Текст книги "Врангель"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

Со столь ничтожными ресурсами нельзя было не только надеяться победить остальные 49 российских губерний, но даже сколько-нибудь долго удерживать Крым.

Врангель вспоминал, какими, подчас жестокими, способами приходилось действовать:

«Генерал Кутепов железной рукой приводил свои войска в порядок, беспощадно предавая военно-полевому суду и подвергая смертной казни грабителей и дезертиров. Местные либерально-общественные круги во главе с симферопольским городским головой Усовым стали генералу Кутепову в оппозицию, предъявляя от имени общественности протесты против смертной казни и т. д. Я предложил городскому голове на другой день прибыть в Севастополь. Сообщая о его выезде, либеральная пресса намекала, что в связи с вызовом симферопольского городского головы к Главнокомандующему ожидается ряд перемен в высшем командовании, что главным командованием, вероятно, приняты будут меры против самовольных действий некоторых высших чинов и т. п.

Городской голова вошел в мой кабинет с видом победителя. Но, видя, что я не подаю ему руки и не прошу сесть, заметно смутился.

– Я знаю о неладах Ваших с генералом Кутеповым, являющимся исполнителем моих приказаний, – сказал я. – Я не хочу разбирать вопроса, кто прав. Я ли, дающий эти приказания, или Вы. На мне лежит ответственность перед армией и населением, и я действую так, как мой ум и моя совесть мне повелевают. Вы на моем месте действовали бы, конечно, иначе, однако судьба во главе русского дела поставила не Вас, а меня, и я поступаю так, как понимаю свой долг. Для выполнения этого долга я не остановлюсь ни перед чем и без колебания устраню всякое лицо, которое мне в выполнении этого долга будет мешать. Вы протестуете против того, что генерал Кутепов повесил несколько десятков вредных армии и нашему делу лиц. Предупреждаю Вас, что я не задумаюсь увеличить число повешенных еще одним, хотя бы этим лицом оказались Вы.

Господин Усов вышел из кабинета как в воду опущенный. Через день газеты сообщили, что „вернувшийся из Севастополя симферопольский городской голова отказался сообщить подробности своего разговора с Главнокомандующим“. Еще через несколько дней те же газеты сообщили, что господин Усов тяжело заболел и подал в отставку».

Бывший жандармский генерал Е. К. Климович, имевший большой опыт борьбы с революционным движением, был назначен начальником Особого отдела штаба главнокомандующего. Врангель считал Климовича «весьма дельным и честным человеком» и очень высоко ценил его работу, приводя в доказательство тот факт, что была перехвачена радиограмма, отправленная в Москву севастопольским большевистским подпольем, с требованием «выслать срочно ответственных работников, так как таковых в Крыму не осталось». «Блестящая аттестация генералу Климовичу», – резюмировал Петр Николаевич.

Начало правления Врангеля ознаменовалось казнями в тылу. Было повешено и расстреляно несколько десятков человек, в том числе члены крымско-татарской мусульманской группы, выступавшие за независимость Крыма и сотрудничавшие с большевиками, матросы-севастопольцы, обвиненные в подготовке восстания, 13 участников подпольной организации в Симферополе, члены городского комитета большевиков Керчи и руководство ялтинского комсомола. Десять из пятнадцати осужденных по делу Союза коммунистической молодежи Ялты были повешены Кутеповым. На фронте расстреливали значительно чаще, но точной статистики здесь нет. Под расстрел попадали прежде всего коммунисты, а также лица, уличенные или заподозренные в активной помощи красным.

Тем не менее публичные казни барон запретил, чтобы не волновать население. Между прочим, большевики, расстреливавшие людей куда более щедро, чем белые, никогда не производили публичных казней, посему у них не в ходу была казнь через повешение. Точно так же красные никогда не пороли крестьян, равно как и других подозреваемых в контрреволюционной деятельности, тогда как карательные отряды белых широко практиковали, наряду с расстрелами и виселицами, порку крестьян. Это вызывало у крестьян неприятные ассоциации с временами крепостного права, да и более поздними, когда порка была самым обыденным видом наказания со стороны ненавистных помещиков.

