Текст книги "Хемлок Гроув (ЛП)"

Автор книги: Брайан МакГриви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Но затем острые локти разорвали кольцо, окружавшее его, еще один боец всту– пил в драку и он почувствовал вес нового тела и руки, обвивающиеся вокруг его шеи. Вес был не большим и руки тряслись и тонкие, как у девушки. Это и была девушка.

Это была Лета. Лета закрыла его собой.

Все снова стало тихо. Лета прижалась к нему, дрожа. Из центра ее тела текла энергия такой силы, что Питер мог чувствовать ее своей Свдхистаной, и она заставля– ла ее тело дрожать в намерении не отпускать его из объятий.

– Вот, бля, – неожиданно произнес кто-то. Вечеринка закончилась прежде, чем началась: неожиданное вмешательство Леты, как прибытие кого-то властного заста– вило толпу отступить, понурившись. Также неожиданно, как сакраментальная жажда насилия возникла в толпе, также беременная девушка быстро уняла эту мощь.

Лета помогла Питеру подняться. Его волосы были растрепаны, а лицо красное и кровоточит из порезов над глазом и ртом. И хотя он теперь стоял на ногах и был в

порядке, то, что она видела внутренним взором, были продолжающиеся удары другого парня снова и снова, склонившегося над ним. Раньше она никогда не видела такой же– стокости, но инстинктивно знала, что однозначным выходом из драки было равнознач– ное и противоположное ей действие, и она поцеловала его лицо. Она покрыла лицо, которое другой парень покрывал ударами, своими поцелуями, легкими, как трепыха– нье крыльев моли. Глаз за глаз. Питер наклонил свою голову к ней. Он протянул свой большой палец к ее рту и вытер с ее губ кровь. Она плакала, и сопли текли и ее носа.

Он положил свой указательный палец на ее губы.

Сопли, – сказал он.

Он вытащил запасные резинки из кармана своей сумки и собрал волосы в хвост.

Взял ее за руку.

Пошли, – произнес он.

Эй! – рявкнул голос, словно удар по тарелке барабанной установки и рука замдекана Спирса схватила Питера за локоть. – Куда это ты собрался?

Он идет со мной.

Замдекана отпустил Питера. Его лицо дважды побледнело в двойном отражении солнцезащитных очков Оливии Годфри.

***

Питер и Лета отправились с Оливией. Шелли, за ней и приехала Оливия, устро– илась в багажнике пикапа, а трое остальных в кабине, Лета посередине, наклонив ноги в сторону коробки передач. Оливия вытерла лицо Питера своим головным платком, и теперь он держал его прижатым к окровавленному рту. Внутренняя сторона его щеки прокушена, и он обследовал ее своим языком. Оливия, в ответ на вопрос, который еще не был задан, ответила:

Он по-прежнему.

Она дотронулась до коленки Леты, что на первый взгляд выглядело, как жест сочувствия – но ей нужно было место, для переключения передач.

Она везла их к трейлеру Руманчеков.

Мне придется отвезти тебя домой, дорогая, – сказала она Лете.

Лета ничего не ответила. На лице Оливии возникло выражение обдумывания своей ответственности, как взрослой, и, смягчившись, она произнесла:

Хотя бы позвони маме. Она и так на пределе в последнее время.

При виде опухшего глаза Питера и разбитой губы, у Линды заняло не меньше пятнадцати минут на выражение своего горя и злости. Она, плюясь на собственную грудь, декламировала такие проклятия утробам, породившим тех монстров, что мог– ли сотворить такое с лицом такого милашки, как ее сын. Затем она приняла властную материнскую позицию, отмыла его и дала ему чашку чая с двумя таблетками аспирина и отправила его в постель, дав ему кусок замороженной отбивной, которая нужна от отека. Оливия осталась, чтобы поговорить с Линдой.

В спальне, Лета легла с ним и закинула руку и ногу поверх его тела. Суеверно ограждая собой его от постороннего мира.

Он снова ткнул языком в отверстие в щеке. Лета возмутилась:

– Прекрати так делать. Я вижу, что ты это делаешь.

