Текст книги "Зеркало для слепого"

Автор книги: Борис Пугачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

– А я думаю, что любовь – одна из разновидностей психического расстройства, больного воображения. Сбой в системе. Заметьте, если бы это было действительно чувство, оно сохранялось бы долго. А этого нет. Любовь имеет очень маленький период полураспада. Кстати, вернее называть это не чувством, а страстью. Сходно со страстью грызть семечки. Кроме того, часто путают любовь и половое влечение. Здесь вообще одна только физиология. Вообще странно, почему любовь отождествляют с сердцем. При чем тут сердце? У сердца простая функция насоса. Я вообще это положение не понимаю. Душа – ладно. Есть она, нет ее – извечная дилемма, а сердце при чем?

– Хорошо. Рассуждать здесь можно бесконечно. А что вы скажете про любовь родителей к своим детям? – спросил Володя.

– Во-первых, она существует не всегда. Многие родители не только не любят своих детей, но часто их ненавидят. Во-вторых, опять же спорно, что это чувство. Скорее, это связано с воспроизведением себе подобных. Физиология. Заметьте, что материнская и отцовская любовь – совершенно разные явления, как и физиология мужчины и женщины. Вы еще начните обсуждать чувство дружбы или товарищества. Это, по-моему, тоже не чувства. А пословица «От любви до ненависти – один шаг», по-вашему, о чем говорит?

– Давайте оставим эту зыбкую тему, – предложил Марлен. – Мы ушли от основной нашей полемики. Либерализм и демократизм мы все понимаем по-своему. Полагаю, что важнее не это, а задачи, которые мы перед собой ставим, и способы их решения. Как пример: все мы хотим возродить экономику нашей страны. Однако пути совершенно разные. Ира ратует за рыночные реформы почти без вмешательства государства, мы, наоборот, требуем развития мощного государственного сектора. Володя пытается свести две наши платформы в какую-то компромиссную третью. Кто из нас прав?

– Ира зовет всех пить чай, – пригласила, прервав беседу, Лена. – После чая доспорите. Нам с Ирой вообще скучно. Нас политика не интересует.

– Действительно, товарищи. Что-то мы уплыли не в ту степь. И вообще, в нашей стране демократии не меньше, чем в США. Я могу выйти на Красную площадь и крикнуть: «Долой президента Буша!» Мне за это ничего не будет, – пошутил Родик, вспомнив бородатый анекдот времен социализма.

– Ха-ха. Ирунчик, прости нас. Идем к тебе, – выкрикнул в пространство Володя. – Повинную голову меч не сечет. Будем исправляться. Да мы и не о политике, а о любви говорили. Родион Иванович в любовь не верит.

– Что значит – «не верит»?

– Считает, что она не из области чувств. А сердце как чувственный орган вообще не признает.

– Он не одинок. «В конце концов, любовь – игра, хотя никто не верит в это: она – фантазия поэта, плод шаловливого пера».

– Родион Иванович пошел дальше Байрона и уверяет, что любовь – просто временное психическое расстройство.

– Не поняла, при чем тут Байрон. Это сказал Хуареги. Неужели не можешь отличить испанский темперамент от английской холодности? Он еще хуже высказывался. «Лишь в первой страсти дорог нам любимый…» Он считал, что это мимолетное явленье, приносящее одни только горести. Многие великие разделяли мнение Родиона Ивановича.

– Вот, Володя, видите, что говорят знатоки?

– Сдаюсь. С вами, Родион Иванович, я еще могу поспорить, но с женой – никогда. Это совершенно лишено смысла. Во-первых, с ней можно лишь соглашаться, а во-вторых, если не согласен, то смотри пункт первый. Однако, Родион Иванович, позволю себе заметить: я ее люблю, и чувство это у меня не проходит вот уже почти два десятка лет.

– Мелкий подхалим, – по-доброму улыбнулась Ира и, приобняв мужа, поцеловала его в лоб.

– Давайте выпьем за любовь, – предложил Марлен. – Болезнь это, или страсть, или чувство, или явление, или игра, или фантазия, или физиология, а может, и все вместе – не важно. Важно, что она есть. Она часть нас, нашей жизни.