К 1 августа 1920 года в тюрьме в Севастополе находилось 90 человек, заподозренных в большевизме, а в Симферополе – 160. Два месяца спустя, 1 октября, в Севастополе содержалось 190 политзаключенных, а в Симферополе – 373.

Происходили аресты и членов небольшевистской оппозиции. Так, был арестован народный социалист А. П. Лурья (Лурье), соредактор либеральных «Южных ведомостей», а также правые эсеры – товарищ председателя рабочего клуба союза моряков Пчелин, секретарь клуба Рулькевич, член правления Талонов. И. Е. Марков, известный крымский эсер, был убит якобы при попытке к бегству. Его гибель вызвала большой шум в прессе, и двое непосредственных убийц получили по 20 лет каторжных работ, а вот его организатор, войсковой старшина В. И. Кривошеев, отделался четырьмя месяцами заключения в крепости.

Одиннадцатого мая Врангель приказом установил новое административное наказание: «Высылка в Советскую Россию лиц, изобличенных в явном сочувствии большевизму, в непомерной личной наживе на почве тяжелого экономического положения края и пр.». Введение этой меры главнокомандующий в мемуарах обосновывал тем, что «число тюрем было весьма ограничено и не могло вместить всех осужденных». Но широкого применения высылка не получила и коснулась лишь нескольких десятков лиц, «изобличенных в явном сочувствии большевизму». Она действовала скорее как угроза, поскольку многим деятелям небольшевистской оппозиции в Советской России угрожали тюрьма или смерть.

В сентябре Врангель объявил широкую амнистию как уголовных, так и политических преступников. По свидетельству прокурора И. М. Калинина, были освобождены даже люди, состоявшие в нелегальной организации, переправлявшей желающих через линию фронта на советскую сторону.

В газетах стали обычными объявления: «Жительницу города Севастополя Зинаиду Александровну Сосновскую, изобличенную в явном сочувствии большевикам, как бывшую сотрудницу большевистской газеты „Известия“ и высказывающуюся всегда за избиение офицеров и духовенства… – выслать; надворного советника Кузанова Петра Соломоновича, двукратно служившего большевикам, приговоренного к 20 г. каторги и помилованного, но продолжающего сочувствовать большевикам, – выслать» и т. п.

Председателя Крымпрофа и Севастопольского совета профсоюзов, товарища председателя городской думы Севастополя, почетного мирового судью Н. Л. Канторовича должны были выслать в Советскую Россию 23 августа. Но гласные думы М. К. Рыбарский и Н. И. Емельянов добились аудиенции у Врангеля, убедили его, что Советы наверняка посадят Канторовича, а то и расправятся с ним еще более жестко, и добились, чтобы профсоюзного деятеля выслали в Грузию или Константинополь – на его выбор. 15 (28) сентября на пароходе «Возрождение» Канторович, не раз сидевший еще при царе, вместе с семьей отплыл в Грузию. Вместе с ним выслали товарища председателя союза металлистов С. Г. Тимченко, секретаря союза И. Е. Дьяченко и еще нескольких профсоюзных активистов.

По обвинению в связях с Москвой были ликвидированы Центросоюз – главный кооперативный орган Крыма, подчинявшийся московскому Центросоюзу, и его отделения.

В первые недели после принятия Врангелем власти положение в Крыму было критическим. Полуострову грозил голод. При годовой потребности в девять миллионов пудов зерновых на складах имелось всего 130 тысяч пудов муки. Весной армия снабжалась за счет остатков кредита в 14,5 миллиона фунтов стерлингов, предоставленного Англией еще Деникину.

Я. А. Слащев вспоминал тогдашнюю атмосферу: «…Крым был наводнен шайками голодных людей, которые жили на средства населения и грабили его. Учета не было никакого, паника была полная. Каждый мечтал только о том, чтобы побольше награбить и сесть на судно или раствориться среди незнакомого населения».