Питер взглянул на нее. Забавная маленькая девочка, которая положила всю свою любовь внутри между ним и избиением, еще неизвестно чем это все могло закончить– ся. Одним из главных критериев Николая в определении качества женщины, было: поможет она или нет при перестановке мебели. Он имел в виду не какие-то женские дела, типа перенести лампу или коробку с посудой, но чтобы она наравне с мужчинами сжала зубы и тянула диван. Чтобы ты сказал на это, Ник?

Это напомнило ему тот факт, что он до сих пор не сказал ей то, чего избегал в последнее время. Он должен сказать ей, что произойдет завтра ночью и ей это не по– нравится. Ей не понравится услышать такое не больше, чем ему понравится говорить ей об этом. Но это не меняет факта, что ему нужно все рассказать ей, и ожидание сде– лает все только хуже. Он закрыл глаза и вдохнул аромат ее волос. Через минуту.

В дверь постучали. Линда и Оливия вошли вместе. Они согласились, что Питеру

может быть тут не безопасно.

– Полная луна может привести сюда людей, – сказала Оливия.

Питер кивнул, не в состоянии противиться такому несчастливому стечению обсто– ятельств. Он поднялся и начал упаковывать рюкзак необходимых вещей для ночи в Доме Годфри.

***

Оливия выделила Питеру гостевую спальню. В ее углу находилось старинное зеркало, установленное на деревянном цапфе и наклоненное немного вверх, и с того места, где стоял Питер, в нем отражался портрет на стене, на нем был пожилой чело– век с ястребиным лицом и зелеными глазами, улыбающийся словно только что воткнул вам нож в сердце, а вы и не заметили.

Оливия положила руку на плечо Леты.

Я возьму на себя смелость самой позвонить твоему отцу.

Она повернулась к Питеру, глядя на его искаженное лицо. Он не мог видеть ее выражение за солнцезащитными очками. Она прикоснулась пальцами к его лицу, но он не вздрогнул. Мягкое знание об ее прикосновении не навредит ему.

Она вышла, дав им несколько минут наедине.

Мальчишки… – сказала она на выдохе, выходя. – Мальчишки…

Питер смотрел в зеркало. В такие моменты его Свадхистана посылала ему стран– ные и высокочувствительные сигналы, но он был рад, что они никогда не добирались до его Третьего Глаза. Третий Глаз всегда прорывался, удручающе буквально. Но зав– тра ночью произойдет то, что неизбежно должно случиться с тех пор, как Роман по– зволил себя арестовать. Но на самом деле, это было неизбежно с той ночи, когда они нашли Брук Блюбелл. Он должен найти варгульфа, выследить его и вырвать его глотку. Это делало его слабым, и он хотел просто лечь, но продолжающаяся боль от избиения поддерживала его на ногах. Боль не дает ничего, кроме ощущения приоритетов. Сей– час он желал, чтобы его Третий Глаз показал ему, как гадалка через хрустальный шар, каким будет мир на утро послезавтра, но все, что он видел это собственное уродливое, избитое лицо. В зеркале, руки обвились вокруг его груди и сцепились на ней в замок.

Пойдем, навестим его, – сказала Лета.

Они поднялись на чердак. Шелли находилась внизу; когда она не спала, она берегла приватность брада неприкосновенной. Он лежал подле окна. Пара совьих глаз мерцающих между деревьями, блестели неустанным бдением. На голове Романа отрос– ло больше натуральных черных волос, и его щеки неравномерно покрывала щетина.

Лета опустилось рядом с ним на колени.

Я даже не знала, что он красит волосы, – сказала она. Она смотрела на его лицо. В лунном свете она могла различить крошечные вены в его глазах.

Если ты соберешься сбежать отсюда, ты мне скажешь? – спросила она.

Я не сбегу, – ответил Питер.

Я с тобой, если сбежишь, – произнесла она.

Он выглянул наружу на диск луны.

Я не достаточно быстр, чтобы обогнать это, – сказала он.

Она посмотрела на ротер в ухе Романа и знала, что грядет нечто большее, и она будет это ненавидеть так же сильно, как ненавидит, что ее лучший друг в коме, и на-

блюдать, как избивали ее первого парня, которого она любит всем своим телом. Она знала, чтобы он ни собирался сказать, это будет также ужасно, потому она сфокусиро– валась на светящемся медицинском приборе в ухе Романа и ждала.

