Текст книги "«Она утонула...»"

Автор книги: Борис Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 50 страниц)

В Центре несколько месяцев не выплачивалась зарплата. Именно это, в конце концов, и стало, видимо, последней каплей, переполнившей чашу терпения Татьяны Голиковой. Колкутин заявил, что и это неправда. Зарплату платили исправно, просто люди этого не заметили.

Я написала о том, что в нарушение закона эксперты Центра создали частное экспертное учреждение «Гранат» (см., например, договор о научно-практическом сотрудничестве РЦСМЭ и «Граната» от 20 августа 2009 года). На сайте «Граната» были описаны все удовольствия, которые человек может там получить. Колкутин сказал, что про «Гранат» я тоже все придумала.

Несколько слов о стиле господина Колкутина.

Его интересы в суде представляла его родная сестра, которая являлась ведущим юрисконсультом Центра. Проверка, которую проводил Минздрав в декабре 2010 года, установила, что «наличие у данной работницы необходимого образования не подтвердилось». Выяснилось это еще во время весенней проверки. Колкутин в возражениях на акт написал, что диплом у сестры есть, – и был предъявлен диплом Белгородского государственного университета № ВСГ 4075260, якобы выданный Евгении Викторовне Тихоновой 17 июня 2009 года по специальности «юриспруденция». Позже выяснилось, что в БелГУ такой диплом не выдавался.

В ответ на мое замечание об этом интересном документе брат и сестра разыграли в суде прелестную водевильную сценку. Евгения Викторовна, изобразив предельное изумление, сказала брату: Какой белгородский диплом? Я впервые слышу. А ты?

Я уже упоминала о фотографии, которая вызвала у Колкутина тоску и печаль. Так вот 4 апреля 2011 года он предъявил суду консультативное заключение специалиста в области психологии Виктории Дьяковой. Специалисту были заданы вопросы: воспринимается ли изображение (то есть фото Колкутина и фото из лаборатории) как единое целое и возможно ли формирование у читателя негативного восприятия в отношении человека, расположенного в нижней части изображения?

Ответ: «Психологический анализ показал, что расположенные на данном листе газеты две фотографии, объединенные единым контрастным заголовком, воспринимаются как единое целое (…). Основанием для такого суждения является еще и тот факт, что расположение темных прямоугольных объектов (кресло и контейнер) по отношению к более светлым округлым объектам (голова и череп) подобны (…).

Изображение черепа человека и костей ассоциируются у читателя с гибелью человека, с угрозой жизни, с угрозой безопасности. Особое внимание привлекает череп как объект, который доминирует над нейтральным изображением пока еще незнакомого читателю человека, вызывая образ праха, тленности, неминуемой смерти, неотвратимой беды (…).

Таким образом, сформированный образ по отношению к человеку, изображенному на фото, может трактоваться как признак порочности, негативности, фатальности, краха, связанного непосредственно с данным человеком».

Что ж, каждый зарабатывает, как может. Я поняла, для формирования справедливого отношения к Колкутину рядом с ним следовало напечатать фотографию белого котенка с бантиком в горошек.

Кстати, заключение выполнено в день очередного заседания суда. А если учесть, что оно началось в 9.30 утра, остается только снять шляпу перед специалистом в области психологии, видимо, всю ночь корпевшим над этим шедевром.

11 июля 2011 года решением Пресненского суда в удовлетворении иска Колкутина к «МК» и обозревателю О. Богуславской было отказано.

* * *

Пока в Пресненском суде слушалось дело по иску Колкутина, произошло несколько событий, о которых стоит рассказать.

25 декабря 2010 года в РЦСМЭ на улице Поликарпова, 12/13 пришло любовное письмо. Не сразу стало понятно, какое оно имеет отношение к Центру. Фамилия адресата отсутствовала, было только имя. Кому: Виктору Викторовичу. В декабре 2010 года в Центре судмедэкспертизы работал лишь один человек, чье имя и отчество полностью совпадает с именем, указанным в письме. Это Виктор Викторович Колкутин. Значит, письмо предназначалось ему. А отправитель – директор медицинской наркологической компании «АлкоМед» Максим Боровков.