В таких условиях Врангель хотел лишь «сохранить честь вверенного армии Русского знамени». Он полагал, что «в осажденной крепости должна быть единая власть – военная». Главнокомандующий стремился облегчить тяготы, которые население несло от армии, издавая приказы, запрещавшие самовольные реквизиции лошадей, скота и продовольствия, а также регламентирующие постой войск. Но в условиях дефицита практически всех предметов снабжения эти приказы если и соблюдались, то только в Севастополе, Симферополе, некоторых других крымских городах, где и так мало что можно было реквизировать, но не на фронте в Северной Таврии. С первых же дней своего правления генерал Врангель начал принимать меры против грабителей и насильников в армейских частях. Сообщая в приказе от 27 марта о расстреле солдата-грабителя, барон прибавил: «Ходатайство о помиловании мною отклонено. Впредь осужденным за грабежи и их родственникам с таковыми ходатайствами ко мне не обращаться». Суровые приговоры касались не одних солдат. Например, 22 сентября в Симферополе был расстрелян полковник за похищение лошадей у извозчика с нанесением ему ран.

В апреле было издано несколько приказов, запрещавших самочинные конфискации у местных жителей.

Приказ главнокомандующего по гражданскому управлению от 10 мая установил правила снабжения войск у населения:

«…категорически запрещаю всякие реквизиции продуктов, скота, лошадей, перевозочных средств и т. д. у местного населения, как вызывающие постоянные нарекания и жалобы.

Реквизиции в порядке указанного выше приказа могут быть допущены только в случае особой крайности, как исключение, с разрешения начальника Управления снабжения и особыми комиссиями с участием чинов интендантского ведомства и представителя Государственного контроля.

Для обеспечения войск продовольствием, необходимыми предметами, а также перевозочными средствами ПРИКАЗЫВАЮ:

1. В случае невозможности достать для части продукты, предметы первой необходимости войскового обихода, перевозочных средств и т. д. путем покупки или найма войсковые части должны обращаться к местной администрации (городской или сельской), которая и обязана, по разверстке между населением, поставить необходимое к назначенному времени.

2. За всё полученное войсковые части обязаны немедленно уплачивать владельцам или администрации, в зависимости от того, кто будет уполномочен жителями сдавать продукты и пр. войсковой части, наличными деньгами или чеками…»

Это и другие подобные распоряжения во многом оставались на бумаге. Так, в приказе от 27 июля Врангель вынужден был признать:

«…войсковые части, занимая целый ряд бывших Советских имений, до приема их в казенное Управление соответствующими органами земледелия и землеустройства, реквизируют все запасы хлеба, фуража, скота (даже племенного) и т. д. для собственного потребления, а также распродают захваченное.

Такие действия со стороны войск, причиняя неисчислимый ущерб хозяйству и казне, вызывают справедливое негодование со стороны людей, обслуживавших эти имения, и являются преступными».

Хотя главнокомандующий и приказал «всем принять решительные меры к прекращению подобных расхищений и уничтожения богатства страны и предавать виновных Военно-Полевому Суду», однако нет данных о том, что кто-либо был осужден за такого рода реквизиции, совершавшиеся с ведома старших начальников.

И. М. Калинин, бывший начальник военно-судной части Донского корпуса, отмечал в мемуарах: «Не прошло и недели с начала наступления, как ходоки из деревень „завоеванной“ Северной Таврии запрудили все учреждения Крыма с жалобами на самочинные реквизиции лошадей, упряжи и „тачанок“ (телег), а иногда и на грабежи». Поэтому от военно-судных комиссий, по его словам, получилось «не много проку»: «Организация их была чересчур сложна и нецелесообразна. Председателями для большего весу и авторитета назначались заслуженные строевые генералы; членами комиссий, в числе шести, – строевые штаб– и обер-офицеры, юристы и не юристы. Только делопроизводителем комиссии назначался офицер или чиновник обязательно с юридическим образованием… В председатели комиссий попадали или робкие люди, совершенно не понимавшие своей роли, или громовержцы, возомнившие о себе свыше меры. Одни бездействовали, другие проявляли усердие не по разуму. Одни распустили своих подчиненных, другие гнули их в бараний рог, рассматривая свою комиссию как строевую часть. Члены комиссий никак представить не могли, как это им придется хватать своих старых товарищей и судить их за те деяния, в которых каждый из них был сам грешен тысячи раз… Намерение вождя создать белую чеку (ЧК. – Б. С.) дляискоренения преступности потерпело крах».

Из-за такой корпоративной солидарности число вынесенных обвинительных приговоров было мизерным. И казаки, и добровольцы активно выгораживали своих. Вместе с тем, как подчеркивает Калинин, «самый факт существования военно-судебных комиссий, конечно, действовал оздоровляюще на войска».