– Вот, Володя, бери пример с Марлена. Он хоть и политик, но может говорить о вечном. А ты последнее время только о своем либерализме. Как будто других тем нет. Перед Родионом Ивановичем даже неудобно. Ему ваша политика – как рыбе зонтик.

– Ирочка, вы не совсем правы. Мне было очень интересно. Более того, я ведь при социализме активным общественником был. Общественная жизнь – важнейшая составляющая бытия любого общества. Гады-капиталисты, которым мы теперь во многом подражаем, это отлично понимают. Думаю, что я сделал ошибку, забыв в последние годы об общественной работе. Надо ею заниматься. Стоит, вероятно, примкнуть к какой-нибудь партии.

– Ну, вот… И вас сагитировали. Пропал коммерсант.

– Не пропал. Одно другому не помеха. Однако мы отвлеклись. За любовь пьем?

– Пьем! – поддержали мужчины.

10 глава

Побеждает тот, кто бьет противника его же оружием.

Г. Ибсен

Выезд был назначен на шесть утра. Стояла обычная для поздней осени промозглая погода. Моросящий дождь перемежался с мокрым снегом. Родик пожалел, что не взял с собой зонтик, надеясь на капюшон недавно по случаю приобретенной модной куртки типа «Аляска». Однако капюшон оказался совершенно неподходящим для такого ненастья. То его сдувало ветром, то он налезал на глаза, недопустимо сужая обзор. Кроме того, намокшая меховая оторочка вместе с синтетическим верхом доставляли голове дискомфорт – волосы стали липко-мокрыми, а вскоре по шее заструился то ли пот, то ли конденсат. Родик скинул надоевший капюшон, предпочтя ему холодную небесную влагу. Это не улучшило ситуацию – вода теперь струилась по лицу.

Родик огляделся по сторонам в поисках укрытия, но ничего подходящего не нашел. На плохо освещенной площадке находились только сцепленные по двое грузовики ГАЗ-66. Вокруг автомобилей царила суета. Бригадир водителей – подвижный, невысокого роста, сухощавый молодой человек поочередно проводил предвыездной технический осмотр, открывая капоты, включая и выключая приборы освещения, заглядывая куда-то между колес, стуча ногой по трубам сцепок. Освободившиеся водители, прячась от дождя в кабинах, занимались своими делами.

На Родика, казалось, никто не обращал внимания. Однако он понимал, что его присутствие необходимо. Уйди он сейчас – и все расслабятся, постараются побыстрее закончить нудную процедуру, кажущуюся лишней. Смахнув с лица дождевую морось, Родик, то ли чтобы как-то занять себя, то ли по какой другой причине, в очередной раз задумался. Вспомнились сомнения Михаила Абрамовича. Опять назойливо засвербила мысль о том, что у всего, чем приходится заниматься, нет будущего. Во всяком случае такого будущего, где найдется надежное место для него, Родика.

Ведь ничего нового им не придумано. Еще несколько лет назад все было уделом специализированных организаций. Больших, профессиональных, наделенных огромными государственными средствами, обладающих всесторонней поддержкой. В сравнении с такими организациями его предприятия микроскопические. Даже на отдел не тянут. Ясно, что как только все вернется на круги своя, его выбросят, как мешающую в глазу соринку. Может быть, в этом причина неудачи в Танзании? Залез туда, где государство еще сильно. А сейчас с этими грузовиками – разве туда? Сколько их можно купить на собственные средства? Средства?.. Своих почти нет, а кредиты для серьезного развития – ничтожны. Мелко все это. Надо найти что-то свое, новое, вырасти в крупного игрока на каком-то рынке. Только так создавался крупный бизнес. Под что-то необычное и деньги необычно большие можно добыть. Форд, Эдисон – вот примеры, на которые надо ориентироваться… «Отволоку грузовики и займусь поиском своей ниши. Надо оторваться от текучки и искать. Искать… Перелопатить все новое в технике. Найти что-то похожее по новизне на терраблоки, но более востребованное. Сегодня все ринулись в компьютеры и электронику. Наверное, верно, но уж слишком заезжено. Да и стать здесь можно только посредником. Отстали мы в этих делах навсегда. Даже современный телевизор произвести не можем, не говоря уже о компьютерах. Телефония, связь… Тут дело обстоит лучше, но пока все у государства. Как с ним конкурировать? Хотя приходили тут одни изобретатели. Хотят по Москве на крышах домов какие-то ретрансляторы поставить для носимых телефонных аппаратов. Надо разобраться. Телефоны наши люди любят. Дерутся за них… В очереди стоят…»

Размышления Родика прервал бригадир водителей, который неожиданно выделился из моросящей темноты, размывающей в стеклах очков окружающие предметы в бесформенные тени.

