Текст книги "Врангель"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

Обещание, данное Врангелем главнокомандующему, было выполнено: «Неотступно преследуя противника, моя конница в самых тяжелых условиях пересекла безлюдную и безводную калмыцкую степь, преодолела ряд укрепленных и отчаянно оборонявшихся противником рубежей и подошла к Царицыну, „Красному Вердену“ [15]15
  Верден– французский город, у которого с 21 февраля по 18 декабря 1916 года происходила одна из самых крупных и кровопролитных операций Первой мировой войны: на расстоянии 30 километров по фронту и 10 километров в глубину действовали пехота, артиллерия и авиация. Совокупные потери составляли почти миллион. Эта операция вошла в историю как «Верденская мясорубка», а у военных появился термин «сражение верденского типа», то есть на истощение противника. (Прим. ред.)


[Закрыть], как именовали его большевики, пройдя около 300 верст, в назначенный мною Главнокомандующему трехнедельный срок. Намечая этот срок, я правильно учел обстановку. В то же время обещание Главнокомандующего дать мне необходимые для завершения операции силы и средства исполнено не было. Развивавшиеся успехи на Харьковском направлении поглощали всё внимание Главнокомандующего, и Царицынское направление в глазах генерала Деникина стало второстепенным».

Поскольку на пехотные подкрепления в скором времени рассчитывать не приходилось, Врангель попытался взять Царицын кавалерийской атакой. Он опасался, что, если промедлить, противник успеет подтянуть свежие силы и сам перейдет в контрнаступление, которое Кавказская добровольческая армия, с ее растянутыми коммуникациями и плохим снабжением, могла не выдержать. А отступать пришлось бы по бедным и безводным калмыцким степям.

Корпусу генерала Улагая было приказано наступать на Царицын с юга, через Воропоново, корпус генерала Шатилова должен был наступать с запада, а корпусу генерала Покровского предстояло атаковать вдоль железной дороги Лихая – Царицын и направить одну бригаду в окрестности станции Котлубань, чтобы отрезать красным путь отхода на северо-запад.

Наступление развивалось успешно. 30 мая Улагай после жестокого боя взял Теплые Воды, в десяти километрах от Царицына, корпус Шатилова подошел к реке Ягодной, а корпус Покровского овладел станцией Карповка. Однако тяжелая артиллерия с судов красной Волжской флотилии остановила продвижение кубанцев Улагая. Генерал предложил часть своих сил передать Шатилову для атаки города с запада. Врангель эту идею одобрил.

Новая атака белых на Царицын началась на рассвете 1 июня после перегруппировки. В группу генерала Шатилова были объединены 4-й конный корпус, 2-я Кубанская дивизия, три полка 1-й Кубанской дивизии и 3-я пластунская бригада. Ударная группа сосредоточилась в районе Гавриловка – Варваровка.

Как раз перед наступлением, вечером 31 мая, был получен подписанный накануне приказ Деникина о его подчинении адмиралу Колчаку. Врангель прокомментировал в мемуарах это событие: «Объединение всех борющихся против общего врага русских сил, несомненно, усиливало наше положение и значение нашего дела в глазах мира. Генерал Деникин, подчинившись адмиралу Колчаку в дни блестящих успехов своих войск, давал пример гражданского долга».

Но отдавая должное патриотизму Деникина, Врангель и на этот раз не мог устоять перед искушением покритиковать своего бывшего командира: «По форме я находил приказ неудачным. Упоминание о том, что „в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением Великой, Единой России“, имевшее, очевидно, в виду „самостийные группы казачества“, должно было произвести на войска, далекие от политики и мало осведомленные о борьбе главного командования с этими группами, неблагоприятное впечатление. Неудачна была и фраза о том, что генерал Деникин, „отдавая свою жизнь горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье“, подчиняется адмиралу Колчаку Добровольное подчинение в интересах Родины не только не требовало „отдать жизнь“, но и не должно было быть жертвой для честного сына Отечества…»

Армии Врангеля удалось прорвать фронт красных, занять станции Басаргино, Воропоново, Крутенькая и подойти к последнему оборонительному рубежу перед Царицыном: станция Елыыанка и село с тем же названием, станция Садовая, станция Гумрак.

