Текст книги "«Она утонула...»"

Автор книги: Борис Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 50 страниц)

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Съемки «Курска».)

Диктор: По положению тел и ожогов удалось установить, что офицерский состав боролся за выживаемость и пытался обеспечить регенерацию воздуха. Поэтому они так сильно обгорели в результате мгновенной вспышки.

Артур Егиев: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Следствием установлено на основе собранных доказательств, что на тот момент вода в 9-м отсеке была где-то 50–60 см над уровнем первого настила. Почему? Потому что, я не знаю, стоит ли это говорить, нижние конечности подводников сильно обгоревших, они были не обгоревшие, т. е. они стояли в воде.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Подводные съемки «Курска».)

Диктор: Если говорить о возможности дальнейшей жизни в 9-м отсеке, то специалисты отметили, что средств регенерации воздуха там было достаточно, но они оказались неизрасходованы.

Виктор Колкутин: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Можно предположить, что не возникни этот локальный пожар, послуживший источником угарного газа уже в 9-м отсеке, какое-то, может быть, даже достаточное длительное время они могли там находиться.

Алексей Пиманов: И опять о последних исках. Знаете, что в них коробит тех, кто знаком с подлинными результатами следствия? Об этом не говорится, но между строк читается – недоверие к специалистам, проводившим расследование. Выполняли, мол, заказ, поэтому не договаривают, опять говорят неправду. Подленькая такая позиция. То, что пережили следователи на «Курске», не пожелаешь никому. Обвинять их в чем-то могут либо люди недалекие, либо… В общем, смотрим еще один фрагмент фильма, из него многое становится ясным. Обратите внимание на слова Артура Егиева, руководителя следствия, о том, что иногда один труп вытаскивали четыре часа на себе.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Следственная группа в 9-м отсеке.)

Диктор: В 9-м отсеке концентрация угарного газа превышала допустимую в тысячу раз. Заходить в него можно было только в средствах индивидуальной защиты.

Владимир Мулов, военный прокурор Северного флота: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Единственный случай, когда у нас возникла достаточно беспокойная нештатная ситуация, когда один из членов следственной группы и один из специалистов, это начальник радиационной и химической защиты флота, собственно говоря, теряли сознание при спуске туда, в 9-й отсек.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Следственная группа в 9-м отсеке.)

Диктор: Надо помнить, что следователи не просто осматривали корабль, перед ними стояла задача как можно быстрее найти и поднять тела моряков.

Артур Егиев: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Поднять, поместить тело подводника в специальный пакет, перетащить или переместить его клюку. Это очень трудоемко. Я скажу так, что иногда на одно тело у нас уходило по четыре часа. Работа посменно. Почему? Потому что больше трех-четырех заходов по 20–25 мин. Следователи и судмедэксперты больше не выдерживали, это очень тяжело.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Съемки в 9-м отсеке.)

Диктор: Необходимо было установить, пытались ли подводники самостоятельно покинуть 9-й отсек. Что делали они те 6–8 часов, которые отвела им еще судьба? Как удалось установить следствию, паники в отсеке не было.

Виктор Колкутин: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Судя по тем запискам, которые мы исследовали, пишущие их люди вполне владели собой. То есть их стрессовая ситуация, она оставалась внутри, наружу никак не проявлялась. И почерк и одного автора записки, и другого автора записки свидетельствует о том, что даже когда вторая часть записки Колесникова писалась в темноте, тем не менее, можно утверждать, что это не состояние паники или нервного срыва. То есть человек вполне владел собой.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Архивные съемки и фотографии «Курска» и его экипажа.)

Диктор: Первый взрыв вывел из строя тех, кто управлял лодкой. Мощнейший второй привел к гибели всего экипажа. Кто-то погиб в первые секунды и минуты, кто-то – через 6–8 часов. Да простят нас родные моряков, тем, кто погиб сразу, – повезло. Что переживали ребята в 9-м отсеке, не передают даже найденные впоследствии записки. В принципе, они понимали, что шансов почти нет. Тем более знали, что аварийный буй остался на корпусе лодки и не всплыл на поверхность. Вместе с ним на дне остались и надежды на быстрое обнаружение легшего на дно «Курска».

И все-таки они боролись до конца. Их отделяли от поверхности и жизни всего 110 метров. Бегун на стадионе пробегает это расстояние всего за 11 секунд. Для моряков «Курска» эти 110 метров превратились в вечность.

