Текст книги "«Она утонула...»"

Автор книги: Борис Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц)

Мне попалось на глаза любопытное письмо ЦКБ «Рубин» на имя следователя Артура Егиева от 14 мая 2002 года № 32/2-181, в котором представитель «Рубина» объясняет, что перегородка 22-го шпангоута даже при наличии давления 40 кг/см² не выдержала бы силу взрывов^[23]. Эти выводы и легли в заключение правительственной комиссии. А включение в ее состав Владимира Куроедова автоматически выводило Главкома ВМФ России из числа подозреваемых по уголовному делу.

Я убежден, что комиссия была не вправе включать в заключение вопросы, которые она не исследовала. В частности речь идет о выводах комплексной комиссионной экспертизы под руководством Виктора Колкутина относительно того, что подводники в 9-м отсеке были живы не более 8 часов с момента трагедии.

Клебанов ничего не ответил на мой прямой вопрос о том, подчищались ли в штабе СФ документы перед началом работы правительственной комиссии и были ли случаи пропажи каких-либо важных документов. Не ответил потому, что скрывал или не знал. Может быть, и не знал.

В акте правительственной комиссии ставились вопросы о необходимости воссоздания и оснащения ВМФ глубоководными спасательными комплексами и снятия с вооружения перекисно-водородной торпеды, а также опровергалась широко распространенная легенда о повреждении взрывом комингс-площадки 9-го отсека.

За последнее время издано немало книг о нашем Военно-морском флоте. Книг с прекрасной полиграфией, с впечатляющими фотографиями и схемами. Если бы я был министром обороны какой-нибудь Гваделупы, непременно покупал бы только российские корабли. В качестве примера приведу две книги: «Оружие России. Каталог. Том III. Корабли и вооружение ВМФ. 1996–1997, „Военный Парад“» и «Оружие и технологии России. Корабли Военно-морского флота. Том VI». Издательский дом «Оружие и технологии», М., 2003. Листаешь их и поражаешься мощи и оснащенности флота.

Возьмем раздел, касающийся средств спасения экипажей ЗПЛ. Спасательное судно «Михаил Рудницкий» проекта 536 предназначено для оказания помощи аварийным подводным лодкам и выполнения водолазных работ. На его борту должен быть один водолазный колокол и телевизионное оборудование МТК-200. Спасательный колокол СК-64^[24] рассчитан на максимальную глубину погружения 500 метров. Опыт использования колоколов для спасения экипажей аварийных подводных лодок имеет 60-летнюю историю. В 1939 году с помощью спасательного колокола были вызволены 33 члена экипажа подводной лодки ВМС США «Сквалус», затонувшей на глубине 74 метра у восточного побережья Северной Америки. В России колокола применялись для ремонта подводной части судов с 1904 года.

Был ли СК-64 на «Михаиле Рудницком», когда он вышел на место гибели «Курска»? Нет. Из отчета о выполнении поисково-спасательных работ следует, что на 1 августа 2000 года на Северном флоте спасательные суда с глубоководными водолазными комплексами отсутствовали. Сами «спасатели» флота замалчивают информацию о наличии и готовности своего оборудования: почему, например, «Михаил Рудницкий» был оснащен подводными аппаратами АС-32 и АС-34, но не имел простого и надежного водолазного колокола.

На встрече с родственниками погибшего экипажа Владимир Путин сказал: «Мы считаем, что если бы сразу же военные наши не понадеялись на свои спасательные средства, на которые они, естественно, надеялись…» (Приложение № 29).

В любом случае, для использования колокола при спасении моряков из ЗПЛ необходимы водолазы-глубоководники, которые обеспечивают стыковку СК с аварийным люком субмарины. На Северном флоте таковых не оказалось. В конце концов норвежские, а не отечественные водолазы 21 августа 2000 года открыли люк в 9-й отсек и убедились, что в живых не осталось никого. 25 октября в 17 часов 44 минуты уже наши водолазы извлекли из отсека на палубу надстройки подводной лодки тело первого подводника, а затем подняли его на поверхность.

Удивительная вещь: водолазная служба была создана в Советском Союзе грозным председателем ВЧК еще в 1923 году и называлась Экспедицией подводных работ особого назначения (ЭПРОН). Детище Феликса Дзержинского вскоре стало элитным подразделением ВМФ. Даже большевики в послереволюционный период, когда по стране гуляли голод и разруха, понимали важность такой службы.