Цитирую: «Я написал это письмо, потому что для меня очень важно быть уверенным в том, что все клиенты „АлкоМеда“ чувствуют реальный эффект после проведенных нашими врачами процедур. Мне важно быть уверенным, что все было хорошо и что вы действительно довольны нашими услугами. Все это для меня, правда, очень важно. Недавно я попросил дать мне список тех клиентов, которые давно не обращались к нам. Таких причин может быть три. Во-первых, клиенты могут не обращаться к нам из-за того, что они либо закодировались, либо собственными силами сумели обуздать тягу к алкоголю. Виктор Викторович, я буду очень рад, если вы не звонили нам столько времени именно по этой причине. Во-вторых, человек мог просто заболеть. Не дай бог, Виктор Викторович, если с вами такое случилось. Ну и последняя причина – наш клиент мог просто обратиться в другие наркологические организации. И если ваше длительное молчание связано с этим, я намереваюсь за вас с ними побороться».

Далее описываются современные методы лечения алкоголизма, а также объясняется, что врачи этой фирмы могут приехать в любое время и в любое место. И главное: такому уважаемому клиенту полагается хорошая скидка: следующее посещение обойдется на 10 % дешевле.

«И самое последнее. Если уж так случится, что вам потребуется наша профессиональная помощь, предъявите приехавшей бригаде вложенную в письмо визитную карточку и получите дополнительную 5 %-ную скидку. Счастья вам и здоровья! С теплотой, Максим Боровков».

Конечно, алкоголизм – это болезнь. И можно только искренне посочувствовать больному. Я бы никогда не предала огласке такое письмо, если бы оно было адресовано частному лицу. Но вся беда в том, что оно пришло в главное экспертное учреждение России и обращено к должностному лицу: директору. И как же объяснить, что должность директора Центра и главного судебно-медицинского эксперта Минздравсоцразвития России занимал человек, страдающий алкоголизмом? Одно из трех: или Колкутин обладал бесценными качествами руководителя, или в министерстве не знали о его болезни, или на этой должности всех устраивал именно такой человек.

Каким он был руководителем, теперь знают все. А что касается пристрастия к спиртному – кто же, как не Минздрав, должен был поставить диагноз в самом начале восхождения Колкутина?

Однако в Центр, как выяснилось, приходят не только интересные письма, но и интересные люди. 25 февраля 2011 года в РЦСМЭ явился судебный пристав-исполнитель Тропарево-Никулинского отдела судебных приставов М. Я. Меламед. Он предъявил постановление об удержании из заработной платы с должников Виктора Колкутина и Евгении Тихоновой. Оказалось, что Колкутин и Тихонова задолжали ОАО «НОТА-Банк» 232 779 долларов США. Возвращать деньги, взятые у банка в кредит, Тихонова и Колкутин, судя по всему, не намерены. Говорят, что они не признают свои подписи на банковских документах и утверждают, что они поддельные. Говорят также, что на имущество Колкутина и Тихоновой наложен арест.

Видимо, теперь он остро нуждается в деньгах. Поэтому у Колкутина назрела необходимость получить новый кредит. Весной в бухгалтерию РЦСМЭ позвонили из известного банка и спросили, является ли Виктор Колкутин директором этого учреждения. Главный бухгалтер ответила, что с декабря он в Центре не работает.

Оказалось, что Виктор Викторович обратился в банк с заявлением о получении кредита и предъявил справку о доходах «с места работы», то есть из РЦСМЭ. Не знаю, что это была за справка, однако банк решил перепроверить сообщенные ему сведения. Как выяснилось, правильно сделал. Выдача кредита не состоялась.

Но и это еще не все. 23 мая 2011 года сестра Колкутина, Евгения Тихонова, обратилась в суд с заявлением о взыскании долга по договору займа. Из этого заявления следует, что 16 июля 2010 года Тихонова одолжила и.о. директора Центра, Андрею Валентиновичу Ковалеву, 850 тысяч рублей. Он обещал вернуть их до 1 марта 2011 года. Ковалев деньги не вернул, поэтому пришлось обратиться в суд. По расчетам Тихоновой, задолженность Ковалева с учетом процентов составляет 914 тысяч рублей. Чтобы вытрясти из должника деньги, Тихонова добилась наложения ареста на все его имущество, которое, по мнению истца, находится на улице Поликарпова, то есть в РЦСМЭ. Видимо, Тихонова считает, что Российский центр судмедэкспертизы – его родной дом. Выходит, что имущество Центра арестовано?