Алексей Пиманов: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Нам осталось лишь показать вам уникальные кадры обнаружения знаменитой записки Дмитрия Колесникова. Психологи, составляющие портрет членов экипажа «Курска», отметили, что Дмитрий по своему характеру был настоящим лидером. Со временем он обещал вырасти в классного подводника – не случилось.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Кадры нахождения и прочтения записки Дмитрия Колесникова.)

Алексей Пиманов: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) В заключение о том, что мы не смогли показать, не имели права, но сказать обязаны. Это записка на обгоревшем теле Дмитрия Колесникова сохранилась у сердца в нагрудном кармане лишь потому, что капитан-лейтенант успел закрыть ее от огня рукой. Мне больше нечего сказать.

Алексей Пиманов: В том фильме перед нами стояла задача впервые рассказать, как погибал «Курск». Об общем состоянии флота мы почти не говорили, лишь позволили себе фразу о том, что мы все в 90-е бросили свою армию. Я бы теперь сказал резче – предали. Что, кроме ошеломления, может вызвать информация, что это был всего лишь второй выход в море «Курска» со времен спуска со стапелей? Все остальное время лучшая лодка флота простояла у берега.

Сказать, что на Северном флоте трагедию «Курска» пропустил через сердце почти каждый, значит, ничего не сказать. Тем более что в отставку, на основании выводов следствия, отправили почти весь командирский состав. Вот поэтому перед нашей съемочной группой стояла задача не только получить эксклюзивную информацию об оставшемся на дне 1-м отсеке, о последних днях утилизации «Курска», об учении, состоявшемся на месте гибели лодки, но и понять, в каком морально-психологическом состоянии находятся сейчас моряки.

(Архивные съемки «Курска» и его экипажа. Положение дел на флоте.)

Виктор Куроедов, Главнокомандующий ВМФ: До сегодняшнего дня у меня 118 рубцов на сердце. И это на всю жизнь. Больше не могу сказать ничего.

Геннадий Сучков, командующий Северным флотом: Такое тяжелое чувство, как будто потерял дом, как будто потерял что-то родное и близкое. Потому что многих мы знали, многие были на слуху (фамилии, имена), и командира лодки и в том, и в другом случае, да и до этого были случаи то же самое. И, понимаете, я не скажу, что наступает какое-то оцепенение, но в то же время наступает такой момент, как будто этого не может быть. Понимаете? Я не верю в это, что такое может произойти. И уже потом только начинаешь тщательно задумываться над тем, что произошло, и понимаешь, что все-таки это действительно произошло, как это ни прискорбно, как это ни печально, ни тяжело бы было.

(Кадры всплытия лодки.)

Диктор: В гибель «Курска» отказывались верить все. Надежда умирает последней. Казалось, такая лодка просто не может затонуть.

Игорь Баранов, главный конструктор АПЛ: Были предусмотрены и обеспечены все средства обеспечения безопасности лодки при попадании такой же торпеды извне, при взрыве атомной бомбы извне. Эта лодка обладает колоссальными возможностями с точки зрения противостояния этим взрывам. Но когда взрыв происходит в том помещении, где находятся люди, аппаратура, внутри прочного корпуса, который выдерживает давление, очень высокое давление, предельное давление погружения глубины, и он разрывается буквально по периметру прочного корпуса, это говорит о том, что сама по себе эта авария была таковой, которая не предусмотрена эксплуатационными режимами подводной лодки.

(Кадры спасательной операции.)

Диктор: Даже когда стало окончательно понятно, что спасти не удается никого, что все подводники на «Курске» погибли и нет никакой надежды, неверие стало лекарством от горя. (…)

Геннадий Сучков: Такого фатального развала, как говорится, летального исхода не было. Да! Мы сокращались, мы урезались, но мы исходили из того количества средств, прежде всего материальных средств, которые выделялись флоту. Как говорят, по одежке протягивай и ножки.

(Кадры родственников погибших. Попов, прилет Путина.)

Диктор: После гибели «Курска» глубину трагедии флота осознавали все – и гражданские, и люди в погонах. Но искренние переживания не спасли командующего флотом Попова, да и не только его. Было совершенно понятно, что снятия с должностей на Северном флоте не избежать. Вопрос заключался в другом. По каким причинам будут увольнять? С какими формулировками? Да и будут ли вообще названы эти причины? Тогда ограничились только лишь констатацией фактов: привлечено к ответственности, отстранено и уволено столько-то, имена и должности. На этом все. Причины не были оглашены до сих пор.