Я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что, – начал Питер. – Завтра ночью, мне нужно чтобы ты пообещала, что с захода солнца ты будешь с кем-нибудь дома, и чтобы ни произошло не выйдешь до восхода. Всю ночь.

Что ты собираешься делать? – спросила она бессмысленно. Она точно знала, что он ответит и то, что он произнесет это вслух, ничего не исправит, значит, нет необходимо– сти слышать это.

Я собираюсь убить это, – сказал он.

Она едва могла слышать дыхание Романа выходящего из его носа.

Ты же знаешь, что ты просто человек, да? – спросила она. – Как и все мы. Мы просто люди.

Через час после заката, – начал Питер. – Ни при каких обстоятельствах не покидай дом. И ни при каких обстоятельствах не позволяй никому войти.

И что потом? В следующий раз я увижу тебя в тюрьме? Или на твоих похоронах? Я вообще увижу тебя после этого?

У Питера не было ответа на ее вопросы, а они сыпались так быстро, что его го– лова не могла работать над ответами достаточно быстро.

Я думаю, ты полон дерьма, – сказала она. – Я думаю, в вас обоих полно дерьма. Ты думаешь, я единственная, кому нужна защита? Чтож, посмотри на себя. Что должно случиться, чтобы ты понял, что это не какая-то игра? Это жизнь.

Питер все еще не отвечал: не потому что не было ответа, но потому что слишком устал, чтобы слушать самого себя. Вот что произойдет, два последних превращения снова случится завтра ночью, и весь город знал это. Только если он не убьет это. Эта штука знала кто он и не было ничего, что он мог сейчас сделать, чтобы оградить себя от бытия частью всего этого. Только если он не убьет это. В нем теперь был страх куда глубже страха клетки и это страх, что с ней случится то же, что произошло с двумя другими девушками, страха, что она будет еще жива, и увидит, как клыки и когти вгры– заются в ее живот, рвут его на части, с едой в желудке, младенцем и дерьмом, пока вся жизнь не вытечет из нее кровью. Только если он не убьет это. Эта жизнь – игра, с са– мыми высокими из возможных ставок, и потерять их выше его понимания. Он не был убийцей, он не хотел убивать никого, к черту все эти убийства.

Он искал нечто хрупкое, но не ценное, для пунктуации, а не страсти. Он выбрал настольную лампу и швырнул ее об пол. Лета испугалась этого насилия, который до– стиг желаемого эффекта, и он ненавидел этот эффект.

Либо ты сделаешь так, как я говорю, или ты никогда меня больше не увидишь, тупая маленькая сука, – произнес он.

Снаружи показался проблеск света; приехал ее отец. Лета отпустила руку Рома– на и стерла слезы со своих щек. Она встала и поправила юбку, посмотрела на Питера. Ее заплаканные глаза Годфри были красными и зелеными, как самое ужасное в мире Рождество.

После ее ухода, Питер присел на кровать Романа. Положил руку ему на голень и потряс его.

Тут никого кроме нас, цыплят – сказал он.

Раздался скрип и он обернулся, обнаружив Шелли стоящей в дверном проеме, не

осмеливающуюся вмешаться. Она смотрела на разбитую лампу, но ей не нужны были доказательства, чтобы понять – кому-то здесь делали больно. Питер молчал. Он накло– нился и снял один ботинок, затем его пару. Он подбросил один ботинок в воздух, затем второй, и она наблюдала, завороженная элегантностью, с которой он ими жонглировал в темной комнате.

***

Следующим утром, Питер проснулся от толчка своей матери. Его щека был пур– пурной и темное пятнышко запеклось на его губе, перед этим отпечатавшись ночью на подушке. Он хотел чувствовать себя лучше сейчас, чем прошлой ночью, к тому же его мама была тут, но его чувства не изменились. Вчера случилось, равно как и случится сегодня, и ничто не изменит эту огромную черную дыру неудачи.

Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она.

А как я выгляжу? – ответил он вопросом.

Она натянула на ладонь свой рукав и вытерла его губу.

Завтрак, – сказала она.