По свидетельству доктора Аитова, ездившего осенью в Крым для передачи от французов санитарного снабжения, «войско Врангеля дисциплинировано, не грабит, не бесчинствует, солдаты накормлены». В. А. Оболенский также подтверждает, что армию удалось взять в руки и жалобы населения на ее бесчинства почти прекратились.

Во всех городах вводилась карточная система снабжения хлебом в зависимости от наличных запасов. Городские органы должны были выдавать по карточкам «не более одного фунта на едока в сутки». При такой норме, как писал Врангель, можно было «дотянуть при существующих запасах муки до нового урожая». Врангель запретил даже изготовление сладких кондитерских изделий. Предусматривалось также при выпечке хлеба обязательное добавление в ржаную или пшеничную муку 20 процентов ячменя. Войскам запрещалось брать хлеб из частных лавок – за этим должны были следить начальники гарнизонов. Армия получала хлеб из своих пекарен, на которые карточная система не распространялась.

Правительственные агенты в деревнях уплачивали 75 процентов закупочной цены зерна деньгами, а в счет остальных 25 процентов, предполагалось, крестьяне могли получить из лавок Управления торговли и промышленности мануфактуру и сельскохозяйственные орудия, что не всегда обеспечивалось. Закупленные зерновые поступали на рынок, что понижало рыночную цену хлеба.

Тринадцатого июля ввиду улучшения продовольственного положения карточная система снабжения хлебом была отменена.

Дабы уменьшить дефицит продовольствия путем использования рыбных ресурсов Черного моря и под предлогом привития населению Крыма православных ценностей были введены как для армии, так и для населения три постных дня в неделю. Запрещался вывоз за пределы Крыма хлеба, рыбных продуктов и различных жиров. В то же время врангелевское правительство стремилось импортировать продовольствие: солонину и мясные консервы – из Болгарии, жиры – из Константинополя и т. д.

Врангель издал ряд приказов против спекулянтов. 19 мая, например, он призвал к бойкоту торговцев, «непомерно повышающих цены», и к образованию союзов потребителей.

Но 12 сентября в очередном приказе главнокомандующему пришлось констатировать: «…вместо отказа от приобретения продуктов по спекулятивным ценам и активного противодействия безудержной алчности отдельных лиц посредством организации кооперативов, общественных лавок, столовых, хлебопекарен и т. п. население покупает эти продукты, и в том числе даже не являющиеся предметами необходимой потребности, по любым ценам и, таким образом, само потворствует интересам преступной наживы. Более того, некоторая часть населения занимается усиленной скупкой ценностей и иностранной валюты и, содействуя тем самым не вызываемому разумными основаниями обесценению нашего рубля, затрудняет работу Правительства в области финансовой и продовольственной политики. Между тем переживаемый исключительный момент Русской истории властно требует крайнего напряжения сил всех граждан вообще и каждого в отдельности и не допускает бездеятельного и безучастного отношения общества к вопросам государственного значения в то время, когда на его защиту на фронте проливается кровь лучших наших сынов».

Барон упорно не желал понимать, что голод не тетка – купишь продукты по любой цене. Он также отказывался принять то, что очень многие не верили в прочность белого Крыма и спешили, если была такая возможность, обзавестись валютой и ценностями, чтобы было на что существовать в эмиграции. К тому же крупные экспортно-импортные дельцы перехватывали львиную долю продовольствия, поскольку, в отличие от государственных организаций, платили не бумажными деньгами, а дефицитными промышленными товарами (сельскохозяйственный инвентарь, ткани, обувь, керосин, спички, мыло).

Всё же в Крыму и Северной Таврии осенью 1920 года было заготовлено достаточно зерна, мяса и растительного масла, чтобы более или менее благополучно дотянуть до урожая 1921 года.

Врангель также начал перестройку системы управления. Приказом от 29 марта он объявил «Положение об управлении областями, занимаемыми Вооруженными силами на Юге России», гласившее:

«Правитель и главнокомандующий вооруженными силами на Юге России обнимает всю полноту военной и гражданской власти без всяких ограничений. Земли казачьих войск независимы в отношении самоуправления, однако с полным подчинением казачьих вооруженных сил Главнокомандующему.