Владимир Куроедов: Было принято решение от руководства флота до всех структур, которые участвовали в подготовке сил и в управлении, потом – в учении. 12 адмиралов ВМФ и капитанов I ранга были привлечены к дисциплинарной ответственности.

Анатолий Пономаренко, первый заместитель главного военного прокурора: В ходе следствия по катастрофе атомного подводного крейсера «Курск» были выявлены недочеты и недоработки со стороны должностных лиц ВМФ. Я хочу сразу оговориться о том, что эти недоработки не были и не находились в прямой причинной связи с гибелью атомохода «Курск». Да, они не находились в причинной связи непосредственно с гибелью атомохода «Курск», но за допущенные нарушения необходимо было отвечать, поэтому по результатам расследования 16 должностных лиц были привлечены к строгой, я бы даже сказал, к суровой дисциплинарной ответственности, а 12 из них были уволены из рядов ВС.

(Съемки флота.)

Диктор: Сегодня мы можем сказать, в чем заключалась вина капитанов и адмиралов. Допускались срывы в проведении учебы экипажей судов. Отсутствовал должный контроль за действиями подчиненных. Имелись упущения в организации материально-технического обеспечения флота. К примеру, в том же трагическом 2000 году из-за несвоевременной поставки топлива не состоялись учения в одной из частей. Еще раз подчеркнем – все это не связанно с причиной гибели атомохода «Курск». «Курск» обнажил все проблемы флота.

Перед новым командованием стояла сложнейшая задача начать вывод флота из кризиса. Для этого в первую очередь нужны были деньги. Сейчас средства выделяются, конечно, не столько, сколько хотелось бы, но во много раз больше, чем два года назад.

Трагедия «Курска» заставила потратить деньги прежде всего на спасательные средства. Десять лет об этом никто не думал. Закупили то самое британское и норвежское оборудование, которое использовали в ходе спасательной операции, пока оно стоит на одном спасательном корабле. В идеале оборудуют еще пять. На судостроительных верфях заложены и достраиваются новые атомные субмарины. Скоро Северный флот получит на вооружение несколько подлодок последнего поколения. Уже в следующем году в первое испытательное плавание выйдет новейший ракетоносец класса «Курск». Но не точная копия погибшего крейсера. Конструкторы учли трагический опыт, многие технические характеристики лодки изменены.

Владимир Куроедов: Разработана совершенно новая программа обеспечения живучести подводных лодок. Можно было бы к ней прийти давно и пораньше. Вот в этом году мы завершим эту программу, как становление на два года. Становится на ноги и станет действительно программой, помогающей тем, кто сегодня несет эту нелегкую службу.

Диктор: Это только в идеале хорошо учиться на чужих ошибках, в жизни приходится исправлять свои. После «Курска» военным морякам в некоторой степени пришлось ломать условные традиции, заложенные еще при советском флоте в военное время, когда людей не жалели. Хотя от старого правила «умри, но сделай» придется еще долго избавляться.

Игорь Баранов: Считается, что гибель подводной лодки не должна приводить к спасанию людей, что либо ты спасаешься вместе с лодкой, либо ты погибаешь вместе с ней. Поэтому все наши спасательные камеры, которые у нас стоят, они вроде как бы и не востребованы. Потому что, наверное; в какой-то мере считается позорным спасаться с лодки, бросая ее на дне. Надо спасать лодку, спасать себя и т. д.

(Учения Северного флота, август-сентябрь 2002 года.)

Диктор: Вы видите уникальные кадры учений Северного флота, их провели почти по той же схеме, что и два года назад, когда затонул «Курск». До этого мало кому удавалось снимать боевую подготовку целого флота. Не показательные стрельбы и выход в море, а именно каждодневную работу моряков. В этих учениях были задействованы десятки кораблей и подводных лодок, включая авиацию флота. Отрабатывались ракетные и торпедные стрельбы. Обнаружение и уничтожение подлодок вероятного противника. И все это в том же районе, где погиб «Курск».

