Текст книги "Зеркало для слепого"

Автор книги: Борис Пугачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

29 глава

Иногда один день, проведенный в других местах, дает больше, чем десять лет жизни дома.

А. Франс

– Ассалому алайкум, Родион Иванович. Узнаете?

– Валейкума салом. Плохо слышно. Наверное, связь такая, – не узнав и этим боясь обидеть звонившего, ответил Родик. – По звонку знаю, что из Душанбе, но не узнаю голоса.

– Старых друзей забыли. Наверное, и халат не носите, и…

– Султон Салимович? Рад слышать! Сколько лет, сколько зим? Вы как-то иначе стали говорить по-русски, или связь так работает. Наверное, не с кем по-русски разговаривать?

– Ну, слава Аллаху, узнали! Русский язык мы не забываем, но язык предков важнее. Это вы нас забыли. Не приезжаете, не звоните, не узнаете.

– По нашим поверьям, если не узнали вас, то богатым будете.

– Это есть. Мне Аллаху не на что жаловаться. Заместителем министра сельского хозяйства меня назначили.

– Поздравляю… Как семья?

– Спасибо. Все отлично. Младшего сына женю. Жену подобрали – глаз не оторвать. Родители на всю республику известные. Бракосочетание намечено на двадцать четвертое августа, это вторник. Вы наш самый первый гость. Не приедете вместе с Оксой – обижусь. Оксе передайте, что и Таня обидится. Ждем вас, конечно, раньше. Вы наши обычаи знаете. Советоваться станем, знакомиться будем, пить, закусывать…

– Рахмат. Мои самые искренние поздравления! Очень за вас рад. Однако как к вам доехать? Война…

– Ну в войне, слава Аллаху, мир произошел. Галаба[25]25
  Галаба (тадж.) – победа.


[Закрыть]. Законная власть наступила. Все наладилось. Самолеты летают. Все хорошо.

– Как мне известно, победили пока не вы, а кулябцы. Мне Абдулло Рахимович звонил. Он теперь большой сахиб[26]26
  Сахиб (тадж.) – повелитель.


[Закрыть] областного значения. Не знаю, как это теперь называется…

– Да. Абдулло Рахимович, его братья и односельчане теперь составляют давлат[27]27
  Давлат (тадж.) – правительство.


[Закрыть] нашей республики, но и мы не последние люди. Кулябцы – наши друзья и единомышленники. Ленинабад пока стоит на земле.

– Без сомнения. Я плоховато разбираюсь в том, что происходит у вас. Имею весьма отрывочные сведенья. Однако с транспортом явные перебои.

– Я транспортные проблемы решу. Если что, можете прилететь на военном самолете. Я договорюсь. Поверьте, никаких опасностей для вас нет. Помимо свадьбы и свои интересы можете поиметь. Известные вам банкиры теперь опять на местах. В банках порядок наводят. Кредиты дают в преддверии отмены советских денег. При вашей репутации миллионов сто – сто пятьдесят можно получить. А то и больше. Я для старшего сына кредит сделал. Он теперь хлопком занимается, совсем самостоятельный стал.

– Кредит мне нужен. Я большое дело затеваю, но здесь, в Москве. Как эти деньги переправить?

– До конца августа, как мне известно, это не составит проблем. Успеть надо.

– Почем кредиты в военное время?

– Ничего не знаю. Сами приезжайте и говорите. Вас все уважают и помнят. Условия будут хорошие. Будьте уверены.

– Заманчиво… Надо подумать, посоветоваться. Смущает отмена советских рублей и возможные проблемы с переводом денег в Москву. А получение наличных не ограничено?

– Все делают все за наличные… Война многому научила. Приезжайте. Все обеспечим. А душмани[28]28
  Душмани (тадж.) – война.


[Закрыть] не бойтесь. У нас в Ленинабаде и в Душанбе полный мир. Кроме того, имея такого друга, как Абдулло Рахимович, вы можете ни о чем не беспокоиться. Его брат, считайте, второй человек в республике, а в некоторых кругах, может, и первый..

– Я постараюсь приехать. Во всех случаях огромное спасибо за приглашение. Дел у меня действительно в Душанбе накопилось много. Надо старое энпэо ликвидировать, а что-то новое открыть. Оно у меня еще кооперативную собственность имеет. Сегодня лучше товарищество. Если кредит получать, то тоже на новую фирму.

– Хуб[29]29
  Хуб (тадж.) – восклицание типа «хорошо», веха разговора.


