Текст книги "Преклони предо мною колена"

Автор книги: Богумил Ржига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Компактаты – только маленькая уступка.

– Я приехал сюда как миротворец, а не ради компактатов.

– Народ ждет их подтверждения.

– Мы не знаем никаких компактатов. Ни святой отец, ни я. Можете вы мне показать их?

Пан Иржи колеблется. Может ли он дать в руки кардинала драгоценный документ? Но иначе дело не пойдет. Курия должна была бы знать все, что подтвердил Базельский собор.

– Достойный отец, – говорит наконец пан Иржи. – Мы посоветуемся на сейме и пошлем их вам.

– Благодарю вас.

Кардинал поднимается с золоченого кресла и наклоняет голову. Прием окончен. Гости тоже встают и направляются к дверям.

Кардинал Карвайал берет пана Иржи под руку, проходит с ним несколько шагов и спрашивает будто бы доверительно:

– Вы мне позволите не поверить тому, что вы здесь говорили?

Пан Иржи останавливается, бросает испытующий взгляд на кардинала и роняет с улыбкой:

– Среди нас тоже есть еретик.

– Как видите, – смеется кардинал и жмет пану Иржи руку на прощание.

Марек после посещения кардинала вынес следующее впечатление.

Кардинал Карвайал такой же человек, как все. И пан Иржи понял это. Разговаривал с ним как с человеком. Марек почувствовал облегчение. Мир для него стал более человечным, утратил свою незыблемую иерархию и показался почти будничным. То, что происходило в малом, например в Тынце, могло произойти и в великом – в верхах власти светской и власти церковной. Тем самым упрочивается и место Марека в обществе. И его надежды на будущее нашли еще одно основание.

И не только это. Марек видел задумчивое лицо пана Иржи. И тот из общения с кардиналом извлек для себя пользу. Что такое компактаты для римской курии и ее политики в Европе? Мало и много. Мало – как небольшое заблуждение чехов, много – как пример для других недовольных государств. Пан Иржи проник в тайну европейских связей. Постиг, что теология и политика едины. И наконец, постиг самое важное: бог в руках церкви.

Марек в конце концов рад, что он только Марек из Тынца. Он может любить от всего сердца и может со всей страстью отдаться ссоре. А это тоже кое-чего стоит. Хотя кардинал и не удостоил его особым или даже просто человеческим вниманием.

Это было однажды вечером. Марек со своей легкой конницей стоит в карауле. Их пост неподалеку от дома «У слона». Рожемберкские дружины не в силах поддерживать спокойствие в округе, где остановился кардинал Карвайал. На улицах скопление народа, множатся разные толки, люди нападают на стражников, бросаются камнями. Паны-подобои решили усилить охрану дома кардинала. Папский легат! Никто не смеет причинить ему вреда. Даже если он ведет себя как Карвайал. О компактатах он говорит с пренебрежением, слышать не хочет имени Яна Рокицана, принимает изменников и благословляет их, поощряет нападки на чашников.

Едва пробилась первая зелень, едва зацвели цветы, как пришли люди и все уничтожили. Кто виноват в этом? Никто – это божья кара. И зачем чашникам торговаться с вероломным легатом? Не произойдут ли от этого еще большие несчастья?

Марек приказывает разогнать разгневанную толпу. Он кричит, просит, напоминает, что с посланцем самого папы ничего не должно случиться. Люди слушаются, с ворчанием расходятся, но около полуночи, когда бдительность стражи ослабевает, кто-то проникает во двор, уносит колеса от экипажа легата, а священному мулу отрезают хвост.

Кардинал наконец понимает, что земля Праги горит у него под ногами. Он чувствует, что в народе зреет недовольство. Может произойти взрыв.

Кардинал не скрывает своего разочарования. Он хотел внести покой, а возбудил беспокойство. Теперь он видит только один выход – укрыться в безопасном месте. Лучше неожиданно. Он уедет немедленно, сейчас же. Пусть сегодня праздник тела господня, а он обещал, что поведет католический крестный ход и с возвышенности Града благословит золотой дароносицей весь взбунтовавшийся город. Но теперь он уже видит, что народ одержим, народ грозен. Кардиналу нужно как можно скорее пробраться через лабиринты города и отправиться на юг. Там его спасение, там солнце и милосердный бог.

