Текст книги "Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления"
Автор книги: Борис Шапталов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
ЧАСТЬ 2
Системные характеристики деградации
2.1. Социальная энтропия
Энтропия в природе – это процесс рассеивания энергии. Она представляет опасность в том случае, если воспроизводство новых порций энергии не в состоянии покрыть ее убыль. В физике космоса угроза энтропии означает тепловую смерть Вселенной. Было высказано предположение, что рассеивание энергии в бескрайнее космическое пространство со временем приведет к такому охлаждению газа и тел во Вселенной, что любые формы жизни станут немыслимыми. Но если даже это и так, то речь идет о столь отдаленной перспективе (миллиарды лет), что никак не скажется на человечестве. А возможна ли подобная угроза для общества? Да, возможна, и тому есть многие исторические примеры. Но данная угроза чаще всего не осознается, хотя бы потому, что в гуманитарных науках только складывается понятие социальной энтропии, а, соответственно, нет ясного понимания принципов и закономерностей ее возникновения.
Трудность описания энтропийных процессов в обществе состоит в том, что сам термин «энтропия» условен. Он взят из физики по методу аналогии и лишь как аналогия способен объяснить процессы, коренным образом отличающие от естественнонаучных. Надо иметь в виду, что использование понятий из физики или биологии – занятие вынужденное, вызванное неразработанностью специфического понятийного аппарата. Многократные попытки отдельных историков и социологов придумать особые, относящиеся только к гуманитарным наукам термины, закончились неудачей. Конструирование слов выглядело довольно надуманным и неуклюжим. Попробуйте выговорить, например, слово: «протомилитомагнарный». К немногим успехам относится придуманное Л. Гумилевым благозвучное слово «пассионарность». Поэтому, чтобы не обременять текст придуманными терминами, используются привычные слова-понятия.
В чем проявляется социальная энтропия? Казалось бы, в войнах. Вот где затраты колоссальны! Однако европейские государства, несмотря на огромные потери материальных и людских ресурсов, за последние 300 лет развивались очень быстро. В тоже время, между странами Латинской Америки было небольшое число вооруженных конфликтов, но они не только не смогли догнать Европу, но и значительно отстали от нее. То же самое характерно для Африки и мирных государств Азии. Аналогичной была ситуация с Древним Римом. Почти непрерывные войны сопровождались постоянным усилением римского государства, превратившегося в итоге в «мировую» империю. Причем усиление имперской мощи сопровождалось расцветом культуры. Почему же войны становились ускорителями научно-технического, а порой и социального прогресса, а не тормозом?
Для сравнения обратимся к паровому двигателю. Работа в нем – это разница между максимальной и минимальной температурами производимой энергии. Соответственно, чем выше температура пара, тем больше возможностей произвести полезную работу. Так и с войной. Она может играть роль очень высокой температуры для разогрева социальной энергии. Задача правителей найти способы целеустремленного использования имеющейся энергии. В Древнем Риме это удавалось в наибольшей степени, в том числе через военную экспансию, что и обусловило превосходство римлян над окружающими народами. Высокую эффективность использования разогретой социальной энергии продемонстрировала фашистская Германия. Всего за несколько лет в Германии были созданы не только мощные вооруженные силы, которые удалось победить лишь совместными усилиями трех великих держав (СССР, США, Великобритании), но и был осуществлен впечатляющий прорыв в ракетостроении и реактивной авиации.
Не преминули использовать Вторую мировую войну для технического прорыва и Соединенные Штаты. Самый яркий пример – использование атомной энергии.
Несмотря на колоссальные потери, война вывела Советский Союз в сверхдержавы, а ее военно-промышленный комплекс надолго стал локомотивом научно-технического прогресса. Это говорит о том, что деградация не связана с затратами социальной энергии на достижение целей. Наоборот, чем активнее общество, чем больше усилий оно прикладывает, тем быстрее наращивает социальные мускулы. Поэтому призывы иных «светлых» умов опереться на иностранный каптал, иностранную рабочую силу, иностранных ученых как средства развития России есть курс на дальнейшее понижение национальной энергетики, что обернется ее историческим поражением.