Оливия дала Линде власть над кухней, что тут же выразилось в куче предложе– ний блюд. Бывают времена, как эти, требующие от нас величайшей силы и сдержан– ности, они-то и убивали Линду прошлой ночью, потому что она не могла покормить своего ребенка. Шелли старалась кушать с чрезмерной деликатностью, чтобы компен– сировать увлечение едой, ставшее следствием ее нервов, но, тем не менее, ее ложка слишком часто стучала о края чашки с манной кашей, стоявшей перед ней. Когда их глаза встретились, Питер наклонил голову на один бок и приподнял противоположную наклону бровь, вызвав слабую улыбку, но когда он попытался улыбнуться в ответ, у него получилось лишь поморщиться из-за распухшего синяка. Оливия, в это время, спряталась за улыбкой в глазах и весело сплетничала о недавнем скандале с участи– ем знаменитости, словно довольная внезапным прерыванием своей рутины. Питер не знал, что заставило упыря стать неожиданно гостеприимной, и ему было все равно.

Его ум был занят реакцией Леты, когда он бросил лампу, и последним взглядом в глаза Роману, прежде чем он отвернулся от него и луной, которая теперь находилась на дру– гой стороне земли, но все еще могла оказывать громадное напряжение на его блуждаю– щие мысли.

После завтрака Оливия поднялась отвезти Шелли в школу. Линда взяла ее за

руку.

Твоя кухня, просто мечта, – сказала она.

Оливия, скромно:

Это зависит от того, кто готовит на ней.

Когда Питер и Линда остались одни, Линда отправилась к бару. Она вынула бу– тылку виски и приправила им свой кофе.

До фермы Тома и Кристал меньше дня пути, – сказала она. – Мы можем быть там до твоего превращения.

На его кружке была трещина, и он провел по ней ногтем.

А что если она следующая? – спросил он.

Они смотрели друг на друга: больше нечего сказать.

Питер отхлебнул из кружки. Когда он глотнул, его горло было, как угольное

ушко. Линда встала и подошла к нему, он обвил свои руки вокруг нее и зарылся лицом в складки ее живота и плакал и плакал и плакал.

К черту все эти убийства, – произнес он.

Кто-то вошел в столовую и Линда обернулась. Это был Роман. Он, казалось, не выражал удивления вторжению Руманчеков в его столовую в той же мере, как и люди, проявляющие глупость после пересыпания.

Который час? – спросил он.

ЧАСТЬ III

ВЕЧНЫЙ ВОЙ

Изгородь

Питер и Роман сидели на капоте «Ягуара», солнце было розовым сквозь деревья и тень от электрической подстанции медленно, тянулась к ним, напоминая формой локоть.

Я смогу идти следом? – спросил Роман.

Нет, – ответил Питер.

Роман выбросил окурок, в уже образовавшуюся кучу бычков и зажег еще одну сигарету.

Прости, что был такой занозой в заднице, – сказал он.

Не переживай насчет этого.

Роман посмотрел на пересечения путей на сортировочной станции и, расправив руки, рассматривал сплетения вен у локтей. Пути передачи железа.

Ты ее любишь? – спросил Роман.

Питер наклонился вперед, опершись локтями на колени.

Да, – ответил он. – Или типа того.

Бля-я, – сказал Роман.

Бля-я, – повторил Питер.

Они замолчали. Питер полез в карман, вынул отрывок «Базара Гоблинов» и вру– чил ему.

Что это? – поинтересовался Роман.

Я нашел это тут в прошлый раз, – сказал Питер.

Как думаешь, что это значит?

Питер не ответил. Он был занят попытками решения волчьей проблемы своими людскими навыками.

Зачем ты дал мне это? – спросил Роман.

Питер не сказал этого. Но если сегодня все пойдет через задницу, Роман будет единственным, кто пойдет дальше по следу. Боже, помоги нам. Он сменил тему.

Помнишь хоть что-нибудь, пока был в коме?

Нет, – ответил Роман. – Только чувства. У меня было чувство. Словно дежавю, но не оно. Как… что-то должно случиться, но я забыл что именно. Думаю, я узнаю это, когда увижу.

