раз ты меня не ненавидишь, можешь убить меня. Тебе лучше сделать это сейчас, пока я такая, как ты хочешь. Это уже случилось, у тебя мало времени. Я не могу больше себя контролировать, как ты не можешь поменять местами день и ночь. Делай, что должен, пока еще день. Ты создал меня. Я твоя.

Она положила руки на пол и подползла на четвереньках, остановившись, когда между их лицами осталось не больше дюйма.

Ты мой создатель, можешь делать со мной все, что захочешь.

Питер встал на колени в последних лучах дневного света, падающего на глаза, которые теперь, в подлунном мире, едва казались живыми.

О, Боже, – сказал он. – Пожалуйста, прости меня.

Она снова улыбнулась.

Я никогда не слышала своего имени, – прошептала она, хотя это уже не был голос, говорившей до этого девочки, это был звук похожий на скрип шарниров в воротах ада, звук опаснее всех вещей на свете, которым даже нет наименования.

А затем она превратилась.

Рот Леты открылся, готовый издать громкий вскрик, который так и не прозвучал.

Роман схватил ее за руки, поднял и отвел обратно к алтарю. Питер перекатился назад за скамью. Кристина дрожала и выла и монстр в ней, был куда больше и злее ее са– мой, вырвался наружу сквозь лопнувшую, как от взрыва, плоть, словно детонировала огромная бомба эффективного насилия. Превращение было мгновенным и беспово– ротным. Теперь животное. Теперь убийца. Стоит, размерами с голодающую лошадь, а на ее белом меху висят окровавленные куски одежды, кожи и плоти. Убийца до кончи– ков волос. Оно посмотрело на Питера. Все было написано у него в глазах. Присело на тонкие спичечные ноги, затем распрямило их в бурлящей ярости и зверь, опьяненный

витающим в помещении страхом, бросился, чтобы убить.

Но произошло то, что могло показаться смешным в других обстоятельствах: про– вод удлинителя отдернул это назад в воздухе с подрезанным визгом, все тело, щелкнув позвонками, рухнуло на землю. Оно рвалось вперед, царапая пол когтями, и чем силь– нее были попытки сопротивления, тем туже затягивалась петля удлинителя. Из лязга– ющей пасти брызгала пена, ее белые хлопья попали Питеру на лицо, когда он появился из-за скамьи. Лицо Питера спокойное и понимающее. Понимающее зверя. Его имя, не такое уж тайное, было Боль.

Роман, заграждая собой Лету, возился с кейсом, наконец, достал секиру и наде– ялся, что у Питера еще остались какие-нибудь карты в рукаве, потому что, держа ее сейчас в своих руках перед лицом примитивной ярости, выпущенной из клетки, он осознал – нет такого оружия, которое способно победить этого зверя. Еще меньше ком– форта доставляло то, что Питер спокойно стоял там, наблюдая, как белый волк зарычал и вспенился, напрягшись так сильно, что чуть не удушился, и шнур уж точно долго его не удержит, а Питер просто стоит там, будто смотрит как догорает сарай, от попавшей

в него молнии, или на любой другой природный феномен, происходящий по случайно– сти.

Сделай же что-нибудь! – крикнул Роман. У него не было лучшей идеи.

Питер отвернулся от белого волка и Роман заметил теперь, что он что-то держит в руках, ранее лежавшее за скамьей. Банка. Питер вытер волчью слюну с лица. Затем открыл емкость и погрузил в нее руку. Это не то, что имел в виду Роман. Белый волк отступил и предпринял еще одну попытку броска, дернулся в другую сторону, шнур запутался вокруг его задней лапы. Как актер, наносящий сценический грим, Питер натер жиром свое лицо и повернулся обратно к белому волку. Роман понял.

Питер! Нет!

Но Питер проигнорировал его. Белый волк, зажав провод в челюстях, сомкнул их вместе с режущим слух щелчком и поднялся во весь рост с перегрызенным удлините– лем вокруг шеи. Оно двинулось вперед и остановилось перед Питером. Лета закрича– ла, наконец-то присоединившись к происходящему, и впилась ногтями в плечо Романа, стараясь вырваться от него, но он крепко держал ее, помня, что у него есть работа, которую нужно делать и он ее делал. Стоять между этим и ею.

Белый волк обнюхал лицо Питера и пробно облизал. Питер стоял. Он закрыл свои глаза. Как будто оценивал аромат духов или ожидал поцелуя. Но на самом деле он вспоминал. Это был первый волк, с которым он столкнулся после Николая, он вспом– нил с внезапной живостью чувство языка Николая. Прекрасное воспоминание, пойдет для последнего, прежде чем он лишится своего человеческого лица.

Белый волк прыгнул и сорвал лицо с его тела.