Главное – уехать незамеченным. Но кардиналу, к сожалению, это не удается. Его видят новоместские мясники и вооружаются топорами, торговцы кричат, женщины визжат, случайные прохожие хватаются за мечи. Что случилось? На них налетел пчелиный рой? Дьявол в них вселился? С ума они сошли? Пока что кордон рожемберкских головорезов достаточно силен, чтобы уберечь кардинала.

Но на лужайке возле монастыря «На Слованах» процессия вынуждена остановиться. Ее догоняет отряд всадников во главе с паном Петром из Штернберка. Среди них и Пшибик из Кленове, Марек из Тынца, Ярослав из Мечкова. В чем дело? В ратуше, оказывается, спохватились: кардинал не возвратил компактаты – драгоценный документ, который вручил чешскому народу Базельский собор. Документ, который нужно хранить как зеницу ока.

– Достойный отец, компактаты при вас? – спрашивает побледневшего кардинала Петр из Штернберка.

– Да, но я не знаю, где они.

На лице перепуганного римского легата нет и следа улыбки. Той особой улыбки, которой кардинал одаривал всех в Праге. Марек хорошо ее помнит. Всегда трудно было понять, что она означает. Вежливую снисходительность? Высокомерную критику? Скрытую насмешку?

– Вы должны возвратить их нам тотчас же, – приказывает Петр из Штернберка и, чтобы слова его были более весомыми, обнажает меч. Заблестел на солнце и меч Марека, не остается в ножнах оружие и у прочих. Рожемберкская охрана в меньшинстве. Парни даже не делают виду, что будут сопротивляться. Они хотят жить.

– Взгляните на это скопище людское! Мне грозит опасность. Не забывайте, я посланец святого отца, – защищается кардинал Карвайал.

Его латынь утратила свою напевность. Она торопливая и краткая.

– Верните нам компактаты, – повторяет приказ Петр из Штернберка.

Мареку кровь ударяет в голову. Сколько времени пройдет, прежде чем кардинал поумнеет? Разве он не слышит крик народа? Не знает, что минута промедления – и полетят головы.

– Поезжайте со мной до первой смены лошадей, – сдается кардинал. – Я велю вскрыть багаж и верну вам документ.

– Поезжайте, – соглашается Петр из Штернберка, и вся процессия движется по направлению к Вишеградским воротам.

– Он хочет улизнуть от нас с этим документом, – замечает Марек.

– Тогда мы должны проститься со своей душой, – отвечает Петр.

Документ они получают только в Бенешове. Они злы как собаки, даже смотреть на кардинала не могут. Пусть едет дальше. Этот поступок они считают не приличествующим его сану; и, хотя он облачен в кардинальский пурпур, кто знает, что у него под сутаной.

На обратном пути их приветствует вся Прага. Они должны показать документ, чтобы люди поверили, что он действительно у них в руках. Католики прячутся по чердакам и подвалам.

Пан Иржи отдает приказ возвращаться обратно в Подебрады. Во дворе Бочека все вверх дном. Беготня, крики, брань, ржание коней. Бороды у людей развеваются, кони нетерпеливо переступают и прядают ушами. Нужны запасы еды на дорогу, фураж для лошадей. И снова стычка Яна Пардуса с Якубом Шиндлером. У них нет под рукой мечей, и они орудуют кулаками. Марек оттаскивает Пардуса, который упирается как молодой бычок, Ярослав из Мечкова успокаивает бешеного домовладельца тоже с помощью кулаков.

– Скряга паршивый! – рычит старый гетман. – Сам хочет все сожрать.

– Где его только пан Иржи выискал?

– Он же из монахов. Бывший послушник из монастыря святого Томаша. Потом уж примкнул к нам.

– Монах должен быть смиренным.

– Нет, уж лучше пусть ругается, – смеется Ян Пардус. – В наших интересах, чтобы на чешской земле было меньше монахов и больше мужчин.