Непосредственно Главнокомандующему подчиняются:

помощник главнокомандующего,

начальник его штаба,

начальник военного управления,

начальник морского управления – он же командующий флотом,

государственный контролер,

начальник гражданского управления, ведающий: внутренними делами, земледелием и землеустройством, юстицией и народным просвещением,

начальник хозяйственного управления, ведающий: финансами, продовольствием, торговлей и промышленностью и путями сообщения,

начальник управления иностранных сношений.

Все эти лица составляют при Главнокомандующем совет, имеющий характер органа совещательного».

Этот совет, преобразованный затем в правительство Юга России, продолжал оставаться совещательным органом. Председательствовал на заседаниях обычно помощник главкома генерал П. Н. Шатилов, а затем прибывший в Крым А. В. Кривошеий, 24 мая назначенный помощником главнокомандующего и правителя по гражданской части. Шатилов же стал начальником штаба главнокомандующего. 15 июня генерал Врангель учредил Управление торговли и промышленности и Управление земледелия и землеустройства.

Барон ввел при командирах корпусов должности начальников гражданской части, которые наделялись правами губернаторов. Подчиняясь командиру своего корпуса, такой чиновник получал руководящие указания из Севастополя, от начальника Гражданского управления. Однако уже в конце июля 1920 года гражданские части были расформированы, так как их деятельность «вносила на местах излишний параллелизм, путаницу и неразбериху». Фактически власть осталась у военачальников, которые, в частности, самостоятельно решали вопросы снабжения войск за счет местного населения, игнорируя попытки начальников гражданской части как-то упорядочить реквизиции.

Деятельность контрразведок, являвшихся при Деникине «самым преступным элементом» Белого движения, была поставлена под прокурорский надзор. В целях повышения эффективности работы и исключения злоупотреблений из их ведения изымались дела неполитического характера и передавались в уголовный розыск.

Врангель издал приказ от 6 апреля, согласно которому воинские начальники лишались исключительного права возбуждать уголовные дела против своих подчиненных. Предание суду теперь должно было производиться не по усмотрению начальства, а путем непосредственного внесения военно-прокурорским надзором обвинительного акта в суд с сообщением о том начальству обвиняемого для объявления в приказе. Исключение из этого правила было сделано лишь для высших начальников (на уровне командиров дивизий и корпусов): для их привлечения к суду необходимо было согласие их начальства или главного военного прокурора.

Приказами от 14 апреля и 5 мая при начальниках гарнизонов и комендантах крепостей, при штабах корпусов, дивизий и отдельных бригад были созданы военно-судные комиссии, независимые от местного строевого начальства и подчиненные непосредственно главному военному прокурору. Они должны были рассматривать все дела о кражах, незаконных реквизициях и действиях, причиняющих стеснения местным жителям. Суду этих комиссий подлежали как военнослужащие, так и гражданские лица. Приговор утверждался соответствующим военным начальником. В случае несогласия они должны были передать дело на рассмотрение в корпусной или апелляционный военно-окружной суд. Приказом от 3 июня в состав военно-судных комиссий были включены по два крестьянских представителя от волостного земства с правом совещательного голоса.

Полковник И. М. Калинин вспоминал: «Открытые, вопиющие грабежи удалось сократить. Но насаждение законности в войсках осталось невыполнимым благим пожеланием вождя».

Тот же Калинин хорошо описал возникшую перед властью дилемму, когда, с одной стороны, для поддержания порядка надо было наказывать за грабежи, а с другой – войска не получали централизованного снабжения: «Генерал Ронжин (главный военный прокурор Вооруженных сил Юга России, а впоследствии и Русской армии. – Б. С.) явился в ненавистный ему штаб как грозный судия, держа в руках карающий меч правосудия. Велико же было его изумление, когда он узнал, что карать, пожалуй, и не придется, так как самовольная реквизиция лошадей и подвод вызывалась исключительно боевой необходимостью. Или отнимать лошадей и идти вперед, или ни у кого ничего не тронуть и отступать в Крым, – другой альтернативы у донцов не существовало, когда они столкнулись с неприятелем. Дальнейший месяц войны показал, что эта альтернатива постоянно стоит перед всей врангелевской армией, не имеющей никаких запасов».