Лета продолжала кричать, но Роман не был уверен: что-то не так с его слухом или же крик где-то далеко, далеко позади. Питер сжался на полу, а белый волк опустил голову и лакомился остатками жира. Плохой знак, зверь погрузивший морду в лицо

его друга, и перед глазами Романа всплыла старая цитата, которую Джейкоб Годфри счел важной записать позади своего портрета: НАША ЛЮБОВЬ НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ СУЩНОСТЬЮ СЛОВ И МИЛЫХ ТОЛКОВ. ОНА ДОЛЖНА БЫТЬ ОТРАЖЕНИЕМ

ДЕЙСТВИЙ И ИСКРЕННОСТИ. Роман кивнул. Настал его момент. Этот зверь не хочет его, он хочет ее, и этому не бывать. Оно придет за ней, и он бросится на него и, возможно, сумеет убить, хотя, скорее всего, оно убьет его, но, в любом случае, сперва

оно должно пройти через него. Он видел в зеркале бьющееся сердце, его Убийство,

и он знал, сердце было его собственным, как и все сердца, от этого не спрятаться. Но ради нее он готов, может он и не был воином, но одно точно управляло им – величай– шая и эпическая сила любви.

Белый волк наконец-то закончил и поднял голову, оставив на полу что-то блестя– щее, и поднял глаза на них. Роман схватил Лету за запястье и сказал:

Когда крикну, беги! Беги за больничный блок, и спрячься так хорошо, как сможешь. Справишься?

Она не ответила ему, и он увидел ужас и скорбь в ее глазах, понял, чтобы она сейчас не попыталась сделать, она ошибется. Варгульф сделал первый шаг от Питера к ним.

Роман заглянул ей в глаза.

Переживи это.

Но затем раздался испуганный визг, белый волк отпрянул в сторону. Челюсти коричневого волка сомкнулись на его горле. Варгульф дико забился, потянув за собой полностью сформированного волка из разорванной куколки кожи и плоти, которая еще мгновение назад была парнем по имени Питер. Белый волк отчаянно трясся, но клы– ки коричневого сжимались лишь с еще большей непримиримостью, потому он был вынужден изменить траекторию, вжаться в себя, вывернуться и вонзить клыки в тело врага. Клыки оборотня закончат историю.

Роман смотрел, как два зверя рвут и кромсают друг друга с яростью, отбрасы– вающей их назад и толкающей вперед, бьются об стены, перелетают через скамьи и вертятся на полу; белый волк в три раза больше, но коричневый не выказывал страха, только намерение, намерение сдерживать и сдерживать его, даже за пределами разум– ного, просто сдерживать его. Намерение, которое сломает лишь смерть. И, пока они ка– тались и кусались и царапались, с прижатыми ушами и раскрытыми пастями, обнажив белые зубы и черные десна, а земля под ними окрашивалась красным, оба сохраняли тишину все это время – как только началась битва, оборотни не произнесли ни звука

зная, к чему ведет их столкновение. К смерти. В громогласной тишине, было ясно одно: ни один не выживет в этом сражении.

Белый волк оторвал половину уха коричневого и его острые когти вонзились тому в брюхо и распороли его, но он не мог доставить боль такой силы, чтобы из-за всей своей дикой мощи коричневый смог ее осознать. Все, как заведено. Добро про– тив зла во всей своей сырости и элементарности проявления. Но стоя, признательным абсолютному катарсису происходящего, что раньше казалось Роману необходимой данностью, теперь становилось утомительным. Утомительным, поскольку он преждев– ременно почувствовал тяжесть того, насколько, блядь, грустно ему будет до конца его дней.

Он уловил тихое бормотание рядом со своим ухом. Это была Лета. Она моли– лась. Она молилась своему ангелу. Ах ты, сумасшедшая сучка, подумал Роман и тоже начал молиться.

Именно в этот миг, потемневший за окном свет, принял чудаковатый голубой оттенок и вместе с ним раздался низкий и отдаленный гром. Но свет не пропал, как это бывает при ударе молнии. Он начал становиться ярче. Что бы это ни было, оно двигалось. Приближалось. И Роман, почувствовав дрожь в коленях, понял, что грохот был не от грома, тряслась сама земля. Между тем, собачий бой все продолжался. Лета

замолкла, а Роман задался вопросом, могло ли произойти столь смехотворное боже– ственное вмешательство. Неужели на их мольбы кто-то ответил?

Свет продолжал становиться ярче, прорываясь через щели под дверьми, высве– чивая пыль, кружащую в его лучах; основание часовни трепетало. И в этот миг связь, что ранее ускользала, неожиданно щелкнула в голове у Романа: Дженнифер Фреде– рикс. Дженни.