Исполняющий обязанности директора Центра А. Ковалев утверждает, что никаких денег не занимал и договор не подписывал. Поэтому он обратился к независимым экспертам и получил заключение специалиста: «Подпись от имени Ковалева А. В., изображение которой расположено в договоре займа от 16 июля 2010 года, заключенного между Тихоновой Е. В. и Ковалевым А. В., выполнена не Ковалевым, а другим лицом».

Сейчас это дело слушается в Никулинском суде. Но уже и так ясно, что бывший директор РЦСМЭ Виктор Колкутин и его сестра Евгения Тихонова занимаются деятельностью, похожей на ту, что описана в УК РФ в статье 159 «Мошенничество».

* * *

Если бы Татьяна Голикова своевременно обратила внимание на безобразия, которые начались в Центре с появлением Колкутина, дала должную оценку финансово-хозяйственным нарушениям и заявлениям о проведении ложных экспертиз, всего этого могло бы не быть. Однако правоохранительные органы, видимо, ждали от министра сигнала о решительных действиях. И, видимо, сигнала не последовало. Поэтому редакция не удостоилась ответа из ГСУ ГУВД Москвы, куда было направлено мое заявление о преступлении. Мы не получили в ответ даже официальной отписки. Зато Виктор Колкутин предъявил Пресненскому суду постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

Получилось, что заявление сделала я, а ответ пришел Колкутину. И сногсшибательные результаты проверки финансово-хозяйственной деятельности Колкутина, связанные с заключением нескольких десятков сомнительных договоров, никого не заинтересовали. А между тем недавно принятый на должность начальника финансово-договорного отделения Центра Юрий Болотов обнаружил в сейфе своего предшественника печать фирмы «Монолит», на счета которой и были перечислены миллионы рублей за якобы выполненные работы. Говорят, что владелец «Монолита» даже работал в Центре!

Но Колкутина просто тихо освободили от должности. А раз так – он решил бороться за свои поруганные права. Кроме иска к «МК» о защите чести и достоинства он предъявил иск о незаконном увольнении к министру Татьяне Го ли ко вой. Его сестра тоже без устали ходит по судам.

А заместитель Колкутина по финансово-экономической работе Е. П. Анисимова, воспетая «МК» за создание финансовой пирамиды, тоже решила внести свой посильный вклад в работу Центра. Недавно она написала в отдел экономической безопасности УВД С АО о финансовых нарушениях в РЦСМЭ. Видимо, что-то ее огорчило, и она решила нанести упреждающий удар.

Бои пауков продолжаются. И сейчас ОЭБ, который после наших публикаций не нашел состава преступления в действиях Колкутина, вернулся к изучению его «творчества». Изъяты документы, работники Центра вынуждены посещать УВД САО, то есть работа главного российского судебно-экспертного учреждения в очередной раз полностью парализована. Прекращено производство молекулярно-генетических экспертиз по гражданским делам. Судя по всему, речь идет о мошенничестве и превышении должностных полномочий.

* * *

Тут следовало бы спросить: неужели и в этот раз дело сойдет на нет? Но зачем задавать бессмысленные вопросы? Понятно, что всех все устраивает. У нас и за куда более невинные проделки принято отрубать головы, а тут такая идиллия… Главное, чтобы люди это понимали.

И пусть у Виктора Колкутина и его сестры Евгении Тихоновой не начнется очередной приступ мании величия. Меня не интересует жизнь Колкутина и членов его семьи. Но судьба разоренного и разрушенного РЦСМЭ касается всех. Потому что жертвой заказной экспертизы может стать каждый из нас. И ничего, ничего нельзя будет доказать…

Это не все. Приложил руку эксперт Колкутин и к делу адмирала Геннадия Сучкова о гибели подводной лодки «К-159» и 9 членов экипажа. В этом деле Виктор Колкутин неизвестным науке способом умудрился «установить» причину гибели 7 членов экипажа, чьи тела покоятся на дне Баренцева моря.

Судебная экспертиза – это процессуальное действие, состоящее из проведения исследований и дачи заключения экспертом по вопросам, требующим специальных знаний в области науки, техники, искусства или ремесла, которые поставлены перед экспертом судом, судьей, органом дознания, лицом, производящим дознание, следователем или прокурором в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу.