– Родион Иванович, все готово. Можно трогаться в путь.

– Присесть бы на дорожку, Юра, – с трудом отвлекаясь от своих мыслей, предложил Родик.

– Еще насидимся, а здесь и стоять негде. Одни лужи.

– Насидимся… Это я обычай вспомнил. Говорят, что присесть перед дорогой – хорошая примета. Устроиться действительно не на чем. Мокрота вокруг. Вы, смотрю, тоже промокли. Жаль, «Урал» с кунгом не успели подготовить. Там было бы где переодеться и согреться. Ладно, нечего горевать по тому, чего нет. Цветов в поле много, а все не сорвешь. Обсохнем по дороге. Времени у нас и много и мало. Единство и борьба противоположностей. Ехать долго, а времени мало. В Бресте должны быть завтра утром. Так что среднюю скорость километров в шестьдесят нужно держать.

– Нехорошо перед выездом загадывать, Родион Иванович. Дорога есть дорога. Как получится. Ребята ко всему готовы. Знают, что отдыхать в кабинах придется.

– Надо, чтобы получилось, как планируем. Остальное – суеверия. Я пойду в первой сцепке, а вы – в последней. Не будем больше философствовать. По машинам, и вперед. Давайте команду…

Вскоре раздался разноголосый гул моторов, и воздух наполнился гарью выхлопных газов. Родик, чтобы не дышать сырой и холодной вонью, быстро занял свое место в кабине первого грузовика и захлопнул дверь. Только сейчас он понял, насколько промок и замерз. Тело пробрал болезненный озноб, и, чтобы как-то согреться, Родик стал перебирать пальцами ног в мокрых ботинках и вытирать лицо и волосы носовым платком. Очки, покрытые моросью, моментально запотели. Родик попытался протереть их тем же платком, но ничего не получилось. Стекла никак не приобретали требуемую прозрачность.

– Включите печку посильнее, – обратился Родик к безмолвно сидящему водителю. – Трогаемся… Выйдете на Дмитровское шоссе – остановитесь, я еще раз проверю колонну. Скоростной режим знаете?

– Знаю. Я же их, родимых, с завода перегонял. Не волнуйтесь, все будет в порядке. Нас Михаил Абрамович наставлениями замучил. Хорошо, что он с нами не едет. Очень уж нудный у вас заместитель.

– Не нудный, а исполнительный и основательный. Порядок очень важен при движении колонной. Я вас еще больше замучаю. А Михаил Абрамович будет встречать нас в Бресте. Позавчера вечером на поезде уехал. Отзвонился, что уже на месте. Все обустраивает, договаривается. Надеюсь, что к нашему приезду он решит все вопросы, а то с таким хвостом таскаться по городу трудно. Я в Бресте ни разу не был. Где и что там находится, не знаю. Так что Михаил Абрамович обеспечивает одну из важнейших частей всей нашей операции. Кроме того, он по-польски говорит лучше, чем мы с вами по-русски. А вы называете его нудным…

– Это я так, к слову. Мы к нему с полным уважением. Слышал, что в Бресте нас польские водители сменят?

– Так планируется. Мы не смогли вам оформить заграничные паспорта.

– Жаль. Хотелось бы посмотреть. Из наших никто за границей не был.

– Еще побываете. Надеюсь, что эти машины не последние.

– Хорошо бы… Я до моста остановлюсь?

– Конечно. За мостом ГАИ. Нас и без того могут остановить, хотя я их вчера предупредил, что с завода пойдет спецколонна ГАЗов-66.