[Закрыть]. Вот… Сами видите, сколько поводов приехать. С регистрацией фирмы я помогу. Все за день сделаем, включая печать. Мой хохарзода[30]30
  Хохарзода (тадж.) – племянник.


[Закрыть] в налоговой сардор. Все учреждения работают лучше, чем в прежние времена, и законы наши никто не отменял. Соедините приятное, полезное и необходимое…

– Это ясно. Просто у меня до сих пор перед глазами стоит поезд, на котором Окса приехала…

– Не знаю, не видел, но что бы это ни было, оно в прошлом. Нет больше вовчиков. Вернее, их далеко загнали.

– Вашими бы устами… У меня другая информация. На границе очень неспокойно. Из Афганистана постоянно прорываются вооруженные группы. В горах полно вовчиков. Они даже целые кишлаки захватывают и большую территорию контролируют.

– Откуда такая информация?

– Есть источники, как говорится, в компетентных органах.

– Хоп. Все может быть, но это где-то на границе. Вы же туда не поедете. Не буду вас больше убеждать. Сами решайте. Однако не забывайте наши обычаи, и что такое дусти[31]31
  Дусти (тадж.) – дружба.


[Закрыть]. Оксе от всех нас самые наилучшие пожелания!

– Рахмат. Тане – привет, сыновьям – привет. Дружбу и обычаи я помню и уважаю. Сделаю все возможное, чтобы приехать.

Родик разъединил линию и позвал Оксу:

– Султон звонил. На свадьбу приглашал.

– Младшего сына женит?

– Да. Утверждает, что в городах все спокойно. Банки, налоговая и все госучреждения работают. Кредиты дают, предприятия регистрируют. Мне кредит крупный нужен, да и новое товарищество вместо энпэо давно необходимо создать. В Польше пора счет энпэо закрывать, а для нового счета таджикское предприятие требуется. С квартирами нам следует разобраться. Может, продать? Или поселить кого? Абдужаллол говорит, что пустые квартиры беженцы занимают. Потом их не выгонишь. В общем, поехать надо, и если ехать, то в первых числах августа.

– Давай поедем, хотя мне до сих пор страшно. Как вспомню…

– Ладно, не накручивай себя. Теперь время такое. Буза может и здесь начаться. Народ опять напряжен. Референдум. Говорят, что по нескольку раз в день милиция демонстрации разгоняет.

– Здесь оружие людям не раздавали.

– Оружие раздать не долго. Хотя в чем-то ты права… Наши горлопанят, горлопанят, а потом второе гэкачепэ провернуть могут. Меня больше беспокоит, что ехать надо надолго, а здесь постоянная текучка. Миша один может не справиться. Хотя август – мертвый сезон. Отпуска… Я еще подумаю, но, наверное, поедем. О подарке нужно подумать. Свадьбы не избежать. Как еще в Ленинабад из Душанбе добираться? Через горы – страшно.

– Можно на самолете…

– Это если летают. Отряд летчиков распался. Саша одним из последних уезжал. Таджиков среди летчиков было мало. Какого-нибудь недоучившегося боевика посадят за штурвал, он всех на тот свет и отправит. Надо будет попробовать в Душанбе подарок подарить, а на свадьбу под каким-нибудь предлогом не ехать.

– Ты что? Так не принято. Обидятся.

– Не будем загадывать. Завтра позвони Зое, выясни, что и как в Душанбе летает. Если летают, то бери билеты на первые числа августа.

30 глава

Войну хорошо слышать, да тяжело видеть.

Народная мудрость

Полуденный душанбинский зной был таким, что даже назойливо гудящий кондиционер не давал желаемой прохлады. Родик в очередной раз принял холодный душ и, чтобы продлить его действие, не стал вытираться полотенцем и высыхал, прохаживаясь кругами по своей квартире.

Шла вторая неделя его пребывания в Душанбе. За это время он успел многое сделать: отдал документы для регистрации товарищества, решил все вопросы в налоговой инспекции, практически договорился в банке о кредите. Единственной проблемой для получения кредита стало отсутствие поручительства. Способов добыть для этого гарантийное обязательство было несколько. Выбор определялся только различиями в стоимости. Наиболее простым казался вариант попросить такое обязательство у Абдулло Рахимовича, ставшего председателем облисполкома. Однако Родик уже несколько дней никак не мог его разыскать. Вернее, застать, хотя звонил неоднократно.