Параллельно моряки вспоминали аварийно-спасательные навыки. Ситуация, идентичная августу 2000 года. Атомная подводная лодка легла на грунт. Применяли все новейшие средства спасения, которые флот получил за прошедшие два года. После «Курска» в такой ситуации главная задача – скорейшее обнаружение лодки. Время – один из главных факторов успеха.

Если субмарина сама не в состоянии подняться на поверхность, начинается эвакуация экипажа. Люди прежде всего. Но все же если есть шанс поднять лодку стоимостью в сотни миллионов, ее надо поднимать. «Курск» многому научил. На этот раз условно затонувший ракетоносец всплыл на поверхность. Но все это техника.

Во время учений решался вопрос о психологической готовности подводников выходить в море после гибели лодки. Никто из психологов не мог дать гарантию, что у моряков не появится подсознательная неуверенность и страх перед морем, перед собственным кораблем и его вооружением. Своеобразный синдром «Курска». К счастью, на профессиональном сознании трагедия почти не сказалась.

Геннадий Сучков: Мы выросли все в советское время, в то время, когда у нас было огромное количество кораблей и подводных лодок. Когда мы очень много и долго ходили в море, и основным методом подготовки была практика. Мы месяцами находились в море, естественно, за эти месяцы, которые мы находились в море, мы оттачивали и свое боевое мастерство.

Я как командующий прекрасно понимал, что ушла значительная часть тех, кто когда-то очень долго ходил в море, служил. И нужно было передать тот бесценный опыт, который был накоплен в советское время, нынешнему поколению. Чтобы это прошло, как говорится, без надрывов, без хрипа, а в спокойном эволюционном плане.

(Съемки флота.)

Диктор: После августа 2000 года и топлива больше, и денег. «Курск» не только заставил флот посмотреть на себя со стороны, но и поставил перед выбором: жить изолированно или все-таки стать частью всего мира. Ведь когда речь идет о человеческих жизнях, не время разбираться, кто свой, а кто потенциальный противник. Сейчас стоит вопрос о создании новой спасательной системы.

Игорь Баранов: Эта федеральная система должна предусматривать создание таких средств, устройств и механизмов, которые были бы унифицированы с теми, которые применяются в НАТО. Вот мы на этом столкнулись>, когда надо было открывать крышку люка 9-го отсека, когда работали с норвегами, оказалось, что у нас ни разъемы, ни ключи не подходят, они не унифицированы.

(Кадры атомной силовой установки в эленге. Подводные съемки останков 1-ro отсека.)

Диктор: Вы видите уникальные кадры, впервые мы подробно в деталях показываем то, что осталось от «Курска» после многомесячных работ по утилизации. На сегодняшний день существует только один отсек – 5-бис, атомная силовая установка. Она выдержала все, чудовищный взрыв мощностью в 8 тонн тротила, ударную волну и падение подводного корабля водоизмещением в 10 000 тонн на дно.

Сейчас из отсека 5–6 и с извлекают ядерное топливо, операция сама по себе уникальная, на флоте ее называют перезарядка. Только до АПРК «Курск» перезаряжали действующие подводные лодки, стоящие на воде у пирса. А сейчас на стапелях закрытого эленга завода «Нерпа» стоит мертвый корабль.

Выгрузка яд ер но го топлива, наверное, – самый деликатный момент технической части утилизации погибшей подводной лодки. Ядерное топливо надо сгрузить на стоящую рядом плавбазу «Имондра». Эленг не рассчитан под корабль такого типа, чтобы впихнуть в него плавбазу, с нее спилили все мачты, и все равно верхняя рубка находится под самым потолком, примерно на уровне десятиэтажного дома. Попасть на «Курск» можно только с «Имондры» по перекинутым деревянным мосткам. Дальше люка отсека ходят только специалисты-ядерщики, другим нужен допуск.

Хвостовые отсеки «Курска» остались почти нетронутыми. Вначале хотели аккуратно отрезать хвост лодки и поставить его на другую, аналогичного класса подводную лодку, ведь это сэкономило бы и время, и колоссальные деньги. Потом поняли – не получится. Ни один моряк не выйдет в море на корабле, часть которого – погибшая лодка.

1-й отсек, точнее, то, что от него осталось, лежит на дне Баренцева моря. Уникальные кадры останков отсека, сделанные летом с подводных аппаратов. Все обвинения в том, что лодку подняли без 1-ro отсека, чтобы скрыть истинные причины катастрофы, нелепы. Повторим: мощность взрыва в этом замкнутом и, по сути, очень небольшом пространстве составила 8 тонн тротила. Все, что было необходимо для проведения экспертиз, со дна подняли.