Он посмотрел на Дракона и теперь знал, ах, если бы он знал раньше. Что оно стоит для чего-то более могущественного и более важного, нежели что-либо связанное с именем Годфри, и смеяться над ним было бы огромной ошибкой.

Они молчали.

Бля– я, – сказал Питер.

Бля– я, – повторил Роман.

А затем, Питер почувствовал это. Услышал, что вот оно. Все начинается, ког– да ты слышишь его, в камнях и деревьях и небе. Слышишь, как называют тебя твоим тайным именем. Он сполз с капота машины и разделся. Распустил конский хвостик

и встал на четвереньки. Когда мудрый волк перестал отряхиваться и красный туман осел, он посмотрел на Романа. Вид он имел поплотнее, чем в прошлую луну; это поя– вился зимний мех.

Питер? – позвал Роман.

Волк посмотрел на него, но, не узнавая, а затем отвернулся в сторону. Он подо– шел к входу на завод с опущенной головой и принялся царапать дверь, просясь войти. Роман приблизился, впустил его внутрь и отошел назад, как только волк вошел, опу– стив нос к земле. Роман ждал в стороне; он наконец-то принял концепцию, что важной частью доблести является знать, когда ты мешаешься. Через минуту или две волк вер– нулся и, обнюхав выход, повернулся к сортировочной станции.

Есть след? – спросил Роман.

Волк поднял нос.

Нашел его?

Волк помчался через сортировочную станцию для древесины. Тут же стало ясно: ничто на двух ногах не в силах угнаться за ним. Роман наблюдал, как волк пробежал по грязной окраине двора и прыгнул через изгородь. Волоски на руках Романа встали ды– бом от прыжка волка: с чистотой бритвы и непревзойденным изяществом тот пронесся над оградой, его шерсть колыхалась, как ветерок над полем и, если бы его лапы никог– да больше не соприкоснулись бы с землей, Роман был бы также счастлив, как был бы счастлив наблюдая, что его друг научился летать.

Затем, быстрее Роман сумел проследить его путь, все накрылось пиздой. Волк издал болезненный визг и начал подкашиваться еще в воздухе, тело перевернулось ногами вверх и рухнуло в кусты. Скуля он поднялся, спотыкаясь, попытался двинуться к лесу, но его дрожащие ноги выводили пьяные пируэты, ударив его прямо об ствол березы.

Питер! – крикнул Роман, и побежал к изгороди.

Волк тряс головой и старался сделать еще несколько шагов, прежде чем его ноги окончательно сдались и распластались по земле.

Что случилось?! – кричал Роман, паника в его груди была настолько мощной, что он не понимал, что разговаривает с собакой.

Последняя конвульсия пробежала по телу волка, и он неподвижно застыл. Роман снова и снова выкрикивал имя Питера, но волк просто лежал, не шевелился. Его язык вывалился. Ребра поднимались и опускались. Длинный, тонкий шприц, теперь Ро– ман увидел его, торчал из его грудной клетки. Вот эта штука, чем бы она ни была, эта штука ранила его друга. Роман схватился за забор и начал подниматься. Наверху была колючая проволока, но он не думал так далеко. Он просто видел, что его друг беспо– мощно лежит за изгородью с длинным, торчащим из тела шприцом, и этого пока было достаточно для действия.

На землю!

В кустах раздался шорох и из них, несколькими ярдами дальше, появился чело– век, по другую сторону изгороди. Это был Чоссер. Она была одета в камуфляж – тем– ное хаки, пропитанное оленьей мочой, чтобы сбить собственный след – и держала винтовку с прицелом, на ее плечах висел рюкзак, и Роман понял, что ужалило волка: дротик.

Вы не понимаете, – начал он, все еще держась за изгородь.

Она остановилась, уперла приклад в плечо и прицелилась в него.

На землю! – скомандовала Чоссер.

Роман спрыгнул с забора на ноги.

Послушайте меня, – сказал он.

Не смотри мне в глаза! – крикнула она. – Сделай десять шагов назад. Держи руки так, чтобы я их видела. В глаза не смотреть.

Роман отвел взгляд.

Это не он.

Чоссер положила свою винтовку и рюкзак на землю подле Питера. Она не пока– зывала, что услышала сказанное им.