Но 2 июня наступление Шатилова захлебнулось под мощным огнем неприятельских батарей и бронепоездов – сказался недостаток снарядов. За два дня боев группа Шатилова потеряла более тысячи человек.

Врангель телеграфировал в штаб Деникина: «После трехнедельного тяжелого похода, ведя непрерывные бои, армия подошла к Царицыну. Двухдневные кровопролитные атаки разбились о технику, сильнейшую артиллерию и подавляющую численность врага. Учитывая значение Царицына, противник продолжает подвозить подкрепления. Честно смотря в глаза истине, вижу, что без мощной пехоты, артиллерии и технических средств взять Царицын не могу. Должен допустить мысль, что переход противника в наступление приведет к потере обескровленной армией части захваченного пространства. Армию упрекнуть не могу. За время операции некоторые полки дошли по составу до сотни. Убито и ранено пять начальников дивизий, три командира бригад, одиннадцать командиров полков».

Опасения Врангеля оправдались: 4 (17) июня красные перешли в контрнаступление. Кубанские пластуны из 4-го конного корпуса вынуждены были оставить Воропоново. Врангелю пришлось отвести войска к линии рек Червленной и Карповки. Здесь правый фланг белых был прикрыт рекой Сарпой. Дальше красные продвинуться не смогли. К 5 июня железнодорожный мост через Сал был отремонтирован. Это улучшало условия снабжения врангелевской армии и позволяло перебросить к Царицыну танки.

Петр Николаевич вновь обвинял Деникина: «Неудача нашей атаки под Царицыном тяжелым камнем легла мне на сердце. Я негодовал на Ставку, сорвавшую весь успех, не выполнив данного мне обещания своевременно усилить меня пехотой, артиллерией и техническими средствами, что клал я в основу всей операции. Бесконечно жаль было напрасно понесенных жертв. Под влиянием этих чувств написал я немедленно по окончании операции, находясь в хуторе Верхне-Царицынском, письмо генералу Деникину, в коем излил всю горечь своих переживаний. Я упоминал о том, что невыполнение данного мне Главнокомандующим обещания, на каковом строил я свой план действий, лишает меня возможности и на будущее время принимать ответственные решения, не будучи уверенным, что последние не будут сорваны распоряжениями свыше. При этих условиях я не считал возможным нести лежащую на мне перед войсками ответственность и просил по завершении Царицынской операции освободить меня от должности командующего армией». Для вручения письма главнокомандующему Врангель командировал полковника фон Лампе, познакомив его с содержанием письма. Когда тот проезжал через станцию Котельниково, где находился штаб армии, генерал Юзефович пытался его задержать. Однако полковник доложил, что имеет от Врангеля приказание безостановочно ехать в Екатеринодар. Юзефович приказал фон Лампе по прибытии в Екатеринодар ожидать от него телеграммы, до получения которой не передавать письмо Деникину, сам же выехал навстречу Врангелю и стал горячо упрашивать его взять свое решение обратно.

Настойчивость Врангеля принесла плоды – он получил желанные подкрепления: «4-го июня генерал-квартирмейстер штаба Главнокомандующего вызвал генерала Юзефовича к аппарату и передал ему, что по получении моей телеграммы от 2-го июня Главнокомандующий отдал приказание спешно направить ко мне закончившую формирование 7-ую пехотную дивизию в составе двух полков и пяти батарей; 3 бронепоезда, вооруженные тяжелой артиллерией и, наконец, шесть танков… Лишь после полученного кровавого урока Ставка спохватилась. Я уступил настояниям своих ближайших помощников и приказал телеграммой полковнику фон Лампе письма не вручать».