Не надеясь на успех, Родик подошел к телефонному аппарату, решив в очередной раз попытаться связаться с Абдулло Рахимовичем. Как и раньше, ответил по-таджикски мужской голос. Родик представился и вскоре услышал щелчок и голос Абдулло Рахимовича:

– Ассалому алайкум, Родион Иванович! Очень рад вас слышать. Мне передали, что вы звонили, но я был в районе. Там со связью плохо. Расидан ба хайр![32]32
  Расидан ба хайр (тадж.) – с приездом.


[Закрыть] Как дела? Как семья?

– Здравствуйте! Все хорошо. Как у вас? Поздравляю с новой должностью. Рад за вас!

– Сказать, что все хорошо, не могу. Вы наши проблемы знаете. Одно точно: рад, что вы, наконец, приехали. Я уже решил, что вы нашу республику забыли.

– Ну что вы? Это невозможно. Здесь мои друзья. Просто в Москве было много дел.

– Что, какие-то проблемы? Почему мне не сообщили?

– Проблемы – не проблемы. Как у нас говорят, все идет своим чередом. Только уж слишком часто чередуется. Не буду по телефону рассказывать. Як хохши дорам аз шумо[33]33
  Як хохши дорам аз шумо (тадж.) – у меня к вам просьба.


[Закрыть].

– Для вас сделаю все возможное. Бо камоли майл[34]34
  Бо камоли майл (тадж.) – с превеликим удовольствием.


[Закрыть]. Все, что в моих силах.

– Рахмат. Мне надо гарантийное письмо для получения в банке кредита.

– Это для нас не проблема. Я еще позвоню в банк, чтобы они к вам по-особенному отнеслись. Вдвойне рад вашей просьбе. Для ее выполнения необходимо ко мне приехать. Если не возражаете, то завтра утром пришлю машину с сопровождением. Сам, к сожалению, отлучиться не смогу. Ситуация напряженная. Я ведь за две области теперь отвечаю. Не обижайтесь…

– Что вы, Абдулло Рахимович, какие обиды! Я все понимаю. Успел насмотреться. А у вас вообще передний край. Рахмат.

– Хоп. Завтра в девять утра машина будет около вашего подъезда. Не рано?

– Можно даже раньше. Пока не так жарко. Вы же знаете, что я рано просыпаюсь.

– Ехать не близко. В девять. Вы в Душанбе один?

– Нет, со мной Окса. Она теперь живет в Москве, но осмелилась приехать.

– А как семья?

– Я развелся.

– Не знал. Бубахшед[35]35
  Бубахшед (тадж.) – извините.


[Закрыть], хотя у вас в России с этим легко… Да… Оксу не приглашаю, хотя был бы рад ее увидеть. Придется ей поскучать. У нас здесь для женщин пока условий нет. По-походному живем. Война многое порушила, сами увидите. Передайте ей от меня самые хорошие пожелания. Буду в Душанбе – обязательно с ней увидимся, а так пусть поскучает…

– Конечно, конечно! Я и не собираюсь брать ее с собой.

– Хоп. Встретим вас завтра, как почетного гостя. Сейчас дам команду барана приготовить. Давно, наверное, нашего плова не ели? Ваши любимые вахшские лимоны, хоть еще и рано, но найду.

– Рахмат. У меня московская водка специально для вас припасена. Однако не тратьте на меня много времени. У вас и без этого груда дел.

– Обижаете. Забыли наши законы? Встретить вас – первое мое дело. Вы были и всю жизнь будете самым почетным гостем. Я имею в виду не только себя, а всю Республику.

– Рахмат. Аз илтифотатон мамнунам[36]36
  Аз илтифотатон мамнунам (тадж.) – тронут вашим вниманием.


[Закрыть]. До встречи.

– Хайр, то дидор[37]37
  То дидор (тадж.) – до свидания.


[Закрыть].

На следующее утро без нескольких минут девять Родик вышел на улицу. Напротив подъезда стояла белая «Волга» с настолько затемненными стеклами, что понять, есть ли внутри люди, не представлялось возможным. Родик остановился в выжидательной позе. Его, вероятно, заметили. Передняя дверь автомобиля открылась, выпустив мужчину в камуфлированной военной форме, но без знаков различия. На плече у него небрежно болтался автомат Калашникова.

– Родион Иванович? – спросил он, приветливо улыбаясь и прикладывая правую руку к сердцу. – Ассалому алайкум.

– Салом. Вы от Абдулло Рахимовича? – ответив на приветствие, спросил Родик и, увидев утвердительный кивок, поинтересовался: – Как доехали?