Я же сказал, это не он!

Откуда ты знаешь? – спросила она, меньше, чтобы поддержать беседу и больше для того, чтобы держать его занятым, пока она сделает то, что должна. Она может усыпить и его, если потребуется, но не хотелось бы чтобы дошло до этого. Для глаза, выстрел лишь геометрия, метраж и ветер, но для бьющегося сердца нажать на курок, держа в прицеле другое живое тело и смотреть, как оно бездвижно падает, не самое приятное чувство. Если ты, конечно, не психопат или мужчина.

Потому что… – начал Роман. Откуда он это знает? – Я был с ним в прошлый раз. Всю ночь.

Ты врешь, – сказала она. Расстегнула рюкзак.

Если навредишь ему, тебе конец! – пригрозил Роман. – Слышишь меня? Конец! – под– черкнул он патетически.

Он в порядке, – ответила Чоссер. – А если снова будешь мне угрожать, я переберусь через ограду и выбью все твои ебанные зубы.

Она вынула тонкое пластиковое кольцо из рюкзака и надела его на передние лапы Питера и затянула его. Роман прижал костяшки пальцев к своему лицу, сдержан– но и отчаянно.

Простите… – сказал он. – Но… я говорю вам, вы не знаете, что вы сейчас делаете.

Она затянула еще одни пластиковые наручники вокруг задних лап и выудила из рюкзака устройство из кожи и стали.

Это не Питер, – произнес Роман. – Мы выслеживали его. Вот зачем мы здесь. Чтобы взять след.

Она засунула язык Питера ему в пасть и, сомкнув его челюсти, надела устрой– ство. Намордник.

Сколько из того, что, как тебе кажется, ты знаешь, тебе рассказал он?

Роман беспомощно смотрел вверх на растекающиеся по небу кляксы ночи. Его нога ковыряла землю, отбрасывая в сторону комья грязи. Он резко щелкнул пальцами и решительно ткнул пальцами на свежие отпечатки лап.

Варгульф не оставляет следов! – заявил он.

Она, не отвлекаясь, затягивала ремни намордника.

Вы меня слышите? – вскричал он. – Питер оставляет следы, убийца – нет!

Их просто не нашли, – отозвалась она.

Роман направился вперед, к изгороди, и она предупреждающе положила руку на винтовку.

Это будет вашей виной, – сказал он. – Если будет еще одна сегодня, то по вашей вине.

Она, затянув ремни:

Роман, все, что может быть сделано с меньшим количеством предположений, стано-

вится напрасным с большим. Это не твой друг. Это не человек. Я знаю, тебе тяжело это принять, и, верю, что и ему тоже. Я верю, что ты хочешь найти монстра, и он тоже. Но лишь потому, что он не может знать про себя. Ты не можешь знать такое о себе и про– должать быть человеком.

Роман потряс головой.

Херня, – сказал он. – Просто какая-то херня.

Она проверила узлы на Питере еще раз и поднялась.

Это животное, – произнесла она. – Вот, что он такое.

Роман посмотрел на нее умоляюще. Она повторила свою команду о зрительном контакте.

Если вы ошибаетесь, сегодня ночью кто-то погибнет, – сказал Роман. – Разве вы не видите, что я просто стараюсь помочь? Почему вы не даете мне помочь?

Потому что ты не веришь в Господа, – ответила она.

Она вытащила из Питера дротик.

Пожалуйста, направляйся к своей машине и уезжай по своей воле. Я очень расстро– юсь, если ты вынудишь стрелять в тебя.

Какое-то время Роман оставался неподвижным, если не считать игру теней на его двигающихся челюстях. Затем он повернулся спиной к изгороди и побрел прочь.

Бог не хочет, чтобы ты был счастлив, Он хочет, чтобы ты был сильным, – сказала она ему вслед.

Она перевела взгляд на поистине блестящий образец под ее ногами, дышащий последними глотками свободы. Вопросы о правильности и справедливости в сторону, волк все равно умрет в клетке. Его вид не знает, как жить в них. Она опустилась на колено и поместила свои ладони на его грудь и живот и почувствовала его дыхание, позволив себе единственный момент жалости, прежде чем сделает то, что должно быть сделано. Смерть свободы оплакивают больше всего.