Дмитровское шоссе, освещенное уличными фонарями, блестело мокрым асфальтом. Родик, держась за дверь и опираясь одной ногой на подножку, осмотрел длинную цепь грузовиков, поблескивающих мокрыми зелено-черными поверхностями. Он пересчитал машины, удовлетворенно кивнул. Приглядевшись, заметил Юру, показывающего жестами, что все в порядке. Родик махнул рукой в направлении Кольцевой автодороги и, возвратившись на свое место, сказал:

– Вроде все нормально. Слава богу, машин почти нет. Сейчас шесть часов восемнадцать минут. Засеките показания спидометра. У нас первый перегон. Поэтому будем все замечать и фиксировать. Бак полный?

– Под завязку.

– Чудесно. Поехали.

У первого поста ГАИ на Минском шоссе пришлось задержаться. Инспектор долго изучал документы, обходил машины и, наконец, пожелал счастливого пути, не задав Родику ни одного вопроса. Проезжая мимо Кубинки, Родик мысленно передал привет своим приятелям-танкистам и с сожалением подумал, что вряд ли когда-нибудь еще сможет так душевно встретить Новый год, как это удалось здесь. За минувшие с того памятного праздника почти два года в армии произошло огромное количество перемен, заставивших многих старших офицеров покинуть службу и искать другие способы приложения своих сил. У одних это получалось, другие находились в состоянии непрерывного поиска, но общим было одно – распад сложившейся при социализме среды обитания и, как следствие, компаний с гостеприимными и шумными застольями. Веселые гулянья происходили все реже.

Самое неприятное – пропал дух офицерского братства, его сменили случайные пьяные посиделки. Родик иногда по поводу чьего-нибудь дня рождения или иного отмечаемого события продолжал приезжать сюда в гости, но это происходило все реже и уже не доставляло былого удовольствия. Скорее осталась некая товарищеская обязанность, часто тягостная, поскольку тем для разговоров становилось все меньше, а выпитой водки – все больше. Финалом обычно являлось что-то, похожее на ностальгическое нытье, ранее совершенно не свойственное когда-то сильным мужчинам, уверенным в завтрашнем дне.

За этими мыслями Родик незаметно для себя заснул. Проснулся он от неожиданно наступившей тишины. Поняв, что грузовик стоит, а мотор заглушен, Родик спросил:

– Что произошло? Почему без команды остановились?

– Невозможно ехать. Дорога обледенела. Вон ГАИ щит выставила. Все ждут.

– Почему не разбудил? Где мы находимся?

– Да только встали. Вон Юра к нам идет.

Родик открыл дверь и спрыгнул на обочину. Под ногами затрещал ломающийся лед. В лицо, сорвав капюшон, ударила волна ледяного воздуха. Поправив капюшон и придерживая его рукой, Родик, обогнув грузовик, ступил на асфальт и тут же потерял равновесие. Инстинктивно ухватившись за замок капота, он с трудом удержался на ногах. Однако следующий шаг по обманчиво казавшемуся мокрым асфальту потребовал неимоверных усилий. Чтобы опять не упасть, Родику пришлось сделать несколько сложных движений корпусом и найти дополнительную точку опоры. Не рискуя больше ходить по асфальту, он вернулся на обочину и огляделся. Впереди за вереницей машин просматривался пост ГАИ. Подошедший Юра молча остановился рядом.

– Что будем делать? – спросил Родик.

– Ждать. Ближе ко дню потеплеет. Может быть, песком посыплют. Обычное дело…

– Обычное… А что, здорово по дороге водит?

– Заметно. Вы разве сами не почувствовали?

– Заснул я. Каюсь, пригрелся и заснул.

– Водит сильно. На хвосте же еще одна машина.

– Пошли к посту, узнаем обстановку. Сколько проехали?

– Чуть меньше двухсот километров.

– Едем со средней скоростью около пятидесяти километров, – посмотрев на часы, отметил Родик. – Пока в графике, но, если здесь на несколько часов задержимся, опоздаем. Не могут же ребята сутки без сна за баранкой сидеть. Часов пять-шесть надо поспать. Но не сейчас, а как планировали – ночью. Где-то за Минском.

– Тут несколькими часами можем не обойтись, но вы не беспокойтесь. Если надо, то и сутки просидим за рулем. Мы привычные.

