Текст книги "«Она утонула...»"

Автор книги: Борис Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 50 страниц)

Фоноскописты повторили ссылку на нарушение требований инструкции и директивы по записи гидроакустических шумов и сигналов и исключили механическое происхождение сигналов: «…в то же время интервалы между импульсами ударного типа (стуками), подчиняясь общей закономерности в чередовании, не имеют постоянной величины длительности между импульсами (что характерно для механизмов), а меняются в некоторых пределах незакономерным образом…».

«Заключение…». Лист 7.

На листе 6 «Заключения…» отмечается: «По вопросу 2. (…) Субъективным анализом установлено, что стуки производились металлическим предметом по металлу, вероятнее всего, аварийным молотком по межотсечной переборке, жестко связанной с прочным корпусом пл.».

По вопросу № 3 этот же тезис повторен экспертами и в отношении всех остальных стуков.

Ответы на вопросы №№ 5, 6, 7 на листе 7 заключения должен дать эксперт – специалист в области штурманского дела. Никаких исследований для ответа на эти вопросы читатель в заключении акустико-фонографической экспертизы не обнаружит.

Давайте попробуем найти логику в ответах экспертизы на вопросы №№ 5, 6.

Посылка № 1.

Определить координаты источника стуков невозможно из-за:

а) разброса пеленгов;

б) погрешностей при пеленговании (каких?);

в) «Петр Великий» не производил специального маневрирования.

Посылка № 2.

Определить координаты источника стуков невозможно, но они не с «Курска», хотя имели место:

а) разброс пеленгов;

б) погрешности при пеленговании;

в) «Петр Великий» не производил специального маневрирования.

Умозаключение:

Определить координаты источника стуков невозможно, но очень нужно, чтобы они были не из прочного корпуса АПРК «Курск».

«Заключение…». Лист 8 фрагмент 1.

Первый фрагмент листа 8 заключения экспертизы.

Ответ на вопрос № 8 – самый важный.

У любого корабля, любого судна, лежащего в дрейфе или стоящего на якоре, работают вспомогательные котлы и механизмы, которые обогревают экипаж, освещают помещения, снабжают энергией навигационные и другие комплексы. Все они издают специфические звуки, которые являются фоном. В данном случае стуки были без специфического фона работающих механизмов и агрегатов надводных кораблей и судов, поэтому эксперты-фоноскописты пришли к обоснованному выводу, что стуки исходили из прочного корпуса подводной лодки.

И еще: шумы работающих механизмов надводного корабля, ведущего гидроакустическое прослушивание стуков, не должны прослушиваться благодаря специальным устройствам и средствам вибро-звукоизоляции. Иными словами, шумы собственного корабля ГАК не слышит.

Еще раз отвлекусь от текста заключения. Напомню, что каждый эксперт, участвующий в комплексной экспертизе, подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных им исследований, и несет за нее ответственность. Ознакомимся с выводами акустико-фонографической экспертизы, текст которой я привожу ниже. Вы увидите, что выводы подписаны всеми тремя экспертами.

Абзац первый: «…содержатся сигналы аварийного характера, произведенные человеком путем ударов металлическим предметом по металлу (вероятнее всего молотком по межотсечной переборке пл».

Абзац второй: «Стуки зафиксированы на аудиокассетах в период времени с 22 ч. 25 мин. 13.08.2000 г. по 00 ч. 10 мин. 14.08.2000 г.»

Абзац третий: «Определить географические координаты источника гидроакустических сигналов, принятых ГАК ТАРКР „Петр Великий“, не представляется возможным в связи со значительным разбросом акустических пеленгов».

«Заключение…». Лист 8, фрагмент 2.

Второй фрагмент листа 8 заключения.

Это означает, что выводы экспертов, а также главного штурмана ВМФ Сергея Козлова однозначно утверждают, что подводники в прочном корпусе «Курска» были живы как минимум до 14 августа 2000 года.

Как же интерпретирует выводы акустико-фонографической экспертизы следователь Артур Егиев в постановлении о прекращении уголовного дела? Цитирую этот раздел постановления (с. 116):

«Из заключения акустико-фонографической экспертизы произведенной специалистами войсковой части 56020 и заместителем главного штурмана ВМФ, следует, что записанные на аудиокассетах фонограммы (записи выполнены на ТАРКР „Петр Великий“ и спасательном судне „Михаил Рудницкий“) содержат сигналы аварийного характера, произведенные человеком ударами металлическим предметом по металлу.