– Рахмат, хуб, – протягивая руку, еще раз поздоровался мужчина и с сильным акцентом, делающим русские слова малопонятными, спросил: – У вас все хорошо? Какие-нибудь вещи с собой есть?

– Вещей у меня почти нет. Вот только эта маленькая сумочка. Думаю, что завтра вернусь.

– Я взял бы что-то теплое. Тирамох[38]38
  Тирамох (тадж.) – осень.


[Закрыть]. Ночью холодно, – окинув Родика дружелюбным взглядом, посоветовал мужчина, исковеркав слова так, что Родик, привыкший к таджикскому говору, с трудом понял его.

– Рахмат. В горы я не собираюсь. Однако… Подождите.

Когда он опять вышел на улицу, мужчина стоял у задней двери автомобиля, услужливо придерживая ее.

Родик уселся на заднее сиденье и из-за резкой перемены освещения скорее почувствовал, чем увидел, что рядом находится еще кто-то. Вскоре он разглядел попутчика. Это был мужчина в камуфляже и со спаленным до черноты солнцем лицом. Коленями он зажимал автомат, направленный стволом вверх. Спиной к нему сидел водитель в национальном халате.

– Здравствуйте, – поприветствовал Родик.

– Ассалому алайкум, – одновременно ответили водитель и мужчина.

Больше Родик от них ни одного слова не услышал. Сидящий возле него сопровождающий не только молчал, но и почти не шевелился, и лишь взгляд свидетельствовал о том, что он фиксирует происходящее. Водитель занимался своими прямыми обязанностями. Сначала Родику показалось это странным, но, поразмыслив, он предположил, что они просто не владеют русским языком.

Зато встретивший Родика мужчина, максимально возможно развернувшись в его сторону и положив автомат к себе на колени, проявлял характерную для таджиков общительность.

– Номи манн[39]39
  Номи манн (тадж.) – меня зовут.


[Закрыть] Касым, – представился он и сообщил: – Сардор сказал, что вы из самой Москвы. Русские – наши ака[40]40
  Ака (тадж.) – старший брат.


[Закрыть]. Мы все надеемся на помощь Москвы.

– Я родился в Москве, – отозвался Родик. – В Душанбе у меня есть квартира. Я здесь часто бываю.

– Как у вас в Москве? Что происходит? Что про нас рассказывают? Как Ельцин? – забросал он Родика вопросами.

– Нормально, – коротко ответил Родик, не желая вступать в возможную полемику, полагая, что ничего нового не услышит.

– А у нас, око…[41]41
  Око (тадж.) – уважительное обращение типа «господин».


[Закрыть] – и Касым начал о чем-то рассказывать.

Родик сперва попытался привыкнуть к его выговору, а потом, устав, перестал вслушиваться и ограничил свое участие в разговоре кивками и междометиями, которые можно было понять как угодно. Вероятно, Касыма это вполне устраивало, и он вел практически монолог, пока не доехали до первого блокпоста. Там машину остановили несколько таджиков в штатской одежде и с автоматами наперевес.

Касым прервал разговор и, перекинув автомат через плечо, вышел из машины. Родик, зная должностное положение Абдулло Рахимовича, считал, что блокпост – формальность. Однако от группы вооруженных людей, к которым подошел Касым, отделились два человека, одетых, поверх рубашек и брюк, в синие засаленные чапаны[42]42
  Чапан – национальный халат.


[Закрыть], из которых клочьями торчала вата. Они направились к машине. Родик увидел, как сидящий рядом с ним мужчина напрягся и переложил автомат на колени, а водитель задержал руку на рычаге переключения передач.

Возле машины мужчины разделились. Один остановился в нескольких метрах и, взяв автомат наперевес, направил ствол на салон, второй подошел вплотную к «Волге» и, недружелюбно окинув взглядом сидящих внутри, обратился к Родику:

– Выйдите, пожалуйста.

Родик, оглянувшись на сопровождающего и не увидев никакой реакции, открыл дверь и вышел, ожидая, что у него потребуют паспорт, как это происходило несколько раз в Душанбе.

Он потянулся, распрямляя затекшее от долгого сиденья тело, и наклонился к висящему в салоне пиджаку за паспортом. Мужчина что-то неразборчиво крикнул и, угрожающе поведя стволом автомата, спросил:

– Куда следуете?

– В областной центр, – недоуменно ответил Родик, оставив попытку достать паспорт.

