Текст книги "Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления"
Автор книги: Борис Шапталов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Более гуманный способ торможения общественного упадка, нежели резня, также был найден в античности. Это тирания – власть одного лица во имя общественного спасения, ныне чаще называемая латинским словом «диктатура». Когда в греческом полисе возникал внутренний кризис, и граждане оказывались не в состоянии сами разрешить возникшие коллизии, во власть выдвигался человек (вариант: сплоченная группа лиц – дуумвират, триумвират, совет нескольких лиц), который брал на себя всю ответственность за принятие решений. Обычно одним из первых решений тирана было начать репрессии против лиц, сеявших, по его мнению, смуту в обществе. Цель этого мероприятия состояла в том, чтобы вместо огромного взаимоисключающего веера мнений, отобрать одно и сконцентрировать силы на выбранном волевым способом варианте решения имеющихся проблем. В Риме пошли иным – правовым путем. В период кризисов лиц с диктаторскими полномочиями назначало собрание граждан сроком на 6 месяцев. Римский социум вообще на протяжении веков демонстрировал удивительную прагматичность. Римляне четко понимали как ценность свободы, так и пределы ее эффективности и потому умно маневрировали в пределах антагонистических полюсов «свобода-несвобода» во имя поддержания высокого уровня этноэнергетики своего социума. Казус Гая Юлия Цезаря состоял в том, что впервые выборное лицо вознамерилось сделать свои полномочия пожизненными, за что был убит республиканцами. Но давно обозначавшийся процесс деградации демократии был столь очевиден, что на место одного диктатора незамедлительно выдвинулись другие кандидатуры.
Римский историк Светоний в «Жизнеописании двенадцати цезарей» описал типичную ситуацию смену власти, после убийства очередного «безумного» императора: «…когда сенат, утомленный разноголосицей противоречивых мнений, медлил с выполнением своих замыслов, а толпа стояла кругом, требовала единого властителя, и уже называла его имя, – тогда он (Клавдий) принял на вооруженной сходке присягу от воинов и обещал каждому по пятнадцать тысяч сестерциев – первый среди цезарей, купивший за деньги преданность войска».
Показательны и Сенат с его разноголосицей, не способный принять решение, и народ, требующий «единого властителя», и армия, как реальная сила за неимением другой политической воли, возводит на вершину власти очередного претендента, и суммы благодарности. В этом описании мы видим, какие звенья государства либо утратили свои функции, либо приобрели им не свойственные.
Когда разложение, охватившие римский этнос, зашло слишком далеко и оздоровление его превратилось в безнадежное дело, то, спасаясь от инфекционного очага, императоры перенесли столицу державы сначала в город Равенна (500 км от Рима), а затем в городок Византия, на окраине империи, после чего последовало окончательное разделение государства на две части – западную (неизлечимо больную) и восточную. Этот прагматичный шаг продлил существование восточной Римской империи (так официально именовалась Византия) на тысячу лет.
Император Константин, перенося столицу, пытался спасти от разложения хотя бы часть державы. При этом он понимал, что административные шаги недостаточны. Нужна новая идеология, способная сыграть роль узды для разлагающегося народа. Поиски привели к весьма рискованному поступку – была выбрана новая религия! Шаг был беспрецедентным: правитель государства выбрал не просто новую религию с новым Богом, но религию иностранную, к тому же вышедшую из недр подвластного народа.