– Привычные… Такое геройство, бывает, плохо кончается. Не хотелось бы до этого доходить. А вот разобраться в ситуации и преодолеть препятствие – это по-нашему. Разберемся… Вон у ГАИ целая демонстрация. Сейчас все поймем…

– Дорога очень опасная, – пояснял собравшимся водителям инспектор с погонами лейтенанта. – Мы рекомендуем дождаться изменения ситуации.

– Сколько километров такой каток по трассе? – спросил Родик.

– Точно не знаем, но не меньше пятидесяти, – ответил инспектор. – Уточняем.

– Какие-нибудь меры принимаются?

– Дорожная техника скоро начнет работать. Может быть, и метеорологические условия изменятся.

– Да-а-а… Это надолго… Что будем делать, Юра?

– Ждать.

– Лейтенант, у меня колонна ГАЗов-66. Это же вездеходы. Может быть, потихоньку поедем? Заодно и лед подразобьем.

– Пробуйте, но только под вашу ответственность. Я возражать не буду. Дорога официально не закрыта. Мы просто выставили предупреждение и известили дорожные службы.

– Юра, давайте попробуем…

– Как ребята. Я не против. Пойдемте посоветуемся. Вон они кучкуются, не сидится им в кабинах.

– Такая скользота километров на пятьдесят, – подойдя к водителям, сообщил Родик. – Если будем ждать, то, скорее всего, опоздаем. Может сорваться вся операция. Я не знаю, сколько времени есть у польских водителей для передачи машин. Да и на границе много неопределенного. Михаил Абрамович будет договариваться с пограничниками и таможенниками на первую половину завтрашнего дня. Польские водители тоже так ориентированы. Конечно, можно попробовать связаться с Михаилом Абрамовичем и все переиграть, но это надо делать сейчас, а мы не движемся и когда доедем до телефона – не ясно. Опоздаем, не предупредив или предупредив поздно, опять попадем в сложнейшую ситуацию. Как бы вообще в Москву не пришлось возвращаться. Какие будут предложения?

– Мы тут обсуждали… Ехать по такой трассе не хотим, – за всех ответил один из водителей. – На черта нам такая ответственность! Ищите способ предупредить об опоздании.

– А вы, Юра, говорили, что у вас команда мастеров-раллистов, – заметил Родик. – Давайте попробуем. Может, не так страшен черт, как его малюют. Подберем скорость…

– Чего тут подбирать? Каток… – возразил тот же водитель.

– Дайте мне ключи от первой сцепки, – попросил Родик. – Я проеду с километр и составлю собственное мнение… После этого приму решение.

– У вас же, как я знаю, удостоверение только на категорию «В». Вы не имеете права управлять грузовиками, – возразил Юра.

– Я много на что не имею права. Грузовики мои. За аварию сам отвечу. Давайте ключи. Считайте, что вы ничего не видели. А для вашего спокойствия скажу, что я получил права, обучаясь на грузовике. Так раньше делали. Легковых машин не хватало. На них только женщины учились, а нам давали их лишь перед экзаменом на два часа. Так что справлюсь…

Взяв ключи, Родик залез на водительское место и осмотрелся. Ничего нового он не увидел. Порядок переключения передач был знаком, хотя ручка находилась где-то за спиной. Отжав сцепление, он несколько раз переключил передачи. Это было очень неудобно делать, но передачи включались легко. Родик посмотрел в зеркала – обзор хороший. Про себя он отметил, что все водители, кроме Юры, с интересом наблюдают за его действиями, хотя и не показывают этого. Юра в замешательстве стоял около кабины и, наконец, открыв дверь со стороны пассажира, начал отговаривать Родика от поездки. Родик и сам осознал, что погорячился, но отказаться уже не мог.

– Юра, я должен сам почувствовать дорогу. Не волнуйтесь, если будет существенная опасность, я остановлюсь. Закрывайте дверь. Холодом дует.

– Может, я поеду с вами? Вы же к машине не привыкли.

– Ни в коем случае. Оставайтесь с ребятами. Все… Не тяните время. Меня переубеждать бессмысленно. Я всегда прав. Если даже не прав… В общем, идите к своим… э-э-э… подчиненным.