– Зачем?

– По делам в облисполком.

– По каким делам?

– По разным.

– Руси? Москва?

– Я живу в Душанбе, но и в Москве тоже.

– Сбежал? Зачем вернулся?

Родик решил больше не отвечать, ощутив нечто, похожее на страх, и почему-то вспомнив, как на охоте ему в грудь уперся ствол карабина Ивана Петровича. Он отступил на шаг и, посмотрев в сторону блокпоста, увидел Касыма. Тот шел к ним в сопровождении мужчины в камуфляже, перетянутом портупеей с кобурой, из-под незастегнутого клапана которой торчала ручка пистолета. Родик не понял, что сказал этот мужчина по-таджикски, но допрашивающий, недобро сверкнув глазами, отошел в сторону, а его напарник перекинул автомат через плечо и, не оборачиваясь, направился к блокпосту.

– Ассалому алайкум. Извините, – сказал мужчина Родику. – Не обращайте внимания. Абдулло Рахимовича мы знаем и уважаем. У нас объединенный блокпост. Поймите правильно – военное положение. Счастливого пути!

– Рахмат. Никаких проблем, я все понимаю. Так и должно быть, – ответил Родик, хотя ничего не понимал.

Касым, взяв его под локоть, молча помог сесть в машину, потом занял свое место, и водитель без промедления резко нажал на газ.

Вскоре Касым опять развернулся к Родику и сказал:

– Око, следующий блокпост проедем не останавливаясь. Там уже наши.

– А это чьи? – недоуменно спросил Родик, впервые за время пребывания в Таджикистане поняв, что находился в опасности.

– Разные. Они привыкли всех останавливать и грабить. Арбуз, дыню везут – и то половину отнимут. В багажник залезут– запаску своруют, инструменты возьмут. А уж если что ценное… Люди их боятся. Я же, пока ехали, рассказывал…

– Да-да, – перебил Родик, чтобы остановить поток такого большого количества исковерканных русских слов. Однако, подумав, все же спросил: – А если бы вы не договорились, что могло бы произойти?

– У-У-У. Бад…[43]43
  Бад (тадж.) – плохо.


[Закрыть] Гап хамин, ки…[44]44
  Гап хамин, ки (тадж.) – дело в том, что.


[Закрыть] Ин чи нам дорад?[45]45
  Ин чи нам дорад (тадж.) – как это называется.


[Закрыть] В общем, люди у нас пропадают. Машины пропадают. Многие стали плохо относиться к русским. Могут убить. Кто искать будет? Знаете, сколько погибло людей? Невинных. Стариков, женщин, детей. Кто их убил? Сосед соседа убивает. Все грабят…

– Ясно. Разбой, безвластие и мародерство. Что, нельзя как-то с этим бороться?

– Не знаю. Это у сардора надо спросить.

– Спросим… – автоматически повторил Родик, думая совсем о другом.

Касым продолжал говорить, но Родик, расслабившись и уняв дрожь в руках, снова перестал его слушать. Его сознание лениво отмечало пустынные поля с по-осеннему пожухлой и до неестественной желтизны выгоревшей на солнце растительностью, редкие встречные машины, каменные русла ручьев и рек, бело-серые придорожные строения. Наблюдая эту, подвижную только благодаря движению автомобиля, картину, Родик задремал. Разбудил его резкий толчок. Автомобиль, вероятно, попал в какую-то выбоину на дороге. Картина за стеклами изменилась. Вдоль шоссе тянулись полуразрушенные строения, среди которых иногда просматривались фигуры людей, одетых во что-то пестрое. Родик сообразил, что это женщины, и уже хотел спросить Касыма, где они находятся, но тут через лобовое стекло увидел знакомые ворота кирпичного завода и понял: перед ним до неузнаваемости изменившийся областной центр. Касым, перемежая таджикские и русские слова, говорил что-то о войне, но Родик и без его объяснений все понял, хотя никогда раньше не попадал в места недавних боевых действий. Он снова забеспокоился о своей безопасности.

Здание облисполкома, казалось, не изменилось. Двое вооруженных автоматами мужчин мгновенно распахнули ворота, и они въехали на чисто убранную территорию. Ухоженные насаждения, искусственные водоемы разительно контрастировали с только что виденными городскими пейзажами. Это успокоило Родика, и, пока они поднимались по лестнице, он полностью овладел собой, подавив неприятное чувство, которое, как он разобрался, было не чем иным, как страхом.