За Прагой все собираются на Шпитальском поле недалеко от лагеря подебрадских воинов, которых не впустили в Прагу. Командует ими Ян из Гонбиц. Пан Иржи делит войско на три части. Первый отряд возвращается в Подебрады через Негвизды и Садскую. Его поведет сам пан Иржи и Ярослав из Мечкова. С ним поедет и экипаж с дамами. Второй отряд – через Чески Брод. Его возглавит Марек из Тынца, к нему же присоединится Дивиш из Милетинка. А третий отряд под началом Яна из Гонбиц останется, как и прежде, на Шпитальском поле. Марек лишь удивляется такому решению, у панов вытягиваются лица. Какая от этого польза? Пан Иржи разрешает задать два-три вопроса.

– Почему мы должны остаться на Шпитальском поле?

– Чтобы к нам привыкли пражане.

– Почему мы будем возвращаться в Подебрады двумя дорогами?

– Чтобы люди думали, что мы всюду.

– Что-нибудь происходит?

– Ничего, – говорит пан Иржи, сверкая карими глазами.

Итак, Марек выезжает со своим отрядом по направлению к Ческому Броду. Конь Дивиша рысит бок о бок с конем Марека. На одного из всадников налетает вихрь красноречия. Дивиша даже не волнует, что Бланка едет вместе с другими пани. Он радуется быстрому бегу коня, весеннему солнцу, шуму деревьев и разглагольствует о том, что они с Бланкой начнут хозяйничать в деревне Чиневес, которую ему только что купил отец. Дивиш не бросит службы при дворе Иржи. Подебрады от его нового дома близко: час езды верхом.

Мареку хочется одиночества, но вместе с Дивишем дорога не кажется такой долгой. Дивиш весел, остроумен и как-то по-особому дерзок. Явления, которые Марек преуменьшает или преувеличивает, в его устах приобретают свою естественную величину. Ко всему он прибавляет ироническое словечко, так что задумчивость Марека рассеивается и он обретает чувство, что не так уж беспомощен, что, пожалуй, справится с любой жизненной трудностью. Дивиш в конце концов устает болтать, так что хватает времени на то, чтобы и помолчать.

Въезжают в подебрадский замок. Первый отряд еще не прибыл, и Марек может пока наслаждаться весной, которая тем временем расположилась на обоих берегах реки. Все напоминает картины прошлогоднего августа и сентября: вольно несущая свои воды река, тени от облаков на ее глади, сочная листва на деревьях, возвратившиеся домой перелетные птицы с новым чистым оперением, зеленая трава, острые листья камыша, гнезда, где лежат яйца, тишина, полная ожидания, и солнце, колдовское солнце.

Марека будоражат, переполняют воспоминания, и теперь они просятся на волю. Пролетают по двору, входят в часовню, карабкаются на замковую галерею, сбегают вниз к клену, дышащему весенней прелестью. Быстрый бег крови, сердце, раскаленное добела, в голове калейдоскоп мыслей. Он ищет Анделу всеми чувствами, которыми его одарил бог, и всюду ее находит. Стоит только закрыть глаза – и он видит ее, стоит напрячь слух – и он слышит ее. Он мог бы проглядеть одну за другой все капли воды, и в каждой нашел бы блеск ее глаз, мог бы перебрать листочек за листочком на дереве, в в шуршанье каждого слышал бы ее дыхание. Клен позволил бы ему это, потому что знает их от начала и будет знать до конца. Именно он был виновником счастливых случайностей. Он отмечен сызмальства: его первая стрелка, едва пробившаяся из семечка, определенно вобрала божье дыхание.

Марек разговаривает вслух, но ему не хватает слов: река, ты знаешь форму ее тела; клен, ты помнишь ее волосы; небо, напомни мне ее глаза; солнце, сотвори ее тень; мои губы, повторите ее губы.

С этими свидетелями их любви Марек счастлив. Он знает, что Андела здесь снова появится. Не как тень, но живая, телесная...