***

Фургон был припаркован в полумиле дальше от сортировочных путей. Чоссер, посидев несколько минут на заднем бампере и переведя дыхание, наклонилась вперед и затем вверх, потянувшись во весь рост. Больнее, чем должно быть, тащить груз так далеко. Она не знала было ли дело в ней или в ее задании, но нахождение на этом поле заставляло ее чувствовать себя моложе. Она поднялась закрыть дверцы, но останови– лась, взглянув на секунду на грязные лапы. Сомнения грызли, но метод преобладал: воспроизводимые наблюдения и измерения материалов явления. Здравомыслие науки

в апостольской потребности торговли с загадками мира, Бог есть самая необходимая гипотеза. Она заперла мудрого волка в фургоне.

Возьми же меч: его свет дает веру, его тяжесть дарует надежду, его острота несет ми– лосердие, – сказала она.

Она взглянула на реку. На другом берегу несколько фонарных столбов отража– лись в воде, создавая ряд повторяющихся восклицательных знаков – !!!. Она вынула телефон. Держала кончики пальцев на шее близ распятья, но, не дотрагивалась до него. Набрала номер.

Он связан, – произнесла она. – Готовьте постель.

Она завершила разговор и смотрела на тихо гаснущий свет экрана мобильного,

затем обошла фургон вокруг, подойдя к водительскому месту, и встретилась лицом к лицу с Оливией Годфри.

И, снова здравствуй, – сказала Оливия. Она одета в вечернее атласное платье, столь же белое, как и ее усмешка и Чоссер не могла понять, как нечто, столь абсурдно оде– тое, вдруг напугало ее, но это не приоритетно.

Чоссер вытащила из кобуры свой пистолет 38-го калибра и направила на Оли– вию. Стрелять в другое живое тело не так уж и просто.

Оливия смотрела на нее с приподнятой головой.

Крестик, что ты носишь, – начала она, – он не твоего ордена.

Миссис Годфри, – сказала Чоссер, – я дам вам лишь одну возможность медленно положить ваши руки на капот, и если вы сделаете хоть один шаг в мою сторону, я убью вас.

Оливия склонила голову набок.

Святой Иуда. О, Маленькая Мышка: Почему ты чувствуешь себя такой запутавшей– ся?

реке.

Она шагнула вперед. Ее платье переливалось, как отблеск поднявшейся луны на

***

И, Питер проснулся.

Он не знал, что случилось или где он находился. Он не знал ни хрена об этой херне. Не тот путь, которым нужно идти по жизни, подумал он. Он сфокусировал– ся. Он был голым и в незнакомой комнате – но он был здесь и раньше – он был в ком– нате для гостей в Доме Гофдри. И кто-то стоял рядом с ним. Роман. Роман ждал, пока он проснется. Это было в его позе и взгляде. У Романа были плохие новости.

Питер попытался сесть, но это было не просто. Он услышал тяжелый стон и понял, что он исходит от него. Попытался определить последнее, что помнит, но это было, как смотреть под водой: ничто не похоже на реальные вещи и любая тварь может сожрать тебя там.

Мое сердце действительно надрывается из-за Питера. Он не заслужил ничего из этого, я с большой меланхолией описываю его, мочащимся на дерево, или алмазы

решетки от гамака на его спине или его манеру затягивать волосы на лице, чтобы быть похожим на кузена Итта, или как он гонит белку – оп, слишком медленно! – до оврага, потому что знаю, что он не заслужил ничего из происходящего. Питеру нравится быть Питером, его жизнь, как палитра красок, выплеснутая на холст дня – завораживающе разная и непредсказуемая картина. Он не заслуживает… И, нельзя сказать, что это его вина.

Что случилось? – спросил Питер, с тяжелым чувством, будто к его словам были при– вязаны огромные мешки с песком.

Алекса и Алиса Сворн – ответил Роман. – Варгульф добрался до дочерей шерифа.

Питер посмотрел в потолок. Он не знал, что делать с этой информацией; это не уважительный способ идти по жизни. Затем он резко схватил Романа за руку и крик– нул:

Линда!