В приемной председателя облисполкома вместо привычной для Родика официальной атмосферы царил хаос. На стульях, подоконниках сидели вооруженные автоматами по-разному одетые мужчины. Присмотревшись к ним, Родик с удивлением определил, что это подростки на вид пятнадцати-семнадцати лет. Стол секретаря был завален разнообразными предметами, а в углу грудилось что-то камуфлированное, зеленые патронные цинки и набитые чем-то сумки.

Анализировать все это у Родика не было времени, поскольку дверь кабинета председателя открылась, и на пороге появился Абдулло Рахимович – с широкой улыбкой на давно небритом лице. Попав в его дружеские объятия, Родик почуял резкий запах водочного перегара, но попытки отстраниться не сделал, опасаясь, что это может быть неверно понято.

В кабинете находилось достаточно много мужчин, которые, вероятно, только что встали из-за стола, чтобы поприветствовать Родика. Стол, раньше предназначенный для проведения совещаний, был уставлен бутылками и тарелками, содержимое которых наполняло кабинет знакомыми Родику запахами таджикской кухни.

– Товарищи, приехал наш долгожданный гость! – сообщил Абдулло Рахимович и запоздало спросил Родика: – Как вы добрались?

– Все хорошо. Спасибо. Вы меня так стремительно вовлекли в кабинет, что я не успел поздороваться. Ассалому алайкум… Руз бахайр[46]46
  Руз бахайр (тадж.) – добрый день.


[Закрыть].

Присутствующие, кто по-русски, кто по-таджикски, ответили на приветствие, стараясь пожать Родику руку. Позволив всем проявить уважение к гостю, Абдулло Рахимович взял Родика под руку и проводил к столу.

– Ба сари дастархон мархамат[47]47
  Ба сари дастархон мархамат (тадж.) – прошу к столу.


[Закрыть], – пригласил он. – С дороги надо поесть, а нам выпить за вас…

– А мне за вас. Однако можно где-то помыть руки?

– Конечно. Пойдемте.

Абдулло Рахимович подошел к двери в дальней части кабинета и вежливо приоткрыл ее. Родик оказался в стандартной комнате отдыха советского руководителя с диваном, сервантом, столиком и раковиной в углу. Моя руки, он осмотрелся. Все свидетельствовало о том, что здесь жили.

Вошел Абдулло Рахимович с чистым полотенцем.

– Как жена, дети? – спросил Родик, вытирая руки.

– Все, слава Аллаху, хорошо, хотя вижу их очень редко. Они на родине. Мне так спокойнее. Я же все время в разъездах.

– Привет им от меня передайте. Я до сих пор с радостью вспоминаю ваше гостеприимство. Дом, наверное, полностью обустроили?

– Албатта[48]48
  Албатта (тадж.) – конечно.


[Закрыть]. Фруктовые дарахти[49]49
  Дарахти (тадж.) – деревья.


[Закрыть] хорошо цвел и в этом году. Сейчас ангур[50]50
  Ангур (тадж.) – виноград.


[Закрыть] поспел. Ваши любимые шафтолу[51]51
  Шафтолу (тадж.) – персик.


[Закрыть] на столе – из моего сада. Жаль, что вы раньше не приехали. В этом году такой урожай зардолу[52]52
  Зардолу (тадж.) – абрикос.


[Закрыть] был. Думаю, у нас будет возможность навестить мой дом.

Слушая Абдулло Рахимовича, Родик отметил, что тот стал употреблять в разговоре с ним много таджикских слов, а говоря по-русски, спотыкаться, подбирая нужные. Родик же, наоборот, начал забывать часто употребимые таджикские фразы и напрягался, чтобы уловить смысл сказанного. Русский язык покидал республику вместе с уезжающим русскоязычным населением. Это было еще одной особенностью, являющейся следствием произошедших событий. Он максимально напряг память, чтобы вспомнить таджикские выражения, используемые при застольях, но мозг никак не реагировал. Родик огляделся в поисках места, куда мог бы положить полотенце.

– Оставляйте на раковине, – увидев его замешательство и расценив это по-своему, предложил Абдулло Рахимович. – Пойдемте. Там все мои помощники. Буду вас знакомить.

Усадив Родика рядом с собой, Абдулло Рахимович начал представлять присутствующих:

– Это Нурмат – мой заместитель. Это…

Родик сперва пытался запомнить имена и должности, но вскоре понял, что это бессмысленно, и лишь приветливо улыбался и привставал на каждое новое имя.