Приглашение на обед к пани Алене. Что за этим скрывается? Вежливость или деликатное напоминание? Марек не знает, но принимает приглашение. В доме пани Алены его поражают изменения. Словно в театре, когда одно действие сменилось другим. Прежнюю строгость и суровость жизненного уклада, наверное, взял с собой в могилу покойник. В комнате, где пан Иероним принимал посетителей, неудобные стулья стоят в новом порядке, розовые изразцы печки пышут жаром, хотя с улицы проникает внутрь тепло, шелковые обои сияют красками, подушки обнимает легкий бархат, своды блещут золотом. Служанка проворна, как ящерица. Усаживает Марека и зовет пани Алену.

Пани, шурша платьем, легко и воздушно вплывает в комнату. Как бабочка. Одета в синий атлас, узкие бедра, почти детские. Ей не дано потолстеть. Срезанный подбородок создает впечатление моложавости. Даже чепец на темных волосах не кажется сидящим прочно. Он из тонкого шелка, похож на сетку. Словно вдова превратилась в девушку.

– Пани Алена. – Марек встает и кланяется.

– Вы были в Праге, – отвечает пани. – Я соскучилась.

– Мы рады, что снова дома, – улыбается Марек. Он видит ее изменившуюся внешность и чувствует, что ее беспокоит какая-то мысль. Но какая? Марек вспоминает о своем долге папу Иерониму и тут же говорит о нем пани. Он любит, чтобы все было ясно.

– Я пригласила тебя на обед, – отвлекает его пани Алена.

Однако кушанья еще не готовы, и она зовет Марека посмотреть двор и дом. Ее муж никогда ничего не показывал чужим людям. Почему бы пани Алене не похвастать? Есть чем. Амбары во дворе полны-полнехоньки зерном, мукой, крупами, вяленой рыбой, воском, медом, кореньями, черными и цветными кожами, мехами, сукнами, полотнами, деревом, оловом, свинцом, серебром. Остается отгрузить и продать этот товар. Пани Алена отворяет дубовые двери, обитые железом, и зовет Марека в помещение с двумя узенькими оконцами. Вдоль одной из стен – деревянные полки с перинами, подушками и думками на семнадцать постелей (не в суровых наволочках, а в батистовых, как бы между прочим поясняет пани Алена), около другой стены тяжелые сундуки, которые еле закрываются. Что в них? Парча, атлас, бархат, шелк, вуаль, покрывала и шлейфы. Женские пояса с красивыми застежками, браслеты, медальоны с изображением агнца божьего, ожерелья, перстни, нитки жемчуга, украшения с рубинами и бирюзой. Серебряные столовые приборы, солонки, чашки с зубцами, с плоскими крышками, кубки с чеканкой. Богатство, блеск. Му́ка для алчного сердца. Капкан для расчетливого ума.

Марек восхищается, расхваливает, обращает внимание на разные мелочи, но в душе остается спокойным и равнодушным. Пани Алена чувствует его холодность и поджимает губы. Ногти ее длинных пальцев впились в ладони. В первом туре она потерпела поражение. Признается себе в этом откровенно, ибо по отношению к себе она беспристрастна и сурова. Хотела получить преимущество над Мареком. Не удалось.

С терпеливостью опытной женщины, знающей свою цель, она приглашает Марека к столу. Рыба, приготовленная разными способами, птица, дичь, пирожки, ароматные сладости, белое вино из Австрии, красное из Италии. Марек с удовольствием ест и пьет, у пани Алены аппетит не столь хорош. Ее расчетливая уверенность несколько поколеблена. Теперь она пытается разжалобить Марека. Ей, одинокой, слабой женщине, трудно вести обширные торговые дела. Купцы так и норовят провести ее и одурачить. Ей нужен управляющий. Само собой – мужчина. Лучше молодой, образованный и способный к торговле. Не заинтересует ли Марека такая сложная работа?

– Благодарю вас, пани. – Марек почтительно кланяется, глядя в глаза пани Алене. Он видит, как они вдруг потемнели. – Я не могу принять ваше предложение. Я вернулся бы к тому, от чего я уже однажды отказался.

– Даже как компаньон? – спрашивает напряженно пани Алена, и в глазах ее вспыхивают враждебные огоньки.

– Даже как компаньон, – решительно отказывается Марек. – Купец из меня никогда не получится.

– Молодой человек должен уметь приказать себе, – холодно говорит пани Алена. Таким же тоном она уже выговаривала однажды Мареку по поводу Анделы.