Родик завел двигатель, отжав сцепление, включил первую скорость. Машина легко тронулась с места. Вырулив на шоссе, он перешел на вторую скорость. Машина продолжала уверенно двигаться. Миновав вереницу автомобилей и перейдя на третью скорость, Родик плавно прибавил газ. Стрелка спидометра колебалась около отметки в сорок километров. Машина держала дорогу. Родик, опасаясь переходить на четвертую передачу, добавил газа и почувствовал, что грузовик начало слегка заносить, но рулем этот занос вполне корректировался. Стрелка спидометра дошла до цифры шестьдесят. Пост ГАИ уже не был виден в зеркала. Следовало возвращаться. Однако развернуться на узком шоссе с буксируемым на жесткой сцепке вторым грузовиком Родик не решался, а какой-либо площадки или перекрестка в поле зрения не находилось. Родик прижался к обочине и остановился. Единственным решением, пришедшим в голову, было отцепить второй грузовик. Холодная и мокро-грязная сцепка никак не извлекалась из форкопфа. Родик несколько раз подавал грузовик то вперед, то назад, но нужного положения металлического кольца достичь не удавалось. Неожиданно при очередной попытке серьга сама выскочила из форкопфа. Родик перевел дыхание и, чтобы успокоиться, посчитал про себя до двадцати. По спине струился пот, волосы опять намокли, а ненужный капюшон, на половину отстегнувшись, болтался на правом плече. Родик повернул зеркало заднего вида и посмотрел на себя. Лицо было пунцово-красным, волосы в беспорядке прилипли ко лбу, а глаза, лишенные постоянно запотевающих очков, нездорово горели расширившимися зрачками. Родик обтер голову платком, причесался, отстегнул капюшон, протер очки и положил их на пассажирское сиденье. Потом осторожно, чтобы не съехать в кювет, развернул грузовик. Обратный путь проехал почти уверенно, хотя машину, освободившуюся от груза, вести было труднее.

Поравнявшись с колонной, Родик остановился на противоположной стороне шоссе. Надев очки, он не спеша спрыгнул на землю и подошел к водителям.

– У страха глаза велики. До пятидесяти километров в час машина ведет себя прекрасно. Паникеры. Принимаю решение ехать. Должны успеть, если что-то еще не произойдет. Я сам поведу первый грузовик, а вы поедете за мной. Не стыдно вам? Асы хреновы…

Все промолчали, и только все тот же выступающий от имени всех водитель ехидно спросил:

– А где же вы вторую машину потеряли?

– Скажу честно: я не профи, как вы, и разворачиваться с таким прицепом побоялся. Тем более стыдно вам должно быть. Раллисты тоже мне! Любитель спокойно едет, а вы трусите. Вопросы есть? Вы же, глас народа, можете здесь остаться или возвращаться в Москву. Вас заменит водитель, с которым ехал я.

– Ладно, – нехотя промямлил, как его про себя назвал Родик, заводила. – Будем пробовать. С вас прибавка к зарплате.

– Обсуждаемо. При хорошем выполнении любой работы в нашем предприятии предусмотрена премия. Хотя лично вам ее пока давать не за что. Наоборот, во время войны за такое паникерство расстреливали.

– Сейчас не война, – обиженно ответил тот. – Ради чего рисковать?

Его никто не поддержал.

Все молча разошлись по машинам. Родик опять сел за руль и, развернув грузовик, остановился рядом с водителем, место которого занял.

– Садитесь, пожалуйста, – крикнул Родик.

Водитель помялся и, открыв дверь со стороны пассажира, предложил:

– Родион Иванович, давайте я поведу. Неудобно… Это наша работа.

– Нет уж. Пока скользкоту не проедем, буду вести я. Вам предстоит только помочь прицепить второй грузовик. Я один намучился. Садитесь побыстрее, время не ждет. И так чуть ли не час потеряли.