В мире физической природы энергия получается, прежде всего от сжигания топлива, хотя есть и чистые виды получаемой энергии – энергия ветра, приливов, гидроэнергия (если размер затапливаемых земель невелик). Социальная энергия может быть получена через принуждение к труду внеэкономическим путем. Труд рабов и крепостных, а также гибель солдат тоже можно сравнить с процессом «сжигания топлива». Но необходимый результат можно получить через экономическое и моральное стимулирование. Самый «чистый» вид социальной энергии – творчество: творчество ученых, конструкторов, художников, а также управленцев всех уровней. Чем выше энергетическая отдача творческой части общества, тем быстрее оно развивается. В итоге «на выходе» имеются общества с очень разным уровнем социального коэффициента полезного действия. Государства Латинской Америки в XIX веке имели конституции, законы и политическую систему (парламент, многопартийные выборы) сходные с Соединенными Штатами. Но почему-то США развивались намного быстрей, оставив Латинскую Америку далеко позади. Причина тому проста: социальный КПД, прежде всего в сфере творчества, был намного выше в США, тогда как Латинская Америка за два столетия своей истории не подарила миру ни одного ученого! Не было сделано ни одного научного открытия или технического изобретения, а Соединенные Штаты буквально фонтанировали инновациями. Это и решило историческую судьбу этих регионов. Поэтому зависть южных соседей к богатому Северу по большому счету необоснованна, мол, нас эксплуатируют, а то мы бы… Живи Латинская Америка самостоятельно, жизненный уровень населения не только был бы низким, но регион пребывал бы в архаике. Эксплуататоры с севера не просто используют их ресурсы, но поставляют технику, технологии и капиталы, иначе землю до сих пор обрабатывали бы мотыгой и крестьяне ничего не знали бы о тракторе. СССР даже гражданская война и гитлеровское нашествие не помешали стать великой державой, а в Латинской Америке уже 150 лет без устали рассказывают про то, что им кто-то мешает. Мода валить на внешние обстоятельства перекинулась и на другие страны. Чтобы богатеть и развиваться, надо повышать свой социальный КПД, как это сделали некогда бедные Япония, Южная Корея, Тайвань и другие подобные им страны, и дела пойдут в гору. Как именно повышался социальная эффективность в мировой истории разными странами и народами рассмотрено в моих книгах, посвященных теории и практике экспансионизма. (Шапталов Б. Н. Экономическая экспансия. Теория и практика обретения национального богатства. М.: Экономика, 2008; Шапталов Б. Н. Теория и практика экспансионизма. Опыт сильных держав. М.: URSS, 2009).
Человечество достигло нынешних высот потому, что в отличие от прочего животного мира, стало открывать способы получения социальной энергии и создавать механизмы преобразования ее в работу. Переход от собирательства и охоты к земледелию и скотоводству – не просто смена форм добывания пищи, но и механизмы использования социальной энергии общины. Для этого пришлось видоизменять структуру племени, делать ее более иерархической, и увеличивать долю специализированного труда. Следующие шаги продолжили курс на выработку новых способов аккумулирования социальной энергии. Огромным достижением, к примеру, стало формирование систем образования и специализированных научно-технических учреждений. Современные конструкторские бюро и научные лаборатории – тоже суть механизмы преобразования социальной энергии.
Механизм (любой) – это способ реализации имеющегося потенциала. Соответственно, социальные механизмы – это способы использования общественной и этнической энергии. Традиционное общество и демократия во всех своих исторических разновидностях – это упорядоченная совокупность механизмов утилизации социальной энергии с разной степенью КПД. Каждая из систем имеет свои плюсы и минусы, свои пределы эффективности. Все попытки создать идеальное общество – коммунизм, технотронное (кибернетическое) общество – потерпели и будут терпеть неудачу, потому что стремиться создать идеальные социальные механизмы – значит пытаться сконструировать вечный двигатель, только применительно к обществу. Как и в физическом мире это невозможно из-за неизбежных потерь энергии в ходе ее воспроизводства, так не удастся добиться гармонии в мире социальных отношений. Остается делать то же, что и в теплотехнике – пытаться повысить коэффициент полезного действия старых социальных механизмов, или переходить на новую, более эффективную систему.