Сигналы зафиксированы на аудиокассетах в период времени с 22 час. 25 мин. 13 августа 2000 г. до 00 час. 10 мин. 14 августа 2000 г.

Определить географические координаты источника гидроакустических сигналов, принятых ГАК ТАРКР „Петр Великий“, не представилось возможным в связи со значительным разбросом пеленгов, который может являться следствием большой погрешности пеленгования либо пеленгования различных источников сигналов.

В то же время большая часть (85 %) пересечений пеленгов на источник сигналов находится в области радиусом 1800 метров с центром в точке с географическими координатами Ш = 69° 37,98' северная, Д = 37° 33,64' восточная.

Точка нахождения АПРК „Курск“ на грунте находится за пределами указанной области. Определить глубину нахождения источника сигналов невозможно.

Сигналы могли исходить из подводной части надводного корабля. Но в случае нахождения источников стуков на другом надводном корабле они должны прослушиваться на фоне работающих механизмов и винтов, что при субъективном анализе отмечено не было».

Из первого абзаца выводов экспертизы следователь удалил фразу о том, что стуки производились металлическим предметом по межотсечной переборке подводной лодки. А затем вставил два абзаца из исследовательской части заключения, смысл которых сводился к тому, что стуки были не из «Курска». Последний абзац, который приводит следователь Егиев, говорит о том, что стуки были не из подводной части надводных кораблей.

Логика Егиева проста: важно, что стуки были не из «Курска», а кто стучал и почему, следствие не интересует.

Следствие использует все методы: подлоги, процессуальные нарушения, манипуляцию фразами и терминами, приемы софистики, чтобы процессуально закрепить политические решения.

В конце концов, речь идет о нарушении Конституции, присяги, о предательстве истины и правды. И все это относится к одной из самых громких трагедий последних десятилетий, за которой следила вся Россия, весь мир. Конечно, зачищать концы можно было бы и без таких грубых ошибок и нарушений. Как я полагаю, Артур Егиев махнул рукой на недостатки экспертизы, времени было мало, а адмиралов надо было спасать срочно.

В конце лета 2002 года, когда уголовное дело было прекращено, я, мой коллега Дмитрий Гаврилин и помощник Дмитрий Раев приступили к его изучению. Естественно, на глаза нам попалась акустико-фонографическая экспертиза. Как-то встретив в коридорах Главной военной прокуратуры следователя Артура Егиева, я спросил у него: «Как же так, голубчик? Ведь в экспертизе по установлению источника и происхождения стуков отсутствует исследовательская часть». Тогда мне еще казалось, что ошибки и недочеты не носят умышленного характера. Егиев, недолго думая, предложил увидеться с Сергеем Козловым и уточнить, откуда он брал данные координат кораблей и пеленгов, на основании которых он пришел к выводу, что большинство зафиксированных стуков не совпадает с местом гибели «К-141».

Мы встретились солнечным днем у меня на даче. Расстелили на полу морскую карту района боевых действий. Я сразу же обратил внимание на отсутствие ссылок на данные гидроакустических, навигационных и вахтенных журналов, на то, что эксперт не указал названия приборов, которые фиксировали стуки, определяли показатели пеленгов и координаты кораблей, не учитывал погрешности приборов, наличие рефракции с учетом глубин, солености воды и биологических особенностей Баренцева моря в августе, когда концентрация планктона наибольшая и он создает дополнительные помехи.

Ни на один из моих вопросов я не получил однозначного ответа от Козлова. Он суетился, отвечал невпопад, производил жалкое впечатление и вел себя, как нашкодивший школьник. Позднее в Московском гарнизонном военном суде представитель прокуратуры представил «Дополнение к экспертизе», изготовленной экспертом Сергеем Козловым, а также карту с наложенными пеленгами.

Карта прокладки пеленгов, изготовленная в дополнение к экспертизе главным штурманом ВМФ России капитаном I ранга Сергеем Козловым.

В пояснении к этой карте Козлов так и не сослался на источники полученных им данных о пеленгах. Пришлось анализировать карту Сергея Козлова и сравнивать взятые им пеленги с вахтенными, навигационными и акустическими журналами кораблей и судов, пеленговавших стуки (анализ пеленгов, проложенных Козловым на стуки, см. в приложении № 2).