Ох, – произнес Роман, и толкнул Лету на пол, закрыв ее своим телом, тут же двери сорвались с петель и дождь из стекол разбитых витражей пролился ему на спину, ком– ната залилась ярчайшим светом, который можно заметить из кабины самолета, и разъ– яренный гигант взревел в тишине. Последовали звуки отвратительной мести, жестокие и короткие. Сначала стук отброшенного от драки тела одного волка, затем хруст и короткий вой другого ломающегося тела.

И так же неожиданно все прекратилось. Роман заморгал, привыкая к освеще– нию, как ослепленный снегом, разглядывал последствия. Двери сорваны и отлетели к скамьям. Коричневый волк истекает кровью и неподвижно лежит у стены. На коленях в профиль против сумерек его сестра, грудь вздымается, а руки качают еще одно обна– женное тело мертвой девушки, спина изогнута и из нее торчит фрагмент позвоночни– ка. Шелли взглянула на своего брата. Ее глаза бездонные, величиной с блюдца. Впер– вые в своей жизни она приняла решение навредить другому живому существу.

Он встал, осторожно стряхивая пыль и осколки с рукавов. Подошел к ней.

Положи ее, – сказал он. – Положи ее, Шелли.

Положил руку ей на спину. Ее лицо прижалось к его. Он взял себя в руки, чтобы выдержать его вес. Сказал ей, что все будет хорошо. Снова попросил, положить девуш– ку. В этот миг он увидел, что это еще не конец. Именно тогда он заметил мужчину.

Мужчина стоял снаружи. На самом деле он пришел сюда, чтобы прогуляться, проветриться, зная, что хор его мыслей не придает чести не ему, ни тем более тем, кого он потерял. Но теперь, привлеченный шумом в часовне, он стоял снаружи с ненави– стью в сердце и дробовиком в руках, и его глаза не воспринимали ничего, кроме убий– цы еще одной мертвой девочки.

Женская часть аудитории, возможно, захочет сейчас закрыть свои глаза.

Крики Романа утонули в звоне первого выстрела шерифа. Шелли покачнулась от попавших пуль, но не упала, зато Кристина Венделл скатилась с ее рук на пол. Роман сделал необдуманное движение, начал махать руками в воздухе, заставляя шерифа це– лить в него, а не в сестру. Шелли грубо схватила его за шиворот и отбросила в сторону. Роман отлетел назад и подальше от угрозы, в то время как следующий выстрел попал ей в грудь.

Роман продолжал кричать и пытаться встать на ноги, но тут Шелли зашевели– лась. Она неуклюже спускалась по ступеням и издала низкий звук боли, когда шериф Сворн выстрелили в нее в третий раз, но она добралась до земли и вприпрыжку бро– силась мимо него, и он развернулся и заряжал следующий патрон, когда винтовка выскользнула у него из рук из-за неаккуратно поспешного передергивания затвора, и Роман подошел к нему и заглянув в глаза сказал металлическим голосом: – Не стреляй– те в нее. Пожалуйста, не стреляйте в нее, – и побежал следом за Шелли, выкрикивая ее имя. Но она не остановилась, она не могла остановиться, она была, как запущенная па– ровая машина, которая способна только набирать и набирать обороты, быстрее убегая

в лес и вверх по одинокой тропинке, и Роман бежал следом на звук сломленных веток,

пока она продиралась через них вверх по холму, снова начиная светиться, с каждым шагом все более ярко и импульсивно, оставляя в воздухе тонкие лучи света, а ветки и даже целые деревья ломались и падали, пока гигант стремительно несся в одном

направлении, они, все, что оставалось после нее на земле, и далеко позади нее Роман достиг вершины холма, чтобы увидеть только повисшее в сумраке голубоватое свече– ние; с высоты она выглядела как светлячок, бегущий к Институту, месту своего созда– ния, приближаясь все ближе и ближе прежде, чем начать мигать, а потом окончательно скрыться из его поле зрения, словно сама земля проглотила ее. Роман остановился и перевел дыхание. Его джинсы были холодными спереди. Видимо, в какой-то момент его мочевой пузырь не выдержал, а он не заметил. Он увидел нитку от платья Шелли, зацепившуюся за куст, вытер насухо руки и принялся распутывать. У Романа была се– рия предписаний, необходимых для поддержания порядка и баланса в мире. Например, у него был союз с простым и гармоничным числом 4 и кратными, но непримиримая война с простыми числами; простые числа эмиссары тьмы. Он нажимал кнопку отклю– чения будильника фиксированное количество раз, в зависимости от часа, в который тот сработал, предпочел бы наступить на гвоздь, чем на трещину, не мог уснуть, пока не удостоверится, что все ящики и шкафы в доме плотно закрыты, заходил в воду с левой ноги, и всегда развязывал узлы. Но работая трясущимися руками, освобождая одно волокно и еще одно и еще, отчаянно терял индивидуальность и четкое видение нити в свете Института, впервые в жизни его посетила мысль, что то, что он делает, не имеет никакого смысла. Что не существует протокола, который может уладить вещи, произо– шедшие сегодня во имя добра или зла, не важно. Он бросил нить на землю, не закон– чив работу. Он никогда раньше не поступал так. Даже не мог представить себе такого. Он упал опустошенный. Он никогда не представлял себе такой пустоты.