Прощаются они вежливо, но сухо. О пане Иерониме не проронили ни слова. Будто с его телом отошли в землю и его заслуги. Пани Алена напоминает Мареку о долге в пять коп грошей. Он может не спешить с выплатой. Достаточно ли ему срока в четверть года? Достаточно.

Марек понимает, что внешне в отношении к нему пани Алены не изменилось почти ничего. Но в душе ее произошел скрытый, незаметный сдвиг. От возможной дружбы к враждебности.

И все же Марек рад: он сохранил свободу. Пани Алена женщина коварная. Когда пан Иероним был жив, она разыгрывала суровую монахиню. Для чего ей понадобился Марек? Теперь уж ни для чего. Марек верен своей любви к одной-единственной женщине, единственной из всех.

Вечер 24 июня в Кутной Горе. Фейерверк, стрельба аркебуз, факелы, бросаемые с башен костелов и с верхнего этажа Влашского двора, трубачи на Верхнем и Нижнем рынках. Стремление превратить кутногорскую ночь в сияющий день. Зажечь факел славы. Известить весь мир, что пан Иржи из Кунштата и Подебрад сегодня на почетном сейме выбран правителем всех чешских общин, признающих веру чашников. И что за него голосовали не только все паны-подобои, но и некоторые паны-католики: Зденек из Штернберка, Индржих из Михаловиц, Микулаш из Лобковиц, Буриан из Гудштейна.

Что привлекает их в пане Иржи? Он умеет сказать слово укоризненное и слово приветливое. Его миротворство можно признать мудрым. Он заявляет, что не следует ненавидеть своих врагов. Он выступает как государственный деятель, в котором не может ошибиться даже самый осторожный дворянин. Он может быть дерзок в своих поступках. Он жаждет свершить нечто великое. Конечно, ему не достать звезду с неба. Так высоко он не залетает. Он заботится о порядке в королевстве. А это немало.

Кавалькада чешских дворян во главе с паном Иржи. Блеск оружия и украшений, развевающиеся знамена. Триумфальные ворота, речи, поклоны, обряды. Кутная Гора может сегодня веселиться до утра. Это в ее обычаях. Однажды ей придется за это расплатиться. Но когда? Не раньше, чем на Страшном суде.

Пан Иржи подзывает к себе Марека. Сдержанным кивком. Марек оказывается бок о бок с конем пана Иржи. Доверие пана ему льстит.

– Слушай внимательно, что я тебе скажу, – поворачивает к нему голову пан Иржи.

– Да, пан, – шевелит губами Марек.

– Иди сегодня ночевать к пану Михалу из Калька.

– Благодарю, пан.

– Попроси, чтобы он открыл мне кредит.

– На какую сумму, пан?

– На самую большую, какую имеет в наличии.

– Условия?

– Чем больше сумма, тем лучше условия.

– Я имею полномочия?

– Имеешь. Требуй, как я.

Крики людей невозможно унять. Фейерверк все еще сверкает. Блуждающие огоньки факелов дразнят звезды. Но историю продвигает на шаг вперед серебро купцов. Может быть, и венгерские дукаты, пока они есть в карманах купцов.

Пан Михал внимательно слушает Марека. Лицо его серьезно. Волнение выдают только пальцы – они нервно крутят нижнюю серебряную пуговицу. Ему лестно, что Марек в чести у пана Иржи. Он чувствует, что его отличили, сделав такое заманчивое предложение. Но, как и в каждом купце, в нем существуют две личности: одна хотела бы поставить на карту все, другая советует быть осторожным. Пан Михал то бледнеет, то краснеет, прерывисто дышит. Такой случай представляется раз в жизни. Поставить на карту и все выиграть. Или так же все проиграть. Проигрыши пан Михал испытал. Сколько он их пережил. На этот раз он заслуживает выигрыша. И пан Иржи не такая уж ненадежная карта. Сегодня он выбран правителем Восточной Чехии, завтра может стать королем всей чешской земли. Сияние его звезды становится ярче.

– Что бы сделал ты на моем месте? – обращается он к Мареку.

– Дал бы в долг все, – отвечает Марек не моргнув глазом, словно речь идет о пучке перьев.