Каждый вид экспертизы предполагает свой предмет исследования: баллистическая экспертиза исследует конкретное оружие, пули, гильзы, а также следы ими оставленные; трассологическая экспертиза исследует следы, оставленные одним предметом на другом предмете, например, замок и отмычка; почерковедческая экспертиза исследует подписи, почерк. Возможно ли проведение экспертизы, если у эксперта-баллиста нет ни пистолета, ни гильз, ни патронов, ни следов от пули, у эксперта-трассолога – ни замка, ни фомки, ни отмычки, а у почерковеда – образцов письма? Очевидно, нет. А господин Колкутин запросто берется исследовать и делать выводы о причинах смерти по телам, которых он не осматривал и не вскрывал.

Нет предмета исследования – нет и заключения. Это для нормальных экспертов по делам, где нет административного, политического или иного заказа. А если заказ есть, то заказчикам нужен «эксперт» Колкутин.

За эти «заключения» Колкутину должен светить Магадан. В общем, нары устали ждать господина Колкутина.

Глава 24. «Мы отвечаем за все, что было при нас и будет после нас»

Ранней весной 2001 года мне в Москву позвонил из Питера мой знакомый Игорь Курдин, капитан I ранга, бывший командир подводного ракетного крейсера стратегического назначения «К-241», председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников.

– Несколько семей подводников «Курска» ищут адвоката, ты не хотел бы взяться за это дело?

Когда мы встретились в небольшом зале филиала Военно-морского музея «Подводная лодка „Д-2“», в гавани, недалеко от Шкиперки, где родилась моя мама, еще лежал снег. Я взял с собой дочку, которая тогда училась в юридическом институте, и своего старого приятеля Юру Железняка. С ним мы жили в одном доме, а потом вместе проделали многолетний путь Ленинград-Чукотка-Магадан. Только он в прокуратуре, а я – в уголовном розыске. Зал был полон.

Помню, я сказал о великой чести представлять интересы семей героически погибшего экипажа «Курска», предположил, что не следует ждать простых решений и простой жизни, что не могу ничего обещать и гарантировать, кроме одного – честной и добросовестной работы. Сразу оговорился, что работа адвокатов будет бесплатной.

Я и мои помощники провели короткие беседы с членами семей, которые уже приняли решение заключить соглашение с адвокатским бюро, подписали договоры и выдали образцы доверенностей.

Мне и раньше приходилось общаться с матерями, дети которых погибли в армии. В начале 1990-х я помогал Комитету солдатских матерей, защищал майора Николая Московченко, который залепил звонкую пощечину тогдашнему коменданту города Москвы генерал-лейтенанту Николаю Смирнову в ответ на оскорбление матерей солдат, погибших в армии и пришедших к зданию Министерства обороны на Арбате.

Чувство физической боли в сердце, полная опустошенность после встречи с родственниками погибших как бы вернули меня в начало 1990-х. Я не пошел, как обычно, бродить по родному Питеру, не зашел ни в один книжный магазин, отменил встречи с одноклассниками. Просто лег дома у дочери, тупо уставившись в телевизор, и уснул.

Эта боль появляется каждый раз, когда я встречаюсь с родными погибших. Не отпускала она меня и в течение всего времени работы над первым изданием этой книги, не оставляет она меня и сейчас, через 13 лет.

Военные моряки оценили мою работу по делу о гибели «К-141» и экипажа.

Уже много лет моим жизненным принципом являются слова, которые произнес работник уголовного розыска Венька Малышев из повести Павла Нилина «Жестокость». В одноименном фильме их озвучил мой умерший друг Георгий Александрович Юматов: «Мы отвечаем за все, что было при нас».

От себя добавлю: «И что будет после нас».

Кто-то скажет – пафос. Но, возможно, масштаб трагедии и людского горя требуют хотя бы немного пафоса?

Лодка утонула. Она, железная, утонула с экипажем. Но непотопляемы адмиралы и их защитники. Они и герои-подводники – из разных материалов.

Feci, quod potui, faciant meliora potentes^[148].

Приложения

Приложение № 1

К главе VII. Переворот.

Приложение № 2

Анализ пеленгов, проложенных С. Козловым на стуки

Приложение № 3

Выписка из вахтенного журнала связи

Приложение № 4

Сводная таблица данных журналов

Приложение № 5

Александр Покровский

О «Курске»

Статью я прочитал (Клесов/Куць). С тем, что «профессионалы» у нас еще те, я столкнулся в последней автономке в 1990 году. Уже тогда было ясно, что мы в полном обмороке. С тех пор вряд ли обстановка изменилась в лучшую сторону. Согласен: люди устали после автономки. Они были в море больше 78 суток. Пришли и по-спешному ушли на эти долбанные учения.