Вскоре показался одиноко стоящий грузовик с упертой в землю сцепкой. Родик прижался перед ним к обочине и остановился. Пока он подавал задним ходом, из подъехавших машин выскочили несколько водителей и мгновенно произвели сцепку. Сидящий рядом с Роликом водитель даже не успел спрыгнуть на землю. Помедлив, он все же вышел и проверил сцепку. Вернувшись, молча занял свое место и отрешенно уставился вдаль. Вид его был красноречивее любых слов. Родик понял, что победил. Победил не только в создавшейся ситуации, но и в чем-то более существенном, а может быть, и принципиальном. Воодушевившись, он прибавил газа и, хотя руль потребовал сосредоточения всех усилий, довел грузовик до сухого участки дороги, начавшегося не через пятьдесят километров, как обещал гаишник, а лишь на подъездах к Смоленску.

Проехав для вида еще несколько километров по сухому шоссе и увидев бензозаправку, Родик остановился и, заглушив мотор, вылез из кабины. Ноги плохо слушались, одеревенев от длительного напряжения, руки непроизвольно подрагивали. Родик, чтобы скрыть эти слабости, оперся о крыло грузовика, дожидаясь, когда подойдут остальные.

Вскоре все молча столпились около него, ожидая дальнейших распоряжений.

– Заправляемся до упора. Юра – последним. Не забудьте захватить меня. Я буду в конторке контролировать и оплачивать. Выстраиваемся за заправкой в колонну вдоль шоссе и ждем дальнейших моих распоряжений. У всех все в порядке?

– У меня скорости плохо врубаются, – пожаловался один из водителей.

– Юра, возможно поменять местами машины в сцепке?

– Конечно. Только вторые машины с пустыми баками.

– Мы же на бензоколонке. Заправьтесь. Пусть один бак будет резервным. Не вредно.

– У остальных все в норме? – спросил Родик и, не услышав ответа, посмотрел на часы и добавил: – Десять минут на кусты, и подъезжайте заправляться. Юра, командуйте. Я пошел. Надеюсь, бензина у них хватит.

Заправка заняла больше времени, чем Родик планировал. Прошел почти час, прежде чем колонна выстроилась вдоль шоссе. Родик обошел машины, стараясь побеседовать с каждым водителем. С заводилой он умышленно общаться не стал, но тот сам обратился к нему:

– Не прав я был, признаю. Нос вы нам утерли. Мир?

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – ответил Родик и в свою очередь спросил: – Все в порядке?

– Да. Полный бак. Готов ехать без отдыха до Бреста.

Родик прошел дальше и подумал: «Шустрый слишком. Надо с Юрой о нем поговорить. Он, вероятно, неформальный лидер. Если сразу с ним себя неправильно поставить, то в будущем не избежать проблем». Дойдя до своего грузовика и увидев, что водитель стоит на бампере, протирая тряпкой лобовое стекло, Родик шутливо спросил:

– Что, решили сменить профессию с шофера на мойщика окон? Надеетесь, что я и дальше за вас работать буду? Напрасно. Предмет вашего обожания уже соскучился. Просит завести его и оседлать. Его собратья давно дымят. Теперь я до Бреста – пассажир.

– Я так не думал, Родион Иванович, – не поняв шутливого тона, ответил водитель, занимая место за рулем. – Я вам руль больше и не дам. Запрещено это. Растерялся я… Вот так и получилось.

– Правильно. Чего не бывает. А может, этого и не было. Заводитесь…

Родик обошел машину и, охнув от боли в мышцах, вскарабкался на подножку. Колонна, вытянувшись дугой, хорошо просматривалась. Родик поднял руку и вскоре увидел ответный Юрин жест.

– Трогайте, – скомандовал он и, захлопывая дверь, добавил: – Хорошо бы до Минска доехать без остановок. Там где-нибудь найдем площадку и заночуем. Хотя, как говорит ваш начальник, загадывать не стоит, не то дорогу спугнем. Не дай бог, около Смоленска тормознут. Граница посреди страны, так ее… Дикость какая…

– Теперь всюду границы, – выезжая на шоссе, заметил водитель. – Каждый сам себе хозяин. Весной, куда ни сунься, всюду шлагбаумы. Хочешь ехать– плати.

Мол, шоссе сохраняем. А сами все себе в карман. Етить их в ногу.