На военно-судные комиссии была возложена обязанность возмещать населению стоимость реквизиций. Однако большого восторга от этого пострадавшие не испытывали, поскольку возмещение производилось стремительно обесценивавшимися врангелевскими бумажными деньгами. Поскольку французский заем получить так и не удалось, единственным способом покрытия бюджетного дефицита была эмиссия дензнаков, что вело к стремительному росту инфляции. Денег постоянно не хватало. Только за месяц с 15 сентября по 15 октября правительство дало Феодосийской экспедиции наряд на печать знаков на сумму 60 миллиардов рублей, а выполнен этот наряд был лишь на ³Д Всего с апреля по октябрь 1920 года Феодосийская экспедиция напечатала купюры номиналом от 100 до десяти тысяч рублей на общую сумму в 176 869 295 тысяч рублей и так и не выпущенные в оборот 25-тысячные купюры на сумму около шести миллиардов рублей. Общая эмиссия, таким образом, составила около 183 миллиардов рублей, то есть на каждого жителя Крыма и Северной Таврии приходилась примерно 61 тысяча рублей. А купить на них в сентябре в Севастополе можно было, например, 61 арбуз или 305 фунтов хлеба. С учетом того, что врангелевская эпопея продлилась около семи месяцев, этих денег могло хватить в среднем на полтора фунта хлеба на человека в день, что означало полуголодное существование даже с учетом того, что крестьянство жило по большей части натуральным хозяйством. Врангелевскими купюрами были завалены помещения всех банков и финотделов в Крыму. Недоверие населения к ним было вполне оправданно: вошедшими в Крым большевиками эти банкноты, равно как и деньги, выпущенные при Деникине, были сразу же изъяты из обращения.

К 8 апреля П. С. Махров подготовил для Врангеля доклад, в котором был подведен итог деникинского правления и намечены «новые пути, методы и средства к тому, чтобы продолжать борьбу с надеждой на успешное ее окончание».

Махров утверждал: «Все данные указывают, что подавляющая часть русского народа почти исцелилась от большевистской заразы; ненавидит советскую власть и с радостью пойдет за той властью, которая, освобождая народ от большевистского ига, осуществит ожидаемые народом чаяния».

В числе этих чаяний, «навсегда вкоренившихся в народную душу», он называл: «1) земля, 2) народоправство, 3) лозунг „Долой гражданскую войну“, 4) рабочий вопрос, 5) восстановление гражданского порядка и законности…»

Для привлечения народных масс на сторону белого правительства Крыма начальник штаба главнокомандующего предлагал провести ряд мер по реализации этих лозунгов. По его мнению, крестьяне должны быть дополнительно наделены землей, ликвидировано крупное землевладение, в противовес социалистам сохранен незыблемым принцип собственности и укреплен юридическим порядком с выдачей официальных документов («выкуп и „бумаги с орлом“»).

Для осуществления идеи участия всего народа в управлении страной надлежало:

«1) В декларации Верховной власти подтвердить, что задачей внутренней политики ставится созыв Всероссийского Учредительного Собрания.

2) Во исполнение сего объявить о выборах 30 членов этого Собрания, положенных от Крыма, и немедленно к этим выборам приступить.

Эти члены Учредительного Собрания должны быть привлечены к участию в работе Правительства, с предоставлением им совещательного голоса.

По мере очищения соседних областей от большевиков должны выбираться члены Учредительного Собрания от них».

Что касается отношения к различным областям Российского государства, заявляющим права на ту или другую степень самостоятельности, то тут, по мнению П. С. Махрова, нужно декларировать «лозунг федеративности и единства России (что совершенно не противоречит одно другому, как то мы и видим в Америке и Швейцарии)». Этот лозунг должен был выражаться в том, «что области, в которых сконструировала^ власть, будут входить в наше государственное объединение, борющееся с большевиками, как свободные и равные члены, но под… единой верховной властью Правителя в отношении единства командования армией и флотом, единства иностранных сношений…».

В докладе было предусмотрено осуществление в Крыму нескольких конкретных внутриполитических мер вроде возобновления деятельности органов земского и городского самоуправления с использованием их для решения вопросов снабжения армии и упорядочения экономического и санитарного состояния тыла, а также для фактического хозяйственного контроля; посещения главнокомандующим земского съезда в Симферополе с целью «показать свое сочувствие общественности»; созыв специального крестьянского съезда для обсуждения земельных нужд…

Были названы важнейшие мероприятия по решению рабочего вопроса:

«1) Подтверждение восьмичасового рабочего дня.