Подкрепления могли прибыть около 15 июня, так как железная дорога пропускала в сутки лишь шесть пар поездов. В то время Вооруженные силы Юга России наступали на всех фронтах. Но эти успехи омрачались по-прежнему скверным состоянием тыла. От генерала Юзефовича Врангель узнал и много грустного: «…штаб генерала Май-Маевского во главе с ним самим вел себя в Ростове самым непозволительным образом. Гомерические кутежи и бешеное швыряние денег на глазах всего населения вызывали среди благоразумных элементов справедливый ропот. Тыл был по-прежнему не организован. Войсковые начальники, не исключая самых младших, являлись в своих районах полновластными сатрапами. Поощряемые свыше войска смотрели на войну как на средство наживы. Произвол и насилие стали обычным явлением… трудно было первое время в условиях настоящей борьбы требовать от войск соблюдения обычаев войны. В течение долгих месяцев армия жила военной добычей. Разоренные и ограбленные большевиками казаки справедливо хотели вернуть свое добро… В приказе моем к войскам, говоря о накопленном противником несметном добре в Царицыне, я сам это учитывал».

Однако Врангель неуклонно проводимыми мерами стремился постепенно привить частям чувство законности, опираясь на верных помощников – командиров корпусов, генералов Улагая и Шатилова; даже генерал Покровский поддерживал теперь в своих казачьих войсках должный порядок: «Захваченные у красных деньги делились между людьми полков особыми полковыми комиссиями. Часть денег отчислялась в артельные суммы частей. Всё же оружие, войсковое и интендантское имущество сдавалось полками и поступало в отдел снабжения армии. Я достиг полного уважения со стороны войск к частной собственности населения. Ежели этого удалось достичь с казаками, то с регулярными частями, в значительной мере пополненными интеллигентным элементом, с огромным процентом офицерского состава, это могло, казалось бы, быть достигнуто и того легче».

Тринадцатого июня в Ростове во время Южнорусской конференции по устройству гражданской власти на юге России был убит член Кубанской краевой рады С. К. Рябовол. Убийц не нашли, да толком и не искали. Это был тревожный звонок, предвещавший серьезный конфликт командования Вооруженных сил Юга России с кубанским правительством.

На следующий день, 14 июня, Врангель издал директиву о новом наступлении на Царицын:

«Группе генерала Улагая (2-ой и 4-ый корпуса, 7-ая пехотная дивизия, дивизион танков, бронеавтомобилей и 4 бронепоезда) прорвать фронт противника и, развивая наступление вдоль железной дороги Сарепта – Царицын, овладеть Царицыном с юга.

1-му Кубанскому корпусу, выделив часть сил для обеспечения маневра с севера, наступать в общем направлении на хутор Россошинский – Гумрак, дабы прижать противника к Волге и отрезать ему путь отхода на север.

Начало общего наступления с рассветом 16-го июня».

Силы красных под Царицыном врангелевская разведка оценивала в 16 тысяч штыков, пять тысяч сабель, 119 орудий, шесть бронепоездов. Волжская речная флотилия красных состояла из катеров, понтонов, а также девяти канонерских лодок и миноносцев. Кроме того, из Уфы в Царицын перебрасывалась 2-я советская дивизия. Один из ее полков уже успел 14 июня прибыть в город.

Врангель вспоминал подробности взятия Царицына:

«В ночь на 16 июня ударная группа генерала Улагая построила боевой порядок западнее железной дороги к югу от деревни Копани: в центре и впереди 4 танка с 3 броневыми автомобилями; непосредственно за ними пехота – 7-ая дивизия и пластуны; в резерве два конных корпуса; на правом фланге 3 бронепоезда и 3-я Кубанская дивизия.

Едва стало сереть, танки двинулись вперед и, давя проволочные заграждения, разошлись вправо и влево, расстреливая бросившуюся в панике бежать неприятельскую пехоту. Следом за танками стремительно двинулась пехота. Вслед за пехотой устремилась в прорыв кавалерия.