О столкновении с пл НАТО. Не очень верится. «Курск» огромен, и чтобы так «отшатнуться», как пишет автор статьи, надо столкнуться с «Петром Великим». И потом, скорость у него была 5–6 узлов, под выдвижными шел при полном радиообмене. Кроме того, в районе было столько всего, что иностранная лодка, во-первых, не рискнула бы сунуться (наши запросто кидаются боевыми глубинными бомбами с недолетом, а это штука неприятная), во-вторых, ее услышали бы акустики не только с «Курска» и с «дизеля».

О причинах взрывов говорить можно до утра, одно бесспорно – они погрузили неисправную торпеду для этой стрельбы. Кроме того, она перекисная.

Согласен, торпедисты на «Курске» именно этой торпедой чуть ли не в первый раз в жизни должны были стрелять. Я не знаю, какой Попов командующий (не берусь судить), но то, что торпедисты были «сырые», – это на его совести и на совести его офицеров.

О спасении. Спасательная операция проведена так, что о ее руководителях ничего приличного сказать нельзя. Это позор. Причем вселенский. Особенно удручает то, что они начинают всем «баки заколачивать» насчет того, что люди жили 6 часов. Это же просто бессовестно. По моим расчетам, они должны были жить минимум 3, максимум – 7-10 суток.

Самое странное, что в ходе этой позорной «спасательной операции» на лодку через систему «Эпрон» даже не пытались подать воздух, чтоб провентилировать кормовые отсеки и тем спасти людей, хотя бы от отравления угарным газом. Через ту же систему «Эпрон» на затонувшую лодку можно подать электричество, через нее можно продуть ЦГБ. Черт те что можно через нее делать, а они пытались пристыковать эту плавающую спасательную ерунду на дохлых аккумуляторах несколько суток. Даже если бы и пристыковали. Даже если бы и взяли несколько человек, то остальные, дожидающиеся своей очереди, могли бы хоть дышать нормально и свет бы у них был – ничего не сделано. Об «Эпроне» ни слова. А нас учили, что это азбука спасения.

О вскрытии люка. Вот идиотия! Вскрывают люк, и из него вырывается воздух. «Видите, – говорят, – весь воздух вышел!» А что он должен был делать? Водолазы через люк затапливают отсек, а потом говорят, что он «полностью затоплен». Глупость. Корма вся была сухая. Там люди в РБ были. А в носовых отсеках даже СГП некоторые одели. А здесь – все в РБ, не собирались они выходить в спешке. Никуда они не спешили. Такое впечатление, что их в корме уморили, словно от свидетелей избавлялись.

А сколько разговоров о том, что «стучали – не стучали», «технологические стуки». Нормальный акустик чувствует, когда стучат люди, а когда это «технологический стук». Ненормальным начальникам все будет «технологический стук». Вообще-то спускается водолаз и слышит у корпуса не только стуки, но и крики в отсеке. Нет у вас водолазов, спустите ГАС – она услышит.

Первая заповедь: установи связь с людьми в отсеке. А им эта заповедь по х… Они колокол ставили, и им (20 тонн) всю комингс-площадку изуродовали, а потом тыкали друг другу в эту полосу и говорили о столкновении. Из-за этого и состыковаться не могли. Но состыковаться можно было. Нужно было заделать эти царапины хоть пластилином. В наше время сказали бы «нет пластилина – из говна сделайте». Для этого опять-таки нужны водолазы. Водолазы там были, только они документацию собирали. Так, во всяком случае, говорили в телевизоре «руководители». Сам я ни одного водолаза не видел, не показывали.

А в эти дни в Козловском переулке в Москве была демонстрация из водолазов – все хотели ехать. Вышел Дыгало и сказал (о): «Все есть. Не нуждаемся». У них все есть!

Выяснять отношения с государством, уморившим своих людей, бесполезно. Про «Курск» можно говорить бесконечно. Виновата система, а она себя виновной никогда не признает. Как мы себя уничтожим, так нас ни один враг не уничтожит.

Приложение № 6

Сводная таблица данных по судебно-медицинской экспертизе

Приложение № 7

Фрагменты консультативного заключения Российского центра судебно-медицинской экспертизы

Приложение № 8

Фрагменты заключения профессора судебной медицины Инге Морилда

(перевод с норвежского)

Катастрофа атомного подводного крейсера «Курск».