2) Пересмотр существующих и издание нового закона об обеспечении и выдаче пенсии потерявшим трудоспособность и за выслугу лет за счет предприятий…

3) Пересмотр законов об охране детского и женского труда.

4) Введение третейских судов и примирительных камер.

5) Открытие богаделен для инвалидов труда и приютов для сирот рабочих, содержание которых должно быть отнесено на счет казны.

6) Содействие и укрепление развития профессиональных организаций и культурно-просветительной работы среди рабочих.

7) Поручение начальнику Управления снабжения разработки вопроса о хотя бы частичной натурализации труда для крупных предприятий, так как иначе требование повышения заработной платы будет расти непрерывно…»

По поводу того, что народ уже устал от правления большевиков, Махров отчасти был прав. Продразверстка и тотальный дефицит эпохи военного коммунизма всех изрядно достали. Однако чаяния масс были скорее анархического свойства. Они хотели, чтобы их по возможности не трогала никакая власть, и не склонны были доверять белым, которые, по их мнению, хотели под флагом неприкосновенности частной собственности вернуть землю помещикам.

Говоря о том, что крестьяне желают иметь дополнительную землю за выкуп, начальник штаба Врангеля либо добросовестно заблуждался, либо просто стремился подстроиться под мнение, которого придерживался сам барон. На самом-то деле крестьяне мечтали получить землю, оформленную гербовой бумагой, но без всякого выкупа. Судьба помещиков их никогда не волновала. В крайнем случае они готовы были согласиться на то, чтобы государство выплачивало помещикам компенсацию за отданную крестьянам землю, но сами платить не собирались.

В целом Врангель стал осуществлять ту программу, которую наметил Махров. Только он предпочел отказаться от термина «Учредительное собрание», поскольку он был дискредитирован в народе после бесславного конца разогнанной большевиками в январе 1918 года «Учредиловки». Поэтому Петр Николаевич предпочитал говорить о будущем Общероссийском собрании. Он также не рискнул проводить выборы в это собрание до завершения Гражданской войны. В условиях провозглашенной самим же Врангелем военной диктатуры подобные выборы стали бы фикцией.

С рабочими же в Крыму Врангель достиг определенного modus vivendi:он допустил деятельность профсоюзов, готов был вести с ними переговоры об условиях труда рабочих и санкционировал ускоренное повышение оплаты их труда по сравнению с зарплатой государственных служащих, чтобы она не слишком отставала от инфляции. Кстати сказать, профсоюзным деятелям в случае, если они будут заподозрены в саботаже, угрожала высылка в Советскую Россию. А там большинству из них, симпатизировавших меньшевикам, грозила тюрьма. Таким образом, посредством своего рода социального подкупа, а также шантажа тем, что в случае забастовок их организаторы будут отправлены на фронт, Врангелю удалось обеспечить классовый мир в тылу и снять угрозу рабочих воестаний в Крыму, вполне реальных в последние недели пребывания у власти Деникина. Внутренний порядок в тылу нарушали только отряды «зеленых», к которым примыкали и «орловцы»; но рабочих среди них почти не было, а преобладали дезертиры из белой армии. Сыграл свою роль и разгром Климовичем большевистского подполья.

Вот как передавал В. В. Шульгину Врангель свои первые чувства после принятия власти:

«Я всегда думал так… Если уж кончать, то, по крайней мере, без позора… Когда я принял командование, дело было очень безнадежно… Но я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие, которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно… Словом, прекратить кабак… Вот первая задача…

Ну, эта первая задача более или менее удалась… и тогда вдруг оказалось, что мы можем еще сопротивляться… Оказалось то, на что, в сущности говоря, очень трудно было рассчитывать. Мы их выгнали из Крыма и теперь развиваем операции… Но я должен сейчас же сказать, что я не задаюсь широкими планами… Я считаю, что мне необходимо выиграть время… Я отлично понимаю, что без помощи русского населения нельзя ничего сделать… Политику завоевания России надо оставить…