Противник бежал частью на Царицын, частью в Воропоново. Брошенная для спасения положения со стороны станции Басаргино в направлении на Червленноразное красная конница, поддержанная двумя бронепоездами, успеха не имела. Наша конница, поддержанная бронеавтомобилями, отбросила красных. Конница генерала Шатилова заняла станцию Воропоново. На правом фланге 3-я Кубанская дивизия при помощи бронепоездов овладела станцией и деревней Бекетовка и отбросила противника к станции Елыыанка.

Противник отошел на 2-ую и последнюю укрепленную позицию, расположенную по высотам южнее и юго-западнее Царицына, по линии станция Ельшанка – село Елыыанка – Крутенькая. В то время как развивался бой на фронте ударной группы генерала Улагая, корпус генерала Покровского после артиллерийской подготовки перешел в наступление в общем направлении на Котлубань, но успеха достичь не мог. В 3 часа дня генерал Покровский вновь атаковал красных, прорвал фронт и совершенно разгромил противника, взяв 5000 пленных и 8 орудий, выйдя на фронт Карповка – Бабуркин, одновременно конные части 1-го корпуса заняли хутор Вертячий. Около 5 часов вечера войска генерала Улагая вновь атаковали противника и после ожесточенного боя овладели станцией и селом Елыыанкой и станцией Садовой. Успеху атаки много способствовали наши аэропланы, бомбардировавшие войска противника. Неприятель отошел к самой окраине города».

Но группа Улагая была очень утомлена и с темнотой приостановила наступление, не сумев ворваться в Царицын на плечах неприятеля. Генерал просил отложить возобновление наступления на день. Врангель выехал в штаб Улагая и настоял на возобновлении атаки. В пять часов вечера 17 июня бои возобновились. 3-я Кубанская и 7-я пехотная дивизии при поддержке бронепоездов ворвались в Царицын. Конница Шатилова взяла станцию Гумрак.

Восемнадцатого июня Врангель издал приказ по случаю взятия Царицына:

«Славные войска Кавказской армии!

8-го мая под станцией Великокняжеской вы разбили противника и погнали его к Царицыну.

С тех пор, в течение сорока дней, не зная отдыха, вы гнали врага. Ни безводье калмыцких степей, ни палящий зной, ни отчаянное сопротивление врага, к которому беспрерывно подходили подкрепления, не могли остановить вас.

В ряде жестоких боев вы разбили X и подошедшую XI армии противника и, подойдя к Волге, ворвались в логовище врага – Царицын…

За все эти сорок дней противник потерял 40 000 пленных, 70 орудий, 300 пулеметов; его бронепоезда, броневики и другая военная добыча попали в ваши руки.

Ура вам, храбрецы, непобедимые орлы Кавказской армии.

Слава о новых подвигах ваших пронесется как гром, и весть о ваших победах в родных станицах, селах и аулах заставит гордостью забиться сердца ваших отцов, жен и сыновей.

Генерал Врангель».

В руки врангелевской армии также попали бронепоезда «Ленин» и «Троцкий», огромное количество боеприпасов, 131 паровоз, более десяти тысяч вагонов.

Утром 19 июня Врангель приехал в Царицын. Генерал П. С. Махров так запечатлел в своих мемуарах встречу с ним: «Генерал Врангель сидел за письменным столом в роскошном салоне со своим начальником штаба… Генерал Врангель выглядел очень эффектно: высокий, стройный, затянутый в черную черкеску с белыми газырями и небольшим изящным кинжалом у пояса. У него было красивое гладко выбритое лицо, коротко подстриженные усы, в больших глазах отражались ум, воля, энергия. Манеры Врангеля были элегантны в своей простоте и непринужденности. Голос звучал приятно, а говорил он кратко и ясно».