Штурманские курсы, диплом яхтенного капитана и кое-какая морская практика позволили мне без труда сделать немудреные расчеты и проложить пеленги на источник стуков. Я взял записи навигационного, вахтенного и гидроакустического журналов ТАРКР «Петр Великий» за 12–14 августа 2000 года и проанализировал их. В качестве образца публикую ксерокопию выписки из вахтенного журнала тракта связи и опознания МГК-355. (Приложение № 3) Данные журналов я свел в единую таблицу. (Приложение № 4) Демонстрирую первый лист этой таблицы.

Первый лист составленной мною сводной таблицы.

Я нанес на карту места нахождения корабля в момент пеленгации стуков и проложил пеленги. Это ни в коей мере не является экспертизой – я не собирался подменять Сергея Козлова. Просто я сам хотел убедиться в том, что установить координаты источников стуков с помощью пеленгов было возможно. Впрочем, ни в тексте акустико-фонографической экспертизы, ни в «Дополнении» Козлова нет разъяснения следователем прав экспертов, отсутствует и их предупреждение об уголовной ответственности за дачу заведомо подложного заключения. Не исключаю, что эти разъяснения к экспертизе и предупреждение об уголовной ответственности экспертов есть в материалах дела в виде отдельного документа, но в «Дополнении» его точно нет.

Только по этому основанию следствие и суды не вправе были принимать в качестве доказательств эти заключения экспертов. Не раз и не два по моему ходатайству суды не признавали протоколы допросов свидетелей, где отсутствовала подпись свидетеля, предупреждающая его об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

Карта прокладки пеленгов по данным навигационного, вахтенного и гидроакустического журналов ТАРКР «Петр Великий» за 12–14 августа 2000 года.

По данным пеленгам с учетом их осреднения местонахождение источника стука определяется координатами

0 = 6903748 N; 0 = 3703445 Ost.

Данное место находится на расстоянии 0,8 кабельтов от координат места ЗПЛ, что соизмеримо с длинной корабля. В данной точке пересекаются 84 % пеленгов. Это дает основания утверждать, что стуки исходили от подводников АПРК «Курск».

Результат получился прямо противоположным выводам Козлова – 84 % пеленгов пересекаются в точке гибели «Курска» с учетом среднеквадратического отклонения, а также длины самого корабля, лежащего на грунте.

Не могу не отметить, что я пользовался данными, полученными теми же приборами, без учета их погрешностей, не учитывались также данные о маневрировании кораблей в момент пеленгации. К моим вычислениям также можно и нужно относиться с долей скепсиса. Разница состоит в том, что исходные данные «эксперт» Сергей Козлов брал с потолка кабинета в Большом Козловском переулке, д. 6, где до последнего времени располагался Главный штаб ВМФ России, а мной они получены из документов.

Поэтому я не претендую на истину в последней инстанции, но суды должны были высказаться по доводам защиты, согласиться с ними или аргументированно опровергнуть, но суды их не заметили. На судебном заседании Московского гарнизонного военного суда сотрудник Главной военной прокуратуры полковник юстиции Игорь Шаболтанов заявил (цитирую по протоколу судебного заседания):

«Согласно полученному мною в ходе подготовки к судебному заседанию устному пояснению следователя Егиева А. Л., исследовательская часть акустико-фонографической экспертизы в части установления местонахождения источника стуков представляет собой две схемы с расчетами, которые были приложены к заключению. Однако по технической ошибке кого-то из членов следственной группы при формировании материалов уголовного дела эти приложения не были подшиты ни в один из 133 томов дела».

Схемы, которые представители Главной военной прокуратуры рассматривают как исследовательскую часть акустико-фонографической экспертизы, были переданы мне вместе с «Дополнением». На «Дополнении» стоит дата 23 декабря 2002 года, то есть через пять месяцев после прекращения уголовного дела. Но даже если предположить, что схемы существовали, то они явно были сделаны без учета записей в навигационном, вахтенном и гидроакустическом журналах ТАРКР «Петр Великий».

Соврал Игорь Шаболтанов.

Как говорил английский писатель Сэмюэль Батлер, лгать – значит признавать превосходство того, кому вы лжете.