Чем руководствовался император? У христианства было одно преимущество перед другими религиозными концепциями и тем более перед коренной религией римлян – это наличие мощных сдерживающих моральных регуляторов. Христианство выступало против разгула страстей, против гедонизма как вожделенного способа проведения земной жизни. Христианство освящало патриархальные ценности, что должно было способствовать преодолению демографического кризиса (римский народ как раз вступил в фазу депопуляции, т. е. окончательного распада этноса). Взамен, в качестве компенсации и поощрения, сулилось воздаяние в загробной жизни. Причем воздаяние распространялось не только на правящую элиту, как это было в египетской религии, а райское блаженство в греко-римской мифологии вообще не предусматривалось, Но на всех людей, независимо от материального положения и социального статуса, лишь бы человек выполнял религиозные, а через них социальные предписания, поддерживающее этноэнергетику. Для разнузданной римской черни, в которую выродился великий римский народ, разменявший былые принципы жизнедеятельности на «хлеба и зрелища», такой «педагогический» подход был как нельзя кстати. Однако спасти западную часть империи не удалось даже с помощью новой религии, и римляне вскоре попали под власть других, пассионарных на тот момент народов, а затем растворились среди пришельцев. Античная цивилизация погибла, была почти забыта и лишь тысячу спустя фрагмент за фрагментом восстановлена филологами, историками и археологами.
Попытки лечения римского общества показали, что по достижении некоей границы повернуть процессы деградации уже невозможно. Этнос обречен и сходит с исторической арены, а последующее существование его культуры целиком зависит от того, заинтересуются ли ею другие народы.
Много раньше, чем в Риме те же процессы «сытости», переросшие в деградацию, захватили Грецию и погубили ее демократию. Слово «сибарит» – греческого происхождения (образ жизни жителей города Сибарис в Италии поразил воображение суровых латинян и понятие стало нарицательным). Современный нам историк так отметил этапы деградации:
«В IV в. до н. э. в Афинах так же, как и в других греческих городах, вновь начала входить в моду тяжеловесная и вычурная азиатская роскошь. Строгий аттический стиль причесок, одежды, обуви, мебели и т. п. постепенно вытеснялся более прихотливыми фасонами, чуждыми подлинно эллинскому чувству прекрасного. Хорошим тоном… стали считаться пышные застолья, на которые приглашали всех подряд, стараясь поразить воображение гостей роскошью стола, изысканностью сервировки, разнообразием подаваемых блюд и прекрасной вышколенностью прислуживающих за столом рабов. Делом чести для каждой богатой семьи было теперь обзавестись искусным поваром, который мог поддерживать на должной высоте репутацию хлебосольного хозяина. Эти обеды расплодили в городе целое сословие так называемых "параситов" – нахлебников (от греч. ovtoç – «хлеб», "пища")» (Андреев Ю. В. Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. СПб.: Алетейя, 1998. С. 358).
Следствием изменения общественных предпочтений стал сдвиг интересов из политической сферы в развлекаловку:
«В самый разгар борьбы Афин с Македонией за контроль над черноморскими проливами Демосфену, тогдашнему руководителю афинской внешней политики, лишь с огромным трудом удалось убедить своих сограждан в необходимости передачи на военные нужды и в том числе на постройку новых кораблей для военного флота хотя бы части тех денег, которые хранились в это время в так называемой "зрелищной кассе" (феориконе) – специальном фонде, созданном для оплаты приобретаемых гражданами театральных билетов» (Там же. С. 357).
В результате:
«Заманить народ на собрание для обсуждения самых насущных вопросов государственного жизнеобеспечения теперь удавалось лишь с помощью так называемой "диеты" – платы за участие в заседании, которая постоянно росла…» (Там же. С. 357).
Финал понятен:
«Мысль о необходимости железной руки, способной наконец навести порядок в стране и излечить греческое общество от терзавших его недугов, в то время, как говорится, носилась в воздухе и импонировала людям, подчас державшимся весьма несходных политических взглядов» (Там же. С. 369).
Диктатура, как известно, присуща не только демократии в период деградации, но и многим другим государствам. Однако большинство диктатур в Латинской Америке, Африке, Азии были «не системными», и связаны исключительно с честолюбивыми и клановыми интересами групп, заинтересованными в установление контроля за государственными доходами. «Системные» же диктатуры преследовали две глубинные цели – попытаться отрегулировать энергетическое состояние нации и мобилизовать ее на решение крупных общегосударственных задач, как это сделал де Голль после переворота 1958 г., а диктаторы Южной Кореи и Тайваня использовали свою власть для создания механизмов экономической экспансии, без чего процветание страны было невозможно. Но успешных авторитарных режимов мало. Многие лишь усугубляли ситуацию, иные, после решения первоначальных проблем в конечном итоге доводили его до краха (Наполеон I, Наполеон III, Муссолини, Гитлер). Исключения были связаны с теми диктаторами, которые во главу угла ставили вопросы развития экономики (генералы Пак Чжон Хи, Ро Дэ У в Ю. Корее, Чан Кайши на Тайване, Франко в Испании). Эти режимы по мере усиления среднего класса эволюционировали в нормальную демократию.