Командованию Северного флота было не до водолазов. Лучше бы на флоте стало на одну подводную лодку меньше, а высвободившиеся сотни миллионов долларов были направлены на создание квалифицированной водолазной службы с исправными спасательными аппаратами. Кстати, вопрос о воссоздании ЭПРОНа, который занимался бы проведением спасательных работ на море, не раз ставился гражданскими и военными специалистами. В 1992 году был создан Комитет подводных работ особого назначения (КОПРОН), который просуществовал недолго и перекочевал в структуру МЧС, в соответствии с указом президента РФ № 1 0 от 06.01.1 994^[25].

Если вам скажут, что в России вообще нет глубоководных акванавтов, не верьте. Помните, они появились словно ниоткуда осенью 2000 года, когда извлекли первые тела подводников из 9-го отсека? При подъеме «Курска» в 2001 году наши водолазы вырезали в корпусе лодки несколько десятков технологических отверстий. Фамилии этих водолазов до сих пор не названы, известно только, что эти парни из 328-го экспедиционного аварийно-спасательного отряда ВМФ, дислоцирующегося под Санкт-Петербургом в городе Ломоносове.

Всем известно имя командира спусков, Героя России капитана I ранга Василия Величко, испытателя-глубоководника из 40-го НИИ аварийно-спасательного дела, водолазных и глубоководных работ Анатолия Храмова, главного водолазного специалиста ВМФ капитана I ранга Алексея Пехова. Фирма Halliburton выдала всем российским глубоководникам свои сертификаты. Это первый в истории компании случай выдачи сертификатов иностранцам, не прошедшим специального обучения.

Значит, водолазы-глубоководники у нас есть и были. Почему же их не оказалось на «Курске» в первые часы его обнаружения? Этот вопрос следователи должны были адресовать руководству ВМФ России и Северного флота, но он так и не был задан.

Я обратил внимание на осведомленность руководителей Северного флота и ВМФ о характере и масштабах повреждений на «Курске» буквально в первые часы после обнаружения корабля на дне, хотя объективно получить их было неоткуда. Так, Владимир Устинов в своей книге пишет: «Из хроники событий 13 августа… 18 часов. Главком ВМФ России адмирал Владимир Куроедов говорит, что лодка серьезно повреждена, и расценивает шансы на успех спасательной операции как не очень высокие».

Откуда Главком ВМФ получил сведения о характере повреждений на лодке уже 13 августа?

Николай Черкашин в книге «Унесенные бездной. Гибель „Курска“: Хроника. Версии. Судьбы» рассказывает, что лодку снимали не со спускаемых аппаратов «Бестер» или «Мир», а с тех самых «„дроновских лодок“ со специальным оборудованием». Что же это за «дроновские лодки»? А «Дронов» – это фамилия или место дислокации? В справочнике географических обозначений я такого названия не нашел. Значит, фамилия. А вот что сообщает Николай Мормуль в книге «Запас плавучести»:

«Мы беседуем с человеком, который просил не называть его фамилии, потому что его, по мнению российских чиновников, не существует и никогда не существовало в природе. Это старший морской офицер, который в течение десяти лет возглавлял засекреченное специальное подразделение водолазов-спасателей аварийно-спасательной службы Северного флота для оказания помощи подводным лодкам, попавшим в беду, в составе команды погружался на глубину 120–150 метров и выводил личный состав из подводных лодок, лежащих на грунте. Причем проводил эти операции и в Баренцевом море, и даже в том самом квадрате, где произошла трагическая гибель „Курска“… В течение года с момента гибели „Курска“ я искал этого человека, зная, что только он сможет сказать мне, был ли у моряков „Курска“ хоть один шанс выжить. Но только три дня назад он позвонил в редакцию. Интервью не получилось, был некий монолог. Монолог человека, который мог бы спасти многих ребят с „Курска“. Но не спас. Не по своей вине».

Я не верю, что это специальное подразделение существует как спасательное, иначе зачем его секретить. Я не верю, что если это подразделение и существует, то подчинено оно Северному флоту. В Интернете на сайте Леонида Харитонова есть сообщение: «Кроме того, в ночь с 12 на 13 августа и утром 13 августа носовая часть „Курска“ была обследована подводной лодкой Главного разведывательного управления».