У объективного следователя не должно возникать даже мысли о привлечении заинтересованного человека к проведению экспертизы. Что же получилось на практике? «Курск» проектировало конструкторское бюро «Рубин», но его сотрудники участвовали в проведении многих следственных действий и экспертиз. Сергей Козлов проводил экспертизу, включающую информацию штурманов, находящихся в его прямом подчинении. Во многих экспертизах в качестве экспертов участвовали представители Северного флота, Военно-морского флота, связанные с вероятными виновниками.

Я не раз подчеркивал хороший уровень проведения следствия. При этом я имел в виду не только высокий профессиональный уровень расследования, но и отменную способность манипулировать фактами, умалчивать о том, что не вписывается в генеральную линию, и акцентировать внимание на тех моментах, которые в нее вписываются.

Немного о самом Сергее Козлове.

В Интернете я нашел фотографию бывшего главного штурмана ВМФ России. Симпатичный парень, хорошее открытое лицо, словом – не прокурор Устинов.

На пресс-конференции, которая была проведена как ответная акция на мою жалобу, в отличие от Колкутина, Сергей Козлов^[47] молчал, исков в суды о защите чести и достоинства не подавал. Было видно, что история с «Курском» и его собственная роль в ней для него тягостны. Во всяком случае, я это воспринял так. Он гораздо менее одиозен, чем главный судебно-медицинский эксперт Министерства обороны Виктор Колкутин, о котором мне еще предстоит рассказать, более умен, лучше воспитан. Общаясь с Козловым, я чувствовал, что он испытывает некую неловкость за то, что ему приходилось делать.

Сергею Козлову принадлежит одна из ключевых ролей в расследовании катастрофы «Курска».

Впрочем, это не помешало Сергею Козлову позже выступить экспертом по делу о гибели 9 подводников на «К-159», но, как писала «Новая газета», он отличился и там:

«В деле „К-159“ Козлов подтвердил „курский“ уровень своего профессионализма: прокуроры даже дважды вызывали его в суд. Просто потому, что первые (очень нужные прокуратуре) показания главного штурмана страны были поставлены под сомнение рядовым капитаном первого ранга – экспертом, не зависимым от количества звездочек на погонах».

Так созданная Путиным система ломает в общем-то порядочных людей и настоящих профессионалов.

Я убежден, что начальник Следственного управления Главной военной прокуратуры генерал-майор юстиции Виктор Шеин добровольно покинул свою должность перед самым окончанием расследования дела «Курска», потому что был несогласен с фальсификациями. Однако не высказался он ни разу – то ли связал себя честным словом, то ли просто побоялся озвучить правду.

Как я уже говорил, в предисловии к дополнительному постановлению теме «Стуки» посвящено 10 пунктов из 21. Сначала Артур Егиев делает некую подводку к основным выводам и дополняет постановление оценками выводов исследования стуков, которые производились различными подразделениями Министерства обороны.

Вот один из фрагментов:

«С. 116 (абз. 1) Представлена экспертиза, заканчивающаяся словами „сигналы перестукивания, несущие аварийные информационные сообщения, выявлены не были“.

Дополнить словами:

Указанная экспертиза произведена с использованием лишь двух кассет с „Петра Великого“.

Она была проведена уже 3 сентября 2000 года (сведения из постановления). Сама же экспертиза носит название „экспресс-анализа“.

Эксперты не отрицают наличия ударных импульсов, но сомневаются в том, что они несут информацию об аварии. (Том 56, л.д. 32)».

Очевидно, что Егиев в этом дополнительном постановлении отсекает заключения тех экспертов и специалистов, которые пришли к выводам, что источником стуков был не «Курск», или сомневаются, что стучали моряки. Одновременно он усиливает доказательства того, что стучали именно подводники. Вот один из фрагментов дополнительного постановления:

«С. 114 (4 абз.) Дополнить словами: Командир гидроакустической группы ПВ в протоколе допроса и Вахтенном журнале гидроакустического комплекса МГК-355 указал, что в 02:57 (13 августа) после очередного запроса кодовой связи он визуально наблюдал на индикаторе кругового обзора сигналы, которые в динамике слышались как удары металлическим предметом по металлу, в виде серии стуков, примерно по 6-10 стуков.

В период с 02:57 до 15:53 он наблюдал и прослушивал сигналы, которые были похожи на удары металлическим предметом по металлу. Однако это были серии звуков, которые по таблице азбуки Морзе расшифровке не поддаются, таких условных обозначений в последней не имеется. Данные удары он классифицирует именно как удары металлическим предметом по металлу, и перепутать их он ни с чем не мог, на стук двигателя это непохоже.