Бог не хочет, чтобы ты был счастлив,

Он хочет, чтобы ты был сильным

Когда Роман проезжал Килдерри парк, он увидел струйку черного дыма, ис– ходящего откуда-то из низины холма, у него засосало под ложечкой. Он торопился, но добравшись до дома Руманчеков, увидел ничего, кроме сожженного дотла остова

трейлера. Выбрался из машины и встал так близко к черному и обгоревшему металлу, насколько позволяла доносившаяся жара. На земле ковром распластался пепел и му– сор, и воздух что-то стукнул об его куртку. Он поднял это, зажав пальцами; опаленный фрагмент картинки «Снуппи», некогда красовавшийся на дверце холодильника. Роман осмотрелся и отвернулся от трейлера. Маленькое зеркальце, сломанное, лежало на земле, раскрытое, как ракушка. Оно треснуло и мутно отражало черный дым в белизне облаков.

Зазвонил его телефон. Питер. У Дестини было видение – Третий Глаз – и она увезла Линду ночью. Они находятся в городе.

На что это похоже? – спросил Питер.

На последний раз, когда Шелли делала тосты, – ответил Роман. – Возможно, коктейль Молотова. Или граната.

Питер молчал. Затем произнес:

Что случилось прошлой ночью?

Я не знаю, – сказал Роман. – Последний раз, когда я тебя видел, ты лежал на земле, и Чоссер собиралась забрать тебя, а я ничем не мог помочь. И я уехал, просто ехал вдоль реки, пока не придет что-нибудь на ум, и тут позвонила мама и сказала возвращаться домой и присматривать за тобой. Я приехал домой, ты был уже там. Ее не было. Она еще не вернулась?

Нет, – ответил Питер.

Чтож, похоже, я не привезу тебе сменную пару носков. – Он потер лицо и заметил, что на руках остались черные следы копоти. – Я видел, как ты превращался обратно сегодня утром.

Снова пауза.

Да?

–Да. Это… это было… красиво.

Ладно, – сказал Питер.

Я не педик! – отозвался Роман. Он повесил трубку, заметив темную фигуру в боко– вом зеркале машины, и повернулся, чтобы увидеть кота, сидящего неподалеку от него. Животное смотрело на него, пламя лизало мениски его глаз. Роман взглянул на кота.

Тот смотрел на его лицо загадочно и неописуемо, как сама ночь. Роман шагнул вперед, расставив руки на уровне колен, и быстро схватил ими кота.

***

Питер повесил трубку и заметил себя в том же зеркале, что и прошлой ночью, думая, что какое отражение оно покажет на утро после Снежной Луны. Бесполезно, ничего кроме лица мрачного и серого, на день старше. Лицо без мыслей. У него была одна. Чьим сыном он был? Он сильно шлепнул себя ладонями по голому животу и, спустившись на кухню, подошел к холодильнику. На нижней полке лежало двадцать две унции говядины, в мокрой и красной от крови бумажной обертке. Он поставил металлическую сковороду на плиту и повернул ручку газа на максимум, вытащил мясо из бумаги. Подождал минуту, пока сковорода достаточно прогреется, прежде чем бро– сил в нее стейк, который тут же издал жгучий крик, крик, словно был живой и умирает только что. Он дал ему лишь несколько секунд обжариться и, схватив руками, пере– вернул. Затем выключил пламя, убрал сковороду и взял стейк в руки. Его поверхность стала коричневой, но изнутри сочился красный сок и внутри он был все еще розовым, и когда он откусил первый кусок, центр его казался практически пурпурным. Да да да да да да да да. Он едва успевал жевать и глотать, прежде чем откусить новый кусок,

и следующий. Сок стекал вниз по его рукам и подбородку и волосам его торса. Жадно держа мясо обеими руками, и отводя голову назад, чтобы было удобнее его рвать зуба– ми, он заметил, что Лета стоит у входа.

Питер остановился, его лицо блестело, и кроваво-жирные струйки сбегали по его груди. Ни один из них не знал что сказать. Вечная загадка: о чем может думать человек в любой момент жизни. Затем, движимый безымянным стимулом, он бросил стейк на пол, и они прильнули друг к другу, крепко обнявшись.