– Ты веришь пану Иржи?

– Пан Иржи верит мне.

Пан Михал задумывается. В его голове выстраиваются столбцы цифр. Он подсчитывает, подытоживает. Сумма ему кажется невероятной. Он должен спокойно и терпеливо пересчитать. Он не имеет права столько дать. Марек ведет себя все еще как рыцарь, хотя рыцарские времена уже прошли. Или как монах, который гордится своей бедностью, хотя в монастырях всего мира бедность давно уже вытеснена богатством.

– Хватит тысячи коп? – спрашивает пан Михал.

– Это большие деньги, – отвечает осторожно Марек. – Но для пана Иржи их, возможно, будет мало.

– Дурачок, – напускается на него пан Михал. – Надеюсь, ты не думаешь, что он обращается за деньгами только ко мне.

– Возможно, – допускает Марек. – Говорят о военных походах, а это поглотит много денег.

– Я не спрашиваю тебя, против кого пан Иржи собирается выступить.

– А я этого и не знаю, – улыбается Марек, потому что уверен, что говорит правду.

Пан Иржи старается ни с кем не ссориться, хотя это не всегда удается. У него, например, давно сидит в печенках пан Бедржих из Стражнице. Или тот же пан Колда из Жампаха, который не по праву завладел находским замком. Но это лишь одиночки волки, которые нет-нет да куснут. Серьезный соперник Иржи – только рожемберкская партия. Однако в адрес Олдржиха из Рожемберка пан Иржи посылает любезные и лестные для него слова. Возможно также, что неприятеля нужно искать за пределами страны.

– Меня интересует только, выиграет ли пан Иржи.

– В этом никто не сомневается! – восклицает Марек.

– Наверное, я должен кое-что прибавить к этой тысяче коп, – вдруг решается пан Михал. – Я могу пойти на две тысячи.

У него свои мечты. Он хотел бы каким-либо способом внести свою лепту в развитие торговли, образования, в создание справедливых отношений между людьми, в спокойную жизнь своих сограждан.

– На каких условиях?

– Не ставлю никаких условий.

– Отец! – От восторга Марек прямо подскакивает на стуле.

– Подожди, – сдерживает его пан Михал. – Я охотно стал бы в Кутной Горе королевским управляющим монетным двором. Разумеется, не сегодня, а в свое время.

– Я восхищаюсь вами. – Марок быстро трезвеет.

– Мы можем заключить эту сделку? У тебя есть доверенность?

– Есть.

– Но на документе должна быть подпись пана Иржи.

– Она там будет.

Марек покидает отца и не знает, доволен он тем, как отец решил поступить, или немного разочарован. Скорее всего, оба чувства одинаково сильны. Но что зависит от Марека из Тынца, который хотел бы видеть мир лучшим, чем он есть? Пан Иржи нуждается в деньгах, и немедленно. И они у него будут. А с должностью королевского управляющего монетным двором можно повременить. Кто знает, что еще может случиться.

Спускаясь по лестнице, Марек невольно оборачивается – он чувствует на себе пристальный взгляд. Наверху стоит пани Иоганна в красной шляпе и дорогом платье с вышивкой на груди и рукавах. Она поспешно отворачивается, словно Марек ее совсем не интересует.

Они останавливаются ночевать в Либице, чтобы не испортить торжественный въезд в Подебрады. В десять часов утра они появляются наконец на площади города. Их встречают коншелы с аккуратно подстриженными бородами, в праздничных одеждах, толпа горожан, слышатся речи, приветственные крики, звучание труб. Уставшие кони беспокойны, рвутся в свои стойла. Пан Иржи вежливо улыбается и кратко благодарит. Снова искры из-под лошадиных копыт и облачка пыли за их хвостами. Кавалькада въезжает по подъемному мосту во двор замка. Там стоят пани Кунгута с пани Поликсеной, дети, слуги, ремесленники, конюхи и часть замковой дружины. Священник Ян Маха приветствует нового господина земского управляющего чересчур закрученными фразами. Он начинает речь витиевато и запутывается в дебрях своего красноречия так, что никак не может закончить.