А затем, в Белой Башне погасли огни.

***

Лета подошла к волку. Он лежал на боку, безвольный, хрипящий и заляпанный кровью. Она легла рядом, притянула его тело к себе и заглянула в глаза. Волк посмо– трел в ответ и это были глаза Питера. Она единственная поняла истинный секрет Пите– ра: даже волком, он никогда не был «им», только собой, всегда Питером. Она зарылась лицом в его мех и вдыхала его собачий запах, пока мудрый волк умирал. Она лежала с его телом, в своих руках и закрыла глаза.

Когда она открыла их снова некоторое время спустя, ее щека утыкалась не в мех, а в плоть, розовую и влажную и теплую. Человеческую. Ее руки поднимались и опускались вместе с его грудью: он дышал. Она села ошеломленная и взглянула на

Питера. Питера сплошь розового и влажного. Она не знала что делать, начиная с неко– его оккультного понимания, возвышающегося над всеми законами природы, что по– просить еще одно чудо, будет не просто чрезмерным, но сделает ее самой эгоистичной персоной из живущих на свете.

– Я приму это, – прошептала она.

Питер застонал и сжался, но не очнулся. Она подвинулась ближе, ее губы почти касались его лица. Она не понимала произошедших только что вещей, ей и не надо было. Как говорят: Смерть это блядское волшебство. И с нежностью, которой не полу– чишь от поцелуя, она лизнула его.

Ты Должен Обратить Свое Сердце В Сталь

Зима была холодная, но за ней наступила весна. Прошло уже шесть месяцев с инцидента в часовне и, хотя после той ночи осталось множество вопросов, они были риторическими. Поскольку убийства прекратились. Как и Почему – все равно, что ловить приведение за хвост; убийства прекратились и жизнь в Хемлок Гроув пошла дальше. Белая Башня снова освещена, как и всегда, но контрольный пакет акций ушел от Нормана Годфри. Основными владельцами теперь были Оливия Годфри, по дове– ренности ее сына, пока ему не исполнится, уже скоро, восемнадцать леи т «Лод ЛЛС». Время от времени Оливия, доктор Прайс, и человек властной наружности, да военной выправки, с перстнем, при ближайшем рассмотрении, в виде змеи и креста, могли быть увидены прогуливающимися по спиралевидной тропинке вокруг Института, по какой причине, кроме наслаждения неожиданно потеплевшей погодой, все могли толь– ко догадываться. Доктору Годфри остались лишь вопросы, да и те были тоже ритори-

ческими. Вопрос это дверь, а не открытая дверь просто часть стены и пока она таковой остается, она справляется со своим предназначением. Убийства прекратились. После получения единовременного платежа, невероятной суммы, от «Лод ЛЛС», переведен– ной с банковского счета в Люксембурге, он вложил их в «Благотворительный Фонд Годфри», поставив своей жене условие, что, чтобы ни было на них построено, оно может иметь любое название, но с его именем в нем. Также были планы переделать завод в интерактивный индустриальный музей и центр обучения, а главным аттракци– оном выставки должен был стать аутентичный котел Боссемера. (Были слухи, что там живут приведения.) На деревьях щебетали кардиналы и щеглята, а на земле лежала жадная, до всасывания в себя ваших ботинок, грязь и наконец, тринадцатого апреля, после самого долгого за последние годы заморозка, Питер наверстывал упущенное время со своим гамаком, когда резкое тепло разлилось по его Свадхистане. Он прислу– шался к звукам ветра: как рев далекой толпы.

Ну, значит, я буду… – сказал он.

Через секунду зазвонил телефон, и он вошел внутрь. Последний звук ветра забе– жал за ним через открытую дверь трейлера, теперь вдвое большего. Он ответил на зво– нок, ожидая приятных новостей. Это было предрешено; она могла разродиться в лю– бой момент, но некоторые вещи никогда не могут быть ожидаемы, неважно как сильно вы к ним были готовы. Питер ничего не сказал; будучи философом, он сохранил мол– чание. Фетчит прыгнул на кухонный стол и мяукнул. Черный кот, недавно нашедший дорогу к двери Руманчеков. Питер зажал телефон плечом и, подойдя к шкафу, достал банку тунца.