(Съемки следствия во 2-м и 3-м отсеках.)

Диктор: 2-й и 3-й отсеки превратились в груду железного лома.

Эти кадры мы показываем впервые. Когда подняли субмарину, внимание было приковано к 9-му отсеку, где были люди. Остальные отсеки как будто не существовали, хотя многие ответы на свои вопросы следователи находили и там.

Владимир Гелетин, отец погибшего подводника: Я вот честно так думаю, как у этих людей просто хватало сил, мужества проводить внутри эти работы. И ставить под сомнение, объективно или необъективно, ну, наверное, со стороны отдельных людей это просто некорректно.

(Съемки следственной группы в отсеках подлодки.)

Диктор: Следственные группы прошли всю лодку, фиксируя на видео мельчайшие детали. Это останки 3-го отсека, сквозь него прошла взрывная волна. Первый вход следователей в 3-й отсек. Перемешанные провода, трубы, осколки торпед, влетевшие в середину ракетоносца из 1-го отсека. Ни переборок, ни приборов, ничего. Все уничтожено, перемешано взрывом, покрыто слоем копоти.

Следователям предстояло найти обломки приборов и все, что могло помочь выяснить причину гибели ракетоносца «Курск». Представить, что здесь находилось до взрыва, возможно только по схемам подлодки. Сплошные завалы из груды искореженного металла. Поначалу следователи работали в темноте, чтобы ориентироваться безошибочно, тренировались на аналогичной подводной лодке в противогазах с завязанными глазами, на ощупь, иначе работать было невозможно.

5-й отсек пострадал значительно меньше, ударная волна, возникшая при взрыве, с метя четыре отсека, остановилась на переборках между 4-м и 5-м.

7-й отсек практически не пострадал на месте переборки и перекрытия, только приборы вышли из строя. Какими-то средствами спасения подводники успели воспользоваться, какими-то – нет. А потом просто покинули аварийный отсек.

Все покрыто толстым слоем масла, которое смешалось с морской водой. Воду откачали, а оставшееся масло стекло в трюм подлодки, просто слить его было невозможно, поэтому откачивали шлангами в специальные емкости.

Ядерное топливо будет выгружено с «Курска» не раньше чем через месяц. Несмотря на опасения экологов и постоянный визг некой обеспокоенной общественности об опасности выгрузки топлива с «Курска», наша технология позволяет совершенно безопасно перезарядить лодку.

Рабочие «Нерпы» продолжают распиливать остатки гигантского корпуса подлодки, работы не прекращаются. За пределами эленга почти заваленная снегом стоит рубка «Курска». Сначала ее хотели отправить в В идя е во, в музей погибшей субмарины, но сотрудники музея оказались не менее суеверными, чем моряки. Ставить в поселке часть мертвого корабля не пожелали.

(Съемки подлодок в январе 2003 года.)

Сегодня флот постепенно начинает приходить в себя после десяти лет упадка. Осознание того, что можно сэкономить до полного нуля и остаться без флота, пришло ценой 118 жизней. А ведь в середине 1990-х годов доходило до того, что, не получая по полгода зарплату, с боевых кораблей снимали все, что можно было продать.

После «Курска» жизнь на флоте изменилась, видимо, все-таки черта национального характера – после трагедии опомниться и сделать правильный выбор, перекреститься. Следствие ответило на все вопросы, которые были перед ним поставлены, ответило настолько точно, насколько это вообще было возможно. Как ни казенно это звучит, но выводы флот сделал и продолжает делать. Жизнь на флоте продолжается. Службу, как говорится, пока никто не отменял.

Владимир Гелетин: Может быть, уже стоит по-доброму вспоминать «Курск»? Я еще раз повторюсь, именно по-доброму. Не ворошить все это. Почему? Ну, потому, что разбередить рану, посыпать ее солью. Нашей семье это больно.

(Кадры разрушенного «Курска».)

Диктор: Понятно, что не всеми родственниками результаты расследования могли быть восприняты одинаково. Слишком много за эти два года было версий, а иногда – и прямого вранья. Учитывая состояние людей, главный военный прокурор и следователи ездили в Мурманск, Североморск, Санкт-Петербург, Севастополь. Встречались с родными подводников, терпеливо разъясняли им результаты следствия. Те, кто хотел, сами приезжали в Москву. Как правило, после ознакомления с материалами уголовного дела все вопросы отпадали.