Получены две группы документов:

Часть I. Полученные материалы:

• Заключение номер 77/02 комиссии судебно-медицинских экспертов.

• Четыре вопроса было предложено на решение экспертов.

• Список материалов, полученных экспертами.

• Описание аварии.

• Расследование.

• 1–6: Копии или выписки из писем и отчетов от судебно-медицинских и других экспертов.

• 7-18: Отчеты о вскрытии тел, выводы:

• номер 65 – Виктор В. Кузнецов.

• номер 66 – Дмитрий Романович Колесников.

• номер 68 – Михаил Александрович Бочков.

• номер 69 – Александр Владимирович Бражкин.

• номер 70 – Андрей Михайлович Борисов.

• номер 71 – Сергей Владимирович Садиленко.

• номер 72 – Рашид Рамисович.

• номер 73 – Роберт А. Гесслер.

• номер 74 – Вячеслав В. Майнагашев.

• номер 75 – Роман Владимирович Кубиков.

• номер 76 – Алексей Алексеевич Коркин.

• номер 77 – Роман Вячеславович Мартынов.

• Рукописный текст. Резюме.

Комментарии к части II.

В отношении первых выводов от технических экспертов о сейсмических явлениях, газовых измерениях и т. д. у меня нет комментариев.

Все отчеты о вскрытии тел хорошо составлены, вполне понятны, и выводы из каждого отчета выглядят весьма обоснованными.

Совет экспертов-исследователей дал ответы на четыре вопроса.

1 и 2. В течение какого времени члены экипажа в девятом отсеке оставались в живых после аварии?

Был дан ответ, что члены экипажа оставались в живых в течение от 4,5 до 8 часов после второго сейсмического сигнала (11 часов 30 минут 12 августа 2000 года). Данный вывод, по-видимому, основан на нескольких фактах. Во-первых, то, что взрывы были зарегистрированы около 1 1 часов 30 минут 12 августа 2000 года. Во-вторых, записки одного из членов экипажа, которые также согласуются с данным выводом. В-третьих, кровоизлияния в мышечных оболочках желудка также согласуются с указанным временем от 4,5 до 8 часов.

Однако основание для определения периода времени от 4,5 до 8 часов не вполне очевидно для меня. Оно, по-видимому, частично основано на анализе содержания гликогена в мышцах и печени. В случае одного из членов экипажа (Д. Р. Колесников) был проведен биохимический анализ содержания гликогена в мышцах и печени. Гликогена не было обнаружено. В случае большинства других членов экипажа было проведено гистологическое исследование, и гликоген был обнаружен в мышцах или печени.

К сожалению, мне пришлось ознакомиться лишь с некоторыми исследованиями уменьшения содержания гликогена в мышцах и печени после стресса. Большинство работ по данной теме, насколько мне известно, были проведены в России, и, вероятно, существует большой местный опыт. В одном из последних исследований в США были проведены гистологические исследования отделов печени и измерялось содержание гликогена. После стресса гликогена не было обнаружено в печени через 3-10 часов. Это соответствует промежутку времени, определенному экспертной группой. Однако в телах с признаками разложения гликоген никогда не находили. Это также документировано в других научных исследованиях.

По моему мнению, это означает, что когда вы имеете посмертный период около 2,5 месяца, результаты исследований разложившегося материала должны проверяться очень тщательно. В гистологических описаниях ткани печени членов экипажа были обнаружены очевидные изменения гнилостного и саморазрушительного характера. Таким образом, мне не совсем понятно, можно ли результаты данных исследований содержания гликогена использовать таким же образом, как в случае нормальной ткани.

Вывод экспертов о периоде времени от 4,5 до 8 часов, по-видимому, представляет собой относительно неплохую оценку, но мое сомнение вызывает обоснование данного вывода исследованиями содержания гликогена.

Часть II. Полученные материалы:

Данные материалы состоят из выводов, которые сделала комиссия судебно-медицинских экспертов в отношении вскрытия тел, которое было проведено приблизительно через 14 месяцев после гибели экипажа. В качестве приложений к каждому выводу приведена основная информация о химических и гистологических анализах.

Далее приводятся фамилии 11 подводников, тела которых извлечены в 2001 году после подъема АПРК «Курск». Выводы судебно-медицинских экспертов о невозможности установления времени гибели подводников по медицинским критериям защитой не оспаривается.

Резюме и вывод:

Отчет содержал две части.