В период с 15:53 до 22:25 (13 августа) никаких стуков не наблюдалось.

В 22:25 стали слышны звуки стука металлического предмета по металлу в виде „СОС“ согласно азбуке Морзе. Данные стуки были слышны с различной периодичностью до 03:21 (14 августа).

В период с 03:28 (14 августа) до 11:00 (14 августа) стуки продолжались, но уже сигналов „СОС“ не обозначали, а выглядели в виде тройных стуков. В 11 часов тех же суток мною обнаружен сигнал опять же металлическим предметом по металлу в виде дроби, который продолжался непрерывно около 30 секунд, после чего стуки прекратились и их в последующем больше не было. Звуки он периодически записывал на личный магнитофон (Сони и Шарп – кассеты). Запись на магнитофоне (не личном, а корабельном) не получилась из-за плохого технического состояния последнего.

В приложении к допросу имеется выписка из Вахтенного журнала гидроакустического комплекса МГК-355. (Том 56, л.д. 139)».

Ничего нового в этом дополнении к постановлению нет, я приводил показания гидроакустика «Петра Великого» Андрея Лавринюка, а также текст акустико-фонографической экспертизы. Но важность этого дополнения в том, что следователь Егиев концентрирует внимание на стуках, подчеркивая их и подводя читателя этого постановления к тому, что стучали моряки «Курска». А вот еще фрагменты:

«С. 116. В Постановлении ничего не говорится об экспертизе части 69267 от 18 и 21 сентября. При этом экспертами указанной части было проведено исследование, результатом которого стали следующие выводы: „Произведенный анализ показывает, что источником происхождения сигналов являются удары металла о металл, производимые человеком“. (Том 56, л.д. 6)

„Сравнение амплитудно-временных и частотных характеристик ударов, полученных в ходе эксперимента и в районе атомной подводной лодки, позволяет заключить о единой природе их возникновения, обусловленной человеческой деятельностью“. (Том 56, л.д. 16).

С. 116. Дополнить словами:

Заключительная экспертиза была произведена 5 июля 2000 года. Экспертиза производилась частью 56020. Было использовано 25 аудиокассет с записями сигналов. Причем исследовались записи не только с „Петра Великого“ (как в других случаях), а также и с „Михаила Рудницкого“. Экспертиза проводилась после получения результатов всех иных экспертиз.

Эксперты пришли к выводу, что:

Сигналы зафиксированы на аудиокассетах в период времени с 22:25 (13 августа) по 00:10 (14 августа).

Сравнение амплитудно-временных характеристик фрагментов записей, выполненных на „Михаиле Рудницком“ и „Петре Великом“, а также субъективный анализ и сравнение позволяют сделать вывод о единой природе их возникновения.

В оригиналах и копиях записей на аудиокассетах (записи выполнены на „Петре Великом“ и „Михаиле Рудницком“) содержатся сигналы аварийного характера, произведенные человеком путем ударов металлическим предметом по металлу (вероятнее всего, аварийным молотком по переборке между отсеками ПЛ). (Том 56, л.д. 297, 302)».

Опять же – ничего нового, но дословное воспроизведение выводов уже известной нам экспертизы в постановлении о прекращении уголовного дела дискредитирует само решение о прекращении дела. В книге я еще не раз буду возвращаться к дополнительному постановлению, но сейчас поговорим о «спасательной операции».

Глава 11. Спасение негодными средствами

Снова вернемся к спасательной операции. Первое погружение аппарата АС-34 13 августа в 15:41 было крайне неудачным. Он ударился о стабилизатор подводной лодки и всплыл.

Позже командование Северного флота объяснит это тем, что при погружении команде не ставилась задача присосаться к аварийному люку 9-го отсека. Цель была куда скромнее – всего лишь обнаружить лодку. Оператор наблюдал в иллюминатор винты «Курска» и уточнял координаты. Хотя зачем понадобилось их уточнять? Надо было спасать людей, которые отчаянно стучали по переборкам! Не знаю, повредился ли спасательный аппарат во время удара о стабилизатор лодки – таких данных я нигде не нашел, но следующее погружение АС-34 пришлось на 04:30 14 августа. Лично меня убивает та медлительность, с которой совершались спуски под воду. Правда, в 22:35 спускался еще один спасательный аппарат АС-32. Зачем – непонятно: он не мог присосаться к аварийному люку, поскольку не имел стыковочного узла.