В современном обществе, существует огромное количество способов воспроизводства и раскручивания социальной энергии и механизмов ее преобразования в созидательную деятельность. Только благодаря этому мы видим удивительный по скорости материальный и технический прогресс, недоступный древним обществам. И работа по совершенствованию и поиску новых способов воспроизводства, аккумулирования и преобразования социальной энергии продолжается. Успехи столь впечатляют, что время от времени они порождает эйфорию. Однако довольно скоро безудержный оптимизм сменяется пессимизмом (иногда столь же неуемным). Это означает, что общество столкнулось с какими-то проблемами использования социальной энергии. Но эти сложности, как показывает историческая практика, обычно преодолеваются, и социум возобновляет свою нормальную жизнедеятельность, нередко с еще большим ускорением. Подлинной бедой является лишь раскручивание процесса социальной деградации. В этом случае апокалипсические предчувствия могут реализоваться на деле.
Исследователями предложены разные схемы, иллюстрирующие процесс упадка народа и государства. Одной из наиболее интересных, на наш взгляд, разработок является теория Л. Н. Гумилева. Правда, он отнес ее исключительно к жизни этносов, но в качестве схемы, иллюстрирующей жизнь некоторых государств, работает достаточно наглядно. Наложим ее на историю России XVIII–XX веков.
Жизнь народа (этноса) Гумилев разделил на ряд этапов (фаз). Инкубационный период. Во все большем числе появляются активные личности, отстаивающие непривычные идеалы, мечтающие завоевать себе место под солнцем, оттеснив старую генерацию счастливчиков. Императивом этой генерации является установка: «Надо исправить мир, ибо он плох»! Таких людей Гумилев назвал «пассионариями».
Пассионарность – это потребность и способность изменять окружающую среду и самого себя, то есть, потребность в преодолении трудностей ради достижения неких общественно значимых целей, которые поставил себе пассионарий. В России деятельность пассионариев особо ярко проявилась в период правления Петра I. Затем после некоторого спада их активность стала нарастать к концу XIX века. Первым появление личностей особого типа описал И. Тургенев в романе «Отцы и дети». Для новой генерации он изобрел слово «нигилисты» (отрицатели).
Далее инкубационный период сменяется фазой подъема, которая характеризуется быстрым ростом пассионарного напряжения. Это – время напористой экспансии, сопровождаемой резким ростом всех видов социальной активности и демографическим взрывом.
Пик наивысшего пассионарного напряжения Гумилев назвал акматической фазой. В этот период превалируют пассионарии жертвенного типа, что приводит к пассионарному перегреву. Часть избыточной энергии расходуется на экспансию, а часть гасится во внутренних конфликтах. В России этот период приходится на вторую половину XVIII века и первую половину XX века.
Акматическая фаза недолговечна. Перегревы сменяются спадами, после чего наступает фаза надлома. Эта фаза сопровождается ростом числа антипассионариев (Гумилев называет их «субпассионариями»). Начинается снижение энергетической силы системы, ее сопротивляемости, что приводит к возникновению угрозы ее распада и гибели.
Как видим, описание очень точно подходит под события, связанные с судьбой Российской империи и СССР в 1970–1991 годах.
В свою очередь период надлома переходит в инерционную фазу. У Гумилева инерционный этап характеризуется, как время успокоения и начала созидательной деятельности. Доминирующим типом личности становится законопослушный, работоспособный человек. На этот раз описание «инерционной фазы» Гумилева к истории постсоветской России не подходит. Однако к истории других государств (Японии, например) такая фаза вполне соотносима с реальностью.
Далее инерционная фаза заканчивает переходом в стадию обскура– ции. Она характеризуется общим упадком, переходящим в деградацию.