Вероятнее всего, речь идет о каком-нибудь специальном подразделении ГРУ, которое ни руководство Северного флота, ни Главком ВМФ самостоятельно задействовать не могли, иначе бы задействовали. Вероятно, они могли спасти моряков, выживших после аварии. Но почему их не использовали в первые дни спасательной операции, остается вопросом, выходящим за рамки уголовного дела и моего адвокатского расследования. Я полагаю, что всему виной синдром секретности, который существует в Вооруженных силах как разновидность психического заболевания. Причем секретность эта распространяется не только на «противника» и на граждан, но и на самих моряков. Убежден, что любой североморский мальчишка не только покажет на карте, где расположено «дроновское хозяйство», но и подробно расскажет, чем оно занимается.

Владимир Николаевич Дронов.

В 2003 году в составе делегации Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников я был на Международном конгрессе моряков-подводников в Великобритании. В делегацию входил также контр-адмирал, герой России Владимир Николаевич Дронов, который на сайте «Герои страны» значится как офицер-испытатель специальной войсковой части Министерства обороны Российской Федерации. Мы с ним общались, но вопросов, связанных с его бывшей службой, я не задавал (с 2000 года Дронов был в запасе).

В опубликованной в Интернете биографии контр-адмирала значится, что он окончил минно-торпедный факультет Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского Комсомола, служил командиром минно-торпедных частей подводных лодок (БЧ-3), а затем занялся прикладной гидронавтикой.

Нетрудно сделать вывод о том, что Владимир Николаевич возглавлял военно-морское подразделение Главного разведывательного управления, которое выполняет разведывательно-диверсионные задачи и задачи, связанные с уничтожением средств обнаружения российских подводных лодок в случае войны. Это подтверждается также функциями подводных аппаратов, состоящих на вооружении подразделений Министерства обороны, часть которых не имеет спасательных функций.

Вероятнее всего, исследовавшие «Курск» подводные аппараты либо не могли обеспечить спасение экипажа, либо было решено не использовать их, чтобы не допустить рассекречивания или самого подводного аппарата, или этой специальной войсковой части и ее задач. Тайна обследования «Курска» 13 августа 2000 года до сих пор не раскрыта.

Фотография АС-15 была опубликована в газете «Версия»^[26].

АС-15 в районе спасательной операции на «Курске». Секретная подлодка случайно попала в объектив телекамеры.

Вовсе не убежден, что эта мини-лодка заснята на месте гибели «Курска», впрочем, утечек информации об обследовании корпуса затонувшего корабля мини-лодкой достаточно.

В книгах Владимира Шигина «АПРК „Курск“. Послесловие к трагедии» и «АПРК „Курск“. 10 лет спустя» неоднократно говорится о работе АС-15 на месте гибели подлодки, но источники этих сведений автором не указываются.

«Глубина аварийного залегания „Курска“ была совсем невелика – современная техника давно прошла 100-метровые рубежи. Еще в 1915 году водолаз, использовавший обычный резиновый скафандр с медным шлемом, опустился на глубину 65 метров. В том же году Джон Стилсон установил мировой рекорд – 83,4 метра, а через несколько дней Фрэнк Крили погрузился на 90 метров.

После Второй мировой войны в водолазном деле начали широко применяться гелиево-дыхательные смеси и глубина погружения водолазов значительно возросла. В 1961 году швейцарец Ганс Келлер погрузился на 300 метров. В 1971 году в Институте подводной медицины Пенсильванского университета четыре водолаза опустились на глубину 360 метров. Там же была проведена серия испытаний на 490-метровой глубине. В 1976 году фирма СОМЕХ провела экспериментальное погружение на 610 метров и на этой глубине водолазы пробыли 60 часов.

Клод Риффо в книге „Будущее – океан“ писал: „В октябре 1977 года СОМЕХ и CNECO провели совместный глубоководный эксперимент „Янус IV“, во время которого водолазы совершали полезную работу (устанавливали головку подводной буровой скважины) в море вблизи Марселя на глубине 457 м. Кроме того, были совершены кратковременные спуски с выходом под воду на глубину 501 м“.

Рекорд погружения ныряльщика без дыхательных аппаратов, по сообщениям прессы, составил 171 метр с нахождением на этой глубине в течение трех минут.

Не стоит думать, что все достижения в покорении глубин принадлежат исключительно другим странам. В Советском Союзе проводились точно такие же эксперименты, однако, к сожалению, из-за пресловутого режима секретности имена наших героев неизвестны широкой общественности. А переводная книга о зарубежных достижениях всегда под рукой».