Марек устало прикрывает глаза, но вдруг замечает позади пани Поликсены ту, которая имеет самое большое право на его внимание, – Анделу. Она стоит в стороне и, пожалуй, напоминает звезду, слегка затянутую облаком. Но это она. Марек замечает, что с прошлой осени она повзрослела, что красота ее получила какие-то новые неуловимые оттенки. Марек взволнован.

Их взгляды встречаются. Глаза Анделы выдают ее тайны, Марек передает ей на расстоянии свои беспокойные мысли.

«Никто не видит твою красоту, только я принимаю ее в объятия», – шепчет Марек неслышные слова.

«Моя сила в твоих объятиях», – отвечает Андела.

«Я испытываю к тебе бесконечную нежность».

«Я хочу слышать вместе с тобой шум листьев и плеск воды».

Священник наконец находит подходящую фразу, после которой может замолчать. Он даже повеселел. Всадники соскакивают с коней и обнимают своих жен. Пан Иржи – пани Кунгуту, пан Ярослав – пани Поликсену – словом, каждый свою. Марек может подойти к Анделе, потому что пана Иржи окружили тесным кольцом. Он для всех теперь лицо еще более значительное, чем был. Он облечен доверием большинства именитых чешских панов. С сегодняшнего дня он обладает более сильной властью. Он может принимать даже заграничных послов, назначать налоги, созывать войска. Что же он сделает прежде всего? Прежде всего он должен отдохнуть.

Марек жмет Анделе руку и что-то ей говорит. Слова его сбивчивы, но Андела все понимает. В ее пожатии спокойствие, правда, верность и, пожалуй, воля. Марек избавляется от сомнений, и сердце его наполняется доверчивостью.

Вечером они встречаются у своего клена на берегу Лабы. В глазах Анделы отражается отблеск зеленых листьев, весеннего неба. В глазах Марека – зеленые волны и белые облачка. Они говорят о любви и верности. Сегодня они оба отдаются счастью новой встречи. Заботы, которые ждут их в будущем, сейчас отбрасываются.

– Наше дерево, – говорит Андела и смотрит на ветку, где сидят птицы. – Куда указывает эта поющая ветка?

– На самые синие дали.

– Там наша с тобой жизнь.

– Там ждет случайная смерть.

– Но нас обоих, – улыбается Андела. Мысль о смерти вместе с любимым ей так же сладка, как мысль о жизни с ним.

Марек обнимает ее и жадно целует, чтобы утвердить торжество жизни, пока она полна сил и любви. Он что-то шепчет ей сначала на одно ухо, потом на другое. Кто понимает его? Наверное, только Андела. Я искал тебя здесь, и все мне помогали: тебя приносила река, клен нашептывал о тебе, солнце ласкало тебя, звезды тебя стерегли, камыш прятал тебя.

– Какие у тебя манящие губы, – шепчет Марек, любуясь линией ее рта.

– Чтобы ты мог их целовать.

– И рука у тебя горячая.

– Потому что она хочет соединиться с твоей, – говорит Андела нежно и думает, как было бы хорошо на свете, если бы все соединилось: женщина и мужчина, ночь и день, храбрость и страх, солнце и тень, вода и огонь, жизнь и смерть. Осталась бы только любовь.

Все с ними ласковы и добры. Пани Кунгута не так строга, Ян Пардус щурит глаза, пан Иржи словно ничего не видит, пани Поликсена даже благоволит им. Должно быть, чувствуют их счастье, должно быть, предвидят, что будущее их не благоприятно. У Марека будто исчезла вся сила разума. В эти жаркие июльские дни он живет только чувственной жизнью. Ему хочется одарить существо, которое вызывает в нем столь большую любовь. Посылает ей покроутки[11]11
  Сладкий рулет.


[Закрыть] и пряники, духи и красивый гребень из слоновой кости. Андела счастливо улыбается и причесывается по пять раз на день.

Пани Кунгута даже помогла им устроить поездку в Чиневес – погостить у молодых супругов, Дивиша и Бланки. Их сопровождают четыре бородатых воина, чтобы охранять по дороге от возможных нападений.