Следует отметить, что теория расцвета и упадка этносов Л. Гумилева больше соответствует для описания активных, экспансионистских обществ, чем для пассивных. Пассивные не достигают «акматической фазы», а если им удается добиться фазы умеренного подъема, то они скоро переходят в инерционную стадию. Здесь эволюционное развитие большей частью происходит под внешним давлением. Жизнедеятельность стран Латинской Америки, Африки и Ближнего Востока – наглядное тому доказательство.
Других теорий, рассматривающих исторические зигзаги с энергетической точки зрения, насколько нам известно, нет. Остается констатировать: социальная энтропия вступает в свои права тогда, когда активное общество останавливает свой бег, «замирает», и начинает тратить свои возможности на гедонизм и эксплуатацию достигнутого уровня. Наступление социальной сытости, социального паразитизма запускает процесс энтропии в полную силу. Отсюда можно вывести следующие этапы деградации этноса.
1. Распространение социальной «сытости», социального паразитизма.
2. Деморализация общества.
3. Депопуляция (стабильное превышение смертности над рождаемостью), как следствие первых двух факторов.
Что такое деморализация? Это когда общество теряет социальные ориентиры и образовавшейся вакуум заполняет антирациональное (внешне нелогичное) поведение. Это следствие роста влияния деградантов. В частности, оно приводит к возникновению такого явления, как «отрицательная селекция» при выдвижении кадров государственных служащих и политиков и такого феномена как «политика искусственных трудностей», когда проблемы создаются, что говорится, на ровном месте.
Несмотря на негативный характер процесса деградации, она, в то же время, естественный для природы способ избавления от ставших ненужными биологических видов. А для социальной природы – способ выбраковки изживших себя управленческих механизмов, правящих классов и обществ.
2.2. Модели деградации
Итак, энтропия есть не только беда, но и благо. Любой биологический организм энтропичен, потому происходит смена поколений, что открывает дорогу эволюции. Без энтропии не смог бы возникнуть homo sapiens. Принцип обновления включает в себя энтропию, равно как и деградацию. Негативный процесс для одной системы открывает путь новому, в результате чего сложно привести обозначившиеся процессы деградации к одному знаменателю и всем понятной оценке «хорошо» или это «плохо», ведь деградация тоталитарной диктатуры – это благо, хотя она распространяется и на здоровые ткани общества. Но этот взгляд со стороны не спасет, если живешь внутри разлагающегося общества.
Деградация формирует свои формы идеологии и культуры и, в итоге, свой образ жизни и мышления. В этом «социуме» большинство людей уже не хотят видеть очевидные, но неприятные для них вещи. А если жизнь заставляет взглянуть правде в глаза, то начинается имитация деятельности по исправлению негатива. Правда, до настоящей деградации, которая является оборотной стороной расцвета, надо еще дорасти. Можно Сказать, что это удел аристократии. Аристократов цивилизации, культуры, аристократов духа. Остальным деградация не грозит, ибо они на этом уровне благополучно пребывают изначально. Ситуация в духе анекдота: «Как вы попали в выгребную яму? – Я тут живу». То, что для одних является упадком – для других – норма, естественное условие существования. Так, деградация античного римского общества низвела его до уровня варварских племен. Те не имели науки, не строили дорог и общественных зданий, не имели литературы и живописи, так этого не стало и в римском обществе раннего средневековья. Но, в отличие от варваров, греки и римляне, прежде чем пасть, сумели подняться на вершины культуры.
Деградация – примета цивилизации. Причем, чем выше уровень ее развития, тем заметнее будут деградационные процессы. Поэтому явление деградации лучше всего изучать на материале античности. Там она явила себя наиболее полно и по школьному наглядно.
Как это происходило?