Современные развитые страны вступили на путь «социального переедания». Только в отличие от Аргентины (1940-50-е гг.), Греции (2000-е гг.) и других государств, увлекшихся наращиванием социальных расходов в отрыве от производительности труда, они имеют возможность эксплуатировать ресурсы других народов и тем отодвинуть кризис, правда, за счет его последующего углубления.
Гибель античной цивилизации не просто факт истории, а предостережение современной европейской (демократической) цивилизации, вполне способной повторить ее участь.
2.2.2. «Византийская модель»Основная причина гибели Византии – деградация правящей элиты и связанное с этим падение качества управления. Это не позволило надлежащим образом использовать огромные ресурсы государства, и могучая держава потерпела поражение от более слабых кочевых племен арабов и тюрок. Затем, воспользовавшись раздорами в правящей верхушке, империю добили крестоносцы. В периоды нормального состояния правящей элиты Византия успешно боролась с внешними врагами и неоднократно побеждала их. Но сохранять веками на высоком уровне потенциал правящего класса дело чрезвычайно трудное, практически невозможное. Для
этого необходимо регулярное обновление правящей верхушки, причем в строго определенных качественных параметрах. В условиях отсутствия демократии оно проходило традиционным для монархий способом: исчерпавшая себя правящая династия свергалась, и к власти приходила свежая, энергетически заряженная на решение проблем страны новая группа. Обычно новые монархи происходили из военачальников, доказавшие свои выдающиеся организационные таланты на полях сражений. Придя к власти, они оттирали от государственных рычагов старую знать, заполняя вакансии своими сторонниками. Чаще всего новая элита вербовалась из провинции по деловым качествам. Этот клан управленцев заменял «отработанную» столичную знать.
Этнический состав византийских императоров был чрезвычайно пестрым: греки, армяне, славяне, иллирийцы… Многие из них начинали свой путь наверх из крестьян, рядовых воинов и мелких чиновников. Вливание свежей крови и уничтожение деградантов – стало главным способом энергетической встряски правящего класса. Но этот процесс не мог происходить по заказу. Случай играл слишком большую роль. Не всегда в решающей момент во главе Византии оказывались «пассионарии». И тогда армия империи проигрывала, может, и хуже вооруженным, но сплоченным войскам разогретого этноса в лице арабов, а затем тюрков. Точно так же в свое время ополчение римлян побеждало своих многочисленных, но энергетически более слабых врагов.
Если поздний Рим или жители города Сибарис превратились в символы гедонизма и разложения, то Византия стала символом гипертрофированного бюрократизма. Той бюрократии, что зависит исключительно от личности правителя и слабо связана с народом. Поэтому, когда возникали крупные проблемы, например, неудачная война, то латать бреши за счет энергии и энтузиазма народа, как это делается в сплоченном этносе, она не могла. Демократии потому и оказывались более конкурентоспособными, что здоровое гражданское общество умеет сплачиваться перед внешними угрозами. В трудное время такой социум легко концентрировал имеющиеся ресурсы, и вражеская армия встречала перед собой не отдельное войско, а вооруженный народ. Именно по этой причине проиграли полчища персов демократии Греции в V в. до н. э. На такую мобилизацию была способна не только демократия в период расцвета, но и этнос, находящийся на родо-племенной стадии организации, если во главе оказывался ярко выраженный вождь-пассионарий, наделенный полководческими талантом. Византия не имела гражданского общества и вышла за пределы родо-племенной организации. Страна представляла собой конгломерат городских социальных групп и автономных сельских общин. Пространство империи сцеплялось в единое целое властью бюрократической организации во главе с монархом. Пока была сильна чиновничья-монархическая власть – сильно было и государство. Слабела верховная власть – автоматически слабели государственные институты, включая армию. Выход из кризиса, как уже говорилось, состоял в обновлении верховной власти. Когда слабела правящая элита, ее свергала другая группа и тем обновлялся бюрократический аппарат управления. Когда слабело государство, и в это время появлялся сильный противник, государство терпело поражение. Таким был алгоритм византийской внешнеполитической истории.