Анатолий Пономаренко, первый заместитель главного военного прокурора: У нас вызывает недоумение позиция одного человека в адвокатском звании, который через некоторые СМИ навязывает не основанные на материалах следствия домыслы и предположения. Он заявил нам ходатайство о возобновлении следствия по данному уголовному делу, мы его внимательно изучили и каких-либо оснований для возобновления следствия по делу и выяснения тех вопросов, которые он указал в своем ходатайстве, не нашли.

Ирина Лячина, вдова командира АПЛ «Курск»: Я верю, что столько сил, времени, нервов, затраченных людьми для выяснения причин гибели «Курска», не позволяют думать о том, что все, о чем нам говорят, это неправда. Я глубоко убеждена в том, что сомнения родственников, которые возникают, приводят к тому, что появляются люди, которые пользуют, простите за такое слово, которые делают имя «Курска» разменной картой в каких-то своих, не знаю каких. Но это делается, я считаю, не для того, чтобы была сказана правда о гибели «Курска». Я очень хочу, чтобы родственники не отдавали этим людям в руки гордое имя «Курск».

Алексей Пиманов: На сегодня все. Ревнители правил журналистской работы могут предъявить мне претензии, почему я не позвал в программу того самого адвоката, подавшего иск от имени части родственников погибшего экипажа. Честно – собирался, но не смог через себя переступить. Своим иском, вернее, его качеством, он все сказал. А делать человеку имя на крови погибшего экипажа я не собираюсь, пусть это делают другие.

Следующая программа обещает стать сенсацией – мы коснемся неизвестных подробностей одного громкого теракта в Москве. Увидимся через неделю. В студии был Алексей Пиманов.

Приложение № 12

Мнение

Председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников ВМФ капитан I ранга Игорь Курдин:

Не скрою, я – один из тех людей, которые очень много знают об этой истории с «Курском». Обе книги (Устинова и Кузнецова) я читал практически параллельно.

С точки зрения знания морской терминологии, понимания хода событий и прочего у меня к книге Кузнецова практически претензий нет. Но когда я читал «Правду о „Курске“» генпрокурора, то возникло много вопросов как у военно-морского офицера в первую очередь и как у обывателя – во вторую. Все-таки я семь лет командовал атомной подводной лодкой.

Начинается книга Устинова с перечня основных аварий и катастроф в советском подводном флоте. И там столько ошибок! Я не знаю, откуда и кто давал Устинову такую информацию. Кажется странным, что генпрокурор не может получить достоверные данные, опубликованные, кстати, в открытой печати. Как можно допускать такие ляпы официальному лицу, генеральному прокурору страны?

Красной нитью в книге Устинова проходит доказательная база того, что подводники в 9-м отсеке погибли спустя не более 8 часов. Очевидные вещи, взятые автором из материалов уголовного дела, приводят его к противоположным выводам. Никто не спорит, что следствие было проведено очень качественно. Но почему такие выводы?

Например, был упомянут аварийно-спасательный буй. На всех лодках, и советских, и иностранных, всегда было два буя: в носу и в корме. На «Курске» он почему-то был один. Это можно отнести к конструктивным недостаткам? Можно. И этот буй, оказывается, был заблокирован с момента постройки «Курска». Перед тем как выйти в море, командир БЧ-4 (боевой части связи) должен подойти, вставить специальный ключ и его повернуть. Тогда буй готов. Тогда при затоплении лодки на глубине более 85 метров буй автоматически отстреливается. И, грубо говоря, передает сигнал SOS и координаты места затонувшей подводной лодки.

Генпрокурор пишет об этом. И в материалах дела об этом все есть. Командира БЧ-4 должна была проверить куча людей. В том числе – представители штаба дивизии, флота, главного штаба… Но никто не проверял. Это говорит о том, что отсутствовала хорошая морская практика. А дальше вывод генпрокурора: если бы буй сразу всплыл в 11:30, все равно мы бы их спасти не успели. Извините. Если бы в 11:30, а не спустя 11 часов, лодку объявили аварийной, то можно было бы говорить о проведении своевременной поисково-спасательной операции.