Эта цитата – из статьи «Почему не использовали русских водолазов» инженера-кораблестроителя Олега Тесленко (не путать с начальником УПАСР Северного флота Александром Тесленко). Олег Германович Тесленко несколько лет проработал в Центральном конструкторском бюро «Лазурит», занимался проектированием специальных подводных аппаратов. Он писал мне, что в 1988 году лично участвовал в проектировании и постройке водолазного комплекса проекта 10472, предназначенного для обслуживания морских газонефтяных скважин и выхода водолазов на глубину 300 метров.

Почти за год до трагедии в Баренцевом море была опубликована заметка Владимира Рогозы «Как Леонид Солодков стал последним Героем Советского Союза». Капитану III ранга Леониду Михайловичу Солодкову было присвоено звание Героя Советского Союза 24 декабря 1991 года. Если считать днем смерти Советского Союза 8 декабря 1991 года – день подписания Беловежских соглашений, то Солодков получил награду уже не существующего государства.

Интересно, что вручение ордена Ленина и Золотой Звезды Героя (№ 11664) – наград несуществующего государства – состоялось 16 января 1992 года не в Кремле, как обычно, а в Министерстве обороны министром этого уже не существующего ведомства, маршалом Евгением Шапошниковым. Вместо обычного в этих случаях «Служу Советскому Союзу!» Леонид Солодков просто сказал «Спасибо».

Награда военному моряку, уникальному специалисту, водолазу-глубоководнику была вручена за руководство и участие в уникальном эксперименте – имитировании работы на глубине 500 метров в течение 15 суток. Аналогов такого длительного пребывания на запредельных глубинах в мире нет.

Знал ли Главком ВМФ Куроедов, а также его предшественник адмирал флота Феликс Громов имя последнего Героя Советского Союза? Вспомнили ли его, уволенного в запас по причине невостребованности и отсутствия финансирования экспериментов, когда стуки живых подводников раздавались всего со 100-метровой глубины?

Традиции советских водолазов-глубоководников сохранили в Азербайджане, где потребность в них обусловлена необходимостью проведения водолазных работ по добыче нефти со дна Каспийского моря. Азербайджан практически сразу, в первые же дни трагедии «Курска», предложил свои услуги, но российские власти оставили эти предложения без ответа.

И еще одна мысль, возникшая после прочтения книги «Корабли Военно-морского флота». Она издана в 2003 году под общей редакцией министра обороны Российской Федерации Сергея Иванова. На одной из первых страниц президент России Владимир Путин вместе с тезкой, Главкомом ВМФ Куроедовым обходит строй военных моряков. В одной из глав сообщается, что наш флот имеет на вооружении спасательную подводную лодку проекта 940, способную опускаться под воду на 300 метров. Она предназначена для поиска и спасения экипажей аварийных субмарин. На борту размещены несколько декомпрессионных камер, два спасательных аппарата с максимальной глубиной погружения до километра. Что стало с этой лодкой, рассказывает капитан I ранга Владимир Шигин: «В 1990 году была поставлена в ремонт спасательная подводная лодка БС-257 (проект 940. – Б.К.Л. Затянувшийся из-за отсутствия денег ремонт обернулся ее медленной смертью в 1996 году. Бывший Главком ВМФ Феликс Громов одним росчерком пера отправил ее на слом. Вместе с БС-257 были списаны оба подводных аппарата. Ныне остатки уникальной лодки, которая так бы пригодилась при спасательных работах на „Курске“, ржавеют на берегу моря в каких-то 80 км от места разыгравшейся трагедии».

Аналогичная судьба постигла и вторую спасательную лодку, входившую в состав Тихоокеанского флота.

«Развал флота», «отсутствие денег», «десятилетие безвременья»… Все это мы слышали. Не говорю, что все это неправда и всего этого не было. Отрицать очевидные истины глупо. Но когда при всем при этом присутствуют расхлябанность и разгильдяйство, нужно отделять мух от котлет.

Я защищал контр-адмирала Юрия Кличугина, боевого офицера, который начинал свою службу на эсминцах Балтийского флота, прослужил 42 года, в том числе 19 лет непосредственно в плавсоставе.

Контр-адмирал Юрий Авенирович Кличугин – настоящий моряк, настоящий Герой России.