Взятие Царицына стало крупнейшим успехом в военной карьере барона. Никогда ни до, ни после войска под его командованием не захватывали столько пленных и трофеев. Однако, несмотря на то, что пленных теперь не расстреливали, лишь несколько сотен из них смогли пополнить ряды Кавказской добровольческой армии. Большинство же либо использовались на работах по ремонту путей сообщения и возведению укреплений, либо отправлялись в тыл, где из них пытались сформировать новые воинские части. Между тем оптимальным способом использования пленных было бы добровольно-принудительное вливание в ряды тех частей, которые их захватили. Пока белым армиям сопутствовал успех, относительная лояльность большинства пленных была гарантирована.

Эту практику вливания пленных непосредственно в части Врангель будет более широко применять в Крыму. Но и тогда основную массу пленных будут отправлять в тыл, в запасные батальоны, и большинство из них так и не успеет принять участие в борьбе на стороне белых.

Действия Врангеля под Царицыном, где ярко проявился его полководческий талант, генерал Б. А. Штейфон охарактеризовал следующим образом:

«После семнадцатидневной операции войска Врангеля овладели 17 июня Царицыном. Необходимо при этом отметить тот удивительно смелый план, какой применил Врангель для непосредственного овладения городом: он совершенно обнажил свой фронт на двадцать с лишком верст, сосредоточил три четверти своих сил на правом фланге и столь внушительным кулаком нанес удар вверх по Волге. Это была внешне азартная, но в действительности совершенно обдуманная ставка на психологию врага. И болыыевицкая карта была бита…

В Манычских боях, а затем в Царицынской операции проявились весьма ярко две главных черты характера Врангеля: неудержимый порыв и изумительная настойчивость. Сочетанием таких крайностей и характеризуется большое военное дарование».

По мнению Штейфона, эта победа имела огромное значение для дальнейшей карьеры военачальника: «Изучая жизнь и деятельность П. Н. Врангеля, невольно приходишь к заключению, что по своим последствиям, тогда еще незримым, овладение Царицыном явилось для П. Н. Врангеля событием чрезвычайно важным, а в известном смысле и роковым. Царицынская победа создала его имени большую популярность в войсках. В то же время на него обратила внимание и им заинтересовалась иностранная дипломатия в лице представителей Англии и Франции. Вместе с тем, взятие Царицына послужило как бы причиной к обострению отношений между генералом Деникиным и генералом Врангелем, что в свою очередь оказало большое влияние на последующие события».

За взятие Царицына англичане наградили Врангеля орденом Святых Михаила и Георгия, а один из офицеров Кавказской армии сочинил в честь командарма красивый походный марш «Генерал Врангель».

Вечером 19 июня в Царицын прибыл Деникин. Он сразу же провел совещание с Врангелем и Юзефовичем.

Врангель предлагал после взятия Царицына завершить операцию группы генерала Эрдели по овладению Астраханью. Продолжение наступления Добровольческой и Донской армий на север он считал слишком рискованным в условиях расстройства тыла, отсутствия резервов и чрезмерной растяжки линии фронта. Петр Николаевич полагал, что оптимальным вариантом было бы временно закрепиться на сравнительно коротком и обеспеченном на флангах крупными водными преградами фронте Царицын – Екатеринослав и, выделив из Кавказской армии часть сил для действия в юго-восточном направлении с целью содействия Астраханской операции, сосредоточить в районе Харькова крупную конную массу в три-четыре корпуса. В дальнейшем он считал необходимым действовать конницей на кратчайших к Москве направлениях, нанося удары в тыл красным армиям, и одновременно реорганизовывать тыл, укомплектовывая и разворачивая части, создавая свободные резервы, строя в тылу укрепленные узлы сопротивления. Все эти соображения были изложены в рапортах, которые были вручены главнокомандующему. Генерал Деникин, принимая их, усмехнулся: «Ну, конечно, первыми хотите попасть в Москву».

В принципе, план Врангеля был разумен. Он давал хоть какие-то шансы на успех. Как показал последующий рейд конного корпуса Мамонтова, белая кавалерия могла довольно свободно перемещаться в красном тылу. Группировка в несколько конных корпусов, вероятно, имела шансы достичь Москвы – если бы, конечно, казаки не слишком увлеклись грабежом городов на пути к Москве. Хотя, как и в случае с Царицыном, можно было постараться увлечь их обещанием тех несметных богатств, что ждут их в Москве.