Первая часть содержит информацию о вскрытии тел 12 членов экипажа, которые были исследованы в октябре 2000 года. Выводы экспертов и их ответы на вопросы, насколько мне известно, были обоснованными. У меня имеются лишь некоторые комментарии в отношении исследования концентрации гликогена в качестве основания для определения времени смерти.

Вторая часть содержит информацию о вскрытии тел 1 1 членов экипажа, которые были исследованы в октябре 2001 года. Выводы экспертов и их ответы на вопросы, насколько мне известно, были обоснованными. В целом, я соглашаюсь с выводами экспертов.

Берген, 2 августа 2003 года.

Инге Морилд, профессор судебной медицины.

Приложение № 9

Фрагменты судебно-медицинского заключения РГМУ

Приложение № 10

Заключение эксперта А. А. Леонтьева

Приложение № 11

Стенограмма передачи «Человек и закон» телекомпании ОРТ на Первом канале 30.01.2003

Автор и ведущий Алексей Пиманов

Алексей Пиманов: Здравствуйте! Честно скажу, был уверен, что очередной адвокатский иск с просьбой пересмотреть результаты следствия о гибели атомохода «Курск» не стоит того, чтобы вновь на пальцах объяснять, что же произошло в августе 2000 года в Баренцевом море. Летом, когда делали фильм «Гибель „Курска“. Следствие закончено», наша группа так эмоционально выплеснулась, постаравшись предельно четко и честно ответить на все вопросы, что сил продолжать этот разговор почти не осталось.

Но так как вокруг очередного иска продолжается информационная возня, а сам он выглядит очень странно с точки зрения людей, изучавших многотомные результаты следствия, мы решили всю сегодняшнюю программу посвятить теме погибшего атомохода. Назвали выпуск «Жизнь после „Курска“». Попросили ГВП и командование ВМФ разрешить съездить на Северный флот и постараться ответить на вопросы. Что происходит там сейчас? Почему было отправлено в отставку все руководство Северного флота? Возможно ли повторение трагедии? Почему не стали поднимать 1-й отсек? Каково моральное состояние людей, выходящих в море после «Курска»?

Впрочем, об этом чуть позже. А сейчас – повтор небольшого фрагмента фильма, вышедшего в эфир в годовщину гибели лодки, т. е. в августе. Дело в том, что одним из основных пунктов нового нашумевшего иска является утверждение, что люди в 9-м отсеке жили двое суток, а данные следствия о том, что моряки погибли максимум через восемь часов, – неправда.

Я спросил у следователей ГВП, встречались ли они с адвокатом и пытались ли объяснить человеку на реальных фактах, как все было на самом деле. «Да», – говорят. – «И что он?»

– «Почти не возражал. Да и что он может возразить?!»

Вот поэтому сегодняшний выпуск мы начинаем с фрагмента фильма, где подробно разбирается ситуация в 9-м отсеке. В котором в смертельной западне оказались капитан-лейтенант Дмитрий Колесников и его товарищи.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Поднятие тел из 9-го отсека.)

Виктор Колкутин, полковник медицинской службы, главный судебный медицинский эксперт Министерства обороны: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Там выводы были достаточно определенные, и установлено было, что смерть этих подводников наступила в результате отравления угарным газом. Но, тем не менее, часть тел имели признаки посмертного воздействия открытого пламени, что впоследствии и позволило реконструировать следствию картину происшествия и высказаться достаточно достоверно, высказаться о том, что уже после того как корабль лег на грунт, возник локальный пожар. С медицинской точки зрения, конечно, назвать эти часы так, чтобы не перейти на циничный тон, конечно, это были, наверное, самые ужасные часы жизни этих людей. По той лишь причине, что они не обладали информацией ни о том, что случилось с кораблем, ни о том, будет ли им оказана помощь. И, в общем-то, по большому счету, они, наверное, не представляли, как долго могут находиться в этом замкнутом пространстве.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Подводные съемки «Курска».)

Диктор: Как потом установит следствие, пожар возник в результате возгорания регенеративных дыхательных установок, которые личный состав забрал, переходя в 9-й отсек из 6-го, 7-го и 8-го. Эти установки предназначены для превращения углекислого газа в кислород.

Артур Егиев, руководитель следственной группы ГВП: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Слабое место этих установок в том, что они крайне пожароопасные. Попадание туда воды или масла вызывает достаточно высокотемпературный хлопок с выделением большого количества тепла, пламени. Видимо, после попадания туда воды и произошел пожар.