Отправляются они рано утром. На траве еще блестит роса, солнце купается в Лабе. То зажужжит шмель, то пролетит быстрая птица. Мир полон звуков. Кони мчатся словно на крыльях. В Мареке бродит молодая кровь, но при взгляде на Анделу он успокаивается: без сомнения, она любит его. Андела скачет рядом с ним в мужских штанах – живая, теплая и радостная. Конь подбрасывает Анделу, дорога ее качает, деревья приветливо кивают, цветы источают аромат, земля словно ликует, что по ней скачет Андела.

Они едут довольно долго, погруженные в сладостное молчание, понимая друг друга без слов. Но без слов не обойтись. Между Яном Смиржицким и его дочерью идет скрытая борьба. Андела вместе с матерью расторгли помолвку. Это неслыханное событие. Отец подыскивает нового жениха. По его мнению, дочь достаточно взрослая для замужества. У Анделы только одна надежда: она ждет, что Марек защитит ее от всякого зла. Сделает ли он это?

Марек закусывает губы. Чувствует свою беспомощность. У него лишь одна перчатка, которую он может бросить в лицо судьбе. Единственный жест, который точно отделяет будущее от прошлого. Попросить подебрадского священника Яна Маху, чтобы он совершил таинство брака, чтобы сделал их мужем и женой, которые уже никогда не разлучатся? Андела пугается, дрожит и не может вымолвить ни слова. Как это возможно? Без ведома родителей? Без их согласия? Но достаточно одной искры, чтобы представить себе будущее счастье. Хворост опасений вспыхивает и вдруг падает пеплом. У будущего настежь открытые двери. В Анделе прорастает радость, сначала маленькая, а затем она наливается в бутоны и расцветает на ее лице в счастливую улыбку.

«Марек, – шепчет она про себя, – Марек!»

В Чиневеси они сразу же находят домик Дивиша. На него указывают пальцы всех прохожих. На лицах крестьян услужливость и веселое любопытство. К Дивишу и Бланке здесь, видно, хорошо относятся. Пока им не построят каменный дом, они живут в обыкновенной избе. И выглядят они, как крестьяне. Дивиш перестал быть модным франтом и ходит в серой куртке, но, как и прежде, высоко держит голову. Открытое красивое лицо как бы говорит: «Впервые в жизни обо мне ходит хорошая слава». Счастье научило его доверять миру.

Бланка в простом полотняном платье с высоким лифом. Глаза ее полны смеха. Что она, забавляется? Или и в самом деле чувствует себя крестьянкой? Все видят, что этот наряд ей очень идет. Андела быстро проникается деревенской атмосферой и вскоре тоже переодевается в крестьянское платье.

На улице становится тепло. И кажется, что это не только от солнца, но и от радости, переполняющей сердца молодых женщин. Охрана располагается прямо на траве в саду. Обе молодые пары сидят за столом в тени огромных ясеней. Хлеб, масло, молоко, медовое вино, веселые шутки, будущее, полное надежд, жизнь кажется им безграничной. Марека со смехом вталкивают в бревенчатую избу, крытую досками. Оттуда он выходит тоже в крестьянской одежде. Могли бы они так вот жить вместе? Конечно! Еще со времен Иисуса Христа с бедностью соединена милость божья.

После обеда все четверо отправляются в ближайший Дымокурский лес. Это девственный лес. Деревья почти до неба, огромные валуны, заросли ежевики, кусты молодого папоротника, на каждой травинке капли росы. Свежий пьянящий воздух, влажный запах прелого листа. На полянах все ароматы мира. Дни здесь, возможно, и христианские, но ночи остались, безусловно, языческими. Как иначе мог бы светить месяц из чистой старой меди?

Пары расходятся в разные стороны, но так, чтобы можно было услышать друг друга. Каждая отправляется за своей тайной. Марек с Анделой испытывают стремление остаться наедине и даже превратиться в другие существа, с другими характерами. Забыть о прошлом или вообще его зачеркнуть. И начать все с самого начала. Они понимают друг друга, потому что один без другого не может жить. Одиночество им невыносимо. А в обществе других людей они пока не смеют показываться. Кто им благоволит? Может быть, ангелы? А может, перед ними раскрылась вечность? Теперь они смогут со спокойной совестью предстать перед священником Яном Махой.