Но, как свидетельствовал тот же царицынский опыт, взять большой, сильно укрепленный город, защищаемый многочисленными неприятельскими войсками с мощной артиллерией, силами одной только конницы невозможно. Требовалось наличие большого количества частей пехоты и тяжелой артиллерии. Но ни та ни другая не поспели бы за стремительным рейдом конных корпусов. А у красных в Москве был сильный гарнизон с артиллерией и большим запасом снарядов. Кроме того, можно было не сомневаться, что советское командование бросит на защиту Москвы все силы, в том числе и конный корпус С. М. Буденного, который по своей численности и обеспеченности артиллерией был равен двум-трем конным корпусам белых, а также другие лучшие стрелковые и кавалерийские дивизии. Думается, что даже при принятии плана Врангеля у белых всё равно не было бы шансов взять Москву и одержать в тот момент победу в Гражданской войне.

Между прочим, чуть позже аналогичный план предлагал и генерал-лейтенант А. Г. Шкуро. В мемуарах он писал:

«Как раз в это время проходил знаменитый рейд генерала Мамонтова, и от него не было известий. Я просил о том, чтобы мне было разрешено пробиваться на соединение с корпусом Мамонтова для дальнейшего, по соединении, совместного рейда для освобождения Москвы; доказывал, что, овладев Москвой, мы вырвем сразу всё управление из рук кремлевских самодержцев, распространим панику и нанесем столь сильный моральный удар большевизму, что повсеместно вспыхнут восстания населения и большевизм будет сметен в несколько дней. Донцы поддерживали мой план. Однако Врангель и Кутепов сильно восстали против него. Врангель вследствие своего непомерного честолюбия не мог перенести, чтобы кто-либо, кроме него, мог сыграть решающую роль в Гражданской войне. Кутепов же опасался, что его правый фланг вследствие моего ухода повиснет в воздухе и он будет отрезан от донцов.

Все эти опасения были напрасны, ибо красная пехота, сильно потрепанная и чувствовавшая себя обойденной, едва ли была способна к энергичным наступательным действиям. Красной же кавалерии, кроме корпуса Думенко, действовавшего в Царицынском направлении, почти еще не существовало, ибо Буденный только формировал ее в Поволжье. Однако Главнокомандующий не разрешил мне этого движения. Бывая в Ставке, я продолжал настаивать.

– Лавры Мамонтова не дают Вам спать, – сказал мне генерал Романовский. – Подождите, скоро все там будем. Теперь же вы откроете фронт армии и погубите все дело.

В разговоре с генерал-квартирмейстером Плющевским-Плющиком я сказал ему частным образом, что, невзирая на запрещение, на свой страх брошусь на Москву.

– Имей в виду, – предупредил он меня, – что возможность такого с твоей стороны шага уже обсуждалась и что в этом случае ты будешь немедленно объявлен государственным изменником и предан, даже в случае полного успеха, полевому суду.

Пришлось подчиниться, но если бы я не подчинился, тогда история России была бы написана иначе. Не хочется верить, но многие и многие говорили мне потом, что тут со стороны Главного командования проявилось известное недоверие к казачеству и нежелание, чтобы доминирующую роль в освобождении Москвы – этого сердца России – сыграли казачьи войска».

Разумеется, Шкуро, как Врангель и другие белые генералы, мечтал сыграть решающую роль в Гражданской войне. Но, объективно говоря, его план, принципиально не отличаясь от плана Врангеля, имел больше шансов на успех, чем «Московская директива» Деникина, но всё равно вряд ли привел бы к победе белых.