На его счету более 12 дальних походов по Северной Атлантике, в районах Карибского бассейна и Средиземного моря. Его последняя должность – начальник Вспомогательного флота ВМФ России. Заступив на эту должность, Юрий Авенирович тут же обнаружил, что флот России распродается, и стеной встал перед «пароходной мафией». Он не только вытащил из-под ареста в зарубежных портах несколько принадлежащих военному флоту судов, но и разрушил преступные планы адмиралов-бизнесменов, сорвал несколько сделок и поставил под угрозу прекрасно отлаженную схему.

Причем откаты от продажи судов поступали не на счет ВМФ и не в бюджет России, а в карманы высокопоставленных военных и гражданских чиновников. В 1992–2000 годах был продан 41 боевой корабль, включая 6 сторожевых кораблей, 5 эскадренных миноносцев, 9 больших противолодочных кораблей, 6 крейсеров, в том числе 3 тяжелых авианосных крейсера, 9 десантных и разведывательных кораблей, 6 плавбаз, плавмастерских и измерительных кораблей.

Такая же судьба постигла суда вспомогательного флота (танкеры, сухогрузы, буксиры). Большинство кораблей не выслужили и половины эксплуатационного срока, их продавали по цене металлолома. От продажи 1 10 кораблей и судов ВМФ России получил всего около 36 миллионов долларов США. ТАВКР «Минск» был продан на металлолом за 4 236 100 долларов США, а спустя десятилетие он был выставлен на аукцион по стартовой цене 16 миллионов долларов США.

Была использована также схема сдачи в тайм-чартер^[27] судов иностранным компаниям и гражданам, как правило, нашим бывшим соотечественникам. По договору, ремонт судна, содержание экипажа и иные постоянные издержки возлагались на судовладельца (ВМФ России). Но поскольку у ВМФ денег не было, судно арестовывалось в каком-либо иностранном порту, чаще всего в Сингапуре, а затем продавалось с аукциона по цене 1 доллар. Покупал его, естественно, фрахтователь, говорящий на русском языке с одесским прононсом.

После того как рапорт Кличугина о разворовывании флота лег на стол тогдашнего Главкома ВМФ России, адмирала флота Феликса Громова, на Кличугина возбудили уголовное дело за продажу судна-дока «Анадырь» за 21 285 000 долларов. При этом судно было подготовлено к уводу за рубеж: оно стояло на балансе коммерческой организации, и на нем был спущен андреевский флаг, но Кличугин его выцарапал. Продать судно-док Кличугину поручил Главком ВМФ, цена была согласована, а позже одобрена тем же Феликсом Громовым и бывшим в то время министром обороны Павлом Грачевым.

Сначала военная прокуратура обвинила Кличугина в том, что он продал «Анадырь» по цене ниже балансовой (остаточной) стоимости. В суде выяснилось, что балансовая стоимость составляет чуть больше 13 миллионов долларов США, а Кличугин подписал договор купли-продажи на 21 миллион долларов. Тогда военный суд, взяв на себя функцию прокуратуры, предъявил Кличугину «новое обвинение» в том, что он продал судно-док по цене ниже рыночной, причем рыночную стоимость суд определил сам -26 миллионов. Юристы знают, что суд не вправе менять содержательную часть обвинения, а должен вернуть дело прокурору.

Первоначальная договоренность с норвежской компанией составляла 26 миллионов при условии, что российская сторона приведет судно в мореходное состояние: произведет доковый ремонт, получит разрешение морского регистра и снабдит корабль необходимыми для мореплавания приборами, механизмами и вещами (бинокли, сигнальный пистолет, радиооборудование, гирокомпасы, барометры, анемометры, дальномеры, эхолот, метеостанция, навигационный инструмент, водолазное имущество, аварийно-спасательное имущество, включая огнетушители, пеногенераторы, водоотливные средства и т. д.). Но у флота на ремонт денег не было, поэтому с покупателем была достигнута договоренность о снижении продажной цены на размер стоимости ремонта. Окончательная сумма 21 285 000 долларов поступила в полном объеме на счета ВМФ России.

Уголовное дело в отношении Кличугина уникально уже тем, что на скамье подсудимых оказался контр-адмирал, который за два десятилетия существования российского флота организовал и подписал единственную сделку о продаже судна ВМФ по его реальной стоимости, не положив в карман ни копейки (это подтвердили и прокуратура, и суд). За самую выгодную сделку в современной истории российского ВМФ Кличугин был приговорен к четырем с половиной годам лишения свободы, но сразу был освобожден по амнистии. Апофеозом этого дела стало то, что за якобы причиненный Министерству обороны вред с контр-адмирала в судебном порядке взыскали 136 066 228,30 рубля при пенсии в 9000 рублей в месяц (срок выплаты составит 1259 лет, если у Кличугина будут удерживать всю пенсию).