Спасательный аппарат АС-34.

Впрочем, аппараты не смогли присосаться к комингс-площадке спасательного люка ни 14 августа, ни 15-го, ни 16-го, хотя предприняли 8 попыток и провели под водой в общей сложности 14,5 часа. Спасательный люк открыли 21 августа норвежские водолазы.

Чтобы понять, почему так произошло, необходимо пояснить технологию. Стыковка производится в два приема: грубая посадка и точная посадка с присосом.

Аппарат зависает над аварийным люком на расстоянии 2–3 метра, экипаж выбирает курс посадки с учетом направления течения, а также положения и состояния палубных конструкций («Курск», как мы знаем, лежал на грунте практически без крена и дифферента). Центрирующий штырь крышки люка должен оказаться внутри камеры спасательного аппарата. После этого специальное закрепляющее устройство выводится в рабочее положение и захватывает штырь. Далее с помощью руля аппарат центрируется так, чтобы опорное кольцо камеры присоса совместилось с комингсом аварийного люка по всему периметру. Наконец происходят стыковка, герметизация, и насос отсасывает лишнюю воду. После этого можно открывать верхний аварийный люк и проходить в камеру, ведущую в 9-й отсек.

Так вот, при повторном погружении АС-34 не только не состыковался, но даже не сел на комингс-площадку. Он поднялся так же быстро, как и в первый раз. В «Новостях» неудачную попытку стыковки объяснили неспокойным морем. Для убедительности по телевизору показали шторм. Однако волнение достигло 4 баллов только к вечеру 14 августа, а утром, когда спускался спасательный аппарат, море было спокойным. После этого в средства массовой информации была запущена еще одна утка, объясняющая, почему спасательный аппарат не смог состыковаться с подводной лодкой – якобы из-за сильного подводного течения. Со ссылками на командиров экипажей, от которых неоднократно поступали доклады о сносе спасательных аппаратов.

Согласно руководству по использованию СА (АС-34), его движительно-рулевой комплекс и система управления движением обеспечивают возможность посадки на комингс-площадку при скорости подводного течения до 0,6 узла. Океанологом хорошо известно, что в Баренцевом море не такое уж и сильное придонное течение, не более 0,4–0,8 узла, а иногда даже равно нулю. Поэтому в заключении о причинах нестыковки спасательных аппаратов с лодкой ни течение, ни шторм фигурировать не будут. Все дело в квалификации экипажа и ошибках при конструировании подводной лодки.

Игорь Спасский, генеральный конструктор ЦКБ МТ «Рубин», где был разработан проект 949А, в 2003 году выпустил книгу «„Курск“. После 12 августа 2000 года». В целом издание посвящено операции по поднятию подводной лодки со дна Баренцева моря. Но одна из глав под названием «Некоторые мысли вслух» вызвала у меня, мягко выражаясь, неоднозначные чувства. В ней «выдающийся ученый и талантливый организатор» (так написано об авторе издателем) попытался проанализировать ошибки, которые привели к гибели «Курска». Однако критика больше напоминала отеческое нравоучение. Военных он просто пожурил: дескать, разрешительная процедура при выходе субмарин в море формальная, а наличие трех комиссий размывает ответственность. Несмотря на многочисленные проверки, средства сигнализации о месте затопления лодки оказались на «Курске» заблокированы. И все. Одни общие рассуждения да призывы к педантичности и порядку.

Зато Спасский ни с того ни с сего вдруг поставил под сомнение своевременность посмертного награждения экипажа «Курска»:

«Откровенно скажу, эта оперативность (имеется в виду то, что моряки были награждены правительственными орденами и медалями практически сразу после гибели. – Б.К.) очень крепко связывала руки комиссиям, которые вели расследование причин катастрофы и действий личного состава. Задавал себе вопрос: почему государство это делает? Думаю, что в этом проявлялось желание каким-то образом уменьшить огромное горе, свалившееся на родных и близких…

Мне кажется, что можно оценивать это двояко: многие помнят, какие тяжелые эпизоды сопровождали вручение наград родственникам погибших – душевные раны были обнажены».

Следующие рассуждения Игоря Спасского, о том, что «ничем нельзя уменьшить великое горе людей», сильно отдают цинизмом.