На территории Древней Греции в III–IV тыс. до н. э. возникло несколько культурных очагов, но развилась до уровня цивилизации лишь культура минойского Крита. Все остальные сошли с дистанции и исчезли почти бесследно. Археологические раскопки подтверждают эту тенденцию и в других районах Земли. Из множества усложняющихся социальных племенных и межплеменных систем развились считанные культуры. Их можно уподобить пробивающимся росткам на каменистой поверхности. Выжили цивилизации шумеров (район слияния рек Евфрата и Тигра), Египта (реки Нила), Индии (реки Инд), Китая (район реки Хуанхэ). Им удалось просуществовать многие столетия и потому оказать большое влияние на окрестные народы, оцивилизовывая их. А если бы не развились и они? Смогло ли человечество продвинуться по пути прогресса? Народы Африки, Австралии, значительной части Америки и ряда других регионов не сумели выйти за рамки бронзового века. Когда европейцы открыли Америку инки и ацтеки – самые развитые цивилизации континента – не знали железа, колеса, а их духовная культура не «открыла» философию и светскую литературу. На других континентах – Черной Африке и Австралии дело обстояло еще хуже. Тамошние культуры пребывали в доцивилизационном тупике, без малейшего намека на возможность прорыва на более высокий уровень развития. То, что люди сегодня летают на самолетах и пользуются компьютерами – следствие определенного благоприятного стечения обстоятельств. Но и развившиеся в древности цивилизационные очаги достаточно быстро достигали потолка, останавливались, а затем погибали под ударами внешних врагов или начинали деградировать. Ситуацию спасало то, что они успевали передать цивилизационную эстафету другим народам, и те вносили новое качество, выводя общемировую цивилизацию на уровень чуть выше предыдущего.
Гибель от внешних врагов – явление понятное. А почему возникал и как протекал процесс деградации?
Развитие происходит по определенным закономерностям, являясь следствием избытка этнической энергии, выраженной в территориальном и культурном экспансионизме. Деградация также имеет свои закономерности, преломляясь в специфических исторических и социальных обстоятельствах. Не претендуя на полноту и безукоризненную точность (эта проблема требует своего углубленного исследования), можно выделить наглядные модели цивилизационной и государственной деградации.
2.2.1. «Римская модель»Есть теория, что римлян погубила роскошь и праздность. Если она верна, то эта закономерность будет правомерна и для нашего времени и нам грозят те же беды, что поразили античную цивилизацию. Однако, если мы начнем предостерегать современное общество против роскоши, праздности и паразитизма, то эти обвинения можно легко оспорить. Роскошь сопутствовала всем цивилизациям, но почему-то немало народов дожили с древности до наших дней. Обвинение в праздности тоже не проходит, – подавляющая часть людей работает. Сытость? Да, ежедневно в городах евро-атлантической цивилизации на свалку выбрасываются тысячи тонн продуктовых остатков, но римляне сошли с исторической сцены не из-за недоеденных кусков. Поэтому нередко теория праздности носит больше этико-публицистический (мол, в Африке дети голодают, а люди Севера бесятся от сытости и т. д.), чем научный характер и отвергается сторонниками «потребительского общества», как поверхностная. Однако они не правы.
Римский, а равно древнегреческий народы, погубила сытость, но сытость не физиологическая, а социальная. Именно социальная сытость ведет к социальной лености, и, как следствие, к падению этноэнергетики до уровня ниже поддержания существования народа.
Негативное влияние роскоши, праздности, а в итоге, социальной «сытости» на моральное состояние народа и его верхов в Риме было замечено сразу же, и с этими явлениями боролся цензор Катон, их клеймил поэт Ювенал, по их поводу сокрушался историк Тацит. С тех пор немало интеллектуалов отмечали опасность социальной лености для государства. В сущности, все они вели речь о понижении уровня этноэнергетики, не употребляя самого термина.
Проблема разрушения этноэнергетики начинается с негласного доминирования формулы: «Можем, но не хотим». Это первый этап упадка. Силы еще есть, материальных средств достаточно, однако хочется другого – «красивой жизни», покоя, то, что называется «почиванием на лаврах». (Тренерам хорошо известно такое состояние у спортсменов после обретение командой чемпионского титула.)
Однако психологическую усталость преодолеть сложно, но еще можно. Когда же общество вступает в этап «нет ни сил, ни желания», данное государство, а порой и этнос, обречены. А именно к этапу «можем, но не хотим» приближается западное общество (а российское вступило в него в 1990-е гг.). Поэтому так остры проблемы иммиграции, что, не взирая на безработицу, тяжело заполнить вакансии на «непрестижных» работах. Все меньше желающих служить в армии, и растет готовность передоверить «рекрутчину» иностранцам. К счастью, в западном и российском социумах пока сохраняется желание работать в науке, тяга к изобретательству и культурному творчеству. А ведь опыт древних Греции и Рима показывают – со временем угасает и этот интерес, после чего общество полностью попадает под власть процесса деградации.