В Византии перманентно на протяжении столетий, происходила смена власти путем переворотов, и поражение государства становилось импульсом к обновлению правящего класса. После чего следовало контрнаступление и многое отвоевывалось обратно. Это действовало, пока в процесс не добавился следующий фактор – разложение самого этноса. В «римском» варианте деструкция, переросшая в социальное гниение, подобно гангрене, пошла снизу из ставшего «сытым» гражданского общества в элиту и властные структуры. В «византийском» же варианте процесс шел сверху, от «головы» – от власть имущих к обществу.
Когда тюркские кочевые племена в XI веке ворвались в Малую Азию, цивилизационный уровень Византии был намного выше их. Соответственно, армия была вооружена технически лучше кочевников. Раньше это могло привести не только к разгрому пришельцев, но и к их ассимиляции. Византия имела большой опыт цивилизаторства. Византийскую культуру и религию восприняли многие народы Восточной Европы. Однако на этот раз у византийцев ничего не вышло. Даже когда тюркское государство в Малой Азии было разбито Тимуром в конце XIV в., то и тогда Византия не сумела воспользоваться благоприятнейшим обстоятельством и вернуть хотя бы часть прежних позиций.
Когда государство терпит поражение, после которого оно не может оправиться даже в выгодной исторической ситуации, то это свидетельствует о том, что процессом деградации охвачена не только правящая элита, но и подорвана энергетика народа. Такой этнос выделяет из себя только слабую власть, а слабая власть, опирающаяся на слабый этнос, рождает слабое государство. И уже смена династий и правящих элит ничего существенного не дает, разве что латание прорех и временное тонизирование управления.
Но сам по себе данный факт еще не означает обязательную гибель этноса. Можно назвать десятки народов, которые выжили, находясь под враждебным господством на протяжении многих веков. С ромеями этого не произошло, они растворились среди пришельцев, и даже высокая культура и чуждая им религия не спасла от ассимиляции. Почему? Сравнение показывает, что не выжили и растворились и другие народы, создавшие великие имперские конгломераты, – мидяне, ассирийцы, вавилоняне, македонцы, эллины, римляне. Зато творцы локальных государств (армяне, болгары, евреи, сербы…) оказались способны пережить свой государственный крах Исключением в ряду создателей великих империй стали арабы и монголы, они тоже выжили, как этносы, но их коренные территории не захватывались и, главное, не подвергались колонизации пришельцами. Если бы кто-то польстился на пустыни Аравии и засушливые степи Монголии, то малочисленное население этих районов (в Монголии XIX в. оно сократилось до нескольких сот тысяч человек) вряд ли смогло оказать сопротивление и растворились бы, как схожие им по типу маньчжуры в соседнем Китае.
Отсюда можно предположить, что перенапряжение и постепенное истощение этноэнергетики народов, сотворивших великие экспансионистские империи, способствовало их последующей гибели. Социальная энтропия оказалась выше предела выживаемости. Захваченные куски оказалось трудно переварить, а их удержание стоило захватчикам исторической перспективы. Поэтому одной из задач правящего класса активного, пассионарного, социума является точное определение границ эффективной экспансии, за пределами которых расход энергии начинает превышать ее возмещение. Самый успешный византийский император Юстиниан (VI в.) вел войны в Северной Африке, Италии и Месопотамии одновременно, и создал обширную империю, но этим Византия намного превысила свои материальные и моральные возможности. И позже ее правители занимались только одним – пытались удержать сокращающиеся границы империи. Безуспешно. Уже в VII веке арабы захватили большую часть владений Константинополя в Африке и Азии. Этот процесс удалось затормозить на несколько веков, но за это долгое время власти ничего не смогли придумать, чтобы обновить источники энергии страны. Приходилось черпать из старых. А они скудели с каждым столетием, пока процесс не завершился крахом – гибелью государства и растворение ромеев среди пришлых народов.