– Да, – неопределенно отозвался Родик, не желая продолжать разговор. – Разваливается держава. Времена такие…

Действительно, за Смоленском на посту ГАИ организовали КПП, где пришлось потерять почти час, пока очередь дошла до изучения имеющихся у Родика сопроводительных документов. Однако все ограничилось формальными вопросами – то ли из-за военного вида грузовиков, на лобовых стеклах которых сохранились таблички с номером войсковой части и словом «перегон», то ли из-за уверенного поведения Родика, «случайно» выронившего краснокожее удостоверение с гербом СССР. Хотя, возможно, так и должно было быть.

До Минска доехали без препятствий.

Вскоре Родик заметил большую площадку и попросил водителя остановиться. В свете фар окруженный лесом заасфальтированный участок на первый взгляд казался вполне пригодным для стоянки колонны. Более того, имелись даже признаки дорожного комфорта: в одном углу были сооружены стол и скамейка, а в другом – эстакада. Родик обошел территорию и, хотя она была загажена мусором, решил, что искать в потемках более подходящее место не имеет смысла.

– Паркуйте колонну. Потом собирайте всех у стола. Будем ночевать здесь, – сказал он подошедшему Юре и попросил водителя своей машины: – Передайте мне вон тот ящик… Я буду в том углу.

Родик поставил ящик на стол и наблюдал, как Юра командует парковкой. Наконец грузовики выстроились в задуманном Юрой порядке и заглушили моторы. Сразу стало темно и неуютно. Родик поежился от вдруг появившегося ощущения холода и вспомнил, что вылез из кабины грузовика для того, чтобы подготовить ужин.

– Юра! – крикнул он в темноту. – Осветите фарами стол, а то тут ни зги не видно.

– Сейчас сделаем, Родион Иванович, – отозвался Юра из темноты.

С появлением света стало намного уютнее, и Родик, открыв ящик, начал выгружать из него продукты, мысленно хваля Серафиму, которая на основе своего опыта работы в транспортных перевозках собрала все необходимое.

За этим занятием он не заметил, как подошел Юра.

– Родион Иванович, предлагаю обойтись сухомяткой. Ребята устали. На отдых у нас осталось чуть больше пяти часов, а на керогазе, который мы с собой взяли, только воду час кипятить. У ребят в термосах чай еще есть.

– Я не возражаю. Однако в термосах чай, вероятно, остыл. Давай хоть новый заварим. Это недолго. Серафима расстаралась, две пачки индийского положила. «Три слона» – не хухры-мухры. Сейчас бы грамм двести водки… Закуска-то у нас подходящая.

– Так вы выпейте. Это нам нельзя.

– Один не буду. Не по-товарищески это. Несите керогаз и чайник. А я пока с пищей разберусь…

Проехав табличку «БРЕСТ», Родик остановил колонну. Встретиться с Михаилом Абрамовичем договорились в гостинице, где он проживал. Искать ее всей колонной было глупо, и Родик пересел на первого попавшегося частника, благо, в пограничном городе их оказалось очень много. Частник расстроился, когда понял, что ехать надо не в Польшу, а всего лишь в другую часть города, но довез быстро. Михаил Абрамович, как и договаривались, ожидал его в номере.

– Ну как добрались? – спросил он. – Я волновался. В Москву звонил, но там никто ничего не знает. Сказали только, что вы рано утром уехали. Могли бы с дороги связаться.

– Извини, конечно, но, во-первых, не был уверен, что застану тебя, а, во-вторых, чтобы позвонить, пришлось бы с трассы сворачивать. У нас и без того цейтнот наблюдался. Надо о рациях или о чем-то другом для связи подумать. Мало ли что случится. Когда машину сопровождения сделаем, уже легче будет. Хоть куда-то отъехать можно. Однако все равно это не выход. Телефон в машине установить бы, как у правительства и крупных руководителей при социализме. Интересно, работает ли эта система сейчас? «Алтай» она, по-моему, называлась. Помнишь, нам что-то такое предлагали? Я об этом за последние сутки уже второй раз вспоминаю. Связь очень актуальна. Почти все передвигаются без связи. Во многом из-за этого происходят преступления. Никто ничего оперативно сообщить не может. Вот чем нам заняться бы.