Зато среди офицеров Вооруженных сил Юга России подобные планы лихих кавалерийских рейдов до самой Москвы пользовались большой популярностью. Так, Сергей Мамонтов утверждает: «Существовал проект: собрать кулак из лучших полков и идти без оглядки на Москву. Не думаю, чтобы красные смогли нас остановить. А судя по рейду генерала Мамонтова у Тамбова, население встречало его с радостью и пополняло его ряды. Конечно, это был большой план, и надо было быстро решиться. Но именно решиться и оказалось очень трудно – все обсуждали. Время прошло, красные смогли подтянуть все освободившиеся силы с других фронтов. А наши доблестные полки были измотаны штопкой прорех: фронта-то сплошного не было. Были отдельные группы войск, а между ними никого. Просочиться было просто».

В только что освобожденном от красных Царицыне на следующий день, 20 июня, продолжилось совещание. Главнокомандующий познакомил Врангеля и Юзефовича с «Московской директивой». Она гласила:

«Вооруженные Силы Юга России, разбив армии противника, овладели Царицыном, очистили Донскую область, Крым и значительную часть губерний Воронежской, Екатеринославской и Харьковской.

Имея конечной целью захват сердца России – Москвы, приказываю:

1. Генералу Врангелю выйти на фронт Саратов – Ртищево – Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее на Нижний Новгород, Владимир и Москву.

Теперь же отправить отряды для связи с Уральской армией и для очищения нижнего плеса Волги.

2. Генералу Сидорину – правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин – Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях: а) Воронеж, Козлов, Рязань и б) Новый Оскол, Елец, Волово, Кашира.

3. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлении: Курск, Орел, Тула. Для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав – Брянск.

4. Генералу Добророльскому выйти на Днепр от Александровска до устья, имея в виду в дальнейшем занятие Херсона и Николаева.

5. Генералам Тяжельникову (командующий войсками Черноморской области) и Эрдели продолжать выполнение ранее поставленных задач.

6. Черноморскому флоту содействовать выполнению боевых задач генералов Тяжельникова и Добророльского и блокировать порт Одессу.

7. Разграничительные линии: а) между группой генерала Эрдели и Кавказской армией – прежняя; б) между Кавказской и Донской армиями – Калач, граница Донской области, Балашов, Тамбов, Моршанск, все пункты для Донской армии; в) между Донской и Добровольческой армиями – Славяносербск, Старобельск, Валуйки, Короча, Щигры, Верховье, Узловая, Кашира – все пункты для Донской армии; г) между Добровольческой армией и 3-м корпусом – северная граница Таврической губернии – Александровск.

8. Железная дорога Царицын – Поворино – Балашов предоставляется в общее пользование Кавказской и Донской армиям.

9. О получении донести».

В мемуарах генерал Врангель назвал эту директиву «смертным приговором армиям Юга России»: «Все принципы стратегии предавались забвению. Выбор одного главного операционного направления, сосредоточение на этом направлении главной массы сил, маневр – всё это отсутствовало. Каждому корпусу просто указывался маршрут на Москву».

По словам Врангеля, они с генералом Юзефовичем, прослушав директиву, буквально остолбенели. Много позже, работая над мемуарами, Петр Николаевич признавался: «Мне и поныне непонятно, как мог этот документ выйти из-под пера генерала Деникина». Сам же главнокомандующий был ею, видимо, очень доволен. Закончив чтение, он весело добавил: «Да, вот как мы стали шагать. Для этой директивы мне пришлось взять стоверстную карту».

В тот день Деникин обедал у Врангеля. Во время обеда Петр Николаевич провозгласил тост за здоровье главнокомандующего. Генерал Деникин, отвечая, подчеркнул значение этого дня: «Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву». Вечером главнокомандующий выехал в Харьков.