Несмотря на справедливую критику «сытого общества», борьба с роскошью и гедонизмом, хотя и необходима, но не имеет особых шансов на успех. К прекраснодушным призывам жить экономнее мало кто прислушается из тех, у кого есть на это средства, а налог на роскошь поможет лишь госбюджету, но не искоренит саму роскошь. Причем парадоксально, но, как показывает опыт Рима, деньги от налога на роскошь могут идти на финансирование паразитарных же социальных программ для неимущих, а точнее, не желающих работать. Это означает, что процесс упадка будет продолжаться до какого-то логического конца – либо до свержения загнившей элиты, либо до разрушения государства и кардинального обновления структур общества, либо – худший вариант – до распада самого этноса и замещения его другими народами.
Свержение декадентского правящего класса может произойти через революцию, захват государства агрессорами или через вытеснение праздного класса социально активными силами (так буржуазия постепенно выдавила аристократию и дворянство). Но если деградирующий правящий класс сохраняет власть и свое деградирующее государство, то процесс распада уходит на «нижние этажи» общества, и начинается деградация народа. Путь от величия этноса до его упадка и поглощения пришельцами проделали античные греки, македоняне, римляне и византийцы.
Источником разложения правящего класса и примыкающих к нему групп населения является гедонизм, то есть подчинение личности и общества не только удовольствиям, возведенных в культ и ставших составной частью образа жизни, но и особый образ жизни и мышления, которое можно охарактеризовать как «паразитарный».
Гедонизм – следствие потребительского изобилия. Изобилие как препятствие прогрессу, как фактор глушения духа предприимчивости, намного более разрушительно, чем дефицит. М. Жванецкий устами
А. Райкина был совершенно прав, выведя формулу: «Пусть будет изобилие, но пусть чего-нибудь не хватает!»
Альтернативой гедонизму является постоянное наличие мобилизующих целей. Поэтому перманентный прогресс для высокоразвитого социума является не пожеланием, а жизненной необходимостью.
В «сытом» обществе резко возрастает роль и значимость антипассионарных элементов, вплоть до появления в правящей элите деградантов, которые стремятся утвердить отрицательный кадровый отбор – привести к доминированию таких управленцев, которые не ставили бы серьезных целей, а довольствовались обеспечением «комфортного» существования. Получив право на самореализацию в масштабах всего общества, антипассионарии начинают паразитарную эксплуатацию имеющегося, не имея сил создавать по-настоящему новое. И этот курс проистекает не из злого умысла. Просто попытки созидания приводят к болезненным неудачам, после чего спешно формируется идеология застоя, в основе которой лежит «философский» принцип: «в целом и так хорошо».
Такая паразитарная эксплуатация растянута во времени, что дает позитивным силам в обществе шанс попробовать исправить ситуацию, перехватив власть у деградантов. Но возвращение к власти активных элементов вовсе не означает, что им обязательно удастся повернуть тенденцию вспять, хотя бы потому, что опасность деградации часто понимается на интуитивном уровне, без ясного осмысления процессов деградации социальных механизмов и способов регенерации социальных тканей. Таким образом, получается, что «врачи» не могут поставить ни верного диагноза, ни предложить правильной методики лечения, а действуют по наитию, реагируя на очевидные симптомы кризиса.
Итак, при каких условиях правящая элита становится врагом своего государства?