– Родиона Ивановича представлять не надо. Все вы о нем наслышаны. Это мой друг и муаллим, доктори фанхои[53]53
  Муаллим, доктори фанхои (тадж.) – учитель, доктор наук.


[Закрыть]. Вы знаете, как много он сделал для меня и для всей нашей Республики. Давайте выпьем за его здоровье, счастье! Саломат бошед[54]54
  Саломат бошед (тадж.) – будьте здоровы.


[Закрыть], Родион Иванович!

Абдулло Рахимович встал с двумя пиалами в руках и, протянув одну из них Родику, выпил из своей. Подождав, пока гость выпьет, обнял и расцеловал его.

Родик понял, что настал момент ответного тоста. Он сам наполнил свою пиалу водкой и, напрягая память, сказал:

– Зинда бод дустии[55]55
  Зинда бод дустии (тадж.) – да здравствует дружба.


[Закрыть]. Всевышний наградил меня ею щедро. Выпьем за моего любимого друга, Абдулло Рахимовича, а в его лице – за весь таджикский народ. Пусть свалившиеся на вас невзгоды пройдут под руководством таких людей, как Абдулло Рахимович, и на благодатной таджикской земле опять восстановится мир.

Все встали и, мешая друг другу, стали чокаться с Родиком, потом выпили и заняли свои места. Абдулло Рахимович снова обратился к нему:

– Очень рад, что вы, наконец, здесь, у меня в гостях. Лутф карда бубахшед[56]56
  Лутф карда бубахшед (тадж.) – извините, пожалуйста.


[Закрыть]. Встречаем вас так скромно, но это пока самое лучшее место в нашем городе. Здесь у нас и ресторан, и гостиница, и чойхона[57]57
  Чойхона – чайная.


[Закрыть]. Кушайте. Сухроб, подай косушку с курдючным жиром. Муаллим его очень любит. Скоро плов принесут.

– Рахмат. Все очень вкусно. Я тоже очень рад вас видеть. Поздравляю. У вас хорошее окружение. Вы пережили сложнейшее время и вышли победителем. Я хочу сказать еще тост. Давайте наполним пиалы привезенной мной московской водкой.

Родик встал и, дождавшись, когда за столом стихнет суета, вызванная его предложением, произнес:

– За Таджикистан, который является моей второй Родиной!

Все торжественно поднялись, а Абдулло Рахимович, подойдя к Родику, приобнял его и прочувствованно сказал:

– Спасибо. Мы надеемся на будущее. На помощь нашего ака – Великого русского народа. Хоп. За сказанное!

Присутствующие опять стали подходить к Родику, стараясь выразить ему личную признательность. Родик доброжелательно улыбался, не обращая внимания на расплескиваемую водку.

Напряжение спало, и началось обычное для Таджикистана застолье. Родик только сейчас почувствовал, что голоден, и приступил к закускам, которых на столе было множество. Он с удовольствием съел несколько кусочков домашней колбасы, потом отдал должное самбусе и жареным шарикам из курдючного жира. Наконец голод был утолен.

За столом установилась тестовая передышка, но не надолго. Один из присутствующих мужчин встал, чтобы произнести витиеватый восточный тост, начало которого Родик прослушал. Воцарившаяся тишина заставила его оторваться от еды. Он оглянулся и удивился тому, что все смотрели не на выступающего, а на Абдулло Рахимовича. Родик инстинктивно последовал их примеру и впервые с момента приезда разглядел Абдулло Рахимовича. Одет тот был в зеленый военного покроя френч, делающий его чем-то похожим на партийных руководителей сталинской эпохи, какими их показывают в кинофильмах. Но не только одежда вызывала такую ассоциацию. Его поза, устремленный поверх голов взгляд, движения выражали ту непререкаемую власть, которую, вероятно, хотели продемонстрировать в этих кинофильмах. Родик про себя усмехнулся и постарался отбросить эти соображения, посчитав их в данный момент неуместными. Он опять предался застолью, которое развивалось в привычном порядке, хотя иногда и прерывалось появлением каких-то вооруженных людей, застенчиво и подобострастно входящих в кабинет. Абдулло Рахимович, не вставая и пренебрегая восточными традициями гостеприимства, отдавал распоряжения, возвращая Родика к уже посетившим его мыслям о развившемся начальственном пафосе.