Подробности распродажи российского Военно-морского флота заслуживают отдельной книги^[28].

Приведу некоторые характеристики спасательной подводной лодки проекта 940, шифр «Ленок», о которой я уже упоминал. Лодки, а их было две, обладали прекрасными тактико-техническими характеристиками: предельная глубина погружения – 300 метров; дальность плавания – 5000 миль (13 узлов); автономность – 45 суток; экипаж – 94 человека, из них 1 7 офицеров; скорость хода под водой и над водой – 11,5 и 15 узлов соответственно.

Спасательная лодка проекта 940.

На вооружении этих лодок были два спасательных снаряда проекта 1837, предназначенные для эвакуации личного состава из затонувшей подводной лодки с глубины 500 метров; водолазное снаряжение для обеспечения работы водолазов на глубинах до 300 метров при длительном пребывании на глубине; комплекс поточно-декомпрессионных камер (ПДК) и отсека длительного пребывания (ОДП), предназначенных для спуска и последовательного вывода шести пар водолазов с глубин до 200 метров по рабочим режимам декомпрессии, а также длительного (до 30 суток) пребывания в ОДП шести водолазов (акванавтов) в условиях искусственной среды при повышенном давлении (до 30 кг/см²) и проведения в случае необходимости лечебной рекомпрессии^[29] водолазов и спасенных подводников; кроме того, для спасения с аварийной подводной лодки «мокрым» способом с последующей декомпрессией 50 подводников.

Спасательный подводный снаряд проекта 1837.

21 октября 1981 года в 19 часов 37 минут судно-рефрижератор, выходя из пролива Босфор-Восточный, столкнулось в Уссурийском заливе с нашей подводной лодкой «С-178». Лодка получила пробоину и затонула на глубине 31 метр. 23 октября к спасательным работам подключилась спасательная подводная лодка Тихоокеанского флота, и в 1 9 часов 1 5 минут из 1-го отсека аварийной подлодки начался выход через торпедные аппараты сразу 16 подводников.

Вторая лодка, дислоцировавшаяся на СФ, в подобных операциях не использовалась, но участвовала в подъеме судна из экспедиции Витуса Беринга, а во время глубоководных исследований нашла на дне один из погибших транспортов конвоя PQ-17.

Спасательные подводные лодки были списаны, а лодка проекта 940 с бортовым номер «С-257» выведена из состава Северного флота в 1999 году, всего за год до гибели «Курска». Заменить их оказалось нечем.

Александр Емельяненков на страницах «Российской газеты» по этому поводу писал: «Увы, видно, теперь нахимовские заповеди у звездных командиров больше не в чести. А на флоте – особенно. Не подготовили учений – пришлось учиться заколачивать гробы».

В результате медлительности и бессистемных решений флотского начальства АПРК «Курск» был объявлен аварийным только в 23 часа 30 минут 12 августа, а обнаружен лежащим на грунте – через 31 час после взрыва, хотя в непосредственной близости от него находилось несколько десятков кораблей.

Вывод следствия сух и беспощаден: должностные лица Северного флота и подчиненные им силы оказались неготовыми к оказанию помощи экипажу «Курска», не справились с задачами, которые возлагаются на поисковоспасательный отряд Северного флота в конкретной аварийной ситуации.

С каким опозданием командование флота объявило «Курск» аварийным? Однозначного ответа на этот вопрос нет.

В постановлении о прекращении уголовного дела следователь Артур Егиев указывает: «В 23 часа 30 минут АПРК „Курск“ объявлен аварийным. Таким образом, вследствие незнания адмиралом Поповым В.А. и подчиненными ему должностными лицами конкретной обстановки после прохода кораблями авианосной многоцелевой группы района РБД-1 и невыполнения ими требований руководящих документов ВМФ, определяющих действия должностных лиц флота в случае отсутствия всплытия подводной лодки в установленное время в надводное положение, а также из-за принятия ошибочных решений в процессе ожидания всплытия подводного крейсера он был объявлен аварийным с опозданием на 9 часов. (Постановление о прекращении уголовного дела от 22.07.2002 г., с. 23».