Впервые такое поведение подробно задокументировано в древнем Риме в лице Тиберия, Калигулы, Нерона, Коммода и других императоров– безумцев. Вне явной логики они убивали, издевались над принятыми нормами приличия вплоть до откровенных насмешек над институтами государства (Калигула, например, сделал сенатором своего коня). Издеваясь над обществом, правители подтачивали основы жизнедеятельности своего же государства, своей власти. Они провоцировали народ и порой добивались своего – их убивали. Но зачем они это делали? Казалось, если у правителя смыслом жизни является есть-пить-развлекаться, то делай это в своем дворце. Но почему-то императоры стремились вынести свои пороки на божий свет, сделать их, как говорится, достоянием общественности. Чтобы показать, что им все дозволено? Чтобы сделаться примером для остальных, дабы другие могли со спокойным сердцем предаться излишествам и не осуждали императора? В качестве аналогии можно привести поп-звезд, с удовольствием распространяющих в СМИ информацию о своей разгульной жизни и пороках. Это считается выгодным («о чем бы ни говорили, лишь бы не забывали»). Возможно, императоры считали, что их жизнь в духе «ничто человеческое мне не чуждо» увеличивает популярность у римского плебса. Как бы то ни было, это разлагало народ и систему управления.
Получается, что цель разложения была основной в деятельности «сумасшедших» императоров? Они охотно провозглашали себя земным воплощением бога. Значит, они не боялись, что на том свете подлинный Бог спросит с них за узурпацию божеского авторитета? Силы власти у римских правителей было предостаточно, чтобы казнить любого по своей прихоти. Так к чему еще и фактическое богохульство, которое убивало в обществе истинную религиозную веру? Если бог на земле – этот пьянчужка и самодур, которого затем убивают заговорщики, то о каких богах может идти речь? Получается, справедливости нет ни на земле, ни на небе! А значит, делай что хочешь, пожирай других, пока не сожрали тебя. Такое государство обречено. Получается, что «безумцы» приближали конец римского государства, как могли. Остается констатировать: отсутствие логики в рамках нормальной жизнедеятельности общества как раз логично для деграданта. Это объясняет действия тех правителей XX века, которые невозможно понять в рамках здравого смысла.
В живописно описанных историками безумствах императоров– деградантов можно увидеть и «положительную» сторону. Они, осознанно или нет, стимулировали в римском народе угасающие государственные инстинкты. Своими выходками заставляли римлян вспоминать свою былую гордость и предпринимать действия в защиту себя, своих прав, своего государства. В итоге следовала ответная реакция. Но не снизу – к тому времени граждане по названию перестали быть гражданами по сути, превратившись в «население» и подданных. Проблему нараставшей деструкции решать приходилось правящей элите и армии. Из этой среды выходили заговорщики, уничтожавшие заразу в лице императора-деграданта.
А вообще, какими методами пытались лечить социальную деградацию в античности?
«Сытость» всегда сопровождается падением нравов, расшатыванием моральных скреп, без которых общество не может нормально функционировать. Опасность моральной эрозии остро осознавали в Риме, и делались неоднократные попытки обратить этот процесс вспять. Одну из последних попыток такого рода предпринял император Деций в 250 г. Историк Э. Гиббон так описывает это в чем-то героическое деяние:
«… Деций боролся с настигшей его грозой, его ум, остававшийся спокойным и осмотрительным среди военных тревог, доискивался общих причин, так сильно поколебавших могущество Рима… Он скоро убедился, что нет возможности восстановить это могущество на прочном фундаменте, не восстановив общественных добродетелей, старинных принципов и нравов и уважения к законам. Чтобы исполнить эту благородную, но трудную задачу, он решился прежде всего восстановить устарелую должность цензора, – ту должность, которая так много содействовала прочности государства, пока она сохраняла свою первобытную чистоту, но которую
Цезари противозаконно себе присвоили и затем довели до всеобщего пренебрежения» (Гиббон Э. История упадка и крушения Римской империи. – М., 2002. С. 19). Однако уже в следующем, 251 г., Деций погиб, а с ним и идея возвращения цензуры для оздоровления римского общества.
Самый радикальный метод в медицине при гангрене – хирургическое удаление пораженных тканей. Император Септимий Север (193–211 гг.) так и делал – истреблял разложившуюся римскую знать. Римский историк высказался по этому поводу следующим образом: лучше бы ему не рождаться на свет со своей склонностью к жестокости, но если уж он родился, то не надо было умирать, ибо для государства он был очень полезен.