Принесли плов, и все, искусно используя пальцы, сосредоточенно приступили к его поглощению. Начало смеркаться. Кто-то зашторил окна и зажег свет. Плов быстро закончился, но никто не собирался расходиться. Усилиями Абдулло Рахимовича Родик почти постоянно находился в центре внимания. Уже все сидящие за столом так или иначе произнесли за него тосты. Родик устал, но не мог найти предлога, чтобы покинуть застолье. Вдруг в монотонное гудение голосов ворвался звук выстрелов.

– Что это? – спросил Родик и сам себе ответил: – Стреляют. Похоже, из автомата.

– Балуются или на блокпосту кого-то пугают. Не обращайте внимания, – успокоил его сидящий рядом похожий больше на еврея, чем на таджика, мужчина, из представления которого Родик запомнил лишь, что он заместитель директора совхоза. – Оружие теперь у всех. Даже у баб и детей.

– Я заметил. В приемной много подростков с автоматами.

– Это другое. Близкие родственники сардора. Его личная охрана. Он только им доверяет.

– Да… Они же дети. Что они могут? Да и что из них вырастет? Им в школе надо учиться.

– Понятно, но такое время. Сложно определить, где свой, где чужой. Поэтому все опираются на родственников. Эти мальчики быстро повзрослели. Они умеют делать такое, о чем вы даже не догадываетесь. Война. Жизнь и смерть рядом. Многие из них потеряли близких. Хотят и могут мстить.

– Жаль их…

– Трудно сказать. Будущее покажет. В нашем мусульманском мире бывает, что люди проводят всю жизнь на войне. Война ведь еще не кончилась, а может быть, еще и не началась.

– Вы думаете, что будет продолжение?

– Без всякого сомнения. То, что произошло, – это бурное начало. Сейчас даже не перемирие, а, как у вулкана, накопление энергии взрыва. Республику надо объединять, централизовать. Многие потеряли чувство меры, думают только о личной наживе. Даже традиции забыли. Каждый мелкий начальник стал баем. Его желания никак не регламентированы законом. Рано или поздно это выльется в огромную проблему.

– Вы рассуждаете, как один мой знакомый в Москве, – вспомнив теорию Александра Николаевича, заметил Родик. – Он это называет стремлением к господству и предрекает жуткие последствия. Я отношусь к подобным прогнозам скептически. Происходящие процессы являются, по моему мнению, этапами борьбы за демократию. Посмотрите на историю Европы.

– Не путайте Европу и Восток. Да еще и советский Восток. Исламисты, а у нас какая-то смесь исламистов и коммунистов, никогда не принимали те демократические принципы, о которых твердит Европа, а сейчас и вы в Москве. Я считаю, что единственный выход – в тоталитарном центризме. Если хотите, в господстве централизованной безграничной власти. Не забывайте: на Востоке это национальная традиция.

– Это происходило семьдесят лет подряд, – вступил в полемику Родик. – Чем это кончилось, мы знаем.

– Кончилось как раз по другой причине. Ослабла центральная власть. А семьдесят лет был порядок. Голодающих не было, под дулом автомата никого не насиловали и не грабили. Страна развивалась.

– Как сказать… Вспомните сталинские времена. Под дулом автомата много чего делали. А развитие… Могло быть более успешным.

– Не буду спорить. Вы давно в Республике?

– Около недели.

– Побудьте подольше – многое сами поймете. Мы возвращаемся в феодализм. У каждого бая районного значения свои законы. Вернее, их отсутствие. Предлагаю оставить эту тему. Лучше выпьем, хотя после плова не положено, но что сейчас запрещено? Живем одним часом.

– С удовольствием. Давайте за то, чтобы ваши слова остались только словами.

– Не возражаю, но это утопия.

– Извините, я вас покину. Схожу в туалет. Как туда попасть?

– Я составлю вам компанию. Мы все пользуемся общим туалетом. Не пугайтесь, там грязновато. Есть женщины, которые занимаются уборкой, но их трудно найти. Часто их используют с другой целью. Поэтому грязновато. Ну и, конечно, нет туалетной бумаги. Теперь все пользуются, по древнему обычаю, водой. Это далеко не все, что вернули из прошлого…

Вслед за собеседником, имя которого он спросить постеснялся, Родик поднялся и на вопросительный взгляд Абдулло Рахимовича ответил:

– Мы в укромное место. Скоро вернемся.

За пределами кабинета царила духота, хотя в приемной гудел кондиционер. Родику бросилось в глаза, что подростки теперь сидели на стульях в промежутках между окнами и в коридоре за дверью. Коридор освещался только проникающими через дверь и окно бликами.