И в заключение генеральный конструктор, как водится, прошелся по средствам массовой информации, где «не все благополучно». Корреспонденты спешат, пользуются непроверенной информацией, обращаются к случайным «озлобленным» экспертам и даже, что особенно ужасно, допускают «вульгаризацию» русского языка: «У журналистов – полная, зачастую высокомерная, а то и – чего греха таить – оплаченная по заказу вольница» – растекается мыслью по древу Спасский. Только у меня вопрос: кто же платил журналистам за «заказные» статьи по «Курску»? Назовите хоть одного человека, господин Спасский. Может, это адвокат Кузнецов?

Во всем виноваты журналисты! Мы уже слышали это от людей, рассматривающих публикации о своих ошибках и просчетах как умышленные действия прессы, направленные на дискредитацию… армии, флота, государства. А почему автор ничего не пишет о сокрытии информации, более того, о дезинформации пресс-службы Северного флота? Вспомните хотя бы заявления о том, что в «Курск» подавали все – чуть ли не горячий кофе! В своей книге на странице 38 Спасский черным по белому утверждает, что 23 моряка из 9-го отсека оставались живыми около 8 часов. Спасский – один из немногих, кто с самого начала владел всей информацией. Ему хорошо известно, что моряки стучали по переборкам и просили о помощи 13 и 14 августа. Ничего не сказано в книге и о многочисленных конструктивных ошибках проекта 949А. Сделать это за генерального конструктора придется мне.

Начнем с того самого плавника-стабилизатора, о который ударился спасательный аппарат АС-34 при первом погружении.

Конструктивное расположение комингс-площадки «Курска» совершенно не учитывает особенности использования спасательных аппаратов. Она сделана недопустимо близко от кормовых стабилизаторов, всего в трех метрах. Это значительно снижает возможность маневрирования спасательного аппарата. Впрочем, в 4-м отсеке конструкторы вообще забыли оборудовать выходной люк комингс-площадкой. А если бы моряки укрылись не в 9-м, а в 4-м отсеке? Как бы тогда их спасали?

Да и сама комингс-площадка сделана с существенными недостатками. Резиновое уплотнение верхней крышки люка конструктивно рассчитано на предельно допустимое давление из шахты (камера, соединяющая верхний и нижний выходящие в отсек люки) 6 атмосфер, а резиновое уплотнение нижней крышки – на 2 атмосферы. Если там давление больше, выкачать воду из камеры присоса невозможно. Вода перетекает в камеру. Такая конструкция делает практически невозможным спасение подводников. «Курск» долго лежал на глубине 100 метров, и давление там постоянно повышалось.

Поэтому если бы спасательный аппарат сел на лодку не 16 августа, а 13-го или 14-го, когда моряки еще были живы (для меня это очевидно), смогла бы команда АС-34 присосаться и открыть люк? Это большой вопрос. Спустя двое суток после катастрофы давление в отсеке могло быть больше 2 атмосфер.

Генеральный конструктор АПРК «Курск» Игорь Баранов.

Еще одной причиной, сделавшей присос фактически невозможным, стало то, что комингс-площадка 9-го отсека не возвышалась над покрытием палубы на 5-10 мм, а была, наоборот, углублена до 7 мм. Дело в том, что стыковку обеспечивает манжета узла уплотнения, которая вместе с опорным кольцом камеры присоса спасательного аппарата должна плотно садиться на комингс-площадку. Но до опорного кольца, обрамляющего спасательный люк подводной лодки, манжета аппарата не доставала, в результате чего через зазоры в камеру поступала вода. Почему комингс-площадка на субмарине была углублена, никто в ходе расследования объяснить не смог. Вероятно, это либо конструкторский просчет, либо заводской брак – еще один камень в огород российского разгильдяйства, только на этот раз он угодил в «Рубин».

Кроме того, квалификация экипажей спасательных аппаратов оставляла желать лучшего. АС-34 первый раз сел на «Курск» только 1 6 августа. А до этого двое суток бессмысленно плавал вокруг лодки. В одно из погружений аппарат, неловко маневрируя, задел центрирующий штырь на верхней крышке спасательного люка и загнул его на левый борт. Какой конкретно экипаж это сделал, так и не выяснили. Или не захотели выяснить. Из записей переговоров с пилотами и из подводных съемок известно лишь, что произошло это в период с 1 7 по 19 августа. Дальнейшие спуски под воду больше напоминали труд Сизифа, чем реальную спасательную операцию.