Я не понимаю, как можно вывести в море 9 подводных лодок, а суда спасения к этому не подготовить. Они не были готовы к выходу в море, их готовность не соответствовала проводимым учениям. Кто-то за это должен отвечать?

При этом ни Борис Кузнецов, ни родственники погибших подводников не требуют посадить кого-то на скамью подсудимых и в тюрьму. Они только хотят знать правду. Если ценой 118 жизней мы не добьемся того, чтобы такие трагедии не повторялись, тогда зачем погибли ребята? Не почему, а зачем?! Ведь любая катастрофа – это жестокий урок на будущее.

В своих книгах генпрокурор умалчивает о стуках. Но стуки действительно были. И провести пеленга – это элементарно, задача для курсанта 1-го курса. Что Кузнецов и сделал. Вот – источник звука, а вот – корабль. Проведите пеленга: где они пересекутся… По Кузнецову, по выпискам из журнала гидроакустиков, стуки фокусировались в месте гибели «Курска». А если верить Устинову, они фокусировались совершенно в другом месте.

Говорят, что стучали на каком-то надводном корабле. Хорошо. Но у вас есть карта, все места кораблей и их курсы. Так что это был за корабль? Если наш, надводный, опросите членов экипажа.

Генеральный прокурор все время доказывает, что спасти моряков-подводников было нельзя. Даже если бы очень хотелось. Он говорит о том, что комингс-площадка была повреждена взрывом. Но в материалах следствия этого нет. Комингс-площадка должна быть на одном уровне с верхней палубой. А она была заглублена на 7 мм, поэтому тубус не влезал. Это – из серии конструктивных недостатков.

И еще один момент. Кого привлекало следствие в качестве экспертов? Экспертов, которые анализируют работу ВМФ. А у нас столько адмиралов и офицеров было уволено за последние годы. В молодом возрасте. Ведь такие люди могли выступить в качестве независимых экспертов. Они не связаны отношениями с ВМФ, они не подчиняются главкому. Они действительно независимы. Если у них есть честь и совесть.

Почему «Рубин» сам себя экспертирует? Есть же «Малахит», где работают такие же конструкторы. Где элементарные приличия? Чтобы эксперты поверили в то, что они действительно независимы.

Вот, например, результаты судебно-медицинской экспертизы, подписанные профессорами и докторами наук, которых привлек адвокат Кузнецов. Ведь они оспаривают экспертизу официального эксперта Минобороны полковника Колкутина. Почему же она принимается безоговорочно за истину? То есть никакой независимостью здесь, как говорится, и не пахнет.

Я считаю, что все то, что делает Борис Кузнецов, он делает абсолютно правильно и последовательно. Нравится это кому-то или нет. И это обращение к президенту – тоже правильный шаг.

И наоборот: следствие закончено – забудьте: так, как говорит генпрокурор, быть не должно. Если мы хотим называться правовым демократическим государством.

Приложение № 13

МЕЖРЕСПУБЛИКАНСКАЯ КОЛЛЕГИЯ АДВОКАТОВ

ЮРИДИЧЕСКАЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ № 74

АДВОКАТСКОЕ БЮРО «БОРИС КУЗНЕЦОВ И ПАРТНЕРЫ»

№ 97/02 18 мая 2002 г.

Заместителю командующего Северным флотом

вице-адмиралу В. Г. Доброскоченко

Уважаемый Владимир Григорьевич!

Адвокатское бюро имеет честь представлять семьи моряков, погибших на АПКР «Курск», с которыми Бюро заключен соответствующий договор. Мы представляем их как потерпевших и гражданских истцов по уголовному делу, а также по всем другим вопросам, связанным с защитой их прав и интересов (ксерокопии доверенностей прилагаю).

Членами семей получена телеграмма за Вашей подписью, в которой сообщается, что на совместном заседании комиссии Северного флота по рассмотрению проектов памятников экипажу и комиссии по поступлению денежных средств, поступающих на флот в адрес семей военнослужащих, принято решение о нераспределении средств до проведения мероприятий памяти, посвященной второй годовщине со дня гибели корабля, и до открытия памятника экипажу. Принято решение, что после завершения указанных мероприятий средства будут распределены в равных 352 долях на вдов, родителей и детей. На заседании также решено обратиться к такой же комиссии при губернаторе Мурманской области о принятии аналогичных решений.