Среди потенциальных возможностей создания дополнительной силы была экономика. Для Византии же было характерно неумение властей создавать передовую экономику. Национальное хозяйство было не хуже, но не лучше, чем у других, и когда появились другие экономические лидеры, то пришлось уступить дорогу сильным. Внешне могучая Византия отдала свои торговые позиции маленьким городам-государствам – Генуи и Венеции, а на Востоке – арабским купцам. А ведь торговля, в том числе транзитная торговля между Востоком и Западом, в те времена относились к числу наиболее выгодных сфер образования капиталов. Однако деньги уходили «налево», и византийские императоры постоянно мучились проблемой поиска средств для содержания армии. Приходилось обращаться к налоговому прессу. Рост налогов вызывал недовольство. Дело доходило до того, что население встречало захватчиков как своих освободителей. Поэтому арабам без особого труда удалось в считанные годы захватить Палестину, Сирию, Египет. А когда тюрки вторглись в Малую Азии, то ромейские города пошли на сотрудничество с пришельцами, ведь племена кочевников не знали, что такое налоги.
Государства византийцев и римлян – классические примеры самоликвидации государства и народа. Внешние силы лишь воспользовались благоприятными возможностями, чтобы добить одряхлевших львов.
Через тысячу лет после официального упразднения Западной Римской империи в 1453 г. пал и Константинополь, а с ним и Восточная Римская империя. Через два-три столетия ромеи исчезли как этнос. Зато их соседи армяне, албанцы, болгары, греки, сербы, хотя также попали под власть османов, не только сохранили себя, свой язык и культуру, но спустя полтысячи лет сумели добиться национального освобождения и возрождения своей государственности. Они сохранили свои источники жизнедеятельности.
Римская и Византийская модели не только разнятся между собой, но имеют общие черты. Прежде всего, это неспособность властей восстановить этноэнергетику государствообразующего народа, остановить депопуляцию коренного населения и заселение территории государства пришлыми народами. Это модели деградации, в которых общим было то, что внешний имперский блеск сочетался с внутренним разложением.
Итак, из анализа имеющегося исторического материала можно прийти к выводу, что разложение цивилизаций идет по «древнеримской» либо «византийской» моделям. Это условное название помогает сориентироваться в массе разнообразных фактов. В одной – «древнеримской» – определяющим фактором разложения является материальная и духовнокультурная «сытость» не только элиты, но и большей части общества. В другой – «византийской» модели – главным источником деструкции является дефицит эффективного управления при обилии ресурсов. Между этими моделями не может быть четкой границы. Социальные проблемы деградации носят сквозной характер, поэтому «перекличка» между этими моделями неизбежна, да и само моделирование служит, прежде всего, приемом наглядности. Наглядность тем более важна, что в условиях кризиса этноэнергетики многие, ранее очевидные вещи общество перестает воспринимать как угрозы, предпочитая выдавать желаемое за действительность, заниматься самогипнозом и самоусыплением. А критика растущего негатива воспринимается с подачи определенных идеологических сил как «фобии» и склонность к паникерству. Поэтому, даже наглядное моделирование и исторические примеры не обязательно будут способствовать тому, что правящие группы воспримут их как сигнал к жесткому противодействию тенденциям разложением. Но даже если правящая верхушка проснется и обеспокоится, это не значит, что ей удастся переломить негативную ситуацию. «Перестройка» в СССР – один из наглядных примеров неэффективной попытки решения проблем разложения системы (причем силами деградантов!). Кроме обеспокоенности необходимо знать, что делать, чтобы деструктивный реформизм в духе «хотели как лучше, получилось, как всегда» не ухудшил положение.