Действительно, деникинская директива противоречила всем принципам стратегии. Численность Вооруженных сил Юга России отнюдь не возрастала. Врангель писал: «Вследствие больших потерь и отсутствия свежих пополнений, боевой состав казачьих полков не превосходил 500–600 человек. Пластунские части были также малочисленны, 6-я пехотная дивизия, жестоко пострадавшая под Котельниково, была окончательно небоеспособна, отведена в глубокий тыл и укомплектована за счет пленных красноармейцев, только еще обучалась и приводилась в порядок. Несколько в лучшем положении находились артиллерия и технические войска, пополненные пленными и добровольцами. Отсутствие на Кубани твердой власти и порядка на местах и непрекращающаяся политическая борьба давали возможность казакам уклоняться от выполнения воинского долга. Кубань перестала давать пополнения. Не только эвакуированные в тыл раненые, но и значительная часть уволенных в командировки и отпуск казаков, пользуясь ослаблением власти, уклонялись от возвращения в строй. Полевая рабочая страда особенно оттягивала казаков в тыл. Конский состав был сильно измотан, за беспрерывными боями ковка совсем запущена; материальная часть, оружие и снаряжение были в самом плачевном состоянии. Всё это требовалось привести в порядок».

В условиях, когда тыл не был налажен, а Кубань уже перестала давать пополнения и нарастали противоречия Деникина с Кубанской радой, надо было постараться максимально сократить линию фронта и посредством перегруппировки сосредоточить как можно больше сил на направлении главного удара. Вместо этого Деникин стремился захватить как можно большую территорию. Киев, например, не имел никакого стратегического значения, зато имел большое политическое значение как «мать городов русских». И получилось так, что Добровольческой армии пришлось выбивать из Киева не красных, а уже занявшие город войска Украинской Народной Республики. Это привело Деникина к острому конфликту с Петлюрой. В связи с занятием добровольцами Киева Деникин отдал приказ: «Самостийной Украины не признаю. Петлюровцы могут быть или нейтральны, тогда они должны сдать оружие и разойтись по домам; или же примкнуть к нам, признавши лозунги, один из которых широкая автономия окраин. Если петлюровцы не выполнят этих условий, то их надлежит считать таким же противником, как и большевиков». Так Вооруженные силы Юга России получили еще одного врага, пусть и не самого сильного.

Войска Петлюры в этот период фактически прекратили боевые действия против Красной армии, и советское командование получило возможность двинуть против Деникина дополнительные силы. Корпус генерала Н. Э. Бредова из-за этого был отвлечен на Правобережную Украину, в то время как остро не хватало войск на главном, Московском направлении. Кроме того, действия Деникина на Украине напугали поляков, и Юзеф Пилсудский на время заключил перемирие с Красной армией; освободившиеся советские силы как раз и нанесли решающее поражение Добровольческой армии Май-Маевского под Орлом и Курском.

Приказав группе генерала Добророльского наступать в низовьях Днепра, Деникин вторгался в район, контролируемый Повстанческой армией Н. И. Махно, и получал, таким образом, еще одного опасного врага.

В связи с этими, достаточно неуклюжими попытками реализовать идею о единой и неделимой России и одновременно расправиться не только с большевиками, но и со всеми «самостийниками» А. Г. Шкуро вспоминал, что лозунг «неделимая Россия» теперь уже толковался в Ставке как отрицание федеративного государства. Отсюда возникли невозможность сговориться с Петлюрой, перешедшая впоследствии в вооруженную борьбу, недоразумения с Кубанской радой и с Грузией, кровопролитные столкновения с Дагестаном и Азербайджаном, недоброжелательства в сношениях с Польшей: «Всё это дробило силы и средства армии, вызывало необходимость содержания крупных гарнизонов в тылу и препятствовало возможности создания единого антибольшевистского фронта. Назначенный командующим войсками Кавказа генерал Эрдели, воспитанник Петербургских салонов, не имевший понятия о кавказских взаимоотношениях и обычаях, не сумел довести до конца удачно начатое мною умиротворение Ингушетии и Чечни. Там начались беспрерывные восстания. Игнорируемая Главным командованием Кубанская рада, ища союзников, приняла украинофильскую, вернее, петлюровскую ориентацию, ибо малороссийское наречие, традиции, дух и нравы родственны значительной части населения Кубанского края».