С какого момента следствие ведет отсчет времени, не совсем понятно. Точка отсчета при таком опоздании приходится на 14 часов 30 минут. По плану учений во временном коридоре с 11 часов 40 минут до

14 часов 30 минут «Курск» должен был провести торпедные стрельбы. Значит, следствие считает, что момент, когда «Курск» надо было объявлять аварийным, приходится на время окончания торпедных стрельб.

С моей точки зрения, подводный крейсер надо было объявлять аварийным в тот момент, когда гидроакустики «Петра Великого» зафиксировали и запеленговали взрыв, который руководство учений должно было классифицировать и с учетом того, что он совпал с местом вхождения «Курска» в РБД. Даже с большим (часовым) запасом можно утверждать, что опоздание составляет минимум 11 часов.

Начальник Главного штаба ВМФ адмирал Виктор Кравченко оказался пророком. Какое по счету чувство подсказало ему послать на Северный флот телеграмму о необходимости нахождения спасательных судов в районе учений, не знаю. Кравченко словно предвидел катастрофу. К сожалению…

Статья Равиля Зарипова в «Московском комсомольце» от 07.09.2000.

Глава 7. Буи-призраки

Итак, 10 августа 2000 года в 22:30, в полном соответствии с планом учений, «Курск» вышел из губы Западная Лица и к 10 утра следующего дня прибыл в район учебных боевых действий. До 13 часов 11 августа корабль маневрировал. После получения приказа произвел пуск по назначенной цели одной крылатой ракетой «Гранит». Наблюдатели зафиксировали попадание. На следующий день, 12 августа, с 11:30 до 13:30 корабль должен был произвести торпедную атаку двумя выстрелами учебных торпед по авианосной многоцелевой группе в составе тяжелого атомного ракетного крейсера «Петр Великий», больших противолодочных кораблей «Адмирал Чабаненко» и «Адмирал Харламов».

Напомню, что в одной из практических торпед калибра 650 мм в качестве окислителя используется пероксид водорода^[30]. Этой торпедой «Курск» не стрелял с момента своего рождения, не стрелял даже на государственных испытаниях в 1994 году^[31]. И вот как изящно обходит этот вопрос генпрокурор Устинов: «Ранее, в 1997 году, на „Курске“ проводились учебные стрельбы подобными торпедами, но то были другие варианты снаряда».

А какие другие варианты? И какого снаряда?

Принципиальное отличие торпеды – виновницы гибели корабля и экипажа от всех других состояло в том, что опасность представляла не боевая часть, а компоненты горючего, которое приводило торпеду в движение. От личного состава БЧ-3 требовалось произвести ряд действий, связанных со спецификой перекисно-водородной торпеды, но об этом мы поговорим ниже.

Второй выстрел «Курска» по АМГ должен был быть произведен универсальной электрической торпедой УСЭТ-80, укомплектованной аккумуляторной батареей нового типа. Она тоже была практическая, то есть без боевого заряда. Применение этой торпеды совмещалось с контрольно-серийными испытаниями батарей. Именно этим объясняется присутствие на борту лодки гражданского лица, ведущего конструктора предприятия «Дагдизель» Мамеда Гаджиева, тело которого, как и тела двух моряков, найти не удалось, и военпреда Арнольда Борисова.

Нормативы Военно-морского флота запрещают совмещение боевых упражнений с испытаниями оружия. Это не чья-то прихоть. Согласитесь, что в ходе учений, где на первый план выходит Его Величество Результат, при проведении учебной атаки существуют определенные правила маневрирования, скоростного режима, глубины погружения подводной лодки, а при испытании торпедного оружия главная задача – получение достоверной информации об основных параметрах новой торпеды или ее компонентов. Поэтому при испытаниях для носителя (подводной лодки) создается специальный режим – скорость, глубина, расстояние до цели, а также режим движения цели. Поэтому на испытаниях цели задают конкретные параметры. В противном случае можно принять на вооружение и кота в мешке. То же самое касается испытаний зенитно-ракетного комплекса «Петра Великого» и автоматических систем управления «Адмирала Чабаненко».

12 августа в 06:08 на командный пункт поступило радиосообщение «Курска» о занятии установленного района действий и готовности к выполнению торпедных стрельб. Двумя часами позже был нанесен условный ракетный удар по надводным кораблям «противника» крылатыми ракетами, о чем в 08:51 доложено на командный пункт СФ.